Текст книги "Убийства в «Маленькой Японии»"

Глава шестидесятая

Я сидел в приемном отделении больницы, обхватив голову руками и чувствуя себя совершенно потерянным. Куда идти? Что делать? Мысли путались. Я даже дышал какими-то порывами и всхлипами. Все, кто был мне дорог, подвергались теперь по моей вине смертельной опасности.

Сразу из операционной санитары перевели Эберса в реанимацию, куда посетителей не пускали. Хирургу удалось справиться с большинством внутренних повреждений, но возникли осложнения, и состояние пациента оставалось крайне тяжелым.

Сообщив, что Эберс теперь будет спать от двенадцати часов до суток, доктор посоветовал мне отправляться к себе. Я так и поступил. Все еще плохо соображая, доехал до магазина, оставил на месте табличку «Закрыто» и достал бутылку редкого саке двенадцатилетней выдержки, которую приберегал для особо почетных клиентов. Пить одному не хотелось, но и податься было некуда. Ренне и без меня хватало нервотрепки с глубокой душевной травмой, нанесенной жене, и чувством собственной вины. У Майерсов мне не дала бы покоя расспросами Лайза – лучшая подруга Дженни. А дома, куда бы я ни бросил взгляд, все напоминало о дочери.

В общем, я остался в магазине.

Первую чашку раритетного саке я проглотил быстро. Налил себе вторую, взял бутылку и перешел из кабинета в примыкавшую к ней маленькую гостиную. Так же быстро я расправился с третьей и четвертой дозами крепкого напитка. Мой взор блуждал по поверхности бежевого ковра и по жемчужно-серым стенам. Прежде я всегда гордился этим укромным уголком, где заключал самые важные сделки и размышлял над динамикой цен на свой товар. Теперь это все казалось таким мелочным, пустяковым. Я посмотрел на акварель Берчфилда. И пятую чашку поднял в честь непризнанного гения.

Бледные, почти пастельные тона картины заворожили меня, как это случалось и прежде. На горизонте закат сталкивался с оранжевыми всполохами рассвета. На переднем плане высилось сюрреалистическое дерево, чьи окрашенные в розовые, черные и зеленые тона ветви, полные жизненных соков, буквально пульсирующие внутренней силой, дожидались наступления нового дня с невероятным для растения чувством собственного достоинства.

Того достоинства, за которое я не переставал бороться, казалось, всю свою жизнь.

С откровенной ухмылкой во весь рот Скотт Мутрекс уложил меня броском на лопатки в третий раз подряд. Но мне только исполнилось семнадцать лет, упрямства не занимать, и когда я, пошатываясь, вышел против него в четвертом раунде, он снова опрокинул меня на маты. Мутрекс был рослым блондином и известным драчуном на три года старше меня, а я – новичком, только что приехавшим из Японии и теперь пробовавшим свои силы в одном из борцовских клубов Лос-Анджелеса. Причем до этого момента я мало кому уступал в единоборствах как в Токио, так и здесь, на новом месте.

Оглушенный, с расквашенным носом, я попытался встать. Перед глазами все плыло, а по краям моего поля зрения вообще сгустилась тьма. Меня подхлестывала продолжать борьбу лишь отчаянная злость. На маты вышла Миеко, склонилась надо мной и прошептала на ухо строки о безмятежной тишине холмов Оказаки. По-японски. В самый первый раз. Не понимая по молодости лет всех нюансов стихотворения, я вдруг проникся самим по себе идеалом дзен – стремлением к покою и к познанию. Уловил главную мысль.

Дыхание Миеко обдало меня теплом и сладостью. Я сердцем почувствовал тягу к тому покою, прелесть которого она только что мне открыла. Перед глазами вновь вспыхнул свет, а мы с Миеко обменялись улыбками.

Больше в схватку с Мутрексом я в тот день не вступал и позволил Миеко усадить себя в уголке, чтобы в голове окончательно прояснилось. И сидел я ровно, прямо и гордо. Как дерево у Берчфилда.

Скотт Мутрекс знал нечто, неведомое мне. И именно это познание, в чем бы оно ни заключалось, давало ему превосходство. Однако я был полон решимости раскрыть его секрет.

Два года я провел в упорных тренировках. Ката, камае, сизентай и реи[8]8
  Термины из восточных единоборств.


[Закрыть] наполнили мои дни и снились по ночам. А в кошмарах мне являлась ухмылка Скотта Мутрекса. Через год я начал включать в свой арсенал приемы уличной драки, которым поневоле обучился. Кое-что из дзюдо и тэквондо. В моем распоряжении появилась новая комбинация трюков, я совершенствовал ее и оттачивал до седьмого пота. Покой оставался лишь идеалом. Я стремился к этому состоянию, но очень редко достигал его. И продолжалось оно недолго. Но уж зато когда я погружался в него, приносило мне невыразимое умиротворение. Тело словно застывало, а внутри появлялось согревавшее душу сияние.

В тот самый первый день Миеко внушила мне: «Проиграй схватку, но не теряй себя».

Через два года мы со Скоттом Мутрексом сошлись снова. Мне было девятнадцать, ему – двадцать два. Но я подрос за это время на несколько дюймов. Дважды мне удались победные броски, после чего Мутрекс под улюлюканье зрителей покинул зал.

Ночь после того дня, когда Сога нанесла визит в мой магазин, показалась мне самой долгой в жизни. Она тянулась дольше и тоскливее, чем предыдущая, когда я не находил себе места после похищения Дженни. Дольше и тоскливее, чем та, когда после четырнадцати лет молчания мне впервые позвонил Джордж, чтобы сообщить о смерти отца.

Дольше и тоскливее, потому что никогда прежде я не ощущал себя настолько беспомощным.

Меня терзали образы Дженни, Эберса – всего хорошего и здравого, что существовало в моей жизни. Я не знал ответа, но ясно осознавал стоявший передо мной вопрос: как я мог рассчитывать найти Дженни или помочь Эберсу, если потерял почву под ногами? И я искал ответы в саке, у Берчфилда, у самого себя. Первый согрел меня, второй вдохновил, а третий, стоило мне только как следует прислушаться, дал искомый ответ.

Я вновь обрел покой и ощутил сияние. Пришло знание. Появилась внутренняя сила. А потом я словно услышал слова отца, которые уже давно привык считать своими: «Что бы ни случилось, умей сохранить лицо. Научись защищать простых людей и самого себя». Сога забрала у меня Миеко. В их руках оказалась сейчас Дженни. Но я не позволю так легко завладеть моей жизнью и буду бороться за нее, пока способен дышать.

День девятый
Отчаяние

Глава шестьдесят первая

На следующее утро телефон в моем кабинете издал два звонка и умолк.

Я запер магазин и сел за руль белого служебного микроавтобуса без маркировки, припаркованного на заднем дворе. Проехав вдоль по Ломбард-стрит, свернул на Ван-Нуйс и несколькими кварталами ниже зарулил к расположенной на углу заправочной станции. Велев Элу заполнить бак, я направился в гараж. На подъемнике стоял джип для сафари, с передней полуосью которого возился сын Эла. Я кивнул ему, выскользнул через калитку в проволочном заборе с тыла автомастерской и быстро зашел в соседнее кафе. Сога наверняка поставила на прослушку все телефоны-автоматы в окрестностях моего магазина и имеет возможность перехватывать мои переговоры по сотовому телефону, но, воспользовавшись неприметными задворками автозаправки, чтобы попасть в расположенное на параллельной улице скромное кафе, я потратил всего двадцать секунд, после чего превратился для них в невидимку.

Заказав чашку кофе и датский бутерброд, я направился к туалетам. Рядом с ними на стене висели два телефона-автомата. Осмотревшись, я убедился, что меня никто не сможет подслушать. Набрал номер и стал ждать соединения. Трубку сняли после первого же гудка.

– Слушаю!

– Это я. Узнал что-нибудь?

– Они здесь. Но пока не знаю, сколько их.

– В Нью-Йорке? Ты уверен?

– Да. Носят костюмы, которые сидят на них, как детские платьица на бульдогах.

– Ты быстро сработал.

– А как же! У меня десять человек ведут наблюдение круглые сутки. Я держусь оттуда подальше. Джордж действует по той же схеме в Лос-Анджелесе.

Мне снова стало страшно. Десять человек – это целая армия.

– Я же просил все делать как можно незаметнее. Жизнь Дженни поставлена на карту.

– Мы ведем слежку с очень большого удаления. Через бинокли из соседних зданий или из машин, припаркованных в дальнем конце улицы. Ничто не должно бросаться в глаза.

– Никого пока не засекли?

– Нет.

Я немного успокоился.

– Что удалось установить?

– Мы обратили внимание на боковой вход из переулка и на подземную парковку.

– Значит, основного входа они избегают?

– Может, пользовались им прежде, но не сейчас.

Всегда на шаг впереди, подумал я. Как только их хакер обнаружил следы взлома, Сога перешла на чрезвычайный режим.

– Скольких насчитали?

– Пока пятерых.

– А команда Джорджа?

– У них трое. Все приезжают на машинах с тонированными стеклами, паркуются под зданием и поднимаются по черной лестнице, а не на лифтах главного вестибюля. Очень трудно разглядеть каждого.

Но ведь разглядели же!

– Пятеро для них – уже много. Установили, где они обитают?

– Да. Уединенный участок на Лонг-Айленде. Северное побережье.

– Хорошее местечко?

– Много пространства, лесистое и выходит к самой воде. Высоченная ограда по всему периметру.

– А что за вода?

– Большая.

– Ты имеешь в виду, что это берег океана? Ни гавани, ни бухты?

– Ничего подобного.

– Значит, перекрыть выход в море не удастся.

– Едва ли. Там причал с двумя катерами. На вид – очень быстроходными.

– Кто владелец земли?

Нода усмехнулся:

– Мой человек побеседовал с хозяином бензоколонки в двух милях по шоссе оттуда. Говорит, что там живут престарелый японец и два молодых парня.

Молодые подчиненные в услужении у пожилого начальника. Типично для традиционного японского понятия об иерархии. И верный признак для нас.

– Что ж, пора приступать, – произнес я.

– Мы будем готовы.

– Отлично. Встретимся сегодня вечером.

– Да.

– Случилось еще кое-что. Они нанесли мне визит.

– Сколько их было?

– Всего двое. Но они опасно ранили моего помощника.

Я успел узнать, что за прошедшую ночь состояние Эберса не улучшилось.

– Расскажи подробности, – попросил Нода. Он выслушал мой отчет, потом надолго замолчал. – Ничего не поделаешь. Будем надеяться на медиков. Не теряй присутствия духа, не дергайся, старайся не попасть им на глаза.

– Таков мой план, но только кому-то все же придется за все расплатиться.

Нода попрощался со мной и положил трубку.

Вскоре я позвонил Ренне. После предупреждения Соги я не мог позволить себе быть замеченным в компании лейтенанта полиции или подслушанным во время разговора с ним, и не имело значения, что он был, помимо прочего, просто моим другом. Я сообщил, что направляюсь в Нью-Йорк, и поинтересовался, готов ли он к нам присоединиться.

– Ни за что на свете не упустил бы такой возможности, – сказал Ренна. – Я уже подал официальное заявление на краткосрочный отпуск по личным делам. Об этом даже написали в местных утренних газетах.

– Превосходно. Публикации непременно будут замечены Согой. Тогда увидимся на Восточном побережье?

– Да. О моей отлучке не будет знать никто, кроме шефа полиции и мэра.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Тут многие считают нас параноиками.

– А ты сам?

– Я слишком много знаю, чтобы разделять это мнение…

Следующий звонок я сделал в Токио с оплатой за счет вызываемого абонента. Когда к телефону подошел Горо Козава, я произнес:

– Настало время открыть те двери, о которых вы упомянули.

– Что от меня требуется?

И я проинформировал его обо всем.

Потом, размахивая пакетом с заказанным бутербродом, чтобы его было видно издалека, я вернулся на заправку Эла, расплатился за топливо и двинулся обратно к магазину. Оказавшись в кабинете, я сделал то, что настоятельно рекомендовал мне Кейси: позвонил Лиззе Хара, разговаривая с ней нарочито игривым тоном. Она охотно согласилась на встречу, что вызвало у меня чувство вины. Ведь, как и отец, я собирался вслепую использовать ее.

Он хотел, чтобы она привлекла внимание Соги. А для меня она станет живым щитом.

В ТРЕХ КВАРТАЛАХ ОТ МАГАЗИНА

Как только Джим Броуди отъехал от своего магазина в неизвестном пока направлении, четыре таких же неприметных микроавтобуса, как и его собственный, располагавшиеся по всем четырем сторонам света от «Антиквариата Броуди», тоже пришли в движение. Оборудованные приборами слежения, настроенными на «жучок», который заблаговременно прикрепили к шасси фургона Броуди, все они последовали за ним на почтительной дистанции. Пока он катил по Ломбард-стрит, две машины двигались по параллельным улицам слева и справа, третья держалась в трех четвертях мили впереди на случай перехвата, а четвертая пристроилась в полумиле сзади.

Когда же Броуди свернул на Ван-Нуйс, передний и задний микроавтобусы повторили его маневр, чтобы обеспечивать теперь боковое прикрытие, а два других тоже выехали на Ван-Нуйс спереди и сзади. Пока цель двигалась, в визуальной слежке не было необходимости. Ни один микроавтобус не приближался к ней менее чем на три квартала.

Но как только объект наблюдения достиг пункта назначения, преследователи ускорились. Следовавшая сзади машина нагнала Броуди, когда тот заезжал на заправку, и пристроилась в тени деревьев у противоположного тротуара, откуда у агента, сидевшего сзади, открывался через тонированные стекла превосходный вид на происходящее.

Три других фургона тоже встали, образовав между собой прямоугольник со сторонами от семидесяти до ста ярдов, и активировали параболические микрофоны, способные уловить любой шорох на расстоянии в двести ярдов. Потом и водитель ближайшей к месту действия машины включил аппаратуру с усилителями звука. Звонки Броуди оказались перехваченными тремя из четырех направленных примерно в его сторону микрофонов.

Причем две записи получились отменного качества.

Глава шестьдесят вторая

Сквозь иллюминатор лайнера «Юнайтед эйрлайнс» передо мной открылся вид на Манхэттен с его устремленными в подернутое желтоватой дымкой небо высотными зданиями. Как только шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта Кеннеди, я снял с полки свою дорожную сумку и устремился к выходу. Такси доставило меня в заштатный отель на углу Тридцать девятой улицы и Девятой авеню. Я прошел через мрачноватый холл, подсвеченный одной лишь запыленной люстрой, с полом, покрытым черно-белым клетчатым линолеумом, и с парой продавленных красных диванов с обивкой из винила. В противоположном конце холла находилась дверь, которая вела в старомодный коктейль-бар, тоже уставленный виниловой мебелью. В баре было почти темно, однако я сумел разглядеть спину мужчины в дорогом летнем пиджаке, но не его лицо. Что делал этот богатый человек в такой дыре?

Дребезжащий лифт поднял меня на пятый этаж, и я постучал в потрескавшуюся фанеровку двери, которую не меняли, наверное, лет восемьдесят. Мне открыли. Я вошел. Дверь захлопнулась у меня за спиной. В затененном углу стоял Нода с пистолетом в одной руке и мобильным телефоном в другой. Свет в номере был приглушенным, шторы на окнах плотно задернуты. Бо́льшую часть комнаты занимала двуспальная кровать с пурпурным покрывалом. Пол устилал коричневый ковролин с хорошо заметной протоптанной ногами дорожкой. В углу стоял уродливый письменный стол, на поверхности которого было больше царапин, чем железнодорожных путей перед Центральным вокзалом Нью-Йорка.

– Копы сидели у тебя на «хвосте», – сообщил Нода. – Наши партнеры вели тебя от самого аэропорта. По их словам, слежки не было.

– Это Джордж свил себе гнездо в баре?

– Разумеется.

Нода был в серых летних брюках и черной водолазке под пиджаком в полоску. Покрой пиджака позволял свободно прятать под ним кобуру.

– Как я погляжу, ты уже при делах, – заметил я, указывая на пистолет.

– Местные друзья одолжили. Джорджу тоже. А третий дожидается тебя.

Он протянул мне небольшой «браунинг», который я сунул в боковой карман ветровки.

Через пару минут в дверь снова постучали. Нода поднял пистолет и кивнул в мою сторону. Я посмотрел в «глазок» и открыл. В номер вошел Ренна в сопровождении незнакомого полицейского в штатском и невзрачного блондина с бледно-серыми глазами, худощавого, в оливкового оттенка итальянском костюме. От него пахну́ло дорогим одеколоном. Нода спрятал оружие в кобуру.

– Ты все-таки здесь, – сказал я Ренне вместо приветствия.

– Пока для меня это билет в один конец. Вчера прошел слух, что если мы оперативно не раскроем убийства в «Маленькой Японии», домой я уже потащусь пешком.

Мне оставалось лишь посочувствовать ему. Городские чиновники Сан-Франциско попрятались за спины пресс-секретарей и готовы были винить во всем одного Ренну. В управлении все сотрудники пришли к выводу, что, взявшись за подобное дело, он поставил крест на своей дальнейшей карьере. Но были и те, кто, подобно мне, видел все в ином свете. Взвалив на себя это бремя, Ренна поступил правильно. Не покарав виновных в кровавой бойне, как смог бы настоящий мужчина каждое утро потом смотреть на самого себя в зеркало? Однако проблема заключалась в том, что перед столь жестоким выбором приходилось часто вставать практически каждому из нас. И оказавшись лицом к лицу со своим личным «Японским кварталом», многие пасовали. Супружеская неверность, предатель среди сотрудников, смертельное заболевание члена семьи – сколько еще наступало в нашей жизни моментов, когда мы подвергались искушению повернуться к проблеме спиной, вместо того чтобы решать ее? Мне ли не знать этого? Ведь я тоже предпочел забиться в щель своего горя на целых восемь месяцев после гибели Миеко.

Но, конечно, лейтенант оказался в иной ситуации. Его начали поджаривать на медленном огне за неспособность быстро раскрыть преступление. Между тем все прекрасно знали, что далеко не всегда это было возможно. Детектив, раскрывавший хотя бы семьдесят процентов дел, считался чуть ли не гением в своей профессии. Но даже у гениев возникали проколы. Мы с Ренной с самого начала понимали, насколько велики шансы, что «Маленькая Япония» окажется из разряда неразрешимых загадок.

– У меня есть еще новость, – тихо произнес Ренна.

Я замер. Неужели они обнаружили Дженни мертвой? Вдруг Кейси не сумел сдержать кровожадные порывы Дермотта?

– Эберс не выжил.

Все, кто присутствовал в комнате, сумрачно потупили взгляды. А с моих губ помимо воли сорвался горестный стон. Я отвернулся к стене, сжав кулаки в карманах с такой силой, что на моей куртке затрещали швы. Чтобы выдержать пронзившую меня боль, я прикусил губу. Чья-то рука осторожно легла мне на плечо.

– У тебя будет время оплакать его смерть, когда все закончится, – сказал Ренна. – Сейчас нам нужно думать в первую очередь о живых.

Он имел в виду, конечно же, Дженни. Преодолевая головокружение, я глубоко вдохнул.

– Давайте продолжим. Это твои коллеги из Нью-Йорка?

– Да. Знакомьтесь. Джейми Маккан. Джим Броуди.

Я пожал руку полисмену в штатском.

– Сочувствую вашей потере, – проговорил он. – Вы ирландец?

– По отцовской линии.

– Хорошие корни, – улыбнулся этот рослый и крепкий мужчина примерно одного с Ренной возраста.

У меня за спиной тот выразительно кашлянул в кулак.

– Это Льюк.

– А фамилия?

– Лучше просто Льюк.

– Что ж… – Мы тоже обменялись рукопожатиями.

– Это вклад ЦРУ в наше общее дело, – пояснил Маккан. – Уж не знаю, как вам это удалось, но перед нами открылись возможности, каких и не припомню. Для Нью-Йорка – нечто неслыханное. По первому требованию нам выделили необходимые подкрепления – спецназ, подразделение по борьбе с терроризмом, поддержку с воздуха… и вот даже Льюка из всем известного управления.

Если бы он только знал, что этим мы обязаны такой темной личности, как Горо Козава!

– Какова ваша специализация, Льюк?

Он устремил на меня холодный взгляд своих серых глаз, которые казались маленькими для его лица, но фиксировали происходящее четко и бесстрастно. В его чертах угадывалось скандинавское происхождение.

– Главным образом я разгребаю мусор за другими. На сегодня моя задача – обеспечить прикрытие вам.

– Но этим занимается Нода.

– Ничто не мешает нам помогать друг другу.

– Если только у меня не появится для вас другого задания?

– Да.

Его ответ мне понравился, но я спохватился, что не представил остальным своего японского друга.

Последовали еще рукопожатия.

– Весьма рад личной встрече, – улыбнулся Ренна. – Вы говорите по-английски?

– Конечно. Хотите устроить мне экзамен?

– Считайте, что вы его уже сдали, – ответил он.

В этот момент раздался зуммер мобильного телефона Ноды. Он открыл крышку и сказал по-английски:

– Докладывай. – Немного послушал, потом спросил: – Он один? Светло-зеленые глаза, темно-русые волосы, черный костюм в полоску, похож на биржевого маклера? Кто-нибудь ждет этого господина?

Нода вновь окинул взглядом Ренну, Маккана и Льюка. После секундного замешательства отозвался Ренна:

– Да. Это ко мне. Кстати, о мусоре…

– Вам нужно избавиться от мусора? – обратился к нему Льюк. – Тогда только намекните.

– Спасибо, – усмехнулся Ренна. – Я запомню ваши слова.

– Пропустите его, – произнес Нода в трубку.

Через минуту в номер постучали. Ренна потянулся к ручке, а Нода и Льюк к оружию. Ренна заметил их движение и немного помедлил, прежде чем приоткрыть дверь.

– Вы опоздали, – произнес он, и оба пистолета остались в кобурах.

Как всегда энергичной походкой в комнату вошел Деймонд и с достоинством наклонил голову, приветствуя присутствующих.

– Здравствуйте, джентльмены!

– Позвольте вам представить Боба Деймонда из мэрии Сан-Франциско, – сказал Ренна, а потом по очереди назвал чиновнику имена собравшихся в номере людей.

– Я не стану путаться у вас под ногами, джентльмены, – сразу объявил Деймонд. – Предоставлю все вам – профессионалам.

Улыбался он при этом широко и обаятельно.

Бюрократ из бюрократов, на сей раз он выбрал наилучшую линию поведения, и я подумал, что, может, из него получится более перспективный мэр, чем казалось на первый взгляд.

Маккан развел руками, услышав реплику Деймонда.

– Политик, который считает полицию профессионалами и не лезет в наши дела? Таких не бывает. Еще одно чудо! Уж не Рождество ли у нас сегодня?

Деймонд похлопал его по плечу.

– В мои обязанности входит лишь докладывать шефу о происходящем. Уверяю, мы не меньше вас хотели бы, чтобы этот кошмар прекратился.

– Мэр обещал прислать Гейл, – заметил Ренна.

Деймонд сделал паузу и кашлянул в кулак, прежде чем ответить:

– Понимаете, было решено сменить стратегию. Гэри, разумеется, верит в вас и все такое… Но при этом Гейл ему нужна на случай, если, как говорится, дело примет нежелательный оборот и придется отбиваться от наскоков прессы.

Ренна бросил на меня многозначительный взгляд.

Я пожал плечами и обратился к собравшимся:

– Итак, вы получили подробные инструкции. Каждый знает, что должен делать. Сигналом к началу послужит мой звонок Лиззе Хара завтра в девять утра. У нас целый вечер, чтобы закончить с приготовлениями, но ранним утром все должны занять отведенные им позиции. Не сомневаюсь, что Сога будет прослушивать телефон Лиззы, как и мой номер в отеле. У вас есть что добавить к этому, лейтенант Ренна?

– Как верно заметил Боб, нужно, чтобы этот кошмар прекратился.

– Маккан?

– Мы в полной боевой готовности. Основные силы сосредоточены здесь. Держим связь с подкреплениями в Джерси, на Лонг-Айленде и в Коннектикуте. Кажется, учтен любой из возможных вариантов.

– Очень хорошо.

– Неужели нам действительно понадобится столько людей? – спросил Маккан.

– Очень хотел бы надеяться, что нам их хватит, – сказал я. – Необходимо также обеспечить прикрытие со стороны океана.

Маккан взволнованно посмотрел на Ренну.

– Будь я проклят, Фрэнк! У меня это в голове не укладывается. Оглянись в прошлое. Мы с тобой оба служим уже двадцать пять лет, но никогда не участвовали в операции таких огромных масштабов. На земле и в воздухе будет задействовано больше личного состава, чем в твоей китайской армии. Трудно поверить, что все так серьезно.

– Вам нужны доказательства? – спросил я.

– Поймите и меня тоже. Это не будет лишним для полного понимания важности задания, – развел руками Маккан.

Я повернулся к Ноде:

– Тебя не затруднит?

Нода усмехнулся и опустил воротник водолазки. Розово-коричневая линия протянулась вокруг шеи под линией подбородка. Шрам он обработал какой-то мазью.

– Ничего себе! – воскликнул Маккан.

Собравшиеся уже знали подробности нашего посещения деревни.

– Могу я взглянуть? – подал голос Льюк.

Нода кивнул, тот приблизился, осмотрел шрам и наморщил лоб.

– Каково ваше мнение? – поинтересовался Маккан.

– Ожог от специального гибкого троса. Невесомый и тонкий. Почти не поддается растяжению. Перерезать невозможно даже кусачками по металлу. Скажу просто: высокотехнологичная веревка стоимостью триста долларов за фут. Так что советую всем прислушиваться к словам наших коллег с должным вниманием.

– Ваши группы готовы?

– Да, – ответил Кейси.

– Так точно, – подтвердил Дермотт.

«Превосходно, – подумал Оги. – Восемь моих лучших людей составят передовой отряд. Вторая восьмерка обеспечит круговое прикрытие. Шестнадцать бойцов, у которых на счету по меньшей мере сорок семь убийств. Если включить в общее число меня и двух новичков-первогодков, нас будет девятнадцать человек».

Немного подстраховаться не помешает. А еще лучше трижды перестраховаться от случайностей. Это фирменный стиль Соги. Быть может, слишком много чести для какого-то торговца антиквариатом и кучки полицейских, но ведь работа в «Маленькой Японии» принесла Соге два с половиной миллиона долларов. Подобные дела необходимо завершать аккуратно.

– Как и было решено прежде, вы двое лично возьмете на себя Броуди, – сказал Оги.

– Будет сделано, господин, – ответили они.