Текст книги "Ангел"

И конечно, никто бы не стал отрицать, что Кевин Мадиган со своими смоляными волосами и черными, сверкающими, как обсидиан, глазами действительно был «черным ирландцем».

– Ты что-то приумолкла, Рози. О чем задумалась?

– Я думала о том, как ты сегодня похож на маму, Кевин. Вот и все.

– Мама бы очень гордилась тобой, твоими успехами. И отец тоже. Я помню, как мама поддерживала твое увлечение шитьем и придумыванием одежды, когда ты была еще совсем маленькой.

– Да, я тоже помню. Думаю, они бы гордились нами обоими. У нас все впереди – мы здоровые, разумные люди, занимаемся любимым делом и добиваемся в этом успехов. Такими они и хотели нас видеть. Отец особенно бы гордился тобой. Ты – продолжатель традиции Мадиганов, полицейский в четвертом поколении. Интересно, появится ли Мадиган пятого поколения, чтобы пойти по стопам отца и деда?

– Что ты имеешь в виду?

Рози задумчиво посмотрела на него, потом произнесла:

– Может быть, уже пора начать думать о женитьбе, о детях?

– Кому я нужен? – смеясь, возразил он.– Что я могу дать женщине при такой работе и образе жизни?

– Неужели у тебя нет девушки, Кевин?

– Пожалуй, что так.

– Очень жаль.

– Кто бы говорил! А ты сама? Столько лет в таком нелепом положении. Гэвин прав, тебе пора заканчивать со всей этой канителью во Франции.

– Гэвин действительно так сказал? – спросила Рози, пристально глядя на Кевина. Тот кивнул.

–Ну конечно. Гэвин считает, ты понапрасну растрачиваешь жизнь. Я тоже так думаю. Лучше бы тебе уехать оттуда, вернуться в Штаты. И, может быть, здесь, дома, ты бы нашла порядочного парня...

– Кстати, о Франции,– властно прервала она его,– ты приедешь на Рождество? Ты обещал.

– Да, обещал, я помню. Но я не уверен, что смогу...– пробормотал он в нерешительности. Но тут у стола появилась официантка с подносом в руках, что и спасло Кевина от необходимости подыскивать оправдания. Девушка принесла тарелки с заказанным ими ирландским рагу и собиралась поставить их на стол.

– А вот и очаровательная mavourneen с нашим обедом,– сказал он, одарив ее улыбкой, лицо его при этом излучало особое ирландское обаяние, которое большинство женщин нашли бы неотразимым.

Наблюдая за ним, Рози подумала: «Какой красавец пропадает!»

7

Бар назывался «Узо-узо» и находился на Бауэри, недалеко от Хьюстон-стрит. Район не очень-то благоприятный для здоровья, но за свою четырехлетнюю работу тайным агентом полиции Кевин Мадиган привык к сомнительным местам. Иногда ему казалось, что он полжизни проводит в подобных мрачных заведениях в надежде получить от какого-нибудь бродяги самое для себя необходимое – информацию.

Он размышлял над этим, потягивая пиво в темном углу маленькой греческой забегаловки на задворках Сохо и Гринич-Виллидж. Надо признать, подобные заведения ему до смерти надоели, но, с другой стороны, они были ему просто необходимы. Где еще он бы смог встречаться с этими грязными типами, с которыми ему приходилось иметь дело по долгу службы.

Сегодня ровно неделя, как Рози попросила его бросить улицу и подыскать какую-нибудь непыльную работку в Управлении. Тогда он расхохотался, но сейчас подумал, что, может, она и права, однако тут же прогнал эту мысль. Кабинетная работа не для него, она скучна, хуже того, она убивает душу.

Когда он работает на улице, бешено выделяющийся адреналин придает ему энергию, силы. Ему все по плечу, он готов преодолеть любые трудности, справиться с любой опасностью. Никакая другая работа кроме этой не принесет ему удовлетворения. И даже родная сестра не сможет переубедить его.

Но, возможно, некоторые изменения все же следует произвести. Это было одной из причин, почему он, опаздывая на свидание со своей «девушкой из приличного квартала», находился здесь, поджидая Нила О'Коннора.

Его старый приятель Нил был отличным парнем и в прошлом тоже тайным агентом. Он продолжал служить в Управлении, но теперь в Отделе уголовных расследований, занимающемся организованной преступностью.

Несколько дней назад Нил неожиданно позвонил Кевину и спросил, не хотел бы он перейти в Отдел уголовных расследований.

К своему собственному удивлению, Кевин ответил, что это возможно, и согласился встретиться с Нилом, чтобы обсудить предложение. Последние несколько лет тот был членом ударного отряда Управления, работающего в тесном контакте с ФБР, выслеживая колумбийских и азиатских торговцев наркотиками. В работе ему сопутствовал успех, он сумел надолго засадить за решетку нескольких главарей наркобизнеса; им уже до старости не выйти оттуда.

Кевин взглянул на часы, краем глаза заметил входящего Нила и приветственно помахал ему рукой. Кивнув в ответ, Нил поспешил к нему.

Старый друг Кевина был рослым широкоплечим парнем с рыжеватыми волосами и ярко-голубыми глазами, светившимися на веснушчатом по-ирландски широком лице.

Кевин поднялся ему навстречу. Они обменялись рукопожатием, похлопали друг друга по плечу – старые приятели, много пережившие вместе.

Когда приветствия окончились, Нил взглянул на недопитую кружку Кевина.

– Еще по одной? Или чего-нибудь покрепче?

– Пива, пожалуй, «Бад Лайт»,– ответил Кевин, садясь.

Нил отошел к бару и через секунду вернулся, неся по кружке в каждой руке. Поставив их на стол, он снял плащ, бросил его на соседний стул и подсел к Кевину. Потом зажег сигарету, глубоко затянулся и, переходя прямо к делу, сказал:

– Мне нужно, чтобы ты работал в моем отделе. Необходимо. Очень. И немедленно. Если ты соглашаешься, я устрою тебе перевод сегодня же вечером.

Подавшись вперед и глядя Кевину прямо в глаза, он продолжал, едва сдерживая ярость:

– Разгромить мафию – разве это не стоящее дело?! Это вызов, это риск, действие – все, к чему ты так стремишься! Что скажешь?

Кевин не сразу ответил. Он сидел, внимательно глядя на Нила, взвешивая его слова. Пододвинувшись ближе к другу, он сказал, понизив голос:

– Ты мне не очень подробно объяснил тогда по телефону, Нил.

– А что тут объяснять? – Нил, подняв брови, удивленно посмотрел и бросил коротко: – Само название отдела говорит за себя. Мы боремся с мафией и хотим это делать как можно лучше.

– С этим ясно. Я хочу знать, буду ли я работать тайным агентом и за кем конкретно вы охотитесь. Или за мафией вообще?

– Что касается первого вопроса, ты не обязан работать тайно, если не хочешь. Хотя я бы предпочел, чтобы ты согласился, ты ведь лучший в своем деле. Теперь второй вопрос. Хотя мы занимаемся всеми нью-йоркскими преступными кланами, сейчас наша конкретная цель – разгромить банду Рудольфо.

Услышав это имя, Кевин тихонько присвистнул. В Нью-Йорке действовали шесть преступных кланов: Гамбино, Коломбо, Дженовезе, Луккезе, Бонанно и Рудольфо. Последний представлял собой самую мощную и изощренную организацию в американской мафии. Ее главарь, Сальваторе Рудольфо, как среди полицейских, так и среди бандитов считался величайшим Доном – главой клана – за всю историю организованной преступности. Он был capo di tutti capi – босс всех боссов, самый уважаемый и почитаемый, перед которым лебезили все остальные доны Восточного побережья.

Кевин воскликнул:

– Бог мой, Нил! У тебя уж слишком далеко идущие планы! Вот уже столько лет банда Рудольфо остается практически неуязвимой, их, черт побери, невозможно ни в чем уличить; вот чем они, проклятые, и сильны! Это будет нелегкая работенка.

– Но, может, и не такая тяжелая, как ты думаешь,– прервал его Нил.– Нам уже кое-что удалось, мы проникли в банду. Рудольфо, внедрили в нее своего агента. И вот тут-то появляешься ты, Кев. Ты подключаешься к их торговле наркотиками. Наш человек тебя представляет, дает поручительство, работает с тобой рука об руку. Конечно, если ты согласишься работать тайным агентом.

– Люди Рудольфо всегда отрицали и продолжают отрицать, что они занимаются наркотиками.

– Брехня для дураков! Кевин, все мафиози связаны с наркотиками, к какому бы клану они ни относились, ты это знаешь не хуже меня. И те, кто работает у Рудольфо, ничуть не лучше других своих... своих... собратьев! – страстно заключил он вдруг погрубевшим голосом.

Он бросил на Кевина жесткий, испытующий взгляд.

– Ты отлично разбираешься в наркотиках и наркобизнесе, ты уже многих раскрыл. Мне необходимы твои знания, твои связи, твое особое умение проникать в их поганый мир, уверенно и легко действовать в нем. Так что я жду твоего ответа, парень.

Кевин молчал.

– Я всегда думал, что цель твоей жизни– переловить всех этих грязных сволочей наркобизнеса. Вот тебе шанс нанести удар по мощнейшему торговцу смертью, мой друг. У них все идет в ход – крэк, смэк – ты сам знаешь. Они достают его, и они же продают. Они наводняют город наркотиками на миллионы долларов. На миллиарды, если посчитать все банды и их годовой оборот,– убеждал Нил.

– Я согласен,– сказал Кевин, внезапно приняв решение. Потом помедлил, взял свою кружку, сделал глоток и добавил, как будто вспомнив: – И я буду работать тайным агентом, раз ты этого хочешь.

– Я знал, что могу на тебя рассчитывать,– с огромным облегчением произнес Нил.– В понедельник я переговорю с Эдди Ла Салле и немедленно начну оформление. Как я уже сказал тебе в прошлый раз, Эдди дал мне добро, сказал, я могу действовать, так что он не удивится, когда узнает, что ты согласен на перевод.

– Конечно, не удивится. Я сам упомянул в разговоре с ним, что мы с тобой встречаемся сегодня вечером.

Нил осушил свою кружку и, раскачиваясь на стуле, предложил:

– А не выпить ли нам чего-нибудь покрепче, чтобы скрепить сделку?

– Спасибо, Нил, но это будет посошок на дорожку. Я уже и так опаздываю к девушке на свидание. И давай договоримся: плачу я,– сказал он, привставая с места.

Нил покачал головой.

– Нет уж, это за мной.– Широкая улыбка появилась на его лице.– Не сомневаюсь, это свидание с твоей «девушкой из приличного квартала», и ты, конечно, выпьешь виски со льдом.

– Угадал оба раза.

Секундой позже они уже чокались и произносили тосты, желая друг другу больших успехов в их общем деле. Наступило короткое молчание. Нил прикурил сигарету и задумчиво затянулся. Кевин, потягивая виски, внимательно наблюдал за другом, стараясь угадать, что последует дальше. От Нила всегда можно было ожидать сюрпризов. Кевин рассчитывал, что это действительно последняя рюмка, ему не терпелось уйти из этого грязного бара, поймать такси и поехать в верхнюю часть города. Сбросить эту кожу копа и наконец хоть раз отдохнуть в выходные, как нормальный человек. Жизнь – тяжелая, работа – изматывающая. И только она – его единственный луч солнца, его радость и счастье. Он ненавидел заставлять ее ждать, опаздывая, как сейчас, поэтому всегда старался приходить вовремя. Она очень волновалась, когда он опаздывал, у нее душа в пятки уходила при мысли, что он попал в руки преступников, которых выслеживал.

С месяц назад она даже заговорила о разрыве с ним, потому что жить, испытывая постоянный страх за него, было для нее невыносимо. Тогда он сдержанно отреагировал на это, но в душе, к собственному удивлению, испытал неожиданную панику. Он просто не мог представить, что будет делать, если она его оставит, как будет жить без нее...

Нарушив молчание, Нил сказал:

– Может, для твоего окружения лучше объявить, что ты берешь отпуск, уезжаешь куда-нибудь из города. А потом и в самом деле сбежать из твоих «родных мест». Я думаю, это будет разумно, Кев.

– Ты прав. Я сейчас не занимаюсь чем-то конкретным, мы недавно с Джо Харви хорошо почистили округу. Знаешь, я, пожалуй, скажу Эдди, что беру неделю отпуска до перехода в твой отдел. Честно говоря, Нил, мне есть на что его потратить.

– Тогда иди в отпуск сейчас, у меня ты будешь занят по горло. Я уже говорил тебе, что нас время поджимает и ты нам крайне необходим. Тебе придется засучить рукава, черт возьми! Если надо – работать по двадцать четыре часа в сутки.

Кевин понимающе кивнул.

– Будем надеяться, нам удастся разгромить Рудольфо, сломать его раз и навсегда. Сейчас действительно самый удобный момент: мафия оказалась наименее защищенной, семья Коломбо распадается, у Гамбино тоже большие проблемы. Похоже, что этот парень Дон Дэппера, второе лицо в его банде, скоро «запоет» по делу Готти об убийстве и рэкете.

Нил усмехнулся.

– Именно так, дружище. Джон Готти со своими костюмами по две тысячи долларов сидит по уши в дерьме. Сэмми Гравано, по кличке «Бык», выступает главным свидетелем на процессе, такого еще никогда не было. Подумать только, Кевин! Священное братство, скрепленное кровью и отмеченное возлияниями, рассыпалось из-за обрывка магнитофонной ленты – записи компрометирующих разговоров членов банды.– Улыбка его расползлась до ушей.– Готти упекут за решетку на долгие годы. На очень долгие, именно так.

– Весь преступный мир потрясен этим провалом, обвинители тоже такого не ожидали,– заметил Кевин.

– Кому ты рассказываешь! Мой отдел этим постоянно занимался. Только представь, предательство Гравано – это провал мафии на самом высоком уровне. Особенно если учесть, что Гамбино – крупнейший из кланов, а Гравано был в нем правой рукой Готти.– Нил покачал головой, как бы сам с трудом веря сказанному.– И что меня особенно удивляет, он ведь нарушил omerta – клятву хранить молчание, все мафиози обычно очень серьезно относятся к этому. А Гравано послал их к чертовой матери, донес на своего кореша, лучшего дружка. Разве не странно?

Не дожидаясь, комментариев Кевина, Нил быстро продолжил:

– Ведь они когда-то вместе начинали – Гравано и Готти. Из пары сообразительных ребят с «пушками», солдат улицы, доросли до «капо», главарей.– Нил пожал плечами.– Но Гравано решил спасать свою шкуру, поэтому он послал ко всем чертям святое братство, omerta, старого кореша Джонни и запел, как канарейка.

Кевин кивнул.

– На этом бруклинском процессе над Готти будет что посмотреть, запомни мои слова.– Кевин взглянул на часы.– Проклятье, Нил, уже позже, чем я думал. Мне пора.

– Мне тоже. Моя старушка заждалась меня. Первый раз за весь месяц решили куда-нибудь выбраться в субботу, а я опаздываю. Она убьет меня.

Они подхватили свои плащи и поспешно вышли из грязного бара.

8

Друзья, выйдя на улицу, остановились, продолжая беседу. Потом Нил взял Кевина за руку.

– Слушай, друг! Я провожу тебя квартальчик до Хьюстон-стрит. Там ты можешь схватить такси. Твоя «девушка из приличного квартала» не рассердится на тебя?

Кевин, стараясь идти в ногу с Нилом, покачал головой.

– Нет, она уже привыкла к моим опозданиям на час и больше. Ей это, конечно, не нравится, но она не выплескивает свое недовольство на меня. Во всяком случае, она будет довольна, нет, просто счастлива, когда узнает, что я перехожу в Отдел уголовных расследований.

Нил бросил на него странный взгляд.

– Но это все же опасная работа.

– Это мы с тобой знаем, Нил, но не она. Как и моя сестра Рози. На днях они обе насели на меня, чтобы я перевелся в другой отдел. Так что я уверен на сто процентов, они будут в восторге от этой новости. Отдел уголовных расследований – это выглядит почти как кабинетная работа, не так ли?

Поежившись, Кевин поплотнее застегнул плащ и засунул руки в карманы.

– Проклятье, сегодня подмораживает! И, конечно, когда надо– ни одного такси кругом.

– Обычно так говорят про копов,– заметил Нил и глухо рассмеялся.

– Какого дьявола тебе нужно всегда выбирать эти забегаловки у черта на куличках? В Бауэри, придумал тоже!

– Чтобы быть подальше от твоей Маленькой Колумбии, но все-таки не в Нью-Джерси,– объяснил Нил, имея в виду часть Куинса, прилегающую к Элмхесту, где обычно работал Кевин.

– Не могу сказать, что мне очень жаль расставаться с этим кварталом,– признался Кевин.– Слава богу, мне больше никогда не придется переступать порог «Мезон Астуриас». Я его уже возненавидел. Подумать только, всего тридцать лет назад этот ресторанчик был типичным ирландским баром, заполненным жизнерадостными Миками[4]4
  Мик – ирландец (жарг.).


[Закрыть], любителями посидеть за стаканчиком «ерша» из виски с пивом, порассказывать небылицы. Но ирландцы давно разъехались из этого квартала, перебрались на Вудсайд, как и мы за несколько лет до смерти мамы. А Рузвельт-авеню стала Маленькой Колумбией, если не похлеще. Пестрый водоворот разряженной толпы, где процветают фешенебельные клубы, стодолларовые купюры обычные карманные деньги.

– И где перестрелки также обычны, как в Кали, Медельине или Боготе,– заметил Нил.– Уж тебе-то это хорошо известно. Уму непостижимо, Кев, Нью-Йорк просто помешался на оружии и наркотиках.

– Мы с тобой, Нил, живем в чреве чудовища. Мы все это видим каждый день: бездомные, голодные, отчаявшиеся люди, а еще умалишенные, наркоманы, преступники. И мы знаем им счет. Большинство людей не видят этого, или не хотят видеть, или смотрят на это сквозь пальцы. Ужасно, но, боюсь, дело обстоит именно так.

Нил остановился, повернулся и схватил Кевина за руку. В свете фонарей было видно, что лицо его вдруг стало решительным и непреклонным.

– Пятнадцать минут на машине от Манхэттена через мост Куинсборо, и ты – в Южной Америке, висишь на волосок от смерти, вращаясь среди наркобаронов, уличных торговцев наркотиками, наркоманов и прочего отребья. Я голову даю на отсечение, ты будешь рад, что перешел к нам в отдел, вот увидишь.

– Я тоже так думаю. Скажем прямо, возможно, этим я прибавлю себе несколько дополнительных лет жизни.– Кивнув, Нил продолжал: – А Бушвик, притон прокаженных, какого я еще не видел: скопище лачуг, кишащее наркоманами: одни обходятся кокаином, другие – крэком, а третьи колются героином, накачивают себе в вены это дерьмо. Человеческие отбросы, они нападут на тебя, ограбят и убьют ради очередной дозы. Это омерзительно.

– Ты совершенно прав, compadre[5]5
  Приятель (исп.).


[Закрыть], совершенно прав,– спокойно проговорил Кевин, беря Нила за локоть и направляя его шаги к Хьюстон-стрит.

– И это Америка,– сказал Нил бесцветным голосом,– самая богатая и могущественная страна в мире. Это не просто омерзительно, в этом есть что-то сатанинское, внушающее ужас! Что случилось с прекрасной Америкой? С нашей американской мечтой?

Кевин не ответил. Что можно было добавить к словам Нила?

Кевин вошел к ней в квартиру, открыв дверь своим ключом. Он остановился в холле, ожидая ее появления, как это обычно бывало, когда он приходил. Но на этот раз этого не случилось.

Он повесил плащ в стенной шкаф, снял с плеча кобуру с пистолетом и аккуратно повесил на ту же вешалку в шкафу. Она и так знала, что он живет в мире насилия, зачем ей видеть еще и эти красноречивые доказательства. Во всяком случае он предпочитал не смешивать два разных мира. Затем, недоумевая, насторожился, прислушался, все ли в порядке.

В квартире было тихо, никакого шороха. Но, пройдя небольшую прихожую, он услышал слабый звук радиоприемника, доносившийся из кухни, и сразу понял, что она дома.

Он сунул голову в гостиную: свет горел, но огонь в камине почти погас, на какое-то время оставленный без присмотра.

Повернувшись на каблуках, Кевин прошел по коридору к спальне. Дверь была приоткрыта, он толкнул ее и вошел в комнату. Лампы у кровати были притенены, и в мягком приглушенном свете он различил на кровати ее свернувшуюся фигурку. «Дремлет, а может, и крепко спит»,– подумал он.

Подойдя к кровати, Кевин заметил веером разложенные на одеяле картонные папки; из некоторых высыпалось содержимое. Вероятно, она работала перед его приходом, захотела спать и уснула, не дождавшись.

Склонившись над ней, он шепотом, чтобы не испугать, произнес ее имя. Потом легонько прикоснулся рукой к ее лицу.

Глаза ее мгновенно открылись. При виде его лицо ее просветлело от нахлынувшего счастья.

– Кевин!– облегченно выдохнула она.– О боже, и извини, я задремала.

– Все в порядке, дорогая,– ответил он, опускаясь на колени рядом с кроватью, чтобы видеть ее лицо.– Это мне следует извиниться за опоздание. Я задержался с Нилом О'Коннором дольше, чем планировал. Ты ведь помнишь Нила, вы встречались в прошлом году. В общем ему необходимо было поговорить со мной, и сделать это можно было только сегодня. Очень срочное дело.

– Ничего, Кевин, не беспокойся.

Он посмотрел ей прямо в глаза и пояснил:

– Нил попросил меня перейти в его отдел. Я согласился.

Пораженная известием, она поморгала и сдвинула брови.

– Какой это отдел?

– Отдел уголовных расследований.

– Это кабинетная работа?

– Часть времени – да,– солгал он, желая ободрить ее, избавить от беспокойства.

– А в остальное время? – продолжала выяснять она, не сводя с него пристального взгляда умных живых глаз.

– Мне, конечно, придется бывать на улице. Но эта новая работа совсем не такая опасная, как прежняя. Честное слово.

Кевин помолчал, затем, победно улыбнувшись, быстро сымпровизировал:

– И знаешь, у меня будет больше свободного времени. Гораздо больше.

– Я очень рада, что эта работа не такая опасная,– сказала она, улыбнулась и, протянув руку, погладила по щеке.

Он любил ее улыбку, нежную и невинную, как у маленького ребенка. Она озаряла все лицо, наполняла его светом. Положив руки девушке на плечи, он приблизил ее к себе, коснулся губами ее губ и нежно поцеловал.

Ее руки мгновенно обвили его шею, и она с такой пылкостью ответила на его нежный поцелуй, что мгновенно воспламенила его. Он обнял ее, еще теснее прижал к себе, целуя со все большей страстью, ища языком ее язык. Они замерла в поцелуе, жадно впиваясь друг в друга, пока у них не перехватило дыхание.

Потом Кевин ослабил ленты ее атласного пеньюара персикового цвета и приник к груди. Под пеньюаром была атласная ночная сорочка того же цвета, на тонких бретельках, и рука его легко проскользнула за украшенный кружевом вырез. Припав к ее пурпурному соску, он целовал его до тех пор, пока она не начала тихонько постанывать.

Кевин приостановился, чтобы развязать пеньюар, руки его заскользили вниз по ее телу. Он вновь склонился над ней, целуя и лаская то одну, то другую грудь. Он взглянул на нее: закрытые глаза, слегка раздвинувшиеся губы, учащенное дыхание – все говорило о нарастающем возбуждении.

Выражение отрешенности и исступленного восторга на ее лице разожгло его еще больше. Рука его, скользнув под гладкий атлас сорочки, спускалась все ниже, пока не легла на шелковистый холмик. Когда его ищущие пальцы коснулись потаенной плоти, ноги ее раздвинулись, и он ощутил истекающую из нее жаркую влагу.

– О Кевин,– прошептала она и открыла глаза.

– Что? – удивленно поднял он темные брови.

– Не останавливайся...

– Да,– выдохнул он, опять склоняясь к ней. Расточая поцелуи, он искал губами ее нежную плоть, ласкал ее пальцами. За год их встреч он хорошо узнал ее тело. И сейчас он понимал, что она на грани, что кульминация близка, и желал этого. Но в самый последний момент она вдруг выпрямилась и села.

Крепко охватив рукой его плечи, она прошептала:

– Кевин, пожалуйста, разденься и приходи. Мне хочется почувствовать тебя там, внутри.

– Но я хочу, чтобы сначала тебе было хорошо.

– Я знаю, и я тоже хочу этого, и хочу сделать для тебя то же самое, но, прошу тебя, пожалуйста, разденься скорей.

Вскочив на ноги, Кевин быстро скинул с себя всю одежду, опять лег рядом с ней и стал шарить рукой в тумбочке, ищя презервативы. Проклятье. Он их ненавидел, но после Санни у него время от времени бывали другие женщины, лишь мимолетные связи, ничего серьезного. Хотя он был уверен, что абсолютно здоров, следовало быть осторожным хотя бы ради ее безопасности. Кевин подавил вздох – в опасный век им довелось жить: секс и смерть ходят рядом.

Пока он боролся с пакетиком, она гладила рукой его спину, целовала между лопаток, нежно произнося его имя, нашептывая, как она возбуждена, как сгорает от желания. Ее слова еще больше воспламеняли и дразнили его, возбуждение возрастало.

Повернувшись к ней, он поцеловал ее в губы. После еще нескольких страстных поцелуев он вновь коснулся губами ее обнаженных грудей с отвердевшими напряженными сосками – это вызвало в нем нервную дрожь. Он пробежал руками по ее податливому, закутанному в тонкий шелк телу: ткань была такой же чувственной, как и она сама. Он стал целовать через тонкую материю ее живот, бедра – и тело ее запылало еще сильнее.

В нетерпении он потянул сорочку, и она привстала, помогая ему снять ее. При этом бросила на него отрешенный, полный откровенного желания взгляд. Она опять легла, и какое-то время он не мог отвести глаз, наслаждаясь видом ее прекрасного тела, восхищаясь упругостью светлой, цвета слоновой кости кожи, гладкой и шелковистой, как атлас только что снятой сорочки.

Зная, что она жаждет прикосновения его рук, он позволил своим пальцам проникнуть в самый сокровенный участок ее нежного лона, сначала чуть касаясь, потом все усиливая давление, пока она не задрожала. Припав к бедрам, он стал целовать ее, продолжая ласкать. Через секунду она замерла, сильный спазм потряс ее тело и, достигнув вершины, она сдавленно застонала. Все ее тело трепетало от наслаждения.

– Кевин,– наконец произнесла она едва слышно.– О Кевин, милый!

Кевин лег, положив голову на подушку рядом с ней, и прошептал:

– Тебе хорошо?

– Да. Мне всегда хорошо с тобой, с самого первого раза. Так не было ни с кем.

Она встала перед ним на колени, пристально глядя в его темные глаза, провела пальцем по бровям, по губам, с улыбкой удовлетворения склонилась над ним и нежно поцеловала.

Его желание было так велико, что он едва сдерживался. Он рывком, почти грубо, притянул ее к себе, не переставая целовать и ласкать ее груди. Как всегда, она ответила на его поцелуи с таким же жаром, потом присела на корточки, покрывая поцелуями его грудь и живот, проводя кончиком языка вдоль его тела, от чего он готов был взорваться.

Поспешно он подтянул ее к себе, положил на спину и, опираясь на руки, мощно вошел в нее, двигаясь сильными энергичными толчками. Обхватив его спину ногами, она прильнула к нему, двигаясь в том же ритме. Но он понял, что она старается сдерживаться.

– Ну давай же! – выдохнул он.

– Нет,– прошептала она,– я жду тебя.

Но она еще не успела договорить, когда сильная дрожь пробежала по ее телу, от нее хлынул обволакивающий жар, и она воскликнула:

– Кевин!

То, как она отзывалась на его ласки, неизменно приводило его в крайнее возбуждение, он уже не мог управлять собой.

– О боже, Нелл! Я кончаю! – задыхаясь, проговорил он.– О Нелл! О Нелл!

Она лежала в кольце его рук, склонив светловолосую голову к нему на грудь – глаза закрыты, дыхание легкое и ровное.

Кевин взглянул на нее и про себя улыбнулся. С Нелл он испытывал после их близости такое же наслаждение, как и во время самого акта. Они оба чувствовали приятную расслабленность, им было легко и спокойно друг с другом. Возможно, потому, что они познакомились очень давно, когда ей было еще семнадцать. Теперь Нелл, как и Рози, ее лучшей подруге и его сестре – тридцать один год. Но сейчас она выглядела намного моложе, на двадцать с небольшим: девичья фигура, молодая, без единой морщинки кожа.

Нелл Джеффри стала занимать в его жизни особое место; каждый раз после их встречи он испытывал удивительное обновление. Каждый день город забирал у него частицу его самого, но когда он бывал с Нелл, ей каким-то чудом удавалось восстановить эту частичку, по крайней мере так ему казалось. Сама того не ведая, она возвращала его ему самому.

Нелл помогала ему забыться, избавляя от постоянной невыносимой боли из-за Санни. Ведь та в своем ужасном состоянии была фактически мертва, а живым надо жить, ведь так? Он осознал это за последний год, когда Нелл вошла в его жизнь.

Кевин стал замечать, что последнее время все меньше и меньше думает о Санни – шесть лет, это, конечно, большой срок, что ни говори. Месяцев девять назад он начал сокращать свои посещения Санни, хотя это была не его идея, а ее сестры Элен. «Санни будет легче,– сказала ему однажды Элен в психиатрической клинике,– если ты не будешь так часто навещать ее. Каждый раз после твоего прихода она выглядит слишком возбужденной, как будто из глубины ее помутившегося разума всплывают смутные воспоминания, что вас раньше что-то связывало, и это тревожит ее». Так ему сказала в тот день Элен.

В конце концов он совсем перестал ездить в Нью-Хейвен. Ее семья, по-видимому, с облегчением восприняла его решение; сам он обнаружил, что испытывает то же чувство.

Но все же он не мог отделаться от мысли, не поступает ли он, как трус, уклоняющийся от своего морального долга. Когда же он высказал эту мысль Нелл, она со всей горячностью заявила, что он принял не только правильное, но и единственно возможное решение.

«Ты ведь не можешь помочь ей,– сказала тогда Нелл,– а только сыплешь соль на раны. Более того, она как камень у тебя на шее тянет тебя вниз. Ты должен забыть ее ради своего спасения. Жизнь дана, чтобы жить, пойми это, ради бога!» Убежденность, звучавшая в ее словах, помогла ему: понемногу он начал ощущать, что бремя спало. Нелл права; Санни была частью его прошлого, но он должен забыть, отказаться от нее, чтобы жить дальше.

Теперь он вспоминал Санни в ранние годы, когда оба они были детьми. Это было легче, чем вспоминать ее наркоманкой, рвущейся к дозе наркотика и готовой ради нее на все. И постепенно он сам начал осознавать, что впервые за долгие годы почувствовал себя лучше. И опять за это нужно благодарить его друга – Нелл.

Кевин зарылся лицом в ее волосы. Они были мягкими и шелковистыми, с ароматом лимонной вербены, как и ее свежее, благоуханное тело. Он глубоко вдохнул только ей присущий аромат, чтобы заглушить в своей памяти отвратительные запахи города, казалось, навсегда въевшиеся в ноздри.

Нелл стала занимать такое важное место в его жизни, что он даже не мог себе представить, как бы он жил без нее. Но стали любовниками они всего год назад, довольно странным образом – это случилось как-то внезапно после четырнадцати лет знакомства.

В прошлом октябре Гэвин приезжал в Нью-Йорк, чтобы повидаться с Нелл по работе. Он тогда собирался в Лондон на переговоры по «Делателю королей», подготовку к которому наконец удалось начать. Он позвонил своему старому другу Кевину и пригласил присоединиться к ним и пообедать втроем. У Кевина как раз нашлось несколько отгулов, и он смог принять приглашение. Он не виделся с ними больше года. Они великолепно провели время – легкий юмор, смех, общие воспоминания и море искренней теплоты.

Они обедали в номере Гэвина в «Кэрлайл-отеле», и когда, далеко за полночь Нелл и Кевин вышли оттуда, он вызвался проводить ее до дома. Хотя ночь была холодной, всю дорогу до Парк-авеню они шли пешком, а когда подошли к подъезду, она пригласила его зайти выпить рюмочку.

Пока она наливала «Реми Мартен», он сунул спичку в камин, где уже лежали дрова и бумага. Потом они сидели на диване, с наслаждением потягивая старый выдержанный коньяк, болтая о жизни, прошлой и настоящей.