Текст книги "Волнующее приключение"

Миновав заросшие густыми лесами горы, которые тянулись вдоль границы с великим герцогством, поезд вырвался на открытое пространство. Мимо окон проплывали плодородные поля, любовно возделанные крестьянами. Повсюду женщины и мужчины собирали овощи и грузили их на повозки, запряженные волами и лошадьми. Некоторым, вероятно самым бедным, приходилось везти повозки самим, рассчитывая только на силу своих мышц.

Все это Заза раньше видела на картинках в учебниках географии и истории, и вот теперь эти картины словно бы оживали перед ее взором.

По дороге было множество коротких остановок, во время которых вагон заполнился до отказа. Профессор успел еще раз сбегать в привокзальный буфет и принести принцессе выпить чего-нибудь освежающего. Ей хотелось откровенно объясниться с учителем, сказать ему, что у нее с собой достаточная сумма денег и что она вернет все то, что он успел на нее потратить. Но завести разговор на эту тему сейчас уже не представлялось возможным, потому что в их купе появились соседи.

Девушка с беспокойством размышляла: «Я должна быть очень осторожна со своими деньгами, ведь если их у меня украдут, то мне негде будет достать еще». Ей подумалось, что никто из пассажиров поезда не везет с собой наличные в большом количестве. Разумеется, у каждого при себе дорожные чеки.

Как ей хотелось посоветоваться с профессором о том, как лучше распорядиться своими деньгами, но в присутствии попутчиков это было бы слишком опасно.

На подъезде к предместьям Парижа трое попутчиков вдруг покинули купе. Остался только один, который мирно похрапывал в уголке.

Заза решилась поговорить с профессором о насущных делах. Спящий пассажир вряд ли мог их подслушать.

Она приблизила губы к самому уху профессора и тихонько спросила:

– Скажите, учитель, что мы собираемся делать, когда прибудем в Париж?

– Вчера я успел послать телеграмму своим друзьям с сообщением, что мы прибываем сегодня. Они закажут нам номера в гостинице, и там же мы встретимся с ними, только не в самой гостинице, а в ближайшем кафе на улице Фобур-Сент-Оноре, где они постоянно собираются.

– А зачем они собираются в кафе? – удивилась Заза.

– Обменяться идеями, поспорить, обсудить дальнейшие планы, – ответил профессор. – Мы организовали общество и назвали его «Восставшие сердца».

– «Восставшие сердца»? Как это замечательно звучит. А почему вы выбрали такое название?

– Потому что мы говорим от чистого сердца, мы прислушиваемся к его порывам и действуем по велению сердца, – с гордостью произнес профессор.

– А позволят ли мне ваши друзья присоединиться к вам?

– Конечно! Они примут в ряды общества любого человека, которого я порекомендую. Я пользуюсь в этой среде большим авторитетом, – с гордостью произнес месье Дюмон. – Но не забудьте, принцесса, что они будут считать вас моей племянницей.

– Разумеется, я не забуду. А могу я называть вас дядюшка Франсуа?

– Я буду только польщен этим, – заявил профессор. В его усталых стариковских глазах вновь вспыхнул огонек. – Мы боремся и, я уверен, обретем свободу. И не только для мужчин, но и для женщин. Наконец-то я смогу поделиться с вами, мадемуазель, самыми сокровенными своими мыслями.

Тут он, возбужденный до предела, погрузился в пространные рассуждения, и Заза внимала ему, затаив дыхание.

Принцесса так до конца и не верила, что это не сон и она не проснется сейчас в своей комнате во дворце и что после настойчивого стука в дверь к ней не явится простуженная графиня с обычными нотациями.

Сельские пейзажи за окном вагона сменились городскими. Профессор поднялся и спешно начал собирать разбросанные по купе газеты.

– Мы уже совсем близко от цели, – сказал он. – Вряд ли кто-то из моих друзей будет встречать нас на вокзале, но я уверен, что в нашем любимом кафе они все ждут меня с нетерпением.

Он достал саквояж и стал запихивать в него газеты. Там же, на полке, вместе с профессорским чемоданом и саквояжем Заза лежал и его футляр со скрипкой.

И тут внезапно послышался жуткий грохот, скрежет металла, вагон вздрогнул и резко остановился, а профессор свалился на пол, и весь багаж рухнул на него. У девушки вырвался испуганный крик.

Сила инерции чуть не сбросила ее с сиденья, но все же ей удалось избежать падения. Из-под чемоданов, саквояжей и коробок доносились стоны профессора.

Когда вагон перестало трясти, Заза решилась встать и начала поспешно освобождать профессора от свалившегося на него багажа.

– С вами все в порядке? Вы не ранены? – взволнованно спросила она.

Водрузив упавшие вещи на сиденье, она помогла старому учителю подняться. Но тот вдруг вскрикнул от боли.

– Что с вами, профессор? – ахнула Заза.

– Моя лодыжка! Я, наверное, вывихнул ее, когда упал, – простонал профессор.

– Может быть, у вас перелом?

– Нет-нет. Нога цела, но боль страшная. Помогите мне сесть.

Пожилой попутчик, проснувшийся из-за аварии, пробормотал сердито по-немецки:

– Позор! Такие резкие торможения следует запретить. Вот типичный пример некомпетентности и безалаберности французов, которые даже не могут содержать в порядке свои железные дороги.

Заза и профессор не обратили на его ворчание внимания.

За окнами вагона и в самом поезде царила настоящая паника. Истошно вопила какая-то женщина, на платформе громко переругивались мужчины, шипел испускаемый паровозом пар.

Заза со всей осторожностью усадила профессора и тщательно уложила его пострадавшую ногу на противоположное сиденье. Она терялась в догадках, как ей поступить. Вероятно, надо было снять с него сапог, но при этом она могла причинить ему еще более страшную боль.

После падения сюртук его выглядел весьма неприглядно, а с раздавленным цилиндром пора было распрощаться.

Все так хорошо начиналось, и никто не мог предвидеть такого нелепого несчастного случая!

Заза не обращала внимания на испорченный цилиндр и испачканный сюртук. Ее тревожило состояние пожилого учителя. Он был пугающе бледен и, казалось, не мог произнести ни слова.

– Вам плохо? – пролепетала она.

Из его уст вырвался едва внятный шепот. Он прижал руку к сердцу.

– Загляните в мой нагрудный карман… Там должен быть пузырек… Если вы сможете накапать мне оттуда несколько капель, я буду в порядке…

Испуганная Заза поспешно достала пузырек, о котором говорил профессор, и протянула его старику. Но он был так слаб, что даже не мог взять его в дрожавшую руку. Тогда она сама занялась лечением профессора.

Заза открутила крышку и обнаружила там пипетку. Набрав в пипетку жидкости из пузырька, она попросила:

– Пожалуйста, откройте рот. – Профессор подчинился, и она капнула лекарство ему на язык. – Этого достаточно?

Он совсем уже потерял дар речи и только кивнул. Заза присела рядом с ним и с беспокойством наблюдала, как постепенно розовеют его дотоле мертвенно-бледные щеки.

Между тем их сосед-немец, ворча и ругаясь сквозь зубы, опустил окно и крикнул пробегающим вдоль железнодорожного полотна служащим, чтобы они прекратили подобные безобразия и не нарушали расписания.

Вразумительного ответа от железнодорожников он не получил и по этой причине довольно громко и грубо выругался.

Никто в вагоне и за пределами его не знал, что все-таки произошло.

– Вам лучше, профессор? – с надеждой поинтересовалась Заза.

– Да, немного. – Он действительно приходил в себя. Голос старика слегка окреп: – В последнее время со мной часто случаются подобные сердечные припадки. Но раз капли при мне, я за себя не беспокоюсь.

Девушка вздохнула с облегчением. Она вернула профессору пузырек и в свою очередь опустила стекло с противоположной стороны вагона.

– Хотелось бы знать, что случилось.

Заза высунулась насколько могла из окна и увидела, что в голове поезда собралась большая толпа, что-то горячо обсуждающая. Клубы пара обдавали возбужденных людей. Ей показалось, что этот пар исходит не из одного, а из двух паровозов.

– Мне кажется, что произошло столкновение двух поездов, – сказала она профессору.

– Думаю, что так оно и есть, – согласился он.

Старший проводник и еще несколько человек проходили вдоль вагона и громко спрашивали, есть ли пострадавшие. Когда они приблизились, Заза обратилась к ним:

– Здесь в купе пожилой господин, который повредил ногу. Нельзя ли отыскать где-нибудь доктора?

Железнодорожник пожал плечами и поглядел в сторону толпы, собравшейся возле столкнувшихся паровозов.

– Не знаю, мадемуазель, – с сомнением произнес он, – есть ли среди пассажиров врач.

Тут подал голос проходивший мимо человек в штатском платье.

– Может быть, я смогу чем-то помочь?

Говоря это, он взглянул на Заза, и она догадалась, что предложение помочь вызвано отнюдь не желанием молодого мужчины помочь ближнему. Подобно офицеру-пограничнику, он заинтересовался хорошеньким девичьим личиком. Но Заза обрадовалась, что хоть кто-то выказал желание помочь, и не поскупилась на приветливую благодарную улыбку.

Когда молодой человек очутился в вагоне, он показался ей гораздо выше ростом, чем когда она смотрела на него сверху из окна. Ей было на руку выглядеть жалкой и беззащитной и надеяться, что к ней отнесутся соответственно.

Изобразив абсолютную беспомощность, она указала на профессора.

– Пострадавший – мой дядя, и я боюсь, что у него сломана нога. Его необходимо осмотреть и…

– Я думаю, что у меня только вывихнута лодыжка, – неожиданно резко прервал ее профессор.

– В любом случае ваша травма весьма болезненна, месье, – сочувственно сказал молодой человек.

– Это так, – не мог не согласиться месье Дюмон.

Он попытался шевельнуть ногой и скорчился от боли.

– Вам нельзя двигаться, – прикрикнула на него Заза. Ее взгляд упал на молодого человека, который вызвался оказать помощь. Она спросила: – Как можно добраться отсюда до Парижа?

– Вы уже в Париже, только на самой окраине. Лучшее, что я могу для вас сделать, – это найти экипаж, который довезет вас, куда вы захотите.

– Вы сможете это сделать? – спросила Заза. – Как вы добры к нам.

– Я уверен, что мне это удастся, – заявил молодой человек. – Ждите здесь и все хлопоты предоставьте мне.

Говоря это, молодой человек смотрел на Марию-Селесту так, будто готов был тотчас же умереть за нее. Ей захотелось немедленно поделиться с Рахель новостью о том, каким успехом она пользуется у мужчин, стоило лишь ей выбраться за пределы дворца.

Ее доброжелатель выскочил на железнодорожные пути, словно подхваченный ветром.

Заза поднялась, чтобы запереть за ним дверь купе. Молодой человек задержался у вагона, и девушке пришлось высунуться из окна.

– Вы что-то собирались спросить?

– Прежде чем покинуть вас, я хотел бы представиться. Меня зовут Пьер Бувье. А как ваше имя?

– Мой дядя профессор Дюмон, – осторожно ответила Заза.

– А как зовут вас?

Очевидно, что именно это и интересовало молодого человека. Заза слегка улыбнулась.

– Мое имя Заза Дюмон.

– Благодарю вас, мадемуазель. Теперь я полечу отсюда как на крыльях и постараюсь поскорее добыть экипаж. Правда, я подозреваю, что среди пассажиров найдется много таких же охотников за извозчиком. Поезд вряд ли скоро тронется в путь, а никто не имеет желания терять время на подъезде к Парижу.

– Нам остается только положиться на вашу энергию, месье, – вежливо напутствовала его Заза.

Молодой человек расплылся в лучезарной улыбке и поспешил вприпрыжку через рельсы.

Только сейчас, смотря вслед удаляющейся фигуре, Заза подумала, что одет их новый знакомый довольно странно. На нем не было шляпы, хотя ей пришло в голову, что он мог ее испортить или потерять во время аварии.

В ее представлении именно так должны были одеваться художники в Париже. Господа, посещающие дворец великого герцога, не могли позволить себе подобной вольности в одежде.

«Вполне вероятно, что он импрессионист», – подумала она. Как замечательно было бы встретить одного из тех людей, о которых она столько наслышалась от профессора. Тут девушка вспомнила о его существовании.

Старый учитель пребывал в неподвижности и изредка испускал горестные стоны.

– Этот добрый молодой человек – месье Пьер Бувье – отправился на поиски экипажа, который отвезет нас в Париж, – сообщила она. – Боюсь, что это обойдется нам очень дорого, но вы не расстраивайтесь – у меня с собой куча денег.

Заза произнесла это вполголоса, хотя вряд ли кто-то мог услышать ее слова. Их сосед-немец покинул купе и расхаживал по вагону, жалуясь на плохое состояние железных дорог во Франции всем, кто желал его слушать.

– Вы очень предусмотрительны, – похвалил профессор. – Но моих средств хватило бы на нас обоих.

– Я не могу позволить вам тратить свои деньги на меня, – запротестовала Заза. – Когда вам станет хоть немного полегче, я с удовольствием расскажу вам, как ловко раздобыла необходимую сумму, причем во дворце никто не знает об этом.

– Я уверен, что моя злосчастная нога придет в норму к завтрашнему утру, – ободрил профессор и себя, и Заза. – Я не могу позволить себе хворать и лежать без движения в то время, как я попал в Париж после долгого отсутствия, да еще в вашем сопровождении, моя принцесса!

– Тише, прошу вас! – Заза прижала пальчик к его губам. – Никогда больше не называйте меня так. Это опасно. Запомните, я ваша племянница Габриель. А так как мне самой нелегко будет привыкнуть к этому имени, вы должны называть меня Заза.

– Заза? – удивленно переспросил профессор.

– Это прозвище, которое дала мне Рахель.

– Заза? Заза… – несколько раз повторил профессор, привыкая к новому имени своей подопечной.

– Заза Дюмон. По-моему, звучит неплохо. – Они обменялись улыбками. – Позвольте мне заверить вас, что я горжусь честью называться вашей племянницей. И только надеюсь, что буду достойна вашего доверия.

– Нет, это я должен гордиться, – сказал профессор.

По его тону Заза догадалась, что ее последние слова весьма тронули старика.

– Находиться в вашем обществе, – продолжал он, – и вместе с вами попасть в Париж – это величайшее счастье. Как будто я наконец достиг волшебной страны Эльдорадо, которая столько лет грезилась мне в воображении. – Он склонил седовласую голову и поцеловал руку Заза. – Моя самая лучшая, самая замечательная, подающая самые большие надежды ученица! Выше голову, Заза! Париж – город знаний, культуры и свободы, – вот он лежит перед нами!

Трясясь в стареньком экипаже рядом с профессором, Заза ощущала неловкость, так как Пьер Бувье, расположившийся на скамеечке напротив, смотрел на нее с нескрываемым обожанием, и ей даже казалось, что глаза его светятся от восхищения.

Но она прощала ему этот слишком пристальный и даже бесцеремонный взгляд за то, что он сделал для них с профессором. Без его помощи они бы по-прежнему пребывали в неопределенности.

Именно он отыскал свободный экипаж, с помощью другого мужчины вынес профессора из вагона и помог ему добраться до кареты, в то время как носильщик нес их багаж.

Заза понимала, что ей надо расплатиться с этими людьми, но она боялась совершить какой-нибудь промах, потому что не имела ни малейшего представления, сколько платят за подобные услуги. Но Пьер Бувье, как бы предупреждая ее мысли, расплатился сам.

Теперь Заза была вдвойне его должницей и терялась в догадках – как и чем сможет она отблагодарить молодого человека.

После того как они выбрались из скопления экипажей, увозящих пассажиров от злополучного, потерпевшего аварию поезда, Пьер вежливо заговорил с профессором:

– Извините мое любопытство, месье, но когда вы давали адрес кучеру, то упомянули гостиницу «Елисейские Поля». Осмелюсь спросить, у вас есть какие-то особые причины остановиться именно там?

Профессор, который выглядел весьма мрачно, потому что явно страдал от боли, ответил молодому человеку достаточно неприветливо:

– Почему это вас так интересует?

Пьер Бувье несколько растерялся, помедлил и, старательно подыскивая нужные слова, произнес после паузы:

– Мне бы очень хотелось встретиться с теми людьми, которые собираются в кафе «Елисейские Поля».

Профессор был настолько поражен, что чуть не оперся на больную ногу. Он впервые взглянул на их любезного покровителя с вниманием.

Тут только он разглядел, что молодой человек, сидевший перед ним, одет в бархатную блузу, черные брюки из грубой ткани, а шейный платок его был завязан свободным небрежным узлом. Шляпа Пьера, которую он так и не надел, лежала рядом с ним на скамеечке. Поля ее были непривычно большими, а тулья украшена яркой широкой лентой.

– У вас есть друзья среди тех, кто посещает это кафе? – поинтересовался профессор.

– Скажем так – я очень много слышал о нем, – ответил Пьер Бувье, – и я мечтаю встретиться с кем-то из общества «Восставшие сердца».

Профессор оживился при этих его словах.

– Так вы символист! Я должен был сразу об этом догадаться по вашей одежде. Как удачно судьба свела нас, молодой человек! В том, что именно вы помогли нам, явно ощущается воля рока.

С этими словами профессор протянул молодому человеку руку, и Пьер Бувье с воодушевлением пожал ее. Между тем профессор продолжил свой монолог:

– Добро пожаловать, мой юный друг! Добро пожаловать в круг борцов за свободу разума и души!

– Как я рад встрече с вами, месье, – горячо сказал Пьер Бувье. – У меня одна надежда, что по прибытии в Париж я не буду отвергнут обществом «Восставших сердец».

– Конечно, вас примут там с распростертыми объятиями, когда узнают, что вы мой друг, – обнадежил его профессор. – Они будут приветствовать вас и за то, что вы проявили себя как добрый самаритянин по отношению ко мне и к моей племяннице, и потому, что ваши идеи схожи с моими идеями и идеалами нашей дорогой…

Тут наступило легкое замешательство, потому что у профессора из головы неожиданно вылетело имя Заза, и он чуть не назвал ее принцессой. Но, к счастью, он вспомнил и произнес с удовлетворением:

– …с идеалами нашей дорогой Заза!

– Неужели мадемуазель тоже увлечена символизмом? – с удивлением спросил Пьер Бувье.

– Я бы хотела принадлежать к их кругу, – поспешно ответила Заза, не дав профессору снова открыть рот.

Но как невозможно остановить вулкан, извергающий лаву, так нельзя было угомонить и профессора, вознамерившегося произнести монолог.

– Это прелестное дитя – моя способная ученица. Она так благоразумна, проницательна и вдобавок отчаянно смела. Конечно, она женщина, но разве это может послужить преградой в общении с выдающимися умами Европы, от которых она может многое почерпнуть!

Пьер Бувье посмотрел на Заза так, что она сразу прочитала его мысли. Молодому человеку явно казалось, что никакой интеллект не сравнится с внешним обаянием сидящей перед ним девушки. Ей захотелось сразу же доказать ему, что красота, ум и начитанность – вполне совместимые качества, но под его пристальным взглядом она все же немного робела.

Тем временем профессор, словно забыв о своей травме, продолжал горячо высказываться по поводу освобождения от буржуазных оков, о новой конституции, которая даст людям, обладающим интеллектом, преимущества перед противниками научного прогресса и свободы духа.

– Долой традиции! Отбросим все старое! Будем писать историю человечества заново! – восклицал профессор с горящими глазами. Он охотно делился с Пьером самыми крамольными своими идеями: – Нам нужно новое искусство! Нечто непохожее на ту скучную мазню на потребу средних классов, которую поставляют буржуазному обществу личности, подобные Дега и Ренуару!

Тут настала очередь Заза посмотреть на учителя с изумлением. Ведь еще недавно он восхвалял этих художников, называя из вождями революционного восстания против академизма буржуазных салонов. Теперь же оказалось, что и импрессионисты ему не по нраву.

– Нас также не устраивают, – продолжал профессор, – развлекательные карикатуры и смакование уродства, чем занимается некий Тулуз-Лотрек. Он воплощение самой дешевой вульгарности!

– Так за что же мы будем все-таки бороться? Чего мы хотим от искусства? – с энтузиазмом спрашивал Пьер Бувье.

– Мы должны построить абсолютно новый мир. Мир, где дух человека вознесется до небывалой высоты, а искусство будет отображать этот величественный душевный порыв!

Заза догадалась, что Пьер Бувье, так же как и она, несколько озадачен хлынувшим из уст профессора потоком столь новаторских, но малопонятных идей, а главное, так же как и она, Пьер был ошарашен манерой, с которой профессор изъяснялся. Его темперамент мог заворожить любого слушателя. Она уже привыкла к его вдохновенным высказываниям, но боялась, что новый знакомый воспримет их с некоторым удивлением. Однако казалось, что Пьер Бувье так же очарован старым профессором, как и она.

Как же им повезло, что он оказался на их пути! Ей нравились его уверенность в себе, спокойная и ненавязчивая вежливость и та быстрота, с которой он организовал их поездку до Парижа.

– А где вы собираетесь остановиться в городе? – спросил профессор, внезапно спускаясь с заоблачных вершин и снисходя к низменным материям.

Пьер Бувье с извиняющейся улыбкой пожал плечами.

– Как и вы, я в этом городе гость. Наверное, я все-таки разыщу место, где смогу приклонить голову.

Профессор взмахнул рукой, как бы отметая заранее все возражения:

– А почему бы не в нашей гостинице? Она, конечно, не роскошная, и вам, наверное, это известно, но там чисто и кормят очень хорошо. Для людей нашего круга этого, по-моему, вполне достаточно.

– Я не хотел бы быть вам в тягость, месье.

– О чем речь, когда вы один из нас? Мы ведь братья – братья по духу. Разве этого не достаточно, чтобы мы находились рядом?

– Если вы будете так добры, что порекомендуете меня в постояльцы гостиницы, как и в члены общества «Восставших сердец», я на всю жизнь останусь вашим должником.

Хотя Пьер Бувье обратился с этими словами к профессору, Заза поняла, что на самом деле он мечтает о том, чтобы как можно дольше разделять ее общество.

Разбирая свои вещи в крохотном номере гостиницы, окна которого выходили на улицу Фобур-Сент-Оноре, она чувствовала себя такой счастливой, как никогда еще в своей недолгой жизни.

Может быть, причиной этому был энтузиазм ее учителя или воздух этого дивного города, который она так мечтала наконец-то вдохнуть, а вероятнее всего, пылающие восхищением глаза Пьера Бувье.

Сколько доброты он излил на нее и на старого учителя с первого же мгновения их знакомства! И как ловко помог им обосноваться в гостинице «Елисейские Поля»! Это было небольшое, но изящное по архитектуре здание, с окнами, плотно закрытыми жалюзи. Как и другие дома в Париже, они были похожи, по выражению профессора, на прелестных женщин с опущенными из скромности глазами.

Пьер Бувье, как ей уже стало привычно, взял все хлопоты на себя. Оставив их с профессором ждать в экипаже, он устремился на поиски портье, а потом нанял носильщиков, чтобы доставить беспомощного старика в отведенный ему номер на третьем этаже.

Профессор остался доволен тем, что увидел. В номере было на удивление чисто, а кровать оказалась весьма удобной.

– Осмелюсь ли я оставить вас, мадемуазель, – сказал Пьер, – чтобы вы смогли разобрать свой багаж, пока я устрою профессора? Затем я узнаю у владельца гостиницы, где здесь поблизости найти врача, и заеду за ним или отправлю посыльного.

– И вы все это готовы сделать? – чуть не задохнулась Заза в порыве благодарности, чувствуя свою беспомощность.

До этого момента она пребывала в растерянности, когда представляла, что ей придется раздевать профессора. Снимать одежду с мужчины было ей так же чуждо, как и расшнуровывать собственное платье. Ведь во дворце за ними с Рахель ухаживали горничные.

Особенно принцесса страшилась того, что, когда она подступится к профессору с предложением раздеть его, то он тут же вскричит, что не позволит сделать это ее высочеству и тем самым вызовет любопытство у прислуги в гостинице.

И вот теперь свершилось чудо: Пьер Бувье взял все заботы на себя, и у нее гора свалилась с плеч. Молодой человек удалился, а Заза начала распаковывать свой саквояж.

Раньше ей никогда не приходилось самой собираться в дорогу, и сейчас Заза с ужасом обнаружила, что, засовывая в спешке в саквояж платья, белье и шляпки, она превратила их в сплошное месиво. Вероятно, она вообще забыла дюжину самых необходимых для девушки вещей. Но, к великому своему облегчению, Заза убедилась, что деньги, спрятанные на самом дне саквояжа, никуда не делись.

Монеты она держала в кошельке, подвешенном к поясу, и, по ее мнению, их должно было хватить, чтобы возместить все затраты Пьера Бувье на экипаж и перемещение профессора с места на место.

Если бы она знала, сколько все это стоит, у нее на душе стало бы гораздо легче. Но ни учителя, ни графиня Гликсбург не догадались объяснить ей цену деньгам и курс обмена валют. Единственно, что она теперь знала, – то, что деньги очень легко украсть и их надо обязательно спрятать от рук грабителей. Но обсуждать этот вопрос с профессором было преждевременно, потому что он страдал от боли в ноге и был поглощен своими проблемами.

Занятая мыслями о том, куда припрятать свое богатство, Заза едва расслышала стук в дверь и поэтому вскочила в страхе, когда на пороге появился молодой мужчина.

Она была настолько растеряна, что в первое мгновение даже рассердилась.

– Кто разрешил вам войти? – воскликнула она.

– Мне показалось, что вы откликнулись на мой стук, – ответил Пьер Бувье, удивленный ее неприветливым видом.

Заза ужасно смутилась.

– Может быть, вы и правы. Я стала такой рассеянной, потому что беспокоюсь о своем дядюшке.

– С ним все в порядке, он уложен в постель. Я послал за доктором. Не знаю, когда он прибудет, но не думаю, что вашему дяде требуется уж такая срочная медицинская помощь. Его нога не сломана, а точный диагноз скоро поставит доктор.

– Какие у вас есть основания так предполагать?

– Честно говоря, я не слишком хорошо разбираюсь в травмах, – признался Пьер. – Но я кое-что читал из медицинских книг и, кроме того, разбираюсь в лошадях. Человеческие кости мало чем отличаются от костей животных. Я посоветовал профессору приложить к распухшей ноге холодный компресс и побыть некоторое время в покое.

– Он будет очень разочарован, если не сможет повидаться со своими друзьями.

– А почему бы друзьям не навестить его в гостинице?

Заза удивилась, почему ей самой не пришла в голову подобная идея.

– Конечно! – воскликнула она. – Вероятно, вы сможете сообщить им о том, что профессор ждет их у себя в номере.

– Предоставьте все мне, – произнес Пьер Бувье с поклоном.

– Как вы добры к нам! – не могла удержаться от восклицания Заза. – Но, пожалуйста, разрешите мне возместить все ваши затраты и чаевые, которые вы давали слугам.

Говоря это, она так покраснела, что сразу поняла, что выглядит очень наивной. К ее изумлению, молодой человек тоже покраснел.

«Это же абсурдно, – подумала она, – обсуждать денежные вопросы с человеком, который мне почти незнаком, и еще смущаться при этом. Надо просто спросить, сколько он истратил денег, расплатиться с ним, и дело с концом!»

Почему же она так робеет? Но ясно было, что Пьер Бувье тоже испытывал неловкость.

– Прошу вас, не будем говорить об этом!

– Но я не могу позволить вам платить за нас… за моего дядю… Мы ведь так можем разорить кого угодно. – Последнее высказывание Заза было совсем уж глупым. К тому же у нее сорвались с языка такие неосторожные слова: – Вам незачем притворяться, что вы богаты, как Крез, раз вы остановились в дешевой гостинице.

– Я не притворяюсь богачом, – заявил Пьер. – Но если в этом возникнет необходимость, материальные вопросы я буду обсуждать с вашим дядюшкой, а не с вами, мадемуазель Заза.

Тут до девушки дошло, что она пустилась в опасное плавание. Конечно, племянница, путешествующая с дядей, не должна заниматься материальными вопросами. Ее ошибка была очевидна. Еще немного, и она могла бы разрушить всю тщательно сотканную ими интригу.

Заза поторопилась исправить свой промах:

– Я знаю, что многие женщины понятия не имеют о том, откуда берутся и куда тратятся деньги. Но мой дядюшка настолько рассеян, что я вынуждена часто вникать в его финансовые дела. – Она даже попыталась рассмеяться, что выглядело не совсем натурально. – Он обычно забывает даже поесть вовремя и часто подолгу голодает. Музыка и философские размышления занимают все его мысли, и иного для него не существует.

– Я это могу понять, – кивнул Пьер. – Я уже убедился в его приверженности новым идеям по дороге в гостиницу.

– Тогда вы можете представить себе, – подхватила Заза, – какой трагедией для него явилось то, что он обречен на неподвижность в первый же день пребывания в Париже и не может встретиться со своими друзьями.

– Вот об этом вам не надо тревожиться, – заверил ее Пьер Бувье, – я все улажу. Если он захочет спуститься вниз, я позабочусь о том, чтобы его отнесли по лестнице туда, куда он захочет. Но лучше всего было бы пригласить его друзей к нему в номер. Вероятно, ему хочется, чтобы вокруг него были музыка, шум, смех, разговоры, которые обычно ведутся в кафе, так что я не знаю, какой вариант встречи с друзьями он выберет. Но, несомненно, ему требуется плотно поужинать и выпить вина.

Когда Пьер упомянул об ужине, в воображении Заза возник накрытый стол и рот непроизвольно наполнился слюной.

– Откуда у вас такое понимание… – она помедлила, – самых тончайших проявлений человеческой натуры? Мне никогда не приходилось сталкиваться с человеком, который может подхватить мысль буквально на лету. У нас во дворце…

Тут она осеклась, а Пьер Бувье спросил удивленно, не веря своим ушам.

– Каком дворце?

– Я выразилась фигурально. Во дворце… то есть в башне из слоновой кости, в которой мы проводили с дядюшкой много времени за беседами о литературе и музыке, как-то было необычно думать о простых человеческих потребностях.

– Но как же не думать о них, когда у человека есть не только духовные потребности? – воскликнул Пьер.

– Вот это и навело меня на мысль, что во многом мы с вами, месье, думаем одинаково. В своей жизни я редко встречала единомышленников.

– Не может быть! – удивился Пьер. – Хотя, впрочем, поездка на поезде и прочие приключения заняли столько времени, что вы, несомненно, так же голодны, как и я.

Заза смущенно опустила ресницы.

– Признаюсь вам, что это так, но не следует ли нам подождать, пока подадут ужин?

– После того что вы рассказали о своем дядюшке, нам с вами на скорый ужин рассчитывать не приходится. Тем более, как я успел узнать, его друзья собираются в кафе не раньше десяти часов вечера. Некоторые из них заняты на работе допоздна, а другие прибывают издалека.

– Только в десять часов?! – в ужасе воскликнула Заза.

– Поэтому я собираюсь вам предложить, – продолжил молодой человек, – посетить со мной какое-нибудь приличное заведение и слегка там подкрепиться. Ничего особенного – может быть, омлет, чашечку кофе, а для поднятия духа стаканчик вина. Таким образом, мы сможем встретить друзей вашего дяди в хорошем настроении. А уже потом насытиться плотным ужином в кафе.