Текст книги "Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа"

Джонни: Кто-то схватил меня, когда я стоял на сцене на каком-то канадском концерте, и сказал: «Скорее, напиши мне на руке свое имя». Такое, конечно, было не в первый раз. Но потом этот фанат пришел на следующий концерт, милях в трехстах от предыдущего, это уже само по себе было странно. А еще страннее было вот что: мое имя очень небрежно… так, что вообще перестало напоминать мое имя… было вытатуировано прямо на руке.

Том: Это будет тебе уроком. Всегда пиши аккуратно.

Джонни: Хороший урок, да.

ATN: Это вас испугало?

Джонни: Не-е-е… Я только жалею, что он не попросил Тома нарисовать что-нибудь. Это лучше, чем якорь или львиная голова.

ATN: То есть вы просто подписались «Джонни»?

Джонни: Ну, это, скорее, выглядело как «Джереми»… (смеется)

ATN: А у вас у кого-нибудь есть татуировки?

Том: Нет. Иногда делаю себе переводилки. [Татуировки] кажутся мне очень сексуальными. Хм-м-м.

ATN: Но вы не хотите сделать татуировку?

Том: На себе – нет.

Джонни: Ага, смотришь такой в зеркало и восхищаешься своей татуировкой…

Том: И у тебя на нее встает… Так, блин… куда-то мы уже не туда пошли.

ATN: Хорошо… у меня есть вопросы, которые прислали мне по электронной почте. Некоторые из них очень странные.

Том: Ага, давайте на них ответим.

ATN: Первый вопрос. Том, почему в ваших песнях так часто упоминаются машины: Killer Cars, An Airbag Saved My Life, Stupid Car…

Том: Во-первых… откуда вы взяли название An Airbag Save My Life?

ATN: Об этой песне говорит вся рассылка Radiohead.

Том: Вот, блин! Ладно.

Джонни: Вот это было быстро!

Том: Ага…

Джонни: Ее еще не записывали и не снимали на концертах…

Том: Да и вообще ничего с ней не делали…

ATN: Кто-то уже записал ее на пленку.

Том: Вот черт! Лондон!

Джонни: Как? Где мы ее играли?

Том: В Лондоне, для XFM.

Джонни: О, точно. Но сыграли мы ее хорошо, так что все нормально.

Том: Нет, мы сыграли ужасно.

Джонни: А вот и нет.

Том: Правда?

Джонни: Да, все было хорошо.

Том: Ладно, ничего. Почему я столько пишу про машины? Потому что когда я был моложе, мои родители переехали в другой дом, который был далеко-далеко от Оксфорда, а я как раз был в возрасте, когда мне хотелось как можно меньше быть дома, и мотался в город на машине. Однажды утром, накануне у нас была бессонная ночь, я чуть не погиб, а моя подруга получила тяжелую травму позвоночника в аварии. Мне было семнадцать. Потом-то папа купил мне другую машину, «Моррис-Майнор», когда в ней поворачиваешь, открывается водительская дверь. Я ездил на скорости не больше пятидесяти миль в час и только по дороге, которая ведет от моего дома к Оксфорду. Но у нас постоянно носятся какие-то маньяки на скорости сто миль в час, и я в своем «Моррис-Майноре» чувствовал себя абсолютно беззащитным. В общем, постепенно я начал очень эмоционально ко всему этому относиться.

ATN: Как вы относитесь к вегетарианству?

Том: Думаю, мы были правы, а остальной мир – неправ [в отношении коровьего бешенства]. Ага… мы были правы… ага-ага… в общем, вот так.

Джонни: Мне все труднее и труднее оставаться вегетарианцем, потому что иногда, например, с ужасом узнаёшь, что твои любимые шоколадки содержат желатин…

Том: А сыр, когда в него добавляют сычуг… это же самая отвратительная штука, которую можно представить! Мне кажется, что в первую очередь об этом должны крепко, блин, задуматься супермаркеты. Потому что люди, по сути, полностью зависят от сетевых супермаркетов, и это они должны продвигать вегетарианство. А если этого не случится, то ничего из этой затеи не выйдет.

ATN: Что бы вы хотели, чтобы фанаты видели в ваших работах?

Том: Слово Божье!

Джонни: Да.

Том: (Замечает мое выжидательное молчание) Я-то думал, это уже хороший ответ! (Смеется) М-м-м, если люди по-настоящему поймут наши песни, то не будут считать их депрессивными. Когда нам говорят… ну, всю вот эту хрень, «Ой, ваши работы такие депрессивные, на-на-на…» Они не депрессивные, потому что это просто слова. Смысл в том, что эти слова звучат под музыку, которую я считаю невероятно оптимистичной, иначе вообще не было бы смысла ее выпускать.

ATN: Вопрос, который интересует многих: Джонни, у вас есть девушка?

Джонни: У меня их сотни, да. Каждый день новая. Нет-нет, меня не интересуют женщины, секс и все вот это…

Том: Нет. Запахи, нелепые телодвижения…

ATN: Как вы относитесь к рекламному аспекту гастролей по США?

Том: Я представляю себя эдаким Билли Грэхэмом, вы знаете… пожимаю руки и распространяю слово Божие, а потом забираю деньги и сваливаю со всех ног…

Джонни: У нас есть деньги?

Том: Судя по всему. Ну, наверное, позже будут. Мы пока никаких денег не видели.

ATN: А что вы делаете в свободное время?

Том: Свободное время? У меня его нет. Пытаюсь посидеть спокойно, а не получается.

Джонни: Как это ни печально, мы обычно сидим и думаем о том, чем заняться в рабочее время.

Том: Ага. Это очень, очень, очень жалкое зрелище. Нам всем надо найти хобби.

ATN: Когда мы говорили в прошлый раз, вы сказали, что собираетесь в отпуск в Японию. Вы съездили?

Том: Нет, собирался. Причина проста: это, блин, очень дорого, а денег мы пока еще никаких не видели.

Джонни: Японцы – самый… наверное, самый стильный народ на Земле.

Том: Ага… даже как-то неловко. По сравнению с ними все остальные похожи на кое-как одетых дурачков.

ATN: То есть вам нравится гастролировать по Японии?

Том: Ага. Любая возможность вернуться будет с радостью рассмотрена. (Смеется) Мы пытаемся, но пока они говорят, что мы им не нужны.

ATN: Неправда. Мне сегодня с утра звонила сестра из Токио и спрашивала, когда вы приедете.

Джонни: Официальная версия состоит якобы в том, что мы вернемся после того, как сможем, ну…

Том: …продать что-нибудь новое.

Джонни: Нет, когда там будут клубы, в которых помещается около тысячи человек. А после этого – пятнадцать-двадцать тысяч человек…

Том: О, точно. А до тех пор мы туда не поедем (с сарказмом)? О, да. Теперь все понятно. Полагаю, кто-то потерял нить разговора (тянет руки вверх, словно пытаясь ухватить смысл слов Джонни).

Джонни: Мы надеемся выступить в «Будокане», и мы вернемся, когда…

Том: Что такое «Будокан»?

Джонни: Ужасно огромное, пугающее место.

ATN: Там вроде The Beatles играли?

Джонни: Blur тоже там играли.

ATN: Ну, если уж Blur собрали там аншлаг, то вы тоже сможете…

Джонни: Ну да, примерно на это мы и надеемся, ага.

Том: А он какого размера?

Джонни: Примерно с «Уэмбли-Арену».

Том: Ой, да ну на хрен. Извините, но люди что-то вообще ничего не понимают. Мне совсем не нравится такое времяпрепровождение. Вот совершенно.

Джонни: Хм-м-м. Посмотрим.

Том: (возвращаясь к предыдущему вопросу) М-м, как я уже говорил – пытаюсь посидеть спокойно, я в последний раз так пробовал на Рождество. Сидеть перед телевизором дольше двадцати минут без того, чтобы не наорать на него и уйти куда-нибудь. Для меня это очень, очень, очень, очень сложно. Не считая этого, я играю с моим «Макинтошем». Целый день. Это очень печально.

ATN: Игры?

Том: Нет, я не играю в игры. Я занимаюсь компьютерной графикой, но на самом деле это обычно связано с группой. У меня всегда так получается: я делаю какой-нибудь рисунок, потом пишу над ним «Radiohead», а потом говорю: «Блин, я опять это делаю! Черт возьми!» Ага… в общем, я думаю, нам все нужны хобби.

Джонни: Макраме. Говорят, в семидесятых было популярно. По-моему, похоже на вязание крючком. Плетут его из тех же нитей, что и вяжут крючком.

ATN: Вы плетете?

Джонни: Ну, вроде того. Расскажу вам, когда в следующий раз увидимся. Займусь обязательно.

ATN: Вы сделаете мне прихватку?

Джонни: Чехол для чайника.

Том: А может быть, шнурки? А потом укрась мой дом.

ATN: Прихватками и чехлами для чайника.

Джонни: Вы хотите выйти замуж?

ATN: Что, простите?

Том: (машет руками перед лицом Джонни) Эй, это была моя шутка!

Джонни: Потому что я могу легально выдать вас замуж.

ATN: Что?

Том: Ну, я на самом деле… (пытается перебить)

Джонни: (перебивая Тома) Нет, мы преподобные…

Том: (перебивая Джонни) О да, мы преподобные отцы… мы все преподобные.

Джонни: Мы открыли собственную церковь.

Том: Священную Церковь Мусора.

Джонни: В общем, мы можем совершенно легально проводить бракосочетания и похороны в тринадцати американских штатах, в том числе в Калифорнии.

Том: В общем, если кому-нибудь надо пожениться, мы можем провести церемонию. (Джонни) Во сколько нам там это обошлось? В двадцать долларов?

Джонни: По-моему, в десять. В общем, мы собираемся завтра провести массовую общественную свадьбу на концерте в Лос-Анджелесе.

Том: Ну а потом мы займемся упаковками для мусора.

ATN: Ваш фан-клуб и газета называются W.A.S.T.E… почему вас так интересует мусор?

Том: Мусор? Ну, м-м-м, просто мусор, и все. Знаете, все о нем. Мусор, мусор, знаете… у меня, блин, просто в голове не укладывается! Я серьезно. Наверное, вам покажется, что я идиот, но это так. Сами подумайте: когда вы приходите домой из супермаркета, купив овощей, и они в целлофановой пленке… что вы с ней делаете? Выбрасываете ее в мусор, а дальше она куда идет?

ATN: В переработку.

Том: Нет. В нашей стране – нет.

ATN: У вас нет программы по переработке мусора?

Том: В Великобритании нет ничего подобного. Великобритания настолько отсталая, что просто ужас.

Джонни: Они рисуют [на упаковке] маленькую фитюльку, где вроде как изображен знак переработки, смотришь и думаешь: «Здорово». А потом приглядываешься и видишь: там написано «recyclable» («Подходит для переработки») вместо «recycle».

ATN: То есть перерабатывать мусор у вас негде?

Том и Джонни: Ага.

Том: Мне кажется, это сейчас самое важное для любого человека. Вот почему я хочу стать политиком – чтобы получить возможность нормально избавиться от мусора.

Джонни: По-моему, если ехать очень долго, можно найти какой-то завод, где перерабатывают бумагу. И на этом все.

Том: Ни в Оксфорде, ни в Лондоне не перерабатывают пластик. Куда он, блин, весь девается? И ведь это вроде бы не так и дорого! В общем, это намного важнее, чем Radiohead. Вот зачем мы учредили компанию под названием Waste.

ATN: А вы не можете просто приходить со своими сумками и складывать продукты в них?

Том: В Великобритании так нельзя. Можно сделать вот как: есть ферма, на ней тебе собирают полную корзину еды каждые выходные, привозят тебе, и это твоя еда на неделю. Мы вот так собираемся жить, когда вернемся. Но вот если надо срочно сбегать в магазин, ты приносишь домой бананы в целлофане… а потом выбрасываешь его в ведро, и это как-то… В общем, именно поэтому мы основали Священную Церковь Мусора.

ATN: Чтобы запустить программу переработки мусора в Великобритании?

Том: Ага.

Джонни: И проводить свадьбы.

Том: И проводить свадьбы.

Джонни: И хоронить.

Том: Мы можем крестить людей…

Джонни: …принимая их в Церковь Мусора. Я это вот к чему – в этой идее нет ничего презрительного. В Англии полно народу, например, преподобный Ян Пэйсли, который не обладает никакой нужной квалификацией…

Том: Ага. Он просто в один прекрасный день проснулся и решил, что хочет стать преподобным.

Джонни: Люди пользуются подобными титулами, чтобы заставить других тратить деньги. Можно довольно просто приобрести степень магистра или доктора наук…

ATN: Правда?

Том: Ага. Как два пальца обоссать! Я один такой диплом получил просто за то, что я сумасшедший из Оксфорда!

ATN: А, что-то типа почетных степеней?

Джонни: Нет, нет, настоящие. Тебе присылают буклет, и ты отвечаешь…

ATN: Ох. Те, которые присылают по почте?

Джонни: Ага, но они все легальные. Вы можете заказать по почте что угодно. Если хотите, можете даже стать раввином. Это очень, очень неуважительно.

Том: Никогда не выходите из дома. Что бы вы ни купили, вы притащите это домой в огромной упаковке, с кусками пенопласта и картона, которые запихнете на чердак…

Джонни: (кричит технику) Клайн! Клэр, можно Клайну поучаствовать в нашей фотосессии?

Том: Нет! Он не подходит к нашей одежде…

(Джонни и Том на минуту отвлекаются)

Том: Простите, мы невежливы. Хочу принести извинения за KOME… мне действительно жаль, что так вышло…

ATN: Ничего страшного, не беспокойтесь. Что хотите сказать нам напоследок?

Джонни: О, много чего. Почему американцы говорят вместо «скажи» (say) «типа» (like)? Ну, типа, он, типа, давай это сделаем, а он, типа, ну, давай.

ATN: (Пытается объяснить) Не знаю, откуда это началось… может быть, с «девушек из долины Сан-Фернандо» в восьмидесятых…

Том: Девушек из Долины? Девушек из Долины? Интересная фраза.

ATN: Я на самом деле тоже не очень это все понимаю, и английский – даже не мой родной язык…

Джонни: А какой у вас родной язык?

ATN: Японский.

Джонни: Круто!

ATN: Но я его почти весь забыла…

Джонни: Не-е-ет! Я знаю японский пиджин… Фил-сан ва, доко дэс ка.

ATN: Вы говорите по-японски лучше меня.

Джонни: Не-е-ет! Джонни но Radiohead дэс. Вы помните, как считать? (Мы с Джонни считаем вместе по-японски.)

Том: (машет дисковым плеером) Вот здесь все новые песни. Это переносная штука, которая записывает на мини-диски.

ATN: Вы можете записывать прямо на диски?

Том: Ага. И каждый трек можно называть, это очень круто. Когда начинается каждый трек, сразу видно его название… Он стоил мне триста фунтов, но это потрясающая штука. На нее можно записывать. Это как DAT-магнитофон, знаете… только им легче пользоваться. Его можно использовать для ввода-вывода данных, подключив через оптический выход… так что при желании его можно задействовать как жесткий диск. А еще там есть мгновенный доступ к каждому треку… просто делаете вот так (нажимает кнопку), и все будет… не нужно ни перематывать пленку, ничего… В общем, я пытаюсь его вам всячески рекламировать.

ATN: На этом все.

Джонни: Домо аригато. (Спасибо большое)

ATN: Доитасимастэ. (Пожалуйста)

Джонни: Хай. Дэва мата. (Еще увидимся)

Часть четвертая
Анонимные невротики

Глава 1
Вечеринка!

Том Дойл, Q, июнь 1997 года

Рано утром в будние дни, когда другие рок-звезды еще спят и вряд ли проснутся в ближайшие часов шесть, а то и вообще не ложились после очередного алкогольного или наркотического загула, замечательный в своей угловатости гитарист Radiohead Джонни Гринвуд обычно выходит в поле в тихой сельской местности Оксфордшира, чтобы запустить воздушного змея.

Эта сцена, особенно если представить ее на широком экране, просто не может не заставить вспомнить о Pink Floyd, и, возможно, это даже не совпадение, потому что на переносном магнитофоне худого как жердь двадцатипятилетнего музыканта звучит Meddle, альбом, изданный в 1971 году, когда он родился. Это, конечно, само по себе нельзя считать доказательством, что Radiohead медленно, но верно превращаются в «новых Pink Floyd». Но есть и другие факторы, которые нужно принимать в расчет. Например, вокалист Том Йорк с теплом вспоминает, как во время сеансов записи третьего, самостоятельно спродюсированного альбома OK Computer в деревенском доме, переоборудованном в студию, за окном лениво бродили стада джерсийских коров. А вдали большая промышленная труба извергала в небо едкий дым.

– Это прямо как у Floyd, – с энтузиазмом рассказывает он, а потом, возможно, это типичная реакция, притворяется, что его тошнит от отвращения к себе из-за того, что его заставили проводить эту немыслимую вроде бы параллель.

У басиста Колина Гринвуда есть свои мысли по поводу хитрого плана брата и его воздушных змеев превратить Radiohead в прогрессивный рок-ансамбль.

– Джонни заставил нас всех посмотреть Pink Floyd Live in Pompeii и сказал: «Вот как надо снимать клипы», – ухмыляясь, рассказывает он; его и без того пугающе огромные глаза открываются еще шире в притворном недоумении. – Я только помню, как Дейв Гилмор сидел на жопе и играл на гитаре, а Роджер Уотерс, с длинными сальными волосами, в сандалиях и пыльных джинсах-клеш, подходит, шатаясь, хватает огромную колотушку и бьет в гонг. Смехотворно.

Тем не менее от этого никуда не убежать: ожидаемый с нетерпением третий альбом Radiohead – тягучее, очень экспериментальное произведение, которое просто невозможно описать, не используя слов «не от мира сего».

Первый сингл с новым материалом, Paranoid Android, уже дает понять, чего ждать дальше: он длится шесть с половиной минут и разделен на три «акта». Джонни Гринвуд признается, что во время записи альбома занялся смелым, но, возможно, безнадежным делом: попытался найти более-менее приличные прог-роковые альбомы.

– Я сильно разочаровался, потому что большинство из них ужасны, – тихо признается он в своей притягательно-аристократичной манере. – У меня в голове прочно сидела уверенность, что прог-роковые альбомы должны быть хороши, потому что они привлекали кучи фанатов. Пока что я прослушал только довольно нудные альбомы Genesis.

Кроме всего прочего, ходят еще и слухи, что Radiohead постепенно превращаются в R.E.M. с тех самых пор, как долго гастролировали у них на разогреве в турне Monster 1995 года. По крайней мере, всем хорошо известна дружба Тома Йорка с Майклом Стайпом, который прямо со сцены объявил, что «Radiohead настолько хороши, что пугают меня». На самом деле Йорк и Джонни Гринвуд только что вернулись в Оксфорд из Лондона, где работали вместе со Стайпом над песнями к «Бархатной золотой жиле», фильму об эпохе глэм-рока, который Стайп сейчас продюсирует. На OK Computer хорошо заметно, что подход Йорка к сочинению текстов стал куда более иносказательным, в духе Стайпа.

Впрочем, какие сравнения ни приводи, совершенно ясно, что Radiohead прошли через некий период преобразования. Можно с уверенностью утверждать, что работа с революционными студийными методиками и создание амбициознейшей музыкальной атмосферы стали важной частью их коллективного воображения. Может быть, они станут Queen для девяностых?

– Я накачал себе грудь, чтобы она хорошо выглядела в белой жилетке, – предупреждает невысокий, худощавый Йорк с типичным для себя сарказмом. – Боже, видели бы вы, какие усы у меня были на прошлой неделе.

* * *

После того как R.E.M. взяли Radiohead под крыло и помогли пройти важный период, в который они учились доносить свою музыку до аудитории стадионных размеров (Йорк говорит, что его самый главный кошмар – стать Джимом Керром эпохи расцвета), группа испытала невероятное облегчение и получила карт-бланш на запись и самостоятельное продюсирование следующего альбома. Благодаря этому на OK Computer они прорвались на совершенно новую территорию – от мощной атаки по всем фронтам на Airbag и жгучего гимна Electioneering до успокаивающе-эффективной Exit Music (For a Film), вроде как представляющей собой She’s Leaving Home, пересказанную в панических тонах.

Предварительные сеансы записи начались весной прошлого года в весьма пафосном месте – усадьбе актрисы Джейн Сеймур, близ Бата, там же, где The Cure придумывали свой коммерчески провальный альбом Wild Mood Swings. Прошлым летом Джонни Кэш снял этот дом перед выступлением на «Гластонбери». Английская красавица со струящимися локонами могла быть уверенной, что Radiohead ведут куда менее рок-н-ролльный образ жизни. Впрочем, мебель они все же переставили.

– Мы записывались у нее в библиотеке, – объясняет Джонни Гринвуд. – Работать в помещении, которое не предназначалось для звукозаписи изначально, очень здорово. В студиях сейчас все делается по науке, с медицинской точностью. Ты не можешь по-настоящему проявить себя, когда ковер прожжен сигаретами, а повсюду вокруг висят золотые диски. А тут мы приехали и решили, что можем превратить эту прекрасно обставленную гостиную во что угодно.

Сам квинтет называет себя «анонимными невротиками», но тот факт, что Radiohead тщательно скрывают местонахождение своей студии-штаба на ферме, где был завершен альбом, является отличным показателем их растущего статуса как архетипической английской рок-группы, выросшей из школы искусств и получившей полную творческую свободу, – роскошь уровня Imperial Leather. Это, скорее всего, является прямым следствием того, что за пять лет своего существования, пока все следили сначала за Blur, потом за Suede, а сейчас – за Oasis, Radiohead тихо превратилась в весьма успешную группу. Второй их альбом, The Bends, получил платиновый статус в Великобритании, а за британцами последовали и большинство других стран, где продаются их альбомы.

Когда в начале 1996 года Parlophone Records выпустила Street Spirit (Fade Out), четвертый, закрывший рекламную кампанию сингл с The Bends, из-за гипнотически-томного тона песню сочли слишком мрачной и безрадостной, чтобы взять в ротацию на Radio 1. Тем не менее сингл дебютировал в чартах на пятом месте, отсалютовав всем средним пальцем.

Когда в прошлом сентябре вышел составленный благотворительной организацией War Child альбом Help, особенно на нем выделилась именно мрачная песня Radiohead, Lucky (как ни странно, она попала и на OK Computer). И это несмотря на то, что группе пришлось заканчивать песню за пять часов, чтобы уложиться в заданные сроки: перед этим им пришлось целый день позировать для съемочной группы War Child, притворяясь, что записываются.

– Они ждали, пока мы запишем песню, а мы ждали, пока они уйдут, – улыбается неестественно высокомерный Эд O’Брайен, который, как гласит буклет альбома, играет на «вежливой гитаре» – в отличие от «грубой гитары» Джонни Гринвуда. О видеокадрах с жертвами боснийского конфликта, из которых в результате сделали клип на эту песню, Йорк, никогда не стесняющийся эмоциональной реакции, просто сказал: «Я смотрел их и плакал».

Сегодня пять музыкантов Radiohead, только что бегавших по рапсовому полю в рамках фотосессии для журнала Q, сидят в менеджерском офисе неподалеку от своей студии. Это расслабленные, вежливые ребята, которые любят иронично, со знанием дела посмеяться над собой и над миром. O’Брайен, слегка удолбанный, потому что сегодня у группы выходной – хотя они периодически в разных сочетаниях уходят в соседнюю комнату для записей, чтобы продолжить работу, – очарователен и любезен; он заработал себе репутацию своими эмоциональными сценическими выходками. Группа со смехом вспоминает, как гитарист однажды исчез за краем сцены театра в Северной Каролине, рухнул в оркестровую яму, а потом долго не мог оттуда вылезти.

Холеный барабанщик (и, что впечатляет, бывший «Добрый самаритянин») Фил Селуэй оказался достаточно добродушным для человека, у которого есть собственный японский фан-клуб под названием Phil Is Great. Следующее собрание фан-клуба Фила запланировано на следующую неделю, когда Radiohead отправится в рекламную поездку в Тихоокеанский регион.

Братья Гринвуды, которых трудно отличить внешне, на самом деле едва ли не диаметрально противоположны друг другу. Джонни редко притрагивается к алкоголю; Колина часто находят в пабах после лихорадочных поисков, когда группе остается пять минут до выхода на сцену. Джонни молчалив, если его не раскрутить на разговор, Колин же готов часами говорить о книгах, альбомах и других группах. Джонни, скорее всего, учителя называли «мечтателем» – он вечно витает где-то в облаках; Колин же проницателен, осторожен и, скорее всего, является краеугольным камнем Radiohead. Когда они вместе, то всегда загадочно переглядываются, прежде чем отвечать на вопросы. Колин признает, что чувствует угрызения совести из-за того, что жестоко обращался со своим братом-дальтоником, когда они росли: он перекладывал местами цветные карандаши, что, по словам Джони, «задержало мое развитие».

– У нас один и тот же генетический «бассейн», – говорит старший брат, снова многозначительно глядя на младшего.

– Только вот мне достался от него только лягушатник, – без видимых колебаний парирует младший, сверкая великолепными зубами.

А Том Йорк, пропорциями больше напоминающий мальчика-подростка, ходит босиком в синих джинсах, футболке фан-клуба Radiohead и очках Gaultier; его короткие волосы окрашены в черный цвет – после долгого периода пергидрольной блондинистости и убивающего сетчатку оранжевого. Молчаливый и напряженный, он обладает очень острым чувством юмора, хотя в каждой фразе можно заметить и нотки запуганного цинизма. Другие называют Йорка просто «слегка беспокойным», но, судя по всему, его устойчивая репутация гиперэмоционального и депрессивного человека довольно-таки заслужена, несмотря на то, что он в последнее время «научился немного расслабляться». Он говорит, опустив голову и закрыв глаза, прячет лицо за ладонями и выглядывает сквозь пальцы, а иногда сворачивается в клубочек, словно на него напали. Перспектива летнего концерта Radiohead для сорока тысяч зрителей в Ирландии, а также хедлайнерского выступления на большом фестивале (проходящего, что интересно, в те же выходные, что и «Гластонбери», состав которого до сих пор не объявили), похоже, наполняет его ужасом.

– Я не понимаю, зачем мы играем эти большие концерты, – пожимает он плечами. – Вся штука в том, что человек, который там, на сцене, – не тот же самый, который сейчас сидит перед вами. Это совсем другое состояние души, и, чтобы в него войти, нужно довольно много времени. Я не могу просто взять и включить (или выключить) его. Даже когда начинается просто обсуждение логистики этих больших концертов, это меня, блин, парализует. Я пока не способен эмоционально с этим справиться. Надеюсь, я сумею вернуться в другое состояние ума, в котором меня это не беспокоит.

Йорк действительно выглядит хрупким, но две стороны основного автора песен Radiohead замечательно проявляются в те моменты, когда его узнаваемый голос переходит от фальцета, достойного мальчика-хориста, к низкому, страдающему рыку. В разговоре он тоже может вдруг «взбрыкнуть» и начать раздраженно спорить.

O’Брайен вспоминает свое первое впечатление о молодом Йорке, когда они двое участвовали в спектакле – первый играл, второй обеспечивал музыкальное сопровождение – в оксфордской школе, где вся группа Radiohead перезнакомилась в подростковом возрасте.

– Был довольно напряженный прогон, – вспоминает O’Брайен, – а Том и еще один парень всю репетицию играли какой-то фри-джаз. Режиссер остановил спектакль и стал кричать в сторону башни, на которой они сидели, – он не понимал, что происходит. А Том крикнул ему в ответ: «Я вообще ни хрена не представляю, что нам надо играть». Вот так он разговаривал с преподавателем.

* * *

Том Йорк родился с одним закрытым глазом 7 октября 1968 года и к шести годам пережил пять серьезных операций на парализованном веке. В начальной школе ему пришлось носить на глазу повязку, за что его жестоко осмеивали одноклассники. Он не без горечи отмахивается от предположений, что именно из-за этого у него на душе до сих пор так тяжко.

– О нет, – резко отвечает он. – Я был добрым и милым, и со мной никогда ничего не происходило. (Осторожно) Когда я был помоложе, я почти все время проводил в музыкальном классе. Было здорово. Никто туда не приходил, там были маленькие звукоизолированные кабинки. Думаю, я довольно агрессивный человек. В школе я любил подраться, но никогда не побеждал. Меня интересовала скорее сама идея драки (истерически хохочет). Мне нужно было немного успокоиться, иначе я бы с ума сошел.

Йорк вспоминает тот момент, когда понял, что, возможно, не так и хорош в драке на кулаках, как ему представлялось.

– На первом курсе колледжа я одно время носил дедушкины шляпу и пальто, – тихо объясняет он. – Они были безупречны, мне нравилось одеваться как старику. Но однажды вечером я вышел погулять и нарвался на каких-то гопников. Они искали, кого бы отметелить, и нашли меня. Они что-то сказали, я повернулся, послал им воздушный поцелуй – и на этом все. Они меня избили до полусмерти. Один бил ногами, у второго была дубина, третий разбил мне лицо. После этого драки мне как-то разонравились.

В Оксфорде, в середине восьмидесятых, когда Radiohead впервые познакомились и начали репетировать как школьная группа, – они называли себя On A Friday. Селуэй был в шестом классе, O’Брайен в пятом, Йорк и Колин Гринвуд в четвертом, а Джонни Гринвуд, пришедший в группу последним, – в третьем[31]31
  Здесь имеются в виду классы средней школы – в Великобритании нумерация начинается заново. Первый класс secondary education примерно соответствует нашему пятому.


[Закрыть].

– Мы до сих пор на самом деле остались в тех же классах, – мрачно говорит Гринвуд-старший. – Когда вы вместе так долго, неизбежно всплывают весьма конфузящие групповые снимки десятилетней давности, когда мы были подростками и пробовали разные прически и прикиды, над которыми сейчас в открытую смеялись бы на улице.

В ту эпоху, конечно, безраздельно властвовали челки («Ты буквально приносил парикмахеру фотографию Моррисси и говорил: сделайте мне вот так»), и, если On A Friday и напоминали The Smiths визуально, то вот с музыкальной точки зрения они себя еще не нашли. Четверо остальных вспоминают, что пленки с ранними композициями Тома Йорка были «шизофреническими».

– На одной песне, Rattlesnake, были только барабанный луп, который Том сам записал дома на магнитофон, довольно хреновые скрэтчи поверх него и вокал типа Принса, – вспоминает Джонни Гринвуд. – На The Chains была виолончель, а это автоматически означало, что песня звучит похоже на Waterboys. What is That You See – настоящее бешенство заводящихся гитар. Услышав ее, я понял, что Том пишет замечательные песни, и именно этим хочу заниматься и я.

Тем не менее амбиции младшего Гринвуда оказались расстроены – группа не слишком горела желанием принимать его в свои ряды. Его называли «не по годам развитым талантом», и он сыграл для своих будущих товарищей по группе на куче инструментов, чтобы впечатлить их. По словам Фила Селуэя, Джонни сидел на сцене «с губной гармошкой, ожидая своего звездного часа» на первом концерте On A Friday в оксфордском «Джерико-Таверн» в 1987 году.

Затем все музыканты разошлись по колледжам и университетам, так что в студенческие годы репетировали они только во время длинных летних каникул. Тем не менее On A Friday развивались семимильными шагами, и к лету 1991 года, когда появилось их первое настоящее демо (в 1992 году оно вышло как миньон The Drill), в «Джерико-Таверн» вдруг стали толпами набиваться люди из A&R. Буквально через несколько недель On A Friday подписали контракт с Parlophone и, «чисто от стыда», переименовались в Radiohead.

* * *

Стиля у группы не больше, чем на параде идентичности полицейских, а разброс в росте и телосложении настолько огромный, что Эд O’Брайен, наверное, возвышается над Томом Йорком на целый фут, так что поначалу, после выхода первого альбома Pablo Honey Radiohead с трудом удавалось привлекать к себе внимание, потому что все взгляды были обращены на другие, лучше дружившие с модой группы.

Когда второй сингл, потенциальный классический хит Creep, впервые вышел в Великобритании, особого успеха он не снискал. Как Fixx до них и Bush после них, Radiohead пришлось пережить унизительное время – на родине их не признавали. А вот в Америке полюбили: Creep превратилась в настоящий «гимн слабаков» после долгой и мощной ротации на университетских радиостанциях. К тому времени, как Radiohead впервые приехали в Штаты на гастроли, Creep уже попала в топ-40 журнала Billboard, и летом 1993 года мутантское гитарное жужжание и летящая мелодия звучали из автомобильных радиоприемников и окон квартир по всей Америке.