Текст книги "Луна над Эдемом"

Лорд Хокстон легко мог представить себе ее негодование. Местные жители, работавшие на плантациях, отличались редкой щепетильностью и безукоризненной честностью. Они никогда не посмели бы взять из хозяйского дома чужую вещь.

За все годы, проведенные на Цейлоне, он не мог припомнить ни одного случая, чтобы у него что-либо пропало.

– Джеральд приказал девушке убираться, – сказал Тейлор, – и под тем предлогом, что она совершила кражу, отказался выдать причитающееся ей вознаграждение.

Лорд Хокстон встал и принялся ходить взад-вперед по комнате.

– Дурак! – воскликнул он. – Чертов дурак!

– Вполне согласен с тобой, – отозвался Тейлор. – Когда я услышал об этом, я тут же отправился повидаться с ним, но в тот момент он совершенно ничего не соображал и не понимал ни слова из того, что я ему говорил. Но зато я прочел твою телеграмму, лежавшую на столе. Узнав, когда ты приезжаешь, я поспешил сюда, чтобы рассказать тебе о случившемся.

– Я очень благодарен тебе, Джеймс.

– В телеграмме было написано: «Эмили и я прибываем в пятницу», – продолжал Тейлор. – Ты что, привез Джеральду невесту? До меня доходили кое-какие слухи. Сам знаешь, в нашем узком кругу всем все известно.

– Я привез с собой молодую особу, которая была помолвлена с Джеральдом перед тем, как тот уехал из Англии, – холодно произнес лорд Хокстон. – К сожалению, я обнаружил, что она увлечена другим мужчиной, поэтому решил, что свадьбы не будет.

Тейлор присвистнул.

– Н-да, – сказал он. – Что ж, должен сказать, Чилтон, мне очень жаль! Уверен, единственное, что может спасти молодого Джеральда, – это женитьба. Ему нужна здравомыслящая девушка, способная скрасить тягостное одиночество и заставить его бросить пить.

– Я постараюсь найти ему жену, – пообещал лорд Хокстон и чуть слышно добавил: – Но это будет не Эмили Ладгроув.

Джеймс посмотрел на часы.

– Мне пора возвращаться, – сказал он. – Я должен успеть на утренний поезд в Канди, но прежде я хотел бы подготовить тебя к тому, что тебя ожидает. Надеюсь, ты сможешь все уладить, Чилтон. Непременно заезжай ко мне. Я провожу новые интересные опыты, и мне хотелось бы показать тебе кое-что.

– Ты отлично знаешь, что ничто не сможет доставить мне большего удовольствия, – ответил лорд Хокстон. – Спасибо тебе, Джеймс. Ты снова доказал мне свою дружбу.

– Жаль, что я не принес тебе более утешительных известий, – заметил Тейлор. – Но все-таки кое-чем я могу тебя порадовать: в этом году экспорт чая превысит пять миллионов центнеров!

Лорд Хокстон улыбнулся:

– Я очень надеялся услышать что-либо подобное!

– Моя плантация процветает, – сказал Джеймс, – и твоя будет приносить не меньший доход, если ты снова возьмешься за дело. Ты нужен здесь, Чилтон. И нам, и всему Цейлону.

– Не соблазняй меня, – ответил лорд Хокстон. – Ты же сам знаешь, что больше всего на свете я хотел бы остаться здесь!

В его голосе прозвучала искренность. Тейлор положил руку ему на плечо.

– Увидимся позже, Чилтон, – сказал он. – И тогда поговорим обо всем.

Лорд Хокстон проводил его до дверей, затем с хмурым видом вернулся в гостиную.

Он знал, что ему необходимо поговорить с Эмили Ладгроув. А потом ему предстоит решить, как объяснить все племяннику.

Задача была не из приятных, но по тому, как он вздернул подбородок, люди, хорошо знавшие Чилтона Хока, поняли бы, что он настроен решительно и рассчитывает выйти победителем из создавшейся ситуации.

Спустя двадцать минут в гостиную, где ждал лорд Хокстон, вошла Эмили Ладгроув. Он должен был признать, что выглядит она прелестно.

Купленное в Лондоне платье было сшито по последней моде и подчеркивало совершенство ее стройной фигурки, в то время как его цвет очень выгодно оттенял синеву ее глаз и ослепительное золото волос.

Лорд Хокстон словно впервые заметил, насколько она хороша собой, и подумал, что мысль заточить ее на чайной плантации, вдали от восхищенных поклонников ее красоты, возможно, была абсурдной.

– Доброе утро, милорд! – кокетливо сказала Эмили, бросив на него тот особый взгляд, каким она одаривала любого мужчину, не важно, старого или молодого, оказавшись наедине с ним.

– Доброе утро, Эмили, – ответил лорд Хокстон. – Сядьте, пожалуйста. Мне нужно поговорить с вами.

– Это звучит очень зловеще! – воскликнула Эмили. – Что-нибудь случилось?

– Хочу поставить вас в известность, – сказал лорд Хокстон, – что я намерен отправить вас обратно в Англию на первом же корабле. – Он увидел, как ее глаза расширились от изумления, и продолжил, прежде чем она успела что-либо ответить: – Я был в саду вчера ночью и видел, как капитан О’Нил нанес вам несколько странный визит.

Эмили замерла на мгновение, а затем медленно произнесла:

– Капитан О’Нил просил меня выйти за него замуж.

– Надо полагать, это единственное, что ему остается делать в сложившейся ситуации, – сухо заметил лорд Хокстон.

– И я как раз размышляла над тем, – продолжала Эмили Ладгроув, – стоит ли мне принять его предложение.

– Ну что ж, – сказал лорд Хокстон. – По-моему, выбор у вас небольшой. Либо вы принимаете его предложение, либо я отсылаю вас назад в Англию.

– В таком случае, милорд, вы, должно быть, сами прекрасно понимаете, каким будет мое решение, – с улыбкой ответила Эмили Ладгроув. – Я прошу вас передать Джеральду мои извинения, но сомневаюсь, что мы могли бы быть с ним счастливы после такой долгой разлуки.

Она поднялась с дивана, и лорд Хокстон вынужден был признать, что в создавшейся ситуации он не ожидал от нее такого самообладания.

– Если это все, что вы хотели мне сказать, милорд, – продолжала она, – я удаляюсь. Мне нужно написать письмо капитану О’Нилу с ответом, который, как он уверяет меня, сделает его счастливейшим человеком на земле!

– Мне нечего больше добавить к тому, что я уже сказал, – заключил лорд Хокстон. – Мое мнение о вашем поведении, как я полагаю, вас не слишком интересует.

– А с какой стати оно должно меня интересовать? – спросила Эмили. – Вы либо не понимаете, либо уже забыли, что значит быть молодым! Юность быстро проходит, а старость длится довольно долго, поэтому я намерена наслаждаться жизнью, пока могу, и вокруг немало мужчин, с восторгом готовых помочь мне в этом.

Лорду Хокстону нечего было ответить на это, и он лишь отвесил ей иронический поклон.

Подойдя к двери, она обернулась.

– Пожалуйста, передайте Джеральду, – нежнейшим голоском произнесла она, – что я в отчаянии от того, что нанесла ему такой удар, но я надеюсь, мы останемся друзьями.

Она вышла из комнаты прежде, чем лорд Хокстон нашелся что ответить. Несмотря на то что он был очень зол на нее, он не смог сдержать смеха.

Он совсем не ожидал, что эта девчонка обладает таким характером, и подумал, что если бы кто и был способен держать Джеральда в руках, так только Эмили Ладгроув.

В то же время он не мог не признать, что она права. Она не смогла бы жить в горной глуши на уединенной плантации, и даже если бы они с Джеральдом переехали жить в Коломбо или вернулись в Англию, она все равно недолго бы хранила ему верность. Она всегда находила бы мужчин, готовых пасть к ее ногам, а если это задевало бы чувства законного супруга, что ж, ему пришлось бы с этим мириться.

Лорд Хокстон вздохнул. С одной проблемой было покончено. Теперь оставалось решить вопрос с Джеральдом. Лорд Хокстон был уверен, что Джеймс прав и его племяннику нужна спокойная, здравомыслящая жена.

Но где ее найти? Он стоял, любуясь ярким, красочным великолепием цветов в саду, среди которых были пурпурные орхидеи, малиновые гибискусы и белоснежные магнолии. Сама природа, казалось, располагала к любви.

Однако лорд Хокстон сказал себе, что уж он-то вряд ли способен выбрать подходящую жену для своего племянника.

В конце концов он не смог найти жену даже для себя и, дожив до тридцати семи лет, решил, что останется холостяком.

Когда он вернулся в Англию, он понял, что родственники решительно настроены его женить. Его без конца знакомили с молодыми хорошенькими вдовушками или девушками, которые по той или иной причине не смогли рано выйти замуж.

Его семья с надеждой наблюдала за ним, думая, что он увлечется одной из них, и все были безмерно разочарованы, когда очередная попытка не удавалась.

Одна из его тетушек даже решила поговорить с ним.

– Чилтон, – сказала она, – ты знаешь не хуже меня, что тебе пора обзавестись семьей и подумать о наследнике. Я всегда считала, что лучше всего, когда титул передается по прямой линии.

– Однако в моем случае этого не произошло, – с улыбкой заметил лорд Хокстон.

– Я прекрасно это знаю, – ответила его тетушка, – поэтому я и говорю, что тебе совершенно необходимо как можно скорее обзавестись сыном.

– Для начала мне придется найти себе жену.

– Я навела кое-какие справки, – сказала его тетушка, – и у меня есть на примете несколько подходящих кандидатур.

– Боюсь, тетя Элис, что должен вас разочаровать, – ответил лорд Хокстон. – Я не имею ни малейшего желания жениться на ком бы то ни было ради титула, поместья или нашего генеалогического древа.

– Не упрямься, Чилтон, – резко оборвала его тетушка. – Я вовсе не предлагаю брать в жены женщину, которая будет тебе совершенно безразлична, но, согласись, ты уже несколько староват для того, чтобы потерять голову при виде хорошенького личика.

– Вот в этом вы абсолютно правы, – улыбнулся лорд Хокстон.

– Поэтому, если я смогу подыскать тебе привлекательную женщину между двадцатью пятью и тридцатью годами, а возможно, и чуть постарше, неглупую и достаточно опытную, чтобы заинтересовать тебя, без сомнения, со временем она сможет тронуть твое сердце.

Но, как лорд Хокстон и предполагал, ни одна из женщин, которых ему усиленно сватала тетя Элис, не смогла увлечь его.

Он сказал себе, что, возможно, он хочет слишком многого, однако, несмотря на внешнюю сдержанность и холодность, в глубине души он мечтал о любви, которая значила бы для него столько же, сколько красота Цейлона.

Часто, стоя на веранде своего дома и глядя на покрытые зеленью вершины гор, уходящие высоко в небо, на хрустальные потоки воды, стекающие в долину, он чувствовал, что окружающая его красота вызывает в нем чувство сродни зарождающемуся желанию при виде прелестной женщины.

«Нелепо быть таким влюбленным в эту страну!» – говорил он себе.

Но в то же время он знал, что любит Цейлон так, как мужчина может любить свою жену.

Красота и мягкость этой земли, ее нежность и тепло дышали женственностью и вызывали в нем самые глубокие и возвышенные чувства.

«Именно такой и должна быть любовь!» – подумал он и тут же рассмеялся собственной сентиментальности.

Глава вторая

Лорд Хокстон решил обсудить возникшую проблему с губернатором, рассчитывая, что тот поможет ему найти жену для Джеральда.

Он не знал лишь, как ему объяснить, что помолвка его племянника с Эмили Ладгроув расстроилась, но, едва приступив к разговору, обнаружил, что Эмили уже опередила его.

Внук графа Абердина сэр Артур Гордон, с которым лорд Хокстон был немного знаком еще до своего отъезда в Англию, всегда держался с суровым достоинством, внушавшим его подчиненным не только уважение, но и благоговейный страх.

Когда в 1883 году он занял пост губернатора Цейлона, остров все еще не мог оправиться от экономического кризиса, вызванного гибелью кофейных плантаций, однако многие уже начали исследовать возможности выращивания не только чая, но и хинного дерева.

Сэр Артур принял личное участие в этих проектах, особенно его заинтересовало разведение чая. Он послал людей с инспекцией в Лоолекондеру, к Джеймсу Тейлору, и на плантацию лорда Хокстона, и их отчет произвел на него крайне благоприятное впечатление. Позже он сам посетил некоторые чайные плантации.

Тейлор и лорд Хокстон, которые сразу прониклись к нему симпатией, с легкостью убедили его, что разведение чая способно вернуть Цейлону былое процветание.

Но больше всего лорду Хокстону нравилась в сэре Артуре та решительность, с которой он демонстрировал одинаковое отношение ко всем расам.

Как раз перед самым отъездом лорда Хокстона в Англию губернатор пригрозил лишить своего покровительства Европейско-Коломбийский клуб, который собирался исключить из числа своих членов представителей коренного населения.

Еще бо́льшую популярность принесло ему то, что он защищал интересы деревенских старост и отстаивал имущественные права буддийских храмов.

По сравнению со своими предшественниками он был самым просвещенным и прогрессивным губернатором.

При нем была восстановлена ирригационная система, завершено сооружение мола в порту Коломбо, первый камень в основание которого был заложен принцем Уэльским еще в 1875 году, расширена железнодорожная сеть и начато строительство новых дорог, протяженность которых должна была составить около 260 миль.

Глядя на него, лорд Хокстон думал, что живущим в Англии трудно представить, какой безграничной властью обладает губернатор Цейлона. Он не просто управлял, он царствовал, окружив себя всеми атрибутами королевской власти.

У него были резиденции в Коломбо, Нуваре, Чилаве, Канди и Джафне; его телохранители из коренных жителей были более внушительны, чем бифитеры[2]2
  Бифитеры («мясоеды») – прозвище дворцовой стражи или стражников лондонского Тауэра.


[Закрыть], а во время поездок по стране его сопровождал сикхский кавалерийский взвод.

Кроме того, его личную охрану обеспечивал британский полк, а путешествовал он лишь в собственном поезде.

Все дипломатические ноты, направленные в адрес королевы, проходили через его руки. Последнее слово всегда оставалось за ним, а каким оно будет, не знал никто, кроме него самого.

Помня о том, что сэр Артур был истинным аристократом, к тому же облеченным огромной властью, лорд Хокстон не мог решить, стоит ли рассказывать ему о поведении Эмили Ладгроув.

В конце концов он решил не упоминать о ее отношениях с капитаном О’Нилом, но вовсе не потому, что боялся повредить ее репутации. Просто он испытывал симпатию к Патрику О’Нилу и считал, что с такой женой он и так хлебнет горя.

Однако когда лорд Хокстон вошел в кабинет губернатора, тот отпустил секретаря и сказал с улыбкой:

– Я догадываюсь, о чем вы хотите поговорить со мной, Хокстон. Мисс Ладгроув уже сообщила мне, что намерена выйти замуж за капитана О’Нила.

Лорд Хокстон ничего не ответил, и сэр Артур продолжал:

– Я понимаю, что это поставило вас в затруднительное положение, вы же привезли ее на Цейлон с целью выдать замуж за своего племянника. Если верить доходившим до меня слухам, этому молодому человеку необходима жена, которая смогла бы оказать на него благотворное влияние.

Лорда Хокстона не удивило, что губернатор так хорошо осведомлен о поведении Джеральда.

Он был гораздо проницательнее, чем это могло показаться, и, хотя многие думали, что посреди пышного великолепия Квинз-Хауса губернатор полностью оторван от повседневных забот, на самом деле он был в курсе всего, что происходило не только в Коломбо, но и в других уголках страны.

– Боюсь, ваше превосходительство, что мой племянник выставил себя последним дураком, – признал лорд Хокстон.

– Это случается со многими молодыми людьми, когда они впервые попадают сюда, – ответил сэр Артур, – и вы знаете не хуже меня, Хокстон, что всегда найдутся желающие помочь молодому человеку спустить денежки.

– Это правда, – нехотя согласился лорд Хокстон. Он припомнил некоторые веселые ночи, проведенные им самим в Коломбо в первые дни пребывания на Цейлоне. Однако он слишком дорожил деньгами, чтобы тратить их на сомнительные удовольствия и дешевых женщин, которых подсовывали всем новичкам, прибывающим из Англии.

Однако позже он завел себе любовницу, очень хорошенькую португалку, жившую в Канди. Он навещал ее, когда дела позволяли ему ненадолго покинуть свою плантацию, и эта связь длилась много лет, хотя мало кто знал об этом, потому что лорд Хокстон не любил распространяться о своей интимной жизни.

Поэтому известие о том, что слухи о скандальном поведении Джеральда дошли даже до губернатора, задело его гордость.

– Нам следовало бы уделить больше внимания вашему племяннику, когда он только приехал, – задумчиво произнес сэр Артур. – Он несколько раз обедал у нас, но, как вы сами знаете, приемы в губернаторском дворце отличаются официальностью и, несомненно, должны были показаться молодому человеку утомительно скучными. Как сообщил мне мой секретарь, мы посылали вашему племяннику приглашение на рождественский бал, но он не ответил.

Лорд Хокстон лишь стиснул зубы. Дурные манеры всегда выводили его из себя. Когда он познакомился с Джеральдом в Англии, он решил, что тот по крайней мере умеет вести себя, как полагается джентльмену.

– Вопрос в том, – продолжал губернатор, – что вы теперь собираетесь предпринять в отношении этого молодого человека?

– Я намерен подыскать ему жену, ваше превосходительство, – решительно заявил лорд Хокстон. – Я приехал сюда в сопровождении девушки, которую Джеральд выбрал сам, но, поскольку ситуация изменилась, я должен постараться по мере возможности поправить положение и найти ему другую.

Сэр Артур рассмеялся:

– В этом весь вы, Хокстон! У вас репутация человека, который никогда не отступает перед трудностями. Что ж, могу сказать лишь одно – Джеральду Уоррену повезло, что у него такой дядя!

– Естественно, мне понадобится ваша помощь.

Губернатор снова рассмеялся.

– Боюсь, что в этом вопросе я мало чем смогу быть вам полезен. Уверяю вас, что в моем доме нет ни одной прелестной незамужней молодой дамы. Тем не менее я надеюсь, что вам легко удастся найти подходящую кандидатуру в одной из многочисленных английских семей, проживающих в Коломбо. – Он сел за стол и приложил руку ко лбу: – Дайте-ка подумать. Я не очень знаком с семьями военных, но мне кажется, что кое у кого из офицеров имеются дочери, которых еще не успели похитить юные пылкие лейтенанты.

– Я предпочел бы девушку, которая уже давно живет в Коломбо, – сказал лорд Хокстон. – Я привык видеть лишь положительные стороны жизни на Цейлоне и зачастую забываю, что люди, поселившиеся здесь недавно, не всегда легко привыкают к здешним довольно своеобразным условиям.

– Вы имеете в виду вынужденное одиночество жизни на плантации, – серьезно произнес сэр Артур. – Боюсь, Хокстон, что редкая девушка сможет смириться с таким унылым существованием. Простите мне эти слова, но, едва увидев мисс Ладгроув, я сразу понял, что она не годится для такой жизни.

– Я и сам теперь это вижу, – согласился лорд Хокстон, – но ее выбирал не я, а Джеральд.

– А вы уверены, что он безропотно согласится с вашим выбором?

– Он сделает так, как ему скажут, если, конечно, он не хочет, чтобы я отправил его назад в Англию, – заявил лорд Хокстон. – И в этом случае ему придется самому заработать себе на проезд, потому что я не намерен оплачивать его возвращение!

Он произнес это решительным, жестким тоном, так хорошо знакомым всем, кто работал с ним.

Губернатор бросил на него испытующий взгляд и тихо сказал:

– Играть роль всесильного Бога там, где дело касается любви и брака, очень опасно. Вы можете обжечься, Хокстон.

– Я приму к сведению ваше предупреждение, – ответил лорд Хокстон, – но тем не менее, ваше превосходительство, я по-прежнему рассчитываю на вашу помощь.

– Я видел список гостей, приглашенных сегодня к обеду, сказал губернатор, – и боюсь, что никто из них не заинтересует вас. Лучше всего повнимательнее присмотреться к прихожанам, которые соберутся завтра утром в церкви. – Он увидел выражение лица лорда Хокстона и с улыбкой добавил: – Поскольку вы остановились в Квинз-Хаусе, вам не хуже моего известно, что вы должны сопровождать губернатора на утреннюю службу.

– Я готов исполнить свою обязанность.

– Это вовсе не такое тяжелое испытание, как вы думаете, – продолжал сэр Артур. – Я дал указания викарию, чтобы проповеди длились не более пятнадцати минут.

На следующее утро лорд Хокстон, сидя в серой каменной церкви Святого Петра, находившейся неподалеку от Квинз-Хауса, и разглядывая собравшихся, подумал, как были бы удивлены те, кто считает Цейлон оторванным от мира уголком, если бы увидели присутствовавших здесь обольстительных дам, одетых по самой последней моде.

Платья из тафты, шелка, атласа и кисеи, отделанные кружевами, тесьмой, пуговками и бантами, поражали изысканной роскошью.

То же самое можно было сказать об очаровательных шляпках, украшенных цветами и перьями, которые красовались на элегантно причесанных головках.

Лорд Хокстон и раньше слышал, что воскресный день в Коломбо превращается в настоящий парад мод, но, поскольку до сих пор он ни разу не присутствовал на службе в столичной церкви, он был удивлен, увидев столько европейцев в числе собравшихся. Он обратил внимание, что многие женщины были очень хороши собой.

Тем не менее он подозревал, что даже самые изысканно одетые дамы были лишь женами армейских офицеров или государственных служащих.

Позади европейцев расположились коренные жители, еще более живописно одетые в цветастые хлопчатобумажные и шелковые сари, окрашенные, как было известно лорду Хокстону, с помощью специальных составов, секретом которых в совершенстве владели местные ткачи.

Яркие, сочные краски и разнообразие тканей, от тончайшего газа до расшитого золотом шелка, делали их похожими на цветочную россыпь на фоне серых каменных стен церкви.

В дверях церкви губернатора встретил облаченный в стихарь викарий, который, согласно традиции, проводил его к скамье, помещавшейся возле самого алтаря, на которой лежали удобные бархатные подушечки и молитвенник, украшенный британским гербом.

Напротив губернаторского места стояли скамьи для хора, за которыми располагался орган. Когда началась служба, лорд Хокстон обратил внимание, что за органом сидит молодая женщина, одетая в белое хлопковое платье и уродливую черную шляпку, завязанную черными лентами под подбородком.

Он подумал, что рядом с роскошными туалетами собравшихся здесь дам ее одежда поражала суровостью и аскетизмом. Затем он с удивлением заметил на задних скамьях хора пять фигурок, одетых так же, как и она.

На всех пятерых девушках были одинаковые белые хлопковые платья, черные шляпки и черные перчатки; на талии – узкие черные пояски.

Лорд Хокстон поначалу решил, что это специальная форма для женщин, поющих в хоре, но губернатор, заметив его недоуменный взгляд, прошептал ему на ухо:

– Это шесть дочерей викария!

– Шесть? – не смог сдержать изумленного восклицания лорд Хокстон.

– Его жена умерла два года назад, – сказал губернатор, прикрывшись молитвенником, – и с тех пор он с удвоенным пылом клеймит нас за наши грехи и грозит нам геенной огненной.

Лорд Хокстон с интересом посмотрел на викария. Это был высокий, изможденный на вид мужчина, который в молодости, очевидно, был довольно красив. Однако сейчас его облик поражал болезненной худобой и смертельной бледностью; он производил впечатление человека, сознательно лишающего себя всех радостей жизни. Глядя на его горящие фанатизмом глаза, лорд Хокстон решил, что, должно быть, жизнь его дочерей состоит из одних суровых ограничений и лишений.

Он принялся с новым интересом разглядывать их. Самая старшая была довольно хорошенькой, насколько он мог разглядеть под широкими полями ее шляпки. Остальные, по всей видимости, были еще совсем детьми. У всех был нежный овал лица, крохотные вздернутые носики и огромные любопытные глаза, которые, не мигая, оглядывали собравшихся.

Казалось, ничто не ускользало от внимания старшей из девушек, той, что играла на органе. Когда одна из ее младших сестер заерзала на своем месте, она быстро обернулась и одернула ее. Потом она протянула маленькому темнокожему мальчугану раскрытый молитвенник, потому что тот, по всей видимости, совсем растерялся и не мог найти нужное место в своем собственном.

В перерывах между игрой на органе она поворачивалась к хористам, чтобы следить за их поведением.

«Очень компетентная молодая особа», – подумал лорд Хокстон, заметив, что она снова раскрыла молитвенник и протянула его другому малышу, который, очевидно, не имел ни малейшего понятия, что ему нужно делать.

Когда она встала с места, лорд Хокстон обратил внимание на ее изящную стройную фигурку, которую, как это ни удивительно, не могло скрыть даже уродливое платье из грубого хлопка.

Лорд Хокстон достаточно долго жил на Цейлоне и сразу понял, что платья дочерей викария были сшиты из самого дешевого материала, который носили лишь самые бедные местные жители.

Губернатор сказал, что их мать умерла два года назад. Это означало, что либо викарий настоял на долгом утомительном трауре, который вошел в моду в Англии, либо из-за того, что их шляпки были все еще достаточно новыми, бедные девушки будут продолжать ходить в них до тех пор, пока те окончательно не износятся.

Хор поднялся и принялся петь псалмы, и лорд Хокстон вынужден был отдать должное мастерству, с которым старшая из дочерей викария играла на этом стареньком органе. Безусловно, она была искусной музыкантшей.

В течение всей службы он думал об этой семье, пытаясь нарисовать себе картину их жизни. Прослушав проповедь, он смог лучше представить ту среду, в которой они выросли.

Несомненно, губернатор был прав: викарий просто одержим идеей греха и неизбежности самого сурового наказания. Он говорил искренне, горячо и убежденно. Викарий, конечно, усердный и самоотверженный пастырь, но лорд Хокстон решил, что в роли отца он, вероятно, невыносим.

Один раз во время проповеди викарий остановился, случайно перевернув две страницы своих записей вместо одной.

Его старшая дочь тут же повернула голову в сторону кафедры, и лорд Хокстон впервые смог рассмотреть нежный овал ее лица, маленький прямой нос и огромные глаза, издалека показавшиеся ему серыми.

У нее был высокий лоб и брови вразлет, похожие на крылья птицы. Должно быть, под черной шляпой ее светло-пепельные волосы были гладко зачесаны и уложены на затылке в пучок.

Наконец викарий разобрался со своими записями, и его дочь облегченно вздохнула. Она снова повернулась к хору и нагнулась, чтобы сделать замечание мальчугану, игравшему рогаткой, которую он достал из кармана. От неожиданности тот выронил и рогатку, и камень, который собирался запустить, и они с грохотом упали на пол. Дочь викария сделала движение, как бы пытаясь остановить его и уговорить подождать до конца службы, но было уже поздно.

Испугавшись, что лишится своего самого дорогого сокровища, мальчуган принялся шарить под ногами сидевших рядом с ним ребятишек, пытаясь отыскать рогатку. Наконец, найдя ее, он вернулся на свое место и бросил страдальческий взгляд в сторону дочери викария.

Увидев, что она нахмурилась, мальчуган виновато опустил голову, но в этот момент она встретилась глазами с одной из сестер и чуть заметно заговорщически улыбнулась.

Улыбка совершенно преобразила ее строгое лицо, и в этот момент лорд Хокстон принял решение.

Именно такая жена и нужна Джеральду, подумал он. Девушка, способная справляться с отцом-фанатиком, целым выводком сестер и непоседливыми мальчишками из хора, без всякого сомнения, сумеет держать в руках и его племянника.

Над этим стоило подумать, к тому же он чувствовал, что если кто и сумеет помочь Джеральду, то уж, во всяком случае, не разодетые в шелка и атлас дамочки, самодовольно прихорашивавшиеся и не обращавшие ни малейшего внимания на осуждающие взгляды викария.

– Расскажите мне о вашем священнике, – обратился лорд Хокстон к губернатору, сидя позднее рядом с ним в коляске, запряженной парой великолепных лошадей.

– У него очень тяжелый характер, – ответил сэр Артур. – Он постоянно жалуется мне на безобразия, которые творятся в порту и других злачных местах города. Мне приходится объяснять ему, что в обязанности губернатора не входит запрещать людям спускать деньги так, как им заблагорассудится, конечно, если только их поступки не выходят за рамки закона.

– А что вы можете сказать о его семье? – поинтересовался лорд Хокстон.

– Я едва знаком с ними, – сказал сэр Артур. – Время от времени их приглашают куда-нибудь, но, как я подозреваю, их отец, который все еще соблюдает траур по своей жене, запрещает им все, кроме молитвы. Поэтому мы иногда видим лишь старшую из сестер на собраниях церковно-приходской школы или на благотворительных мероприятиях.

– Похоже, жизнь у них невеселая, – заметил лорд Хокстон.

– Я полагаю, большинство молодых женщин в наше время сочли бы такое существование невыносимым, – согласился губернатор.

– Я читал, что распространение христианства и уровень образования на Цейлоне выше, чем во всех остальных восточных колониях.

– Я думаю, вы правы, – ответил сэр Артур. – Согласно последней переписи, у нас двести двадцать тысяч католиков, пятьдесят тысяч протестантов и около двух миллионов буддистов! – Он сделал паузу и добавил с лукавым блеском в глазах: – Кроме того, есть тысяча пятьсот тридцать два исполнителя ритуальных танцев, сто двадцать один заклинатель змей, шестьсот сорок музыкантов, играющих на тамтаме, и пять тысяч факиров и юродивых!

Лорд Хокстон рассмеялся:

– Довольно любопытная смесь!

Однако они не смогли продолжить разговор, так как коляска остановилась у ворот Квинз-Хауса.

После ланча лорд Хокстон разыскал секретаря губернатора, немолодого уже человека, который всю свою жизнь прожил в Коломбо. Он служил многим предшественникам нынешнего губернатора, которые весьма ценили его умение всегда быть в курсе всех местных дел.

– Я хотел бы услышать все, что вам известно о викарии церкви Святого Петра, – сказал лорд Хокстон.

– Зовут его Редфорд, – ответил секретарь. – Он живет в Коломбо уже двадцать два года, здесь же и женился. Он абсолютно убежден, что все обитатели Квинз-Хауса – легкомысленные, бесчувственные люди, которые не желают помочь ему в его страстном стремлении очистить город от греха и порока.

– Ему следовало бы сравнить Коломбо с некоторыми другими портовыми городами, – сухо заметил лорд Хокстон. – Он будет чрезвычайно удивлен, когда обнаружит, что жители Коломбо отличаются почти образцовым поведением, во всяком случае, на мой взгляд.

– Я бы не стал утверждать это столь категорично, милорд, но я нахожу, что наши горожане в целом достаточно благовоспитанны.

– Я всегда был в этом убежден, – сказал лорд Хокстон. – А теперь расскажите мне о миссис Редфорд.

– Она была очаровательной леди, – ответил секретарь. – Единственной, кому удавалось пробудить в нашем викарии человеческие чувства. Она родилась и выросла в Англии, а ее отец работал в Кью-Гарденс[3]3
  Кью-Гарденс – большой ботанический сад в западной части Лондона. Основан в 1759 г.


[Закрыть]. Она сопровождала его, когда он приехал сюда по приглашению губернатора, чтобы дать консультации по поводу некоторых культур, способных прижиться в здешнем климате. Она встретилась с викарием – в то время он был помощником приходского священника – и влюбилась в него. – Секретарь немного помолчал, а потом добавил: – Когда я впервые познакомился с Редфордом, он был очень привлекательным молодым человеком, но уже тогда исполненным пророческого рвения, которое, как я всегда полагал, очень трудно переносить в семейной жизни.