Текст книги "Ангел"

10

Подруга Нелл не понравилась Джонни Фортьюну. И как он ни пытался преодолеть свою антипатию к ней, ничего не получалось. В ней было что-то вызывающее беспокойство и раздражение, и каждый раз, когда она начинала что-либо говорить, он испытывал непроизвольное желание противоречить. Более того, ему стоило больших усилий быть с ней просто вежливым.

По правде говоря, Розалинда Мадиган разбудила в Джонни не самые лучшие чувства. Вероятно, действительным источником этой враждебности была его постоянная, хотя и не осознанная неуверенность в себе. Сам он, конечно, не был расположен анализировать причины своего отношения к Рози. В гораздо большей степени его мысли были заняты выискиванием ее недостатков: невыразительна, высокомерна, чванлива.

Конечно, к Рози все это не имело отношения. Но с первой же минуты, увидев ее, Джонни инстинктивно почувствовал, что она отличается от тех девушек, с которыми ему обычно приходилось иметь дело. И естественно, он не знал, как следует вести себя с женщиной такого уровня. Поэтому он пытался мысленно принизить ее, наделить ее всяческими недостатками, словом, видеть в ней то, что бы ему хотелось, а не то, что было в действительности. На самом же деле Рози нельзя было счесть невыразительной, но лишь немного консервативной в манере одеваться, она не была высокомерна, но только обладала хорошими манерами, и, разумеется, она не была чванлива, а просто застенчива с ним.

Поглядывая на Рози краешком глаза, Джонни думал, какая у нее скучная внешность. Он терпеть не мог "сереньких» женщин, они вызывали у него отвращение. Пламенные взгляды, сверкающее оперение, много шика и блеска – вот что его привлекало. Он питал слабость к ярким, эффектным женщинам, вероятно, по этой причине ему так нравилась Нелл Джеффри. И хотя их отношения были чисто деловыми, он получал огромное наслаждение от ее необычности. Нелл, по его мнению, была воплощением блистательной женской красоты. И он был горд тем, что она является частью его окружения.

Потягивая вино, он слушал разговоры двух женщин об их общем друге Гэвине Амброзе, мегазвезде кинематографа, и вдруг ему пришла в голову неожиданная и странная мысль. Он понял, что именно так раздражало его в этой Мадиган. Ее интеллект.

Умные женщины отпугивали Джонни Фортьюна, при них он чувствовал себя полным тупицей, не окончившим средней школы.

Бесспорно, Нелл тоже была умна, но природа столь щедро наделила ее чисто женскими достоинствами, что в ее присутствии Джонни просто не замечал ее деловых качеств. И только потом ему приходило в голову, как умно она поступила, действуя от его имени и в его интересах. Нелл Джеффри была не просто его представителем и постоянным советником в деловых вопросах, она значила для него много больше. Он высоко оценивал ее выдающиеся, по его мнению, способности. Став его представителем, она во многом кардинально изменила его жизнь.

Поняв причину дискомфорта в присутствии Рози, разобравшись в природе этой антипатии, зародившейся в нем с момента появления этой женщины в доме, Джонни почувствовал себя намного лучше. Он взял вилку и накрутил на нее спагетти.

Джованни, повар Джонни, приготовил на первое «паста примавера», и сейчас Нелл, Рози, Джонни сидели за обеденным столом перед тарелками, только что поданными женой повара Софией, в то время как Артур, по-английски вышколенный дворецкий, наполнял тонкие хрустальные бокалы охлажденным белым вином.

Все трое с наслаждением приступили к ароматному блюду, и в комнате на какое-то время воцарилось молчание. Первой прервала его Нелл, воскликнув:

– Это просто великолепно, Джонни! Вкуснее спагетти я не едала. Правда же, Рози?

– Восхитительно,– согласилась Рози и взглянула на Джонни.– Даже в ресторане «Альфредо» – у Альфредо в Риме – я не пробовала ничего подобного.

– Джованни – просто гений на кухне,– ответил Джонни с плохо скрываемым раздражением и, обернувшись к Нелл, как бы исключая из разговора Рози, негромко спросил: – Так что там у нас с концертами на следующий год? Похоже, в конце турне мне понадобятся носилки.

В упор взглянув на него, Нелл решила сказать все, что вертелось у нее на языке со вчерашнего дня по поводу предстоящих международных гастролей.

– Я думаю, тебе не следует принимать план гастролей целиком, Джонни,– осторожно начала она.– Это выше всяких возможностей. Слишком много городов и стран в разных концах света. Это было бы самоубийством. По-моему, ты должен ограничиться Лос-Анджелесом, Нью-Йорком, Лондоном, Парижем и Мадридом. Остальное– отбросить.

Джонни был поражен ее заявлением и озадаченно посмотрел на нее.

– Черт, пожалуй, это блестящая мысль. Но я не уверен, согласится ли с этим мой агент. Он ведь уже запустил машину на полный ход по всему свету.

– Но он пока еще не заключил все контракты и договоры с театрами и концертными залами. Я это точно знаю и...

– Откуда ты это знаешь? – прервал ее Джонни и сдвинул брови.

– Я спросила его вчера перед уходом. Ты в это время разговаривал по телефону в другом офисе. Понимаешь, во время нашей мозговой атаки мне пришло в голову, что турне слишком напряженное и, может быть, даже несколько непродуманное. Тебе придется преодолевать огромные расстояния, перелетая с континента на континент, находясь вне дома почти целый год, практически жить в самолете. А ты лучше меня знаешь, что это такое, Джонни, такие турне изматывают артиста до крайности. И я твердо убеждена, что тебе на следующий год нужно оставить только Штаты и Европу. А Японию, Дальний Восток и Австралию отложи еще на год, на 1993-ий.

– Звучит не так уж плохо,– просиял Джонни.– Надеюсь, Джефф согласится.

– Я совершенно уверена, что согласится, если к этому правильно подойти. Я подниму этот вопрос на завтрашнем совещании. Я выскажу эти соображения. Не забудь про запись нового диска – это займет несколько месяцев и потребует от тебя большого напряжения: ты сам знаешь, какой ты придира. Может быть, и об этом стоит упомянуть, как ты думаешь?

Восхищение промелькнуло в глазах Джонни.

– Ты умнейшая женщина в мире, Нелл. Я люблю, когда ты додумываешь за меня мои мысли. О'кей, решено. Ты бросаешь бомбу в Джеффа. Я уклоняюсь, ты принимаешь огонь на себя. И когда пыль рассеивается, я приглашаю вас обоих на обед.– Джонни рассмеялся.– Отлично, мне это нравится! А Джефф восхищен тобой, дорогая, ты, конечно, поладишь с ним. С тобой он не будет спорить.

– Спасибо за то, что ты мне так доверяешь, Джонни, и за добрые слова. Но...– она остановилась, не закончив начатую фразу.

– Что «но»? – поинтересовался он, подавшись к ней.

– Да нет, ничего,– уклонилась она от ответа, не желая высказывать мысль, что последнее время Джонни начинает побаиваться своего агента Джеффа Смайла.

Вместо этого она сказала:

– Я думаю, что сейчас, на этом этапе твоей карьеры, для тебя очень важно не перебрать с концертами.

– Но выступления на публике увеличивают продажу пластинок!

– Разумеется. Но, мне кажется, тебе уже можно немного поберечь себя, не отдавать так много публике. При этом без всякого ущерба для твоего положения. В конечном счете будет только лучше.

– Гм-м.– Он замолчал, задумчиво разглядывая бокал с вином. Через секунду, подняв голову, заметил: – Хулио только что завершил международное концертное турне. За последние годы их у него было несколько, и они ему нисколько не повредили. Абсолютно.

– Совершенно верно. Но, с другой стороны, Стрейзанд шесть лет не выступала с концертами, а продажа ее пластинок не падает.

– Барбара снимается в фильмах,– быстро отреагировал Джонни.

– Но не всегда поет в них,– со смехом парировала Нелл.– Мы еще обсудим это завтра. Мы даже можем собрать еще одно совещание в субботу, если хочешь. Я пробуду в Лос-Анджелесе до воскресенья.

– Замечательно.

Желая сменить тему и отвлечь Джонни от его вечных беспокойств и тревог по поводу своей карьеры, Нелл продолжила уже в другом духе:

– Ты знаешь, Джонни, костюмы Рози к новой картине Гэвина «Делатель королей» неподражаемы. Жаль, что ты их не видел. Но еще увидишь, ты ведь, я надеюсь, будешь на премьере в будущем году. Я предсказываю, что моя дорогая подруга Рози получит еще одного «Оскара».

Краска смущения разлилась по лицу Рози, и она воскликнула:

– Честное слово, Нелл, это уж слишком! Я уверена, что не получу Оскара...– голос ее прервался от волнения.

В первый раз Джонни прямо посмотрел на Рози и несколько холодновато заметил:

– Можете мне поверить, предсказания Нелл всегда сбываются. Спорить с ней не имеет смысла.

Рози ничего не ответила. Она взяла стакан с водой и сделала небольшой глоток, размышляя про себя, чем она так неприятна этому человеку. Это стало очевидным с первых минут их встречи: он явно злился, и его холодность граничила с невежливостью. Лучше бы она не приходила сюда, поддавшись на уговоры Нелл. Было бы гораздо приятнее остаться в отеле, заказать обед в номер и смотреть телевизор.

Нелл тоже молчала. Она не могла не заметить холодного тона Джонни, поэтому, как и Рози, пребывала в недоумении. Его поведение было странным, и его явная антипатия не поддавалась никакому объяснению.

Желая сгладить неловкость и прервать воцарившееся за столом тягостное молчание, Нелл сделала глубокий вдох, чтобы поговорить о новом компакт-диске Джонни. Он только что вышел и уже лидировал в списке «хитов». Но в этот момент подоспела неожиданная помощь: дверь открылась, и в комнату вошла София. Экономка принялась убирать со стола тарелки, а Артур, следуя за ней по пятам, ставил на их место новые. Через минуту они уже подавали запеченного с пряностями и зеленью морского окуня с гарниром из сваренных на пару овощей.

Джонни сделал глоток вина и сказал, обращаясь к Нелл:

– Что ты будешь делать в следующий четверг, в День Благодарения?

– Буду готовить праздничный обед для Кевина,– к своему удивлению, выпалила Нелл и быстро добавила: – И для Рози, конечно.

– Кевин? Кто такой Кевин? – спросил Джонни, поднимая брови.

– Мой друг, с которым я встречаюсь,– ответила она, считая, что лучше сказать правду,– и брат Рози.

Нелл, чуть прищурившись, предупреждающе взглянула на изумленную Рози.

– К этому времени мы вернемся в Нью-Йорк,– продолжила она,– и я намерена приготовить для двоих своих самых близких друзей настоящий старомодный обед ко Дню Благодарения – индейку, клюквенный соус, сладкий картофель с зефиром, хлеб из кукурузной муки – в общем, все в лучших традициях. Я люблю отмечать День Благодарения, как положено, Джонни, хотя я и англичанка.

– В тебе больше американского, чем в яблочном пироге,—со смехом ответил тот, добавив с некоторой грустью: – Отличная идея.

– А почему бы и тебе не присоединиться? – спросила Нелл.– Ты тоже будешь в Нью-Йорке и мне было бы приятно накормить и тебя.

– Не могу, я уже обещал дяде, что проведу этот праздник с ним и его... э-э... друзьями. Но все равно, спасибо, что пригласила.

Вонзая вилку в рыбу, Джонни пробормотал:

– Друг, а? Вот еще новости. От меня, конечно, скрывала.

«И от меня»,– подумала Рози, глазами телеграфируя это послание Нелл.

Та закусила губу, прекрасно понимая удивление и растерянность Рози, и отвернулась. Потом тихонько рассмеялась в ответ на реплику Джонни и уткнулась в тарелку, как бы поглощенная едой.

Через некоторое время Джонни опять завел разговор о турне, беспокоясь о своих обязательствах на следующий год. Нелл уже знала, что его не остановить, он будет твердить об этом, пока все не утрясется. Поэтому она отнеслась к его словам с полным вниманием и как могла постаралась помочь ему дельными советами.

Рози, со своей стороны, углубилась в мысли о Нелл и Кевине. Естественно, она сгорала от любопытства, но понимала, что придется подождать удобного момента, когда они вернутся в отель, чтобы расспросить Нелл об этом новом повороте в их жизни. Если он действительно новый. Возможно, они встречаются уже давно. Но тогда почему ни один из них не сказал ей об этом? Она была в полном недоумении, что, однако, перекрывалось чувством глубокой радости. Это замечательно, что у них роман, и, конечно, они счастливы вместе. Особенно она радовалась за Кевина. Жизнь ее брата была настолько наполнена опасностями, что ему просто необходима поддержка близкого человека.

Рози еще глубже ушла в себя, строя планы относительно Рождества в Монфлери, обдумывая праздничное убранство, меню, перебирая в уме купленные подарки и те, что еще предстояло выбрать.

Наконец мысли ее вернулись к настоящему, к тем нескольким дням, которые еще оставалось пробыть в Лос-Анджелесе, и, самое важное, к ее встрече с Гэвином. Завтра за ленчем они собирались обсудить его следующий фильм. Он еще почти ничего не рассказал ей, но в любом случае она знала, что будет делать костюмы к этой картине.

На этой неделе у нее состоялась успешная деловая встреча с Гарри Маршаллом, во время которой он четко выразил свое желание об ее участии в его новом проекте. Если бы предложение Гэвина не маячило на горизонте, она бы с восторгом взялась за эту работу. Но, поскольку дело обстояло по-другому, она не стала связывать себя какими-либо обязательствами с Гарри, честно сказав ему о предварительной договоренности с Гэвином, и обещала еще вернуться к этому вопросу.

Рози знала, что фильмы Гэвина всегда будут стоять для нее на первом месте. И не только благодаря его выдающемуся таланту актера и необычным сюжетам, но прежде всего потому, что Гэвин так много значил для нее.

Нелл что-то сказала. Рози очнулась от своих мыслей о Гэвине и посмотрела на нее, чуть нахмурившись.

– Так что, если вы оба меня извините, я пойду и позвоню прямо сейчас, чтобы покончить с этим,– проговорила Нелл, поднимаясь со стула.

– Ладно,– ответил Джонни,– можешь воспользоваться телефоном в моем кабинете.

– Благодарю,– сказала Нелл и выпорхнула из столовой.

Джонни откинулся на спинку стула, взял бокал с вином и сделал несколько глотков, старательно игнорируя Рози.

Рози какое-то время смотрела на него, потом отвела взгляд, не зная, что сказать. От столь очевидно проявленной к ней антипатии она растерялась и никак не могла найти общую тему для разговора.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

11

Рози чувствовала себя крайне неловко.

Она сидела не двигаясь, глядя прямо перед собой. Даже ресницы не вздрагивали, а дыхание было едва заметно. Она не знала, как поступить. Вне всяких сомнений Джонни вел себя очень странно, и как Рози ни пыталась, она не могла найти этому объяснения.

Ей пришло в голову, что единственно правильным сейчас было бы извиниться, выйти из-за стола, найти Нелл и сказать ей о своем возвращении в «Риджент Беверли Уилшир». Нелл ее поймет. Они уже обменялись за столом многозначительными взглядами, и по обеспокоенному лицу Нелл можно было заключить, что она тоже в полной растерянности от непонятного и подчеркнутого поведения Джонни.

На какое-то время Рози отвела взгляд от больших серебряных ваз для десерта, стоявших на столе по обе стороны от подсвечников, но вскоре вновь обратилась к ним. За этот вечер она изучила их досконально и должна была признать, что ничего более изысканного ей не встречалось. На возвышающемся основании каждой из них помещался леопард в окружении двух амуров, их пухлые детские ручки поддерживали серебряную оправу хрустальной чаши. Серебро было покрыто необычайно красивой патиной и поражало тонкостью работы. Она сразу угадала руку искусного серебряных дел мастера. Это были редкостные и, несомненно, очень дорогие вещи.

Оторвав взгляд от ваз, Рози посмотрела на Джонни, решительно намереваясь поблагодарить его и удалиться. Но вместо этого почему-то сказала:

– Вазы для десерта совершенно восхитительны. Они, вероятно, периода английского Регентства и, если не ошибаюсь, работы Пола Сторра. Верно?

В изумлении Джонни долго смотрел на нее. Потом наконец кивнул и сказал:

– Я недавно купил их. В Лондоне.

То, что она смогла назвать имя мастера, оказалось для него полной неожиданностью, но ее восхищение было, несомненно, приятно. Они были его радостью и гордостью. Это английское серебро он особо выделял из всех своих вещей. Когда в начале месяца он отправился за этими сокровищами в свой любимый магазин на Бонд-стрит, Нелл даже не была с ним. Владельцы магазина Френсис и Тони Реймейкерс оставили вазы для него, будучи уверены, что это его заинтересует.

– Как вы узнали, что эта работа Пола Сторра? – спросил Джонни, слегка передвинувшись на стуле так, чтобы смотреть прямо на Рози.

– У меня есть подруга, которая очень хорошо разбирается в серебре, особенно георгианском и периода Регенства. Она была дилером.

– А что, сейчас она этим не занимается?

– Нет, не занимается.

– Очень жаль. Я интересуюсь редкостями и хотел бы иметь дело со знающим человеком.– Джонни кашлянул.– Знаете, иногда дилеры, даже оставив бизнес, продолжают интересоваться этим, для себя. Так что если нашей подруге когда-нибудь попадется что-то действительно необыкновенное, я бы...

– Не попадется,– прервала его Рози,– она больше не работает, совсем.

– Полностью ушла от дел?

– Ну, что-то вроде...– Рози замолчала, глядя в пространство и думая о своей дорогой Колли, желая всей душой, чтобы та смогла работать. Если бы только ей удалось вернуться к делам, это бы непременно помогло ей, Рози была уверена. Она отогнала от себя внезапно нахлынувшую грусть, взглянула на Джонни и, удивляясь собственной откровенности, продолжила:

– Колли, моей любимой подруге, пришлось много пережить за последние годы. Ее муж погиб в ужасной автомобильной аварии, а вскоре после этого она сама заболела и долгое время вообще не могла ничего делать. Когда же она наконец вернулась к работе, обнаружилось, что она ей уже не по силам из-за слишком большого напряжения, и ей пришлось ее бросить. По крайней мере на время.

Рози попыталась улыбнуться.

– Кто знает, может быть, она окрепнет и начнет снова. Она обожает старинное серебро, и редкие находки всегда доставляли ей огромное удовольствие. Колли считала, что это очень увлекательное занятие – покупка и продажа.

– Я сожалею... что ваша подруга больна,– тихо сказал Джонни, заметив грусть в ее глазах.– Она живет в Нью-Йорке?

– Нет,– покачала головой Рози,– во Франции, она француженка.

– И это от нее вы столько узнали о серебре, не так ли?

– О да. Она обычно брала меня с собой на лондонские аукционы...

Голос Рози дрогнул от нахлынувших воспоминаний. Это были по-настоящему счастливые годы, пока все не начало стремительно рушиться и для нее, и для Нелл. Вспоминая безмятежное время в Монфлери, Рози подавила невольный вздох и быстро заморгала, стараясь справиться со вновь подступившей грустью.

Быстро овладев собой, Рози сказала неестественно бодрым тоном:

– Пол Сторр был великолепным мастером, не правда ли? Колли всегда отдавала предпочтение его работам. Я тоже. Она была бы потрясена, увидев эти вазы. Они невероятно красивы, просто восхитительны, настоящий шедевр!

Джонни кивнул.

– Это Нелл пристрастила меня к английскому серебру. Она помогла мне купить мои первые подсвечники и кофейный сервиз. Но большинство из моих приобретений за последние два года я сумел сделать сам.– Он слегка улыбнулся.– Нужно сказать, это произошло не без помощи моих друзей Тони и Френсиса Реймейкерс, владельцев антикварного магазина в Лондоне. У них отличный вкус, и я многое узнал от них о старинном серебре.

Он замолчал, уже не чувствуя прежней скованности и испытывая удовольствие от похвалы Рози. Он почувствовал, что его неприязнь уходит, и внезапно его охватило неожиданное чувство стыда за свою холодность и резкость с ней. Отпив вина, он произнес:

– Нелл говорит, у меня верный глаз.

– Верный – на что? – осведомилась появившаяся в дверях Нелл.

– На серебро,– ответил Джонни и рассмеялся.– Рози тут расхваливала эти вазы для десерта работы Пола Сторра, она просто без ума от них.

– Да, они прекрасны,– сказала Нелл, садясь.

– Все в порядке? – спросила, глядя на нее через стол, Рози.– Тебя не было целую вечность.

– Да, о чем весьма сожалею. Я прошу прощения, Рози. И ты, Джонни.

– Пустяки, дорогая,– ответил Джонни.

– Я считаю, все идет пока хорошо. Боюсь только, мне придется сделать несколько звонков, когда закончим обед. Разные досадные мелочи, но что поделаешь,– смиренно заключила Нелл, пожав плечами и покачав головой.

– Такая работа: пресс-секретарь всегда в боевой готовности и при исполнении... Так что, если не возражаешь, Джонни, я бы хотела проконтролировать события.

– Нет проблем, можешь пойти в мой кабинет и названивать сколько душе угодно,– ответил Джонни,– ты должна чувствовать себя здесь как дома, без всяких церемоний. Но, может быть, перейдем к десерту? Джованни приготовил «кростата ди мелле алла крема».

– Бог мой! – воскликнула Нелл.– Звучит до неприличия соблазнительно. И, могу спорить, слишком много калорий.

– Перестань, Нелл! – сказал Джонни.– Уж тебе-то можно не волноваться о своем весе. Что случится, если ты изредка позволишь себе крошечный кусочек?

– Лишние двадцать пять фунтов на бедрах,– вздохнула Нелл, смеясь и притворно закатывая глаза.

– Но все же, что это такое? – настаивала Рози.

– Песочный яблочный пирог с кремом. Вам понравится,– ответил Джонни и, мельком оглядев ее, добавил: – И вам тоже не следует беспокоиться о весе.

После обеда Нелл поспешила в кабинет, чтобы покончить с деловыми звонками, а Джонни пригласил Рози посмотреть библиотеку, находившуюся в глубине дома.

Распахнув дверь, он сказал:

– Я думаю, мы выпьем по чашечке кофе здесь. Мне бы хотелось показать вам и другие мои находки – серебро, что я купил в Лондоне.

– С удовольствием взгляну,– ответила она, действительно заинтересовавшись.

Приятно удивленная изменением в его поведении, Рози с облегчением отметила, что он разговаривает вполне любезно. Она не могла понять причины такой резкой перемены. Может быть, проявленный интерес к его серебру? Возможно ли? Неужели такая мелочь могла настолько все изменить?

– Вот это подсвечники времен Георга III, тоже работы Пола Сторра, 1815 год,– объяснил Джонни, подводя ее к длинному столу за стоящим перед камином диваном.– Я их купил в том же магазине на Бонд-стрит. Благодаря Тони и Френсису мне удалось сделать там несколько очень удачных приобретений.

Рози стояла, восхищенно глядя на подсвечники и одобрительно кивая головой. Потом она обратила внимание на широкую серебряную вазу в центре стола.

– Тоже восхитительно, но это уже не Сторр, да?

Он покачал головой.

– Она была сделана намного раньше, за целое столетие до Сторра, это чаша для пунша времен королевы Анны, 1702 год, работы другого выдающегося ювелира Уильяма Денни.

– У вас есть совершенно потрясающие вещи. Да и весь дом великолепен,– сказала Рози и, пройдя по комнате легкими шагами, присела на диван.

– Благодарю,– ответил Джонни, последовав за ней. Он устроился на стуле возле огромного камина.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? Ликер, коньяк? – спросил он, взглянув на нее.

– Спасибо, просто кофе, если можно.

В этот момент в комнату быстро вошел Артур с кофейником на подносе. За ним следовала София с чашками и блюдцами. Подав кофе, они тихонько вышли.

Рози и Джонни пили маленькими глоточками свой «экспрессо».

Оба молчали, но на этот раз не враждебно. Антипатия Джонни совершенно исчезла, сменившись благожелательным интересом. Теперь он считал свое прежнее поведение безобразным и злился на себя за него. Он недоумевал, почему вдруг ему отказало известное всему миру обаяние, как только Рози переступила порог его дома.

– Чья это картина? – спросила Рози, взглянув на пейзаж над камином. Крестьяне на фоне волнующегося под ветром пшеничного поля Рози показались очень милыми, и неожиданно она почувствовала тоску по Монфлери.

Джонни выпрямился и проследил за ее взглядом.

– Это Паскаль, местная художница, и я – поклонник ее живописи. У меня есть еще несколько ее картин наверху.

– Мне нравятся современные импрессионисты... Такой пейзаж можно встретить где-нибудь во Франции,– тихо сказала Рози, продолжая разглядывать картину и вспоминая ландшафты в окрестностях замка Монфлери.

– Там это и было написано. Паскаль много работает во Франции,– ответил Джонни, со все возрастающим интересом глядя на Рози.

Та удивленно подняла брови и ответила ему вопросительным взглядом.

Первым отвел глаза Джонни. Поставив на стол чашку с кофе, он пересел на диван рядом с Рози.

Джонни Фортьюн принципиально никогда и ни перед кем не извинялся. Но сейчас произошло именно это, он приносил свои извинения Розалинде Мадиган. Он говорил быстро и немного сбивчиво:

– Послушайте, я хочу извиниться. Я, Наверное, был невежлив с вами, я не хотел...– он замолчал и покачал головой.– Да, простите меня, я не должен был отыгрываться на вас. Понимаете, неудачный день, масса дел, разные проблемы...– ловко сымпровизировал он, пытаясь оправдать свое непростительное поведение и показать себя в лучшем свете.

– Я вас понимаю,– ответила Рози.– У меня тоже иногда бывают такие дни.

– Так я прощен?

– Конечно,– улыбнулась ему Рози.

Эта улыбка осветила ее лицо, подчеркнув неожиданную нежность губ и блеск глаз. Она опять улыбнулась, и он почувствовал, что улыбка затронула что-то в глубине его души. Ощущение было настолько необычным, что он просто сидел и в растерянности смотрел на нее.

Рози тоже взглянула на него и встретилась взглядом с самыми яркими, самыми синими глазами, какие ей когда-либо доводилось видеть. Склонив голову на бок, она посмотрела на него с еще большим недоумением, решив, что более странного человека она не встречала за всю свою жизнь.

Рози передвинулась, и свет неожиданно упал на ее лицо.

Неотразимая зелень ее глаз и медно-коричневый оттенок волос внезапно поразили Джонни своей ошеломляющей красотой. Он спрашивал себя, как он мог счесть ее серенькой и неинтересной. Если уж говорить правду, Розалинда Мадиган была потрясающе красива.

Все еще в растерянности от этого странного человека, смущенная необычным выражением его лица, Рози сказала, дотронувшись до его руки:

– Все в порядке, в самом деле. Я вас понимаю. И не сержусь...

Улыбка опять промелькнула на губах Рози. Джонни начинал ей нравиться. Она уже забыла его прежнюю грубость и по своему обыкновению видела в нем только хорошее.

Джонни кивнул. Сам еще того не зная, что был сражен.