Электронная библиотека » Беатрикс Гурион » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Дом темных загадок"


  • Текст добавлен: 19 апреля 2017, 22:50


Автор книги: Беатрикс Гурион


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Беатрикс Гурион
Дом темных загадок

Переведено по изданию:

Guriаn B. Stigmata: Roman / Beatrix Guriаn. – Würzburg: Arena Verlag GmbH, 2014. – 192 S.


© Beatrix Gurian, 2014

© 2014, Arena Verlag GmbH, Würzburg, Germany. www.arena-verlag.de

© Erol Gurian, photos

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2015

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2015

Тигр не может перестать быть тигром, детигрироваться, человек же живет в постоянной опасности дегуманизироваться.

Хосе Ортега-и-Гассет


Единственный след, который мы можем оставить после себя, простившись с этой жизнью, – это след любви.

Альберт Швайцер


Пролог

Она спрятала письмо в карман юбки и поспешила в свой кабинет на верхнем этаже. Оттуда открывался хороший вид на окрестности, и можно было сразу заметить каждого бездельника.

Ее всегда приводила в ужас похоть, она с неудовольствием заметила, что сейчас возбуждена, но решила, что на этот раз Господь наверняка ее простит.

Сердце колотилось слишком быстро, в ушах шумело, а левая рука (ею она судорожно сжимала в кармане письмо) дрожала. Да и правая тряслась так, что тяжелая связка ключей тихо позвякивала. Если отец Браун узнает об этом, ее дни здесь будут сочтены, даже если сестры ее поддержат.

Она схватила похожий на кинжал нож для писем, вскрыла конверт и прочла:

«Рим, 10 октября 1968 года

Тема: касательно документа за номером: Аврс/4O7р/Экзрц

Ваше ходатайство от 16 сентября 1968 года

Уважаемая матушка настоятельница,

невзирая на все наши конфессиональные различия, мы с Вами абсолютно едины во мнении, что сатана существует во плоти и является настоящим духовным созданием, сотворенным Богом, как и тысячи других ангелов. Как и прочие ангелы, сатана некогда был счастлив и добр, но после поддался соблазну. Известно, что сатана и иже с ним превратились в демонов по собственной вине, потому что не пожелали идти в услужение Христу. Демоны – это реальные существа с собственной волей. Поскольку же они не обладают собственным телом и душой, демоны иногда воплощаются в тела людей».

Что значат эти смехотворные поучения? Она-то ведь знает, что собой представляет сатана, поэтому и искала помощи, а в письме лишь сомневались в ее умственных способностях. Она пробежала текст глазами еще раз, чтобы отыскать особенно важное место:

«Но в данном случае, в описанной Вами ситуации с девочкой, мы вынуждены решительно отказать».

Эти… Эти… Она никогда, никогда, никогда не ругалась. Даже в мыслях. Поэтому сейчас у нее в уме не промелькнуло ни единого дурного слова. Дрожа от гнева, она читала дальше:

«Хотя мы и понимаем, что Вы действуете лишь из сострадания и Вами не руководят легкомыслие и безрассудство, когда Вы утверждаете, что в эту девочку вселился злой дух, мы хотели бы попросить, чтобы Вы показали ее обычному врачу и выяснили, не страдает ли она каким-либо душевным расстройством. Вы наверняка знаете, что в таких случаях запрещено применять экзорцизм».

На какую еще наглость способны в Риме? Кем они себя возомнили, сомневаясь в ее умственных способностях?

«Поскольку речь идет о Вашей подопечной, Вы сами легко можете более тщательно приглядывать за нею и окружить заботой».

О, да, в этом вы можете быть полностью уверены. Девочка получит и присмотр, и заботу. И она применит все свои умения и знания, чтобы вырвать девочку из когтей дьявола. Даже если ей снова придется остаться в одиночестве.

«Вы также можете молиться за нее, ведь даже непосвященный, вкладывая в молитву всю силу веры, может добиться большего, чем Вы думаете! Давайте вспомним о святой Екатерине Сиенской, одержимость которой не могли в то время исцелить никакие экзорцисты. Она молилась о своем исцелении и получила освобождение.

Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами. Аминь. (Второе послание к коринфянам 13:13)

И особенно с Вами, уважаемая матушка настоятельница Гертруда и с Вашей подопечной паствой.

викарий епископа Франц-Иоганнес Лехнер

Она скомкала письмо и бросила его в мусорное ведро. Настоятельница нервно шагала взад и вперед перед своим столом. Эти жалкие болтуны в Риме! Сегодня ни у кого не осталось мужества. Все происходит, как обычно в последние годы, и ей вновь придется взять все в свои руки. В конце концов, она управляет учреждением и не может рисковать, чтобы хоть искра демонического духа заразила бы ее паству инфекцией мятежа.

Настоятельница распахнула окно и постаралась вдохнуть как можно глубже, но необычайная жара дохнула в лицо, и ей пришлось закрыть створки.

Ну, хорошо.

Господь дал ей достаточно ума. И она им воспользуется.

Глава 1

Здесь так тихо. Листья громадных буков безвольно повисли на ветках, не только птицы не поют – комар не прожужжит по такой жаре. Лишь слышен мой необычно громкий кашель. Я бегу изо всех сил вверх по лесу, земля усыпана камнями и изрезана корнями. Не видно ни мотылька, ни цветка, ни даже жука – лишь голая земля.

Я ненавижу спорт и горы. Но больше всего я терпеть не могу себя, и то, что случилось, и что сейчас мне еще предстоит здесь сделать.

Все выше и выше. Вверх, до самого охотничьего замка, где я надеюсь найти ответы. Не покидает чувство, что кто-то преследует меня, но каждый раз, когда оглядываюсь, – никого. И сейчас я выхожу из лесу и осматриваю каменистое поле, где негде укрыться, – никого нет. Значит, это все просто химеры, вымысел, воображение. Кого же стóит остерегаться? Я ведь действительно хочу хоть что-нибудь выяснить. Я стискиваю зубы, не замечаю веса рюкзака, который с каждым километром все тяжелее громоздится на моей пропитанной потом спине. Я не обращаю внимания на волдыри на ногах и, конечно, игнорирую внутреннюю негодяйку, которая постоянно стремится ввести меня в искушение, уговаривает отдохнуть, спуститься в темную долину и просто разрыдаться. Я достаточно наревелась – теперь хочу знать, что там происходит.

Час за часом я карабкаюсь, потом спускаюсь, продираюсь к цели через лощины снова и снова. Лишь изредка попадаются тенистые рощицы, но, в общем, я несусь по каменистой пустыне, пока наконец не натыкаюсь на вершину перед собой. Дорога скрывается в узком скалистом ущелье, по сторонам – валуны и нависающие утесы, по правую сторону от меня скала круто уходит вверх. Солнце висит низко, и в его лучах просвечиваются, будто вены, желто-синие прожилки породы. На миг останавливаюсь, чтобы отдышаться.

В этот момент вижу первое живое существо с того времени, как выбралась в долину. Орел кружит над бездной, время от времени пикируя вниз.

Вдруг что-то надо мной грохочет. Я инстинктивно отскакиваю влево и как раз вовремя укрываюсь от камней, сорвавшихся с кромки утеса.

Беспомощно наблюдаю, как несколько громадных обломков скатываются далеко в долину. Сердце колотится. Я бегу дальше, ищу укрытия под следующим большим навесом, осторожно выглядываю и выискиваю, откуда сорвались камни. Может, это была коза или серна? Но ни животных, ни людей не видно. И снова тишина, лишь орел парит в небе. Добыча трепыхается в его когтях.

Идет ли кто-нибудь за мной по этой дороге? Но даже если кто-то и преследует, он должен бы обогнать меня, чтобы вызвать обвал, разве не так? Насколько мне известно, существует только этот путь через скалистое ущелье. Только так я смогу попасть в следующую долину, где находится охотничий замок.

Николетта советовала смотреть в оба, не терять бдительности, потому что местность плохо просматривается, к тому же опасность может подстерегать и на открытых участках. Но что, если этот обвал вовсе не случаен? Если кто-то хочет помешать мне выяснить, что произошло? Тогда это доказывает, что я на правильном пути.

Я расправила ноющие плечи. Никакой обвал в мире не остановит меня. Я решилась на это и не сдамся никогда.

Я должна сделать это ради нее.

Глава 2

За шесть недель до событий

Все началось с того, что я своими язвительными вопросами и гневными обвинениями разозлила мать, на самом деле кроткую, заставила ее выбежать из дома. А она через пару часов умерла. Так думала я, пока через две недели после несчастья в мою дверь не позвонили.

Я никого не ждала и не хотела открывать, потому что после злополучного дня проводила все время в постели. Я не хотела никого видеть и уж тем более говорить с кем-то. Лежала не в своей кровати, а в ее, в крошечной комнате, которую мать сама выбрала.

Собственно, это была даже не комната, а кладовка, но она спала там, чтобы у нас оставалась общая гостиная, а у меня – собственная комната. Самая большая комната. Мать утверждала, будто любит тесные помещения, а кроме того, она сможет без труда перекрашивать помещение в любые цвета снова и снова. Со временем я поняла, что она занималась покраской, когда была чем-то взволнована, но не хотела в этом признаться. Она никогда не говорила о злобе или неприятностях на работе либо где-то еще. Она не хотела перегружать меня.

В день, когда произошло несчастье, она как раз закончила красить комнатушку в мятно-зеленый цвет. Мы даже поссорились из-за такого выбора краски. Или, лучше сказать, ссорилась я, она в основном молчала. Этот безвольный мятно-зеленый стал для меня воплощением ее трусости.

Она никогда не противилась, никогда не спорила со своей начальницей в клинике и не боролась за то, чтобы получить квартиру побольше, нет, она договаривалась со всяким дерьмом. Она никогда бы не покрасила комнату в цвет, который бы олицетворял какой-то вызов: огненно-красный или оранжевый, аквамарин или изумрудно-зеленый.

Когда я сегодня вспоминаю об этом, то готова со стыда под землю провалиться. Прежде всего потому, что с момента той трагедии я чувствовала себя уютно и спокойно только в ее каморке. Дни напролет я лежала в постели, тесно обжатая со всех сторон мятно-зелеными стенами (этот цвет останется навсегда цветом моей матери). Я вдыхала аромат постельного белья, которое все еще слегка пахло ею, – смесь ароматов мандарина и крема для тела, который она втирала в пересушенные руки после каждой смены в клинике.

Когда в тот день, сороковой после смерти матери, в мою дверь позвонили, я сначала не хотела открывать. У опекуна, которого мне заранее определила мама, забавного типа по имени доктор Грюнбайн, был ключ, а Лиза, моя лучшая подруга, звонила предварительно по телефону. Но звонок все не умолкал. Квартира находилась не в том районе, чтобы списать трезвон на обычные хулиганские выходки, значит, эта старая штука наверняка сломалась, как и лифт, и освещение на лестничной клетке. Некоторое время я пыталась не обращать внимания на звук. Казалось, от него вот-вот разорвется голова. Я подумала, что ничего другого и не заслужила. По моей вине мама убежала навстречу смерти!

Наконец звонок умолк, но после этого кто-то принялся колотить в дверь кулаком. Наконец в щель для писем на двери стала кричать фрау Шмитт, домоправительница. Мол, она беспокоится обо мне и на коврике лежит какой-то сверточек. Фрау Шмитт – женщина жесткая и настойчивая, она не уйдет, пока я не открою.

Я проковыляла к двери, приоткрыла ее и взяла пакет. Домоправительница не должна была ни увидеть, ни унюхать, что я уже две недели не принимала душ и не меняла белье.

Фрау принесла мне пакет с черничными маффинами. Я забрала, чтобы не обидеть ее, но знала – сама я их точно есть не стану, вероятно, скормлю птицам. Во-первых, я не заслужила сладостей; во-вторых, меня от них стошнит, как и от всего, что я пыталась есть после несчастного случая с мамой. Я поблагодарила фрау Шмитт, пробормотала какое-то объяснение, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Так и сидела, справа – маффины, слева – небольшой почтовый пакет, аккуратно завернутый в старомодную оберточную бумагу. Я на него совершенно не обращала внимания. Вместо этого я пялилась на черно-белое фото на стене напротив двери, которого я в детстве боялась. А фотография была совершенно безобидной. Конечно, я и не пыталась расспрашивать мать, почему ей нравился этот снимок. Наконец я закрыла глаза, потому что больше невыносимо было смотреть на старое фото с каруселью. Мое равнодушие к нему перешло всякие границы.

Не знаю, сколько времени я сидела, не в силах пошевелиться, словно мои мышцы парализовало, а кровь испарилась. Я напоминала дышащую массу из кожи и костей – и на том спасибо. Мое время истекло вместе с ее временем.

Почему я так орала на нее, почему так небрежно относилась к ее заботам, почему так нетерпима была к ее мягкой кротости? Почему же? Почему?..

Никто больше не принесет кофе в ответ на отвратительное утреннее ворчание и не улыбнется, подавая чашку, никто не возьмет за руку и не скажет: «Нет, Эмма, ты очень милая, правда, Эмма, в самом деле! И если он не научился ценить тебя, то просто тебя не заслуживает». Никто не отругает, если я поем пиццы на белом диванчике перед телевизором, никто не будет смывать мои сигареты в унитаз, и никто о самом смехотворном поступке не скажет: «Эмма, вот это ты сделала хорошо». Все оттого, что у меня нет других родственников, были лишь мы двое. А такой, как моя мама, больше вообще нигде нет.

Вдруг я пришла в себя возле входной двери, потому что замерзла. Тело затекло от сидения. Я подняла маленький пакет и маффины, зашаркала на кухню, сложила все на старенький стол от «Ресопала» с ламинированной столешницей и попила воды из-под крана.

Я протерла глаза и осмотрела пакет. На мое имя, но почерк незнакомый. Не знаю, отчего мне стало страшнее. От еще одного соболезнования, которые отправляли из добрых побуждений после несчастного случая? От очередной порции маминых документов, с которыми мне помогал разбираться доктор Грюнбайн? Так или иначе, я не чувствовала в себе сил справиться с этим. И все же я вскрыла его. Передо мной был продолговатый пухлый серо-голубой предмет. Старый фотоальбом.

Впервые после смерти матери я очнулась от оцепенения. Кто мог прислать такое? У меня не было родственников, кроме мамы, поэтому она сразу после моего рождения выбрала опекуном доктора Грюнбайна, на тот случай, если с ней что-нибудь случится. Может, альбом прислала старая подруга, которая хотела меня утешить таким образом? Но что за подруга? Большинство соболезнований присылали бывшие пациенты и люди, которым мама помогла выбраться из беды. Кроме того, мамины коллеги подарили красивую картинку с изображением старого дерева. Она наверняка бы ей понравилась. От родителей моих подружек тоже пришли очень теплые письма. Это еще раз показало мне, насколько важны подруги, и мне стало грустно оттого, что у мамы не было ни одной настоящей подруги. Несмотря на то что она всем нравилась, ей всегда было достаточно самой себя. Это еще одно обстоятельство, которое совершенно сводило меня с ума. Как человек в этом мире может существовать вообще без друзей?

Фотоальбом! Я села за стол и неспешно перевернула первую страницу. Она тихо зашуршала, между черным картоном проложена тонкая пергаментная бумага. Я посмотрела на первую страницу.

Она была пуста.

В первый момент моему разочарованию не было предела, но потом я присмотрелась внимательнее и обнаружила, что страница была пустой не всегда. Здесь когда-то была вклеена фотография, а потом ее кто-то вырвал. Я провела пальцами по местам, на которых виднелись серебристые следы клея. Они казались шероховатыми под пальцами, а на картоне даже были небольшие углубления, от которых оторвались черные клочки. Значит, страница действительно не была пустой, ее поранили, изуродовали. Я листала альбом все быстрее и яростнее. Что это значит? И вдруг на последней странице наконец увидела снимок.

Я смотрела на фото так долго, что не сразу заметила под ним белую надпись, выведенную наползающими друг на друга печатными буквами. Пришлось низко склониться над альбомом, чтобы прочесть: «Если ты хочешь узнать, кто убийцы твоей матери, объявись. И желательно еще сегодня».


Глава 3

Охотничьего замка все еще не видно, а сумерки медленно и неуклонно опускаются. Вечерняя звезда висит в небе, как предостережение, что лучше бы поторопиться, пока не опустилась тьма. Тропинка ползет у горы извилистым серпантином. Небольшие камешки срываются из-под подошв при каждом шаге и катятся в пропасть, зияющую подо мной. Голые скалы закрывают вид наверху. Я постоянно настороже, оглядываюсь и прислушиваюсь, стараясь отследить малейший камешек, который скатывается сверху, с утеса надо мной. Все надеюсь, что за очередным поворотом увижу охотничий замок и буду вознаграждена за напряженный подъем в одиночку. Но снова и снова в скалах тропинка вьется все дальше вверх. Постепенно становится страшно, я ничего не могу с этим поделать. Близится ночь, и, несмотря на то что у меня есть карманный фонарик, этот узкий путь опасен. Здесь все решают сантиметры: сорвешься вниз или устоишь и двинешься дальше. Я опасаюсь, что на очередной развилке свернула не туда и теперь опоздаю. Если не смогу добраться вовремя, то не попаду в лагерь и так толком ничего и не разузнаю. Этого мне совершенно не хочется. Ни в коем случае. Я должна узнать, что случилось с моей матерью и что кроется за появлением таинственного фотоальбома.

Я уже пыталась проверить по навигатору телефона, правильно ли иду, но здесь, среди гор, связи нет. Мышцы и колени ноют из-за крутого подъема, и, несмотря на то что солнце закатилось, прохладнее не стало. Совсем наоборот. Воздух между вершин тяжелый. Я все еще обливаюсь потом. Ярость, скорбь и любопытство гонят меня вперед. Запрещаю себе думать о том, что поступила легкомысленно, что не стоило в это соваться одной. Когда сегодня днем в долине я вышла из автобуса, то, в общем, ожидала, что прямо на остановке познакомлюсь с какой-нибудь группой и мы вместе сможем преодолеть путь до отборочного лагеря от «Transnational Youth Foundation»[1]1
  Транснациональный молодежный фонд (англ.). (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]
. Однако там стояла лишь одна симпатичная спортивного вида брюнетка, доктор Николетта Брунс, которая, улыбаясь, представилась нашим куратором в лагере. После короткого приветствия она объяснила, что первое мое задание – самой добраться до замка. «Самой и вовремя», – подчеркнула Николетта. Я смогу остаться, только если приду вовремя. Мне показалось, что она старше меня в два раза и в два раза спортивнее.

Любой, кто меня знает, и цента не поставил бы на то, что я преодолею эту дистанцию хотя бы до половины, не говоря уже о той точке, где сейчас нахожусь. Но я пройду еще дальше и, если понадобится, сквозь гром и молнии, под градом и через камнепад.

Я огляделась по сторонам и попыталась прибавить шагу, но долго темп не удержала. Когда я уже почти уверилась, что хочу позорно сдаться и подыскать место, где можно переночевать в безопасности, как раз достигла следующего поворота. Сделав еще три шага, я остановилась в полном изумлении. Тропинка переходила в неожиданно широкое, поросшее травой горное плато. В центре его, словно из ничего, вырастало громадное строение. В серебристом сиянии луны оно напоминало угрожающую тень, будто замок только что вывалился сюда из чьего-то кошмарного сна. Мне казалось, что это не здание, а какой-то дышащий организм, зловещая перевернутая медуза, из центра которой в ясное звездное небо вздымаются башенки, словно смертоносные щупальца.

Я неуверенно двинулась вперед. Такой я свою цель – «охотничий замок» – совершенно не представляла. Он выглядел абсолютно заброшенным, нигде ни огонька. И тихо, будто здесь, кроме меня, вообще нет людей. Я же думала, что множество других подростков уже здесь, наверху.

Внезапно что-то громыхнуло. Я вздрогнула, на миг меня охватила паника – звук был похож на взрыв бомбы. Но через секунду я поняла, что это всего лишь фейерверк.

Ракеты несутся в небо, искры брызжут сквозь ночь, окрашивая ее в желтые, зеленые и алые тона, превращаются в звезды, кометы и цветы.

Не знаю, от того ли, что я совершенно вымоталась, или от мысли, что больше никогда не встречу Новый год с мамой, меня это тронуло до слез, я позабыла о боли, голоде и жажде – просто смотрела на небо.

– Добро пожаловать! – басит из темноты приятно теплый мужской голос, до того как погасла последняя ракета.

И тут я слышу необычные монотонные хлопки.

Я отвожу взгляд от неба и смотрю на замок.

Здание, только что утопавшее в кромешной тьме, теперь все светится изнутри, словно ждали только меня. С массивной парадной лестницы, слегка кланяясь, кивает мужчина. В серебряном лунном свете на его точеном лице поблескивают очки. Слева от него стоят Николетта, наш куратор, которая встречала меня в долине, и светленькая девочка примерно моего возраста. Справа два мальчика. Против света можно различить лишь силуэты, но мне бросается в глаза, что один выше другого как минимум на две головы. Они все аплодируют, но не как восторженная публика, которая приветствует фаворита, вырвавшего победу на последних метрах дистанции. Они хлопают как-то несмело, словно они марионетки, которым приказано бить в ладоши.

Я нерешительно ступаю по выщербленной, поросшей сорняками лестнице и поднимаюсь мимо аплодирующих к мужчине в центре.

Когда я оказываюсь напротив, вновь узнаю его лицо: я кликнула на его фотографию, после того как успешно зарегистрировалась на домашней странице этого лагеря – «Transnational Youth Foundation». Доктор Михаэль М. Беккер. Он высокий и стройный, лишь немного сутулится. Его светлые, местами уже с проседью волосы тщательно зачесаны назад, это подчеркивает его высокий лоб. Губы выглядят так, словно левым уголком рта он постоянно слегка улыбается какой-то невинной шутке.

Значит, это главный куратор лагеря. Пока остальные молчат, он радостно и дружелюбно приветствует меня, внимательно осматривает и жестом приглашает войти.

Он ведет меня вглубь замка по мрачному, пугающему коридору, стены которого до середины обложены синей плиткой. Коридор переходит в громадную лестничную клетку, которая даже при таком скудном освещении выглядит впечатляюще. Я с изумлением оглядываюсь. Справа и слева – покрытые коврами лестничные марши с каменными перилами, они ведут к коридорам на верхних этажах. Верхние переходы напоминают мне галереи в монастырях.

На лестничных площадках – громадные картины. Вверху в стенах я замечаю полукруглые ниши. Они выглядят заброшенными, там когда-то находились статуи, которых сейчас не хватает.

Присматриваюсь и замечаю, что первое впечатление обманчиво. Из перил вывалилось несколько кирпичей, на ковровых дорожках – лысые белые пятна. То, что казалось мне блеском драгоценного мрамора, оказалось влажной плесенью, которая покрыла колонны.

Беккер и остальные ожидают позади, пока я все осмотрю. Они все еще молчат, и мне становится не по себе, будто за моей спиной происходит нечто, о чем я не имею ни малейшего понятия. Как только я оборачиваюсь, взгляды бьют, словно кинжалы. Вдруг я отчетливо вспоминаю слова из фотоальбома – «убийцы твоей матери».

Что, черт возьми, я надумала? Очевидно, я вела себя слишком самонадеянно, в животе возникает неприятное чувство, в глазах темнеет. Я могу жестоко поплатиться за неосторожность. Еще раз внимательно осматриваю присутствующих. С виду мы все примерно одного возраста. Мальчик (тот, что повыше) худощав, его голова кажется мне слишком массивной для длинной тоненькой шеи. Тот, что поменьше, – моего роста, выглядит натренированным и так напряжен, словно каждую секунду ожидает сигнала к бою без правил.

Светленькая девочка хрупкая и миниатюрная, лишь полные круглые щеки нарушают общий образ. Почему-то ее лицо кажется мне знакомым.

Я вздыхаю и раздумываю, что бы сказать, чтоб прервать эту странную тишину. Но Беккер меня опережает. Он проходит мимо меня и распахивает дверь под большой наружной лестницей. За ней открывается огромный зал, и у меня захватывает дух.

– Еще раз добро пожаловать, – говорит Беккер. – Это касается всех вас.

Повсюду в большом помещении большие белые свечи и свечки поменьше: на подоконниках, на длинном старинном столе из блестящего черного дерева, уставленного посудой и серебряными приборами, на мраморном полу, в нишах в противоположном конце зала. От мерцающего света по стенам пляшут волшебные тени. Только присмотревшись, я замечаю – несмотря на помпезность, зал в таком же изрядно потрепанном состоянии, что и лестницы. От стен местами отвалилась штукатурка, и просвечивают красные кирпичи, в других местах на штукатурке видна еще влажная роспись.

Что все это означает? А этот замок – просто красивая картинка? Почему важный отборочный лагерь находится в таком месте?

Я оборачиваюсь к остальным. У них тоже, очевидно, пропал дар речи.

– А где здесь туалет? – спрашиваю я и слышу, что мой голос звучит в этом зале совершенно незнакомо. Но я чувствую, как все вздыхают с облегчением, оттого что тягостное молчание прервалось.

Николетта вышла вперед и озарила меня широкой голливудской улыбкой, которая шла к ее правильным чертам лица. Джинсы и топ, в которые женщина была одета сегодня утром, она сменила на летнее платье в цветочек и балетки. И я только сейчас сообразила, что Николетта попала сюда раньше меня. Либо она шла следом за мной по равнине и где-то обогнала, либо существует более короткий путь сюда, наверх. Я как раз хотела спросить ее об этом, но она сделала мне знак следовать за ней. Белокурая девочка тоже присоединилась к нам. Откуда же я ее знаю? Меня не покидает чувство, что мы с ней наверняка где-то встречались. Девочка протягивает мне руку.

– Меня зовут София Рыцарь. Ты прилично опоздала! – Она подмигивает мне. – Но не обращай особого внимания на это, я пришла предпоследней и едва ли быстрее тебя. Кроме того, только в честь тебя устроили фейерверк!

Я все еще не могу понять, когда в замке появились все эти люди. Неужели они все прибыли сюда только сегодня? Так, наверное, можно объяснить мое странное чувство на горе.

Мы идем за Николеттой. Когда я впервые прочла об этом лагере, то невольно представила какой-то палаточный городок или что-то вроде молодежной туристической базы. А вместо этого мы очутились в застенках. Интересно, сколько времени здесь никто не жил?

Пока мы шагаем по коридору, Николетта просит нас не ходить в северное крыло замка, потому что оно в худшем состоянии, чем южное. Якобы существует угроза жизни.

Итак, мы оказываемся на кухне, которая больше, чем вся наша квартира. Чего стоит только одна зеленая изразцовая печь: такого размера, что кажется, будто может обогреть весь замок. Краем глаза замечаю фотографии, которые висят на стене или приколоты на старом кухонном буфете. Николетта прибавляет шагу и открывает деревянную дверь, покрытую грязно-желтым облупившимся лаком. Я вижу каменную лестницу, которая ведет в подвал. На стенах болтаются голые лампочки, очевидно временно прикрученные шурупами, они даже не все светят.

Внизу пахнет сыростью. Кажется, что стены из монолитного камня, словно ход высекли прямо в скале против воли горы. Главный коридор такой широкий, что мы с Софией можем идти рядом; лампочки немного освещают путь, но боковые туннели тонут в кромешной тьме. Одни проходы закрыты решетчатыми дверями, другие забиты досками до половины, словно загончики для скота.

От Николетты мы узнаем, что электрическое освещение надежно только в главном коридоре, в боковые ходы, как и в северное крыло, лучше не ходить.

Наконец мы оказываемся в ванной комнате, строго разделенной на мужскую и женскую части. Ванная комната! Если быть точной, то это ванна в сырой комнате для женщин. Влага тут же оседает на моей мокрой от пота коже, словно смердящая половая тряпка. Вот это место действительно похоже на молодежную туристическую базу, которая долгое время не эксплуатировалась. Скучный серый кафель покрывает пол и стены примерно до уровня плеч. Выше плитки стены выкрашены в отвратительный цвет зубного налета. Краска местами покрылась пузырями и облущилась. Ряд рукомойников тянется через всю комнату. В их шершавую поверхность въелись пятна ржавчины. Через каждые пятьдесят сантиметров – потускневшие металлические краны. Я поворачиваю кран, чтобы помыть руки с мылом, которое лежит в грязной лужице на краю ванны, и течет лишь тоненькая струйка холодной воды.

– Это хуже той дыры, в которой мы жили во время последней нашей школьной поездки! – стонет София.

Николетта не обращает на нее внимания и указывает в левый угол комнаты.

– Там душевые кабинки.

И исчезает за углом.

– А туалеты здесь, сзади! – весело кричит она, словно расхваливает на ярмарке самый новый и лучший товар.

Мы бежим вслед за ней осматривать туалеты, потом возвращаемся в главную комнату, находим две покосившиеся душевые кабинки, дверцы которых изнутри закрываются на задвижки. Николетта открывает одну из них, и неожиданно перед нами предстает полностью обнаженный красивый мужчина. С его вьющихся черных волос капает вода. Он стоит на хрупком деревянном настиле кабинки, с довольным видом смотрит на нас и без тени стеснения вытирается полотенцем.

Улыбка Николетты тут же исчезает. Меня все это немного пугает. Красивые губы женщины превращаются в узкую линию. В одно мгновение она становится похожа на человека, который способен швырять камни с вершины утеса, чтобы кого-нибудь убить.

– Себастиан, что ты здесь делаешь? Ну-ка, выметайся!

Мужчина нарочито медленно натягивает клетчатые боксерские шорты и красную футболку. Он мускулист, я замечаю небольшое волнистое тату прямо под накачанными кубиками пресса. Он ищет возможность встретиться взглядом и улыбается непроницаемо темными глазами, словно хорошо со мной знаком или знает обо мне нечто, что его веселит.

– А ты наверняка Эмма! – говорит он. – Именно так я тебя и представлял. – Он подмигивает Николетте, а та почти незаметно качает головой.

Я не знаю, что и ответить, все фразы кажутся шаблонными. То, что мы застали его в душе голым, его нелепое приветствие, и к тому же его ангельски красивое лицо… Все выглядит странной театральной постановкой, в которой я играю роль, которую не выучила. При этом знаю, какую роль хочу играть я, и она требует постоянной бдительности, иначе я никогда не узнаю, кто убил мою мать.

– Мы долго тебя ждали, – произносит Себастиан.

Краем глаза замечаю, что теперь Николетта и София обмениваются взглядами и пытаются ему что-то сообщить знаками. Но что? Совершенно очевидно, что София уже знает Себастиана, и еще более очевидно, что меня сейчас ему показывали.

Мне это не нравится, и я решаюсь до основания разрушить пьеску, перетянуть режиссуру на себя и занять выгодную позицию. Нужно сделать нечто, на что они не рассчитывают, и посмотреть, что произойдет.

Внезапно я бросаю эту троицу и выбегаю из ванной в коридор. Меня окутывает непроглядная тьма.


Страницы книги >> 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации