Текст книги "Дитя Феникса. Часть 1"

Элейн прислонилась щекой к руке.

– Я никогда ничего не видела про саму себя. Может быть, у меня просто нет будущего.

– Ты не должна так говорить.

– Извини, мне что-то сегодня не очень весело. – Выпрямившись, Элейн посмотрела прямо ей в лицо, и Ронвен нахмурилась. Она опять почувствовала в себе эту недавно появившуюся решительность, которая лишь усугублялась прежней холодностью со стороны принца. – А где Эинион?

– Тут был небольшой скандал. Принц обо всем узнал и предложил Эиниону на некоторое время оставить двор. Если хочешь повидаться с ним, я могла бы его разыскать. – Ронвен неуверенно посмотрела на снежинки, кружащиеся в танце по внутреннему дворику.

– Нет! – резко ответила она. – Я не хочу видеть его! – Она повернулась спиной к лошади и надела поверх вуали капюшон. – Пойдем, я хочу поговорить с Изабеллой.

X

– Не смей приближаться ко мне. – Изабелла скрючилась под одеялом; огромные глаза на ее бледном лице сверкали. – Ты заколдовала меня, всех нас. У тебя дурной глаз! Сначала папа, затем его кузен Джон, и вот теперь я! Каждый, с кем ты сталкиваешься, умирает. – Ее губы подрагивали, а в глазах заблестели крупные слезы.

– Неправда. – Элейн остановилась в дверях, понимая, что не менее полудюжины пар глаз смотрят в ее сторону. Она заметила, что по крайней мере двое из камеристок Изабеллы при виде ее перекрестились и сделали знак, отгоняющий дьявола. – Я не желаю тебе зла. Я твоя подруга…

– Ты мне не подруга! – Голос Изабеллы налился горечью. – Ты завидуешь мне! Ты завидуешь моему браку, моему счастью, завидуешь моему ребенку… – Она начала громко всхлипывать, и в тот же момент женщины окружили ее. Одна из них осталась на месте и сказала:

– Пожалуйста, уходите, леди Честер. Вы же видите, как расстроена принцесса.

– Неправда. – Элейн все еще смотрела на Изабеллу. – Я не завидовала и не желала ей зла.

– Конечно, нет. А сейчас, пожалуйста, уходите, миледи. – Она подтолкнула Элейн к дверям. – Пусть моя принцесса немного поспит. Уверена, потом она успокоится.

В коридоре было темно. Только в дальнем углу горела одна-единственная лампа, и на несколько минут Элейн осталась совершенно одна.

Фигура, которую она увидела, была всего лишь тенью, пятном, чуть более темным, чем сама стена. Элейн взглянула на него, и оно тут же исчезло.

– Кто здесь? – резко спросила она. Ответа не было. Из спальни Изабеллы, которая осталась у нее за спиной, не доносилось ни единого звука. Стояла гробовая тишина, которую нарушал только посвист ветра за окном.

Элейн спустилась по коридору к лестнице и глянула вниз. Ступеньки исчезали в темноте.

– Кто здесь? – снова спросила она, уже более твердым голосом. Почти не понимая, что делает, она пошла по ступенькам вниз. Туфли ее бесшумно ступали по дереву. Было лишь слышно, как шуршат ее юбки, касаясь ступенек и опадая вниз.

Спустившись до конца, она снова остановилась. Лестница приводила к одному из коридоров. Справа, за занавеской, был вход в большой зал, где сидели или лежали несколько слуг, слушавших чтение бродячего поэта. Слева от нее находился темный, обитый деревом коридор, который вел в залу, а дальше шли отдельные разбросанные постройки дворца. И снова, не отдавая себе отчета в том, что она делает, Элейн пошла дальше. Было темно; в дальнем конце коридора брезжила тусклая полоска света от факела, который один из часовых укрепил в стенной нише в опасной близости от соломенной кровли. Позади была зарешеченная дверь, которая вела во двор; Элейн повернула за угол – охранников там не было. В здании стояла полная тишина, и только ветер, который забирался под деревянную крышу, блуждал в дверных проемах и в огромных коридорах, а потом с ревом вырывался прочь из замка.

Элейн остановилась у двери и осмотрелась; часовых не было, и проход был безлюден. Кухня поблизости тоже оказалась пустой. Повара, отмыв сковородки и загасив огромные кухонные печи, видимо, тоже перебрались в зал, чтобы послушать стихи.

Она повернулась к двери и, словно повинуясь какому-то далекому зову, увидела засов, прочно запиравший дверь. Тяжелый засов был сделан из выдержанного дуба и вставлен в кожаные проушины, сделанные с обеих сторон дверного проема. Элейн вздохнула, взялась за засов и потянула его. Засов не поддался; Элейн нахмурилась. Она чуть наклонила голову, будто прислушивалась к голосу, принесенному ветром, от которого факел на стене шипел и дымился. Был ли кто-нибудь там? Звал ли он ее? Элейн снова прислушалась и почувствовала, как по ее спине и шее пробежала дрожь.

После второго яростного толчка засов вылетел из одной проушины; его свободный конец оказался слишком тяжелым, чтобы Элейн могла удержать его, и он с грохотом вывалился у нее из рук. Она предприняла еще одну попытку и высвободила другой конец, отскочив назад, когда засов рухнул на землю. В тот же момент под порывом ветра распахнулась дверь, и факел тут же погас. Элейн замерла, чувствуя, как ветер треплет ее одежду; его порывы с ревом гнули и раскачивали деревья у холма. Она осторожно перешагнула через засов и очутилась на заснеженном внутреннем дворе.

У ворот, выходящих к реке, стояли двое часовых; они забились в укрытие возле частокола, который защищал эту часть дворца.

– Откройте ворота. – Элейн сказала это грозно, и слышно ее было довольно далеко. Ее вуаль сбилась на волосы, тщетно пытаясь вырваться из-под капюшона плаща.

– Миледи, – один из часовых вытянул вперед тускло горящий фонарь, – нам приказано никого не впускать и не выпускать с наступлением сумерек. – Его темное угловатое лицо едва виднелось в тусклом свете свечи, мерцавшей в роговом фонаре. В другой руке он держал обнаженный меч.

– Эти приказы не для меня. – Элейн остановилась. – Откройте ворота и закройте их за мной. Когда я вернусь назад, я постучу.

Она увидела, как стражник неуверенно взглянул на своего напарника, увидела, как тот в ответ кивнул; в глазах у обоих был страх. Но Элейн было все равно, она даже не знала, почему так хочет уйти из дворца и куда она пойдет по этому глубокому замерзшему снегу. Она подождала, пока ворота открылись, и прошла, даже не взглянув на охранников. Затем ворота закрылись за ее спиной, и она осталась одна в темноте.

Элейн шла очень медленно, чувствуя, как порывы ветра с силой толкают ее вперед и как ее плащ обвивается вокруг тела, словно живое существо. Ветер швырял в нее снег с дождем – в кромешной мгле он обжигал ее щеки и морозил пальцы, когда она пыталась плотнее запахнуть плащ. Иногда Элейн слышала, как где-то вдалеке выл одинокий волк; она шла по скользкой тропинке, бежавшей мимо нескольких стоявших рядом домов и огибавшей церковь и мельницу. Тропинка вела вверх, к реке, а потом шла через горы; она пролегала здесь еще с римских времен, с эпохи древних богов. Элейн легко шла в темноте по светлой от снега тропе.

У самой кромки воды, где деревья снова сгущались над тропинкой, ее ждал Эинион, но ей почему-то не было страшно. Элейн ничего не видела; она закрывала лицо от снега с дождем и тем не менее знала, что это был он. Его плащ был темнее, чем ночь вокруг, и на фоне этой темноты выделялась белая борода барда. Чтобы подбодрить себя, Элейн крепко сжала замерзшими пальцами распятие под своим плащом – то, которое подарил ей Джон.

Стоя возле Эиниона на берегу реки, Элейн не видела воды, лишь только иногда виднелась белая пена, которая с ревом неслась по реке к морю, и земля дрожала под ее ногами от бурного течения реки.

– Это ты звал меня? – наконец спросила она; голос ее звучат на ветру необычайно громко. За ледяной моросью она все же чувствовала запахи земли, горький запах гниющей прелой листвы, намокшей от снега у нее под ногами, и холодный запах папоротника и мха, поднимавшийся вверх от мокрых камней.

– Это вы хотели видеть меня, принцесса.

Теперь она видела его лицо, его острые, пронзительные глаза. Неужели она действительно хотела встретиться с ним? Теми долгими днями и ночами, когда Элейн, больная, лежала в Фозерингее, обрывки видений постоянно всплывали у нее в голове. Хотела ли она получить какую-то поддержку или научиться управлять видениями, когда подошла так близко к другому миру, миру, который был отделен от реальности невидимой завесой? И в самом деле, хотела ли она узнать, как проникнуть в этот мир? Или она убедилась, что Эинион был единственным, кто мог помочь ей в этом?

– Мне действительно нужна твоя помощь, – наконец сказала она. – Я вижу что-то, но не могу предотвратить то, что вижу…

Очень долго он ничего не отвечал, и Элейн спросила себя, слышал ли он ее слова сквозь шум деревьев на ветру и волн в реке. Наконец он повернулся к ней и протянул ей руки; она без колебания подошла к нему.

– Твой путь больше не проходит через горы Эрири, принцесса, – медленно сказал он. – Твоя судьба теперь далеко отсюда. В тот день, когда ты покинула Абер и отправилась к мужу, ты изменилась, как будто заяц превратился в кошку или олень – в лошадь. Ты уже свернула с пути, который я так хотел уготовить тебе. Но такова воля богини, и это она благословила тебя. Она позволит тебе увидеть то, что надо будет видеть, и поможет тебе многое понять, если на то будет ее воля. Теперь ты идешь ее путем.

– И куда ведет мой путь? Ты знаешь это? – Она смотрела ему в лицо. Глаза его были почти невидимы в темноте, и Элейн не могла разглядеть, о чем они говорили.

Снова наступила тишина. Элейн ощущала, как из его рук в ее тело вливаются силы. Она чувствовала, как его взгляд устремился внутрь ее головы.

– Судьба предопределила тебе жить далеко на севере, – сказал он наконец. – В лесах Каледона, на земле шотландцев. Именно там ты проживешь большую часть своей жизни, и там ты умрешь.

Холодные иглы дождя и снега проникли сквозь ее плащ и пропитали платье, заставив ее ежиться.

– А мой муж будет королем? – шепотом спросила она, не слыша своих слов.

– Я вижу тебя рядом с королем. Вижу, что ты дашь рождение королевской династии. В тебе будет жизнь короля, и будет смерть короля. Видения будут посещать тебя, а ты будешь гнать их. – Он замолчал. Слова его погасли в темноте, и Элейн ощутила, что сила пропала из его рук. Эинион расслабил свои пальцы и отвернулся от нее. – Завтра я возвращаюсь в Мон. Я уже попросил твоего отца отпустить меня со службы. Я хотел бы провести последние дни своей жизни в одиночестве, готовя себя к следующей жизни.

– А кто будет дальше вести меня? – Она почувствовала, как ее охватил страх, когда она попыталась осознать все, что он ей только что сказал.

– Этого я не вижу. – Первый раз за все это время он улыбнулся. – Но это буду не я. Я умру прежде, чем весной растает снег.

– Нет. – В крике Элейн послышалась боль.

– Такова воля богов, дитя мое, – мягко ответил он, – и мы не можем противиться ей. Я уже прожил тут, в этих холмах, больше восьмидесяти лет. Я завершил здесь свои дела и ждал только разговора с вами. А теперь все завершено, и я отправляюсь на покой. А вы ступайте назад, в дом отца.

– Я увижу тебя еще?

– Полагаю, не в этой жизни, – печально улыбнулся он. – Благословляю вас, принцесса, и дарю вам всю свою любовь. А теперь идите.

Она подняла свою руку, но он уже исчез. Скрытый плащом, с капюшоном на голове, он казался куском кромешной ночной тьмы. Через секунду его не стало.

– Лорд Эинион. – Голос Элейн был резким и испуганным. Вокруг того места, где только что стоял бард, вихрем кружился ветер, и река с грохотом катила волны между валунов. Элейн была одна.

Глава седьмая

I

Абер. Январь 1233

Алые угли рдели у нее под ногами, когда она вошла в огонь; прямо перед ней неподалеку были голубые горы, подернутые дымкой. Фигура ждала ее, маня к себе. Она медленно продолжила путь, почти не касаясь земли. Он звал ее по имени, и она видела, как он удаляется, протягивая к ней руки. Его огненно-рыжие волосы блестели в мерцающем свете. «Подождите, – хотела крикнуть она, но наружу не вырвалось ни звука. – Подождите…» Он становился все меньше и меньше, колыхаясь в жаре пламени. Она побежала; ей надо было настигнуть его, увидеть его лицо, но жар скрыл его и разлучил их. Ей нужно бьшо пробраться через огонь. «Элейн! – Теперь он звал ее громче. – Элейн!»

– Элейн! – Принц Ливелин выглядел бесконечно усталым. Подтянув на плечах отделанный мехом халат, он вздохнул. – Тебе больше нельзя здесь оставаться, дочь моя. Мне очень жаль. – Он стоял возле окна и смотрел, как в воздухе кружились снежинки. Элейн была одна, взгляд ее был прикован к огню.

– Ты должна понимать, насколько все осложнилось из-за болезни Изабеллы. Мне сказали, что ее мигрень и истерики скоро пройдут, но пока… – Он беспомощно пожал плечами. – Даффид проводит тебя до Честера. Уверен, муж будет рад твоему возвращению.

Она ничего не ответила. Ее глаза, не мигая, смотрели на пылающие поленья.

– Вы с ней снова будете друзьями, как только она снова забеременеет, – неуверенно продолжил он. – Никто ведь не верит, что в случившемся виновата ты. Это просто бред обезумевшей женщины; мне сказали, что женщины могут вести себя так после того, как у них случается выкидыш… – Его слова были встречены молчанием.

Элейн опять не подала виду, что слышит его.

Ливелин подошел ближе.

– Элейн, ты слышала, что я сказал? – Он с трудом сдерживал охватившее его раздражение. Он вернулся в Абер в надежде найти здесь мир и покой, а вместо этого оказался втянутым в мелкие склоки вздорных женщин. Обидчивый голос его невестки и бесконечные ее рыдания денно и нощно слышались в его доме. Даффид, стремясь любой ценой обрести покой, с утра до ночи жужжал ему на ухо о том, что он должен избавиться от Элейн, а Джоанна, напртив, едва скрывала неприязнь по отношению к невестке, которая к тому же была дочерью ее прежнего любовника. Она неустанно просила Ливелина отослать Изабеллу и Даффида в Долбадарн или в Долвидделан и позволить Элейн остаться в Абере. Слуги и придворные постоянно сплетничали о младшей дочери принца; что же касается Ронвен, то, если в замке и были какие-то волшебные, злые силы, все это вертелось вокруг нее.

Элейн по-прежнему не поднимала головы; она не подавала виду, что заметила отца. Ливелин нахмурился. Ее глаза, чистые, как серо-зеленая морская вода на рассвете, не мигая, смотрели на тлеющие угли. Казалось, она была где-то далеко, в своих мечтаниях.

– Элейн! – Голос принца был резок. – Элейн, ради Пресвятой Девы Марии послушай меня. – Он подошел к ней, положил руку ей на плечо и повернул ее к себе.

Ее взгляд по-прежнему был отсутствующим.

Ливелин ощутил суеверный ужас. Он потерял ее, свою маленькую дочку, свою Элейн, седьмого ребенка. И это красивое лицо, которое теперь, не мигая, смотрело на него, было чужим – лицом незнакомки, которая словно только что вышла из тлеющих углей, из другого мира, чтобы говорить с ним.

– Элейн, очнись! – В голосе его слышался страх.

Неожиданно Элейн вскочила на ноги. Видения в огне расплылись и исчезли, и она обнаружила, что смотрит в полные ярости зеленые глаза отца.

– Что с тобой? Ты слышишь меня? – В его голосе слышался неподдельный страх.

– Прости. – Она попыталась взять себя в руки, но мысленно была еще очень далеко, ища в огне человека, который звал ее, к которому она прикипела всей душой.

– У тебя помутился рассудок, девочка? Я говорил с тобой все это время, а ты не слышала ни единого слова. – Его испуг только усилил злость.

– Я не слышала, как ты вошел, отец. Прости меня…

– Так слушай еще раз. – Он не спросил ее, о чем она думала все это время и где она была. Он отстранил ее, подавляя сильное желание обнять, как в те дни, когда она была еще маленькой. – Я сказал, что ты должна уехать. Немедленно, сегодня же. Здесь тебя не хотят видеть. Твое место рядом с мужем.

– Но, папа…

С тех пор как Ливелин вернулся, он первый раз говорил с ней наедине; это был первый их взрослый разговор. Элейн ощутила странный холод; однажды она уже пережила все это, но тогда, три года назад, она была всего-навсего перепуганным ребенком, которого отец выслал из родного дома.

– Почему? Почему я должна уезжать? В чем моя вина? Скажи мне. – Она попыталась хоть что-то прочесть на его бледном, изможденном лице. – Я не могу уехать, отец. Погода…

Она посмотрела сквозь узкое окно, которое находилось над ними, оно одно было не занавешено, и сквозь него было видно, как на улице в бешеном вихре кружились хлопья снега. Несколько снежинок упали на подоконник и не таяли на холоде.

– Никто не сможет ехать верхом в такую метель. Пожалуйста, можно, я останусь, пока не улучшится погода. – Голос ее подрагивал. – Пожалуйста, папа.

Он холодно взглянул на нее.

– Даффид будет сопровождать тебя. Тебе нечего бояться. Снег еще не ложится. Ты должна уехать, как только соберешь свои вещи. Мне очень жаль, Элейн, но тебе придется уехать. И пожалуйста, забери отсюда эту свою женщину.

– Мою женщину? – переспросила она, когда дверь с грохотом захлопнулась за ним.

«Ронвен».

II

Они заночевали в доме для паломников аббатства Конви и, едва забрезжил рассвет, поскакали дальше. Они прятали лица от холодного ветра; их рукавицы прохватывало морозом от обледеневших поводьев. Вокруг падал снег, ложась большими сугробами в глубоких оврагах, разлетаясь туда и сюда на сильном западном ветру, который не давал земле покрываться ледяной коркой. Даффид и не пытался заговорить с Ронвен или что-либо объяснить, но той уже все было ясно.

– А все эта английская потаскуха, жена Даффида, – шептала она, бросая вещи Элейн в сундуки. – Это она лжет по всему дворцу, словно яд разливает; кричит, визжит, отказывается спать, пока ты не уедешь. Она говорит, что потеряла ребенка из-за тебя и что не успокоится, пока ты будешь находиться с ней под одной крышей. – Она искоса взглянула на Элейн. – Ты сказала ей то, что сказала мне? Сказала, что она больше не может рожать, детка?

– Конечно, нет. – Элейн нахмурилась. – Я ничего ей не говорила. Я к ней и не подходила. Она бы все равно не захотела меня видеть.

– Ну и хорошо. Может, это и лучше; если бы ты сказала ей об этом, она бы снова разоралась про чародейство и приказала бы запереть тебя на тысячу лет. – Ронвен закрыла замок сундука и стала собирать следующий. – Тебе лучше вернуться назад к мужу, детка. Вот в чем дело. – Она посмотрела на опустошенное лицо Элейн и безошибочно угадала ее мысли: «А что, если он не захочет, чтобы я вернулась назад? Что, если он не захочет, чтобы я была его женой…»

III

Замок Честер. Январь 1233

Граф Честер смотрел на Элейн с непреклонной суровостью.

– Я за тобой не посылал, – сказал он.

– Мне захотелось вернуться. – Элейн чуть вздернула подбородок. Она уже успела забыть, как красив был ее муж, и ощутила волнение, пробившееся сквозь ее опасения.

Над ее головой терялся в сумраке украшенный резьбой сводчатый потолок большого дома замка Честер. После сравнительно небольшого дворца в Абере она была потрясена тем, как сильно подействовал на нее этот огромный замок, который стал теперь ее домом.

Элейн ясно осознала, что вокруг них находится множество мужчин и женщин; они делали вид, будто заняты своими делами или обсуждали что-то, скучившись в другом конце зала, но на самом деле они смотрели или, если было возможно, слушали, наблюдая за разговором между мужем и женой.

Даффид лишь коротко приветствовал лорда Честера, после чего снова сел на коня и ускакал обратно, навстречу буре, стремясь вернуться в Уэльс прежде, чем снег завалит пути и покроет дороги. Словом, он никакие объяснил неожиданное возвращение сестры. Ронвен бесшумно и быстро скрылась где-то в недрах замка; она боялась, как бы граф не отослал ее назад с Даффидам. Так что Элейн осталась приветствовать мужа одна.

Он выглядел намного лучше по сравнению с их расставанием. Он был в большом зале, окруженный друзьями и советниками, высокий и необычайно привлекательный, когда ему доложили о приезде Элейн. Именно в этот момент она предстала перед ним. Окружение графа, группа оживленных смеющихся людей, замолчало, когда Элейн шла через весь зал к его сиденью, чтобы приветствовать мужа. За те долгие недели, пока Элейн гостила в Абере, она еще больше повзрослела. Она почти сравнялась с ним по росту, и ее глаза встретились с его глазами, прежде чем она опустила голову и присела перед ним в глубоком реверансе. Сердце ее отчаянно билось.

– Почему ты решила вернуться? – Он старался говорить как можно тише, чтобы их разговор слышало как можно меньше людей.

– Мое место рядом с вами, милорд.

– Что, твой любовник отверг тебя?

Твердый взгляд Элейн не позволял предполагать, что в горле у нее пересохло, а дыхание участилось. Она сильно сжала кулаки.

– Я уже говорила, милорд, у меня нет любовника. Вы – единственный человек, с которым я хочу быть.

– Наверное, потому, что теперь у тебя уж точно есть обещание короля разрешить тебе выйти после моей смерти за того, кого выберешь сама. – Его глаза пытались понять ее чувства, а голос оставался непреклонным.

– Я не виделась с королем и не писала ему, милорд. – Удерживать свой взгляд на его лице было достаточно трудно, но тем не менее это удавалось Элейн. Она всеми силами старалась убедить его.

– Твой брат слишком уж поспешно покинул нас, – резко произнес Джон, задумчиво скрестив руки на груди.

– Погода очень плохая, милорд. Он не хотел сопровождать меня в Честер, но я настояла на этом. Я хотела вернуться еще до того, как погода ухудшится, иначе я осталась бы в Абере до весны.

– Понятно. – В его глазах сверкнул веселый огонек. – Вот и Абер стал для тебя невыносимым, не так ли? А может быть, это отец заставил тебя уехать? – Эти слова заставили ее покраснеть. – Ага, наконец-то правда выплыла наружу, – мягко сказал он. – Тебя во второй раз отправили оттуда. И за что же на этот раз, жена моя?

– Дело не в отце, а в Изабелле… – Элейн старалась сдержаться и не выдать свои истинные чувства. Она боролась со слезами, которые рвались наружу и уже подступили к глазам. Элейн резко отвернулась, подошла к огромному каменному камину, в котором ярко горели поленья, и протянула руки к пламени. Глаза ее что-то искали в самом сердце огня, однако на этот раз там не было для нее послания. Она почувствовала жжение в глазах и немного отступила назад. В зале воцарилась долгая тишина, которую нарушали только шипение горящих поленьев и тихий шепот.

Джон подошел к ней и положил руки ей на плечи. Она почувствовала, как тело ее напряглось.

– Элейн, я хочу представить тебе одного родственника. – Голос его смягчился. – Взгляни сюда. Это кузен моей бабушки Роберт Фитцут.

Тяжело вздохнув, она повернулась к присутствующим и заставила себя улыбнуться. На нее смотрел симпатичный молодой человек с неотразимым блеском в глазах, ростом ничуть не ниже Джона; он низко поклонился ей.

– Леди Честер, я так много о вас слышал и уже оставил надежду увидеть вас до отъезда. Приветствую вас, мадам, и добро пожаловать домой.

Она тоже улыбнулась ему, сразу же всем сердцем откликнувшись на его теплое и доброе приветствие, такое прямое и открытое по сравнению с холодным приветствием ее мужа. Незаметно для самой себя Элейн позволила ему снять с ее плеч тяжелый плащ и положить его на скамью, затем он предложил ей бокал вина.

– Вам очень повезло, – бросил он через плечо графу. – Вы никогда не говорили мне, что она так красива и что, когда она вернется, закончится буря, растает снег и в этом зале снова будет светить солнце.

Элейн улыбнулась и увидела, что Джон тоже улыбается. Он смотрел на них обоих, скрестив на груди руки. Точно так же терпеливый отец наблюдает за игрой двух маленьких детей.

– Вы ей понравились, Роберт, – сказал он с улыбкой. – Счастливчик, попробуйте воспользоваться этим.

После ужина Роберт устроил в зале игры и танцы; весь вечер он танцевал только с Элейн, а Джон сидел на стуле возле камина и наблюдал за происходящим. Когда пора было идти спать, Элейн чувствовала себя совершенно обессилевшей.

Роберт посмотрел на нее, а затем рассмеялся, глядя на своего кузена.

– Наверное, вы проклинаете меня за то, что я так утомил вашу жену. Прежде чем настал ваш черед ее утомлять. Извините, милорд.

Джон вымученно улыбнуться в ответ:

– Элейн понравился вечер. Приятно видеть, что она счастлива. – Он встал, прошел через весь зал и взял ее за руку. – И тем не менее действительно уже слишком поздно. Мы должны удалиться.

Рука об руку они вышли из зала, пройдя между рядами кланяющихся женщин и мужчин, понимая, что танцы возобновятся, стоит им только выйти.

За дверями огромного зала было очень холодно. Ветер теперь задувал с севера, и снежный покров тут же покрылся коркой льда. Элейн, чувствуя, что промерзла до костей, пока поднималась по широкой винтовой лестнице в покои графа, успела подумать о том, сможет ли Даффид добраться до дома, прежде чем обледенеют дороги. За все путешествие в Честер Даффид обменялся с ней несколькими словами. Их взаимная неприязнь была заметна невооруженным глазом, возвышаясь между ними неодолимой преградой.

Уже в самом конце лестницы Джон, шедший впереди, остановился и посмотрел вниз на Элейн. Он уже не улыбался.

– Мне показалось, ты нашла моего родственника Роберта весьма привлекательным, – сказал он ничего не выражающим голосом.

Она тоже остановилась, подняла на него глаза и почувствовала, как какая-то теплота разливается по ее телу.

– Да, он и в самом деле очень мил, – вызывающе ответила она.

– И без сомнения, привлекательнее твоего мужа.

Элейн печально улыбнулась.

– А разве может быть для жены кто-нибудь привлекательнее мужа, милорд? – мягко произнесла она. На долю секунды перед ней возник образ Уильяма де Броуза.

– Да, возможно, ты и права, – заметил он и продолжил подъем.

Элейн последовала за ним, приподняв свои тяжелые юбки, чтобы они не волочились по ступенькам.

– И все же вам приятно видеть меня снова, милорд? – Ее тихий голос смешался с шумом ветра и едва достиг его ушей.

– Конечно, – сказал он, не останавливаясь.

Наверху, в конце лестницы, коридор раздваивался. В восточном крыле была маленькая часовня и покои лорда, а в северном – большой квадратный зал, вокруг которого располагались спальные комнаты для гостей. Элейн остановилась, затем глубоко вздохнула и пошла вслед за мужем.

У двери в свою спальную он галантно поклонился ей.

– Ты можешь занять эту комнату, Элейн. Я уже распорядился, чтобы слуги принесли сюда твои сундуки. Я сам устроюсь где-нибудь в другом месте. – Тут он многозначительно посмотрел на нее. – Во всяком случае, пока ты отдыхаешь от этого путешествия.

– А потом, милорд? – спросила она, не сознавая, что в ее глазах стоит немая мольба.

– А потом будет видно. – Он протянул руку и коснулся ее щеки. – Я надеюсь, ты не привезла с собой из Уэльса эту леди Ронвен, Элейн?

Внутри у Элейн все похолодело; она не могла отвести глаз от мужа.

– Ты знаешь, как я не доверяю этой женщине, – продолжал граф. – Она плохо обращалась с тобой, когда ты была ребенком, и это она увлекла тебя на путь греха… – Он замолчал, заметив ее испуг, и тяжело вздохнул, после чего открыл дверь своей спальни и исчез за ней.

Ронвен наблюдала, как распаковывали вещи Элейн. Она стояла в середине комнаты, в то время как полдюжины служанок суетились вокруг нее со стопками льняного белья, разгружая резные сундуки и ящики, которые стояли вдоль стены. От возникшего из открытой двери сквозняка свечи замигали, и Ронвен огляделась вокруг. Некоторое время она и лорд Честер молча смотрели друг на друга, затем спокойно, почти безнадежно он, рассмеявшись, произнес:

– Вот, значит, как.

– Но вы никогда не говорили, что ей нельзя вернуться, милорд, – крикнула Элейн. – Вы не говорили, что она должна остаться в Уэльсе.

– Неужели? – Он смерил ее холодным взглядом. – А мне казалось, что это и без того было ясно.

Той ночью Элейн спала очень беспокойно; она ворочалась, лежа одна в огромной кровати и слушая, как ветер завывает в трубах замка; к утру у нее созрело решение. Прослушав в домашней часовне мессу, бок о бок с мужем, она дождалась, пока прислуга закончит свои дела, и проследовала за ним в боковую комнату, где он уже сидел за рабочим столом. Он потянулся за первым письмом. Лицо его было бледным, движения – скованными, а руки холодными. Его клерки стояли поблизости в ожидании начала работы; один из них, с красным опухшим носом, чихнул в кулак, после чего утерся рукавом.

– Я бы хотела поговорить с вами наедине, милорд, – смело сказала она, гордо расправив плечи и глядя ему прямо в лицо; она сжала одну руку другой, чтобы придать себе смелости.

Сначала она подумала, что он откажет, но легким кивком головы он велел клеркам удалиться. Поклонившись, они последовали его приказанию.

– Если ты беспокоишься о том, почему Роберта не было на завтраке, то должен тебе сказать, что он уже покинул замок, – коротко заметил он. – Он очень боялся, что где-нибудь застрянет в такую погоду, но просил меня передать тебе его наилучшие пожелания.

– Я не спускалась на завтрак, милорд, – парировала Элейн. – И где бы ни находился сейчас сэр Роберт, мне это совершенно не интересно. – От явного недосыпания у нее слипались глаза и болела голова. Она не должна терять самообладание, ей надо было собрать все свое мужество, и она должна помнить о своей клятве. – Я пришла поговорить с вами по поводу Ронвен. Если вы так хотите, я отошлю ее обратно в Уэльс. Все, о чем я прошу, это о том, чтобы мы дали ей небольшое приданое, и тогда она сможет удачно выйти замуж. Я люблю ее как собственную мать и не хочу, чтобы она скиталась по миру, точно бродяга.

Джон пристально посмотрел на нее.

– Ты уже сказала ей об этом своем намерении? – спросил он, прищурившись.

Элейн опустила голову, но затем снова расправила плечи.

– Пока нет, милорд, – честно ответила она и слабо улыбнулась. – У меня не хватило смелости, но я сделаю это немедленно, если вы скажете. – Боль, плеснувшаяся в ее глазах, говорила сама за себя, хотя голос Элейн был тверд.

– Ты и вправду любишь эту женщину? – Джон нахмурился. – Даже зная о том, что она не христианка'?

– Она будет слушать мессы, милорд, если я попрошу ее, – твердо произнесла Элейн, а затем глубоко вздохнула. – Я была еще совсем ребенком, когда приехала к вам, и не могла знать, что Эинион учил меня дурному. Он помог мне понять смысл моих видений, и за это я благодарна ему. Но я знаю, что поступала неправильно, и я не жрица древних богов Уэльса, – я ваша жена, и я больше не ребенок. Все те знания, которые дал мне Эинион, я оставила в прошлом, и Ронвен это известно. Я видела Эиниона… – Она замолчала. Рассказать ему всю правду было большим риском. Возможно, это был ключ к ее будущему. – Я видела его перед возвращением в Честер, и он лишь подтвердил то, что я и сама знала, – что мое место рядом с вами, милорд, и что наше будущее связано с Шотландией.