Электронная библиотека » Барбара Картленд » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 17:35


Автор книги: Барбара Картленд


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 4

– Я говорила викарию – и повторяла это снова и снова тысячи раз, – что никакие дети никогда не нуждались в своей матери так, как эти трое. В общем, я сделала для них что могла после смерти бедняги.

– Я в этом не сомневаюсь, миссис Поттон.

Кристина на кухне разговаривала с круглолицей маленькой женщиной с пухлыми щечками, которая, как она узнала, «делала одолжение» семейству из «Четырех ив» почти семь лет.

Вести беседу с миссис Поттон было нелегко, так как она говорила без остановки, не давая никому вставить ни слова. Появление в доме нового слушателя она восприняла с восторгом и все утро ходила за Кристиной по пятам, рассказывая, рассказывая, рассказывая – о прошлом, о детях, о соседях и о событиях, происходивших в жизни соседей, причем последняя тема оказалась самой интересной и содержательной. Миссис Поттон знала абсолютно обо всем, что случалось в Грин-Энде.

– Я слышала, вчера здесь был мистер Фарли, – заявила она.

– Да, он пришел сразу после моего приезда, – сказала Кристина.

– Хотя я и не люблю никого осуждать, мисс, но никто в Грин-Энде не найдет доброго слова для мистера Фарли. Мы все любили полковника. Он был настоящим джентльменом и всегда помогал тем, кто обращался к нему за помощью, – никому не отказывал. Его сын тоже был хорошим человеком, да благословит его Господь. В тот день, когда пришла весть, что мистера Нейла убили, все плакали горючими слезами. Но этот человек… если хотите знать мое мнение, он выскочка, от него удалось добиться только того, что он племянник полковника. Интересно было бы узнать, кем был его отец! Меня не обманешь, мисс, уверяю вас: молодой Фарли – не тот человек, который должен жить в Маноре.

– Чем он занимается, что превратило его в такого неприятного субъекта? – спросила Кристина.

Миссис Поттон не смогла ответить на ее вопрос. Она знала только то, что Грин-Энду Майкл Фарли не нравится. Как догадалась Кристина, именно в этом и заключалась суть проблемы.

– Конечно, я не одобряю поступки молодого мастера Дональда, – продолжала миссис Поттон. – Рано или поздно мальчик попадет в беду. Я предупреждала его, и отец часто предупреждал его, я сама слышала. Временами кажется, будто в него вселился дьявол и толкает его на поступки, которые делать не следует. А вот маленький Питер совсем другой. Этого мальчишечку нельзя не любить. Какая жестокость, что он осиротел в таком возрасте.

Кристина уже готова была признать, что ее сердце открыто навстречу Питеру. Он по собственной инициативе назначил себя ее гидом и консультантом. Он показал ей дом, устроил экскурсию по саду. Ему очень хотелось, чтобы она обо всем узнала и все оценила.

– А вот здесь весной вылезают крокусы, – рассказывал он.

– Да, знаю, – улыбнулась Кристина. – Желтые и белые. А вокруг кедра они алые.

Питер удивленно посмотрел на нее и рассмеялся.

– Я все время забываю, что вы жили здесь. – Затем он уже серьезным тоном спросил: – Вам нравилось быть ребенком?

Кристина задумалась над вопросом.

– Думаю, нравилось, – наконец ответила она. – Помню, я была очень-очень счастлива. Конечно, бывали и моменты грусти. Видишь ли, мой отец – то есть ваш дедушка – был очень строгим.

– Элизабет помнит его, – сообщил Питер. – Она говорит, что он был ужасным и даже страшным, как бог.

– О, в нем не было ни капельки от Господа, – поспешно возразила Кристина.

– Я не имел в виду Господа, – поправил ее Питер. – Я имел в виду бога – ну, вы знаете, из тех, что жили на Олимпе. Я читал про них. Вы знаете Зевса? Он был страшным дядькой, швырял молнии во всех, кто его раздражал.

– Ты ходишь на уроки? – спросила Кристина. – Я забыла об этом, потому что сейчас каникулы.

– Это точно. Целых два месяца каникул, здорово, правда? Да, новый викарий дает мне уроки. И папа давал, пока не умер.

– Это очень любезно со стороны викария, верно? – сказала Кристина.

– Не знаю, – пожал плечами Питер. – У него скучно. Он так нудно рассказывает о вещах, которые я не понимаю… но все равно, я же должен учиться, потому что хочу стать инженером, когда вырасту, а Дональд говорит, что нужно знать ужасно много, чтобы сдать экзамен.

Кое-что о новом викарии Кристина узнала от миссис Поттон.

– Конечно, ему трудно работать после вашего брата, – сказала она. – В Грин-Энде нет никого – ни мужчины, ни женщины, ни ребенка, – кто не знал бы преподобного Артура с детства. Можно сказать, они выросли с ним, и хотя ваш отец был сложным человеком, его тоже любили. Ваш брат открыто высказывал свое мнение, но он был справедлив. А этот, новый, он не знает наших обычаев, а мы не знаем его. Однако он не так уж плох, точно вам говорю. Он старается изо всех сил, и жена его старается, хотя и сует нос в чужие дела.

– Думаю, со стороны викария очень любезно давать уроки Питеру, – сказала Кристина. – Нужно его поблагодарить. Как вы думаете, они сами придут познакомиться со мной или будет лучше, если я первая зайду к ним и представлюсь?

Миссис Поттон задумалась. Она пару раз медленно провела ладонью по пухлому боку серебряного чайника, который до этого усердно начищала, а потом подняла на Кристину добрый и одновременно проницательный взгляд.

– Будь я на вашем месте, дорогая, я бы какое-то время сидела тихо, как мышка.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Кристина. По тону мисс Поттон она поняла, что что-то не так.

Миссис Поттон дыхнула на чайник и протерла запотевшее место тряпочкой.

– Я бы предпочла, чтобы вы были со мной откровенны, – сказала Кристина.

– Я не утверждаю, что происходит нехорошее, – наконец заговорила миссис Поттон. – Я не из тех, кто создает проблемы или сплетничает о них. Но я кое-что слышу, и иногда несколько слов, оброненных как бы невзначай, говорят мне больше, чем если бы все это было высказано прямо.

– Ах, миссис Поттон, объясните же мне, что вы имеете в виду, – взмолилась Кристина.

– В общем, дело обстоит так, моя дорогая, – сказала миссис Поттон, отставив в сторону чайник. – Я всегда была за прямоту. Много раз я говорила викарию: «Я называю вещи своими именами, сэр, и от меня вы можете услышать только голую правду, а от всех остальных вы услышите ее в принаряженном виде».

– Я тоже люблю правду, – мягко проговорила Кристина.

– Что ж, вот вы ее и получите. Только я не утверждаю, что это вся правда, со временем многое может измениться. В нашей деревне есть люди с такими же старомодными взглядами, как ваш батюшка, с таким же образом мышления. И когда они начинают говорить – нужно учитывать, какое положение они занимают, – то увлекают за собой людей, которые легко поддаются влиянию.

– Вы хотите сказать, что новый викарий скорее всего относится ко мне неодобрительно? – спросила Кристина.

– Я не говорю, что относится или будет относиться, когда познакомится с вами, – ответила миссис Поттон. – Я знаю только то, что в деревне есть люди, которые говорят всякое с тех пор, как стало известно, что бедный викарий пытался связаться с вами и назначил вас опекуном своих детей.

Кристина вздохнула.

– Наверное, этого и следовало ожидать, – проговорила она. – Я так долго жила за пределами Грин-Энда, что забыла, как долго люди могут помнить и переживать шок от событий, случившихся много лет назад.

– Да, память тут у людей длинная, – согласилась миссис Поттон, – и среди них, дорогая моя, есть те, кто самолично возложил на себя обязанность осуждать вас.

– И кто же это? – спросила Кристина.

– А вот имена называть я не буду, – покачала головой миссис Поттон. – Вы и так их отлично знаете. Может, вы даже их помните по тем дням. Поверьте мне на слово, мисс, что именно те, у кого нет детей, всегда лучше всех знают, кому и как их воспитывать.

– Знаю, кто это! – воскликнула Кристина. – Готова поспорить, что я права – это леди Стабингтон!

– Значит, вы ее помните, – не без удовлетворения произнесла миссис Поттон.

– Конечно, помню, – сказала Кристина. – Она всегда была жуткой старухой. Мы ненавидели ее, когда были детьми. Если была какая-то мелочь, в отношении которой она могла выразить свое недовольство, она не упускала этой возможности. Она делала вид, будто помогает моему отцу заботиться о его бедных, оставшихся без матери детках, сама же наслаждалась тем, что сует нос в чужие дела, – во всяком случае, я так считаю. Господи! Да она тогда была старой – сейчас ей, наверное, лет сто!

– Недавно исполнилось семьдесят восемь, – сообщила миссис Поттон. – Но ее взгляд по-прежнему острый, как иголка. От нее ничего не ускользает.

– Значит, она мой враг.

– Я бы не стала выражаться так жестко, мисс, – возразила миссис Поттон. – «Враг»! Слишком резкое слово для благородной дамы. Я бы сказала, что она вам не друг.

Оставшись одна, Кристина обдумала все сказанное миссис Поттон. Она искренне надеялась, что сложившаяся ситуация не отразится на детях. Ее много лет не было в деревне, однако она чувствовала, что в то время, пока сама она менялась, Грин-Энд оставался прежним. А еще она поняла, что нельзя закрывать глаза на то, что леди Стабингтон обладает немалой властью в деревне.

Леди Стабингтон и сэр Норман жили в большом и уродливом доме из серого камня с зубчатыми стенами. Однако этот дом олицетворял для жителей Грин-Энда благосостояние и достаток, а также значимость феодальных традиций. Большая часть деревни, по сути, принадлежала Стабингтонам, и как минимум половина трудоспособных мужчин работала в их поместье.

Самым красивым особняком в Грин-Энде, без сомнения, был Манор, где когда-то жил полковник Дингл. Дом был старым, его окружал красивый сад – за которым многие поколения ухаживали любящие руки, – и парк, где со времен Карла II в тени старых дубов бегали олени. Однако никогда владельцы Манора не обладали ни авторитетом, ни властью.

Стоило Стабингтонам прийти к какому-нибудь умозаключению, как на следующий день все действовали в соответствии с этими идеями, и Кристина поняла: то, что леди Стабингтон настроена против нее, принесет ей немало проблем. Она поежилась. Она забыла о существовании этой старухи, но сейчас вспомнила ее очень хорошо: жесткое, обветренное лицо с плотно сжатыми губами и всегда суровым выражением; плохо сшитая одежда из твида, которая выглядела помятой, и фетровые шляпы, которые всегда – и зимой, и летом – были одного цвета и одной формы. Леди Стабингтон нельзя было назвать ни красивой, ни умной, однако она обладала кое-чем более важным для деревенской жизни – положением и убежденностью в собственной непогрешимости.

Даже преподобный Уильям Диллон относился к леди Стабингтон с некоторым благоговением. Она часто обсуждала с ним церковные службы, и он, несмотря на свои возражения и гнев, вынужден был поступать в соответствии с ее желаниями.

«Наверное, ничего иного и ожидать было нельзя, – подумала Кристина, оценивая собственное положение. – Маловероятно, чтобы она одобрила мое поведение, и сейчас, что бы я ни сделала, ничто не сможет изменить ее мнение».

Не раз Кристина спрашивала себя, мудро ли поступил Артур, в последнюю минуту приняв решение назначить ее опекуном над детьми и возложить на нее их воспитание. Сейчас, узнав чуть больше, она видела, как трудно ему было найти выход из сложившейся ситуации. У Денизы почти не было близких. Единственной родственницей с ее стороны была пожилая кузина, которая жила в Шотландии и которую она не любила. Ее родители всегда жили в Индии, и, как у многих детей из подобных семей, у нее было мало друзей, да и те жили далеко.

Со стороны Диллонов, насколько было известно Кристине, имелось несколько престарелых тетушек и дядюшек со своими детьми и внуками, но все они давно поссорились с ее отцом. Преподобный Уильям Диллон был с родственниками таким же безапелляционным и властным, как и со своими детьми, и в результате череда семейных скандалов оставила Диллонов, обитавших в Грин-Энде, в изоляции.

Нет, Кристина понимала, что, с одной стороны, Артур, несомненно, желал возместить ей тот ущерб, который она понесла за долгие годы его пренебрежительного отношения к ней, но с другой, выбор у него был небольшим.

В первый день пребывания в «Четырех ивах» она ускользнула от заботливого Питера и от словоохотливой миссис Поттон и одна отправилась в церковь. Она пыталась не думать о Гарри, когда прошла через крытый проход на кладбище. Лавируя между надгробиями, она приблизилась к склепу, где были похоронены отец и мать. Здесь же покоились Артур и Дениза – надписи на камне были выбиты недавно.

Кристина закрыла глаза.

– Я сделаю все возможное, Артур, – прошептала она, – все, что в моих силах. Но ты не должен винить меня, если меня постигнет неудача.

Ей показалось, что ее душа устремилась навстречу брату, где бы тот ни находился. А потом она ощутила тепло солнца на лице и на непокрытой голове и вдруг успокоилась. Артур все поймет. Если, как он верил, Дениза была рядом все то время, что он жил один, значит, сейчас они вместе заботятся о своих детях и направляют их.

Кристина улыбалась, идя от склепа к церкви. Она совсем не изменилась! Как будто бы не было этих восемнадцати лет! И вот она, юная Кристина, снова спешит на встречу с Гарри. Да, они часто встречались в церкви, и это не казалось кощунством. Ее любовь к нему будто усиливала святость и божественность здания. По сути, в то время ее молитвы были значительно более искренними. Пока она ждала его, она молилась – доверчиво, как ребенок. О том, чтобы Господь каким-то одному Ему доступным образом помог им. Она никогда не осмеливалась попросить, чтобы жена Гарри умерла. Это было для нее грехом. Но она доверяла Господу, верила в Его безграничное милосердие и в то, что Он найдет выход. Однако выход так и не нашелся, она так и не получила ответ на свои молитвы, и когда отец обнаружил, что она влюблена в Гарри, то отказал ему от дома.

«Я никогда не была хорошей актрисой», – с грустью подумала Кристина, вспоминая скандал, который разразился после того случайного вопроса отца за завтраком. Он разбушевался, он пришел в неописуемую ярость, а она, бледная и дрожащая, сидела вцепившись в край стола, чтобы не упасть в обморок.

В тот день Гарри ждали к чаю, однако Кристина договорилась перед этим встретиться с ним в церкви. Ей удалось тайком улизнуть из дома. Она будто наяву слышала, как, всхлипывая, рассказывает ему о том, что случилось.

– Сегодня он собирается потребовать, чтобы ты больше никогда – никогда – сюда не приезжал. Мы больше не увидимся. О, Гарри, Гарри!

Это был крик напуганного ребенка, и Гарри машинально обнял ее, чтобы успокоить. В этот момент снаружи зазвучали голоса. Они оба напряженно прислушались.

– Экскурсанты, – наконец прошептала Кристина.

Они выскользнули из церкви через дверь в ризнице и, перебравшись через изгородь на другом конце церковного двора, побежали через поле в лес, который принадлежал полковнику Динглу. В этом лесу они были не впервые. Узенькая тропинка вывела их на высокий склон – они называли его «наблюдательным пунктом», потому что оттуда им было видно все, их же никто заметить не мог. Землю закрывал ковер из хвои, источавшей сладковатый аромат. Заговорили они, только добравшись до своего убежища. Кристина бросилась Гарри на шею и приникла к нему всем телом.

– Я этого не вынесу, я не могу жить без тебя.

Она произнесла эти слова, не сознавая их важности. Когда же они прозвучали – казалось, их отголосок еще витает в воздухе, – они с Гарри уставились друг на друга, оба бледные.

– Ты серьезно?

Его голос был глухим и хриплым и, как почудилось Кристине, даже дрожал.

Крохотная частичка души молила ее остановиться, подумать. Однако она действовала импульсивно и быстро.

– Серьезно, Гарри, – ответила она, широко разводя руки и показывая, что полностью капитулирует перед ним. – Я не могу жить без тебя… не могу… не могу.

После этих слов Гарри подхватил ее в объятия, прижал к себе и стал страстно, жадно целовать – так, как не целовал никогда раньше. Ноги у нее стали ватными.

– Я хочу тебя, – произнес он. – Хочу безумно – я никогда так не хотел ни одну женщину. Кристина, ты уедешь со мной?

Кристину переполняли эмоции, поэтому она не могла говорить, но Гарри прочел ответ в ее глазах. Он понял все по тому, как она подставила ему для поцелуя свои губы, приоткрытые и дрожащие.

Именно в тот момент Гарри Хантер совершил единственный бескорыстный поступок в своей жизни.

Он отстранился от нее, отошел на несколько шагов и привалился к стволу дерева.

– Послушай, дорогая, – сказал он. – Выслушай меня, потому что все, что я хочу сказать, должно быть сказано. Я люблю тебя, Кристина. Нет, не двигайся, я не хочу прикасаться к тебе. Если я прикоснусь, то не смогу все тебе сказать. Я ни одну женщину не любил так, как тебя. Нет, я не притворяюсь, будто в моей жизни не было других женщин. Мне почти сорок, Кристина. Ничего странного, что ты удивлена. Официально мой сценический возраст тридцать один год, но на самом деле мне тридцать девять. Я живу полной жизнью, и мне нравится эта жизнь. Имею ли я право сейчас просить тебя разделить со мной такую жизнь? Да-да, знаю. Ты хочешь сказать, что для тебя ничего не имеет значения, кроме любви. Однако любовь приходит и уходит, ее нельзя подчинить. Я не утверждаю, что когда-нибудь мне станет с тобой скучно, скорее всего, скучно станет тебе. Но у меня есть моя жизнь, мои друзья и – скажем прямо – моя карьера, а что будет у тебя, Кристина Диллон? Задай себе этот вопрос. Ты из благородной семьи. Ты воспитывалась для того, чтобы занять определенное положение в этой забавной, патриархальной деревушке. У тебя есть друзья, и все они уважают тебя. Может быть, сейчас их уважение для тебя почти ничего не значит, но, когда ты станешь старше, ты будешь ценить его больше, если, конечно, оно у тебя будет. Я хочу сказать лишь одно: подумай, прежде чем принимать решение. Я дам тебе время. Я не буду давить на тебя. Я даже пальцем не пошевелю, чтобы уговорить тебя. Но, Кристина… я так хочу тебя.

Она подбежала к нему и обняла за шею еще до того, как он закончил.

– Думаешь, что-то еще имеет значение, кроме нашей любви? – с горячностью спросила она.

– Ничего, – ответил Гарри. – Ничего.

На какое-то время они перенеслись в собственный мир. Мир, где кровь течет быстрее, где прикосновение любимых губ наполняет радостью, мучительной по своей силе.

Наконец они сели рядышком, взялись за руки и принялись строить планы.

– Нам придется уехать очень скоро, практически сразу, – сказала Кристина. – Отец может отправить меня куда-нибудь. Грозился сегодня утром. Говорил о том, что мы поедем в Уортинг. Я этого не вынесу. Мне страшно подумать, что целых две недели я не смогу видеть тебя.

– А чего ждать? – спросил Гарри. – Ты приняла решение. Уедем завтра.

– Завтра. – Именно в этот момент она ощутила болезненный укол: назад дороги нет, она приняла решение. И все же будущее, даже с Гарри, было туманным. Она придвинулась к нему поближе. – Завтра, – повторила она. – И я буду принадлежать тебе, стану твоей в полном и истинном значении этого слова.

– Моей! – страстно произнес Гарри и вдруг поднес ее руку к своим губам. – Я попытаюсь быть ласковым с тобой, Кристина. Я постараюсь дать тебе все, чего ты лишишься, уехав со мной.

Она задала ему типично женский вопрос:

– А если бы я ответила, что не поеду? Что тогда?

Гарри посмотрел на нее искоса, на его губах появилась легкая улыбка. Он выпустил ее руку и обнял ее.

– А разве нужно спрашивать об этом, моя Кристина? – В его голосе звучали торжествующие нотки. Вся его почтительность куда-то исчезла. – Я бы заставил тебя, я бы увез тебя…

Кристина прошла к алтарю и села на переднюю скамью. Ее взгляд упал на большую скамеечку для ног, которой пользовалась ее мать. Скамеечка открывалась, и в ней хранились семейные молитвенники и книги псалмов. Когда мама умерла, дети стали пользоваться скамеечкой по очереди. Хотя она была очень тяжелой, почему-то они предпочитали ее обычным подушкам для коленопреклонений. Семья викария сидела на жесткой дубовой скамье, а по другую сторону прохода на алых бархатных подушках сидели Стабингтоны. Эти подушки износились и вытерлись за долгие годы, но все равно оставались символом королевских привилегий.

Было утро субботы, когда она сбежала с Гарри. Потом Кристина часто спрашивала себя, как в тот день проходила служба и заметила ли леди Стабингтон, что их семью представляет только Артур. Дрожал ли голос отца, когда он читал Библию? «Почитай отца и мать». Она знала, что он никогда не простил бы ей этого – по сути, она бросила ему вызов и обманула его.

В первую неделю она все время ждала, что приедет отец и потребует ее возвращения домой. Однако из дома никаких вестей ни от отца, ни от Артура не приходило, и постепенно она успокоилась – ведь жребий уже был брошен.

В детстве у них в семье была горничная, которая очень любила поговорку: «Как постелешь кровать, так и будешь спать». «Что ж, я постелила себе кровать», – думала в те дни Кристина и была в полной мере довольна всем.

В новом мире, в который привел ее Гарри, почти не было времени на то, чтобы вспоминать о Грин-Энде. Там нужно было выбирать и покупать наряды – ведь она уехала из дома с крохотным чемоданчиком, – а после того, как Гарри одел ее в дорогую и модную одежду, ему в голову пришла идея. В один из вечеров Кристина вернулась домой из магазина в новом платье. На ее плечах была меховая шубка, которую Гарри подарил ей за день до этого. Распахнув дверь, она вбежала в гостиную, возвестив о своем приходе словами «Гарри, Гарри, дорогой, я дома», и не сразу заметила, что он не один. В комнате находилось еще два джентльмена, и оба встали при ее появлении. Гарри услышал, как они изумленно ахнули. И действительно, она выглядела великолепно, от ее красоты захватывало дух. Любовь к Гарри и сознание, что она любима, придавали ее красоте особый шарм. Однако это не разрушало присущего ей очарования юности и невинности. Она выглядела свежей. Один романтически настроенный критик как-то написал: «Она заставляет думать о чистом и настоящем – о снежинке, падающей под ноги, о ландыше, спрятавшемся под широким зеленым листом».

«Извини. Я не знала, что у нас гости».

Она обращалась к Гарри, но ее улыбка предназначалась и двум незнакомцам.

Именно в этот момент Гарри шлепнул рукой по столу.

«Клянусь Юпитером! – воскликнул он. – Нашел! Вы задали мне вопрос, и теперь я вам на него отвечаю. Господа, вот дама для ведущей роли!»

Таковым было начало. Как часто Кристина спрашивала себя, не лучше ли ей было остаться на заднем плане – любовницей Гарри, вместо того чтобы стать его партнершей по сцене. Однако она знала, что принятое решение избавило ее от сердечной боли и ревности. В противном случае ей пришлось бы из вечера в вечер смотреть, как Гарри отдает свою любовь другим женщинам, знать, что он, пусть и понарошку, но целует другую и говорит ей о любви. Его голос, полный нежности, сводил с ума девушек на галерке и привлекал в театр женщин постарше, разочаровавшихся в любви и страстно жаждущих ласки. Нет, ее решение было правильным, но как же она ненавидела свои попытки научиться играть. Это утомительное, многочасовое повторение одних и тех же слов, одних и тех же действий. К концу своей карьеры она произносила реплики и играла так же плохо, как в самом начале.

Близкий контакт с театральной средой помог ей понять одно – то, во что она старалась не верить, но что в конечном итоге вынуждена была признать, – Гарри не был хорошим актером. Он обладал шармом и тем странным качеством, которое Элинор Глин назвала одним словом «Это»[8]8
  Фильм 1927 года по одноименному роману Элинор Глин. После выхода фильма появилось выражение «девушка Это» (it-girl, англ.), надолго ставшее определением молодой, сексуально привлекательной особы, о которой все говорят и которая находится в центре внимания.


[Закрыть]
. Одним словом, он торговал своей мужественностью. Он знал все хитрости, все интонации, которые могли пробудить женскую страсть – могли заставить женщину, сидевшую среди замерших и затаивших дыхание зрителей, подумать: «На ее месте могла бы быть я». Все его роли были одинаковыми – он играл безрассудного, страстного любовника, которым увлечена невероятно тупая героиня. Он чувствовал театр и инстинктивно понимал, на что способен как актер, поэтому не замахивался на серьезные роли. Легкие, иногда даже рискованные пьесы с незамысловатым сюжетом – в этом Гарри Хантер был непревзойденным и без труда срывал аплодисменты. Пикантная альковная сцена была ему по душе и по мастерству. Однако все, что требовало настоящей актерской игры – характерные роли, перевоплощение, – было ему не по зубам. Кристине понадобилось много лет, чтобы понять: Гарри всегда был самим собой. Про него нельзя было сказать: «Вот Гарри Хантер, а вот Гарри в роли…» В реальной жизни он тоже исполнял роль, всегда поступал так, как, по его мнению, будет выглядеть правильным. Он был великолепным шоуменом, он выучился искусству очаровывать людей задолго до того, как стал профессиональным актером. Кристина пыталась найти в нем что-то более ценное, чем простая привлекательность и шарм, но потерпела неудачу. Да, она потерпела неудачу. А возможно, и не было в Гарри ничего, кроме обаяния.

Кристина вздохнула и закрыла лицо руками. Ну, почему мысли о нем снова мучают ее? Неужели она никогда не освободится от него? От человека, воспоминания о котором преследуют ее даже в этом святом месте?

Она решительно вернула себя в реальность, приказала себе думать о детях – об Элизабет, о Дональде и о Питере. Но перед ее глазами все равно стоял Гарри, и ей опять слышался его голос: «Я бы заставил тебя, я бы увез тебя».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации