Текст книги "Три с половиной ступеньки"

BANIFED
Три с половиной ступеньки

© BANIFED, 2017

© ООО «ЛИТЕО», 2017

* * *

Пролог

«Она смотрела на его руки, сок апельсина растекался по пальцам, волосы и одежда пахли лаком, все выглядело довольно смешно, но так трогательно, что хотелось ладонью провести по волосам, прикоснуться к ресницам, хотелось слушать, спрятаться от людей, сидеть, быть вместе, рядом…

Трава щекотала голые ноги, муравьи ползли по ним вверх, комары мешали даже думать, но она не хотела уйти, хотела быть с ним. Когда его руки обняли ее ноги и проскользнули вверх, ей стало страшно, сердце колотилось, разум говорил, что надо остановиться, что так нельзя, но не было сил. Она хотела чувствовать его, слушать его, слышать, что она его единственная, что она его самая красивая, самая хорошая, что она ему нужна…

Она лежала и не могла уснуть. Знала, что завтра все изменится, что если он придет, это перевернет ее жизнь. Ночь подходила к концу. От звуков в коридоре каждый раз замирало сердце. Когда дверь тихо открылась, охватило чувство, похожее на панику, на катастрофу, от которой нельзя уйти. Хотелось только спрятаться от беды и быть рядом, заглушив все мысли, целовать его губы, обнимать, быть с ним всегда…

Он не позвонил, не зашел перед концом рабочего дня. Она стояла у окна в кабинете и, спрятавшись за портьеры, смотрела вниз, провожая людей и ища знакомую фигуру в толпе… Была надежда, что он придет. Не может быть, что он ее бросил, что оставил вот так одну, ушел и выбросил из своей жизни, как ненужную вещь, оставил терзать злым языкам, каждому, кому не лень тыкать пальцем… Когда увидела его, показалось, что умрет, слезы покатились, комок в горле душил, и разбивалось сердце… Знала, что нельзя быть слабой, никто не должен видеть ее такую, знала, что эта баба может в любую минуту зайти в кабинет. Но она задыхалась от слез, боль разрывала ее, он ее оставил одну… Он ее бросил одну… Она ему не нужна, и неважно, что она его любит, ему она не нужна…

Они шли по туману, она сжимала его пальцы и плакала. Шла, будто ее ведут на казнь и только от него одного зависело, будет она жить или нет.

Но он молчал, и чем ближе подходили к вокзалу, тем страшнее было сознавать, что ни я, ни мой ребенок ему не нужен, но ведь такого не может быть, он не может быть таким жестоким и вести меня и нашего малыша на убийство, на смерть… Я ждала его звонка, что он скажет, что мы ему нужны, что мы ему самые дорогие на свете, что без нас нет жизни, что умрет без нас… И не дождалась…

Она хотела поскорее его увидеть, каждая минута без него казалась мукой. До назначенного часа оставалось время, и она искала, где эта почта, представляла, как он увидит ее, боялась этой встречи, боялась, что увидит не любовь в глазах, а что-то другое. Но не может быть, что он не любит ее, что душа его не подпрыгнет, не оживет. Он не может ее оттолкнуть, ведь она его так любит…

Господи, помоги, сделай нас счастливыми, убери с дороги эту боль и разлуку. Почему он не любит меня так, как я его, неужели ему надо было только то, что он уже получил…

Я увидела его и ждала, когда он увидит меня… Он вздохнул громко и с болью, мне казалось, что весь мир куда-то ушел, он был со мной, он был моим, и все неважно. Я люблю его, а он не может не любить меня, ведь он же говорил, что любит, что я ему нужна. Он меня так хотел, ведь это не может быть только физиология, он не мог меня обманывать…

Я подняла маленький сверточек и поднесла к окну. Внизу, на велосипедной перекладине сидел мой малыш, а он, придерживая велосипед, поднял голову и всматривался, впервые увидев, в малышку.

И не знала я, что он не хотел моих детей, что не хотел быть со мной, не хотел, чтобы я их родила, не хотел…

Я была наивной дурой, мечтающей о любви, а он ведь говорил, что любит… Или я все придумала сама…

Он столько раз ее оставлял, бросал одну, бросал с детьми… И каждый раз он ее убивал, отрывал нить за нитью. Уничтожал ее чувство, единственное, что она имела. То, что она испытывала по отношению к нему, действительно было похоже на сумасшествие. Он был прав, когда подумал, что она дура, когда она убежала из больницы к нему. Но он так и не понял, что желание быть с ним сильнее всего остального, не понял и топтал это чувство своими упреками, подозрениями, насилием, оскорблениями, унижениями…

Видит бог, никогда не хотела властвовать над тобой, но ты не понял, что я живой человек. Я – это не ты, и это естественно, я тоже имею свои мысли, мечты, представления, они так же важны, как и твои. Они имеют право быть услышанными и, если мы живем вместе, то имеют право быть осуществленными, я не говорю, что в ущерб твоим желаниям, но имеют право быть…

Страшно каждый раз думать, когда ты приедешь, с кем ты сейчас, страшно представлять, как ты разговаривал обо мне с этой дурой, а она потом лаяла на весь город гадости, и ты ей это позволял… Страшно вслушиваться в телефонные звонки и ждать предательства.

Я тебя еще люблю, но так жить не могу, я не собака, чтоб подбирать по крошкам твою милость, я устала ждать и надеяться. Ведь ты мужчина и тот единственный, которого я любила всю свою жизнь…».

Отправитель: [audragl@*******.lt]. Получатель: nikolaj@********.lt].

Глава 1

Он стоял на ступеньках главного учебного корпуса Московского энергетического института и испытывал страх, отдаленно напоминавший панический. Неприятная дрожь проскользнула по всему телу и не унималась. Лицо горело, но не от октябрьского пронизывающего ветра, а от того необъяснимого чувства, когда кажется, что ты продумал все до мелочей, все предусмотрел и окончательно принял решение, как вдруг в последний момент вкрадывается сомнение и порождает некую неуверенность в твоих силах.

Чтобы хоть как-то снять внутреннее напряжение, он начал прогуливаться по асфальтированной площади перед зданием и невольно обратил внимание на ступеньки, ведущие к главному входу. То ли плохо выровняли основание под асфальт, то ли специально сделали наклон, чтобы вода не скапливалась на этой площадке, но если смотреть на эти ступени, то из-за наклона в правой части их было три, а в левой – четыре с четвертью. Зато посередине выходило ровно три с половиной ступеньки. Он усмехнулся и подумал о том, что эти три с половиной ступеньки ему нужно будет преодолеть.

Громадные спаренные колонны, стоящие уже не один десяток лет и придающие зданию величественность, молчаливо взирали на него и будто спрашивали: «А ты хорошо подумал?». Да, он подумал, и не одну ночь, когда в солдатской казарме, он говорил себе: нужно учиться, нужно учиться… Чтоб в жизни чего-то достичь, чтоб не чувствовать себя ущербным перед другими, чтоб не видеть глупость начальников и не подчиняться этим глупостям – нужно учиться. Мысли о доме, родительском доме, также подталкивали его к этому. Все свое детство и юность он не только наблюдал тяжелую жизнь родителей, односельчан, но и сам участвовал в этой жизни. И кроме того, два года армейской жизни заставили его совершенно по-новому смотреть на мир, в котором ему довелось родиться.

Он родился в то время, когда окопы Великой Отечественной войны осыпались и приняли закругленные формы, обрастая с каждым годом все новым и новым травяным покровом, как будто сама мать-природа хотела поскорее забыть и зализать свои раны. Но большие раны оставались в душах живущих людей. В его деревне практически не было дома, в который не постучалась бы непременная спутница войны – смерть.

Пятнадцать послевоенных лет были трудными во всех отношениях, нелегко жизнь складывалась и с приходом шестидесятых годов. Но деревня, как и город, с надрывом, с натягом оживала. Многие вместо обветшалых деревянных домов, еще крытых соломой, строили добротные каменные. В воздухе витал и дух подъема, и дух свободы, и дух обновления. Все шло к лучшему. Колхозы укреплялись, получали новую технику, строились и общественные здания, все больше обрабатывалось земель.

В каждой семье в ту пору считалось нормой иметь четырех, пятерых детей. В школах было мало мест, и учились в две смены. Когда ему уже было больше пяти, он выбегал на дорогу рядом с кладбищем и подолгу, иногда часами, ждал отца, который мог проезжать с полей на ферму. При хорошем стечении обстоятельств ему везло: отец брал его с собой в кабину трактора МТЗ-50.

По характеру он всегда был молчаливым, но очень наблюдательным и впечатлительным, все впитывал и пропускал через себя. Вслушиваясь в разговор взрослых, наблюдая их в рабочей обстановке и в быту, он вынес для себя, что люди на самом деле не такие, какими кажутся. Не ясно, как и для чего, но он всегда анализировал взрослых, всегда присматривался и всегда пытался понять внутренний мир человека. Уже с той поры он научился видеть в людях то, что они сами скрывали и считали невидимым для других, а именно – их пороки. И хотя для себя он делил людей на хороших и плохих, его детское сознание еще не позволяло понять, почему это так устроено среди взрослых. Еще более его удивляло то, что плохие, проявляя изворотливость, нечестность и даже наглость, добиваются в жизни больше, чем те, кого он считал хорошими. Он задумывался: почему? Но в ту пору он многого не понимал, поэтому и не находил ответа.

Он с детства любил ширь воронежских степей и полей. Они его манили и притягивали с невиданной силой. И хотя на тот момент он еще не думал о красоте и не осознавал всей ценности окружающей природы, но в его памяти навсегда осталось неповторимое ощущение простора и какой-то неосязаемой свободы. Став взрослее, он часто брал книгу и уединялся на лугу или на берегу неторопливо текущей реки Хворостань. Тогда еще на ней не ставились плотины, создающие запасы воды, предназначенной для орошения полей в жаркие летние месяцы. Уже позже, в семидесятые годы, было построено несколько плотин, из-за чего был нарушен естественный баланс водо тока. Это привело к тому, что река местами пересыхала и бурно зарастала осокой и камышом. Но милая сердцу реченька до сих пор существует и живет за счет множества родников, которые часто встречаются по берегам некогда полноводной, спокойной и красивой реки.

Любил, растянувшись на бархатистом луговом ковре, мечтать и предаваться путешествиям во времени. А теплыми летними ночами созерцание звездного неба иногда забрасывало его в мечтах так далеко, что в голове порождался буран непонимания границ пространства и его собственного места в нем. «Кто я? – спрашивал он, – Кто или что та звезда? А та?». Возможно, поэтому у него в старших классах была любовь к астрономии…

В семье их было пятеро братьев, и он был средним. Старший брат, Сергей, был на четыре года старше и в отсутствие родителей всегда оставался за главного. Ему выпала нелегкая судьба: на его долю досталось больше всего неприятностей, которые случаются в каждой семье. Очень часто его оставляли за няню, а это значит, что он должен был присматривать за младшими, когда другие мальчишки гоняли мяч или играли в лапту. И уж если что-то происходило, то в первую очередь спрашивали с Сергея. Когда родители уходили на работу, они всегда давали задание, которое необходимо было выполнять. Обычно в летнее время это всякие работы, связанные с огородом или с животными, которых всегда был полный двор.

Второй брат, Саша, в детстве был более раскрепощенным, он всегда был в тени старшего брата и ему проказы часто сходили с рук. Он был выдумщиком, любил и мог многое сделать своими руками: мастерил воздушных змеев, вытачивал, выпиливал для младших игрушки, да так красиво, что если бы была возможность их раскрасить, то вряд ли бы они уступили магазинным. Лет в двенадцать он даже смастерил самокат, на котором по очереди катались не только братья, но и добрая половина соседских мальчишек и друзей. А когда отец купил себе мотоцикл «Восход-2», то Саша был первым претендентом на вождение. Часто ссорился с Сергеем из-за того, кто поведет мотоцикл, когда отец позволял это. Саша был самым высоким из всех братьев. Он очень любил пить свежие куриные яйца, и все считали, что именно из-за этого он так вытянулся. Правда это или нет, но часто в семье смеялись по этому поводу. Доходило до курьеза: когда мать шла в курятник собирать яйца и не находила ожидаемого количества, то подозрение сразу падало на Александра.

Четвертый брат, Дима, родился в 1961 году. В отличие от среднего брата, он имел более напористый и несколько нагловатый характер и, хотя разница была всего в 15 месяцев, часто обижал среднего брата. Дмитрия тянуло к технике: он тоже любил кататься с отцом на тракторе, вечно ремонтировал велосипеды, а потом, когда подрос, и мотоцикл. В школе учиться не любил и всегда получал от матери трепки, особенно после родительских собраний. В старших классах, хорошо разбираясь в технике и хорошо умея водить трактор, а также отучившись на права вождения трактора, он не смог сдать экзамен. Гораздо позднее, после службы в армии, исправил имя в правах и карточке среднего брата на свое и спокойно работал на тракторе и погрузчике на Нововоронежской АЭС.

Самый младший брат, Юрий, получил имя в честь первого космонавта Советского Союза и мира Юрия Гагарина. В те годы многие мальчики получали это имя. Несложно догадаться, что он был любимчик в семье и, без всякого сомнения, баловень. Он родился с большим отрывом в годах от остальных братьев. И, что самое удивительное, сильно отличался от своих белобрысых братьев смуглостью кожи и черным цветом волос. Мать всегда шутила по этому поводу и говорила, что забеременела от цыгана. В действительности сыграли гены: брат матери также был смугловатым и темноволосым. Юра не только отличался внешне, но и по характеру был заводным. Отец любил его больше всех и многое ему позволял, чего не позволял старшим сыновьям. Мать очень хотела дать ему имя своего брата Петра, но отец воспротивился. Хотя в семье его все равно частенько называли Петрухой, Петушком, Петенькой, в том числе и отец.

Однажды, когда ему было чуть более трех лет, он пропал: залез в собачью будку к борзой Найде и там уснул, прямо у нее под брюхом. Его искали везде, где только можно, переполошив чуть ли не все село. Уже появились самые плохие предположения, когда он целенький и невредимый появился во дворе, жмурясь от яркого солнечного света, сладко потягиваясь и совершенно не понимая, почему такой переполох и почему так много людей у них во дворе. В начале учебного года, когда он пошел в первый класс, ему что-то не понравилось в школе, и он целую неделю якобы уходил в школу, а сам прятался в огороде и уже после обеда как ни в чем не бывало появлялся в доме. Учительница прислала записку с соседским мальчишкой, тут все и вскрылось. После долгих уговоров удалось убедить, но все равно в школу шел без всякого желания. Был способным мальчишкой, но особого интереса к учебе не испытывал, лентяйничал…

Ожидание затянулось. Брат Александр, как это часто с ним бывало, где-то задерживался. «Ну, что же, – подумал он, – пойду и без него». Взглянув еще раз по сторонам, ища брата во множестве снующих туда-сюда студентов, тяжело вздохнув, он решительно шагнул на ступеньку и направился к дверному проему. Вошел в вестибюль. Возможно, в этот момент закончилась учебная пара, потому что вестибюль загудел и на глазах заполнился разношерстной, бурлящей массой, все кишело множеством лиц. Он направился к центральной лестнице и, прошагав с солдатской отмашкой первые ступени лестницы, оказался на промежуточной площадке. Ему преградила дорогу худенькая девушка, которая с хрипотцой в голосе обратилась:

– Извините, куда вы направляетесь?

– Я принес документы для поступления на подготовительное отделение, – с волнением ответил он и, стараясь подавить свое волнение, улыбнулся. В одно мгновение он оценил ее и, заметив на рукаве красную повязку, усмехнувшись сам себе, подумал: «Дневальная!».

– Да я понимаю, – в свою очередь улыбнулась она, – только вам нужно сдать свое пальто в гардеробную. Это рядом, – и она рукой указала на гардероб. – А затем подниметесь на второй этаж, в аудитории Б-201 секретарь примет ваши документы и все объяснит. Такие у нас порядки, извините, в верхней одежде нельзя.

– Спасибо! – ответил он, по-военному повернулся и отправился сдавать свою шинель в гардероб.

Лицо его было красным как помидор, оно настолько горело, что ему было стыдно на кого-либо взглянуть. Он так неуютно себя чувствовал, ему казалось, что сотни глаз рассматривают его и его солдатскую форму. Что-то похожее случалось, когда на территории их части появлялся человек в штатском: все вольно или невольно поворачивали головы в сторону цивильного человека. А если это была женщина, то солдаты не упускали возможности просканировать и тут же обсудить с шутками и прибаутками все ее достоинства и недостатки.

Все выглядели нарядными, красивыми, веселыми и, наверное, очень умными, а он как бы не вписывался в этот круг. Ему казалось, что все вокруг смотрят только на него. От этого ощущения ему действительно стало страшно. Шинель осталась висеть в гардеробной, она так же, как и ее хозяин, выделялась и бросалась в глаза. Девушка с красной повязкой ободряюще улыбнулась и слегка кивнула головой, как старому знакомому, в тот момент, когда он вновь преодолевал ступеньки центральной лестницы. Это несколько успокоило его, и уже более уверенным шагом он отправился на поиск нужной аудитории. Все оказалось очень просто: в коридоре на стойке был прикреплен указатель, и поиск увенчался быстрым успехом. Ему показалось странным, что у двери деканата подготовительного отделения никого не оказалось. Постучавшись в дверь, широко ее распахнул и произнес:

– Здравствуйте! Разрешите!

– Здравствуйте, – с безразличием произнесла женщина, которой было слегка за сорок и которой, возможно, хотелось как можно скорее покинуть этот кабинет и заняться более важными и полезными для нее делами. – Что у вас? Вы в первый раз?

– Да, я принес документы, – с гордостью и даже с появившейся уверенностью в голосе произнес он и протянул подготовленный конверт с бумагами.

Она приняла конверт, быстро пересмотрела содержимое и спросила:

– Как понимаю, вы еще служите. А когда увольнение? Занятия начинаются первого декабря. Сейчас вам нужно написать заявление, а я вас запишу на собеседование. Собеседование будет в субботу, пятнадцатого ноября. Вы сможете прийти?

– Знаете, в армии все может быть, но, надеюсь, мне дадут увольнительную, а до первого декабря я должен быть уволен, по крайней мере, так обещал командир роты, – отчеканил он.

Делая какие-то пометки в своих бумагах и что-то еще бурча себе под нос, женщина произнесла со вздохом:

– Ну что же, пятнадцатого ноября в одиннадцать ноль-ноль. Это будет такое собрание, на котором вам расскажут о системе подготовки, а если нужно будет, то члены комиссии с вами поговорят индивидуально. Но учтите, явка обязательна, декан не может каждого выслушивать в свое личное время, он очень занят. Если вас примут на подготовительное отделение, то вы еще должны предоставить трудовую книжку, если таковая есть. Пишите заявление.

Она протянула готовый бланк, в который следовало вписать фамилию, имя, отчество, дату рождения, факультет, на котором планировалось заниматься в дальнейшем, будущую специальность, число и подпись.

Он протягивал заявление, когда в дверь постучали. В проеме появилась голова Александра. Как всегда, он опоздал и в поисках брата догадался прийти в деканат подготовительного отделения.

– Здравствуйте! Это мой брат, вот, тоже решил учиться у нас, – извиняющимся голосом проговорил он.

– О, – заулыбалась секретарша, – вас можно и спутать, очень похожи. У меня мелькнула мысль, что где-то я этого солдатика видела. А вы уже на котором курсе?

– На первом, вечернем, ЭЭ факультет, – отрапортовал Александр.

– Ну что ж, будет легче учиться, когда старший брат рядом, – сказала женщина и, посмотрев на заявление и улыбнувшись, добавила: – Не опаздывайте, Николай Федорович, на собеседование. Всего доброго!

– До свидания! – в один голос сказали два брата и вышли из кабинета.

Лицо у Николая горело по-прежнему, спина была мокрой, но состояние, господствующее в его теле до того, исчезло.

– Так скажи, где ты пропал? – обратился он к Александру. – Вечно тебя где-то носит. Что, опять времени не хватило?

– Суббота, елки! Электрички в метро идут с большим интервалом, вот и не успел, – оправдываясь, проговорил он. – Так ты сам все нашел, я мог бы и вообще не ехать, не съели же тебя, а у меня контрольные висят, нужно до вторника все успеть.

– Я, конечно, сам все сделал, но только вот такое ощущение, что я как будто воз дров перенес, – с интонацией недовольства сказал Николай. – А ты поезжай, раз уж так спешишь. А у меня увольнительная до двадцати одного, успею еще какой-нибудь фильм посмотреть.

– Знаешь, мне все равно к ребятам в общагу нужно зайти, пойдем в столовую, перекусим и поговорим спокойно, а потом уж делай, что задумал, – примирительно сказал Александр.

– Хорошо. Пошли.

Они спустились в вестибюль, девушки с красной повязкой уже не было, по-видимому, ее время дежурства истекло, и уже другие студенты приняли эстафету. «Интересно, – подумал Николай, – увижу ли ее еще когда-нибудь». Лицо он запомнил, но кто она, откуда, где учится и на каком курсе – этого он не знал и вряд ли когда узнает, слишком много училось молодежи. И, получив свою серенькую солдатскую шинель, он навсегда выбросил из головы мысли о той девушке с повязкой на рукаве.

– Знаешь, – как только вышли на улицу, начал Николай, – не знаю почему, но мне страшновато, хотя уверен в правильности своего решения. Я намерен учиться, и я достигну цели. Но одно меня сильно смущает: на помощь родителей рассчитывать не приходится, а это значит, что нужно уже сегодня думать, на какие средства жить, как начну учиться.

– Ну, во-первых, на подготовительном платят стипендию в тридцать пять рублей. Будешь брать талоны в студенческую столовую, этого на питание хватит. Ну а с одеждой на первых порах я тебе помогу, у меня куча тряпья, все равно не ношу, – сказал Александр. – А дальше, если все сложится хорошо, найдешь выход. Главное – желание и стремление. Тут многие такие, учатся и подрабатывают. На худой конец, можно перевестись на вечернюю форму обучения, как я сделал, хотя, если бы не женился, то учился бы только на дневном отделении. Конечно, учиться на дневном и полезней и интересней, но теперь не стоит об этом говорить. Сначала выполни программу минимум: попади на подготовительное, успешно окончи его и стань студентом. Вот, елки, о чем нужно сегодня думать, а не о том, что будет потом.

– Я понимаю, что ты хочешь мне сказать, только вот я не представляю, как все это будет, елки, – передразнивая и делая ударение на последнее слово, ответил Николай.

Они о многом еще поговорили. О новостях из дома каждый поведал то, что знал из писем. Николай рассказал о разговоре с командиром роты, который обещал отпустить с первой партией увольняющихся военнослужащих в запас. И о том, что он обязательно съездит домой хотя бы на несколько дней, чтобы не только повидаться с родителями и братьями, но, что важнее всего, встретиться и поговорить с Ниной.

С ней они дружили почти полтора года, а в октябре семьдесят восьмого года глупо поссорились. Третьего ноября он был на работе, когда увидел в кузове подъезжающего трактора Т-16 плачущую мать. У него все оборвалось внутри. Она, рыдая, протянула ему повестку, в которой канцелярским языком было написано: «Согласно закону “О всеобщей воинской обязанности” предлагается г. Барсукову Н.Ф. 1960 г.р. явиться на сборный пункт Каширского военного комиссариата, в 8:00, 4 ноября 1978 г. Военный комиссар Кацура К.П. р.ц. Кашира, Воронежская обл.». У него, конечно, случился легкий шок, но он быстро пришел в себя и даже рассмеялся. Он подумал, что случилось что-то непоправимое, а армия – это не трагедия. Тем более что комиссию он прошел и знал, что его призовут. Просто все произошло так неожиданно и скоротечно, что это запечатлелось у него на всю жизнь.

Шел нудный осенний дождь. До районного центра двенадцать километров. Асфальтированной дороги тогда не было, а надеяться на попутную машину не имело смысла. Долго не раздумывая, он пошел к бригадиру и, объяснив ситуацию, попросил разрешения воспользоваться трактором, чтобы поехать в Каширу и сняться с комсомольского учета. Переодевшись впопыхах, тепло попрощавшись с коллегами по полевому стану, он с пристроившейся рядом с ним матерью сел за руль трактора Т-16 и тронулся в путь, покинув свое рабочее место, как оказалось впоследствии, навсегда. Оставив мать дома и получив от нее указание, что необходимо купить в районном центре к вечерним проводам, Николай по распутице и при непрекращающемся нудном дожде отправился в районный центр.

Добравшись до районного комитета комсомола, он, разгоряченный, постучался в дверь, спросил разрешения и, войдя, остолбенел.

– Здравствуйте… Ольга Николаевна, – промямлил он от неожиданности.

Он знал, что его любимая учительница по литературе уволилась из Данковской средней школы и уехала работать в районный центр. Но куда и кем, до него информация не дошла. Между ними была невидимая связь, которая возникает у близких по духу людей, но которые не могут сблизиться по определенным устоям и правилам общества. Ольга Николаевна вела литературу в старших классах и пришла работать к ним в школу после института. Таким образом, она была старше учеников на пять-шесть лет. Ее все любили. И по возрасту, и по взглядам она не очень отличалась от старшеклассников и была в их среде «своей». Хотя у нее еще не было педагогического опыта, но она, бесспорно, была талантлива, так как могла своеобразным подходом к занятиям завлечь, заинтересовать даже бездарей. На одном из уроков его товарищ и друг Траценко Василий, будучи в игривом настроении, вывел ее из себя, а Николай при всем классе осадил его. В какое-то мгновение взгляды учительницы и Николая встретились, и он прочел в ее готовых заплакать глазах: «Я благодарю, тебя!». По-крайней мере, так тогда ему показалось. С тех пор он ощущал от нее неподдельное тепло и всегда старался подготовить урок, чтобы не краснеть перед нею. В это время он дружил с девочкой, которая училась на класс младше, и у него никогда не возникало мысли обратить на учительницу внимание, как на женщину.

Но все же что-то невообразимо теплое всегда присутствовало в нем, когда она находилась рядом…

– Здравствуй, Коля! – не менее удивленно и ошарашенно смотря на него, произнесла Ольга Николаевна. Через несколько мгновений замешательства она спросила: – Что случилось? Почему ты здесь?

– Да вот, Ольга Николаевна, получил повестку, завтра забирают в армию. Вы меня извините за мой неопрятный вид, я прямо с работы и умыться толком не успел, очень тороплюсь. Нужно с учета сняться, поэтому я здесь, – скороговоркой выпалил он и спросил: – А почему вы здесь?

– О, это длинная история. Присаживайся, я сейчас отыщу твою карточку и все сделаю за пару минут. Твой комсомольский билет, пожалуйста.

– Прошу, – протягивая уже подготовленный билет, сказал Николай и, посмотрев на предложенный стул, остался стоять.

– Я сейчас, – произнесла Ольга Николаевна и вышла из кабинета.

Она была красива. Ростом почти на голову ниже него. Короткие пышные волосы всегда были ухожены, и сама прическа никогда не менялась. Возникало ощущение, что прическа всегда имела один и тот же вид, потому что хозяйка волос уделяла ей особое значение. Круглое лицо, обрамленное светлыми волосами, выглядело всегда приветливо и даже по-детски наивным. Наивность придавали пухлые губы, которые оставались такими даже тогда, когда она улыбалась.

Ему вспомнилась последняя школьная линейка, когда они решили сфотографироваться всем классом. Он стоял рядом с ней, как вдруг в самый последний момент между ними просунулся Вася Красиков, нагловато оттеснив его. «А нельзя ли повежливее?» – только и смог сказать он. В это мгновение его друг Василий щелкнул затвором фотоаппарата. Так он и остался на фото с недовольным лицом. Потом они всем классом пошли к реке. Сидели на берегу, говорили, шутили и мечтали вслух о будущем. Впереди их еще ожидали выпускные экзамены…

– Ну вот и готово! – прервав его мысли, сказала вошедшая Ольга Николаевна, – держи свои документы.

– Так как вы здесь оказались? Почему не в школе работаете? – с полным непониманием, глядя ей прямо в глаза, спросил он.

– Вот, Коля, так в жизни иногда случается, – улыбаясь, начала она свой рассказ. – Я сама искала рабочее место в райцентре и хотела уехать из Данково, все же до «рая» там далековато. Сам знаешь, даже наш дом для учителей оборудован удобствами во дворе. Я уж не говорю о ведрах с водой, которые нужно натаскать, чтоб помыться. Да и потом, есть только клуб, в который не хочется идти, где, извини, сопливые подростки ставят целью выпить дешевого вина и подурачиться, а серьезных парней и нет. А здесь и Воронеж под рукой – удобнее. В театр можно поехать. В комитете оказалась случайно, но я не огорчаюсь, это временно. Все же меня тянет в школу, там интереснее. Большой плюс в том, что получила сразу служебную квартиру со всеми удобствами. Хотя это не мое жилье, но на сегодняшний день я довольна, все сложилось просто замечательно. Ну да хватит обо мне, знаю, что твои одноклассники почти все уже служат, вот и твоя очередь подошла. Еще не ясно, где и куда попадешь?

– Записали, куда и просился – в войска связи, а вот конкретного места никто не говорит, наверное, это военная тайна, – иронизировал он. – Мой старший брат хорошо знаком с военкомом, тот обещал направить меня в войска связи или в подразделения, связанные с радиотехникой. Не знаю, как все сложится, но я внутренне готов к службе. Конечно, сегодня мне трудно что-то говорить конкретно, но я надеюсь, что не пропаду в наших доблестных войсках! Вы понимаете, что можно попасть на службу к белым медведям, например, и ничего интересного не увидеть за два года, но ведь нужно надеяться на лучшее. Из друзей, которые уже служат, двоим повезло. Может, помните Валика Сорокина, он так вообще в Воронеже служит, Сергей Рыжков – в Подмосковье, а про остальных ничего не могу сказать. Думаю, и остальных одноклассников в эту осень «загребут».

– Ясно, Коля. А есть у тебя девушка? – хитро прищурив глаза и наклонив в сторону голову, неожиданно спросила Ольга Николаевна.

– Не знаю, как и ответить, – засмущавшись и покраснев, ответил Николай. Сделав короткую паузу, продолжил: – Дружили почти два года, но вот уже больше месяца не общаемся, поссорились. Она работает в Нововоронеже, а живет у брата в Колодезном. Иногда приезжает домой на выходные, но у нас как-то не получается встретиться. И сегодня тоже нет возможности повидаться, я даже не знаю, где точно она живет. Одним словом, все сложилось глупо, и похоже на то, что это не моя судьба.