Текст книги "Дезире – значит желание"

Глава 13

Тихо играла музыка, и ее мелодия мешала не более, чем рябь на воде или ветер в листве. В цветочной беседке стало темнее, но лепестки падали с потолка всю ночь, так что теперь Корнелия оказалась засыпанной ими.

Очень, очень тихо, стараясь не разбудить спящего рядом мужчину, она соскользнула с дивана, беззвучно собрала свои вещи и оделась. Вспомнила, как Рене говорила: «У Ивана продумано все. Перед парадной дверью всегда ждет карета с лошадьми – на тот случай, если кому-то станет скучно или захочется уехать пораньше».

Тогда ей эти слова показались странными, но теперь она понимала, что они были сказаны для нее. Корнелия тихо пересекла благоухающую цветами комнату. Ее бриллиантовые шпильки для волос остались разбросанными где-то вперемешку с цветами, но искать их она не стала.

Раздвинув шелковые драпировки, закрывавшие вход, она увидела, что почти совсем рассвело. Звезды еще не померкли, но небо уже становилось прозрачным.

Корнелия встревоженно огляделась вокруг. Интересно, как она вернется в дом? В то же мгновение, словно по волшебству, откуда-то возник слуга. Он подошел к ней так тихо, что она не услышала его приближения. Ни слова не говоря, он развернул темно-синий бархатный плащ с капюшоном, подбитый соболиным мехом, который держал на вытянутых руках, и укутал ее.

Все так же молча слуга показал рукой куда-то в сторону, и она увидела, что у террасы ее ждала гондола. Слуга помог ей сойти в нее, и, как только она уселась, гондола стремительно понеслась к каменным ступеням дома, где ее встретили другие слуги. Не нарушая молчания, они провели ее через темный дом. Выйдя из парадной двери, Корнелия увидела карету и быстро подошла к ней. Лакей подсадил ее в экипаж и укрыл ей колени меховой полостью. Потом он немного подождал, не закрывая дверцы, и она поняла, что он ждет указаний.

На мгновение она растерялась. Куда ехать – на квартиру к Рене или сразу в «Ритц»? Она наклонилась вперед, чтобы назвать адрес, но когда заговорила, то сказала совсем не то, что собиралась.

– Поезжайте к «Магдалине».

Лошади помчались с головокружительной быстротой. Корнелия откинулась назад, на мягкие подушки, и закрыла глаза. Спать ей не хотелось, мозг ее бодрствовал и работал с необычайной ясностью.

Она сидела совершенно неподвижно, сложив на коленях руки, пока лошади не остановились перед высокими каменными ступенями, ведущими в церковь Св. Марии Магдалины. Дверца кареты открылась, Корнелия поглубже натянула на голову капюшон и вышла.

– Подождите меня, – распорядилась Корнелия и медленно поднялась по ступеням.

Внутри было очень темно и очень тихо; лишь колебалось пламя сотен свечей, горящих перед статуями святых. Она постояла, оглядываясь, потом повернула направо и нашла ту часовню, о которой ей рассказывала мать.

В часовне было темно, но все же Корнелия рассмотрела фигуры над алтарем – каменное изображение свадьбы Девы Марии. С минуту она стояла, глядя на чудесную скульптуру, потом опустилась на колени и стала молиться о том, чтобы Бог благословил и ее брак.

Не желая долго задерживать карету и боясь, что с наступлением утра в церковь начнут приходить люди, Корнелия поспешно вышла. Лотки цветочного рынка рядом с церковью уже ожили, засверкали красками. Она мельком увидела красные и белые розы, и ее сердце внезапно сжалось.

Сможет ли она теперь смотреть на розы, не вспоминая прошлую ночь?

Она сказала кучеру, чтобы он отвез ее в «Ритц», а приехав туда, быстро проскользнула мимо ночного портье и взбежала вверх "по лестнице к себе в комнату. Все было спокойно: шторы задернуты, жалюзи опущены, дверь в гостиную закрыта.

Корнелия пересекла комнату и отдернула шторы, впустив солнечный свет. Она расстегнула застежку на бархатном плаще и дала ему соскользнуть на пол. Подняв руки, убрала волосы со лба и встряхнула их, потому что под капюшоном они смялись. Потом, будто во сне, витая мыслями где-то далеко, переоделась в шелковую ночную рубашку, которая была разложена у нее на кровати, а поверх нее набросила темно-розовый атласный халат с отделкой из меха горностая.

Потом она спрятала лицо в ладонях и так сидела, думая, чувствуя, вспоминая!..

Когда пришла Вайолет, чтобы разбудить Корнелию, та уже сидела за письменным столом. Вокруг нее были разбросаны скомканные клочки бумаги.

– Вы уже встали, ваша светлость! – удивленно воскликнула Вайолет. – Я думала, вы еще спите. Что заказать вам на завтрак?

– Кофе и фрукты, пожалуйста. Больше ничего.

– Хорошо, ваша светлость.

Вайолет пошла искать официанта. Корнелия все писала и рвала, и, когда ей принесли завтрак, она тут же о нем забыла. Последовало еще несколько неудачных попыток написать письмо, и Вайалет, которая снова пришла в полдень, увидела, что кофе давно остыл, а фрукты остались нетронутыми.

– Я закажу вам еще кофе, ваша светлость, и пожалуйста, съешьте что-нибудь. Иначе вы так исхудаете, что вам не подойдет ни одно из ваших новых платьев.

– Может быть, они мне никогда и не понадобятся, – тихо отозвалась Корнелия.

– Не говорите так, ваша светлость. Я жду не дождусь того дня, когда мы сможем избавиться от этих безобразных английских нарядов.

Корнелия вздохнула.

– Ты привезла чемоданы от мадам де Вальме вчера вечером? – спросила она через некоторое время.

– Да, ваша светлость. Мы туда больше не поедем?

– Нет, Вайолет.

На лице Вайолет было написано любопытство, но Корнелия ничего не сказала и встала из-за письменного стола. В этот момент в дверь номера постучали, и Вайолет пошла открыть. Корнелия услышала ее восклицание, и в комнату вошла Рене. Она подняла скрывавшую ее лицо густую вуаль и сделала недовольную гримаску.

– Фу! Ужасно жарко, да и вообще я ненавижу вуаль! – воскликнула она. – Но не могла же я погубить вашу репутацию, позволив хоть кому-нибудь в отеле узнать, что небезызвестная мадам де Вальме нанесла вам визит.

– Какой приятный сюрприз!

Корнелия протянула Рене руки и ласково поцеловала ее.

– Я приехала, потому что обеспокоена, моя дорогая, – проговорила Рене.

– Давайте сядем, – предложила Корнелия. Вайолет тактично удалилась из комнаты, и они остались одни.

– Скажите же, чем вы обеспокоены? – спросила Корнелия.

– Вы сегодня совершенно очаровательны, – уклонилась от ответа Рене. – Думаю, что беспокоилась я напрасно.

– Я очень, очень счастлива, – сказала Корнелия, взяв Рене за руку. – В то же время… – Она помолчала. – В то же время я постоянно думаю, долго ли продлится мое счастье.

– Именно потому я и приехала – поговорить с вами об этом, – сказала Рене. – Герцог уже приходил ко мне и спрашивал о вас.

– Так рано? – удивилась Корнелия.

– Как мне сказали слуги, первый раз он пришел около семи часов. Ему было сказано, что мадемуазель Дезире здесь нет. Наверное, он вернулся в «Ритц», переоделся и приехал ко мне около половины десятого. Я уже была тогда дома и велела слугам говорить, что они ничего не знают, пока я сама не поговорю с герцогом. Я заставила его ждать почти до одиннадцати часов, а потом приняла его. Дезире, он в ужасном смятении. Что мне с ним делать?

– Вы думаете, он меня любит? – спросила Корнелия.

– Я знаю, что любит, – ответила Рене. – Этот мужчина способен на очень глубокие чувства, если их в нем пробудить. А вы, малышка, их пробудили.

– Но достаточно ли они глубоки? – вопросила Корнелия.

Рене лишь вздохнула и отвела глаза, увидев у нее на лице тревогу.

Корнелия встала и подошла к письменному столу.

– Все утро я пыталась написать ему письмо. Но слова никак не ложились на бумагу, и вот…

Поскольку я собираюсь просить вас передать ему это письмо и поскольку вы были добрым другом нам обоим, то я думаю, вам надо его прочитать.

Рене взяла у нее письмо. Письмо было очень короткое и написано по-французски:

«Я люблю вас всем сердцем, но я уехала из Парижа, и вы не сможете меня найти. Если мы больше никогда не увидимся, всегда помните, что я вас люблю».

Глаза Рене наполнились слезами.

– О, моя дорогая, – сказала она. – Разумно ли рисковать столь многим?

– Даже чтобы выиграть все? – спросила Корнелия.

– А если вас постигнет неудача?..

– Если меня постигнет неудача, – медленно проговорила Корнелия, – значит, Дезире умерла прошлой ночью.

– И вы ему никогда не откроете правды?

– Никогда.

Рене поднялась:

– Вы гораздо отважнее и сильнее, чем я могла предположить. Я незаметно полюбила вас и буду молиться, чтобы у вас все получилось.

Корнелия крепко обняла ее и поцеловала.

– Что бы ни случилось, вы всегда будете моим другом, – сказала она. – Но нам будет трудно видеться, если любовь не окажется важнее положения в обществе и сильнее гордости.

Рене положила письмо в свою сумочку и еще раз поцеловала Корнелию. Потом она опустила на лицо густую вуаль и вышла из спальни. Дверь за ней тихо закрылась.

А Корнелия вдруг почувствовала себя вконец измученной, она сняла розовый халат, забралась в постель и, уже засыпая, вызвала Вайолет.

– Сообщи его светлости, что я не спущусь к ленчу, – Пробормотала она. Ее ресницы опустились, и она больше ничего не видела и не слышала.

Ей показалось, что она спала совсем недолго, когда ее разбудил голос Вайолет:

– Ваша светлость! Ваша светлость!

Из глубин забытья Корнелия всплыла к поверхности сознания.

– Что случилось? – спросила она.

– Его светлость желает видеть вас, немедленно. Окончательно проснувшись, Корнелия села в постели.

– Сюда ему нельзя, – сказала она, быстро окинув себя взглядом и увидев, как рассыпались по подушке волосы, когда она пошевелилась, как сверкает белизна ее кожи на фоне розовой ночной рубашки.

– Его светлость просит, чтобы вы сразу оделись. Он ждет вас в гостиной.

Корнелия выбралась из постели и поспешила в ванну, которую приготовила для нее Вайолет. Одевание было не очень быстрым делом, и, хотя двери были закрыты, она была уверена, что герцог ходит взад и вперед по ковру, наклонив в раздумье голову ? и сцепив руки за спиной.

Наконец, в одном из платьев пастельного цвета, в темных очках Корнелия вошла в гостиную.

– Добрый день, – сухо поздоровалась она. – Сожалею, что не смогла спуститься к ленчу.

– К ленчу! – воскликнул герцог с таким выражением, будто слышал это слово впервые в жизни.

– Так вы ничего не ели? – спросила Корнелия.

– Нет… нет… – ответил он, – но это не имеет значения.

Он казался смущенным и взволнованным, а его манера держаться резко отличалась от обычно свойственной ему неторопливой обходительности. Он был бледен, под глазами пролегли черные круги – следы бессонницы. На лице было какое-то непонятное выражение.

– Я хотел видеть вас немедленно, – сказал герцог. – Мы срочно возвращаемся в Англию.

– Сегодня? – удивилась Корнелия. – Но мы же отплываем завтра!

– Да, я знаю, – ответил герцог, – но планы изменились. Обстоятельства требуют нашего немедленного возвращения.

– Какие обстоятельства?

– Сожалею, что не могу вам этого сказать сейчас, сию минуту. Я лишь прошу вас поверить, что существует настоятельная необходимость выехать сегодня.

– Вы получили… телеграмму… заболела ваша мать? – настаивала Корнелия.

– Нет, нет, – нетерпеливо ответил герцог. – Это частное дело, я объясню вам все» когда сочту это возможным. Как скоро вы будете готовы?

– Полагаю, как только Вайолет уложит вещи, – ответила Корнелия.

– Хаттон спустит вниз мои чемоданы через полчаса. Вы отдадите нужные распоряжения своей прислуге?

– Да, конечно, если таково ваше желание.

У герцога был вид человека, который едва сдерживается.

Корнелия рассказала Вайолет, что от нее требуется.

– Если ты увидишь, что не успеваешь, вызови себе в помощь горничную, – распорядилась она и, вместо того чтобы вернуться в гостиную, села на диван в спальне. Она чувствовала, что не может находиться в обществе герцога. При виде его она с величайшим трудом удержалась, чтобы не броситься к нему в объятия.

Ей хотелось притянуть к себе его встревоженное лицо, разгладить пальцами следы усталости у него под глазами и прошептать ему на ухо правду – что Дезире здесь, совсем недалеко от его губ. Она представляла себе, какие страдания он должен испытывать, и гадала, держит ли он ее записку у сердца и целовал ли он ее, как целовала она полученное от него письмо.

Она любит его. Боже правый, как же она его любит! И как трудно видеть его несчастным! Но только через такие страдания они смогут найти путь к истинному счастью. Экстаз прошедшей ночи смел последние барьеры, лишавшие Корнелию дара речи. Вспоминая то, что она говорила, те слова, что срывались у нее с губ, вспоминая жадность своих поцелуев и восторг их любовной близости, она понимала, что больше никогда не будет ни скованной, ни косноязычной. Возможно, она будет застенчивой с ним, но лишь для того, чтобы окончательная и неизбежная уступка приносила еще большее наслаждение.

При этой мысли она задрожала и закрыла лицо руками. Что, если он не выдержит испытания, что, если его любовь к ней не так уж сильна? Достанет ли ей силы отказаться от любви, не отвечающей тем высоким меркам, по которым она собирается ее судить?

– Все готово, ваша светлость, – сказала Вайолет, затянув широкий ремень на последнем чемодане.

– Хорошо. Я скажу его светлости.

Корнелия пересекла комнату и открыла дверь в гостиную. Герцог сидел в кресле перед холодным камином, обхватив голову руками. Видеть его в таком горе было невыносимо. Она не может причинять ему такую боль, такие страдания! Еще секунда – и она бросится к нему через комнату, упадет подле него на колени.

Он не слышал, как она вошла, но какое-то шестое чувство сказало ему, что за ним наблюдают. Он резко поднял голову и вскочил.

– Вы готовы?

– Готова, – машинально ответила Корнелия, усилием воли сдержав свой порыв.

– Хорошо. Мы успеваем на четырехчасовой поезд от Гар-дю-Норд. Я попытался зарезервировать места, какие смог. Надеюсь, путешествие будет не слишком неприятным.

Но его надежды не сбылись. Путешествие, как потом думала Корнелия, было просто кошмарным. В последний момент оказалось невозможным получить отдельное купе, так как поезд был переполнен возвращающимися в Англию экскурсантами.

В Булони, куда они прибыли ночью, им пришлось остановиться в гостинице на набережной, чтобы не опоздать на утренний пароход. Впрочем, Корнелия была слишком удручена, чтобы заботиться о собственном комфорте, а герцог думал лишь о том, как бы побыстрее оказаться дома. И только выражение лиц Вайолет и Хаттона красноречиво свидетельствовало о том, как они страдают.

Корнелия недоумевала, зачем нужна такая спешка, что заставило герцога изменить планы, и ей стоило большого труда молчать и не задавать вопросов.

После бессонной ночи она чувствовала себя очень усталой и надеялась немного поспать в гостинице в Булони, но всю ночь слышались гудки от проходящих судов, раздавались крики и песни матросов, так что Корнелия в конце концов оставила попытки заснуть, села у окна и предалась воспоминаниям.

«Если ты когда-нибудь перестанешь любить меня, я сделаю веревку из твоих волос и удавлю тебя ею!»

«А если это вы… перестанете любить… меня?» – «Я никогда не полюблю никого другого! Ты – моя сбывшаяся мечта, ты – это все, что я когда-либо воображал или желал найти в одном человеке».

«А если… через какое-то время вы… разочаруетесь?» – «Разочаруюсь в тебе? Любовь моя, как же мало ты понимаешь, какие чувства я питаю к тебе! Жизнь моя, сердце мое, это – истинная любовь!»

* * *

Корнелия смотрела, как наступает утро, серое и хмурое. Ночью задул сильный ветер, и к рассвету на море поднялось сильное волнение.

Все пассажиры встали рано и были готовы подняться на борт, но им сообщили, что капитан хочет подождать, пока шторм немного утихнет. Поэтому из Булони они отплыли только после полудня и после тяжелого плавания прибыли в Фолкстон с опозданием почти на два часа.

Шел сильный дождь, и Корнелия не могла не испытывать жалости к герцогу, потому что даже природные стихии, казалось, были против него. Они приехали в Лондон уже после наступления темноты. Казалось, разумнее всего было бы провести ночь в Рочемптон-Хаус, даже если слуги их и не ждали, но герцог, хотя они уже пропустили два поезда, идущих до «Котильона», решил ехать на последнем, отправлявшемся из Лондона в одиннадцать часов.

Неужели этот мужчина – суровый и безразличный к ее комфорту – тот самый человек, который целовал ее груди и говорил: «Ты – младенец, и я должен оберегать тебя! Ты – ребенок, и я должен учить тебя! Ты просто маленькая девочка, хотя и старалась заставить меня поверить, будто ты женщина! Моя милая, неужели ты действительно думала, что сможешь меня обмануть накрашенными губами и нарумяненными щеками?» – «Но вы же обманулись… в тот первый вечер… в „Максиме“. – „Да, но лишь до того момента, пока не заглянул тебе в глаза и не увидел в них невинность. И… страх. Ты боялась меня, потому что я – мужчина, и ты не знала, чего от меня ждать! Ты то краснела, то бледнела! О, моя глупенькая малышка, неужели ты думаешь, что так могла бы выглядеть женщина, какую ты пыталась изображать?“ – „Вы… вы смеетесь надо мной!“ – „Только потому, что я безумно счастлив. Неужели ты не понимаешь, как ужасно я боялся потерять тебя? Но теперь, теперь ты – моя!“

* * *

Они приехали на вокзал Паддингтон и стали ждать поезда. Когда они, наконец, выехали из Лондона, поезд тащился ужасно медленно, так что до места, откуда до «Котильона» можно было доехать в экипаже, они добрались почти в час ночи. Но благодаря телеграмме их встречала карета, а в «Котильоне» все было готово к их приезду.

Корнелия никогда не думала, что этот большой дом покажется ей родным, но она настолько устала, что обрадовалась знакомой обстановке, словно объятиям ласковых рук. Даже не потрудившись пожелать герцогу спокойной ночи, она позволила отвести себя наверх, в спальню, и через несколько минут уже крепко спала.

Она спала глубоким сном без сновидений, сном физически обессиленного человека, и, проснувшись, не сразу поняла, где она. Накануне ночью она из-за сильной усталости даже не заметила, что для нее приготовили огромную парадную спальню, где первое время после свадьбы спали молодые жены Рочемптонов.

Лучи солнечного света пробивались из-за краев занавесей, и Корнелия залюбовалась голубыми с серебром стенами комнаты и драпировками из розовой парчи, свисающими из-под резных ламбрекенов в стиле Карла II. Здесь были канделябры из уотерфордского стекла, зеркала в рамах с ангелочками из дрезденского фарфора, мебель из орехового дерева с серебряной инкрустацией в стиле королевы Анны и повсюду – знаки и символы любви, накопившиеся за многие поколения любви и преданности: сердца и двойные узлы, амурчики и стрелы.

Корнелия сонно улыбнулась от счастья, но вдруг, окончательно проснувшись, почувствовала в сердце прежний страх. Что, если теперь, когда они вернулись в «Котильон», Дезире будет забыта?

Ей подумалось: этот большой дом – идеальное окружение для герцога и всего, что за ним стоит: его титул, унаследованное положение при дворе, ответственность крупного землевладельца.

Он хотел бежать с тетей Лили, это так, но теперь все было иначе. Тогда вину возложили бы не на него, а на Лили, потому что она была замужем, и скандал был бы вызван именно тем, что она разрушила семью. Герцогу простили бы его грехи, особенно потому, что он был холост и ничем не связан.

Теперь же провинившимся был бы он, и это меняло все дело. Это он будет разведен, это он будет опозорен. Прекратятся королевские визиты в «Котильон», о которых всегда так много говорили, ему будет закрыт доступ на королевскую трибуну во время скачек в Аскоте, он не сможет появляться при дворе.

Развод становился довольно частым явлением, это правда, но виновная сторона все еще оставалась отверженной и не допускалась в приличное общество.

Он имеет так много, разве он сможет от этого отказаться, подумала Корнелия.

Ей вспомнился его портрет, висевший над камином в библиотеке. Там он был изображен в одеянии, которое было на нем по случаю коронации Эдуарда УИ. Его темноволосая голова гордо возвышалась над широким горностаевым воротником. И этим тоже ему придется пожертвовать – местом, которое высоко ценилось и наследовалось главой семьи с тех пор, как первый граф Вайн, предшественник герцогов Рочемптонов, был оруженосцем на коронации Генриха VI.

– Может быть, я хочу слишком многого? – Корнелия глубоко вздохнула, и тут вошла Вайолет, чтобы разбудить ее. Она взбила кружевные подушки за спиной у Корнелии и подала ей голубой шифоновый пеньюар.

– Вам только что доставили письмо, ваша светлость, – сказала Вайолет, внося поднос с завтраком. – И грум, который его принес, ждет ответа.

– Странно, – удивилась Корнелия. – Ведь никто не знает, что мы здесь!

Она взяла конверт в руки и увидела, что его украшает герцогская корона. Внимательно прочитав письмо, она сказала стоявшей у кровати Вайолет:

– Я сейчас встану, а ты передай, пожалуйста, его светлости, что я скоро спущусь и хотела бы его видеть.

– Его светлость уже просил меня передать вам его почтение, – ответила Вайолет, – и сказать, что он желает видеть вашу светлость в библиотеке как можно скорее.

– Я буду готова через двадцать минут! – быстро сказала Корнелия. – И попроси грума подождать.