Текст книги "Мастерская: Галерея спящих"

Мастерская: Галерея спящих
Сомкни глаза, чтобы стать нарисованной
Бахор Рафиков

© Бахор Рафиков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

– А мы переходим к прогнозу погоды. Для тех, кто надеялся на жаркое солнечное лето, ситуация неутешительная: ближайшие две недели в Санкт-Петербурге ожидаются проливные дожди с грозами и ветром. Антициклон с востока обошел стороной нашу область и движется…

Указательный палец опустился на красную кнопку пульта, окунув комнату в тишину, сопровождаемую гулким стуком капель дождя о стекло. Поднявшись с кресла, он вышел из комнаты и неспешным шагом двинулся по длинному коридору. Стук каблуков его темно-синих туфель отзывался эхом со стен, украшенных старинными канделябрами со свечами. Свернув в гостиную, он остановился перед большой картиной, прислоненной к стеклянному шкафу. Нижняя ее часть была все еще закрыта бумагой, как будто ее не успели распаковать. Рука сорвала ее остатки, зеленые глаза сузились, разглядывая каждый мазок, нанесенный на холст.

На поляне, окруженной каскадом сосен, лежала девушка в легком белом сарафане. Ее умиротворенное лицо было настолько красиво и естественно, что, глядя на него, не возникало недоразумения, почему девушка спит одна в лесу. Все выглядело так, как и должно быть. Он долго смотрел на картину, и его лицо на протяжении минуты меняло одно выражение за другим: то восхищение, то печаль; то нетерпение, то жалость. Наконец, после недолгой борьбы, на нем застыло лишь одно.

Презрение.

В воздухе сверкнул кинжал. Лезвие полоснуло по холсту с одного края до другого, затем еще раз, и еще, до тех пор, пока от картины не остались лишь свисающие с деревянной рамки лохмотья. Отбросив холодную сталь в сторону, он развернулся на каблуках и подошел к столу. Ладонь его прошлась по страницам газеты, зеленые глаза с мертвым равнодушием бегали по заголовкам. Вскоре пальцы коснулись фотографии молодого парня в сером шарфе, стоявшего на фоне картин.

«Выставка работ питерского художника Александэра, суббота 12 июня»

Странный блеск появился в его глазах. Губы медленно растянулись в улыбке. Кинув последний взгляд на фотографию в газете, он вышел из гостиной, оставив после себя лишь эхо своих шагов.

Глава 1

Ночь. Тьма вновь взяла город в свою власть, окутав его окрестности черной бархатной шалью. Звезды были небрежно разбросаны на ночном небе, изредка отрываясь со своего места и падая вниз, в мир людей, и исчезая там же. Хрустальный полумесяц робко освещал крышу пятиэтажного дома, на которой в неспешном вальсе кружилась молодая пара. Подолы их плащей развевались на ветру и тщетно стремились слиться во мраке, терявшем свою силу при свете луны. Неподалеку от них стоял граммофон, откуда доносилась чудесная музыка, смешивающаяся иногда со звонким смехом Вероники. Когда мелодия, наконец, канула в объятия ночной тишины, Франц поклонился своей партнерше и поцеловал ее ладонь. Девушка в ответ просто обняла его. Так они и простояли несколько минут, не говоря друг другу ни слова. Затем оба сели на выступающий край крыши, обратив взоры на огни ночного города.

– Преподаватель точно меня убьет, если узнает, что я стащила эту штуку, – весело прошептала Вероника, кивнув на граммофон позади них.

– Поэтому тебе нужно перестать ее брать.

– Как же? Я думала, что тебе понравился наш небольшой ночной бал… Мы можем устраивать подобное каждый день…

Франц повернулся к девушке и взял ее за плечи.

– Послушай, Вероника… я ценю все, что ты для меня делаешь… но пора тебе уже перестать вести себя так, будто я в любую минуту могу упасть в обморок и не очнуться.

– Франц…

– Нет, выслушай меня. Я знаю, что эта жизнь не для тебя. Знаю, что все это ты делаешь для того, чтобы я чувствовал себя здесь так же, как в своем воображении. Но прошел уже год с тех пор, как я очнулся. У меня не было ни одного приступа и тем более никаких видений. И, если ты, конечно, действительно сидишь сейчас здесь, рядом со мной, а не являешься плодом моего воображения, то я могу с уверенностью сказать, что со мной все в полном порядке.

Вероника улыбнулась.

– Поэтому, я хочу попросить тебя не искажать свою жизнь попытками изменить мою. Я выбрал этот мир. Я выбрал тебя.

– О, Франц, – прошептала девушка, обнимая юношу. – Хорошо… я буду такой, какая я есть.

Она подняла голову и хитро посмотрела на него.

– Но, хочу предупредить, что тебе это не понравится!

– А это уже мне решать, – рассмеялся Франц, потрепав ее по волосам. – И, кстати, раз уж мы договорились жить без притворств, то… я бы хотел пойти с тобой на твою выпускную вечеринку.

– Франц… ты ведь понимаешь, что там…

– Да, да, я знаю, что будет много народу, громкая музыка, алкоголь и прочее. Коротко говоря, совсем не место для писателя. Но… я ведь теперь таковым не являюсь, верно? Значит, небольшая смена обстановки будет очень даже кстати.

– Брось, я не думаю, что твой творческий перерыв растянется на всю жизнь. Просто ты еще не пришел в себя после… после комы.

– Вероника, пора взглянуть правде в глаза. Я давно пришел в себя. Честно говоря, я еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Но за этот год я не написал ни строчки. Все издательства порвали со мной контракты, а выпущенные две книги были похожи на праздничный фейерверк: громко прогремели и тихо растворились в воздухе, забытые всеми, кто их видел. Нужно признать, что моя карьера писателя закончена. Они не нужны этому миру. Зато нужен…

Он достал из внутреннего кармана плаща визитку.

– …курьер Федор!

Вероника удивленно взяла в руки визитку, вперившись взглядом в маленькую фотографию Франца.

– Что за бред? Ты устроился курьером?

– Завтра мой первый рабочий день.

– Но почему Федор?

– Ну… мое имя посчитали чересчур экзотическим для такой должности… Да-да, у меня была похожая реакция, – поспешно добавил парень, заметив отвращение на лице Вероники при чтении имени на визитке, – но что поделать, иногда приходиться играть по чужим правилам.

– Боже, Франц, ну это же совсем не твое! Какой курьер? В книжных магазинах до сих пор продаются твои книги, а ты собираешься колесить по городу и раздавать посылки кому ни попадя?

– У меня будет свой велосипед, – гордо заметил Франц.

– А будешь ли ты счастлив на своем велосипеде? Будешь ли ты испытывать те же чувства, что и при написании книги?

– Вероника, ты не понимаешь. Я не могу вернуться к писательству. Работа над книгой подразумевает работу со своим воображением. А я не хочу больше иметь с ним каких-либо дел.

– Вот! Ты боишься вновь погрузиться в него! Этот страх и подавляет твой творческий потенциал! Но как ты собираешься жить без воображения? Оно есть даже у самых «пустых» людей!

– Оно у них не такое, как у меня!

– Посмотрите на него! Обладатель «неповторимого» воображения! Может быть, ты вообще единственный писатель в этом мире? А остальные так, играются? Почему они могут использовать свой внутренний мир в случае необходимости и не «падать» в него, а ты нет?

Франц сузил глаза. Его бесило и в то же время восхищало, что Вероника умела дерзко его отчитывать с улыбкой на лице. И, самое главное, с ней действительно невозможно было спорить.

Девушка встала и с наигранной высокомерностью посмотрела на Франца свысока.

– Так что, курьер Федор, мы еще вернемся к этому разговору. А теперь извольте проследовать со мной в мастерскую и испить чаю с нашим все еще творческим – в отличие от некоторых – общим другом Александэром.

Вероника развернулась на каблуках и направилась к люку, ведущему вниз, на пятый этаж. Франц усмехнулся и, взяв в руки граммофон, последовал за девушкой.

***

Холодное, безжизненное тело мужчины обмякло на стуле, освещаемое настольной лампой. В кабинете было много народу, в основном криминалисты, которые осматривали пространство в поисках каких-либо улик. Один из них внимательно изучал жидкость в стакане, оставшемся на столе.

– Ну что, Константин, какие предположения? – устало произнес полный мужчина, подходя к столу, над которым склонился молодой парень.

– Нужно отправить на анализ оставшееся содержимое стакана и сделать вскрытие тела, чтобы знать наверняка, но… все признаки аконита на лицо.

Мужчина выругался. Константин внимательно посмотрел на него.

– Вы же понимаете, что этим же ядом отравили Владислава Развро полгода назад?

– Ох, вот только не надо опять… Я все прекрасно помню.

– И в том преступлении обвинили…

– Я знаю, к чему ты клонишь! Но парень признал свою вину, и нам это было только на руку! Убийство сына такого влиятельного человека… дело нужно было закрывать поскорее.

– Предоставив настоящему преступнику свободу для дальнейших действий?

Мужчина угрожающе приблизил к нему свое багровое лицо.

– Попридержи язык. В моей работе нужно делать не то, что правильно, а то, что необходимо. А в твоей? Каковы твои обязанности?

Константин сжал губы, словно подавляя желание продолжить спор.

– Находить улики, – прошептал он.

– Что-что? Я плохо тебя расслышал.

– Находить улики!

– Верно. Так что упрись носом в этот стол и ищи дальше.

Мужчина отошел от парня. Константин взглянул на стакан в своей руке, в котором переливалась прозрачная смертоносная жидкость, и на его лбу залегла глубокая морщина.

***

Франц поднимался по грязной лестнице в сопровождении надзирателя тюрьмы. Знакомый узкий коридор без окон тянулся вдаль, к железной двери. Однако в этот раз что-то явно было по-другому.

– Вы включаете для заключенных музыку? – спросил у надзирателя Франц, когда его ухо перехватило мелодичные нотки.

– О, нет. Они сами играют ее.

Франц опешил.

– Что?

– Это происходит уже давно… вы просто раньше приходили в другое время и не слышали… ваш друг… в общем, сами увидите, – усмехнулся надзиратель, открывая парню дверь. Франц перешагнул порог и оказался в следующем коридоре, по обе стороны которого располагались тюремные камеры. Но что это… за решетками сидели заключенные в своей невзрачной серой одежде, собравшись в кучки и сжимая в руках различные музыкальные инструменты. Кто-то перебирал пальцами по струнам гитары, кто-то дул в саксофон, были и те, кто издавал знакомые Францу визгливые мелодии скрипки. Отличился от всех, разумеется, Антуан: почти все пространство его камеры занимало большое пианино, а сам маэстро сидел за ним в окружении десятка заключенных и неистово проносился пальцами по клавишам, выдавая на удивление недурную музыкальную композицию. Недурную, но настолько неоднозначную и странную, что точно можно было понять, что ее автор слегка не в себе. Впрочем, Антуана это мало волновало: каким-то образом он заставил всех этих людей замереть возле него и зачарованно смотреть, как его пальцы прыгают по белому и черному.

– Антуан, на выход, – громко окликнул его надзиратель, на лице которого, тем не менее, застыло умиление. Музыкант поднял на него голову, увидел рядом Франца и улыбнулся.

– Практикуемся, практикуемся! – прикрикнул Антуан на заключенных, следуя за надзирателем и Францем по коридору. Через минуту он уже сидел в небольшой комнатке за столом напротив своего друга.

– Пятнадцать минут, – сказал им надзиратель и вышел за дверь.

Франц посмотрел на Антуана и развел руками.

– Что это такое?

– Тебе понравился мой маленький оркестр? Знаю, над ними еще работать и работать, но темпы их овладения игрой меня радуют.

– Антуан, но как?

– О, брось, ты же меня знаешь… я сразу понял, что нужно что-то менять в этом месте, как только перешагнул его порог. К сожалению, некоторые вещи изменить я не в силах, – он с досадой посмотрел на свою серую форму, – как же я скучаю по своей черной одежде, своему плащу…

– Антуан! У нас пятнадцать минут!

– Да, да, точно… в общем, мою идею начальник тюрьмы принял довольно тепло. Старые музыкальные инструменты было несложно найти, а пианино уже было в тюремном подвале. Чем еще здесь заниматься, если не музыкой? Смотреть в стену? Я предложил идею получше, и ее охотно подхватили. Только представь – у тебя есть двадцать четыре часа в сутки, чтобы практиковаться в игре на музыкальном инструменте. Неудивительно, что большинство из них уже довольно сносно бренчат…

– Я не верю, что им это действительно интересно.

– А зря. Если перед тобой встанет выбор, как провести следующий день, то что ты выберешь? Пролежать до вечера на койке или сделать себя чуточку лучше? Пребывать под гнетом тюремной тишины и проходящей мимо жизни или же окунуться в сладостные звуки…

– Все, все, не начинай, я тебя понял, – поспешно проговорил Франц, улыбнувшись. – Просто все это как-то… невероятно.

– О, нет, друг мой, невероятно то, что, в случае успеха, наш тюремный оркестр даст свой первый концерт в одном из домов для детей-сирот. Да-да, не смотри на меня так… я знаю, что эта идея встретит волну критики со стороны большинства людей. Но, только подумай… если все-таки у нас все получится… люди поймут, что и среди заключенных есть добрые люди, заслуживающие того, чтобы иметь возможность подарить хорошее другим. Путь к искуплению начинается с первого доброго дела.

– Антуан, я все понимаю. Но там, за этой дверью, сидят убийцы, насильники и воры. Это безумие – позволить им покинуть тюрьму даже на несколько часов, чтобы провести какой-то сомнительный концерт! А если что-то пойдет не так?

– А ты представил, что мы будем бегать в толпе детей без наручников и играть с ними в прятки? Франц, там будет куча охраны. И, раз на то пошло, я один из них. Я – убийца. Но ты прекрасно знаешь, что я никогда не причиню вреда маленьким беззащитным детям.

Франц потупился.

– Конечно, знаю. Ты вообще не должен был оказаться здесь. Это все моя вина.

– Ты опять за свое…

– Я никогда не прощу себя! Развро нужен был я, а не ты. Из-за меня ты совершил убийство и сидишь теперь здесь.

– Франц, я уже неоднократно говорил тебе это и скажу снова: это был мой выбор. Ты здесь ни при чем. Я должен нести ответственность за свои деяния.

Франц хотел было возразить, но Антуан прервал его:

– У нас мало времени, помнишь? Лучше скажи мне, как там Александэр.

– Весь в заботах о своей предстоящей выставке. Смазывает чем-то свои картины, чтобы лучше блестели, рисует новые. В мастерской уже нет свободного места: все стены обвешаны его работами, посередине комнаты стоит стремянка, чтобы он мог рисовать на потолке – так, видите ли, у него открывается новое видение на свои рисунки…

– Представляю, как он волнуется, – с улыбкой покачал головой Антуан. – Про Веронику спрашивать не буду – она была здесь всего день назад. И, знаешь, то, что она мне рассказала, заставило меня серьезно волноваться за тебя.

– О, нет, и ты знаешь об этом…

– Курьер Федор? Знаешь, за всю свою жизнь я еще так не хохотал. Меня даже хотели увести в медпункт и дать успокоительного. Но теперь я не знаю, продолжать ли смеяться над твоей креативностью, или начать плакать от твоего безумия.

– Знаешь, кто бы тут говорил насчет безумия, – пригрозил ему пальцем Франц, указывая на стену, из-за которой доносились хаотичные звуки музыки. – И, кстати, мне непонятно одно: почему пианино? Я думал, ты верен скрипке до конца жизни.

– О, скрипка всегда останется для меня нечто большим, чем просто инструментом. Но пора идти дальше. Я использую каждый предмет, человека или ситуацию до того момента, пока тот себя не исчерпает. Когда я понимаю, что познал всю красоту определенной вещи и большего получить от нее я не в силах, то ищу что-то новое.

– И, как обычно, ты далеко готов зайти в поисках новых ощущений.

Антуан улыбнулся.

– Ты даже не представляешь, насколько.

Глава 2

Александэр, нервно заламывая пальцы, шагал туда-сюда по большой комнате с белыми стенами, увешанными его работами. Это была аудитория его университета, любезно предоставленная ректором для проведения выставки молодого художника. Уровень любезности прямым образом зависел от толщины денежной пачки, которую Франц, несмотря на протесты Александэра, снял со своего банковского счета. Это были последние деньги, оставшиеся от продажи книг, но писателю не было до них никакого дела, и он был даже рад поскорее избавиться от них. Деньги напоминали ему о его книгах, книги напоминали ему о вражде с Владиславом Развро, а образ Развро ассоциировался у него с убийством, совершенным Антуаном. Поэтому, чем короче была эта порочная цепочка, тем лучше.

Франц, одетый в свой лучший костюм, зашел в помещение, сразу же оказавшись в объятиях Александэра.

– Я так волнуюсь! Я уверен, что что-то обязательно пойдет не так! Почему никого нет?

– Александэр, сейчас полдень. Выставка официально начинается через полчаса. Успокойся и поправь свой шарф. Скоро Вероника подойдет, она обещала прихватить с собой несколько друзей из музыкальной группы.

– Что? Музыканты? Они же неумолимые критики! Вспомни Антуана!

Франц возвел глаза к небу, стараясь собраться с силами на ближайшие два с половиной часа. Александэр принялся ходить от картины к картине, останавливаясь у каждой из них и пытаясь найти какие-нибудь изъяны. Вскоре, замерев у пейзажа деревенского дома на холме, он вскрикнул.

– Здесь нет трубы! Я забыл нарисовать трубу на крыше!

– Брось, Александэр, никто и не заме… – начал Франц и прервался, когда художник бросился к саквояжу, достал оттуда коричневый бочонок краски и кисточку и вернулся к картине. – Серьезно? За десять минут до начала?

– От этого может зависеть вся моя дальнейшая жизнь! – прошептал художник, аккуратно делая тонкий мазок на холсте. – Прикрой меня, Франц! Вдруг кто-нибудь зайдет.

В коридоре действительно послышались шаги; Франц встал так, чтобы загородить собой рисующего Александэра. В зал вошли несколько человек преклонного возраста.

– О, мы первые! – воскликнула женщина в шляпке с широкими краями, оглядевшись вокруг.

– Прошу вас, – поприветствовал посетителей Франц. – Проходите. Художник скоро подойдет.

– Надеюсь, надеюсь, – сухо произнес пожилой мужчина, подозрительно косясь на того, кто маячил за спиной Франца. – Очень хотелось бы побеседовать с ним лично. Некоторые его картины просто вопиющим образом похожи на мои.

– Да как он смеет! – прошипел Александэр, оторвавшись от картины. – Все мои работы уникальны!

– Тише ты! Еще не хватало устроить скандал прямо во время выставки. Он поворчит и успокоится.

– А моя гордость останется растоптанной его сапогами несправедливости.

– Знаешь, сапог, заканчивал бы ты уже со своей трубой. Тут еще люди пришли.

В самом деле, посетителей становилось все больше и больше. Тут были и студенты университета, знакомые с Александэром лично; его преподаватели и бывшие заказчики работ; было немало и совсем незнакомых людей, узнавших о выставке, вероятно, из объявления в газете или из интернета. Вскоре подошла и Вероника с доброй дюжиной своих друзей и подруг из музыкального коллектива. Один из них, красивый блондин с небрежно наброшенным на плечи шарфом, шел по залу, словно по бордюру тротуара, и уже издалека можно было услышать его запальчивый голосок:

– Вероника, надеюсь, это мероприятие стоит того… мне ведь нужно распеваться, да… и каждые полчаса мне нужно глотать кусочек масла, чтобы смазывались мои голосовые связки… да… у меня есть один кубик в кармане, но, боюсь, он уже растаял…

Вероника, подходя к Францу, демонстративно возвела глаза к небу и обняла парня.

– Франц, это Эдуард, мой коллега по хору. Не суди по нему обо всех моих друзьях, – прошептала девушка ему в ухо.

– И лишить себя такого удовольствия? Ну, уж нет, – злорадно улыбнулся Франц. – Приветствую, Эдуард!

– Привет, привет, – закивал тот, протягивая Францу пальчик и осматривая ближайшие картины. – Ну… неплохо, неплохо… правда, размашистые густые мазки выдают еще незрелую, нетерпеливую натуру, которая еще не определилась в этой жизни…

За спиной Эдуарда вырос Александэр, и, судя по его лицу, он был в шаге от того, чтобы завязать шарф друга Вероники вокруг его шеи в тугой узел.

– Александэр! – радостно воскликнула Вероника, обнимая художника. – Чудесная выставка! Не думала, что здесь будет столько людей!

– Да… я тоже, – процедил сквозь зубы Александэр, не сводя маниакального взгляда с Эдуарда. – В любом случае, я рад, что вы все здесь собрались! Сейчас я буду произносить вступительную речь, попрошу меня извинить.

Он нырнул в толпу и исчез там; Вероника, улыбнувшись Францу, присоединилась к своим друзьям, столпившимся возле одной картины. Мимо начали сновать одногруппники Александэра, подрабатывавшие здесь сегодня официантами. Франц принял от одного из них бокал сока, и не успел коснуться губами стекла, как кто-то перехватил его руку.

– Не стоит этого делать.

Франц удивленно посмотрел на парня в бежевом пальто, который с серьезным видом стоял возле него.

– С какой это стати?

– Просто небольшая предосторожность. Отойдем?

Франц взглянул на Александэра, который встал на возвышение, готовясь к приветствию.

– Мой друг сейчас будет выступать с речью…

– Это касается Антуана.

Франц настороженно взглянул на парня. Молча кивнув, он последовал за ним в коридор, где было тише, чем в зале. Остановившись у окна, парень повернулся к нему.

– Меня зовут Константин. Я криминалист из отделения полиции по этому району города. Это я работал с делом Владислава Развро.

– Я думал, в том деле все понятно.

– Оказалось, не совсем. Как вы знаете, Развро был отравлен в собственном доме. В его бокале вина обнаружили беспрецедентную дозу аконита. Он скончался почти мгновенно.

– Вы рассказываете мне то, что я слышал уже множество раз.

– Дослушайте меня. Вчера таким же образом был убит еще один человек. Николай Алферов, писатель-фантаст. Яд в бокале джина. Снова аконит.

Франц нахмурился.

– Антуан сидит сейчас в тюрьме. На что вы намекаете?

Константин задумчиво постучал пальцами по подоконнику.

– Самому не верится, что говорю это, но… похоже, что Антуан не совершал преступления.

– Что?

– Действия преступника имеют последовательный, логичный характер. Он убил двух писателей. Развро и Алферов были одними из лучших, хоть и писали в отличных друг от друга жанрах. Я изучил досье Антуана вдоль и поперек. Уж кто-кто, но он точно не похож на убийцу, имеющего зуб на писателей. И вряд ли у него есть сообщник. Нет… тут действует кто-то другой.

Францу показалось, что весь мир поплыл перед его глазами от потока нахлынувшей информации.

– И есть еще кое-что… пытаясь понять, что связывает этих двух жертв, я наткнулся на «Золотое Перо».

– Что это?

– Это сайт, на котором размещен рейтинг самых популярных писателей Петербурга. Несмотря на то, что ваши книги нанесли удар по карьере покойного Развро, он все еще остается номером один в этом списке по объему продаж своих книг. На втором месте – Алферов. На третьем – Карина Лорс, которой я уже позвонил и предупредил об опасности… А на четвертом месте… вы, Франц.

Константин мрачно посмотрел на него.

– Я не знаю, каким принципом руководствовался убийца, личной неприязнью или чем-то иным. Но я советую вам быть осторожнее, Франц. В этом деле пока больше вопросов, чем ответов. Но, кем бы ни был преступник, он явно метит свою кровавую карту на основе рейтинга этого сайта. А вы там далеко не последний.

Он застегнул свое пальто и, вытащив из кармана визитку, положил ее на подоконник.

– Я не частный детектив и мне не следует заниматься этим делом. Но я криминалист, и, будучи свидетелем этих двух убийств, чувствую, что здесь что-то неладно. Звоните мне в любое время.

Константин двинулся к лестнице и, спустившись на несколько ступенек, вновь повернулся к Францу.

– И знаете… будь я на вашем месте, я бы начал распутывать этот клубок с вашего длинноволосого друга.

– Почему?

– Зачем признаваться в убийстве, которого ты не совершал?

Разведя руками, он скрылся за лестничным пролетом, оставив Франца в смятении стоять у окна.