Электронная библиотека » Барбара Брэдфорд » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 6 января 2014, 00:23


Автор книги: Барбара Брэдфорд


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
2

– Почему я? – повторила я потом, вечером, глядя на Джека. – Почему на роль пресс-секретаря из всей семьи ты выбрал именно меня?

Он только что приехал к ужину, и мы сидим в моем маленьком кабинете в задней части дома, в его любимой комнате – теплой, уютной, со стенами, обитыми красной парчой и со старым персидским ковром. Он стоит передо мной, спиной к огню, засунув руки в карманы.

Он тоже посмотрел на меня, явно в растерянности, и ничего не ответил. Потом задумчиво покачал головой, собрался что-то сказать, но промолчал, нахмурился и закусил губу.

– Видишь ли, Вив, – собрался он наконец, – я и сам не знаю, почему. – Он опять покачал головой. – Нет, я вру! – воскликнул он. – Я – лжец. И трус. Вот почему я напустил «Таймз» на тебя. Я не хочу говорить с ними.

– Но теперь ты – глава семьи. Не я, – запротестовала я.

– А ты – журналистка. Уважаемая журналистка. Ты лучше меня знаешь, как обращаться с этой жуткой прессой.

– С ними могла бы поговорить Люциана. Все-таки она – дочь Себастьяна.

– А ты – бывшая жена, – выпалил он.

– О, Джек, прошу тебя.

– Ладно, ладно. Дело в том, что она находится в ужасном состоянии весь день, с тех пор, как мы приехали сюда. Она и со мной-то едва может говорить, не то что с этими из «Нью-Йорк Таймз». Ты же знаешь, какая она хилая. Каждый пустяк выбивает ее из колеи.

– Конечно. Я ведь и не думала, что она приедет ко мне ужинать, хотя она и согласилась. Я знала, что не приедет. – повторяю я.

Уже в детстве – ведь мы росли вместе – Люциана вечно куда-то исчезала, упиралась, жаловалась на усталость, даже на плохое самочувствие, если ей не хотелось что-либо делать или она сталкивалась с какими-нибудь трудностями. Но никогда она не была хилой. Я знаю это наверняка. Она сильная. И упрямая. Люциана не слишком демонстрировала эти свои качества. Куда легче и быстрее она добивалась своего притворством; лгать она умела прекрасно – она мастерски плела небылицы. Ее отец как-то сказал мне, что Люциана – самая искусная лгунья из всех, известных ему.

– Как насчет выпить? – спросил Джек, вклиниваясь в мои размышления о его единокровной сестре.

– Да, конечно! – вскочила я. – Какая же я невоспитанная! Что ты будешь пить? Скотч, как обычно? Или стакан вина?

– Пожалуй, Вивьен, все-таки виски.

Я подошла к столу у двери, старинному, в грегорианском стиле, на котором стояли бутылки и ведерко со льдом, налила ему виски, себе, в виде исключения, водку и принесла все это к камину. Подав ему стакан, я снова села.

Он пробормотал «спасибо», отхлебнул янтарного цвета напиток и так и остался стоять, размышляя и сжимая стакан в ладонях.

– Ужасный был день, – сказала я. – Давно не припомню такого. Я никак не привыкну к мысли, что Себастьяна нет. Мне все время кажется, что сейчас он войдет.

Джек ничего не ответил, и отхлебывал виски, покачиваясь на каблуках.

Я наблюдала за ним, глядя поверх своего стакана, и думала о том, что он совершенно бесчувственный и лишенный сострадания человек. Во мне разгорался гнев. Он – он так холоден, холоден, как айсберг! В этот момент я ненавидела его, как иногда могла ненавидеть только в детстве. Его отца нашли сегодня мертвым. Умершим при странных обстоятельствах. А он держится так, будто ничего не случилось. И конечно, нет и намека на то, что у него горе. Меня поразила противоестественность этого, пусть даже между отцом и сыном никогда не было особой близости. Я же, погруженная в печаль, весь день пребывала в отчаянии, с трудом сдерживала слезы. Я оплакивала Себастьяна и еще долго буду его оплакивать.

Неожиданно Джек сказал:

– Труп увезли.

Я вздрогнула, услышав это:

– Ты хочешь сказать, что полиция забрала тело?

– Угу, – коротко ответил он.

– В Фармингтон? Для вскрытия?

– Точно.

– Я не выношу тебя такого! – воскликнула я, сама удивившись резкости своего голоса.

– Какого, лапочка?

– Ради Бога, перестань, ты знаешь, о чем я. Ты весь такой бесстрастный, циничный, жестокий. Наполовину это притворство. Меня не обманешь. Я знаю тебя на протяжении большей части твоей жизни, и моей тоже.

Он безразлично пожал плечами, осушил свой стакан, подошел к столу и налил себе еще. Вернувшись к камину, он продолжил:

– Этот детектив. Кеннелли, сказал, что завтра они вернут тело.

– Так скоро?

Он кивнул.

– Очевидно, медицинский эксперт успеет произвести вскрытие утром. Что ему нужно? Извлечь ткани и органы да взять образцы крови и мозга, и…

Содрогнувшись, я закричала:

– Хватит! Ты говоришь о Себастьяне! О своем отце! Неужели у тебя нет к нему ни малейшего уважения? Уважения хотя бы к мертвому?

Он как-то странно посмотрел на меня и промолчал.

А я продолжала.

– Если ты к нему ничего не испытываешь, это твое дело. Но запомни – я-то испытываю. И я не позволю тебе говорить о нем так безжалостно и цинично!

Не обращая внимания на мои слова, Джек сказал:

– Похороны можно назначить на конец недели.

– В Корнуэлле, – прошептала я, стараясь говорить помягче. – Он как-то сказал, что хочет быть похороненным в Корнуэлле.

– А как насчет поминальной службы, Вив? Она будет? И если да, то где? И, что важнее, когда? – И добавил с гримасой: – Надо бы поскорее. Мне необходимо быть во Франции.

Я опять вся закипела от его слов, но взяла себя в руки. Сдерживаясь изо всех сил, я ответила спокойно:

– В Нью-Йорке. Я думаю, это самое подходящее место.

– Где именно?

– В церкви св. Иоанна Богослова, – предложила я. – Как ты думаешь?

– Как скажешь. – Джек плюхнулся в кресло у камина и очень долго смотрел на меня, о чем-то размышляя.

– Ну нет! – сказала я, почуяв, о чем он думает. – Ну нет, Джек. Ты намерен повесить на меня все хлопоты с похоронами и отпеванием. Это должен организовать ты. Ты и Люциана.

– Ты хоть поможешь нам, а?

Я кивнула.

– Джек, теперь ты не сможешь перекладывать на других свои обязанности, как ты делал это всегда, – предупредила я. – И я не позволю тебе этого. Теперь, когда Себастьян умер, именно ты – глава семейства Локов, и чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. «Фонд Лока», например, – тебе придется перенять факел, который выпал из рук твоего отца.

– Это ты о чем? – спросил он быстро и резко, впиваясь в меня взглядом. – Какой еще факел?

– Благотворительные дела, Джек. Тебе придется продолжить его дело. Тебе придется взять на себя заботу о больных и бедных этого мира, обо всех страждущих, как делал твой отец. От тебя зависит жизнь тысяч людей.

– Ну уж нет! Не выйдет, лапочка. Если ты думаешь, что я собираюсь швыряться деньгами, как пьяный матрос, значит ты спятила. Ты такая же спятившая и ошалевшая, каким был он.

– У вашей семьи столько денег, что вы и так не знаете, что с ними делать! – в ярости закричала я.

– Я не собираюсь идти по стопам Себастьяна, мотаясь по всему свету туда-сюда и разбрасывать дары неумытым толпам. Так что забудь, Вив, и больше не будем говорить об этом.

– Но ты должен взять на себя руководство «Фондом Лока», – напомнила я. – Как единственный сын и наследник. Ты наследуешь не только деньги, но и обязанности.

– Ладно, ладно. Буду руководить. На расстоянии. Из Франции. Но я тебе не спаситель, чтобы спасать мир от всяческих напастей. И от болезней. Запомни это. Отец был просто псих.

– А ты запомни, что Себастьян делал много добра.

Он медленно покачал головой.

– Чудно. Вот уж и впрямь чудно.

– Ты о чем?

– Да вот о том, как ты обожаешь его после всего, что было. После того, что он сделал с тобой.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Он прекрасно ко мне относился. Всегда.

– Согласен, он обращался с тобой лучше, чем с другими женщинами. Ты ему нравилась.

– Нравилась! Да ведь он любил меня! Себастьян любил меня с того самого дня, когда мы познакомились, мне было двенадцать лет…

– Грязный старикашка!

– Замолчи! Больше того, он любил меня и после, когда мы расстались.

– Никогда он никого не любил, – бросил Джек, посмотрев на меня с состраданием. – Ни меня. Ни мою мать. Ни Люциану. Ни ее мать. Ни твою мать. Ни других жен. Ни даже тебя, лапочка.

– Перестань называть меня лапочкой. Это противно. А меня он все-таки любил.

– А я говорю тебе: он не умел любить. Он не смог бы полюбить, даже если бы от этого зависела его жизнь. В нем просто не было такой способности. Себастьян Лок был чудовищем.

– Нет, не был! И я знаю, что он любил меня, понимаешь? Знаю! – воскликнула я, подавляя свой гнев, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

– Тебе виднее, – пробормотал он, уступая мне, как это часто у нас бывало. Отвернувшись, он уставился на огонь, и его лицо стало угрюмо.

Я наблюдала за ним и думала о том, как грустно, что он совсем не понимает своего отца, о том, как мало знает о нем. И вдруг заметила, что в этот вечер он был очень похож на Себастьяна. Одинаковые профили. – Джек унаследовал от отца орлиный нос, выдающийся подбородок и красивую темноволосую голову.

Однако глаза у него были блеклые, водянисто-голубые, совсем не того яркого василькового цвета, что у отца. Что же касается характера и личных качеств, тут они были схожи не больше, чем два любых, посторонних друг другу человека.

Угрюмость не покидала Джека в течение всего ужина. Ел он умеренно, пил много, говорил мало.

Был момент, когда я протянула руку и, коснувшись его руки, сказала, насколько могла, мягко и примирительно:

– Мне жаль, что я накричала на тебя.

Он не ответил.

– Мне, действительно, жаль. Не будь же таким, Джек.

– Каким таким?

– Молчаливым. Неприступным. Доводящим меня до бешенства упрямым ослом.

Он посмотрел на меня, потом улыбнулся.

Когда Джек улыбается, лицо его светлеет, он становится обаятельным, почти неотразимым. Так бывало всегда. Я тоже улыбнулась, ощутив, как я на самом деле к нему привязана.

– Просто я не выношу, когда ты так говоришь о Себастьяне.

– Мы с тобой видим его по-разному, – проговорил он, потягивая мое лучшее красное вино, «Мутон Ротшильд», которое Себастьян прислал мне в прошлом году.

– Он всегда раздражал меня, – продолжил Джек. – А ты… ты обожествляла его, преклонялась перед ним. Но видишь ли, Вив, я-то не ношу розовых очков, в отличии от тебя.

– Когда ты был маленьким, ты тоже обожал его.

– Это тебе так кажется. Но этого не было.

– Джек, не надо мне лгать. Ведь ты говоришь с Вивьен, с доброй старой Вив, своим лучшим другом.

Он засмеялся, запрокинув голову.

– О Господи! Ты когда-нибудь изменишься? Ты держишься за свое мнение, как собака за кость.

– Только тогда, когда речь идет о Себастьяне Локе. – возразила я.

– Одно я знаю наверняка: твоя преданность весьма похвальна, лапочка.

– Спасибо. И перестань называть меня лапочкой, да еще с такой ужасной интонацией. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. Ты делаешь это, только чтобы позлить меня.

Он усмехнулся, протянул руку и коснулся моей руки.

– Мир?

– Мир, – согласилась я так же поспешно, как то бывало в детстве.

Потом мы поговорили о других делах. О Франции, точнее, о Провансе, о наших домах в Провансе, домах, которые Себастьян в свое время подарил каждому из нас. Но напомнить Джеку об этом факте я не решилась. Для меня было очевидно, что к отцу умершему он относится так же безжалостно, как относился к живому. Джек никогда не сомневался в своей правоте относительно Себастьяна, не сомневается и сейчас. Впрочем, это уже не имеет значения.

А когда мы вернулись в кабинет пить кофе, Джек внезапно опять заговорил об обстоятельствах, при которых умер Себастьян.

Сидя в кресле и поставив кофе и коньяк на свой столик, он сказал:

– Полиция заставила меня все проверить. В библиотеке. Во всем доме. Ничего ценного не исчезло. Насколько я могу судить.

– И что же? Они отказались от версии, что там был кто то еще?

– Об этом они мне не сообщили.

– Непонятно. – Я откинулась на спинку стула, снова и снова перебирая в памяти факты, которые у нас были. – Когда я завтракала с Себастьяном, он обмолвился, что миссис Крейн в отпуске… – Я замолчала и посмотрела на него.

– Куда ты клонишь, Вив?

– Я хочу сказать, что это немного странно – что Себастьян приехал на ферму, когда там не было прислуги. Именно тогда, когда она в отъезде. Даже полиция так считает, Джек.

– Он сказал мне в четверг, что должен кончить какую-то работу. По его тому, как он это говорил, мне показалось, что он хочет пожить там в одиночестве.

– А может, он был вовсе не один?

Джек мельком взглянул на меня и наморщил лоб.

– Возможно. Кто-то мог быть там, с ним. Конечно же, это очень возможно.

– И этот кто-то мог, в конце концов, нанести ему рану.

– Очень может быть.

– Кстати, почему ты и Люциана вдруг вернулись в Штаты? Была какая-нибудь особая причина?

– Мы приехали не для того, чтобы убить Себастьяна, – сказал он, улыбнувшись дурацкой улыбкой, которая показалась мне на этот раз удивительно мерзкой.

– Ради Бога! Я и думать не думаю ни о чем таком. И прекрати это. Ты же знаешь, что твои шуточки приводят меня в бешенство. Стань же взрослым, веди себя, как пристало в твоем возрасте, Джек. Ведь это очень серьезное… серьезное дело.

– Прости, Вив. Мы с Люцианой приехали на ежегодное собрание «Лок Индастриз», – объяснил Джек спокойно, голосом более мягким, как будто, наконец он внял моим выговорам. – Оно было назначено на завтра. Ясное дело, теперь его отменят.

– Должно быть, так. Но я хочу вернуться к твоему сообщению о смерти Себастьяна. Я ни секунды не сомневалась, что у него случился сердечный приступ или, может быть, инсульт. И говоря по правде, я и сейчас считаю, что это так.

Джек не ответил. Я внимательно посмотрела на него и спросила:

– Ну, а ты что думаешь?

Он потер подбородок, вдруг задумавшись.

– Я не знаю. Днем я согласился бы с тобой, но теперь не уверен. Ни в чем не уверен.

– Нет, ты скажи мне прямо. Ты думаешь, на него напали? Кто-то проник в дом?

– Возможно. А Себастьян, войдя в дом, спугнул грабителя.

– Прежде, чем тот успел что-либо взять, – ты это хочешь сказать? Ведь ты говорил, что ничего не пропало.

– Ну да, картины и прочие ценности, вроде, на месте. С другой стороны у Себастьяна могло быть и что-то еще, что могло соблазнить вора.

– Например? – я покачала головой. – Что-то я не понимаю, о чем ты…

– Слушай, Вивьен. Ты же знаешь, что Себастьян таскал при себе много всего любопытного. Или, может быть, в комнате находились какие-либо документы.

– Джек, – резко оборвала его я, – Но если кто-то пришел за документами, то это уже предумышленное преступление, не так ли? Ведь смотри, вор, проникший в дом в поисках любой добычи, это одно. А вор, проникший в дом, чтобы украсть документ, – совершенно другое. Значит, он знал, куда идет и за чем.

Джек кивнул.

– Здесь ты права.

– А почему ты подумал о документах? Что-нибудь пропало? И какие это могут быть документы, по-твоему?

– Этого я не знаю. И честно говоря, не знаю даже, почему я подумал об этом. Разве потому, что Себастьян сказал, что едет на ферму поработать? Уж что-что, а лгать он не умел. И если он сказал, что едет просмотреть какие-то бумаги, значит, так оно и было. Но никаких бумаг там не оказалось, во всяком случае таких, с которыми он мог бы работать…

– А те бумаги, которые были разбросаны в библиотеке? – прервала я Джека.

– На полу и на столе – письма, самая обыкновенная корреспонденция, всякие счета и записки от разных людей. Но по тому, как он говорил в четверг, было ясно, что он имеет в виду действительно работу с важными документами. Постой, дай подумать. Он ведь произнес слово «документы». Наверное, поэтому я и подумал о них сейчас. – Он пожал плечами. – Видишь ли, Вив, я не был в Лорел Крик целую вечность, откуда же мне знать, пропало там что-нибудь или нет. Об этом лучше спросить у миссис Крейн. Но это касается только произведений искусства. А что до его бумаг, тут и она ничего не сможет сказать.

– Да, этого она знать не может. – Я вздохнула. – Похоже, мы зашли в тупик.

– Угу… – Джек покачал головой, и опять на лице его проступило замешательство. Потом он разразился целым потоком слов:

– Понимаешь, Вив, я с тобой не согласен. Я не думаю, что он умер своей смертью. Я думаю, что он был убит. Скорее всего, грабитель проник в дом. Себастьян застал его врасплох. Тот выбежал из дому. Себастьян погнался за ним. Произошла схватка. И Себастьян был убит. Непреднамеренно.

– Или его убил кто-то, кто был с ним на ферме, по не известной нам причине, – заметила я.

Джек подумал с минуту. Затем медленно, с несвойственной ему задумчивостью, сказал:

– Это все умозрительные заключения. Ничего они нам не дадут. – Внимательно глядя на меня, он добавил: – Согласись, Вивьен, мы не узнаем, отчего он умер, пока не получим результаты вскрытия из Фармингтона.

Мне ничего другого не оставалось, как только кивнуть. Я согласилась с ним, во всяком случае с его последним замечанием.

3

После ухода Джека я долго бродила по дому, загрузила посудомоечную машину и навела порядок в кабинете и столовой.

В какой-то момент я даже попыталась приняться за свой очерк, надеясь, что смогу закончить правку, но ничего не получилось. Попробую завтра утром, решила я, а если мне так и не удастся сосредоточиться, пусть остается все как есть. Очерк должен появиться в лондонской газете в пятницу, и самое позднее в среду я должна его отправить в каком бы то ни было виде.

Часы в холле пробили полночь, когда я поднялась по лестнице и вошла в свою спальню, чувствуя себя измотанной до предела.

Моя спальня, которая служила спальней и всем моим предкам-женщинам, занимала почти половину второго этажа. Она располагалась в средней части дома. Это было очаровательное помещение с выступающими балками на потолке, множеством окон и величественным камином. По обе стороны от камина французские окна вели на широкий балкон, выходящий в сад. Лучшего места для завтрака весенним или летним утром просто не сыскать.

Риджхилл стоит на холме, куда ведет дорога Тинкер Хилл. Расположенный посреди рощи вековых кленов, он смотрит на озеро Варамауг. Когда знаменитая Генриетта Бейли, мой предок, строила этот дом, она тщательно все продумала и выбрала наилучшее место для хозяйской спальни. Из множества открываются замечательные виды, чудесные перспективы.

Подойдя к одному из окон и слегка раздвинув занавески, я стояла и смотрела на широкую водную гладь, видневшуюся в отдалении, за вершинами деревьев. Озеро – плоское, неподвижное, как горный хрусталь, а над ним яркие звезды усыпали все небо. Осенняя луна, серебристая, круглая, скользила в темных облаках; озерная вода светилась, и кроны деревьев были залиты сиянием.

Какая прекрасная ночь, подумала я, задернув занавески. Я разделась, натянула ночную рубашку и забралась в огромную старую кровать под балдахином. Выключив лампу, я натянула на себя одеяло, устроилась поудобней, надеясь, что скоро усну. Этот день, полный переживаний, измотал меня. День потрясения. День скорби.

Комнату заливал лунный свет. Целительная тишина. Я лежала, перебирая свои мысли: на первом месте был Себастьян. Так много всякого у нас было связано с этой комнатой. Так много наслаждений. Так много горестей. Я уверена, что здесь я зачала своего ребенка, его ребенка, которого я потеряла в результате выкидыша. И снова я стала размышлять – может быть, если бы этот ребенок родился, мы не расстались бы с Себастьяном. Кто знает.

В этой кровати он баюкал меня в своих объятиях, а я рыдала у него на плече о нашем ребенке, и он утешал меня. Как же может Джек называть его чудовищем? Ничего более далекого от истины и придумать нельзя. Себастьян всегда успокаивал меня, он был для меня добрым советчиком. И, кстати, для других тоже. Джек ужасно ошибается; в его суждениях о Себастьяне полно изъянов, так же как полно изъянов в его собственной личной жизни. Джек вечно шумит, вечно обвиняет других, особенно отца. Я люблю Джека как брата, но это не мешает мне видеть его в истинном свете.

Себастьян всегда был со мной, сколько я себя помню, – был с детства. Я не забуду тот день, когда он пришел ко мне. Это было после того, как мою мать нашли мертвой на нижней площадке лестницы, ведущей в погреб. Это случилось на его ферме. Я только что приехала из Манхэттена; Джесс, экономка моей матери, позвонила ему, как только я вошла в парадную дверь, и он тут же бросился в Риджхилл, полный участия ко мне.

Это был жаркий июльский день, необыкновенно жаркий даже для этого времени года, и я сидела на балконе этой спальни, обезумев от горя, рыдая, сердце у меня разрывалось; там он и нашел меня.

Восемнадцать лет тому назад.

Мне было восемнадцать, когда моя мать умерла. Кажется, что это было так давно. Половина моей жизни прошла с тех пор. И все же я все помню так живо, как будто это было вчера.

Я опять устремила взгляд в прошлое и вернулась в этот июльский день одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года.

* * *

– Вивьен… дорогая моя… я здесь! Я здесь, я с тобой, – говорил Себастьян, ворвавшись на балкон, подобно порыву ветра.

Я подняла голову и прищурилась, глядя на него глазами ослепшими от слез и яркого солнца, бившего ему в спину. Через мгновение он уже сидел рядом со мной на длинной скамье. Он с тревогой посмотрел мне в лицо; сам он был бледен и напряжен. Жилка пульсировала у него на виске, и удивительно синие глаза были полны грусти.

Вытерев кончиками пальцев слезы на моем лице, он обнял меня, привлек к себе, гладил, как гладят поранившегося ребенка.

– Ужасная трагедия, – бормотал он, дыша в мои волосы. – Я тоже любил ее, Вивьен, поэтому я знаю, как тебе больно. Я сам в горе. – Говоря это, он все крепче обнимал меня.

Я прижалась к нему.

– Это несправедливо, – рыдала я, – она была так молода! Всего сорок два года! Не понимаю, как это могло случиться. Как, как это могло случиться? Как мама могла упасть с этой лестницы, Себастьян? И зачем она пошла в подвал?

– Я не знаю. Никто не знает. Это несчастный случай, – ответил он, потом слегка отодвинулся и посмотрел мне в лицо. – Ты же знаешь, она затеяла в Риджхилле небольшой ремонт и на это время переехала ко мне. Но меня не было в Коннектикуте вчера ночью. Я был в городе, на обеде Фонда. Я встал на рассвете и поехал на ферму, чтобы успеть позавтракать с ней. А потом покататься верхом. Когда я приехал, там был такой переполох! Элдред нашел ее и вызвал полицию, сообщил Джесс и велел связаться с тобой. Когда я позвонил ей, ты уже ехала в Нью-Престон.

Я кивнула, но прежде, чем я успела что-либо сказать, горе опять охватило меня, и опять хлынули слезы. Себастьян утешал меня; он был очень добр.

Наконец, я сказала:

– Джесс считает, что мама умерла мгновенно. Ты тоже так считаешь? Невозможно подумать, что она мучилась.

– Джесс права, я уверен. Когда человек падает с такой высоты, все, наверное, происходит сразу… со страшной быстротой. Нет, я не сомневаюсь, она умерла мгновенно. Поверь, она не успела ничего почувствовать.

Вдруг я вскрикнула от боли – мне представилась мама, устремившаяся вниз – навстречу своей гибели. Себастьян опять прижал меня к себе, стараясь успокоить.

– Я понимаю, я понимаю, – бормотал он.

– Тебе будет не хватать ее, Себастьян, – прошептала я чуть погодя, – ты ведь тоже любил ее.

– Да.

Я спрятала лицо у него на груди и припала к нему так, будто, кроме него, у меня ничего не осталось в этом мире. В каком-то смысле так оно и было, он был для меня спасительной пристанью.

Себастьян гладил меня по волосам, по руке, бормотал ласковые слова. Я прижалась к нему еще сильней и почувствовала, что впитываю какую-то силу, исходящую от него.

Так мы сидели на балконе долго-долго, и в конце концов на меня снизошло успокоение, и слезы мои высохли. Он не пытался встать, и я тоже, и мы все сидели и сидели на скамье.

Вдруг я внутренне напряглась и затаила дыхание, боясь пошевельнуться. Со мной творилось что-то странное. Сердце колотилось: в горле пересохло, и оно сжалось.

Кровь бросилась в лицо; я прекрасно поняла, что происходит, слишком хорошо поняла. Мне захотелось, чтобы он перестал целовать мои волосы и поцеловал меня. Я хотела ощутить его губа на своих. Мне захотелось, чтобы он гладил мою грудь, а не руки. Сам того не сознавая, он возбуждал меня эротически. Мне хотелось, чтобы он ласкал меня. И совсем не хотелось, чтобы это кончилось.

Я не осмеливалась пошевелиться в его объятиях. Не осмеливалась посмотреть на него. Он умел читать мои мысли: он всегда знал, о чем я думаю, еще тогда, когда я была девочкой.

И я сидела и ждала, когда эти необычные ощущения ослабнут, исчезнут. Я была смущена и растеряна. Как я могла испытывать подобное именно сегодня? Моя мертвая мать лежит в морге, и, может быть, в это самое время эксперт производит вскрытие.

Я содрогнулась в глубине души. Себастьян был ее любовником более шести лет. А теперь я хочу, чтобы он был моим. Я опять содрогнулась, ненавидя себя за эту чудовищную мысль, ненавидя свое тело, которое предало меня в такой момент.

К счастью, Себастьян, наконец, разжал руки и освободил меня. ПОдняв мое лицо, он легко коснулся губами моего лба. Он попытался улыбнуться, кажется, хотел что-то сказать, но промолчал.

Наконец, он промолвил тихо и заботливо:

– Я понимаю, дорогая Вивьен, тебе очень одиноко, но у тебя есть я. И ни о чем не беспокойся. Я буду заботиться о тебе. Знаю, что не могу заменить тебе мать, но я твой друг, и буду с тобой всегда, когда понадоблюсь.

Я кивнула головой:

– С того самого дня, как ты нашел меня в беседке, с той первой встречи, я всегда чувствую твою заботу, Себастьян. – Эти слова были истинной правдой.

Он опять попытался улыбнуться, но без особого успеха:

– Ты можешь всегда обратиться ко мне, если у тебя возникнут трудности, и я помогу тебе – это я обещаю. – Он слегка вздохнул и сказал как бы про себя: – Ты была таким милым ребенком. Ты тронула мое сердце…

* * *

И вот он умер, и больше не сможет заботиться обо мне, и моя жизнь без него станет гораздо беднее. Я уткнулась лицом в подушку, и прошло немало времени прежде, чем слезы мои высохли.

Наверное, я так и уснула: потому что когда я проснулась, солнечный свет уже лился во все окна. Ложась спать, я забыла задернуть шторы: начинался новый день. Я слышала за окнами птичий щебет, издали доносился гогот канадских гусей, плывущих по озеру.

Взглянув на часы на тумбочке, я обнаружила, что еще только около семи, и опять спряталась под одеяло, решив немного понежится в тепле и уюте. И вдруг реальность ворвалась в мое сознание, и с мучительным содроганием я вспомнила все, что случилось вчера.

Себастьян умер. Я никогда больше не увижу его.

Я лежала без движения, глубоко дыша, думала о нем, вспоминала разные разности, всякие пустяки. Восемь лет, как мы развелись, и за последние три года я не очень часть виделась с ним. Но до этого в течение двадцати одного года он был очень важной и неотъемлемой частью моей жизни. Двадцать один год! Для меня это число счастливое. Мне был двадцать один год, когда Себастьян стал моим любовником.

И вот я вижу его так ясно. Я вижу его в точности таким, каким он был тогда. В 1979 году. Мне – двадцать один год. Ему – сорок один. На двадцать лет старше меня: но он никогда не выглядел на свой возраст.

Закрыв глаза, я представила себе, как он входит в библиотеку. Это было ночью, после дня моего рождения. По этому поводу Себастьян устроил фантастический вечер у себя на ферме Лорел Крик, соорудив в саду два шатра, убранных цветами. Угощение было самое изысканное, вино превосходное, великолепный оркестр, ради такого случая выписанный из Манхэттена. Это был прекрасный праздник, пока Люциана все не испортила. К концу вечера она повела себя по отношению ко мне так отвратительно, что я была поражена, выбита из колеи и испугана мерзкими, злыми словами, которые она мне наговорила. Ошеломленная, оскорбленная, я убежала. Я вернулась в Риджхилл.

* * *

Подъехала машина, шурша шинами по гравию. Громко хлопнула дверца.

Через мгновение Себастьян ворвался в библиотеку, напряженный и бледный.

Чувствуя себя совершенно одинокой, я стояла у французской двери, ведущей в сад. У меня в руке скомканный носовой платок: слезы вот-вот снова хлынут из глаз.

Я никогда прежде не видела его таким: присмотревшись внимательней, я поняла, что он в полной ярости.

Он тоже всматривался в меня: его глаза казались кусочками синего льда на искаженном лице.

– Почему ты убежала, Вив, как испуганный жеребенок? – спросил он сурово. Потом пересек комнату несколькими большими шагами и остановился передо мной, глядя на меня сверху вниз.

Я молчала.

– Так почему же? – снова спросил он.

– Я не могу тебе сказать.

– Ты можешь сказать мне все, и ты это знаешь! Ты с самого детства всегда и все рассказывала мне. – Он был по-прежнему в ярости, но сдерживался.

– Не могу, и все тут. Об этом – не могу.

– Но почему?

Я все так же тупо смотрела на него. Потом затрясла головой.

– Не могу!

– Послушай. – голос его стал мягче. – Мы всегда были добрыми друзьями, ты и я. Настоящими друзьями-приятелями. Вивьен, прошу тебя, скажи мне что случилось, что заставило тебя убежать?

Я не ответила, и он быстро продолжил:

– Это Люциана, да? Она обидела тебя.

Я кивнула, но продолжала молчать.

– Она оскорбила тебя… она сказала что-то… что-то презрительно, да?

– Как ты догадался?

– Просто я хорошо знаю свою дочь, – воскликнул он. – Что именно она сказала?

– Себастьян, я не могу. Я не доносчица.

Он какое-то время испытующе смотрел на меня, потом кивнул сам себе.

– Честность – качество врожденное, особенно у тебя. Видишь ли, Вивьен, ты самый благородный человек из тех, кого я знаю, и хотя я понимаю твое нежелание ябедничать, я все же уверен, что ты должна рассказать мне все. В конце концов, это совершенно особенный вечер для нас обоих. Для меня было очень важно устроить тебе праздник, и я очень удивился, когда ты убежала, да еще в таком расстройстве. Ради Бога, скажи мне, что произошло.

Он был прав, конечно прав. Набрав побольше воздуху, я ринулась вперед.

– Она сказала, что усложняю тебе жизнь. Мешаю тебе. Что ты хотел бы избавиться от меня. Она сказала, что ты недоволен тем, что тебе приходится опекать меня, и тем, что тебе приходится платить за мое обучение в Веннесли.[4]4
  Женский колледж, основанный в 1870 году, в штате Массачусетс.


[Закрыть]
Она сказала, я живу за счет благотворительности, что я – никто, всего-навсего отродье одной из твоих… – я запнулась и замолчала, не смогла продолжить и с трудом сглотнула.

– Давай дальше, – приказал он довольно грубо.

– Люциана… Она сказала, что я – всего-навсего отродье… одной из твоих шлюх, – прошептала я.

Он гневно сжал губы, и я ждала, что он вот-вот взорвется.

Но он не взорвался. Он только обескураженно покачал головой и проговорил напряженным голосом:

– Она лгунья, моя дочь. Иногда я думаю, Вивьен, что она самая умная лгунья из всех лжецов, которых я встречал. Она лжет искусней, чем Сирес, а это о чем-то да говорит. Но нередко она врет безрассудно и не слишком умно. ВОт как сегодня. Да, Люциана не слишком умна.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации