Текст книги "Мастерская: Галерея спящих"

***

Выставка подходила к концу. Посетители постепенно покидали зал, официанты убирали пустые бокалы со столиков, а сам виновник торжества еще разговаривал с кем-то из гостей. Пожав, наконец, ему руку на прощание, Александэр с улыбкой проводил его до двери и, наткнувшись на Франца, похлопал его по плечу.

– Пять проданных картин, друг мой! И один многообещающий контракт. Все благодаря тебе. Без тебя эта выставка не состоялась бы.

– О, брось, без денег она бы не состоялась. Мои личные качества ничему не способствовали.

– Ты мрачно выглядишь. И, кстати, куда ты пропал во время моей речи?

– Дома расскажу, – проговорил Франц, с хмурым видом накидывая куртку. – Сейчас мне нужно кое-куда съездить. И, кстати, тебя там вроде как еще кто-то ожидает.

Франц двинулся к выходу; Александэр, повернувшись туда, куда показал его друг, увидел у картины девушку в белом свитере, чьи серебристые волосы плавно стекали вниз по плечам. Заложив руки за спину, она завороженно смотрела, как на холсте маяк бросает свет надежды на мертвенно-спокойное темное море.

Александэр медленно подошел к ней сзади.

– Я боюсь обернуться, – тихо произнесла девушка.

– Почему же?

– Потому что тогда я увижу ненависть на твоем лице.

Александэр молчал.

– Не хочешь переубедить меня в этом? – прошептала Кристина.

– Нет. Не хочу. Если бы ты обернулась тогда, в ту ночь, когда я ждал этого от тебя больше всего, то увидела бы совсем другое выражение моего лица. А теперь… как ты верно заметила, там нет ничего, кроме ненависти к тебе.

Кристина обернулась к нему. Голубые, отливающие серебристым блеском глаза устремились в его сердце, стараясь найти кратчайший путь к нему, но безуспешно ударились о твердую пелену равнодушия.

– Ты думаешь, я не жалею о той ночи? Да не было и дня, чтобы я не вспоминала о тебе, Александэр! Я совершила глупость, я была испугана и находилась не в себе под действием тех таблеток!

– Скажи хоть одну причину, по которой я должен слушать твои оправдания.

– Мне нет оправдания, и я признаю это. За эти полтора года я так и не смогла простить себя, но я нуждаюсь в твоем прощении. Прости, что бросила тебя там, на улице…

Александэр горько усмехнулся.

– Мне интересно только одно… если ты так мучилась все это время, то почему не пришла раньше?

– Я боялась, что ты не захочешь со мной говорить.

– Знаешь… а я ждал все это время, что ты придешь. Спросишь, как я сумел избежать наказания за употребление наркотических веществ и порчу городских стен… спросишь, что я чувствовал, когда день за днем на протяжении полугода смотрел на своего друга в состоянии полусмерти… спросишь, почему я не сумел удержать своего второго друга от совершения убийства… да, о чем это я… просто спросишь, как у меня дела… Мне большего и не нужно было.

Слезы брызнули из глаз Кристины; она склонила голову вниз, сотрясаясь от безудержных всхлипов.

– Я изменилась… я теперь совсем другая, Александэр… я бросила… и я больше не общаюсь с прежней компанией…

– Я рад за тебя, – безразлично ответил художник, снимая картины со стены.

– Когда я увидела новость о твоей выставке… я не смогла побороть свое желание увидеть тебя… твои картины… услышать твою речь… прошу, посмотри на меня!

Александэр обернулся на ее крик. Некоторое время их взгляды неотрывно струились друг в друга.

– Кристина… чего ты хочешь от меня?

– Я уже сказала. Хочу, чтобы ты простил меня.

– Я прощаю тебя. Все?

– Думаешь, я не вижу отсутствия искренности в этих словах?

Александэр развел руками.

– Ну, извини. Я могу управлять своим языком, но не своим сердцем.

Он снял еще одну картину со стены.

– А теперь я попрошу вас покинуть зал. Выставка окончена.

Кристина бессильно смотрела на него, шевеля губами, словно стараясь что-то сказать. Наконец, она выпалила:

– Я… я хочу купить эту картину! С маяком!

– Она не продается, – громко ответил ей Александэр, направляясь к выходу.

Глава 3

Франц сидел за столом, задумчиво водя пальцем по его поверхности. Скрипнула железная дверь, зашел заключенный, прозвучало привычное «у вас пятнадцать минут» и беззаботное лицо Антуана выросло перед ним. Франц посмотрел на него. Музыкант перестал улыбаться.

– Расскажи мне, как ты убил Развро.

– Разв… что? Что за шутки, Франц? Ты не раз слышал эту историю.

– И все же, будь добр…

Антуан сконфуженно почесал подбородок.

– Влез к нему в дом через окно… подсыпал яд в бутылку с вином, пока он был в душе… ну, и… конец. Дальнейшие подробности ты и сам знаешь.

– Я просто вдруг подумал, – начал Франц издалека, – что подобная манера убийства нетипична для тебя. Более того, Антуан, которого я знаю, отнесся бы к такому подходу с презрением. О, нет, он бы действовал куда более явно и вызывающе, сделав из убийства целое театральное шоу.

– Дружище… что это ты такое говоришь?

– Я говорю, что было бы забавно, если бы кто-то опередил тебя с убийством Развро. Да не просто опередил, а невольно подставил… Смешно и печально одновременно, когда ты приходишь в дом человека с целью убить его, а вместо этого застаешь его смерть не от своей руки и оказываешься в таком неприятном положении… первым, кого можно подозревать.

Антуан весь переменился в лице.

– О, нет… ты знаешь…

– И самое интересное во всем этом, – продолжал Франц, меняя тон голоса на более угрожающий, – что простое отрицание своей вины уже заставило бы людей искать какие-то зацепки, которые могли бы привести к настоящему убийце… но вместо этого… ты…

– Франц…

– …признаешь свою вину!

– Франц, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь…

– Понимаешь? О, сильно сомневаюсь! Я год терзался мучениями от мысли, что ради моей безопасности ты пошел на убийство! А ты, значит, устроил очередной розыгрыш? Но, скажи, в чем его суть, если ты действительно провел в тюрьме целый год?

– Позволь мне объяснить все. Прошу.

Франц откинулся на спинку стула, гневно взирая на Антуана, и молча кивнул.

– Все было так, как ты и сказал. В ту ночь я пришел к Развро, чтобы навсегда покончить с ним. И, да, конечно, у меня и мысли не было об отравлении! В моем рукаве был спрятан нож.

– Нож? Я ожидал большего от тебя.

– Я не садист, чтобы устраивать «представления из убийства». Все должно было произойти быстро – мне ведь нужно было спешить на концерт. И, в тот момент, когда мы с Развро стояли друг напротив друга, и я уже готов был совершить то, за чем туда явился, он вдруг начал задыхаться. Яд в вине… благо, со своего бокала я так и не испил… В течение минуты он скончался. Я стоял у его тела, как вкопанный, и не знал что делать. Знаешь, что я испытывал в тот момент? Досаду. Да, можешь считать меня ненормальным, но я был глубоко расстроен, нет, взбешен тем, что не я убил его. Развро должен был погибнуть от моей руки. А он остался пробоиной в моей душе, пространством, которое так и не суждено было заполнить.

Антуан сглотнул.

– А потом… входная дверь открылась и вошла женщина… вроде прислуга… увидела мертвого Развро и меня, стоявшего над ним… закричала… ну и я после этого выбежал из дома и поспешил на концерт… удивительно, что в тот момент я сумел быстро переключиться с мысли об убитом Развро на мысль о том, что мне сейчас предстоит выступить на сцене… сыграть лучше, чем когда-либо… знаешь, уже в первые минуты после того, как я покинул дом Развро, я все для себя решил. Взять на себя ответственность за убийство было единственным правильным решением… неразумным с точки зрения справедливости и отношения к своим близким, но разумным для своей души… как я сказал, несостоявшееся убийство оставило там пробоину. Взяв вину на себя, я будто бы закрыл ее, убедив себя и других в том, что убийца – это я.

Франц большими глазами смотрел на Антуана, качая головой.

– Ты ненормальный, больной мерзавец…

– Согласен.

– У тебя совершенно нет понятия о том, что можно, а что нельзя делать.

– А вот с этим можно поспо…

– Молчи! Просто молчи! Черт возьми, Антуан, почему только тебе это все кажется забавным? Все твои знакомые и друзья, мы с Александэром, твоя мама – все думают, что ты убил человека! А ты добровольно сел в тюрьму и уже год отбываешь наказание НИ ЗА ЧТО. Как после этого тебя можно назвать здоровым адекватным человеком?

– Франц, да пойми же! Если бы не яд, то я убил бы Развро! Я был в секунде от того, чтобы вынуть нож с рукава и вонзить ему в сердце!

– Но ты не сделал этого! Нельзя назвать человека преступником только по его намерениям!

– Здесь уже не намерение, а незавершенное действие. Смирись, Франц. Что произошло, то произошло. Я ни о чем не жалею.

Франц внимательно смотрел на Антуана. Злость на музыканта сменилась подозрением.

– Почему мне кажется, что ты хотел сюда попасть?

Антуан загадочно улыбнулся.

– Действительно, какая глупая мысль…

– Я уже опасаюсь, что каждое твое действие происходит неспроста. Даже этот твой тюремный оркестр…

– Мой дорогой Франц, я просто плыву по течению. Может быть, поэтому я частенько оказываюсь в таких неординарных ситуациях… Ты ведь знаешь меня. Я пытаюсь найти красоту во всем, что мне послано свыше. Это как твой вопрос, почему я сменил скрипку на пианино. Я люблю искать что-то новое.

– О, добраться до тюремной каморки в поисках новых ощущений, это выше всяких похвал.

– Ну что же ты иронизируешь по поводу таких серьезных вещей… я говорю тебе правду. Даже здесь есть место прекрасному. Более того, здесь его даже интереснее находить, потому что на первый взгляд кажется, что его тут нет. Но оно есть. Оно есть везде, если продолжать искать и верить.

– Надеюсь, когда-нибудь я пойму твой ход мыслей… если, конечно, меня не отравит кто-нибудь завтра…

Антуан нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

***

Александэр лежал на кровати, задумчиво созерцая разукрашенный потолок мастерской. Холодный дождь бил по окнам, сопровождаясь отдаленными раскатами грома. Если верить синоптикам, это надолго… Художнику, в принципе, было все равно, какая погода за окном. Куда важнее была погода в душе. И в данный момент там у Александэра все было довольно скверно. Появление Кристины сильно подломило его, заставив вновь окунуться в воспоминания. Он не мог ее простить, но и забыть также был не в состоянии. Нужно было отвлечься, а в этом плане работа помогала, как ничто другое. Все же он сумел заключить неплохой контракт на выставке, и пора было приступать к своим творческим обязательствам. Художник первым делом потянулся за ноутбуком, чтобы проверить, не пришло ли письмо с заказом. Открыв свою электронную почту, он действительно увидел там новое непрочитанное сообщение, но оно было от некоего «Милорда».

«Приветствую, Александэр. У меня есть к вам деловое предложение. Напишите мне, как только прочтете это письмо»

Недолго думая, художник ответил неизвестному:

«Добрый день. Я весь во внимании»

И почему нельзя было сразу подойти к нему на выставке? Очевидно, что писал это человек, который там побывал. Александэр налил себе кипятка в кружку, бросил туда чайный пакетик и вновь взглянул на экран. Как быстро… Новое письмо от Милорда уже мигало ему.

«Я предлагаю вам сотрудничество. Хочу, чтобы вы писали для меня картины. Сразу оговорюсь, что большой свободы в творчестве я вам не предоставлю. Каждая ваша работа должна быть выполнена с соблюдением моих требований к ней, с использованием дополнительных материалов, которые я предоставлю. Никакой лишней импровизации. В случае, если работа мне не понравится, я могу попросить вас ее переделать с учетом моих исправлений, либо выплатить вам сумму за нее и разорвать наше сотрудничество. Жду ваших вопросов»

Прочитав это, Александэр буквально задохнулся от возмущения. Да кем себя возомнил этот Милорд? Не успели они обменяться парой сообщений, как он уже выдвигает ему целую кучу непристойных для художника условий, и в какой повелительной манере! Свобода была ключевым аспектом в творчестве и жизни Александэра, и он всегда придерживался своих принципов.

«Боюсь, что мне придется отказаться от вашего предложения. Я уже заключил контракт с другими людьми на год вперед»

Парень удовлетворенно откинулся на спинку стула, сделав глоток чая. Вот как надо утирать носы этим богатеньким, зазнавшимся заказчикам.

Новое сообщение.

«Я заплачу за каждую картину столько, сколько они заплатили бы за год»

Алексанлэр поперхнулся чаем.

«Чтобы вы знали, я не блефую. Половину суммы за первую работу вы можете получить уже сегодня в качестве аванса»

Это странно… он говорит так, будто уже знает, с кем Александэр заключил контракт и сколько ему предложили. Этот Милорд слегка настораживал художника. Но все-таки… что ему терять?

«Хорошо. Я готов приступить к первому заказу»

«Замечательно. Сейчас к вам постучатся»

Не успел Александэр дочитать сообщение, как раздался стук в дверь. Он встал и, открыв ее, увидел на пороге молодого улыбчивого юношу лет восемнадцати.

– Добрый день! Александэр?

– Да, это я…

– Вам посылка от Милорда. И вот это.

Художник принял от мальчишки небольшой пластиковый контейнер и конверт.

– Всего доброго! – помахал ему курьер и скрылся за лестницей.

Закрыв за ним дверь, Александэр принялся распаковывать посылку и конверт, одновременно читая новое сообщение на мониторе:

«В конверте ваш аванс. В контейнере вы найдете набор красок, кисточек, и самое главное – завернутый в рулон лист бумаги. Ему уделите особое внимание»

Александэр уже смотрел на развернутый лист бумаги. На нем была по пояс нарисована приятная молодая девушка в белом сарафане. Ничего не понимая, художник вновь взглянул на экран ноутбука…

Да как он так быстро пишет?

«А теперь, собственно, излагаю саму суть работы: эта девушка должна быть нарисована спящей на круглой лесной поляне в окружении сосен. Время суток: день. Никакого солнца. Лежать она должна на боку, заложив обе ладони под правую часть лица. Несмотря на то, что на вашей картине девушка будет находиться намного дальше, чем на присланном портрете, черты ее лица должны быть максимально приближены к образцу и четко прорисованы»

Александэр чувствовал, как стала гудеть голова. Он только начал набирать сообщение с вопросом о том, когда им следует встретиться, чтобы заключить контракт и обговорить некоторые детали, как получил новое письмо.

«И да… никакого контракта и никаких встреч. Взаимодействие наше будет протекать через курьера. Я присылаю вам материалы и портрет, вы присылаете мне картину. Работу жду через три дня. Сообщите мне, когда она будет готова, я пошлю за ней. Удачи, Александэр»

Художник закрыл ноутбук, отстраненным взглядом уставившись на портрет девушки в руке. Это были самые странные десять минут в его жизни, которые оставили больше вопросов, чем ответов. И все же… в плане денежной выгоды ни один контракт и рядом не стоял с работой на Милорда. Да, его условия были, мягко говоря, странными, но разве Александэру должно быть какое-то дело до этого? Ему дают работу, он ее выполняет и получает свои деньги. Вот по какой схеме должен жить профессиональный художник.

– Но как же твоя свобода творчества? Как же твои принципы? – пискнул кто-то на правом плече Александэра, заставив его вздрогнуть.

– О, брось, – раздался голос слева, – с такими принципами тебя ждет будущее невостребованного художника, поверь мне. Все, прошла пора бесцельного прожигания жизни за никому не нужными картинами. Настало время ловить крупную рыбу. А для этого придется закатать рукава…

В комнату вошел Франц и, взглянув на Александэра, вскинул брови.

– Ты опять играешь в «Ангела и демона»?

– А… что? Черт, это получается непроизвольно… просто таким образом мне легче взвешивать все плюсы и минусы какой-либо проблемы…

– А ты не подумал, каково мне жить с человеком, который в любую минуту может начать пищать на свое правое плечо и рявкать на левое?

– Почему с твоих уст это действительно звучит полным безумием? – воскликнул Александэр, запуская подушкой в корчившегося от смеха Франца.

– Потому что так оно и есть! – пожал плечами тот, опускаясь в кресло-качалку. – Ну что-ж, друг мой, у меня есть для тебя две истории, одна интереснее другой. Выбирай, какую хочешь услышать первой: сказ о том, как безумный музыкант решил от скуки сесть в тюрьму или же драма о бывшем писателе, которого жаждет отравить серийный убийца. Что-нибудь интересует?

Улыбка сползла с лица Александэра.

Глава 4

Антуан лежал на своей койке, задумчиво созерцая паутину в дальнем верхнем углу. В блоке на их этаже было тихо, лишь робкие вздрагивания гитарных струн раздавались с соседней камеры. Большинство заключенных уже спали или же тихо занимались своими делами. Антуан же просто изнывал от скуки. Пожалуй, все-таки не все в жизни стоит попробовать… Хотя, в самом начале он испытывал истинное удовольствие от этого места. Это было словно вчера: тот момент, когда его надели в этот серый мешок и втолкнули в камеру, к троим заключенным. Когда замок за его спиной защелкнулся, и шаги надзирателя стихли, два его соседа спрыгнули со своих коек сверху и медленно, вперевалочку двинулись к нему.

– Диман, гляди-ка, – прошептал один из них, неприятно улыбаясь, – к нам в камеру заселили девочку.

– И какую хорошенькую, – пробасил второй, вплотную приблизившись к Антуану и наматывая одну из его прядей длинных волос себе на палец. – Тебе здесь не будет скучно…

Музыкант вздохнул. Последний раз он дрался еще в школе, и тот бой явно не был одним из тех событий, о которых можно рассказывать с гордостью. Правда, с тех пор он побывал в компании тибетских музыкантов, один из которых в совершенстве владел тайной техникой ведения боя и обучил ей Антуана. Все, что было нужно, это резко ударить в три точки на теле человека в определенной последовательности и с определенной силой, после чего враг мгновенно отключался. До чего же не хотелось сейчас вновь вспоминать былые трюки, но ситуация вынуждала показать себя с первых минут. Через считанные секунды Антуан уже расправлял свое постельное белье, не обращая внимания на лежащих без сознания заключенных. Третий сосед проснулся и с непониманием свесился сверху, уставившись на них.

– Привет! Я – Антуан, – поприветствовал его музыкант, протягивая руку.

Музыкант улыбнулся. Да, первые дни он здесь проводил навеселе, словно попал в цирк, а не в тюрьму. Заключенные вокруг него и вправду иногда напоминали ему дрессированных зверей. Только он это им не говорил – все-таки тибетская техника не сильно поможет против толпы.

Время шло, и Антуана, наконец, настиг его заклятый враг, заставив искать какие-либо способы развлечения.

Скука.

Пожалуй, самое отвратительное чувство для Антуана. Прочитав дюжину книжек и сделав сотни отжиманий, он понял, что пора наведаться к начальнику тюрьмы. С удивленным лицом полный мужчина выслушивал красивый монолог музыканта о том, что сам Бог послал его, Антуана, в это забытое всеми место для того, чтобы подарить его отчаявшимся обитателям самое прекрасное на этом свете – музыку. Только она способна очистить души здешних грешников и направить их на путь Света. Парень даже не успевал подумать о том, что говорит – слова сами вырывались из его уст, складываясь в религиозные наставления, мифические легенды и мудрые цитаты. Спустя полчаса начальник тюрьмы уже пожимал ему руку и настаивал на том, чтобы Антуан выпил с ним чего-нибудь.

Он вновь улыбнулся, вспоминая этот момент. Да, его инициатива встретила весьма радужный отклик со стороны начальника тюрьмы, но вовсе не из-за его душевной доброты, а из-за корыстных желаний.

– Представьте, – говорил Антуан, – что я сделаю из этих мешков с костями, если у каждого из них будет какой-нибудь музыкальный инструмент… Через неделю они достигнут уровня опытного новичка, через месяц – искушенного любителя, а через год… о, через год, я представлю вам первый в мире тюремный музыкальный коллектив! Я приведу их к вам, прямо в этот кабинет, и эти маленькие Моцартята, озорные Вивальдята и… еще невесть какие Штраусята наполнят это место волшебством! Помяните мое слово!

– Ну не знаю… как-то маловероятно… – потупился начальник тюрьмы.

Антуан подбежал к столу и перегнулся через него, приблизив свое лицо вплотную к лицу мужчины.

– Посмотрите в мои глаза… эти глаза видели струны скрипки семь лет. Они уже пропитались ее звуками и ее божественной силой. Они не могут лгать. Черт, да обо мне даже написана книга, нет, две книги! Можете думать что угодно, но я скажу вам одно: вам очень повезло с таким преступником, как я. Потому что… – он перешел на шепот, – с моей помощью вы вознесетесь намного выше…

И Антуан поведал начальнику тюрьмы свой необычный план – организовать благотворительные выступления тюремного оркестра для детей сирот с целью привлечения внимания общественности к столь неординарному подходу совершения благих дел.

– Поначалу мы схлестнемся с волной безжалостной критики… как-никак мы собираемся дать заключенным возможность на какое-то время выходить на свободу и взаимодействовать с определенной социальной группой… но позже, после нескольких удачных выступлений, ваши действия будут оценены по достоинству… и, несомненно, дадут вам возможность покинуть это серое место и усесться где-нибудь повыше…

Глазки начальника тюрьмы заблестели. Антуан с удовлетворением смотрел, как точно подобранный им ключ медленно открывает дверь в мир отчаянных грез этого человека.

– Но… какая от этого всего выгода вам? И заключенным?

Антуан мягко улыбнулся.

– Моей наградой будет возможность заниматься любимым делом в этом месте… а что касается заключенных…

Что касается заключенных… да, Антуан действительно упустил этот момент из виду. Когда он озвучил свою идею сокамерникам, они просто фыркнули. Эти люди не нуждались в каких-либо увлечениях и самосовершенствовании. Тем более им было все равно на всяческие благородные мотивы. Нет, тут нужно было что-то другое, то, чего ни у одного здесь не было, но что каждый жаждал больше всего на свете. Свобода.

А путь к ней лежал только через…

– Побег! – громко провозгласил Антуан за столом во время обеда. Десятки заключенных мгновенно повернулись к нему, побросав ложки в тарелки с отвратительной вязкой кашей. Через минуту они уже облепили его со всех сторон, охотно поглощая изящные слова музыканта вместо еды.

Антуан встал с койки и сел, взглянув на луну за оконной решеткой. Каков был его план побега? Он и сам этого не знал. Он лишь сказал всем, что «во время концертных вылазок обязательно появится такая возможность». Не более чем слепая надежда, но даже этого хватило для того, чтобы заключенные мгновенно расхватали музыкальные инструменты и страстно учились игре на них часами напролет. Вот уже почти год, как их желание не угасает. О, Франц даже не догадывался, как был прав, сказав, что не верит в то, что преступникам действительно интересна вся эта музыкальная идея. Если бы он только знал их истинные мотивы…

Правда, позапрошлый разговор с другом заставил его крепко задуматься над всей этой затеей.

Антуан, я все понимаю. Но там, за этой дверью, сидят убийцы, насильники и воры. Это безумие – позволить им покинуть тюрьму даже на несколько часов, чтобы провести какой-то сомнительный концерт! А если что-то пойдет не так?

Действительно, что, если кто-нибудь из заключенных не выдержит и сорвется во время концерта или по пути на него? И даже если произойдет чудо и им всем действительно удастся сбежать – как он будет жить после этого, зная, что спустил зверей с цепи? Каков шанс того, что из двадцати четырех человек все осознали свои ошибки и больше не будут совершать их? Все эти мысли терзали душу Антуана, и с сегодняшнего дня, после очередного визита Франца, к ним еще добавился серийный убийца писателей, который должен быть на его месте, но все еще вершит свою ядовитую расправу в городе. Впервые за долгое время Антуан начал думать, что совершил ужасную ошибку. Будущее представало перед музыкантом в виде густого тумана неизведанности. Всю жизнь он мчался по лабиринту судьбы, будучи уверенным, что каждый его поворот или развилка куда-то да приведут его. Но в данный момент он все отчетливее понимал, что бежит не просто в никуда. Он бежит в тупик.