Текст книги "Луна над Эдемом"

– И у них родилось шесть дочерей?

– Викарий всегда болезненно переживал, что у него нет сына, – пояснил секретарь. – После того как родились мисс Доминика и мисс Фейт, он назвал третью дочь Хоуп, но, к несчастью, за ней одна за другой появились на свет еще три девочки – мисс Черити, мисс Грейс и мисс Пруденс.

– Бог мой! – воскликнул лорд Хокстон. – Надо же было наградить бедных девушек такими именами![4]4
  В переводе с английского эти имена значат дословно: Фейт – вера, Хоуп – надежда, Черити – милосердие, Грейс – благодать, Пруденс – благоразумие.


[Закрыть]

– Доминике посчастливилось, – продолжал секретарь. – Она родилась в воскресенье, что и определило выбор имени[5]5
  От dies Dominica – день Господень (лат.).


[Закрыть], но остальным не повезло, и они очень страдают от этого, бедняжки.

– Могу себе представить, – заметил лорд Хокстон.

– Они все очень хорошие девушки, – сказал секретарь. – Моя жена самого высокого мнения о них. Время от времени им позволяют навещать мою дочь – она инвалид, а больше они почти нигде не бывают, потому что их отец не поощряет светских развлечений.

– Я хотел бы нанести визит викарию, – сказал лорд Хокстон. – Могу я сослаться на вас в качестве рекомендации?

Секретарь улыбнулся:

– Сошлитесь лучше на губернатора, милорд. Несмотря на все его заявления, викарий испытывает большое уважение к его превосходительству.

– Непременно последую вашему совету, – ответил лорд Хокстон.

Он отправился в дом викария к четырем часам дня, полагая, что с точки зрения светского этикета это самое удобное время для визита. Кроме того, в перерыве между службами легче всего было застать викария дома.

Дверь открыла одна из дочерей, которой на вид было лет четырнадцать. Лорд Хокстон решил, что это Черити.

Она посмотрела на него с изумлением, а когда он сказал, что хотел бы поговорить с ее отцом, застенчиво пригласила его войти в дом и отправилась на поиски викария.

Лорд Хокстон осмотрелся, обратив внимание, что комната обставлена бедно, но с большим вкусом. Портьеры были искусно сшиты из материала, который, должно быть, стоил всего несколько пенсов за ярд, но их цвет, казалось, вобрал в себя всю синеву морской воды.

На диване, однако, не было подушек; на полу, начищенном буквально до блеска, лежали всего несколько циновок, сделанных местными ремесленниками; побеленные стены были совсем голыми, за исключением одного пейзажа, написанного акварелью.

На простеньком столике у камина стояла ваза с цветами, в комнате пахло ароматической смесью из сухих лепестков, которые лежали в вазочке на подоконнике, где на них падали солнечные лучи. По случаю воскресного дня жалюзи были опущены, и лишь в нижней части окна виднелась тонкая полоска света.

Лорд Хокстон знал, что в Шотландии и в некоторых уголках Англии принято опускать жалюзи по воскресеньям, но он никак не рассчитывал столкнуться с этим на Цейлоне.

В комнату вошел викарий, всем своим видом давая понять лорду Хокстону, что тот совершил тяжкий грех, приехав с визитом в такой день.

– Вы хотели меня видеть? – спросил викарий, и лорду Хокстону он показался еще более суровым и изможденным, чем в церкви.

Мрачное черное одеяние, выступающие скулы, худое лицо и седые волосы, почти белые на висках, делали его похожим на одного из древних пророков, готовящихся призвать проклятие на головы обитателей Содома и Гоморры.

– Меня зовут лорд Хокстон.

Викарий слегка наклонил голову в знак приветствия.

– Я остановился у губернатора в Квинз-Хаусе, – продолжал лорд Хокстон. – Я позволил себе побеспокоить вас, потому что мне нужна ваша помощь, и я хотел бы обсудить с вами крайне важный вопрос.

Черити притворила за отцом дверь, ведущую в гостиную, и быстро взбежала вверх по лестнице.

Доминика была в спальне, которую они делили с Фейт. Она только что вернулась с занятий в воскресной школе, которые обычно проводились сразу после ланча, и снимала шляпку, как вдруг в комнату ворвалась Черити.

– Доминика, знаешь что? Ты даже не представляешь!

– Что случилось? Почему ты так разволновалась? – спросила Доминика.

– У папы сидит джентльмен, он приехал в одном из губернаторских экипажей. Это тот самый джентльмен, который был сегодня в церкви. Ты не могла не заметить его – он сидел рядом с губернатором, и я видела, как он улыбнулся, когда Раниль уронил рогатку.

– Это было совсем не смешно, – сказала Доминика. – Папа услышал шум и страшно рассердился. Я не могу заставить его понять, что мальчики из хора никогда не слушают его проповедей.

– А почему они должны это делать? – легкомысленно заявила Черити. – Готова поспорить, что и сам губернатор их не слушает.

– Интересно, что нужно этому господину? – задумчиво произнесла Доминика.

– У него очень важный вид, – сообщила Черити, – но мне не верится, что он приехал для того, чтобы пригласить нас на бал.

– Черити! – укоризненно сказала Доминика, но тут же рассмеялась. – Ты сама знаешь, это так же невозможно, как если бы нас пригласили погостить на Луне! Кроме того, папа в любом случае никуда нас не отпустит.

– Когда я стану такой же взрослой, как ты и Фейт, – сказала Черити, – я буду ездить на балы, что бы папа ни говорил!

– В таком случае будет лучше, если пока ты придержишь язык за зубами, не то папа выпорет тебя, – раздался чей-то голос, и в спальню вошла Фейт.

Лорд Хокстон не ошибся – она была очень хорошенькой девушкой. Сейчас на ней не было уродливой черной шляпки, которая наполовину закрывала ее лицо, и теперь ничто не мешало любоваться ее белокурыми волосами и голубыми глазами. Глядя на ангельское выражение ее лица, трудно было догадаться, что она обладала чувством юмора и, подобно Черити, была готова восстать против жестких ограничений, которые на них наложил отец.

– Что происходит? – поинтересовалась она. – Это правда, что в доме появился молодой мужчина?

– Он не совсем молодой, – ответила Черити, – но зато очень элегантный и представительный, и он гостит в Квинз-Хаусе.

– Не тот ли это джентльмен, который был сегодня в церкви? – спросила Фейт.

Черити кивнула.

– Я успела хорошенько его рассмотреть, – сказала Фейт, – и мне он показался довольно привлекательным.

Доминика расхохоталась:

– Фейт, ты сама отлично знаешь, что тебе любой мужчина кажется привлекательным!

– Я вижу не так уж много мужчин, разве что в церкви, – возразила Фейт. – Я рассчитывала, что тот молоденький лейтенант, который строил мне глазки в прошлое воскресенье, будет сегодня на службе, но, по всей видимости, он на дежурстве.

Доминика опасливо взглянула на дверь:

– Боюсь, что папа когда-нибудь услышит твои высказывания!

– Папа слишком занят разоблачением грехов в злачных местах города, и ему не придет в голову искать их в собственном доме! – легкомысленно заявила Фейт.

– Я бы не была в этом так уверена! – предостерегающе заметила Доминика.

– Как вы думаете, о чем этот джентльмен разговаривает с папой? – спросила Черити. – Может быть, я подкрадусь потихоньку и послушаю за дверью? Если папа обнаружит меня там, я скажу, что ждала, чтобы проводить гостя.

– Да-да, иди, – быстро отозвалась Фейт.

– Не смей этого делать, Черити! – тут же вмешалась Доминика. – Тебе прекрасно известно, что подслушивать у замочной скважины очень вульгарно и недопустимо для благовоспитанной леди!

– Но как ты думаешь, зачем он приехал к папе? – спросила Черити.

– В свое время мы узнаем об этом, – невозмутимо ответила Доминика. Затем у нее вырвалось восклицание ужаса. – Бог мой, а вдруг он останется к чаю? Я вчера собиралась испечь кекс, но у меня не хватило времени, к тому же, по правде говоря, у меня кончились деньги, и я не осмеливалась обратиться к папе с просьбой.

– Не волнуйся, – сказала Фейт. – Мы можем сделать ему несколько сэндвичей, а Черити нарвет в саду каких-нибудь фруктов. Надо полагать, он так пресыщен роскошными яствами в Квинз-Хаусе, что наша скромная трапеза навряд ли его прельстит.

– Фейт, я прошу тебя не говорить так в присутствии младших сестер, – почти умоляюще произнесла Доминика. – Ты же знаешь, папа считает, что роскошь порождает греховные мысли.

– Судя по тому, что мы едим, – ответила Фейт, – у нас вообще не должно было бы остаться ни одной мысли! Не сомневаюсь, что я страдаю от истощения!

Доминика рассмеялась:

– Глядя на тебя, этого не скажешь! Платье, которое я тебе сшила, нужно снова распустить в талии на целый дюйм!

– Ничего удивительного, я же расту! – с достоинством ответила Фейт.

Доминика хотела было возразить, но тут послышался голос викария:

– Доминика, иди сюда! Ты мне нужна!

Она с испугом взглянула на сестер.

– Ради бога, сделай несколько сэндвичей! – сказала она Фейт. – А ты, Черити, пойди собери фруктов. Сложи их в плетеную корзинку, они будут хорошо смотреться, даже если мы не сможем похвастать большим разнообразием. Жаль, что мы вчера съели единственный зрелый плод папайи.

Она открыла дверь спальни и побежала вниз по лестнице, на ходу продолжая давать указания.

– Ты заставляешь меня ждать, Доминика, – упрекнул ее отец.

– Прости, пожалуйста, папа, просто я объясняла Черити и Фейт, что нужно приготовить на тот случай, если твой гость останется к чаю.

– К чаю? – переспросил викарий с таким видом, будто впервые слышал о чем-либо подобном. – Ах да, конечно. Пожалуй, нужно предложить ему чашку чаю.

– Так я пойду приготовлю, папа?

– Нет, остальные прекрасно справятся без тебя. Лорд Хокстон хотел бы поговорить с тобой.

На лице Доминики отразилось удивление, но, прежде чем она успела что-либо сказать, ее отец открыл дверь, и она очутилась в гостиной.

Конечно же она заметила незнакомца, сидевшего в церкви рядом с губернатором; однако она так часто корила сестер за то, что они бесцеремонно разглядывают прихожан, что сама старалась вовсе не смотреть на собравшихся, особенно на тех, кто гостил в Квинз-Хаусе.

Однако она сразу же узнала мужчину, который сидел напротив нее в церкви, и решила, что при ближайшем рассмотрении он еще более привлекателен. К тому же он показался ей чрезвычайно элегантным. Ей никогда не приходилось общаться с армейскими офицерами, которым Фейт строила глазки, но время от времени она сталкивалась с сыновьями государственных служащих или представителей английской знати, которые жили на Цейлоне.

Они всегда казались ей неуклюжими в своих парадных костюмах с высокими белыми воротничками. Создавалось впечатление, что они чувствуют себя так, будто их нарядили в маскарадный костюм, который они не умеют носить.

Что касалось лорда Хокстона, его одежда казалась частью его самого. Он держался с элегантной небрежностью, но в то же время Доминика была уверена, что его костюм был сшит лучшим лондонским портным.

Он стоял в дальнем углу комнаты и, слегка нахмурившись, с нескрываемым интересом разглядывал ее.

Викарий вошел в комнату следом за ней.

– Милорд, позвольте мне представить вам мою дочь Доминику!

Лорд Хокстон поклонился, и Доминика присела в глубоком реверансе.

Наступила неловкая пауза, и Доминику слегка удивило, что мужчины никак не решаются заговорить. У нее сложилось впечатление, что они не могут подобрать нужные слова.

Наконец ее отец, откашлявшись, произнес:

– Лорд Хокстон явился сюда с неожиданным и очень необычным предложением, и он просит, чтобы ты также выслушала его.

Доминика подняла на отца свои большие серые глаза:

– Да, папа?

Снова последовала пауза. Затем, словно желая рассеять возникшую неловкость, в разговор вступил лорд Хокстон:

– Надеюсь, дорогой викарий, вы не сочтете грубым нарушением этикета, если я поговорю с вашей дочерью наедине? Мне хотелось бы сделать это предложение, как вы его назвали, лично ей.

Викарий ответил с явным облегчением:

– Разумеется, милорд. Полагаю, так будет лучше. Я пойду скажу дочерям, чтобы они приготовили чай.

– Благодарю вас, – сказал лорд Хокстон.

Викарий вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, и Доминика с тревогой взглянула на гостя.

Она пыталась угадать, какого рода предложение он собирался ей сделать.

– Может быть, нам лучше сесть? – произнес лорд Хокстон, и Доминика мучительно покраснела.

– Прошу… прощения, милорд, – пробормотала она, – мне следовало бы сразу предложить вам сесть, но, должна признаться, я была так удивлена, увидев вас, что совсем растерялась.

– Боюсь, то, что я сейчас скажу, удивит вас еще больше, – ответил лорд Хокстон. – Но я прошу лишь одного – выслушайте меня и не спешите с ответом, а сначала хорошенько все обдумайте.

Он опустился на жесткий диван, стоявший возле стены, и жестом пригласил Доминику последовать его примеру. После некоторого колебания она робко присела рядом с ним.

Он повернулся и пристально посмотрел на нее, и у нее сложилось впечатление, что он изучает ее, хотя она никак не могла понять, чем вызван такой интерес.

Как и подозревал лорд Хокстон, у нее были пепельные волосы с серебристым отливом. Они были гладко зачесаны и скручены на затылке в огромный узел, по размерам которого можно было догадаться о том, какие они длинные и густые.

Глаза были серые, окаймленные темными ресницами. Красиво изогнутые брови, на которые он еще в церкви обратил внимание, также казались намного темнее волос.

Прозрачная кожа поражала бледностью, но, когда на щеках девушки появлялся румянец, это придавало неожиданную прелесть ее лицу, сравнимую лишь с первыми отблесками зари на утреннем небосклоне.

Она казалась очень хрупкой, но платье из грубой ткани, плотно облегавшее фигуру, открывало взору ее высокую, нежно округлившуюся грудь и тончайшую талию, которую мужчина легко мог обхватить двумя ладонями. Пальцы, с таким искусством извлекавшие звуки из старенького органа, были длинными и изящными. Она робко сложила руки на коленях, словно школьница, приготовившаяся отвечать урок.

– Я полагаю, – произнес наконец лорд Хокстон, – вас интересует, какова цель моего визита? – У нас редко бывают гости по воскресеньям.

– Я прошу прощения за то, что побеспокоил вас в такой день, – сказал лорд Хокстон с тенью усмешки, – но, надеюсь, мне послужит извинением то, что предложение, которое я хочу вам сделать, не терпит отлагательства.

– Мне? – удивленно переспросила Доминика.

– Возможно, это прозвучит очень неожиданно, – продолжал лорд Хокстон, не отводя глаз от ее лица, – но я прибыл сюда с тем, чтобы просить вас стать женой моего племянника, Джеральда Уоррена!

Доминика не шевельнулась, лишь шире раскрыла глаза и недоверчиво уставилась на него.

Лорду Хокстону показалось, что ей стоило некоторых усилий заставить свой голос звучать ровно и сдержанно, когда спустя несколько мгновений она переспросила:

– Ваша светлость… вы говорите это серьезно?

– Совершенно серьезно! – заверил он. – Но позвольте мне объясниться более подробно. Мой племянник, которому я доверил управление моей плантацией, находящейся неподалеку от Канди, пробыл в этой стране уже два года. Позавчера я прибыл сюда из Англии в сопровождении юной леди, с которой он был тайно помолвлен. Они должны были пожениться сразу же после ее приезда, но, к несчастью, когда мы высадились в Коломбо, я обнаружил, что эта молодая дама передумала.

– А почему она больше не хочет выйти за него замуж? – спросила Доминика.

– Во время путешествия на корабле она познакомилась с другим человеком, которому отдала предпочтение, – объяснил лорд Хокстон. – К тому же я абсолютно уверен, что она совсем не та женщина, которую я хотел бы видеть женой своего племянника.

Доминика ничего не ответила, и после небольшой паузы он продолжил:

– Моему племяннику необходимо, чтобы кто-нибудь заботился о нем, проявлял к нему дружеское участие и делил с ним тяготы и одиночество, которые, как вы и сами знаете, являются неизбежным уделом плантаторов, месяцами не покидающих своих владений. – Он снова немного помолчал, а потом добавил: – Когда я увидел вас в церкви, где вы так прекрасно играли на органе, успевая в то же время справляться с озорными мальчишками из хора и присматривать за отцом, я понял, что вы именно та девушка, которая мне нужна.

Доминика судорожно глотнула воздух.

– Как вы можете быть уверены в этом, милорд?

Лорд Хокстон улыбнулся:

– Моя интуиция никогда меня не обманывает. Я пережил кофейный кризис благодаря тому, что в свое время засадил несколько акров земли чаем. Сейчас моя плантация процветает и дает приличный доход, но, если мой племянник не захочет насовсем поселиться на Цейлоне, я уверен, что через несколько лет вы сможете вернуться в Англию.

После небольшой паузы Доминика медленно произнесла:

– Вы сказали, что приехали в прошлую пятницу и рассчитывали, что молодая леди, которую вы привезли из Англии, сразу же по приезде выйдет замуж за вашего племянника. Разве он не был огорчен тем, что его невеста передумала?

Лорду Хокстону понравилось, что она так быстро разобралась в ситуации и правильно оценила происшедшее. Это лишний раз доказывало, как он был прав, сочтя ее очень неглупой и разумной девушкой.

– Вы задали очень правильный вопрос, мисс Редфорд, – сказал он. – Я буду с вами полностью откровенен. Мой племянник еще ничего не знает о том, что планы изменились. Дело в том, что он болен и не смог приехать в Коломбо. Я получил от него письмо, в котором говорится, что он рассчитывает встретить нас в Канди через несколько дней.

– И тогда вы намереваетесь сообщить ему, что его невеста отказалась выйти за него замуж и вы подобрали ему другую?

Лорд Хокстон подумал, что только лишь благодаря ее мягкой, нежной интонации этот вопрос не прозвучал саркастично.

– Я полагаю, что, когда Джеральд поймет, какого несчастливого брака он избежал, и познакомится с вами, он с радостью согласится с моими планами.

Доминика повернула лицо в сторону окна и взглянула на слабый луч света, пробивающийся сквозь неплотно прикрытые жалюзи. Глядя на ее точеный профиль, лорд Хокстон подумал, что, если ее одеть и причесать по последней моде, она может оказаться довольно хорошенькой.

– Неужели вы всерьез полагаете, милорд, что я соглашусь выйти замуж за человека, которого ни разу не видела? – спросила она спустя некоторое время.

– Уверяю вас, – ответил лорд Хокстон, – мой племянник очень привлекательный молодой человек, а многие женщины находят его даже красивым. Он около шести футов роста, великолепно ездит верхом и, насколько мне известно, прекрасно танцует.

– А если… я ему не понравлюсь? – тихо спросила Доминика.

– Я думаю, в его теперешней ситуации он будет счастлив оказаться в обществе хорошенькой девушки, которая готова будет разделить его заботы и постарается скрасить его одиночество. – Помолчав немного, он добавил: – А что бы произошло, если бы вы два-три раза виделись с ним? Возможно, танцевали на балу? И это явилось бы достаточным основанием для него, чтобы просить вашей руки, и для вас, чтобы принять его предложение. Все, чего я от вас прошу, – это пренебречь подобными формальностями и согласиться стать его женой, поверив тому, что я описал вам его достаточно беспристрастно.

Доминика не отвечала, и лорд Хокстон продолжил:

– Я уверен, вам уже приходило в голову, что, имея на руках шестерых дочерей, вашему отцу будет трудно найти им всем подходящую партию. Если вы выйдете замуж за моего племянника, я переведу на ваше имя определенную сумму, чтобы вы могли жить в полном достатке, а после моей смерти вы получите значительное наследство.

Доминика бросила на него быстрый взгляд:

– Я надеюсь, что это будет еще очень не скоро, милорд!

Лорд Хокстон улыбнулся:

– Тем не менее я достиг уже достаточно зрелого возраста и уверяю вас, что не собираюсь жениться! Я так долго жил в одиночестве и так привык к нему, что намерен и впредь оставаться холостяком. В этом случае Джеральд в свое время унаследует и титул, и обширные поместья в Англии.

Доминика снова отвернулась и тихо произнесла:

– Моя мама всегда говорила: «Не мечтай о баш маках умирающего – босиком находишься».

– Но я же обещал, что хорошо обеспечу вас еще до своей смерти.

Она все еще не поворачивала головы, и он добавил:

– Я выбрал вас, Доминика, – вы ведь позволите называть вас по имени? – потому что, наблюдая за вами в церкви, я пришел к выводу, что вы очень здравомыслящая девушка. Надеюсь, что и в отношении моего предложения вы проявите благоразумие. – Он смотрел на ее профиль, любуясь нежной чистотой линий и выражением спокойного достоинства на ее лице. – Знаю, это необычное предложение, – продолжал он, – даже, если хотите, в некотором смысле нарушающее все условности, но я считаю, что вам не стоит отказываться только по этой причине. Прошу вас, поедемте со мной в Канди, а затем на мою плантацию. Когда вы познакомитесь с моим племянником, я уверен, что у вас найдется много общего.

Он замолчал. Доминика поднялась с дивана и медленно отошла к окну. Она подняла жалюзи и выглянула в сад.

Ее силуэт четко вырисовывался на фоне хлынувшего в комнату слепящего солнечного света. Наблюдая за ней, лорд Хокстон чувствовал, что она полностью погружена в свои мысли.

– Что вас так беспокоит? – наконец спросил он.

– Я думала о маме, – ответила она, – и пыталась представить, что она мне посоветовала бы.

– Я думаю, ваша матушка хотела бы, чтобы вы вышли замуж, – сказал лорд Хокстон. – Ваш отец сказал мне, что вам исполнилось двадцать лет, а в этом возрасте большинство девушек уже всерьез задумываются о замужестве.

– Моей маме было всего восемнадцать, когда она вышла замуж, – ответила Доминика, – но она влюбилась в папу с первого взгляда.

– И я ни минуты не сомневаюсь, что вы так же полюбите моего племянника, – сказал лорд Хокстон.

Поскольку Доминика не отвечала, он продолжал:

– Я еще раз прошу вас быть благоразумной. Я знаю, что ваш отец не позволяет вам и вашим сестрам выезжать в свет. Как вы рассчитываете выйти замуж, если никогда не видите мужчин, не бываете на балах и приемах? – Он немного помолчал. – Неужели вы собираетесь всю свою молодость провести в этом доме, присматривая за сестрами, ухаживая за отцом, пытаясь обуздать мальчишек в хоре и обучая детей в воскресной школе? Что это за жизнь?

– Я думаю, мама хотела бы, чтобы нам жилось веселее, чтобы мы больше общались с людьми, – медленно произнесла Доминика, – но, когда я пробую говорить о чем-либо подобном, папа страшно сердится и огорчается. – Внезапно она повернулась лицом к лорду Хокстону: – Вы не хотите, чтобы Фейт вышла замуж за вашего племянника? – спросила она. – Фейт мечтает о замужестве. Ей недостает общества молодых людей. Я уверена, что она с восторгом примет ваше предложение.

Лорд Хокстон отрицательно покачал головой.

– Как мне сообщил ваш отец, Фейт всего восемнадцать лет, – сказал он, – и у меня сложилось впечатление, что она не обладает ни вашим умом, ни вашим умением здраво смотреть на вещи. Как бы то ни было, я уже все решил. Мне нужны только вы, Доминика. Я хочу, чтобы вы согласились отправиться со мной в Канди, как только мы покончим со всеми хлопотами, связанными с покупкой приданого.

– Приданого! – вырвалось у Доминики.

Прежде чем лорд Хокстон успел заговорить, она поспешно сказала:

– Я хочу, чтобы вы поняли, милорд, что я вынуждена довольствоваться тем, что у меня есть, и не смогу купить себе ни одного нового платья. Во-первых, папа никогда не позволит мне этого, а во-вторых, у нас просто-напросто нет на это денег. Вы же сами видите, что мы очень бедны.

– Я это знаю, – ответил лорд Хокстон, – и обещаю вам, Доминика, что у вас будет восхитительное приданое, самое лучшее, которое только можно приобрести в Коломбо, и это не будет стоить вашему папе ни пенса.

– Вы хотите сказать, что оплатите все расходы?

– Безусловно!

– Но я не думаю, что папа… – нерешительно начала Доминика.

– Предоставьте это мне, – сказал лорд Хокстон. – Как я вам уже говорил, Доминика, я привык добиваться своего. Я легко смогу убедить вашего отца, что будет лучше, если я возьму на себя все проблемы, связанные с вашим приданым. – Он посмотрел ей в глаза и добавил: – Я не сомневаюсь, что для вас это самый лучший выход. Доверьтесь мне во всем, Доминика, и позвольте сделать все приготовления, какие я сочту нужными. Я уверен, что вы никогда об этом не пожалеете.

– Как вы можете это знать?

– У вас нет другого выбора, – ответил он. – Разве не лучше стать женой обаятельного и воспитанного молодого человека со средствами и блестящими перспективами, чем превратиться в озлобленную старую деву, работающую как каторжная, чтобы свести концы с концами, и не получающую взамен даже слова благодарности?

Это был тонкий ход, и лорд Хокстон почувствовал, что удар достиг цели.

Он уже понял из разговора с викарием, что тот даже не имеет представления, сколько черной работы приходится выполнять его дочери, и не испытывает ни малейшего чувства признательности за то, что после смерти его жены она взяла на себя все заботы по хозяйству.

Лорд Хокстон подметил нерешительность, отразившуюся на лице Доминики, и почувствовал, что она растерялась. Он знал, что его доводы поколебали ее, хотя она старается не показывать этого. Он всегда умел подчинять людей своей воле и заставлять их делать то, что ему хотелось, поэтому сейчас он пустил в ход всю силу убеждения.

– Ну же, – ласково произнес он, – вы ничего не теряете и можете многое выиграть! Дайте мне вашу руку и скажите «да».

Он протянул ей руку. Доминика нерешительно положила свои пальчики ему на ладонь. Он почувствовал, что они холодны как лед и слегка дрожат.

– Так, значит, да? – настаивал он.

– Да, милорд, – ответила Доминика едва слышным шепотом.