Текст книги "Две тайны, три сестры"

– Черт. События развиваются стремительно.

– Я тоже так думаю. Видишь, не прошло и года, а он уже нашел Джорджа. Сколько времени ему понадобится, чтобы он разыскал меня и Амелию?

– Джордж сдержит свое слово и не скажет ему, – обнадежил брата Тайлер.

– В таких делах невозможно не оставить следа. Не Джордж, так кто-то другой. И вот я валяюсь в кровати – одинокий инвалид, безработный. Черт, работа – последняя из моих проблем. После очередных попыток сдвинуться с места убедился, что не могу ходить. Но это не имеет значения, потому что я готов вообще послать всех к черту и лишиться обеих ног, только бы у меня не отняли мою дочь. Остается только молиться и надеяться. Извини, но ты обязан нам помочь, Тайлер. Я верю, ты докопаешься до правды, даже если ее придется выжигать из сестричек каленым железом. Мне нужно выяснить, которая из сестер МакКенна – мать Амелии.

– Не волнуйся. Я все понимаю. – Тайлера охватило отчаяние. Он слышал хрипы и стоны своего брата в трубке и мечтал, чтобы всего этого не было, чтобы Марк не загонял себя в угол и не давил на него.

Восемь лет назад Марк и Сьюзен буквально потеряли голову от счастья, когда их адвокат Джордж Мерфи появился на пороге их особняка с новорожденной девочкой на руках и документами в кармане. Обезумевшие новоиспеченные родители улыбались и кивали головами, как китайские фарфоровые болванчики на ярмарке выходного дня. Они постарались окружить девочку заботой и вниманием: бесчисленные кружевные детские вещички и погремушки, бутылочки и смеси, консультации у лучших специалистов по поводу проблем с кормлением, первыми зубами и даже пустячными простудами – Сьюзен мечтала стать отличной мамой. Тогда они не задавали слишком много вопросов. Несколько лет подряд до этого они безуспешно пытались пройти многочисленные проверки служб социальной опеки, найти и усыновить здорового ребенка, и тогда Амелия явилась для них даром от Бога. «Правда, Джордж Мерфи получил за этот «подарочек» солидное вознаграждение», – с циничной усмешкой вспомнил Тайлер.

Если бы брат был в добром здравии и мог обсудить эту тему хладнокровно, Тайлер задал бы ему немало вопросов. Например, почему на документах нет подписи матери, отказавшейся от своих прав на ребенка? Единственное, что было известно усыновителям, – ребенка родила одна из сестер МакКенна, потому что на шее малышки был медальон, на задней стороне которого было выгравировано «Нора МакКенна», а внутри кулона сохранилась фотография матери Кейт, портрет которой он видел в ее доме. Элеонора МакКенна определенно была бабушкой Амелии. К сожалению, все остальное было окутано туманом тайны. Можно предположить, что Дункан передал ребенка доктору на Гавайях и, конечно, хорошенько заплатил ему за молчание. Именно это время совпадало с последней остановкой в той кругосветной гонке. Но что удивительно, одна из сестер МакКенна родила во время плавания – и нет абсолютно никаких записей о рождении, ни одной фотографии беременной девушки на борту лодки, ничего.

– Ты должен найти биологическую мать Амелии прежде, чем она найдет меня, – добавил Марк. – И когда ты найдешь ее, делай что хочешь, но любыми способами дискредитируй эту женщину. Если это Эшли, можно предъявить ей обвинение в злоупотреблении сильными психотропными веществами или получить заключение о психических проблемах, которые не позволят ей быть матерью, или сделай что-нибудь, что даст нам хоть какие-то козыри в руки.

– Да ведь Эшли может и не быть ее матерью.

– Но это не исключено. Пока мы не знаем точно, надо нарыть как можно больше информации о каждой из этих сестричек, с помощью которой я смогу бороться за мою малышку. Чем больше, тем лучше. Не сомневайся, я сделаю все, чтобы защитить Амелию.

– Я тоже, – пообещал Тайлер. Его племянница уже потеряла свою мать, он не позволит Амелии потерять и отца – их нельзя разлучать. Неважно, как они воссоединились, но им удалось стать настоящей семьей, и, если бы у Тайлера кто-нибудь спросил, он не раздумывая ответил: семьей они и останутся.

6

Семейная фотография проявлялась постепенно – сначала показался отец, потом мать, сын, дочь и, наконец, собака. Эшли завороженно наблюдала за процессом, устроившись на краешке чугунной ванны в ванной комнате, которую она в своей уютной однокомнатной квартирке приспособила под фотолабораторию. Она хорошо поработала сегодня. С причала Эшли отправилась к Харольдсонам – на пикник в Стерн-Грув собралась вся семья, и она не удержалась, сделала дюжину снимков большого клана, а также нескольких семейств, приехавших издалека на выходные. Взрослые веселились как дети и вместе с детьми, играли в волейбол, жарили гамбургеры. Харольдсоны относились к ней как к члену семьи, и она веселилась вместе со всеми. Лесистое местечко Стерн-Грув находится в центре острова – там не видно никакой воды, лишь высокие деревья, густые кусты и широкие поляны, полные благоухающих цветов. Это одно из любимых мест Эшли, она фотографировала его много раз. Однажды они с Шоном там устроили пикник. Должно быть, им было лет по одиннадцать или двенадцать, из снеди для пикника они прихватили только арахисовое масло, бутерброды с джемом, яблоки и печенье с кремовой прослойкой. Эшли улыбнулась. Ах, если бы все воспоминания о прошлом доставляли ей такое удовольствие!

Впрочем, образ Шона как-то некстати материализовался на острове. Эшли больше не могла беззаботно ходить по улицам, не опасаясь случайной встречи с ним, ведь они уже дважды столкнулись в городе. И это только начало: с приближением гоночной недели их пути будут пересекаться постоянно!

В дверь позвонили, и Эшли поспешила в коридор. Сердце гулко заколотилось. А если это Шон? Она хотела видеть его и не хотела этого одинаково сильно. Даже если это ее бывший возлюбленный, она откроет дверь, чтобы он не думал, будто она избегает его. Надо вести себя как ни в чем не бывало, словно их общее прошлое действительно для нее навсегда осталось позади.

Эшли зашаркала из темной комнаты, прикрыв за собой дверь. Бросив беглый взгляд на свою небольшую комнату, отметила, что та выглядит как обычно – в состоянии хаоса. Кухонный стол завален фотографиями, на журнальном столике их скопилось еще больше. Фотография была ее самой сильной страстью, а поиск образов, ракурсов, игра светотени кружили голову настолько, что она теряла контроль над собой и считала, что пространство, в котором живет, справедливо было бы содержать в творческом беспорядке. Сказать по правде, частенько этот беспорядок мешал творчеству. Ее внимание никогда не было надолго сфокусировано на чем-то определенном, она беспорядочно хваталась за что-нибудь, ставила себе одну задачу, потом отвлекалась и никогда не возвращалась к начатому. По пути к двери Эшли подняла недоеденный бутерброд, лежавший тут с обеда, и прицельно бросила его в мусорное ведро.

– Иду-иду, – отозвалась она на звонок. Распахнула дверь и – ее изумлению не было предела. Перед ней стояла та, кого она меньше всего собиралась увидеть, – мать Шона, Наоми Эмберсон.

Глаза Эшли округлились, а щеки мгновенно вспыхнули румянцем, да и кто бы не растерялся?! Наоми дружила с Элеонорой, но за эти годы жизни на острове они едва ли говорили с миссис Эмберсон несколько раз, да и то обсуждали погоду или местные новости, но никогда не касались личных тем. Эшли совершенно не хотелось начинать это сейчас.

– Здравствуй, Эшли. Извини, я, кажется, не вовремя. Я должна была предварительно позвонить, – проговорила Наоми, крепко стиснув сумочку обеими руками. – Но побоялась, что ты можешь сослаться на какое-нибудь срочное дело, а мне действительно нужно поговорить с тобой. Это важно. Можно войти?

– Конечно. – Эшли отступила назад, пропуская женщину в комнату.

Миниатюрная брюнетка, Наоми едва достигала пяти футов, но свой маленький рост она восполняла силой духа. На ее прямую спину, высоко поднятую голову и внимательные глаза достаточно было посмотреть всего раз, чтобы понять – перед вами духовный лидер семьи, прирожденная хранительница очага. Она управляла домом Эмберсонов, несмотря на то, что ее муж и сыновья были выше ее на добрых двенадцать дюймов. Эта жизнерадостная целеустремленная женщина знала, чего хочет, и что еще более важно, знала, как этого достичь. Все ее чаяния и желания всегда были связаны с благополучием ее семьи. Вот и сейчас она уверенно шагнула в комнату, игнорируя тот факт, что Эшли чувствовала себя неловко. «О чем Наоми собирается говорить со мной?» Ответы на этот вопрос приходили самые безрадостные.

– Вы присядете? Хотите что-нибудь выпить? – спросила Эшли.

Наоми отрицательно покачала головой. Она стояла посреди гостиной, напряженная и встревоженная, словно закрученная пружина перед прыжком, и Эшли не знала, как ей себя вести.

– Перейду прямо к делу. Шон подписал контракт на гонку в Каслтоне. И я хочу, чтобы ты отговорила его.

– Я? – удивилась Эшли. – Мы даже не поговорили ни разу толком после его приезда. Я не могу отговорить его.

– Ты единственная, кто может это сделать.

– Мы с Шоном больше даже не друзья. Его не было на острове много лет. Мы оба изменились и стали чужими.

Наоми покачала головой, отметая ее аргументы.

– Шон влюбился в тебя, когда ему было двенадцать лет.

– Вот именно. Это как посылка от дальнего родственника – затерялась в далеком прошлом, – протестовала Эшли, избегая прямого взгляда тревожных материнских глаз. – Увлечение двух подростков, у которых на губах еще молоко не высохло. Вот и все.

– Ничего подобного. Я знаю своего сына – он способен на глубокую нежность и с честью выдержал испытание разлукой. Но мы можем обсудить это позже. Сейчас нужно приложить все силы к тому, чтобы уговорить его отказаться от гонки. – Губы Наоми сжались в тонкую линию. – Я не могу потерять его, Эшли.

– Уверена, с ним все будет в порядке, – откликнулась Эшли, не испытывая уверенности в своих словах.

– Я могу быть уверена в этом только в одном случае – если он не будет участвовать в гонке. Будь ты матерью, ты поняла бы, как тяжело видеть своего ребенка, готового сунуть голову в самое пекло. Ни в коем случае я не могу позволить ему так поступить и должна попытаться его остановить. Ты мне поможешь?

Перемежая слова беззвучными рыданиями, Наоми так смотрела на девушку, что боль ее была физически ощутима и пронзила Эшли. Первым ее порывом было схватить, обнять и защитить безутешную мать, которая не смогла похоронить одного сына и отпустить другого. Но она не знала, как объяснить Наоми главное: Шон не станет ее слушать.

– Ты – моя единственная надежда, – не отступала Наоми. – Мы с отцом старались изо всех сил, но Шон, похоже, принял решение. Он намерен повторить путь Джереми. Сердце мое разбито, я костьми лягу, но не допущу, чтобы он прошел по этому пути. Море забрало одного из моих сыновей… Но ненасытная тварь не получит другого, я не собираюсь отдавать ей моего мальчика. Ты была там, Эшли, и видела тот ужас, который море может сотворить с лодкой и несколькими мужчинами в ней. А ведь эти отважные опытные моряки считали себя непобедимыми.

Да, все еще стояло у Эшли перед глазами, стоило сомкнуть веки, до сих пор – в ночных кошмарах.

– Неужели в тебе нет ни капли сострадания? Я не вынесу разлуки с Шоном. Провести следующий год в тревоге и ожидании – не настиг ли его шторм – непосильная задача. Хочу, чтобы он остался на твердой земле и в безопасности. Пожалуйста, умоляю тебя, Эшли, ты должна попробовать. – Отчаяние застыло в глазах Наоми.

– Хорошо. Я постараюсь, – сдалась девушка. – Но не ждите слишком многого.

«Стоило опоздать ну хотя бы на полчасика», – думала Кейт, паркуясь на стоянке рядом с рестораном «Фишмен» точно в назначенное время. Было бы очень приятно понаблюдать за ним, заставить Тайлера ждать. Он-то, наверное, думает, что подцепил очередную несмышленую девчонку на крючок, и он прав, черт побери. На ее часах и на часах в машине ровно шесть. Она потрясающе точна.

Припарковав машину, Кейт наклонила к себе зеркало заднего вида и снова оглядела лицо. На щеках легкие румяна, на веках голубые тени, губы ненавязчиво блестят под слоем помады – Кейт едва узнала себя. Зачем она накрасилась? Ради этого парня? Господи, но ведь это не свидание! Даже не дружеский ужин. Это схватка. Она не должна забывать об этом, равно как и не могла потеряться, заглянув в его глаза, напоминавшие умиротворенные и полные солнечного тепла воды Средиземного моря.

Кейт вернула зеркало на место и спросила себя – правильно ли она поступает?

Стоило ли соглашаться поужинать с Тайлером, чтобы удержать его от поисков Шона, Эшли или Кэролайн? Он все равно станет искать их, а значит, нынешний ужин – пустая трата времени. Конечно, если быть честной, то придется признаться – этот ужин нечто особенное. Это ее личное дело. И если ей хочется встретиться с Тайлером не только как с журналистом, она должна пойти. Надо же периодически появляться на людях! На самом деле где-то глубоко в душе, в самом потаенном уголке, она абсолютно беззащитна и чувствует себя немного заброшенной и одинокой. Конечно, это не преступление. Если присмотреться, сколько одиноких людей вокруг.

Может быть, стоит нарушить свое одиночество и позвонить кому-нибудь завтра. Что, если Нилу Дэвису? Приличный парень и не так давно сам приглашал ее на свидание. Он симпатичный, порядочный, добрый… скучный. Да нет, это у него имидж такой – все дело в его профессии. Какие эмоции могут быть в бухгалтерском учете? А ведь это и впрямь препятствие – его работа. Нил ведет бухгалтерию книжного магазина, не может же она флиртовать на работе, служебные романы, как правило, вредят бизнесу.

Нет, Нила можно исключить. Свидание с человеком, досконально знающим ее финансовые дела, не слишком романтично. Может, присмотреться к Коннору О’Брайену, одному из барменов «Устричного бара»? Как же банально! Нет, она не хочет идти на свидание с барменом. Кроме того, Коннор знает ее отца и много чего слышал о ней самой. Неловко как-то гулять под ручку с человеком, который знает, с кем ты целовалась в первый раз или ходила на школьный выпускной.

Завести знакомство с кем-то не из их города, с чужаком – это неплохая идея. С кем-то, кто не осядет здесь навсегда, эдакий курортный роман понарошку. Не поэтому ли она идет на свидание с Тайлером Джеймисоном? Боже мой, куда подевался ее разум?

В задумчивости Кейт легонько стукнулась головой о руль, проверяя, вернется ли к ней от удара трезвый рассудок. Ее тянуло к Тайлеру, в этом нет никаких сомнений. Развлечься и развеяться – да, но она не готова всерьез увлечься им или подчиниться взрыву эмоций и потерять контроль над ситуацией. Глядя в зеркало, она поправляла помаду на губах, и ее прикосновения вызвали тонкое восхитительное ощущение. Теплая волна предвкушения удовольствия пробежала от кончиков пальцев до верхней губы, и она застыла, боясь вспугнуть это давно забытое чувство. Это напомнило ей о прошлом, о том, что она хотела, но боялась испытать снова. Боль любви. Тяжелая утрата в прошлом – это не просто факт ее биографии. Когда-нибудь ей придется попробовать родиться снова, потому что она мечтала насладиться плодами, которые приносит с собой любовь. Брак и дети. Она должна найти подходящего мужчину, того, кто не спорит с ветром, не идет безоглядно на риск, не следует только зову своего горячего сердца. Мужчину, который не будет стремиться в море и не будет испытывать судьбу, как это делал Джереми.

Прошло восемь лет, а Джереми все еще жив в ее воспоминаниях и властвует над ее сердцем – вот уж кто никогда не был одержим ею. Он жил своей жизнью, его не волновало, что она делает, на кого смотрит. Он беззаветно верил в их любовь и полагал, что так будет всегда.

Даже когда отец взял ее в море, Джереми был спокоен и уверял всех, что они будут вместе, когда она вернется. Он ни о чем не беспокоился, принимая жизнь такой, как она есть, и не хотел бы, чтобы Кейт растратила свою понапрасну.

Джереми мечтал, чтобы Кейт все время стремилась вперед, не стояла на месте. На самом деле он, вероятно, смотрит на нее прямо сейчас, склонив голову вправо, как привык делать, когда ее поведение смущало его, и в недоумении бормочет: «Кэти, о чем ты думаешь? Жизнь проходит мимо тебя, а ты строишь эфемерные планы на будущее».

Итак, она должна выкинуть дурацкие мысли из головы, не пытаться угадать, в чем состоит реальный интерес Тайлера Джеймисона к ее семье, и выяснить его намерения по отношению к ней лично. Пускай пока это просто ужин. Она устоит и справится со всем, что ей встретится на пути.

Взглянув на часы, Кейт с облегчением констатировала, что, пока она прихорашивалась, прошло добрых десять минут, а значит, она опоздала, как и было рассчитано. Выпорхнув из машины, Кейт неторопливо направилась в ресторан, всем своим видом демонстрируя, что она никуда не спешит.

Какое жестокое разочарование! Мало того, что она не обнаружила Тайлера ни на одной из скамеек, расположенных во дворике, и Кейт пришлось войти в обеденный зал, большую просторную комнату с видом на гавань. Так еще пришлось шепотом объяснять официантке ситуацию в шумном зале! Рыбацкие сети свисали с потолка, мачты украшали зал, фотографии ошалевших рыбаков с непомерных размеров трофеями заполняли все доступное пространство. В зале было много посетителей, но среди них не видно амбициозного, красивого репортера – ни за одним столиком.

Какая несправедливость! Тайлер не может так с ней поступить, ведь опоздать на первое свидание – это серьезная проверка для девушки. Вряд ли он рассчитывает, что она станет его дожидаться. Кейт нетерпеливо притопнула, просчитывая варианты. Конечно, ей надо повернуться и уйти. Но в этом случае она просто отсрочила бы неизбежное. Чем раньше она укажет Тайлеру Джеймисону другое направление его изысканий, тем скорее сможет вернуться к своей привычной жизни. Может быть, все-таки стоит подождать его минутку-другую?

Тайлер опаздывал, но не совсем по своей вине, и у него на то были веские аргументы: он не мог прервать важный разговор в «Устричном баре». Сразу после разговора с Кейт он отправился туда на поиски Дункана МакКенна. Но в баре его ждала нечаянная радость в виде друга Эшли, Шона Эмберсона. Он не успел перекинуться с ним и словечком, когда шумная компания за соседним столиком загикала и заулюлюкала, уговаривая кого-то постарше начать рассказ, – там не без самодовольства говорили о свирепом шторме.

– Это был самый красивый спинакер[5]5
  Дополнительный парус большой площади, устанавливаемый при слабом ветре перед мачтой, особенно на яхтах, участвующих в регатах.


[Закрыть] на побережье, – описывал один матрос.

– Прямо какое-то волшебство, – добавил его приятель.

– Через двадцать четыре часа мы атаковали ветер, он дул со скоростью девяносто миль в час, а волны были высотой восемьдесят футов.

– Реально, я думал нам конец…

Восхищенный ропот пронесся по бару, все больше посетителей собиралось вокруг группы моряков, которые вспоминали свои опасные приключения в южных морях. Тайлер посмотрел направо, там, на барном стуле у стойки, с довольно унылым видом сидел Шон Эмберсон, потягивая пиво. Он вполуха слушал рассказы бывалых моряков, покачивая головой, словно одновременно был поглощен историей и пытался абстрагироваться и вовсе не слышать ее.

– Похоже на путешествие в ад, – заметил Тайлер, занимая соседний стул.

Шон кивнул, его лицо помрачнело.

– Мой брат, Джереми, часто говорил о ревущих пятидесятых.

– А что это?

– Ревущие пятидесятые – высокоширотные зоны, где сила ветра достигает семидесяти узлов. Джереми говорил, что когда пересекаешь их, то кажется не плывешь, а летишь.

– Вы тоже гонщик?

– Подумываю об этом, – ответил Шон, осушая стакан. Он поставил его на стойку и подал бармену знак повторить.

Тайлер посмотрел на часы. Шансы, что Кейт станет ждать его в ресторане, крайне невелики. С другой стороны, если она сама опоздала, стремясь опровергнуть его наблюдения о ее характере и пунктуальности, то они сегодня встретятся. Тайлер не мог не поддаться искушению, когда судьба свела его с важным «свидетелем», и уйти, не попытавшись выведать у Шона хоть какую-то информацию. Возможно, парень из разговорчивых и компанейских и настало время коснуться уязвимого места.

– Насколько я знаю, ваш брат Джереми – один из моряков, пропавших во время гонки Уинстона, – сказал Тайлер.

– В точку, – коротко ответил Шон, глядя на Тайлера с некоторым подозрением. – А вы кто?

– Репортер. Пишу статью о парусных регатах и гонщиках. Меня особенно интересуют океанские гонки и семья МакКенна. Я хотел бы написать отдельную историю о сестрах и их отце.

– Удачи, – бросил Шон с насмешкой.

– Она мне понадобится?

– С Дунканом – нет. С сестрами – непременно. Красотки никогда не вспоминают о гонке.

– Почему?

Шон пожал плечами.

– Кто их разберет, почему они вообще поступают так, а не иначе?

– Но вы их друг, не так ли? Я видел фотографию, где вы и Эшли сняты после окончания гонки.

– Когда-то был другом. – Глаза Шон потемнели – от сожаления, гнева – Тайлер не мог бы определить. – Мы с Эш все время болтались вместе, еще детьми. Но когда она вернулась из кругосветки, все разом кончилось. Чертова гонка сделала ее другой.

– Как же так? – Тайлер с нетерпением ожидал его ответа.

– Она теперь не подходит к воде или к лодке на пушечный выстрел.

– Но почему?

– Не знаю, – еще больше насупился Шон. – Но меня это теперь не колышет, что она там делает. Мне неважно. Все в прошлом.

Однако его вид свидетельствовал об обратном. В полутьме бара опущенная на руки голова Шона, казалось, подрагивала в отчаянии. Не верилось, что он вычеркнул Эшли из своей жизни. Хорошо, конечно, но это никак не помогало расследованию Тайлера.

«Хотя, – подумал он, – Эшли была влюблена в Шона, когда уходила в море, но все изменилось, когда она вернулась. Может быть, именно она забеременела от другого парня и родила. Не выдержав гнета страха и стыда, а также гнева родителя, девушка отказалась от ребенка. А когда вернулась домой на остров, то не могла смотреть Шону в глаза, отвечать на его любовь и оставаться рядом с ним, не признавшись, что с ней случилось. Эшли было восемнадцать лет, когда гонка закончилась. Сильное потрясение для невинной девушки».

Вариант был не лишен смысла, но это всего лишь его предположение. Пока у него нет никаких точных фактов и полно вопросов. Например, зачем было скрывать беременность? Не только зачем, но и как? Разве никто не заметил бы, что одна из гонщиц экипажа «Мун Дансер» беременна? И никто бы ее не сфотографировал? Конечно, они были в море, но ведь лодка заходила в порты во время гонки. Тайлер был озадачен.

– Вы думаете, был кто-то еще? – спросил Тайлер, возвращаясь к разговору.

– О чем это вы? – Вопрос, казалось, смутил Шона.

– Ну, парень. Вам не приходило в голову, что был еще кто-то, кого Эшли могла встретить во время кругосветки?

– Нет, – напряженным голосом ответил Шон. – Не мелите чепухи! Они были на лодке вчетвером – три сестры и их отец. Ни единой души вокруг.

– Но они останавливались в пути, и Эшли с командой отсутствовали так долго.

– Причина в другом. – Шон покачал головой. – Что-то случилось. Я нутром чую, что-то с Кейт и Джереми.

– У вашего брата были отношения с Кейт? – спросил Тайлер, с недоумением замечая, что испытал укол ревности от такой новости.

Шон кивнул:

– Они собирались пожениться.

Пожениться? От этой мысли настроение совсем испортилось. Кейт собиралась замуж? Почему об этом не упоминалось ни в одной из статей?

– После окончания гонки? – Тайлеру было сейчас не до своих эмоций, кажется, он нащупал какую-то нить.

– Да, они даже определили дату – в течение месяца после завершения гонки. Моя мать условилась со священником и застолбила дату венчания в церкви, даже музыкантов выбрала. Меня попросили быть шафером. – Шон сделал долгую паузу. – А потом этот чертов шторм.

– Почему они оказались на разных судах? – спросил Тайлер. – Похоже, Джереми стал бы хорошим подспорьем на «Мун Дансер».

– Дункан не принял Джереми в экипаж, заявил, что это дело семейное, и уперся как баран, хотел выиграть гонку только силами своей семьи. По крайней мере, так он твердил с утра до ночи. У Дункана и Джереми были небольшие терки, ну, они критиковали друг друга все время. Это потому, что они были очень похожи. Конечно, любой бывалый скажет, что Дункан сглупил, когда не взял брата на борт. Думаю, тогда Джереми выжил бы. – Шон поставил пустой стакан на стойку. – Пойду-ка я по делам. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.

Тайлер очень на это рассчитывал. Одно он знал наверняка – у него появились новые вопросы к Кейт. И немало вопросов.

Кейт раздраженно постукивала ногтями по барной стойке и угрюмо цедила диетическую колу из трубочки в высоком стакане. В такой ситуации, как сейчас, она была бы не прочь выпить. Но наглядный пример отца излечил ее от подобных мыслей много лет назад.

После того как умерла ее мать, тяга Дункана к алкоголю вышла из-под контроля, и Кейт пришлось полностью взять заботу о сестрах на себя, в то время как отец напивался в барах или отсыпался потом. Она надеялась, что в море все переменится к лучшему. Вот одна из причин, почему она не сопротивлялась участию в гонке. Оставляя свою привычную жизнь и друзей, Кейт полагала, что идет на определенный компромисс ради того, чтобы МакКенна нашли путь, позволяющий им снова стать настоящей семьей.

Сказать по правде, их жизнь на море зачастую была лучше, чем на суше. Отец держал себя в руках во время плавания, по крайней мере, бо́льшую часть времени. Он давал себе волю в портах во время стоянок.

Оглядываясь назад, Кейт поняла свою наивность. Их подстерегало столько опасностей, о которых она даже не подозревала. Океан играл с ними, как кошка с мышкой. Они могли выиграть, но прекратить саму игру – нет. Даже сейчас.

У нее под ногами твердая почва, но иногда ей все еще кажется, что окружающий мир качается на волнах. Кейт превратила задний двор в сад, достойный обложки журнала по ландшафтному дизайну, только потому, что чувствовала себя лучше, когда своими руками копалась в земле. Она посадила множество цветов: розы, наперстянки, мальвы и фиалки, чтобы заглушить воспоминания о бесконечной синеве моря и неба. Кейт развела вьющиеся розы, которые оплетали решетчатые арки, посадила несколько фруктовых деревьев, ушедших корнями глубоко в почву. Она хотела бы удержаться за эти корни, почувствовать их между пальцами. Она хотела держаться за что-то крепкое и неподвижное…

Кейт стиснула пальцами стакан. Он прохладный, влажный и скользкий. Дрожь пробежала по спине, она вспомнила, как скользили руки тогда. Она пыталась удержать. Она отчаянно пыталась удержать…

– Кейт? С тобой все в порядке?

– Что? – Она в замешательстве взглянула на бармена, который с беспокойством смотрел на нее.

– У тебя такой вид, будто ты собираешься раздавить стакан. – Кит Бреннер кивнул на ее стакан с диетической кока-колой.

Пальцы побелели, а когда она заставила себя разжать их, на влажном стекле остались следы.

– Я просто задумалась.

– Какой идиот заставляет себя ждать? – поинтересовался Кит Бреннер.

– Кто сказал, что это парень?

– Сегодня субботний вечер. Ты сделала макияж, у тебя недовольный вид, ты то и дело смотришь на часы. Наверняка это парень. Хочешь рассказать о нем своему другу-бармену? – Кит тепло улыбнулся. – Представь, что я твой любимый дневник, и говори откровенно.

Кейт закатила глаза. Кит Бреннер – один из тех местных парней, которых называют «свой в доску», они знакомы с тех пор, когда еще под стол пешком ходили.

– Знаешь, «дорогой дневник», ты сплетник похлеще Кэролайн. Я даже не сказала бы тебе, какие у меня духи.

– Не надо, я и так знаю – «Шалимар».

Потрясенная, Кейт открыла рот.

– Откуда ты знаешь?

– Я был вместе с Джереми, когда он покупал их тебе на День святого Валентина. Честно говоря, я не мог поверить, что Джереми собирался потратить на тебя столько наличных. Сумасшедший.

«Мой любимый Джереми и был сумасшедшим, – подумала Кейт, когда Кит отошел обслужить клиентов. – Сумасшедший, нежный, влюбленный. Я когда-то чувствовала себя такой же».

Джереми – смелый, дерзкий, импульсивный, – он будоражил эти черты в ней, поощряя ее мечтать о большой, бурной жизни. Этот парень снова осветил солнцем ее жизнь после смерти матери. Он всегда был хорошим другом, но после того, как из жизни ушел самый близкий ее человек, Джереми стал для нее всем: другом, братом, любовником. Оставить его и уйти в море – это было самым трудным решением в ее жизни. Но он гладил ее по голове, уговаривал, тихо и жарко обещал, что они снова увидятся. Где-то там, посреди океана, неожиданно, он возникнет перед ней.

И он возник.

Кейт вспомнила, как в первый раз увидела его после двух лет разлуки. На палубе ослепительно-белого парусника стоял заросший молодой человек, худой и поджарый. Его каштановые волосы так отросли, что он собрал их в конский хвост. Серьга в одном ухе, татуировка на руке – ни того ни другого не было, когда она видела его в последний раз. Джереми походил на пирата, очень привлекательного, очень сексуального пирата. И любовь с новой силой вспыхнула в ней.

Все говорили, что они слишком юные для настоящей любви. Мол, это просто влюбленность, юношеское увлечение, оно пройдет через несколько лет.

Но не случилось. Кто же знал, что этих лет у них не будет?

Кейт сделала глоток диет-колы и попыталась сосредоточиться на настоящем. Она давно научилась подавлять свои тягостные мысли и незаметно глотать подступившие к горлу слезы, но иногда для этого требовались значительные усилия, это утомляло.

– Пьешь в баре? Я потрясен.

Кейт вздрогнула от неожиданности, услышав голос отца. Дункан нечасто заглядывал в рестораны, облюбованные туристами, предпочитая более непринужденную атмосферу пабов на набережной, где толкутся моряки и рыбаки.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она.

– У меня встреча. – Дункан соединил полы поношенной синей куртки, какие носят в военно-морском флоте. – Как тебе? Твоя мать всегда говорила, что мне эта хламида была к лицу.

Это замечание указывало на возраст куртки. Кейт прекратила рассматривать донышко стакана и подняла глаза на отцовское лицо, отметив гладкость свежевыбритых щек и уловив еле слышный запах мыла – он явно побывал в душе. Ее сердце защемило от тревоги: «Ох, не нравится мне все это, совсем не нравится. Глаза отца оживленно блестят. У него опять какая-то идея на уме, и что-то меня не очень-то тянет разбираться, какая именно. Куда это он собрался?»

– С кем ты встречаешься?

– С Риком Бердсли, – самодовольно ответил отец.

– Не он ли хозяин «Саммер Сиз»? – уточнила Кейт.

«Саммер Сиз» была одной из лодок, заявленных на гонку «Каслтон Инвитэйшнл». За последние пять лет судно сменило нескольких владельцев, Рик Бердсли был последним из них. Исколесив все моря и океаны в кругосветной гонке на паруснике, он заработал репутацию смелого, безбашенного гонщика, человека, скроенного из той же материи, что и ее отец.