Текст книги "Пропавшая невеста"

Белла Эллис
Пропавшая невеста

Bella Ellis

The Vanished Bride

© Екимова Н.В., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

 
Порой сердца переполняют
Надежды, тайные мечты;
Когда секрет их раскрывают,
Не остается красоты[1]1
  Перевод Фриды Шутман.


[Закрыть].
 

Шарлотта Бронте, «Вечерние утехи».

Дом пастора в Хоэрте, декабрь 1851

Плотнее закутавшись в шаль, Шарлотта передвинула подставку для письма и вновь обмакнула перо в чернила. Но, как это случалось уже не раз, рука зависла над чистым листом, словно писать было немыслимо в лишенном радости доме.

Стояла тишина, даже огонь в камине горел бесшумно и тускло. Папа́ был у себя в кабинете, как и почти всегда в последние дни. Табби с Мартой ушли на кухню запереть окна и двери на ночь, хотя часы на лестнице показывали всего семь. Темнота уже навалилась на маленький дом снаружи и со скрипом терлась тяжелой шкурой о стекла. В трубе громко выл ветер, но Шарлотта слышала лишь молчание. Чувствовала лишь пустоту. Знала лишь утрату.

Любимого пса Эмили, Кипера, тоже не было, никто не нарушал тишину сопением и лаем, не тянул Шарлотту зубами за подол. Зато она больше не видела его глаз, когда пес, услышав, что открывается дверь, смотрел на нее с мольбой и надеждой – вдруг войдет хозяйка; да и сама Шарлотта, почувствовав свежую струю воздуха из передней, не оживлялась, зная: Эмили не вернется с прогулки по пустоши. О, как ей не хватало их былого товарищества и поддержки, которые, как казалось раньше, будут с ней всегда!

Как недавно и в то же время неизмеримо давно кончилось то время, когда она делила с сестрами и братом не только отцовский кров, стол, но и всю жизнь. Здесь они говорили, писали, любили и раздражали друг друга так неистово, что весь мир, казалось, почтительно отступил, ожидая, когда же они насытятся обществом друг друга.

Здесь они смеялись и спорили, пока Шарлотта писала «Джейн Эйр», а ее сестры – свои романы, и никто не догадывался тогда, какие бури и невзгоды ворвутся вскоре в их скромную, незаметную жизнь. Теперь, когда Эмили, Энн и Бренуэлл отошли в лучший мир, существование в одиночестве стало для Шарлотты обузой.

И все же…

Уголки рта Шарлотты изогнулись в слабом подобии улыбки, когда она стала вспоминать приключения, которые выпали на их долю, тайны, которые они раскрыли, и секреты, которые они сохранили.

По обе стороны океана, в светских гостиных Лондона и на званых вечерах Нью-Йорка, только и разговоров было, что об «этих сестрах Бронте», которые осмелились показать в своих романах таких страстных и гордых героинь. Сначала многие усомнились, что так писать о женщинах могли мужчины, позже, когда псевдонимы были раскрыты, другие наотрез отказались верить в то, что авторами этих книг были женщины, ибо что могут они знать, тем паче рассказать о жестокости и беспросветном мраке?

В который уже раз Шарлотта улыбнулась, думая о том, как мало знали о них эти люди. Как далеки от истины были их представления о ней и ее сестрах.

Сестры и брат умерли. И никто не знал их так, как Шарлотта. Ни одно воспоминание обо всем страшном и необычном, свидетелями чего им довелось стать, не было доверено бумаге, а письма, которые могли бы пролить свет на их приключения в поисках тайны и ключа к ней, Шарлотта своими руками предала огню, все до единого.

И когда, по бесконечной милости Создателя, Шарлотта отправится на встречу с сестрами и братом, все произошедшее с ними в то волнительное и славное время – последние годы, которые они провели вместе, – умрет с нею. Никто никогда не узнает об их приключениях. О том, что за тонким стеклом, дрожавшим в оконной раме при каждом порыве ветра, она видела все человечество, которое мчалось вперед со скоростью урагана, увлекаемое вихрями жизни и смерти. И все его тайны, даже самые мрачные, были перед ней как на ладони, главное – знать, куда смотреть.

Чуть заметно улыбнувшись, Шарлотта поднесла к бумаге перо, вновь готовое к сотворению мира из чернил, и подумала, что не было на свете человека, который прожил бы такую богатую приключениями и опасностями жизнь, как они – три сестры из безвестной деревни посреди продутой ветрами, дикой вересковой пустоши.

Такова их тайна, которая никогда не будет раскрыта и навсегда сохранит свою прелесть.

Пролог

Сначала Матильда Френч увидела вот что: из-под двери в коридор медленно текла густая темная жидкость, и ее было много. Озадаченно поглядев на нее, девушка почувствовала запах железа, как в тот день, когда умерла мать, и она поняла – это кровь.

Матильда не завизжала и не потеряла сознание, сделав такое неожиданное и страшное открытие в предутренней сонной тишине – нет, она застыла, потрясенная. А после, словно под действием месмерической силы, протянула руку к двери и, как всегда, дважды постучала в нее костяшками пальцев.

– Мадам? – Подошвы ее туфель щелкали по липким половицам, коридор был темен, в углах затаились тени. Голос изменил девушке, и она шепотом задала вопрос, бессмысленный перед лицом открывшегося ужаса: – Миссис Честер, у вас ничего не случилось?

Девушка толчком распахнула дверь и увидела пустую комнату, где не было ни следа хозяйки, зато крови столько, что у Матильды невольно захватило дух: как бы не захлебнуться.

Когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела, что кровать хозяйки пуста, а постель от подушки до изножья залита чем-то похожим на чернила: словно огромная бабочка опустилась на середину и распростерла чудовищные крылья по краям.

Дрожа и все еще задерживая дыхание, Мэтти прошла через комнату к окну, где раздвинула тяжелые портьеры, щелкнула задвижкой, впуская в комнату холодный сырой воздух, и лишь тогда сделала судорожный вдох. Первый робкий свет раннего утра просочился в комнату, когда Мэтти нашла в себе силы повернуться лицом к пустой постели, и очевидность открылась ей во всей своей ужасающей наготе.

Здесь произошло убийство.

Глава 1. Шарлотта

Хоэрт, 1845

– Эмили, не стой здесь, – со смехом воскликнула Шарлотта, врезавшись в спину рослой сестры, которая так глубоко ушла в свои мысли, что сама не заметила, как остановилась. – Нашла время!

В последние недели у них троих вошло в привычку ходить вокруг маленького обеденного стола, вслух проговаривая свои мысли, прядя ниточку каждая своего замысла, покуда им не начинало казаться, что слова повисают у них над головой в облаке дыма от камина, освещенные его пламенем.

Название «столовая» было слишком торжественным для этой комнаты: и без того узкая, она стала совсем тесной, когда сюда внесли нарядный круглый стол и потертый черный диван. Обои выбирала Шарлотта, она же повесила над диваном портрет своего героя, адмирала Нельсона: надменно приподняв аристократический нос, он смотрел на них сверху вниз и хотя с пренебрежением, но все же наблюдал за их жизнью.

– Шарлотта, я тут подумала… – Эмили повернула голову и взглянула на сестру чудными серо-голубыми глазами, которым та всегда завидовала. – Да, это хорошая мысль, даже отличная, дай-ка я ее запишу, пока не забыла. Пусти. – Отодвинув стул, она села и склонилась над листами бумаги, лежавшими как раз на букве «Э», которую сама Эмили, еще совсем малышкой, вырезала в столешнице красного дерева. Другой отец непременно высек бы дочь за такой проступок, подумала Шарлотта и вспомнила, как сестра, сообразив, что натворила, целое утро прикрывала ладошкой испорченное место. Но им повезло: их папа увлеченно учил своих детей, развивал в них наклонности к творчеству, и потому поцарапанный стол оказался для него сущим пустяком в сравнении с тем, что его дочь пишет свои первые буквы.

Сдерживая улыбку, Шарлотта и Энн переглянулись и снова пошли вокруг стола, причем за ними увязалась любимица младшей, собачка Флосси. Тем временем Эмили, нетерпеливо скрипя пером, поверяла свои мысли бумаге с такой же страстью, с какой делала в жизни все. В камине весело потрескивал огонь, а за окнами пасторского дома поливал дождь, да так, что капли барабанили в стекло, будто кто-то бросал в него галькой, пригоршню за пригоршней. Ниже по склону холма съежился на жестоком ветру Хоэрт.

Стояло обычное йоркширское лето.

– Ничего сегодня не выходит, – разочарованно вздохнула Шарлотта, подошла к окну и стала глядеть на разбросанные по склону могильные камни – те так накренились вперед, в сторону церкви и деревни, словно их толкали мертвецы, торопясь выбраться из-под них и вернуться домой. – Голова, как чистая страница, такая же пустая и бессодержательная. Точнее, содержимое в ней есть, но это все чувства, а они мешают мысли. Пары приличных строк, и то не сочинить.

– Ну так научись думать чувствами, – бессвязно бросила Эмили, пока ее перо плясало по бумаге, оставляя на ней корявые, испещренные кляксами строки, которые неизменно приводили в отчаяние аккуратную Шарлотту. Зато Эмили непринужденно заполняла своими стихами целые тетради, ревниво храня их от всех. Больше всего она писала о Гондале, фантастическом королевстве, которое они с Энн придумывали в детстве, когда Бренуэлл и Шарлотта создавали свою Ангрию. Шарлотту особенно поражало страстное упорство сестры, продолжавшей жить в выдуманном мире, хотя Бренуэлл, Шарлотта и даже Энн уже давно оставили позади детские сказки. Куда бы ни отправилась Эмили, вокруг нее тотчас возникал Гондал, жители которого значили для нее не меньше, чем люди из плоти и крови, с сердцами, бьющимися в груди. Больше того, всякое столкновение с неизбежными требованиями повседневности Эмили рассматривала как большое неудобство. Ее воображение было ее свободой, с завистью понимала Шарлотта, сожалея о собственной неспособности оставить заботы бренного мира и целиком уйти туда, где все совершается по ее воле. Туда, где никто не разбил бы ей сердце.

– Садись, отдохни. – Рука Энн скользнула под локоть Шарлотты – малышка точно знала, о чем, вернее, о ком грустит старшая сестра, хотя и ни за что не осмелилась бы произнести его имя вслух, так же как Шарлотта никогда не осмелилась бы его назвать. Но каждый ее лишенный упругости шаг, каждое движение и взгляд, – все выдавало ее потерю и тоску по тому, с кем она не могла быть. – Займись чем-нибудь, что тебя развлечет: почитай книгу или вот лондонскую «Таймс», – номер совсем свежий, всего двухдневный, и в нем есть любопытная статья о новой профессии «детектив», который решает преступные загадки.

– Наверное, ты права, Энн, – кивнула Шарлотта, опускаясь на стул напротив Эмили. – У меня действительно есть несколько писем, которые требуют ответа.

Шарлотта думала о последнем письме своему бывшему наставнику, месье Эгеру: она вложила в него всю себя – и душу, и тело. Но он не ответил. Напрасно она живописала мучения своего разбитого сердца, напрасно молила хотя бы о крохе сострадания – он не ответил. Да и как он мог? Ведь он человек женатый. Но все же… Закрыв глаза, Шарлотта сосредоточилась на душевной боли, готовой в любую секунду выплеснуться наружу, представила ее в виде листа бумаги, мысленно сложила его в несколько раз, затем расправила, вновь сложила, так что он стал крохотным, как те игрушечные книжки, какие они делали в детстве, и засунула его в щель между кирпичами непробиваемого спокойствия, стеной из которых она окружила себя в последнее время. Если бы она этого не сделала, несчастье поглотило бы ее целиком, задушило бы ее. Так она находила в себе силы терпеть ту боль, которую доставляла ей безответная любовь, и выносить безразличное молчание возлюбленного.

– Держитесь крепче, сестренки. – Дверь распахнулась, и в комнату шагнул Бренуэлл, а с ним и ненастный вечер – капли дождя стекали по носу брата, красно-рыжие волосы прилипли к бледной коже, одежда распространяла крепкий запах пива и табачного дыма. – Бросайте свою глупую девчачью болтовню и готовьтесь выслушать ужасающую весть!

– Что, в «Быке» наконец-то кончился джин? – Эмили окинула брата взглядом, когда тот опустился рядом с ней на стул и встряхнулся, точно мокрый пес.

– До Хоэрта дошел слух о том, что совершилось убийство. – При этих словах глаза Бренуэлла сверкнули кровожадным восторгом. – Мне рассказал об этом парень, который разливает в «Быке» пиво, а ему рассказал возчик, который доставляет эль в гостиницу в Арунтоне: там, поблизости, все и случилось. Вчера всего в нескольких шагах от нашей с вами двери было совершено страшное, кровавое преступление. Преступник скрылся с телом, ни больше ни меньше, и, возможно, прямо сейчас крадется в темноте у нас под окнами.

– С мертвым телом в обнимку? – нахмурилась Эмили. – Не слишком удобно красться, когда на тебе висит труп.

– В Арунтоне? Боже мой! – воскликнула Энн и вскинула руку к горлу. – Как страшно знать, что совсем рядом творятся подобные жестокости.

– Милый Бренуэлл, будет лучше, если ты станешь придерживаться фактов, а не стараться напугать нас до полной потери соображения, – осадила брата Шарлотта. – Кто же стал жертвой?

– Некая Элизабет Честер, супруга Роберта Честера из Честер Грейндж. – Бренуэлл откинулся на спинку стула. – По крайней мере, так предполагают.

– Что значит «предполагают»? – раздраженно набросилась на него Шарлотта. – Бедная леди либо жива, либо убита – никакой середины тут просто не может быть.

– И вот тут, дорогая Шарлота, ты как раз ошибаешься. – Бренуэлл погрозил ей пальцем. – Ибо в ранние часы сегодняшнего утра в спальню второй миссис Честер вошли и обнаружили там море крови и никаких следов ни хозяйки, ни ее бренных останков. Конечно, предполагают, что это ее кровь, но наверняка ничего сказать нельзя, поскольку иных следов леди не оставила. А ведь она всего год как вышла замуж.

– Как ужасно, – сказала Энн. – То есть ее взяли и унесли? Какой кошмар!

– Как интересно, – добавила Эмили, ее глаза блеснули. Шарлотта еще не знала, ужасаться ей, как делала Энн, или не скрывать любопытства, как Эмили, когда ее посетила страшная мысль.

– Честер Грейндж! – Она схватила Эмили за руку. – Это тот дом, куда устроилась гувернанткой наша подруга по несчастью, Матильда Френч! Ты ведь помнишь Мэтти, Эмили, – ту девочку, которая была с нами в Кован Бридж, пока папа не забрал нас оттуда, и с тех пор мы с ней переписываемся. Господи, уж не она ли обнаружила следы преступления?

– Матильда – милая, робкая, почти без способностей, – да, я ее помню, – сказала Эмили, откладывая перо. – Представляю, каково это – проснуться и обнаружить, что, пока ты мирно спала в своей постели, убийца с ножом крался по коридорам и, может быть, под самой твоей дверью! Действительно страшно.

Но, судя по ее виду, Эмили ничуть не испугалась.

– Положим, нож ты придумала только что, – сказала Шарлотта, устремляя глаза к потолку. – Но все равно, бедная Мэтти. Она с этим не справится, я уверена, не справится. Надо немедленно ей написать.

Взявшись за перо, Шарлотта на мгновение замешкалась и тут же ощутила приятную дрожь предвкушения: в ее голове сложился план.

– Нет, я поступлю лучше. Я не буду писать, а поеду к ней, прямо с утра.

– Я с тобой, – сказала Эмили. – Мне всегда была так симпатична эта бедняжка Марта Френч.

– Матильда, дорогая, – поправила сестру Шарлотта. – До Честер Грейндж час ходьбы, если идти через холмы напрямую. Так что я буду рада любому спутнику, лишь бы этот человек не увязался за мной с единственной целью – поглазеть на чужое несчастье.

Эмили с тоской поглядела в окно, на дождь, в котором словно растворился город. Не верилось, что где-то за плотным пологом туч по-летнему ярко светит солнце.

– Хватит мне быть пленницей дождя и этого дома. Хочу на волю, и пусть я промочу ноги и даже замерзну!

Шарлотта взглянула на Энн: та сидела, сложив руки на коленях, и выглядела совершенной паинькой, какой ее и считали те, кто знал ее совсем мало. Но Шарлотта была уверена: кротость для младшей сестры – личина.

– Что ж, не могу же я отпустить вас одних, – сказала Энн. – В конце концов, кто-то ведь должен позаботиться о том, чтобы ваша затея выглядела прилично.

– Я тоже пойду, – пообещал Бренуэлл в широте душевной. – Кто-то должен защитить вас от сумасшедшего убийцы с ножом и все такое прочее.

– Ах, дорогой брат, – с легкой обидой в голосе возразила ему Энн. – Боюсь, что если дело дойдет до защиты, то скорее мы втроем прикроем тебя, чем ты станешь нам опорой. Так что, думаю, мы вполне можем обойтись без тебя.

– Ты все еще сердишься на меня, Энн? – спросил Бренуэлл так, словно с того дня, когда ей пришлось отказаться от места гувернантки в Торп Грин по причине бурного романа, который Бренуэлл, учитель рисования в том же доме, закрутил с женой хозяина миссис Робинсон, прошло не меньше тысячи лет. На самом деле брат и сестра возвратились в Хоэрт всего несколько недель назад, покрытые позором. Конечно, у Энн были основания сердиться на брата и за потерю заработка, и за тень, которая по его милости легла на репутацию всей семьи, однако Шарлотта поняла – едва взглянув на Бренуэлла, чье лицо выражало глубочайшее раскаяние и скорбь, сестра тут же пожалела о своих словах.

– Неужели это несчастное происшествие будет преследовать меня вечно? – сказал он. – Пожалуйста, прошу вас – дайте мне хотя бы на время забыть о том, что причинило мне такую боль, и сопровождать вас в вашей экспедиции, как раньше. – Он по очереди посмотрел на сестер. – Ну можно мне пойти?

– Да! – выпалила Эмили.

– Думаю, не стоит, – тут же возразила Шарлотта.

Эмили посмотрела на нее сердито, и Шарлотта сразу поняла почему. В последнее время слабость Бренуэлла к «Черному быку», да, по правде говоря, и к другим питейным заведениям Хоэрта стала куда более выраженной, чем раньше, и Эмили считала, что нужно любыми способами стараться удержать брата поближе к себе и подальше от крепкого алкоголя, хотя бы на несколько часов. Конечно, она была права, но…

– Почему? – возмутилась Эмили, взяв Бренуэлла за руку. – Что бы ни говорила Энн, мы трое – всего лишь слабые женщины, отправляющиеся на дальнюю прогулку без мужского сопровождения и защиты.

– Не помню, чтобы отсутствие мужской защиты когда-нибудь смущало тебя прежде, Эмили, – засмеялась Шарлотта и, повернувшись к Бренуэллу, мягко сказала: – Дорогой брат, не в этот раз. Если ты пойдешь с нами, то наш визит наверняка запомнится, а мы как раз не хотим привлекать к себе внимание. Так уж повелось в нашем мире, что люди всегда заметят мужчину, тем более такого красивого, как ты. Другое дело мы – три провинциальные старые девы. На нас никто и не взглянет лишний раз, а уж тем более не запомнит… Что нам сейчас как раз на руку. Может быть, втроем мы даже сумеем разгадать ужасную тайну исчезновения Элизабет Честер.

Шарлотта старательно избегала смотреть на Энн, зная, что младшая сестра внимательно следит сейчас за каждым ее словом и жестом, пытаясь понять, в какой степени ее намерение навестить Матильду Френч продиктовано заботой о подруге, а в какой – желанием отвлечься от своих бед. Ну и пусть, Шарлотта твердо решила – нельзя бросить Мэтти в беде лишь потому, что кому-то кажется, будто она затевает этот визит для собственного удовольствия.

– Что ж, – вздохнул Бренуэлл и растянулся на диване, уложив свои длинные ноги на подлокотник. – Значит, придется искать другой способ развлечь себя в ваше отсутствие, только и всего. Может, наведаюсь в «Черного быка».

– А может, лучше в церковь? – предложила Шарлотта.

– А может, «Черный бык» и есть моя церковь. – Бренуэлл усмехнулся, видя, как распахнулись от ужаса глаза сестры.

– Скажите, это на самом деле так страшно, – вмешалась Энн, отвлекая Шарлотту, – что мне приятно думать о нас троих как о невидимых дамах-детективах, отправляющихся на поиски истины? Мне кажется, что мы единственные в своем роде. Мама так нами гордилась бы.

– Детективах? – переспросила Шарлотта. – Какое любопытное слово.

– Ну да, именно так написано в той статье из «Таймс», о которой я тебя говорила. В последнее время полиция Лондона обогатилась полицейскими нового образца – умными, внимательными, вдумчивыми. Их называют детективами. Именно ими, мои дорогие сестры, мы и станем.

Глава 2. Эмили

Дом в Честер Грейндж возвышался посреди дикой пустоши, подобно древнему зверю: рогатому, колючему, едва пробудившемуся от векового сна.

Эмили влюбилась в него немедленно. Вокруг дома был разбит прекрасный террасированный сад по старинной моде, однако в последние годы Природа, видимо, решила взять свое и постаралась вернуть это рукотворное чудо в дикое состояние.

Там, где прежде зеленели подстриженные лужайки, ныне колосились дикие травы, а единственной дорогой, еще различимой среди сорняков и полевых цветов, была подъездная аллея, по которой шли теперь к дому сестры. Некогда элегантные террасы опутал вьюнок и плющ, из трещин в камне смотрели цепкие синеглазые барвинки и незабудки, так что контуры елизаветинской постройки, когда-то четкие, выглядели из-за них размытыми, словно написанными акварелью. Растения медленно удушали дом, грозя вскоре скрыть добрую половину окон.

Тем более очаровательным дом выглядел для женщины, которая привыкла встречать историю за каждым поворотом, ведь здесь тайна крылась буквально всюду – в зубцах и башенках, врезанных в низкое серебристое небо, набухшее новым дождем, в огромных валунах, разбросанных по траве так, словно когда-то они были частью иной, более величественной постройки.

Тысячи голосов прошлого еще не затихли здесь, и каждый что-то нашептывал ей. Чем ближе подходили сестры к дому, тем шире становилась улыбка предвкушавшей приключение Эмили.

– Сделай одолжение, прекрати ухмыляться, как безумная, – резко сказала Шарлотта, затянутой в перчатку рукой беря Эмили за локоть. Лицо самой Шарлотты, обрамленное модным капором, было исполнено такой серьезности и даже чопорности, что Эмили против воли улыбнулась еще шире. – Эмили, я серьезно. Это дезорганизует, в конце концов, к тому же я не уверена, что Мэтти не покоробит от такого неприкрытого восторга и любопытства. Нам надо обойти дом и найти вход для прислуги – он приведет нас в кухню, где она уже должна ждать нас. И не забывай, Эмили, – мы скромные дочери священника с хорошей репутацией. Очень тебя прошу, научись придавать этому должное значение.

Эмили дернула плечом и пошла следом за сестрой, проявляя в целом несколько больше энтузиазма, чем пристало в сложившихся обстоятельствах.

Сзади дом выглядел таким же ветхим, как и спереди, но на скамье у кухонной двери, низко склонив голову и глядя на переплетенные пальцы, уже сидела Мэтти. Что она делала – молилась или просто думала, – Эмили не поняла.

– Мэтти! – крикнула она – специально, чтобы увидеть, как краска зальет щеки Шарлотты.

Матильда Френч вскинула светловолосую головку, вскочила и почти бегом бросилась навстречу подругам.

– Дорогая Шарлотта, – выдохнула она, слегка запыхавшись и обеими руками хватая руку подруги. – Ах, какая радость для моего сердца – видеть лица друзей! Милая Энн, дорогая Эмили, как я счастлива видеть вас в такое ужасное время, когда я просто не знаю, к кому мне обратиться за утешением!

Эмили вытерпела объятие, подметив, что кончики золотистых локонов Мэтти развились, а под голубыми глазами залегли фиолетовые тени. Шарлотта не ошиблась, предположив, что перемены в Честер Грейндж окажутся непереносимыми для Мэтти. В раннем детстве бедняжка была единственной, горячо любимой дочерью своих родителей, потом в родах умерла ее мать, вскоре холера унесла отца, а дядя сделал все, чтобы раз и навсегда избавить себя от нежданно свалившегося на него бремени, и отослал племянницу в школу, где ее усердно готовили к стезе гувернантки; судьба, которой Мэтти не ждала и не желала. И вот в доме, где она нашла приют, случилась беда. Как ни тяжела была жизнь Матильды до сих пор, но к такому повороту событий бедная девушка не была готова.

Дети Бронте, напротив, с ранних лет росли без матери, зная, что смерть второго родителя разом лишит их и средств к жизни, и дома. Вот почему отец сызмальства учил своих отпрысков самостоятельности, и все четверо уже трудились в школах или в частных домах, пока этим летом судьба вновь не собрала их под его кровом. Всем сердцем любя отца за прозорливость, Эмили старательно гнала от себя мысль о том, что настанет день, когда и ей придется проститься с любимым домом, и втайне лелеяла надежду, что этого все же не случится.

– Идемте в кухню, – сказала Мэтти, беря Шарлотту за руку. – Жаль, что я не могу показать вам дом, но вы же понимаете почему…

– Почему? – тут же спросила Эмили.

– Мистер Честер очень огорчен исчезновением супруги и отсутствием всяких вестей о ней. А что слышали вы? Хозяина тревожат местные сплетники, он боится, что они навыдумывают всякого и помешают расследованию.

Голосок Мэтти, чистый, как язычок пламени, даже зазвенел от напряжения, едва они вошли в кухню, которая, как это ни странно для такого большого дома, была пуста. Наверное, прислугу отпустили по домам до конца расследования, решила Эмили, с любопытством разглядывая дверь, ведущую в главную часть дома, и гадая, что за чудеса скрываются за ней.

– Мы слышали, что в комнате не нашли ни следа миссис Честер, – ответила Шарлотта на вопрос Мэтти и осторожно добавила: – Зато было очень много крови.

– Это… верно. – Голос Мэтти дрогнул, но она тут же расправила плечи. – Я заварю вам чаю. Как я благодарна вам за то, что вы пришли меня навестить, – вы даже не представляете, до чего я вам рада. Понимаете, мне совсем не с кем поговорить, не к кому обратиться. Моей единственной подругой здесь… была миссис Честер, а я не понимаю, как можно потерять столько крови и выжить.

– Вы не одни, мисс Френч. – Эмили заметила, как Матильда сначала вздрогнула, и лишь потом обернулась на сиплый негромкий голос.

– Конечно, миссис Кроули. – Мэтти наклонила голову, отвечая старухе, которая, судя по всему, давно сидела в кресле у холодного очага. – Пожалуйста, простите мою оплошность. Позвольте представить вам Шарлотту, Эмили и Энн Бронте из Хоэрта, которые, услышав печальную весть, поспешили ко мне со словами утешения и поддержки.

– Сплетницы, значит. – Миссис Кроули во вдовьем платье, с черной наколкой на стального цвета волосах и в белых хлопчатобумажных перчатках плотно сидела в узком кресле, похожая на черную жабу на камне. Правую сторону ее рыхлого, точно опара, лица уродовал длинный выпуклый шрам. Вид у женщины был огорченный, но черные пуговицы глаз глядели пристально, и Эмили чувствовала, что, пока они трое приседали перед ней в реверансе, она успела оглядеть их от макушки до пят, оценить и отвергнуть как особ незначительных. И, возможно, она была права, что не делало ее пренебрежение менее болезненным.

– Уверяю вас, миссис Кроули, – сказала Шарлотта, и кровь прилила к ее щекам, – ни я, ни мои сестры не интересуемся досужими измышлениями. Все, чего мы хотим, – это утешить подругу в тяжелое для нее время.

– В вашем распоряжении кухня и сад, – сказала миссис Кроули Мэтти и рывком высвободила свое обширное тело из тисков кресла, так что ее крахмальные нижние юбки зашелестели громко, словно деревья на ветру. Когда миссис Кроули потянулась к стоявшему на полке цветастому фарфоровому чайнику, Эмили подивилась тому, что та и в помещении не снимает перчаток, что было необычно по меньшей мере. – Чай пейте из чашек для прислуги. К детям вернетесь к четырем часам. Сейчас не время увиливать от своих обязанностей.

Миссис Кроули вперевалку подошла к двери в дальнем конце кухни и распахнула ее. За ней оказалась комнатушка – Эмили успела заметить, что полки вдоль стен занимали не книги, а украшения и безделушки, легкомыслие которых совсем не вязалось с этой мрачной женщиной: какая-то фарфоровая пастушка с овечками, начищенные до блеска серебряные наперстки, букетик полевых цветов в хрустальном бокале. Была там и фотография – предмет таинственный, редко виданный и потому неизменно пробуждавший в Эмили любопытство; на снимке был запечатлен лежащий младенец с закрытыми глазами. Но, как Эмили ни хотелось узнать, спит он или умер, заводить ради этого разговор с женщиной-жабой она все же не решилась.

– Я в своей гостиной, если понадоблюсь, – сказала миссис Кроули. Ее слова прозвучали скорее угрожающе, нежели обнадеживающе, а Эмили снова сделала ей книксен, хотя лишь она одна знала, что он задумывался как издевка.

– Надо же, какая прелесть, – негромко сказала она, садясь за стол и беря с простой белой тарелки один из четырех ломтиков хлеба – Мэтти с виноватым видом разложила их веером.

– Расскажи нам, – начала Шарлотта, тоже садясь и бросая взгляд на оттопыренную щеку жующей Эмили, – как тебе здесь живется, дорогая?

Мэтти покосилась на дверь гостиной миссис Кроули и улыбнулась.

– Да, время сейчас и впрямь сложное, особенно для мистера Честера и милых деток.

Но, пока она разливала чай, ее рука дрогнула, и янтарная капля упала ей на запястье.

– Шарлотта, ты помнишь Кован Бридж?

Конечно, Шарлотта помнила Кован Бридж не хуже самой Матильды, Эмили нисколько в этом не сомневалась. Школа, куда папа отправил ее с сестрами вскоре после смерти матери, – разве такое можно забыть? Эмили и сама помнила ее слишком хорошо: жалкое заведение, полное жестокости и тьмы, где всякая попытка думать вызывала неодобрение, а любые проявления радости гасились, словно свечи. Там, в этой ужасной школе, завязалась дружба Шарлотты и Матильды, и там же Эмили и Шарлотта наблюдали, как их дорогих старших сестер Элизабет и Марию довели до того, что их пришлось на руках вносить в экипаж, который увез девочек в Хоэрт, где те сошли в могилу, воссоединившись с покойной матерью. Страх перед той школой, которая, вероломно прикрываясь именем Господа, на деле была истинной юдолью скорбей, не оставлял старших сестер Бронте никогда. Даже став взрослой, Шарлотта иногда в ужасе вскакивала ночью с постели, когда ей снова мерещилось рядом ледяное тело умирающей сестры.

Так что ни одна из них, разумеется, не забыла Кован Бридж. Значит, вопрос Мэтти не случаен. Видимо, она хотела сообщить сестрам, что находится в таком же отчаянии и страхе, как в те дни, когда она была пансионеркой страшной школы. Эмили никогда не испытывала безнадежности более гнетущей и одиночества более глубокого, чем в то темное, внушающее ужас время, и, если Мэтти сейчас чувствует себя так же, как она тогда, значит, ей нужны друзья, те, кто будет помогать и поддерживать ее до тех пор, пока не выяснится вся правда о недавнем ужасном происшествии. Что ж, значит, Эмили станет ей таким другом.

– Мы с тобой, Мэтти, – сказала она. – Мы поможем тебе снова почувствовать себя под защитой.

И горе всякому, кто отважится встать у нее на пути.