Текст книги "Карта утрат"

* * *

Позже они с матерью медленно и молча брели по главной улице. Мать даже не выбранила его за взятку. Между ними висела тяжелая недоговоренность, они будто не желали признавать, что так быстро зашли в тупик. Из лавок выходили женщины. Встав у порога, опершись на метлу, глазели на них. У губ залегли глубокие морщины, в которых затеряются любые чувства. Холод, похоже, на женщин не действовал. Итянь был уверен, что о появлении американца знает уже весь городок. В детстве городок этот казался таким невероятно заманчивым, Итянь и Ишоу неделями ждали поездки сюда. Такие путешествия совершались только по какому-то особому поводу, но когда дела были сделаны, они с братом бежали на эту улицу и жадно разглядывали витрины магазинчиков, где продавалась изысканная еда, им недоступная. Ишоу, более обаятельный из них двоих, иногда смотрел на лавочниц такими глазами, что женщины, сжалившись, выносили им остатки лакомств. Эти женщины, сидящие за деревянными прилавками, тогда считались воплощением могущества и власти, а сейчас лавочки выглядели замызганными и бесконечно провинциальными. Даже запах еды казался Итяню скорее грязноватым, нежели аппетитным. Единственным, кто не обращал на Итяня и его мать внимания, был мальчик, который вел за собой на веревке корову. Мальчик и корова уже прошли мимо, а их длинные тени еще ползли по земле.

Итянь не соврал – в Хэфэе у него и правда имелся друг, которого он мог бы попросить о помощи.

– Ты же скоро вернешься, да? – спросила мать. – Ты не уедешь в Америку, не предупредив меня?

– Да с чего бы? Я не уеду, пока мы Па не найдем.

– У тебя правда друг в Хэфэе есть?

Итянь ответил утвердительно, но мать продолжала тревожиться. Он понимал ее недоверие. Он давным-давно уехал из страны, а в Хэфэе бывал считаные разы, откуда бы там взяться кому-то, кто готов ему помочь?

– Не понимаю, зачем тебе в такую даль понадобилось. Давай хоть я с тобой поеду?

Мать выискивала, что бы еще положить в сумку, с которой Итянь собрался съездить в большой город, и наконец схватила полотенце для рук. Итянь взял у нее полотенце и положил его на учебник, перекочевавший из чемодана в сумку. Целая вечность прошла с того момента, когда в Америке Итянь посмотрел на обложку и решил взять книгу с собой.

– Других знакомых на государственной службе у меня нет. К тому же вдруг Па вернется, а дома никого?

Мать посетовала, что он, разумеется, переплатит за такси. Итянь не ответил – при расставании он предпочитал не поддаваться секундным эмоциям.

– Через несколько дней увидимся, – пообещал он.

Итянь убеждал мать возвратиться в дом, но она стояла на выезде из деревни, пока машина не скрылась из виду. С отцом она никогда и не думала препираться подобным образом. Когда между ними возникало несогласие, мать просто меняла точку зрения. Ее отношение к Итяню больше напоминало не любовь, а обязательства, впрочем, возможно, такие, как она, разницы не видят. Она гордилась своей силой и способностью работать наравне с мужчинами, при всем том считала себя послушной женой, не замечая противоречия.

Глава 9

В последний раз он получил весточку от Ханьвэнь три года назад. Тогда она написала, что ее мужа назначили на государственную должность в Хэфэе.

Невероятно, да? – писала она. – Не знаю, как это произошло. Он не имеет никакого отношения ни к городу, ни вообще к провинции Аньхой, поэтому как же удивительно оказаться именно здесь. Когда он мне об этом рассказал, я сразу подумала о тебе. Я и не ожидала, что снова вернусь в те места.

Это было ее первое письмо за многие годы. Итянь не знал, как она нашла адрес учебной части университетской аспирантуры, куда обычным зимним вечером и пришло письмо. Итянь уже собирался домой. Чуть раньше ему позвонила Мали – сообщила, что миссис Сюзанна повысила ей зарплату, и надо, мол, это отпраздновать. Итянь собирался купить ей цветы.

Перед уходом он просматривал почту, и вдруг в глаза бросилось ее имя, написанное на коричневом конверте. Итянь перечитал его еще раз, чтобы удостовериться, что ему не мерещится. Он никогда не видел, чтобы она писала по-английски, и буквы на конверте кренились с несвойственной ей небрежностью.

После этого письма Итянь надеялся – виновато, но все же надеялся, – что последуют и другие письма. Когда адрес учебной части изменился, он написал ей, чтобы у Ханьвэнь был и новый адрес. Теперь, когда она живет в этой провинции, ее будут часто посещать воспоминания об их деревне и времени, которое они провели вместе. Итянь подумал, что, возможно, она даже будет сопровождать мужа в поездках по окрестным деревням. И не исключено, что однажды за поворотом дороги она вдруг увидит холм, который напомнит ей о береге реки, на котором они когда-то сидели и вместе читали, – и тогда она бросится домой и напишет ему письмо обо всем, что она видела, и о том, как увиденное воскресило в ее памяти воспоминания о нем.

С тех пор, забирая почту, он всегда тщательно рассматривал каждый конверт, выискивая неровные буквы, но от Ханьвэнь больше ничего не приходило. Порой ему хотелось написать по тому адресу на конверте, однако тут же мысли его устремлялись к Мали. Письмо он сунул в ящик в кабинете – туда Мали никогда не заходит.

Сейчас он даже не знал, живет ли Ханьвэнь по-прежнему в Хэфэе. Чиновников без предупреждения переводят с места на место – последствия интриг в высших эшелонах власти, и, возможно, Ханьвэнь боялась беспокоить Итяня.

Единственным источником информации оказалась статья, появившаяся год назад в “Сынг Тао Дейли”, одной из немногих китайских газет, доступных в Америке. На статью он наткнулся неожиданно, днем в воскресенье, когда они с Мали вернулись из супермаркета. Походы по магазинам всегда утомляли Итяня, он теперь не понимал, как жил в стране, где атака на органы чувств куда сильнее людского гвалта и мельтешения, запаха тины из аквариумов с живой рыбой в американских супермаркетах. Итянь прилег на диван вздремнуть, но сперва решил полистать газету, перевернул страницу и с изумлением увидел под фотографией имя мужа Ханьвэнь. Дэн Сяопин приехал с официальным визитом в Аньхой, и в газете напечатали снимок, сделанный на кирпичной фабрике, которую он посетил. Из всех присутствующих на фото в фокусе был только Дэн Сяопин, пожимающий руку фабричному рабочему. Муж Ханьвэнь стоял дальше всех. Итянь всмотрелся в снимок, стараясь разглядеть мужчину, но тот стоял ссутулившись и как будто стремился слиться с фоном.

В письме Ханьвэнь тоже упоминала имя мужа, однако тогда это ощущение смягчалось расстоянием…

Совсем другое дело – смотреть на лицо мужчины в газете и не верить, что этот самый мужчина целовал Ханьвэнь. Итянь крепче стиснул ручку чашки с чаем, а когда позже опустил голову, то увидел, что жидкость пролилась на ковер. Потом под ковром на этом месте появилось пятно цвета мокрой земли.

* * *

Отъехав от деревни на порядочное расстояние, Итянь достал из сумки учебник, открыл на первой странице и показал таксисту конверт.

– Мне вот по этому адресу, – сказал он.

Водитель недоверчиво всмотрелся в адрес.

– А у тех, кто там живет, разве нету собственных водителей?

Неужели она стала одной из тех богатых дамочек, о которых пишут в колонках сплетен, которые разъезжают на машине с личным водителем, разгуливают с дизайнерскими сумочками на локте? И если так, смогут ли они говорить на одном языке?

– У вас бизнес, да, начальник? – Таксист затушил сигарету и выпрямился.

Итянь не ответил. На его памяти здесь, в этой стране, прежде не так пеклись о статусе и деньгах и иным образом определяли свое представление о себе самих. В те времена здесь только и говорили об идеалах и будущем страны.

Спустя полчаса они въехали в Хэфэй, где таксист высадил его возле огороженного жилого комплекса, рядом с которым поблескивало искусственное озерцо. Итянь заметил слева от ворот охранника и попытался придумать план. Возможно, если он попробует пройти через ворота как ни в чем не бывало, словно он тут живет, охранник его и не остановит. Страж у ворот выглядел старым и тщедушным, погоны словно давили на него, не давая подняться, и, судя по виду, он вряд ли набросится с кулаками.

– Вы кто? И чего вам тут надо? – рявкнул охранник, не позволив Итяню даже приблизиться к воротам.

Итянь замер. У охранника был акцент, и по некоторым горловым звукам и особым тонам Итянь понял, что охранник родом из их деревни. В такой ситуации полезнее было бы заговорить на путунхуа[8]8
  Официальный язык в КНР, в основе которого пекинское произношение.


[Закрыть], однако Итянь намеренно выбрал родной говор.

– Я пришел к Тянь Ханьвэнь. Она же здесь живет, верно?

Если охранник и узнал говор, то ничем этого не выдал. С явной неохотой он скрылся в будке и вернулся со списком в руках.

– Она не предупреждала, что сегодня кого-то ждет.

Значит, она действительно живет в одном из домов за этими воротами! Осознание это словно ударило Итяня под дых. Приехать по этому адресу было несложно, ведь на самом-то деле он не верил, что найдет ее тут. Адрес – обычная точка на карте, незнакомая и далекая, дом, в который входишь и… что дальше?

– Она не знала, что я приду, – сказал он.

– Тогда возвращайтесь и предупредите ее, чтобы встретила вас у ворот. Пускай сама за вами выйдет.

– У меня нет ее телефона, а сюда я всего на несколько дней приехал… – Итянь запнулся. Его слова звучали еще подозрительнее, чем раньше. – Вы же из деревни Тан, верно?

– Даже если, то что?

– Я тоже! Мы земляки.

– Я вас там никогда не видал, – сказал охранник.

– Ну и я тоже вас не встречал.

– Мы с родителями переехали, когда я совсем молодой был. Но я туда постоянно на Новый год езжу – дядьев и теток навещаю. Так что если б вы и правда были из деревни Тан, я бы вас встречал.

– Если я вру, то откуда у меня такой говор?

Охранник задумался. Говор в их деревне слегка отличался от диалектов других деревень, и за сотни лет различия эти лишь укрепились. Даже в деревнях Байцзя и Пять Рощ говорили не так, как в их деревне Тан. Временами Итяня забавляло, что в стране, где он сейчас живет, порой не слышат разницы между китайским и корейским языком.

– Ну допустим, вы из деревни Тан. Здесь-то вам что надо?

– Я вам уже сказал. Я пришел к Тянь Ханьвэнь.

Охранник уставился куда-то за спину Итяню, на ряды ровно подстриженных кустов. Итянь тотчас же понял его намерения: охранник решил сделать вид, будто Итяня тут нет. Тогда у того просто не останется иного выхода, кроме как смириться и уйти.

Итянь уныло смотрел на густые низкорослые деревья за воротами. Домов не видно, значит, они невысокие, непохожие на многоквартирные высотки, которыми застроены другие районы города. А ведь сейчас Ханьвэнь совсем рядом. Можно перемахнуть через ограду и бежать по посыпанной гравием тропинке, пока он не найдет ее дом. Он постучится в дверь, она откроет, и по улыбке, с которой она ответит ему, охранник поймет, что все в порядке.

С отчаяньем – он и сам это слышал – Итянь проговорил:

– Пожалуйста, я ничего плохого не сделаю. И я ваш земляк. Меня зовут Тан Итянь.

– Откуда вы знаете Тан Итяня? – Глаза охранника впились в его лицо. – Вы Тан Итянь?! Быть того не может!

Итянь достал свидетельство о регистрации и показал охраннику, и тот вдруг расплылся в улыбке. Он схватил Итяня за руку, шагнул к нему вплотную, похлопал по спине.

– Что ж вы раньше-то не сказали? Моя мать только про вас и твердит. Мол, вы такой умный и в Америку уехали. А познакомились мы вот тут! Удивительно, да?

Охранник со смехом принялся перечислять все знакомые им обоим места и людей.

– Значит, вам известно, где живут мои мать с отцом, верно? – спросил Итянь. – И обмануть вас у меня не получится, так?

– Ну да, наверное… Если меня спросят… Если что-то пойдет не так, то я скажу, где ваш дом, и тогда вас найдут.

– Именно. Если что-то случится, вы знаете, где я живу. Просто передайте Тянь Ханьвэнь, что к ней пришел Тан Итянь и что ему нужна помощь. Мы с ней старые друзья, мое имя ей знакомо.

Охранник взял ключи, запер ворота и пообещал Итяню скоро вернуться. Он прошел несколько шагов и обернулся:

– Но между вами и госпожой Тянь ничего нет, правда ведь? Ее муж не будет потом со мной разбираться?

– Нет-нет, ну разумеется, нет.

Итянь обрывал с куста листья, когда за воротами послышались голоса. Теперь их было два: охранник спрашивал, а женский голос отвечал. Итянь глубоко вдохнул.

– Господин Тан Итянь, я ее привел, – сказал из-за ворот охранник.

Замок щелкнул, и ворота медленно открылись. Итянь едва голову себе не свернул, однако увидел лишь молодую деревенскую девушку, лет восемнадцати, не больше.

– Тут, наверное, какая-то ошибка, – сказал он.

Девушка перевела встревоженный взгляд с охранника на Итяня.

– Он сказал, вы здесь ждете. Я что-то напутала? Госпожа Ван велела сходить за вами.

Глава 10

– Если когда-нибудь окажешься в Юньнане, непременно выпей там такой чай. – Ханьвэнь открыла маленькую жестяную коробочку и протянула ему.

Итянь, наблюдавший за женщиной, пока та заваривала чай, вдохнул сильный сладкий запах хризантем.

– Обязательно. Так и сделаю, – неуверенно пообещал он.

Итянь не знал, как сказать ей, что для него путешествие в Юньнань – это нечто невозможное, что он совсем не такой, какой сделалась она – человеком, что проводит отпуск в экзотических краях, вместе с семьей, причем этот вид отдыха ей явно нравится.

Ханьвэнь так изменилась, что когда она встретила Итяня на пороге, то от удивления он почти утратил дар речи. В их молодости она отличалась той красотой, что раскрывается постепенно, с каждой их встречей лицо ее будто обретало новую черту. Теперь же красота ее бросалась в глаза, четко вылепленные черты вызывали восхищение. Короткие волосы завитками спускались на длинную шею. Пудра добавляла коже матовости, подведенные глаза словно были посажены глубже, чем раньше. Широкая розовая юбка до лодыжек смотрелась так элегантно, что Итянь задумался, не переоделась ли Ханьвэнь, пока горничная бегала за ним, или же она даже дома одевается с таким изяществом? Мали предпочитала удобную, мягкую одежду и по утрам доставала из шкафа первое, что попадется под руку.

Ханьвэнь подвела его к сияющему полировкой столику, стоявшему в небольшой нише в гостиной. По китайским стандартам эта двухуровневая квартира в доме на две семьи считалась огромной. В молодости Итянь полагал, что те, у кого есть деньги, живут в городе, в квартирах, набитых предметами, которые свидетельствуют о благосостоянии их владельца. Позже, в Америке, он обнаружил, что богатым больше нравятся отдельные дома подальше от города. “Как, наверное, там красиво и спокойно”, – восхищались коллеги, когда он рассказывал им о местах, где прошло его детство. “Наверняка издеваются”, – думал он.

Дом Ханьвэнь представлял собой гибрид обеих культур. Приставные столики в гостиной были декорированы огромными нефритовыми кустами салата и пекинской капусты, стеклянные канделябры позвякивали, на потолке лепнина, как в Европе. Итяню сделалось не по себе, как в тот вечер, когда декан их факультета пригласил его на вечеринку в свой большой дом на склоне холма. Тогда Итянь никак не мог избавиться от ощущения собственного тела – его пальцы на бокале вина вспотели, он не знал, в какой руке держать нож, а в какой вилку. Мали же непринужденно болтала, нисколько не смущаясь собственного акцента, хотя каждый раз, когда она заговаривала, Итянь вздрагивал. С той вечеринки Мали ушла, пообещав жене декана посещать вместе с ней занятия аэробикой. Если Мали чувствовала себя как рыба в воде на той вечеринке, то Ханьвэнь с такой же непринужденностью вела себя здесь.

– Не верится, что ты живешь в таком месте, – сказал он.

– Да ты же американец. У вас там такое, наверное, на каждом шагу, – ответила она.

Взяв длинными пальцами щипцы, она ухватила ими нагретые кипятком чайные чашки. Ее слова будто добавили ему значимости.

– Я в Америке живу совсем иначе, – возразил он. – Все думают, что жизнь у меня словно сказка, а я все эти годы учился в аспирантуре, жил почти в нищете.

Даже реши он притвориться – с Ханьвэнь это было бессмысленно. Она слишком хорошо его знала, чтобы не распознать ложь.

Ханьвэнь поставила чашки и посмотрела на Итяня, впервые за все время их встречи по-настоящему посмотрела на него. Когда она снова заговорила, в ее лице он заметил прежнюю решительность, желание, чтобы ее поняли.

– Ты, похоже, просто очень надолго уехал. И не замечаешь, как мы на тебя смотрим. Не замечаешь нашего восхищения.

– Может, так и есть. Я, наверное, эгоистично сужу.

– Я не в этом смысле. – В ее глазах снова мелькнула растерянность. Ханьвэнь протянула ему чашку чая. – Ладно, неважно. Удивительно, что ты здесь. Я все думала, навестишь ты меня, когда приедешь, или нет, но всегда думала, что ты слишком занят, ведь тебе надо родных повидать.

– На самом деле, – Итянь сглотнул, – я первый раз в Аньхой вернулся.

– В первый раз? За какое время?

Число “пятнадцать” далось ему с трудом. Он старательно вел счет времени, но лишь сейчас, вглядываясь в черты ее по-прежнему молодого лица, подумал, что этих лет будто бы и не было.

– У тебя в Америке, наверное, насыщенная жизнь. Значит, ты в аспирантуре учился.

Когда Итянь упомянул, что изучал математику, Ханьвэнь перебила:

– А ведь этот предмет ты больше всех остальных не любил, верно? Или я ошибаюсь?

– В университете меня заставили заниматься математикой, – объяснил он, точно она сама того не знала.

Неужели она забыла, как в самом начале их знакомства помогала ему зубрить все эти формулы – там, на холме.

– И выяснилось, что я не такой безнадежный, как казалось. Вообще-то в математике я поднаторел.

– Меня это не удивляет. Тебе учеба легко давалась. Я всегда знала, что ты чего-нибудь достигнешь. – Ханьвэнь похвалила его без улыбки, слова ее свидетельствовали лишь о хорошо усвоенной вежливости. – У тебя есть дети? – спросила она.

– Нет.

– Это хорошо. Больше времени на себя – по крайней мере, сейчас. А чем твоя жена занимается?

К собственному стыду, Итянь понял, что говорить о Мали не хочет.

– Недвижимостью.

– Ой, это, похоже, неплохая работа. Здесь недвижимость – дело очень прибыльное. Все богатые тут заработали на недвижимости.

Ханьвэнь говорила о богатых так, словно она сама – не одна из них. Итянь не сомневался, что она представляет себе какие-нибудь роскошные небоскребы или сверкающие виллы, совсем не похожие на крохотные квартирки, которые Мали с миссис Сюзанной продавали молодым семьям.

– А ты работаешь? – спросил Итянь.

– Нет. Надобности нет.

Ответила она без смущения. Итянь посмотрел на темную деревянную столешницу и покрутил чашку с чаем. Ему не верилось, что темы для разговоров так быстро закончились. Их встречу он представлял себе много лет, однако и не подозревал, насколько мало им есть что сказать друг другу. Ханьвэнь позвала горничную и попросила принести еще воды, хотя чайник был почти полон, а их маленькие чашечки вмещали совсем немного чая.

– Какая молоденькая, – сказал Итянь первое, что пришло ему в голову.

– Ей двадцать. Старше, чем мы, когда работали в поле.

– Ты бы кому-нибудь такое пожелала? – спросил он.

– Думаю, эта история уже позади. – Ханьвэнь взглянула на потолок и продолжила так тихо, что Итяню почудилось, будто в ее голосе он слышит неуверенность: – Наверное, это были самые лучшие, самые счастливые годы в моей жизни.

– И в моей, – сказал он.

В конце концов, она все же призналась, что в ее памяти время, проведенное с ним вместе, не затмили более поздние воспоминания, роскошные и сияющие. Итянь был не уверен, что Ханьвэнь говорит искренне, но тут она улыбнулась, впервые с момента их встречи улыбнулась по-настоящему.

– Правда? Помнишь, как ты жаловалась, что у тебя вечно болячки от работы?

– Я так говорила, чтобы тебе не обидно было.

– Мне?

Она взмахнула руками и изобразила, будто бы бьет по собственной ноге мотыгой и ахает от удивления.

Ее накрашенные помадой губы растянулись в улыбке, она рассмеялась, а следом и он, и неловкость внезапно исчезла. Они смеялись громко и заразительно, смех встряхнул напряженные руки и ноги Итяня. Горничная, появившаяся с термосом, смотрела на них настороженно – настолько стремительно изменилась атмосфера в гостиной.

Ханьвэнь дождалась, когда девушка уйдет, но сейчас даже молчание стало иным – расслабленным и полным возможностей.

– А вообще, ты прав, – сказала она, – было тяжко. Спасибо, что напомнил. Я слишком долго прожила в городе, вдали от этого, и, похоже, в памяти осталось только хорошее.

– Вот и я тоже.

Он отхлебнул горячего, согревающего чая. Итянь успокоился и заговорил искренне:

– Помню лишь, как красиво в деревне, а как урчало у нас в животах и как скудно мы питались, забыл. Но даже если и вспоминаю, то все это больше не кажется мне таким ужасным.

– Да, понимаю. Вроде как страдания, но приятные, да?

Он кивнул.

– И пускай память у меня такая однобокая – какая разница? Жизнь так быстро меняется. Хэфэй совсем не такой, как пятнадцать лет назад. Даже моя деревня – там изменения пока не настолько заметны, но когда я туда приехал, мне почудилось, будто она на пороге перемен. Словно я сейчас отвернусь на секундочку, а потом повернусь – и все-все другое. Но я так и не понял, в чем дело. Может, это я сам изменился.

– Расскажи, что ты еще заметил. Ведь сама я ничего не замечаю, потому что все происходит прямо у меня под носом. – Она нетерпеливо смотрела на него.

В голову приходили одни лишь банальности, факты, которые приводятся в энциклопедических статьях о Китае. Итянь помолчал, а потом все же заговорил:

– Когда я только приехал в Америку, я чаще всего думал, как же там одиноко. Люди сидят в машинах или домах, все отделены друг от друга. По улицам никто не гуляет, соседей никто толком не знает. В доме, даже когда вся семья в сборе, всегда тихо. Никого не слышно. Совсем не похоже на нашу деревню. Такое ощущение, будто кроме тебя в мире никого и не существует. Когда я учился водить, остановился на светофоре и понял, что дальше я ехать не смогу. Что вот-вот попаду в неприятную ситуацию. Сидел в машине, вцепившись вспотевшими руками в руль. И чтобы хоть как-то отвлечься, посмотрел по сторонам. В машине рядом плакала девушка. Такая молодая и красивая – отчего бы ей плакать? Может, у нее кто-то из родителей умер или она с парнем поссорилась? Но девушка меня не замечала. Потом сзади мне начали сигналить, потому что зажегся зеленый свет…

Итянь посмотрел на Ханьвэнь, чтобы удостовериться, что та слушает. Он боялся, что его рассказ звучит бессмысленно, но она, сосредоточенно сжав губы, слушала.

– Я потом еще долго не мог эту картину из головы выкинуть. Думал, что, наверное, стал свидетелем одного из самых грустных моментов в ее жизни. И при этом девушка была совсем одна. Мне казалось, что в нашей деревне такого не случилось бы. Люди там не плачут в одиночестве. Кто-нибудь непременно услышит и подойдет. Но несколько дней назад я вернулся в деревню и засомневался, что там и сейчас так. Теперь двери в домах закрыты, на многих дверных кольцах слой пыли – значит, в дом никто давно не заходил. Люди переезжают в города и обратно уже не возвращаются. Остаются лишь такие, как моя мать, – те, кто в большом городе не выжил бы. И я подумал, что войди я сейчас в один из этих домов и заплачь, как та девушка, никто ведь и не заметит. Пришлось напомнить себе, что как раз поэтому нам так хотелось уехать оттуда. Верно ведь? – Он помолчал. – И того, что случилось с Ишоу, сейчас не произошло бы.

Ее плечи чуть дернулись, и Итянь подумал было, что она вот-вот протянет к нему руки.

– Да, не случилось бы, – согласилась наконец она.

– Сейчас у нас всему найдутся названия, – сказал он.

Имя брата, которое Итянь так долго не произносил, будто прилипло к губам. С Мали он никогда не говорил про Ишоу.

– Я вечно не знала, как тебя успокоить. Никогда у меня подходящих слов не находилось. А потом, когда я вернулась в Шанхай, поняла, что можно было вообще ничего не говорить. Все равно не помогло бы.

Ее слова откликнулись в нем теплом, но одновременно его кольнула досада: за все эти годы у нее накопились собственные переживания, о которых он не знал и которые превратили ее в ту женщину, что сейчас сидит перед ним.

– Ты сделала все…

– Ма! Ма! – Из коридора донесся детский крик, и Итянь умолк.

В комнату стремительно влетел мальчик, чуть не врезавшись в стол. Ростом он едва доставал до столешницы. Следом появилась пожилая женщина. Она наклонилась и схватила мальчугана за руку:

– Я же тебе сказала, Ма занята, у нее гость!

– Но я хотел, чтобы Ма посмотрела! – Он бросил на стол листок бумаги, исчерченный красными и зелеными полосками. – Смотри, радуга!

– Пойдем же. – Старушка тянула мальчика за руку, но не сводила взгляда с Итяня.

– Мама, это Тан Итянь. Мой старый друг еще по тем временам, когда я в деревне работала. Итянь, это мои мама и сын.

– Ханьвэнь рассказывала про вас – правда, много лет назад, – сказал Итянь и тотчас же пожалел об этом.

Брови матери поползли вверх:

– Правда?

– Ма, – быстро проговорила Ханьвэнь, – отведешь Юньюаня в его комнату?

– Давай, пошли же, – сказала мать, а потом, обращаясь к Ханьвэнь, добавила: – Не забудь, тебе на ужин скоро ехать. Приятно познакомиться. – Она смерила Итяня взглядом и удалилась.

Когда он снова посмотрел на Ханьвэнь, она опять замкнулась. Она глянула на часы:

– Мама права. Мне скоро на ужин ехать.

Ему почудилось или в ее голосе он действительно уловил нотку сожаления? Неужели она предпочла бы остаться с ним и продолжать разговор?

– Ты надолго приехал? – спросила она. – Может, еще раз встретимся?

– Да… На самом деле я приехал, потому что хотел попросить тебя о помощи.

– Ага, значит, ты с просьбой? – Ее брови взлетели вверх, и Итянь поспешно проговорил:

– Не совсем…

– Да я шучу, – перебила она его, но без прежней радости в глазах.

– У меня кое-что случилось. В семье. – Он запнулся.

За последние полчаса радостное удивление от их встречи вытеснило у него из груди тягостный страх. Но сейчас тот вдруг вернулся, оглушительный и даже более болезненный, чем прежде, словно разъяренный из-за того, что о нем на миг забыли.

– То есть… мой отец пропал. Восемь дней назад. Ушел из дома, а куда, никто не знает.

Она засыпала его вопросами. Восемь дней? Что говорят полицейские? Пока ничего не выяснили? А к другим представителям власти он обращался? Она задавала вопросы быстро и напористо, Итяня это обнадежило. Он вспомнил, с какой строгой методичностью Ханьвэнь разбирала каждую прочитанную книгу. Когда они встречались, она непременно приносила с собой блокнот, куда переписывала важные для нее цитаты. Рядом с ней он всегда чувствовал себя размазней, но зато уверенно.

Он рассказал о том, как ходил в полицию.

– В маленьких городках полно таких чиновников, – сказала она, – за каждую мелочь взятки вымогают. Хотя обычно провернуть такое с иностранцем у них смелости не хватает. Тебе смельчак попался. К моему мужу тоже много просителей приходит.

– Прости. Я бы не стал обращаться к тебе, если бы…

– Нет-нет, я не в этом смысле. Я попрошу его помочь, разумеется. Он поговорит с начальником полиции здесь, в городе, и тогда они разошлют приказ полицейским по региону. У тебя есть фотография или описание внешности? Если он еще в Аньхое, мы его обязательно найдем.

Итянь достал фотографию отца, но замешкался. Хотя человека на снимке, такого невероятно молодого, почти ничего не связывало с отцом, эта фотография была единственным его изображением. Словно почувствовав тревогу, Ханьвэнь мягко проговорила:

– Я попрошу их сделать копию, а фото вернуть тебе, хорошо?

Когда он упомянул про казармы и про то, что собирается съездить туда, она сказала:

– Не надо. Ты же не знаешь, к кому там обратиться. Я попрошу мужа связаться с теми, кто там сейчас.

Оттого что просить не пришлось, Итяню стало легче: он лишь упомянул о сложностях, и Ханьвэнь поняла, чем ему помочь. Ее полная уверенность в этом мире, в том, что она способна повлиять на него, – этого качества прежде в ней не было, а у самого Итяня не было и тогда, и сейчас. Он снова ощутил прилив былой нежности, однако в следующую секунду Ханьвэнь поднялась и сказала, что ей и правда пора. Они с мужем собрались на ужин, и она не хочет, чтобы муж долго ее ждал.

* * *

Несмотря на его возражения, Ханьвэнь вызвала для него машину и попросила оставаться в Хэфэе, пока они ждут новостей от ее мужа.

– Вот мой номер телефона. Как только я что-нибудь выясню, сразу тебе позвоню. А водителя сейчас попрошу отвезти тебя в хороший отель, – сказала она.

– Не надо, номер в отеле я уже забронировал. Не волнуйся.

Она взглянула на старую спортивную сумку у него на плече и явно не поверила, но Итянь уперся. Если он поедет в отель, который предложит Ханьвэнь, то она будет настаивать, чтобы и за отель заплатить, и тогда, согласно правилам приличия, им предстоит долгий спор о том, кто платит. А омрачать их встречу вежливыми и лицемерными спорами ему не хотелось.

Прибыла машина, Итянь шагнул к Ханьвэнь и обнял ее. Свою ошибку он осознал, лишь когда понял, что она на его объятие не отвечает. Ее тело напряглось, и он быстро отступил:

– Ох, прости.

Для Итяня этот жест был давно уже естественен – по американским меркам, самый обычный в такой ситуации, однако он заметил, насколько ей стало не по себе. Ближе он к ней никогда еще не подходил. Чуть покачнувшись на тонких каблуках, Ханьвэнь отступила назад.

– Ну, пока, – попрощался Итянь и нырнул в машину.

Он попросил водителя отвезти его в какой-нибудь отель подешевле и только потом пожалел об этом. Сработала его приобретенная в Америке привычка экономить на всем подряд, хотя здесь он вполне мог себе позволить что-нибудь подороже. В номере отеля висел затхло-уксусный запах, а на полу возле кровати темнело продолговатое пятно, и, чтобы не наступать на него, Итянь ногой отодвинул ковер в сторону. Несмотря на то что с самого приезда он почти не спал, заснуть никак не получалось. Словно покрытые тонкой полиэтиленовой пленкой, простыни на гостиничной кровати скользили и липли к коже. Поворочавшись под одеялом, Итянь встал и спустился к стойке администратора.

– Международный звонок? – переспросила администратор. – Вы в курсе, что это дорого, так? Тогда платите заранее.

Она покрутила в руках телефон, проверила соединение и вытащила из набитого всяким барахлом ящика телефонную карточку.

А затем в трубке вдруг удивительным образом раздался голос.

– Алло? – Мали говорила неразборчиво, медленно, словно это и не она вовсе.

Итянь взглянул на часы на потрескавшейся стене и вычел несколько часов.

– Прости, я забыл время проверить.

– Ничего, все равно пора вставать. Как там у тебя дела? Есть новости?