Текст книги "Любовь всегда выигрывает"

Барбара Картленд
Любовь всегда выигрывает

Глава 1

Так что же мне теперь делать? – Вопрос был жалобным, но голос дрожал от ярости. Лорд Уинчингем повернулся на каблуках.

– Делайте что хотите, – сказал он так, словно хлестнул кнутом по воздуху, – а заодно найдите себе другого идиота, который оплатит ваши долги!

Он с достоинством вышел из комнаты, пересек холл, подождал, пока слуга открыл перед ним дверь, вышел на улицу, сел в ожидающую его карету и откинулся на мягком сиденье.

– Куда прикажете ехать, милорд?

Казалось, Уинчингем не слышал вопроса слуги. Сидел нахмурившись, плотно сжав зубы.

– Куда прикажете ехать, милорд? – повторил слуга.

– Домой! – Ответ прозвучал пистолетным выстрелом.

Слуга подсел к кучеру.

– Домой, – прошептал он ему. – Ну и раздражительны же эти господа!

Карета тронулась. Кучер повернулся и подмигнул слуге.

– Держу пари, это долго не протянется, – заявил он. – Уж слишком в большую сумму она ему обходится!

– Он может себе это позволить, – лаконично заметил слуга.

Лорд Уинчингем поднес руку ко лбу и зажмурил глаза, словно его терзала головная боль. Он действительно чувствовал себя совершенно разбитым. От огромного количества бренди, выпитого накануне, обильной еды, а главное, от напряжения, испытываемого весь вечер, он не мог спать. Поэтому встал и, как только это стало прилично, велел запрячь карету, отправился к любовнице.

Он понятия не имел, зачем пришел к ней со своими проблемами. Просто ему не к кому было обратиться. Возможно, где-то в глубине души, при всем своем цинизме, лелеял юношескую надежду на ее любовь, в которой она беспрестанно ему клялась.

Но его постигло разочарование. Как только лорд заикнулся о своем вчерашнем проигрыше, Клио де Кастиль, настоящее имя которой, между прочим, было Мейзи Смит, извлекла из ящика туалетного столика кипу счетов и заявила, что их необходимо оплатить. Он, разумеется, не возражал бы, если бы не был уверен, что всего две недели назад видел эти поддельные счета и уже давал ей деньги на их оплату.

Все началось с его робкой просьбы хоть о каком-то сочувствии и понимании, а закончилось бурной ссорой. Клио де Кастиль принялась выдвигать угрожающие требования, и лорд Уинчингем твердо решил расстаться с ней навсегда. А теперь, сидя в карете с закрытыми глазами, удивлялся: как это он мог быть таким глупым, чтобы потратить на самую заурядную, да еще и пренеприятную проститутку столько денег?

Но Клио была в моде, а тот факт, что он одержал верх над двумя ближайшими друзьями в борьбе за ее благосклонность и увел ее из-под носа у одного из самых богатых и могущественных придворных, лишь добавлял пикантности всей ситуации.

Наконец-то лорд увидел ее истинную натуру: болтливое, бессердечное создание, думающее только о том, как бы обобрать мужчину. Подсчитав, сколько он на нее потратил в последние шесть месяцев, Уинчингем заскрежетал зубами от ярости.

– Господи! Как мне сейчас пригодились бы эти деньги!

Несмотря на туман в голове и стук в висках, ему живо вспомнился вчерашний вечер.

Он не был настолько пьян, чтобы не соображать, что делает. Понимал, что удача отвернулась от него, но, как всякий игрок, верил, что она вернется. В следующий раз ему повезет.

Между тем Ламптон продолжал выигрывать и выигрывать, а поскольку они были давними противниками за карточным столом, не колеблясь еще и подкалывал лорда Уинчингема, заставляя его делать все более сумасбродно высокие ставки, пока, наконец, не понял, что выиграл сто тысяч фунтов!

Лорд Уинчингем, глядя на длинные, тонкие пальцы Ламптона, медленно переворачивающие карту, уже заранее знал, что там увидит. За доли секунды до этого он уже знал, что бит! И как бы ни был пьян, сообразил, что это значит для него.

Он почти отчетливо представил, как вся его собственность переходит в руки Ламптона – дом, картины, которыми так гордился отец, лошади и самое незначительное из всего – Клио де Кастиль!

С зеленого сукна игорного стола на него смотрела десятка пик – черная, как его невезение, мрачная, как внезапное уныние. Это поразило Уинчингема настолько, что он перестал дышать.

Однако невероятным усилием воли заставил себя рассмеяться.

– Мои карманы теперь в вашем полном распоряжении, Ламптон! – весело произнес он, словно речь шла о чем-то несущественном. – Выпьем за вашу удачу! Сейчас уже слишком поздно, чтобы продолжать игру!

Выражение лиц у людей, окружавших стол, показывало, что они одобряют его светское поведение. Лорд проглотил бренди, поднесенное официантом, и повернулся к двери.

Увидев рядом с собой Ламптона, он удивился. Сначала даже подумал, что тот собирается его подколоть, но Ламптон спокойно, почти сочувственно произнес:

– Я знаю, что немного удивлю вас, Уинчингем! Назначим платеж через месяц?

На какое-то мгновение лорд пришел в ярость. Его так и подмывало ответить, что деньги будут у него завтра же утром, но, уже раскрыв рот, понял, что это совершенно невозможно. Он был смущен, разъярен, ненавидел и себя, и Ламптона, поэтому лишь неучтиво буркнул:

– Не беспокойтесь, я не откажусь от долга! – затем, не оглядываясь, выскочил из клуба.

На улице его ждала карета с полусонным кучером. Какой-то подвыпивший хлыщ жаловался ночному сторожу, что его ограбили разбойники.

– Безоб-бразие, – ныл он, – это же форменное безоб-бразие! Джентльмен не может пройти по улице, чтобы не подвергнуться нап-падению! Я вас спрашиваю… сейчас 1784 год ил-ли нет?

Пьяный нетвердой походкой прошел мимо лорда Уинчингема, который сказал ему вслед все, что о нем думал.

Уинчингем забрался в карету и захлопнул дверцу, не дожидаясь, когда это сделает кучер.

До Беркли-сквер ехать было совсем не далеко, но пока карета плелась до дома, перед ним пронеслась вся его жизнь.

Господи! Каким же глупцом он был! Проклиная себя, лорд, вылезая из кареты, бросил беглый взгляд на прекрасный фасад дома, массивную серебряную дверную ручку и дверной молоток, поблескивающий под светом фонаря. Потом, продолжая мысленно ругаться, прошел по мраморному холлу мимо бюстов предков, поднялся по покрытой ковром лестнице. И всю дорогу ему казалось, что с портретов на него осуждающе смотрят все его предки.

Никогда раньше Уинчингем не ценил так элегантности своих комнат. Камердинер помог ему раздеться. В камине ярко горел огонь, тяжелые шелковые шторы заслоняли свет утренней зари, уже занимающейся над крышами домов.

Он подождал, когда уйдет камердинер, и нервно зашагал по комнате, слишком поздно вспоминая разговор со своим поверенным, состоявшийся три дня назад.

– Вы слишком много тратите, милорд, – упрекнул его тот.

– Бог мой! А для чего же тогда существуют деньги? К чему ваша проповедь? Ведь у нас их достаточно, и даже больше!

– Уже не больше, милорд! – возразил поверенный. – Нам удавалось, умело ведя дела, сохранять некоторое равновесие между приходом и расходом. Выражаясь яснее, рента от капиталов вашей светлости покрывала большую часть ваших трат, но сейчас положение изменилось!

– Как изменилось?

Ответ он знал еще до того, как поверенный перечислил все возрастающие расходы на содержание конюшен в Ньюмаркете и ремонт дома перед визитом принца Уэльского шесть месяцев назад. Но это было почти пустяком по сравнению с суммами, которые лорд тратил в Лондоне на развлечения с друзьями и содержание многочисленных любовниц.

Клио де Кастиль не была единственной. До нее он содержал более привередливую и еще более дорогую настоящую француженку. А раньше – балерину и еще кучу женщин, которым позволял обирать себя только потому, что им, а значит и ему, это доставляло удовольствие.

Уинчингем был не настолько глуп, чтобы не понимать: для того, чтобы через тридцать дней уплатить наличными сто тысяч фунтов, ему придется продать почти все, что у него есть, – Лошадей, дом в Лондоне и часть земли в Уинче, по-видимому, тоже вместе с домом.

Боже, каким же он был глупцом! И все из-за гордости, не позволившей ему отказаться от вызова Ламптона, из-за глупости, которая не дала ему остановиться, когда он разгадал его замысел.

В клубе поговаривали, что Ламптон ничего не забыл. Лорд Уинчингем вспомнил, как отбил у него хорошенькую актриску, которую тот уже почти поселил в своем доме в Челси. Тогда это казалось ему забавным пиратством. Ламптон лишь пожал плечами и вроде бы легко смирился с потерей. Но Уинчингем понимал, что имеет дело с грозным и жестоким противником, не умеющим проигрывать, тем более молодому человеку, который не обладает ни его авторитетом, ни престижем.

Несколько раз у него возникало нехорошее предчувствие, что в лице Ламптона он нажил безжалостного врага. Теперь же отчетливо увидел расставленную ловушку. Ламптон долго и хладнокровно ждал, когда представится случай ему отомстить.

«Сто тысяч! Сто тысяч!» Эти слова, казалось, прожигали мозг Уинчингема. Он бросился на постель и заткнул уши, чтобы оградить себя от них. Увы, это не помогло. Внутренний голос продолжал повторять их снова и снова.

Сейчас, когда его карета повернула с Пикадилли на Беркли-сквер, лорд уныло подумал, что надо бы послать за поверенным и попросить его оформить закладную.

Теперь уже слишком поздно тревожиться о семье, вспоминать о поколениях Уинчингемов, живших в Уинче, и о том, как его прадед купил дом на Берклисквер, в тихой библиотеке которого было принято немало исторически важных для Англии решений, поскольку предки лучше служили своей стране, чем он, и некоторые из них даже были блестящими государственными деятелями.

«Глупец! Глупец! Глупец!» – мысленно повторил лорд под звук колес и цокот копыт.

Слуга открыл дверцу кареты. Вылезая, лорд Уинчингем все еще раздумывал, сразу же послать кучера за поверенным или немного подождать. В голове по-прежнему стучало, и он решил сначала позавтракать, тем более что, уезжая из дому, наотрез отказался от еды.

В мраморном холле его ждали дворецкий и трое слуг. Похоже, скоро придется отказаться от их услуг, подумал он, быстро подсчитав, во что они обходятся ему в год.

– Подайте мне завтрак. – Из-за сильного волнения слова прозвучали резче, чем Уинчингему хотелось бы.

– Простите, милорд, в библиотеке вас ждет молодая леди! – сообщил дворецкий.

– Молодая леди? – удивился он.

«Неужели Клио? – мелькнуло у него в голове. Это совершенно невероятно!» Но в глубине души затеплилась надежда, что она решила вернуть ему часть денег, которые он щедро тратил на нее. Ожерелье с изумрудами и бриллиантами обошлось ему в 8 тысяч фунтов, бриллиантовый браслет – в 5 тысяч, жемчужное ожерелье – в 3 тысячи, а кареты и лошади не менее 10 тысяч! Лорд быстро взял себя в руки.

– Говорите, молодая леди? – повторил он. – Как ее зовут?

– Она не представилась. Только сказала, что ей обязательно нужно увидеться с вашей светлостью.

Лорд Уинчингем повернулся к лестнице и уже приготовился произнести: «Передайте ей, что я не расположен с ней беседовать», но почему-то сдержался. Пусть это и слабая надежда, однако, вероятно, эта женщина, кем бы она ни была, принесла для него новость. Неслыханно, чтобы кто-то навещал его в столь ранний час, тем более женщина! Значит, у нее есть на то веская причина? Надо принять ее!

Он прошел по коридору в библиотеку, расположенную в задней части дома. Лакей поспешил открыть перед ним дверь. Лорд Уинчингем вошел в длинную комнату, заставленную книжными шкафами, окна которой выходили в маленький, изысканный внутренний сад с крошечной греческой часовней и солнечными часами, и сначала ему показалось, что в комнате никого нет. Потом, внимательно приглядевшись, заметил крошечную фигурку, почти утонувшую в глубоком кресле, стоящем в дальнем углу библиотеки.

Ему показалось, что это ребенок. Но когда фигурка встала, увидел, что это девушка в муслиновой косынке на плечах и соломенной шляпе на светлых волосах.

Подойдя ближе, лорд Уинчингем понял, что раньше никогда ее не видел. Она была ему совершенно незнакома. Хорошенькая – в этом никакого сомнения, – хотя, безусловно, не из влиятельных особ. Его наметанный взгляд отметил серое поплиновое платье с широкой юбкой, скорее всего сшитое дома. Ленты на шляпе наверняка не с Бонд-стрит, а перчатки на крошечных ручках из самого дешевого хлопка.

– Вы лорд Уинчингем? – негромко, почти неслышно произнесла посетительница.

Просто удивительно, как женский голос может привлекать к себе внимание!

– Да, это я, – отозвался он. – Вы хотели меня видеть?

Девушка присела в реверансе.

– Я приехала специально для того, чтобы встретиться с вами, милорд. Меня зовут Тина Крум.

Девушка молча смотрела на него, было понятно: она ждет, что он вспомнит ее имя. Однако оно ни о чем ему не говорило.

– Тина Крум, – повторил Уинчингем. – Простите. Я должен знать, кто вы такая?

Она не то засмеялась, не то вздохнула:

– Разумеется, должны. Мое имя Кристина, но все всегда называют меня Тиной, потому что я такая крошечная… Конечно же вы знаете, кто я такая.

У нее были удивительные глаза, которых прежде он никогда не видел. Совсем не той голубизны, которая обычно сочетается со светлыми волосами, розовыми щеками и белой кожей. Нет, они были темно-голубыми, похожими на цвет эмали, украшающей отделанные бриллиантами и золотом табакерки, которые собирала его мать и которые стояли в шкафу в гостиной. «Придется и с ними расстаться», – поддразнил внутренний голос.

– Простите, – почти резко сказал он, – но я сегодня утром очень занят; говорите, пожалуйста, яснее. Я не расположен разгадывать головоломки!

К его удивлению, в ее глазах появились слезы.

– Пожалуйста, о, пожалуйста, не сердитесь на меня! Я знаю, что поступаю неправильно, но я много раз писала вам, а вы не отвечали на мои письма.

– Вы мне писали? – удивился он.

– Конечно. Я писала вам каждое воскресенье. По этим дням нам велели писать письма домой, а так как дома у меня нет, я, естественно, писала вашей светлости.

Лорд Уинчингем коснулся рукой головы.

– Мне очень жаль, – протянул он, – но я не понимаю ничего из того, что вы говорите. Вы, полагаю, уверены, что не ошиблись адресом и я тот самый человек, который вам нужен?

– Если вы лорд Уинчингем, то мне нужны именно вы, – подтвердила Тина Крум. – Вы, безусловно, помните, милорд, что я ваша подопечная и последние пять лет вы платили за мое обучение в школе.

В самых дальних уголках памяти лорда Уинчингема что-то шевельнулось.

– Крум! – пробормотал он и повторил: – Крум! Девочка перед ним – а она казалась почти ребенком – захлопала в ладоши.

– Ага, вспомнили! – воскликнула она. – Моего отца звали Чарльз Крум. Он спас вам жизнь. Помните?

Лорд Уинчингем снова приложил руку к раскалывающейся голове.

– Конечно, помню, – отозвался он. – Во время той стычки в Америке – это был самый настоящий бой – подо мной застрелили лошадь, я упал, ударился и потерял сознание. Если бы ваш отец не спас меня от врага, сейчас я с вами не разговаривал бы.

– Ах, мы так часто об этом говорили! – вскричала Тина Крум. – Отец рассказывал мне о вашем мужестве, о том, как вы вдвоем пробивались к своим, чтобы присоединиться к роте. Он всегда вспоминал вашу светлость с восхищением и уважением, поэтому, умирая, поручил меня вашим заботам.

– Да, конечно, теперь припоминаю!

Лорд Уинчингем действительно вспомнил, как получил это письмо. Прочел его и тут же бросил через стол своему поверенному.

– Сделайте для этого ребенка все, что можете, – попросил он. – Скорее всего, полковник Крум не оставил ей денег. Ей лучше всего пойти в школу. По крайней мере, не беспокойте меня подробностями.

Поверенный, похоже, встревожился:

– Я бы только хотел знать, милорд, сколько… Лорд Уинчингем резко перебил его:

– Повторяю: я не хочу подробностей. Делайте так, как считаете нужным. Видит бог, очень плохо, что кто-то сажает мне на шею своих детей, разве что не заставляя быть при них нянькой!

Его указания, очевидно, были выполнены точно.

– Насколько я понимаю, вы учились в школе, – медленно произнес он. – Именно таковы были мои указания.

– Да, последние пять лет я училась в школе, – подтвердила Тина, – но больше меня не могут там держать. Вы должны это понимать. Я стала старой…

– Старой? – изумился лорд Уинчингем. Тина кивнула:

– Мне семнадцать с половиной лет. – Она произнесла это так, словно речь шла на самом деле о преклонном возрасте.

– И вас не могут больше там держать, – словно эхо, почти глупо повторил лорд Уинчингем.

– Даже если бы и могли, мне не хотелось бы там оставаться, – пояснила Тина. – Я уже взрослая. Мне хочется увидеть мир. Я решила поехать в Лондон и выйти замуж.

– Конечно.

Лорд Уинчингем опустился в кресло с подголовником. Тина села напротив него, тщательно расправив крошечными пальчиками складки платья.

Лорд Уинчингем прочистил горло.

– Положение несколько щекотливое… – начал он.

– О, я это знаю, – перебила его Тина. – Я понимала, что вы можете рассердиться на меня за этот непрошеный визит, но что мне оставалось делать? Я послала вам последнее письмо шесть месяцев назад, объяснив всю ситуацию, а в ответ получала лишь извинения вашего поверенного: «Его светлости нет… Его светлость очень занят».

Она так удачно передала напыщенный тон его поверенного, что лорд Уинчингем не смог сдержать улыбки.

– Поэтому я решила больше не ждать, – продолжила Тина. – Сказала директрисе школы, что получила письмо от вашей светлости, в котором вы просите, чтобы я приехала в Лондон. Они все были добры ко мне. В некотором смысле, наверное, даже жалеют, что я уехала. Села в дилижанс, и вот я здесь. – Она на мгновение замолчала. Потом ее глаза заблестели, она сцепила руки и добавила: – В Лондоне так интересно! И дом у вас чудесный, именно таким я его себе и представляла!

Девочка радовалась, как ребенок. У лорда Уинчингема возникло неловкое ощущение, будто он убивает бабочку или стреляет в певчую птичку, когда он резко отрезал:

– К сожалению, вы не можете здесь остаться. Тина изменилась в лице.

– Ну пожалуйста, – взмолилась она, – пожалуйста, не прогоняйте меня!

Она встала с кресла, подошла к нему и опустилась перед ним на колени.

– Умоляю вас, не прогоняйте меня! Я стара для школы. Дети будут смеяться надо мной. Я понимаю, что солгала, но что мне было делать? Я же сказала им, что вы хотите вывести меня в свет! – И, совсем смутившись и покраснев, призналась: – Я даже сказала, что вы представите меня принцу Уэльскому!

У нее была почти прозрачная кожа, которая краснела и бледнела так, как ни у одной из его знакомых женщин. Он не мог отвести взгляда от ее глаз – живых, темно-голубых, окаймленных длинными темными густыми ресницами, резко контрастирующими с пшеничным цветом волос.

Словно угадав, что так его удивило, Тина сняла шляпу и бросила ее рядом с собой.

– Посмотрите на меня! Я вас не опозорю! Конечно, я не красавица, но хорошенькая, красивее многих девушек. Если меня одеть и причесать, вам не придется стыдиться меня, уверяю вас! – Ее полные губки задрожали, а глаза внезапно наполнились слезами. – Ваша светлость любили моего отца. Я думала, что вы захотите отблагодарить его, оказав помощь мне!

Лорд Уинчингем встал. Никогда в жизни он не думал, что ему будет так трудно подобрать нужные слова. Никогда не предполагал, что его объяснение прозвучит так, будто он намеренно убивает красивое, беспомощное существо.

– Встаньте, Тина! – произнес он сдавленным голосом, который удивил даже его самого. – Я должен поговорить с вами, но поговорить спокойно.

Она еще некоторое время продолжала стоять на коленях, нервно сцепив крошечные пальчики и глядя на него снизу вверх. Потом с грацией прирожденной актрисы поднялась, подошла к нему и встала рядом с ним перед камином.

– Вы чем-то встревожены, – тихо сказала она. Надеюсь, это не из-за меня?

– Нет, не из-за вас, – ответил лорд Уинчингем и, подумав, добавил: – Вы просто создаете мне дополнительные трудности!

– Простите, – просто откликнулась она. – Расскажите мне о них. Может быть, я чем-то смогу вам помочь?

– Вы?

– Обычно я помогала папе, когда он попадал в затруднительные положения. Возможно, я не очень умна, но директриса всегда говорила, что ум мне заменяет моя изобретательность! Да, да, изобретательность, так она считала!

– Чтобы помочь мне, нужно больше чем изобретательность! – усмехнулся лорд Уинчингем.

– Мама часто повторяла, что одна голова хорошо, а две лучше, – заметила Тина так, словно это действительно вековая мудрость.

– Вашей матушки нет в живых? – осведомился лорд Уинчингем.

Тина помотала головой:

– Она умерла еще раньше отца, когда мне было всего девять лет. Но я ее очень хорошо помню. – Некоторое время она молчала, потом, поскольку лорд Уинчингем не проронил ни слова, продолжила: – Пожалуйста, не будем говорить обо мне. О себе я вам все расскажу позже. Поговорим о вас. Что у вас случилось? Что вас так расстроило?

Все очень просто, – ответил лорд Уинчингем. – Я полностью разорен. У меня нет денег, а через месяц я должен заплатить долг чести – карточный долг в сто тысяч фунтов.

Тина поднесла руку ко рту, чтобы подавить возглас ужаса.

– Сто тысяч фунтов! – Она почти выдохнула эти слова. – Мой отец не вылезал из долгов, но до таких сумм дело не доходило!

– Что ж, теперь вы знаете правду, – резко констатировал лорд Уинчингем. – Значит, поймете, почему невозможно придумать более неподходящего момента для вашего приезда. Хоть в прошлом я и платил за ваше обучение в школе, в будущем вряд ли смогу это делать.

– Вы хотите сказать, что вам придется продать все, что у вас есть? – осведомилась Тина.

– Практически все, – подтвердил лорд Уинчингем. – Может быть, мне удастся сохранить загородный дом, потому что большие дома приносят сейчас не слишком большой доход. Придется продать этот дом, собственность в Лондоне, лошадей в Ньюмаркете – за них, наверное, кое-что дадут. Но на лошадиных торгах всегда много жульничества. Тот, кто продает, редко получает ожидаемую сумму, а те, кого интересует его товар, заранее сговариваются, и все предлагают одну и ту же сумму.

– Это же низко, не так ли? – спросила Тина.

– Я и сам так делал, – признался лорд Уинчингем. И вспомнил, как убедил двух своих друзей не предлагать высокой цены за пару гнедых, потому что хотел получить их по разумной цене.

– У вас больше нет имущества? – поинтересовалась Тина.

Есть несколько картин, – сообщил лорд Уинчингем, – но они в основном семейные, а кому нужны портреты чужих предков? Есть, конечно, драгоценности моей

матери. – Он даже вздохнул. – Я надеялся, что со временем они достанутся моим детям.

Тина выпрямилась в кресле. Уинчингем видел, что она задумалась. И вдруг понял всю необычность ситуации – он разговаривает с этим ребенком так откровенно, как не осмеливался говорить больше ни с кем.

Ведь он отправился к Клио только потому, что не смел посмотреть в глаза поверенному. По той же причине, вернувшись домой, предпочел не посылать за ним. Для него было невыносимо смириться с разорением, он никому не мог сказать, в каком дурацком положении оказался; а сейчас легко признается во всем девушке, которой никогда раньше не видел и совершенно не похожей на своего отца – грубоватого, добродушного, не слишком красивого человека.

Ему стало жаль, что он не может дать ей денег на приличную одежду и с блеском вывести в большой свет. Она бы имела успех. Из своего многолетнего опыта лорд точно знал: у нее есть все задатки, чтобы стать красавицей. Но нет, ей, как и многим другим, придется страдать из-за его безрассудства!

Впрочем, теперь поздно думать о жителях Уинча, старых пенсионерах, живущих в домах, принадлежащих ему, на пенсии, которые он им платит. Слишком поздно вспоминать и о тех, кто служил в Уинче всю свою жизнь: о старом садовнике, который знал его еще мальчиком, о старшем конюхе, проработавшем в их семье почти сорок лет, о дворецком, когда-то начинавшем свою «карьеру» с помощника буфетчика. Как он посмотрит им в глаза, как скажет им, что с ними, как и со всем остальным, ему придется расстаться?

Впервые в жизни лорд Уинчингем почувствовал ответственность перед ними, подумал об этих людях как о наследстве, доставшемся ему от предшествующих поколений. Но осознание пришло с большим опозданием.

Он подошел к окну и принялся невидящими глазами смотреть на нарциссы, шевелящиеся от легкого ветерка, расцветающую сирень, лиловые и белые крокусы, волшебным кольцом окружающие солнечные часы.

– Все это будет продано, – резко произнес он. – Все. И я не останусь здесь, чтобы тайком посещать места, о которых привык заботиться, терпеть смех или сочувствие моих друзей.

– У вас есть настоящие друзья? – тихо и с какой-то странной проникновенностью полюбопытствовала Тина.

Некоторое время лорд Уинчингем молчал.

– Если бы вы задали мне этот вопрос вчера, я ответил бы, что у меня дюжины, нет, сотни друзей. Сегодня я в этом не уверен. Фактически я ни в чем не уверен.

Тина вздохнула и вдруг возбужденно воскликнула:

– У меня есть идея!

– Какая? – спросил он – из вежливости, а не потому, что ему было интересно.

– Вернитесь сюда, – попросила она. – Я не могу говорить, глядя вам в затылок. Мне неловко беседовать с человеком, не видя его лица.

Он тотчас же повернулся и подошел обратно к камину. Она сидела в большом кресле с высокой спинкой, а солнечные лучи, проникающие в окно, освещали ее маленький острый подбородок, большие глаза и светлые волосы.

Да, она будет красавицей, подумал он. Жаль, что у нее нет шансов. Эта девушка – еще одна жертва, попавшая под колеса его беспечности, эгоизма и глупости.

– Как вы собираетесь жить теперь, когда я больше не смогу вам помогать? – поинтересовался он. – Пойдете в гувернантки или компаньонки?

Ему на ум пришли только эти два варианта. Он смутно припомнил, что для молодой дворянки фактически других занятий не существует.

– Ни то ни другое, – ответила Тина.

– Тогда что же?

– Я выйду замуж, – сказала она, – и вы мне поможете.

Лорд Уинчингем поднял .брови.

– Кажется, я уже объяснил, – мягко проговорил он, – что ничем не могу вам помочь. У меня и на одного-то человека не хватит денег, не то что на двоих. Я понимаю, это тяжело, но вам придется обойтись собственными силами.

Тина помотала головой?

– Вы не понимаете! У меня есть идея, и я знаю, что это единственный выход. Я ваша подопечная, забыли? Вы можете представить меня в свете, как будто с вами ничего не произошло, и у нас есть месяц – целый месяц, за который вы можете найти мне по-настоящему богатого мужа!

– О чем, черт возьми, вы говорите? – удивился лорд Уинчингем.

– Неужели вы не видите, что это единственный выход? – спросила Тина. – В Лондоне очень много богатых людей. Все так говорят. Сто тысяч фунтов для них незначительная сумма. Это может быть мне свадебным подарком от жениха. Вы, как мой опекун, договариваетесь обо всех условиях, а я потом передаю вам эту сумму.

Лорд Уинчингем пристально посмотрел на нее:

– Вы всерьез делаете мне это разумное предложение?

– А вы можете придумать что-нибудь лучше?

– Я не могу придумать ничего хуже, – парировал лорд Уинчингем. – Вы действительно думаете, что я возьму ваши деньги?

– Пожалуйста, не глупите! – почти резко воскликнула Тина. – Я знаю все ваши аргументы. Но сейчас вы не можете позволить себе играть в благородство, а если думаете, что совершаете по отношению ко мне поступок, не достойный джентльмена, то посмотрите на это с другой точки зрения. Если вы откажетесь, я пойду в гувернантки или компаньонки. – Она немного помолчала, потом на ее лице отобразился почти ужас. – Хотя сама мысль об этом мне ненавистна. Я мечтала о многом, но только не о том, чтобы стать платной прислугой у людей, которые будут меня презирать. И все же именно это мне придется сделать, если вы не согласитесь на мое предложение. А если согласитесь, все будет иначе.

– Но это невозможно, – выдавил лорд Уинчингем.

– Почему? Если бы я пришла к вам раньше, вы, полагаю, согласились бы вложить деньги в мой дебют, устроить мой сезон в Лондоне. Уверяю вас, я уже твердо решила найти мужа и выйти замуж, чтобы иметь свой дом! – Она на мгновение закрыла глаза. – Не могу вам сказать, как я была бы счастлива принадлежать человеку, которого люблю и который любит меня!

– Если бы я мог это сделать для вас, я бы сделал, – заметил лорд Уинчингем.

А почему не можете? – осведомилась Тина. – Представьте меня вашим друзьям, и я за месяц, а может быть, и за две недели найду человека, который сделает мне предложение. В других обстоятельствах я бы кокетничала, осматривалась, но сейчас все иначе. Сейчас у меня не будет времени осматриваться, а претендент на мою руку должен быть очень богатым человеком!

– Все равно я не смогу взять от вас деньги, – твердо заявил лорд Уинчингем.

– Разумеется, сможете, – возразила Тина. – В вашем положении не до глупостей! Вы сможете вовремя выплатить ваш долг, а затем у вас появится возможность, затянув пояс, скопить немного здесь, немного там и привести все дела в порядок, чтобы больше подобного несчастья с вами не произошло. Со временем вы со мной расплатитесь. Вот чего у вас действительно сейчас нет, так это – времени!

Лорд Уинчингем пристально посмотрел на нее.

– Идея безумная, но и разумная одновременно, – пробормотал он.

– Ну конечно! – согласилась она. – Я ведь имела дело с долгами отца до его смерти и понимаю, как важно выиграть время. О, у нас не было денег, мы были не так богаты, как вы, но наши долги так же давили на нас и так же пугали нас.

– Полагаю, «пугали» правильное слово, – ухмыльнулся лорд Уинчингем.

– Так вот почему вы отказываетесь от моего плана? – улыбнулась Тина. – Неужели вы не видите, как это важно для меня? По крайней мере, у меня будет шанс войти в высший лондонский свет и выйти замуж, но если вы откажетесь, мне придется стать гувернанткой, и я уже никогда не встречу подходящую партию: вся моя жизнь будет разрушена.

Лорд Уинчингем с силой ударил кулаком по камину.

– Прекратите! – вскричал он. – Вы пытаетесь вынудить меня к этому. Вы действуете неверно и знаете это. Даже если предположить, что богатый человек предложит вам стать его женой, я даже подумать не смогу о том, чтобы вести себя так, будто меня это не касается.

Тина наклонилась и подняла с пола шляпку.

– Очень хорошо, – вздохнула она. – Я вижу, ваша светлость хочет сделать несчастным и себя, и всех остальных. – И направилась к двери.

– Куда вы? – спохватился лорд Уинчингем.

Она дошла до середины комнаты и повернулась к нему лицом:

– Искать место гувернантки и ненавидеть вас до конца моих дней!

Лорд Уинчингем внимательно посмотрел на нее. Некоторое время оба молчали. Их глаза встретились. Казалось, происходила борьба двух характеров, и, наконец, лорд Уинчингем сдался.

– Идите сюда, маленькая глупышка, – резко позвал он. – Это безумная, сумасшедшая, невозможная идея, и я, наверное, до сих пор пьян, если обсуждаю ее. Но видит бог, альтернативы нет!