Текст книги "Просто беги. Как бег спас мне жизнь"

Ухитрившись окончить школу так, что большинство моих детских забот практически не проявлялось, в университете я была сбита с ног, когда совершенно неожиданно у меня случился ужасный приступ паники во дворе. Я была совершенно не готова к тому, что эти чувства снова нахлынут на меня, и применила свой любимый страусиный маневр – попыталась проигнорировать ситуацию. Вместо того чтобы задаваться вопросом, почему это произошло, я просто избегала всяких мыслей об этом. Но чувство нарастающей паники усилилось за пугающе короткий промежуток времени, и в течение двух недель у меня появился новый симптом, который ужаснул меня больше, чем все, что я испытывала ранее: диссоциация. Самое умное (это не комплимент) в тревожности заключается в том, что в тот момент, когда вы справляетесь с чем-то одним (ночная потливость, панические атаки, головокружение, тошнота, головные боли – выберите свой вариант), вам подкидывают другое, и тогда лучше поверить, что будет еще хуже.

Диссоциация (или дереализация) – это состояние, при котором мир внезапно кажется нереальным. Не думаю, что это звучит настолько душераздирающе ужасно, как есть на самом деле. Нереальным представляется не только мир – люди, которых вы любите больше всего, кажутся ненастоящими, ваш дом похож на съемочную площадку, ваша собака выглядит плоской, ваше собственное лицо не похоже на себя. Все кажется инсценированным, неправильным и просто… отстраненным. Позже я узнала, что, по мнению психиатров, так реагирует наш мозг, когда он измотан тревожностью: он отключает разум (до какой-то степени). Так что, по сути, это попытка защиты, но для меня это больше похоже на ситуацию, когда подруга, которая переспала с твоим парнем, искренне объясняет, что они сделали это только для того, чтобы помочь тебе. В любом случае, я не скажу спасибо.

Что бы произошло, если бы я тогда просто надела кроссовки и попыталась избавиться от своих ужасных чувств? Я неоднократно спрашивала себя об этом в последующие годы. Ничто не бывает так просто, как это, и было бы оскорбительно и безответственно даже предполагать, что это не так. Бег – это не панацея от тяжелых психических заболеваний, если уж на то пошло. Стоит признать это с самого начала. Но я часто думаю о ловушке, в которую угодила в двадцать с небольшим, и жалею, что не могу вернуться назад и попробовать что-то другое, как делали многие мои подруги, когда им становилось трудно. Обычно двадцать лет – это пора экспериментов, веселья и наслаждения всем, что может предложить жизнь (по крайней мере, так принято считать). Однако многие люди в этот период чувствуют себя незащищенными и страдают от ощущения того, что они не на своем месте: это десятилетие беспокойства и страха, когда есть риск поддаться чужому влиянию. Поэтому я сделала все, что могла: бросила университет, пошла к психиатру и начала принимать антидепрессанты, которые мне быстро прописали. Что еще я могла сделать? В этот момент в голову закрались мысли о самоубийстве, и даже сквозь мою дико нереальную призму я могла сказать, что эти помыслы приведут только к чему-то такому, о чем даже не хотелось бы думать.

Несмотря на все это, мне чрезвычайно повезло – и важно, что я признаю это. У меня была семья, которая, хотя и не совсем понимала, почему их дочь все время истерически плачет и отказывается выходить на улицу, имела средства, чтобы оплатить мне визит к профессионалу. В 2015 году 78 процентов студентов сообщили о проблемах с психическим здоровьем, а у 33 процентов из них были мысли о самоубийстве [15]. Мой лечащий врач из Национальной службы здравоохранения был добр, но мог предложить только включить меня в список ожидания, которое могло затянуться на шесть месяцев. В настоящее время более 10 процентов человек ждут какого-либо вида разговорной терапии год и дольше, и такому же числу приходится наскребать частные средства, чтобы самим оплатить помощь специалиста. Некоторые университеты в настоящее время предлагают занятия физическими упражнениями (в сочетании с обычной разговорной терапией) студентам, страдающим депрессией и тревожностью, что является обнадеживающим признаком: эксперты в области психического здоровья все еще связывают физический и психический аспекты способами, которые мы пока до конца не изучили.

Доказано, что такое занятие, как бег, помогает справиться не только с депрессией и тревожностью. Даже сейчас, читая это, вы вполне можете испытывать некое столь же изолирующее ощущение: чувствовать себя одиноким. Одиночество – это то, что, как мы все чаще признаем, оказывает огромное влияние на наше психическое и физическое здоровье, однако очень многие все еще неспособны признать это. Стигматизация, которая окружает это понятие, может заставить нас чувствовать себя жалкими, неприятными, неправильными, и бывает действительно нелегко найти выход из этого. Люди часто говорят, что сложно идти по жизни в одиночку. Иногда чертовски трудно бежать в одиночку. Возможно, именно поэтому паркран стал таким хитом по всей Великобритании. Каждую неделю в 414 парках, разбросанных по всей стране (и в четырнадцати странах мира), люди собираются ранним утром, чтобы вместе выйти на пробежку [16]. Хотя мне часто приходится бегать одной, некоторые из лучших пробежек я совершила с сестрой, с бывшим парнем и с новыми друзьями – мы постепенно лучше узнавали друг друга и подталкивали вперед. Когда вы не можете надевать маску, потому что тяжело дышите и сильно потеете, удивительно, насколько близко вы способны чувствовать себя рядом с человеком, делающим то же самое.

Когда я писала эту книгу, Каледонский университет Глазго провел опрос среди более чем 8000 человек, чтобы выяснить, может ли бег сделать людей счастливее. В анкете использовался Оксфордский опросник счастья, и людям предлагалось отвечать на вопросы, используя оценку от 1 (несчастливый) до 6 (чрезвычайно счастливый). Участники паркрана набрали в среднем 4,4 балла, а население в целом – 4 балла [17]. Чувство общности, которое дает бег с другими людьми, респонденты высоко оценили, отметив, что поддержка и общение в таком беге были бесценны.

Сара, которая страдала послеродовой депрессией после рождения своего первого ребенка, рассказала мне, что пробежка с подругой принесла немного света во мрак. Ее подняли и заставили двигаться, подталкивали ее вперед и поддерживали, когда сама она не стала бы выходить из дома.

«Я по натуре немного отшельник, так что получаю удовольствие и пользу от бега в одиночку. Но моя подруга настаивала на совместных пробежках. Вероятно, это решение и дало старт процессу моего выздоровления, – сказала она мне. – Возможно, в конце концов я и сама бы это сделала, но она определенно ускорила процесс. Разумеется, наличие значимых связей с другими людьми – важная часть поддержания хорошего психического здоровья. Я всегда чувствовала, что именно физическое воздействие для меня ключевое, потому что в некотором роде зависима от физических ощущений, но на самом деле теперь я понимаю, что без подруги мне, возможно, не удалось бы зайти так далеко!»

Очень многие люди, с которыми я беседовала в ходе написания этой книги, говорили о важном социальном аспекте, который усиливает целительное воздействие бега. Пробежка с партнером или другом либо просто знакомство с людьми на свежем воздухе – это словно бальзам для человека, находящегося в изоляции, которая создает проблемы с психическим здоровьем. Даже если вы бегаете в одиночку, то в любом случае общаетесь с окружающим миром. И удивительно, насколько это может быть эффективным, несмотря на то что вы несколько дней подряд ни с кем не разговаривали.

Наряду с позитивным воздействием, которое физические упражнения могут оказывать на депрессию и тревожность, было проведено несколько интересных клинических испытаний, в ходе которых изучалось, могут ли аэробные упражнения помочь людям, страдающим шизофренией. Исследование, которое провели ученые в Манчестерском университете в 2016 году, продемонстрировало, что занятия спортом уменьшают симптомы у пациентов с психозом на 27 процентов [18]. Первоначальные испытания в США на ветеранах с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) также показали, что занятия спортом приводят к уменьшению страха наряду с уменьшением физических симптомов. Конечно, все эти результаты не отменяют необходимости в терапии, медикаментозном лечении и других способах поддержки, но они вселяют надежду на то, что мы можем сделать еще больше, чтобы помочь себе.

Таблетки, которые я принимала, определенно помогли, и я смогла снова смотреть на себя в зеркало, не задаваясь вопросом о том, кто, черт возьми, смотрит на меня в ответ. Я устроилась на работу, стала снова выходить на улицу (при этом всегда искала пожарные лестницы) и завела отношения. Я была подлатана в самом элементарном смысле этого слова. Ничего не было исправлено, но я уже не пялилась на стены и не принималась дышать как паровоз, поэтому начала пить таблетки. Я говорю все это не для того, чтобы дать вам небольшое представление о моем не особо выдающемся уме, а с целью показать, как легко принимать самые бледные имитации существования, когда у тебя психическое заболевание. Рисовать на маленьком холсте и притворяться, что тебя устраивают узкие рамки, в пределах которых ты можешь передвигаться, – это не то что жизнь, потраченная впустую, – это жизнь, ограниченная множеством способов. Она может ощущаться почти нормально или чувствоваться как задержка роста – компромисс, который требует от вас многого. Если найти что-то, что освободит вас от этого, оно может показаться совершенно чудесным. Одним помогает медикаментозное лечение, другим – медитация. Моя мама занимается йогой, когда ей плохо. Мой коллега поднимает тяжести, чтобы справиться с депрессией, а один друг идет на бокс, потому что чувствует себя слишком сердитым и это помогает ему держать свои мысли под контролем. Одна моя знакомая девушка с тяжелой формой биполярного расстройства считает, что ее прогулки по местному парку каждый день понемногу спасают ее. Я даже знаю кое-кого, кто вышивает крестиком, когда чувствует, как накатывает знакомая тревожность. Каким-то образом, после десяти лет «решения» проблем простым «управлением», я нашла то, что вывело меня из этого состояния: я нашла бег.

Однажды, после нескольких месяцев осторожного обследования местных улиц, которые мне в буквальном смысле пришлось испытать ногами, я решила пойти дальше: добежала до своих твердо установленных границ, а затем пересекла их. Я побежала в центр города, к одному из мостов через Темзу, обещающих своим видом много света и воздуха, и направилась через него, твердо глядя перед собой. Потом пересекла еще один мост, опьяненная солнечным светом на своей коже, и выбежала на Парламентскую площадь, заполненную обычными туристами, продавцами и сигналящими машинами. Пробежала по Сохо, восхищаясь шумом, рикшами и секс-шопами. Продолжала бежать, как невротичный Форрест Гамп, до тех пор, пока физически не устала двигаться дальше. А когда я остановилась, то просто побродила вокруг. У меня не кололо в животе, мне не нужно было контролировать дыхание – я вообще не замечала своего тела. Я смогла осмотреться по сторонам и насладиться текущим моментом. Я чувствовала себя триумфатором. Полностью счастливой.

Когда вы делаете что-то, что позволяет вам отвлечься от страданий, бывает трудно не пристраститься к этому. Мы все знаем, что человек, употребляющий наркотики и алкоголь, может быстро стать зависимым от них, – так вот точно так же можно подсесть и на физические упражнения. С тем порывом, который я испытала и который заставил меня почувствовать себя такой счастливой в тот день в центре Лондона, трудно было расстаться даже ненадолго. Как только вы нашли что-то, что заставляет вас ощутить себя на полпути к норме, почему бы не сделать шаг дальше? В конце концов, физические упражнения полезны для здоровья – врачи, средства массовой информации, а теперь все чаще звезды Instagram и видеоблогеры, которые продвигают идеи правильного питания и пользы физических нагрузок, постоянно советуют нам заниматься этим чаще. Но для того, кто ищет опору или способ чувствовать себя менее потерянным, физические упражнения могут довольно быстро превратиться из средства самопомощи в предмет зависимости. Хотя существует сравнительно немного исследований, посвященных зависимости от спорта, одно из них, проведенное в 2012 году, показало, что три процента посетителей тренажерного зала подходят под описание наркоманов, а другое исследование засвидетельствовало, что среди бегунов-любителей это число может составлять около 25 процентов [19]. Бывает чрезвычайно трудно заметить, когда что-то, что, по вашему мнению, приносит вам пользу, начинает завладевать вашей жизнью.

У каждого человека своя мера того, что такое перебор, но мои критерии включают следующие пункты. Откажетесь ли вы от выхода в свет вечером, потому что не хотите похмелья перед тренировкой? Как насчет того, чтобы никогда не обедать с коллегами, вместо этого используя перерыв в работе для пробежек? Или, может быть, вы впадаете в панику в ситуации, когда вас пригласили на свадьбу в выходные, а вы боитесь пропустить занятие? Мне пришлось бы неохотно ответить «да» на два из этих вопросов (да ладно, я спокойно побегу с похмелья), потому что временами бег, несомненно, становился для меня навязчивой идеей. Абсолютная радость, испытанная мною от отсутствия приступов паники, иррациональных мыслей и всех других симптомов, которые приносит с собой тревожность (их более сотни, попробуйте превзойти меня), была опьяняющей. Переживите это чувство несколько раз – и вам станет легко отказаться от других вещей. В интернете вы быстро найдете бесчисленное множество историй о людях, которые пошли на вполне реальные жертвы в своей жизни, чтобы поддерживать привычный режим тренировок. Это тот, кто тренируется три раза в день, тот, кто паникует, если пропускает велопрогулку или заплыв, хоть уже и изнемогает от этого. И это идет вразрез с тем, на что человек надеялся с самого начала. Бег позволил мне жить настоящей жизнью – с друзьями, новыми впечатлениями и даже риском. Оказалось, что это замечательное средство для достижения цели.

После жизни, прожитой в состоянии более или менее интенсивного страха, как только вы почувствуете, что вам удалось обрести равновесие, вы станете яростно защищать его. Любой обычный признак паники или мимолетное чувство обреченности могут сбить вас с толку, заставив беспокоиться о том, что придется возвращаться к исходному пункту. В подобных ситуациях я уплотняла свой распорядок дня – надевала кроссовки дважды в день, напрягаясь еще больше. В такие моменты я ненавидела бег, чувствовала себя белкой, добровольно забравшейся в новое колесо, но неспособной слезть с него. Я могла бы продолжать в том же духе, если бы не нечто катастрофическое, произошедшее менее чем через год после того, как от меня ушел муж. Женщина, которую я любила как мать, женщина, которая дала мне мою первую работу, и научила меня быть взрослой, и обнимала меня, и смеялась надо мной, и требовала от меня сплетен, умерла. Она покинула этот мир слишком молодой и унесла с собой такую радость, какой я с тех пор ни в ком не видела. В последующие дни и недели, когда мы все начали понимать, что именно у нас отняли, нас охватила печаль. Я вышла на пробежку, надеясь, что удастся смягчить горе, что мой безотказный механизм сделает то, что он делал последние девять месяцев. И это помогло, действительно помогло. Трудно плакать, когда бежишь: чувствуешь себя как в музыкальном клипе девяностых, рыдаешь, мчась под ливнем, одетая в нечто блестящее, – и бег заставляет тебя понять, в самом буквальном смысле, что мир продолжает существовать. Ты двигаешься, даже когда думаешь, что этого не должно быть, даже когда ты в ярости от того, что это происходит. Я не первая, кто использует бег, чтобы попытаться пережить тяжелую утрату. Старейший в мире марафонец Фауджа Сингх (бодрый для своих 107 лет) начал бегать, когда ему было почти девяносто, чтобы пережить потерю жены и детей.

Но в то время как бег приносил облегчение, событие такого ужасного масштаба также показало мне, что у него есть свои ограничения. И это было то, чему мне нужно было научиться. Не хотелось бы говорить, что потеря любимого друга может привести к чему-то положительному. Этого просто не может быть. Но я действительно пришла к пониманию того, что не следует бояться настоящей печали или пытаться уклоняться от нее. И это не значит, что вы снова попадете в кроличью нору психического заболевания или никогда не выздоровеете. Вы не можете полностью оградить себя от истинного горя, но в ваших силах научиться распознавать разницу между естественной и достойной эмоцией, такой как скорбь, и иррациональной и нездоровой, такой как паника. Я сократила свой растущий график бега и позволила себе иногда грустить. Сделав это, я вспомнила, почему мне так нравилось бегать.

Бег – это не волшебные бобы, и теперь я знаю: не следует ожидать, что он приучит меня к подлинной печали жизни. Но в трудные периоды, сама того не осознавая, я наконец приобрела навык справляться с трудностями, который помогал мне каждый день с тех пор, как я оказалась на полу, задаваясь вопросом, как вообще смогу встать. Бег вывел меня из моей самодельной клетки, подтолкнул к новой работе, новому опыту, настоящей любви, чувству оптимизма и уверенности в том, что я могу быть чем-то большим, нежели просто женщиной с изнуряющей тревожностью. Он дал мне новую идентичность, ту, которая больше не видит опасность и страх в первую очередь. Не будет преувеличением сказать, что я избавила себя от страданий. Это изменило мою жизнь.

2 км
В болезни и здравии

Я бегаю по кольцу из трех местных дорог. Не могу убежать дальше: вдруг у меня случится приступ паники. Чувствую, что должна держаться поближе к безопасному месту. Обычно я бегу так медленно, что меня обгоняет собачник, и я останавливаюсь примерно каждую минуту, потому что мои легкие горят, а голени болят. Голоса в моей голове шепчут противоречивые вещи: «Продолжай, эта пробежка проходит лучше, чем вчера… Почему ты пытаешься это сделать? У тебя же плохо получается». И самое подлое из всего: «Знаешь, это ведь не заставит твоего мужа полюбить тебя». Этот последний голос прилипает и мутирует: «Ты потерпела неудачу. Тревога – твой спутник, перестань даже пытаться бороться с ней. Тебе не стыдно за то, как сложилась твоя жизнь?» Я пытаюсь избавиться от этих безжалостных мыслей, но это трудно. У меня в глазах что-то странное, а руки дрожат. Я задаю себе свой ежедневный вопрос: это тревожность или что-то похуже? Не знаю. Просто чувствую, что мое тело болит, и понимаю, насколько бесполезна. Ноги отяжелели, и я нервничаю. Выдерживаю двенадцать минут и иду домой, задаваясь вопросом, смогу ли я сделать это снова, когда мне опять будет так тяжело.

Эта книга не о великой любви, которая пошла наперекосяк. Я пишу ее спустя много лет после распада моего брака, который, как я теперь понимаю, оглядываясь назад, был огромной ошибкой, и это занятие кажется мне почти мошенничеством, ведь моя семейная жизнь длилась так недолго. Рассматривая наше расставание со стороны, я воспринимаю это как вспышку, причем не такую, о которой стоит много думать. Я не считаю, что об этом можно было бы сильно сожалеть, потому что развод заставил меня признать назревшую необходимость решения гораздо большей и худшей проблемы. Это был просто катализатор, который помог мне справиться с тревожностью, так что я в некотором смысле благодарна за это. В очень странном, непонятном смысле. Это также история любви другого рода – здесь начинает звучать музыка – любви к себе.

Поскольку большая часть этой книги будет посвящена тревожности, возможно, полезно разобраться, что именно означает это слово. Что это на самом деле значит. Потому что беспокойство, которое вы испытываете праздным воскресным вечером, не является тревожным расстройством. И в этом нет ничего плохого! Чувство тревоги, возникающее время от времени, совершенно нормально, ведь мы все беспокоимся о множестве вещей каждый день – о работе, отношениях, деньгах, о том, что Дональд Трамп является президентом Соединенных Штатов. Но тревожность как расстройство – это совсем другое явление. И хотя я рада, что об этом говорят больше и с меньшим смущением, иногда мне кажется, что значение этого термина несколько размыто. Это не соревнование. Если кто-то говорит, что у него тревожные мысли, нужно прислушаться к нему, но я также считаю, что иногда этим словом разбрасываются слишком свободно. Конечно, существует скользящая шкала, но я подозреваю, что если иногда кто-то говорит, что он испытывает тревожность, то мы предполагаем, что он просто слишком сильно беспокоится. Стремясь быть честнее и меньше стыдиться своей безумной паники, я рассказываю людям все больше и больше о моей тревожности в динамике – о прошлых ужасах и оставшихся пережитках. Возможно, я недостаточно четко обозначаю проблему, поэтому часто получаю в ответ просто кивок, жест понимания, а иногда и вовсе не вижу никакой реакции. Это неизменно поражает меня: я думаю, что если бы большинство людей немного покопались в моем мозгу, то были бы потрясены тем, насколько странным и невыносимым может быть такое состояние. Настоящее освобождение – это общение с другими людьми, которых затронула та же напасть. Однажды мне позвонила подруга. Она подозревала, что ее соседи хотят ей навредить. Тревога, стоявшая за этой смутной и странной мыслью, была сложной и впечатляющей, но я ее поняла. Поскольку у нас обеих бывают странные и пугающие мысли, мы смогли полностью избавиться от всех наших иррациональных навязчивых идей, не опасаясь осуждения.

Наверное, я пытаюсь сказать, что тревожность – это нечто сложное, запутанное и темное. Это не просто приступы паники или боязнь людных мест – очень неприятные вещи, которые легко понять широкой аудитории, – но и неустанные навязчивые идеи, ужасные мысли, изнуряющие навязчивые действия, физическое недомогание и, как следствие, глубокая печаль. Я думаю, что по мере того, как мы делаем успехи в разговорах о психических заболеваниях, важно также убедиться, что мы знаем, насколько мрачным и просто странным это может быть. Прогресс и принятие достигаются не только за счет умения говорить в общих чертах о психическом здоровье или освещать истории выздоровления. Истинное понимание означает также откровенный разговор о безнадежности, страхе и уродстве всего этого. Писательница Ханна Джейн Паркинсон написала о своей жизни с биполярным расстройством настолько честно, что это помогает увидеть реальность ее болезни. Она делает это без каких-либо приглушенных тонов или полуправды: «Был случай, когда меня отправили на принудительное лечение. Я провела 22 часа в „палате психического здоровья“ (читай: маленькой душной комнате с двумя стульями) в ожидании койки в стационарном психиатрическом отделении (одно из них в конце концов нашли за пределами городка). А потом меня резко выписали из больницы, внезапно прекратив терапию, и у меня больше не было постоянной психиатрической помощи на месте» [20].

Тревожность никуда не девается, она контролирует вашу жизнь. Она с вами на вечеринках, на работе, когда вы со своими близкими в отпуске, когда вы в безопасности в своей постели. Она воздействует на вашу повседневную жизнь так, как не влияют обычные заботы. Если вы беспокоитесь о собеседовании при приеме на работу, эта нервозность, как правило, проходит после окончания встречи. У тревожного человека проблемы, скорее всего, будут только нарастать. Собеседование может пройти идеально, но опасения останутся, разрастутся, видоизменятся. Они вцепляются в вас мертвой хваткой. Смешанное тревожно-депрессивное расстройство является самым распространенным психическим расстройством в Великобритании – 7,8 процента людей соответствуют критериям для постановки диагноза [21].

Люди, обеспокоенные какой-то конкретной проблемой, вполне могут испытывать глубокое огорчение, но страдающие тревожностью, скорее всего, будут постоянно отмечать смутное чувство страха и нервозности. Представьте, что они успешно прошли собеседование при приеме на работу: в то время как не испытывающие беспокойства могут жаловаться на обоснованные опасения по поводу того, как пройдет их первый день в новой должности (поладят ли они со своими новыми коллегами; справятся ли с вызовами, которые несет с собой новая работа), люди, охваченные тревогой, будут волноваться по поводу целого ряда факторов, которые другим могут показаться несоразмерными или нерациональными. Как я справлюсь с поездками на работу? Смогу ли жить по правилам игры, установленным в этом месте? А что, если я споткнусь и упаду на глазах у новых коллег? А вдруг меня уволят в первый же рабочий день? Что, если в офисе у меня случится паническая атака? Что, если произойдет пожар и не будет свободных выходов? Что, если моя собака умрет, пока меня не будет дома? (Когда-то я часто испытывала этот страх.)

Когда я пошла в среднюю школу, помню, как испытала вполне обычные переживания по поводу первого дня – новые друзья, сложные уроки, как к этому всему приспособиться. Но уже через несколько дней после начала учебного года я чувствовала себя просто подавленной ими. Я лежала в постели, беспокоясь о поездке в школу, опоздании, о том, что я там никого не знаю, о том, увижу ли снова своих родителей (я говорила вам: тревожность может нарастать). В тот год я плакала каждый божий день, отчаянно не желая идти в то место, из-за которого мне было так страшно и тоскливо. Я не могла избавиться от этого, и со временем лучше не становилось. Вместо этого мои беспокойства мутировали, цеплялись за новые вещи, пускали свои корни в моем сознании. Это был мой первый длительный период тревожности, и он оказался самым мучительным, потому что мне было всего одиннадцать и я не понимала, что со мной происходит. Одна близкая подруга (я познакомилась с ней, когда мне было тринадцать) сообщила мне, что в те годы она часто рассказывала своей маме о Грустяшке. Обо мне. Ну и прозвище…

Существуют также важные физические различия. Если от беспокойства у вас могут появиться рези в желудке или вспотеть ладони, то эти симптомы, скорее всего, исчезнут, когда стрессовая ситуация пройдет. У человека, страдающего тревожностью, физических симптомов множество. Я серьезно. Существуют сотни способов, которыми тревожность может воздействовать на ваше тело, среди которых не только болевые ощущения в груди, головокружение и головная боль, но и еще более странные. У меня, например, дергается один глаз, подкашиваются ноги, звенит в ушах, лицо пышет жаром. Это отличное описание для профиля знакомств – пользуйтесь на здоровье.

В школе я часто испытывала невероятную тошноту. У меня начинались головные боли, кружилась голова, и мне становилось все труднее и труднее дышать. Я постоянно думала, что у меня проблема, с которой мог бы разобраться терапевт, и умоляла родителей разрешить мне не идти в школу. Ввиду огромного количества физических симптомов, которые может вызвать тревожность, неудивительно, что люди часто беспокоятся о том, что они серьезно больны. Я уже говорила ранее, что тревожность – скользкая штука. Даже хитрая. Она может отлично имитировать другие болезни. Опасение за здоровье может стать всепоглощающим: когда люди впервые испытывают приступы паники, наиболее распространенным предположением является то, что у них сердечный приступ или инсульт. Позже может возникнуть беспокойство по поводу опухолей головного мозга, рассеянного склероза, болезни Паркинсона. Список можно продолжать. И тревога о здоровье – это не просто безобидное беспокойство. Исследование, проведенное в Норвегии, показало, что у людей с такими страхами вероятность развития сердечных заболеваний в течение десяти лет на 73 процента выше, чем у тех, которые не испытывали тревожности [22]. Повезло нам, правда?

Тревожность и беспокойство – это разные вещи. Важно подчеркнуть это, потому что, если мы хотим лучше осознать психическое здоровье, одновременно снижая стигматизацию, то также должны осознавать, насколько тревожность серьезное расстройство. Точно так же, как депрессия – это не просто «чувство грусти», а послеродовая депрессия – это не просто эмоциональные качели после рождения ребенка, тревожность – это не просто нервы. И это очень распространенное явление. Статистика, касающаяся психического здоровья, гласит, что каждый четвертый из нас хоть раз в жизни страдает от проблем с психическим здоровьем. При этом многие люди, вероятно, не знают, что тревожность и депрессия являются наиболее распространенными психическими заболеваниями.

Таким образом, хотя есть и другие причины, по которым человек может испытывать всепоглощающее беспокойство, тревожность является основным фактором при нескольких состояниях психического здоровья. Прежде чем я начну рассказывать о том, что это такое, давайте констатируем очевидное. Я не специалист по психическому здоровью, поэтому, если вы беспокоитесь, что можете страдать каким-либо из этих расстройств, обратитесь к своему ВРАЧУ. Кроме того, для получения советов и образования отлично подходит благотворительная организация Mind, так что обязательно посетите ее сайт. Как сказала актриса Кэрри Фишер о своем биполярном расстройстве, «единственный урок для меня или для кого-либо еще заключается в том, что вы должны обратиться за помощью. Это нехорошая болезнь. Она никуда не денется сама собой» [23].

Итак, без лишних слов, вот некоторые из наиболее распространенных тревожных расстройств (самая унылая барабанная дробь в мире, пожалуйста):

– обсессивно-компульсивное расстройство;

– паническое расстройство;

– фобии, такие как агорафобия или клаустрофобия;

– социальное тревожное расстройство (социофобия);

– посттравматическое стрессовое расстройство;

– генерализованное тревожное расстройство (ГТР) [24].

Садитесь в круг, поговорим о них!

Обсессивно-компульсивное расстройство

Для меня важно начать с того, что ОКР – это НЕ НАВЕДЕНИЕ ПОРЯДКА В КУХОННЫХ ШКАФЧИКАХ. Если мне придется услышать, как еще один человек беззаботно скажет, что у него ОКР по поводу того, в какую сторону складывать полотенца, я лично отправлюсь к нему домой и сложу все его полотенца в эти уродливые скульптуры лебедей, как это делают в дорогих отелях.

Вопреки распространенному неправильному употреблению этого термина, ОКР – крайне неприятное заболевание, от которого страдают 1,2 процента жителей Великобритании [25]. Оно проявляется главным образом в двух формах: навязчивых идей и навязчивых действий. И то и другое связано с назойливыми, нежелательными и пугающими мыслями. Это не просто странные идеи, которые приходят вам в голову в два часа ночи в воскресенье, когда вы внезапно думаете о том, как это делают ваши родители, и ненавидите свой мозг за то, что он травмирует вас (хотя я вам сочувствую). Нет, эти навязчивые мысли «прилипают» к вашему мозгу. Вы внезапно представляете, что убиваете своего ребенка или прыгаете под поезд, но вместо того, чтобы списать эту странную идею на мозговой тик, зацикливаетесь на ней. Вас переполняют паника и отвращение от того, что вы могли подумать о такой ужасной вещи… Вы что, убийца? Вы правда хотите убить своего ребенка? Вас охватывает ужас, и эта мысль овладевает вами еще сильнее. В некоторых случаях вы размышляете, впадая во все более запутанные мыслительные схемы, чтобы попытаться «нейтрализовать» эту идею. Попробуйте двенадцать часов подряд спорить со своим измученным и охваченным паникой мозгом о том, педофил вы или нет, а потом скажите мне, что ОКР – это ваша потребность аккуратно расставлять обувь.