Текст книги "Просто беги. Как бег спас мне жизнь"

В «Безумной девочке» (Mad Girl), своих мемуарах о психических заболеваниях, писательница Брайони Гордон в болезненных подробностях описывает, как эти навязчивые идеи овладевали ею. Страх перед микробами означал, что она «так боялась крови на своих руках, что стала мыть их как можно чаще; ирония заключалась в том, что вскоре они начали трескаться и кровоточить» [26]. Позже у нее стали возникать мысли о том, что она, возможно, кого-то убила. Вот как далеко может зайти мозг при ОКР! Однажды я несколько раз проехала по кольцевой развязке, думая, что кого-то сбила. Там никого не было. Моему мозгу все еще требовалось подтверждение…

Даже если вы не падаете в ментальную кроличью нору, пытаясь остановить ужасные мысли, возможно, вы все равно сражаетесь с компульсиями. Эта схема может выглядеть примерно так: вы представляете, что ваша семья погибает в результате несчастного случая. Впадаете в панику из-за этой ужасной мысли и отчаянно нуждаетесь в том, чтобы найти способ «нейтрализовать» ее. Ваш разум заключает сделку с самим собой. Просто включите и выключите этот выключатель двадцать пять раз, когда войдете в комнату, и ваши близкие не умрут. Но не забудьте! Думаете, что пропустили один раз? Что ж, проделайте это еще пять раз, чтобы быть полностью уверенным. Можете добавить еще и резервную копию, просто для верности. Мойте руки до тех пор, пока они не станут кровоточить и не потрескаются. Что-то все еще не в порядке? Сделайте это снова – если вы все испортите, ваша семья может погибнуть. В возрасте девяти лет я беспокоилась, что моя мама может умереть, пока ее не будет дома, если я неправильно выключу свет. И я на самом деле не знала, как это правильно выглядит, – только то, что я «почувствую» это, когда оно произойдет. Это означало включать и выключать свет в течение нескольких часов. Да, звучит глупо, но мне было девять, и я думала, что моя мама умрет. Это не то, с чем вы можете рационально спорить, когда у вас ОКР. Это и есть болезнь – невозможный лабиринт разума, в котором вы оказались. Это так называемая болезнь сомнения.

Если говорить о более приятном, то я тоже ценю правильно повешенное полотенце.

У людей, страдающих ОКР без физических компульсий, бывает просто круговорот иррациональных мыслей, которые жужжат в мозгу. Маз (имя изменено) разведен, его бывшая жена – основной опекун их детей. Маз сказал мне, что его терзают неотступные мысли, будто его детям причинили серьезный вред: «Я представляю картины аварий, моих плачущих детей, когда они на волосок от трагедии, вижу машину, падающий балкон, черт знает что еще». Он воображает, что они умерли, если не может связаться со своей бывшей, и начинает физически паниковать, что приводит к еще более навязчивым мыслям. Иногда Маз убеждает себя, что эти мысли – предчувствия, что они сбылись, и тогда спешит проведать детей. Облегчение всегда мимолетно (раньше я часами гуглила ОКР, пытаясь успокоиться, но это срабатывало ненадолго, если вообще срабатывало, и на самом деле вызывало новые страхи, потому что я придавала им значение). Даже без компульсий вы всегда пытаетесь уравновесить чем-то ужасные мысли, и это может привести к измождению и огромному страданию. Маз чувствует, что становится просто оболочкой самого себя, когда находится во власти навязчивых мыслей: «Я едва могу выражать свои мысли или дышать, утренний свет и воздух причиняют боль, и я убеждаюсь, что ничем хорошим это не закончится».

Я знаю это страдание. Иногда размышления становятся настолько неприятными, что ваш разум начинает вести себя как заедающий старый виниловый проигрыватель. Вы настолько морально истощены, что начинаете мысленно повторять слова, фразы и высказывания, не можете найти выход из положения и чувствуете полную безнадежность ситуации. Это, в свою очередь, провоцирует страх, затем физические симптомы, а потом снова навязчивые мысли. Не слишком ли драматично это звучит? Уверяю вас, я даже немного преуменьшаю из соображений экономии места.

Паническое расстройство

Характерной чертой этого расстройства являются приступы паники – крайние искажения реакции «сражайся или беги» – основной человеческой реакции, срабатывающей, когда мы испытываем такую негативную эмоцию, как страх. Очевидно, это совершенно нормально – бояться, когда ты в опасности. Эта реакция позволяет нам быстро реагировать в угрожающей ситуации: бороться или убегать. Адреналин, выделяющийся в таких случаях, заставляет нас двигаться быстрее, реагировать более остро и энергично – и некоторые думают, что именно это позволяет демонстрировать удивительные примеры силы в кризисных ситуациях, например, когда матери удается поднять автомобиль, под которым застрял ее сын. У этого феномена есть замечательное название – «истерическая сила».

Но приступы паники могут случаться и тогда, когда реальной опасности поблизости нет. Кажется, что они вызваны ложной тревогой, и вырабатываемые затем адреналин и кортизол восстают против нас, заставляя учащенно дышать, чувствовать головокружение и трястись после того, как страх прошел. Но опасность кажется настолько реальной, что трудно поверить, будто бояться нечего. Это сигнал для новых приступов.

Прежде чем я объясню широкий спектр симптомов этих ужасных приступов, возможно, было бы полезно описать, каково это на самом деле – подвергаться такой атаке. Самая страшная паническая атака, которая у меня когда-либо была, произошла в Финчли, на севере Лондона. Я полагаю, это могло произойти где угодно. Мне было восемнадцать, и я ехала на своей машине по главной дороге в ужасную бурю. Автомобили выстраивались в очередь и замедляли ход, а из-за проливного дождя приходилось проезжать через нечто похожее на озеро посреди дороги. Мое сердце учащенно билось, и кожа внезапно стала ледяной, но я обливалась пóтом. Когда я медленно приблизилась к «озеру», в моих ушах зазвенело, я начала терять зрение. Пятна и вспышки мелькали у меня перед глазами, и я не могла дышать. Я серьезно! Не могла перевести дыхание. Я тяжело хватала ртом воздух, но он, казалось, не поступал в мои легкие. Каждая клеточка моего тела дрожала, и ничто больше не казалось реальным. Мои ноги и руки словно отделились от тела, и я подумала, что умру прямо там, в этой машине, пересекая эту ненастную дорогу. Конечно, я осталась жива. Перебралась через это «озеро». Съехала на обочину. Меня неудержимо трясло около двадцати минут, я много плакала, а потом поехала домой. Можете не сомневаться, я годами избегала этой дороги.

Элеонор Морган, автор книги «Тревожность для начинающих» (Anxiety for Beginners), описывает свою первую паническую атаку еще более наглядно, потому что первый приступ является самым страшным – тот, когда чувствуешь, что по-настоящему умираешь. Позже вы, возможно, поймете, что это не так, даже если ваше тело настаивает на том, что вы неправы. Но тот, первый… Морган была в школе и побежала в туалет, думая, что ее сейчас вырвет. Но вместо этого кабинка начала двигаться вокруг нее, стены на ощупь стали «как из пластилина»…

«Ничто не имело смысла ни для одного из моих органов чувств… Что еще, если не смерть, могло быть конечной точкой такого физического и ментального свободного падения?» [27]

Как и у Элеонор, приступы паники у Бет начались в подростковом возрасте. Она сказала мне, что симптомы привели ее в ужас, потому что ощущались как физическое заболевание, как это происходит изначально со многими: «Долгое время люди определенно не верили моим словам, когда я пыталась объяснить, что чувствовала. Когда это только началось, все симптомы совпадали с симптомами инсульта. Мои руки становились до нелепого тяжелыми, я чувствовала онемение и покалывание по всему телу, зрение ухудшалось, тело как будто отключалось… это было ужасно. Мои ноги превращаются в желе, я дрожу, мне становится очень холодно, желудок сжимается, голова кружится. Это может вырубить меня на целый день. Весело, правда? Я так сильно напрягаюсь, когда это начинается, что создаю себе еще больше проблем, когда все успокаивается. Я ненавижу, когда не могу себя контролировать, поэтому пытаюсь подавить это – вот как я с этим справляюсь».

Приступы паники у Кэтрин также начались в школе в стрессовый момент жизни – на экзаменах на общий аттестат о среднем образовании. Как это обычно бывает, изначально они имели физические симптомы. «Когда мне было шестнадцать, я не понимала, что у меня тревожность или что я испытываю панические атаки, хотя проявления были очень явными – сердце колотится, ноги ватные, в глазах туман, в животе спазмы, учащенное дыхание и все такое, – рассказала мне Кэтрин. – По мере того как я узнавала о симптомах и реакции „сражайся или беги“, мои физические реакции ослабевали, а симптомы переходили в ментальную плоскость. Мои приступы паники начали выражаться в напряжении и легком затуманивании зрения, которые были в основном неконтролируемы; мысли стремительно проносятся у меня в голове, и я чувствую отстраненность».

Паническое расстройство предполагает наличие нескольких таких эпизодов в день, и они могут длиться до двадцати минут, а бывают и более длительные приступы. Представьте, какой страх может вызвать всего одна паническая атака. Дрожь, затрудненное дыхание, тошнота, боль в груди, страх смерти. Последующий спад, когда адреналин покидает вас. Затем вообразите, как далеко вы бы пошли, чтобы избежать еще одного такого приступа. Точно так же, как со мной это произошло в машине, люди с паническим расстройством часто избегают места, где у них случился приступ. Это может пугающе быстро ограничить ваши «безопасные» места. Хотя может показаться, что вы поступаете разумно, не провоцируя атаку, на самом деле вы усиливаете страх, придавая ему закономерный характер. Человек с паническим расстройством живет в страхе перед панической атакой, но у него также будут более общие страхи, и это означает, что для него вообще нет реального безопасного пространства.

Кэтрин определила, чтó вызывает у нее приступы, и, хотя все люди разные, я распознала множество собственных триггеров в том, что она сказала: «Чувство потери контроля или ощущение, что я недостаточно о чем-то знаю. Например, еду в город, не имея представления о том, как буду добираться домой, спонтанно высказываю свои планы или иду на занятия в университет либо на экзамен неподготовленной».

«Второй пункт, похоже, касается здоровья, – продолжала она. – У меня бывают приступы паники, связанные с действиями, которые могут навредить мне. Я думаю о побочных эффектах антибиотиков или о том, что у меня возникнет аллергическая реакция на что-нибудь. Также я иногда впадаю в панику из-за страха потерять сознание. Если я очень голодна или слишком усердно тренируюсь, у меня может случиться приступ паники из-за страха упасть в обморок».

Все еще страдая от приступов паники, Кэтрин сделала то, на что я не решалась в ее возрасте: обратилась за помощью. Она записалась на сеансы когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), а также применяет стратегии совладания, когда чувствует, что у нее вот-вот может начаться приступ. Вот как она об этом говорит:

«В момент паники моя обычная стратегия преодоления – глубоко дышать, пить воду и мысленно убеждать себя: „Угрозы нет, все в порядке, нужно сохранять спокойствие“. Я могу отстраниться от ситуации, если моя паника слишком сильна, но обычно заставляю себя остаться, переждать ее и успокоиться, показать себе, что то, из-за чего я паникую, не причинит мне вреда. Для профилактики я изменила образ жизни: высыпаюсь, хорошо питаюсь, принимаю витамины, хожу на прогулки. В общем, просто поддерживаю хорошее самочувствие и стараюсь избегать стресса. Если наступают тревожные времена, я могу распознать, когда захожу слишком далеко и нужно уделить время себе».

Фобии

Почти у каждого есть страх перед чем-то странным. По оценкам Национальной службы здравоохранения, 10 миллионов человек в Великобритании страдают тем или иным видом фобии [28]. Моя мама ненавидит крыс. В течение многих лет она даже не позволяла произносить это слово при ней. Мы должны были говорить «большие мыши». Моя мама невероятно сильная, умная и бесстрашная. Но я видела, как она превращалась в визжащее нечто, когда сталкивалась с «большими мышами». Загородная прогулка несколько лет назад обернулась цирком, когда мы заметили одну крысу в двадцати метрах впереди себя. «СКАЖИ ЕЙ, ЧТОБЫ ОНА УБИРАЛАСЬ!» – несколько раз крикнула мама, сжимая мою руку. Бесполезно, я неудержимо рассмеялась в ответ. Так себе из меня дочка. Она может написать об этом собственную книгу.

Но фобии могут изменить всю жизнь. Моя мать редко контактирует с крысами. Другим людям не так везет со своими страхами, и это может быть очень неприятно, когда вы чувствуете опасность вне зависимости от того, реальна она или нет.

Бывают две категории фобий: специфические и сложные. У моей матери специфическая фобия. Животные – обычное явление, как и высота, кровь, рвота и полеты. Если у вас есть страх перед чем-то конкретным, вы обычно делаете все возможное, чтобы избежать этого. Если ваша фобия связана с огромными пауками и вы живете не в Австралии, возможно, это не покажется вам слишком обременительным, но когда это то, чего вам не всегда удается избежать, вы можете обнаружить, как ваш мир сжимается. В восемнадцать лет у меня развился страх перед полетами. Раньше я прекрасно летала, но в один прекрасный день не смогла сесть в самолет. Это было ужасно. Я скучала по веселым семейным каникулам, отпускам с друзьями и рабочим командировкам. Иногда я совершала унылые поездки на поезде и притворялась, что это веселый способ путешествовать, но чувствовала себя при этом нелепой и обездвиженной. Одна только мысль о путешествии на самолете заставляла меня дрожать, и я чувствовала, что это меня очень ограничивает.

Сложные фобии преодолеть еще труднее. Этот термин обычно относится к агорафобии и социофобии. Широко распространено мнение, что агорафобия – это боязнь широких открытых пространств. И здесь речь не идет о пустыне или поверхности Луны. Скорее всего, это слово означает беспокойство по поводу того, как без паники выбраться откуда-нибудь или оттуда, где не всегда можно рассчитывать на помощь. Тревожные люди часто ищут буквальный или метафорический запасной выход. Например, вы чувствуете себя подавленным в метро или в оживленном супермаркете. Человек, страдающий агорафобией, может ограничить количество мест, которые он посещает. В худшем случае это означает, что человек будет прикован к дому – единственному месту, где он может чувствовать себя по-настоящему в безопасности. Агорафобия часто возникает после неудачного опыта – застревания в лифте или несчастного случая. Профессор Кевин Гурней, эксперт по этому заболеванию, считает, что около одного процента населения Великобритании страдает тяжелой формой агорафобии [29].

Возможно, вы подумали о клаустрофобии. Разница невелика, но важна. Клаустрофобия – это сильный страх замкнутого пространства. При агорафобии у вас возникает страх перед любым местом, из которого может быть трудно выбраться, что приводит к приступу паники или сильной тревоге.

Социальное тревожное расстройство

Социальное тревожное расстройство также называют социофобией. Точно так же, как депрессия – это не чувство грусти, социальная тревожность не означает некоторую застенчивость на рождественской вечеринке в офисе. Это парализующее состояние, которое может включать в себя страх перед знакомством с новыми людьми, выступлениями на публике, беспокойство о том, что вы опозоритесь, и приступы паники в ситуациях, когда вы вынуждены взаимодействовать с людьми. У людей с социальной тревожностью более низкое качество жизни, кроме того, у них развивается злоупотребление алкоголем и наркотиками и растет риск самоубийства. Считается, что в Великобритании примерно пять процентов населения страдают той или иной степенью социальной тревожности, и это в большей степени касается женщин, чем мужчин [30]. Возможно, неудивительно, что этот недуг имеет тенденцию развиваться в подростковом возрасте и вряд ли пройдет без посторонней помощи.

Ручира рассказала мне, что, сколько она себя помнит, у нее был страх по поводу того, как ее воспринимают другие. Конечно, это было неприятно. В годы учебы в университете этот страх расцвел пышным цветом. «Я пыталась найти оправдания тому, что не посещаю семинары. Стояла в туалете, не могла унять учащенное дыхание и была не в состоянии вернуться в аудиторию, опасаясь, что паника повторится, – говорит она. – Я называла это обострением, потому что до этого моя тревожность мешала мне в меньших масштабах, таких как нервозность в толпе, страх быть замеченной, трудности с посещением мероприятий. Я и не подозревала, что для кого-то это может быть иначе, что такого можно вообще не ощущать».

Ручира никогда не думала, что столкнется с такой проблемой. Вот ее слова: «Я на самом деле общительный, уверенный в себе человек. Раньше я с удовольствием гуляла и знакомилась с новыми людьми, поэтому мысль о том, что у меня социальная тревожность, сбила меня с толку. Мне кажется, социальная тревожность проявляется в разных формах у очень многих. Вероятно, моя была связана с тем, как меня оценивают в карьерном плане или по внешности. „Быть воспринятой всерьез“ было большим беспокойством, поскольку я предположила, что то, как я молодо выгляжу, означает, что я должна компенсировать это или противодействовать тому, что подумают обо мне люди, прежде чем узнают меня получше».

В конце концов ее тревожность достигла такого высокого уровня, что Ручира обратилась за помощью, но это заняло некоторое время. Вот ее рассказ: «Это произошло тогда, когда я редко выходила из дома и была, как говорится, на дне. Когнитивно-поведенческая терапия заставила меня осознать, что многие из моих проблем проистекали из страха умереть или упасть в обморок на глазах у всех, а люди, как я себе представляла, будут меня осуждать. Эта смесь паники и социальной тревожности, которая годами не поддавалась контролю, превратилась в нечто такое, из-за чего я не могла находиться в толпе, садиться в метро, заказывать еду или что-либо еще, не впадая в приступ паники. Когнитивно-поведенческая терапия действительно помогла – вместе с рецептом на лекарственный препарат».

Итак, вы видите: социальная тревожность – это не просто застенчивость.

Посттравматическое стрессовое расстройство

«Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» содержит определения проблем психического здоровья. В нем объясняется, что триггеры ПТСР включают в себя фактическую смерть или угрозу ее наступления, серьезную травму или сексуальное насилие. Травма, независимо от триггера, вызывает значительный стресс или ухудшает социальные взаимодействия человека, а также его способность работать или функционировать другими нормальными способами.

Чаще всего считается, что посттравматическое стрессовое расстройство наблюдается у солдат после боя – оно зафиксировано на протяжении всей истории во время Гражданской войны в США как «сердечный шок», в Первую мировую войну как «контузия», а затем во время Второй мировой войны как «боевая психическая травма» [31]. Но теперь известно, что это также затрагивает тех, кто подвергся сексуальному нападению, насилию и несчастным случаям, травматическим родам и катастрофам. Симптомы ПТСР включают повторяющиеся мысли о нападении или инциденте, ночные кошмары, избегание мыслей и ситуаций, связанных с триггером; чувство опасности, приступы паники, трудности со сном и концентрацией внимания. Согласно данным Национальной службы здравоохранения Великобритании, ПТСР поражает примерно каждого третьего человека, пережившего травматический опыт, хотя точно неизвестно, почему одни люди страдают от него, а другие нет [32].

Страдающие ПТСР не просто отчетливо ощущают триггер, они также могут пережить этот опыт заново с помощью флешбэков, когда слово, запах или шум могут заставить человека подумать, что пережитая им травма повторяется. Понятно, что люди с посттравматическим стрессовым расстройством часто стараются изо всех сил избегать всего, что может спровоцировать флешбэк, – например, меняют свой распорядок дня или ограничивают передвижения. Они сверхбдительны, высматривают опасность на каждом шагу. Это может спровоцировать сильное беспокойство из-за постоянного психического давления, требующего быть начеку.

С тех пор были определены другие типы ПТСР с целью лучше отразить различные переживания, связанные с ним. Они включают в себя:

– ПТСР с отсроченным началом. Если ваши симптомы проявляются более чем через шесть месяцев после перенесенной травмы, это можно было бы описать как «отсроченное ПТСР», или «посттравматическое стрессовое расстройство с отсроченным началом»;

– комплексное ПТСР. Это включает в себя хроническую и продолжительную травму или жестокое обращение. Например, если человек годами страдал от домашнего насилия, можно сказать, что у него «комплексное ПТСР».

Как и при любых проблемах с психическим здоровьем, люди, страдающие ПТСР, могут годами жить с симптомами до постановки диагноза. У Николы был диагностирован посттравматический стресс во взрослом возрасте, поскольку, еще будучи подростком, она подверглась сексуальному насилию со стороны отца. В депрессию же она впала только после того, как оставила свою работу в Королевских ВВС и вернулась к гражданской жизни. Хотя ей предложили консультацию, Николе было трудно говорить о том, что с ней произошло, отчасти потому, что психотерапевт «не знал бы, каково это – пережить такое».

Страх перед стигматизацией часто встречается у людей, страдающих ПТСР. У тех, кто подвергся сексуальному насилию, как Никола, виктимблейминг (обвинение жертвы) и страх, что им не поверят, могут помешать обратиться за помощью как можно раньше. Это усугубляется чувством стыда и вины, которое испытывают многие люди с посттравматическим стрессовым расстройством.

Мне повезло, что я не испытала этого ужасного расстройства в каком-либо реальном смысле, хотя я знакома с повышенной бдительностью. После того как несколько лет назад меня преследовал сталкер, из службы поддержки жертв мне сообщили, что у меня могут возникнуть некоторые симптомы посттравматического стрессового расстройства. Я не думала, что это произойдет, поскольку считала, что мои проблемы не такие серьезные, как те, с которыми, как мне казалось, сталкиваются люди, страдающие этим расстройством, но я определенно чувствовала повышенную бдительность – я искала и чуяла опасность повсюду. Неоднократно заглядывала под кровать, закрывала и открывала двери, проверяла сигнализацию и чувствовала себя на взводе – пугалась каждого шума и движения. Кроме того, я просто чувствовала сильную тревогу, и все мои обычные симптомы усиливались в разы. Поэтому, как и при всех тревожных расстройствах, может быть трудно определить, какое из них вы испытываете. Если вам кажется, что вы страдаете от посттравматического стрессового расстройства, вам доступно множество ресурсов, включая вашего терапевта, благотворительную организацию по охране психического здоровья Mind, а еще Combat Stress (для охраны психического здоровья ветеранов войны), Королевский колледж психиатров и благотворительную организацию «ПТСР в Великобритании». Ссылки можно найти в конце книги.

Генерализованное тревожное расстройство

Привет, старый друг! Генерализованное тревожное расстройство – это именно то, что вытекает из названия: свободно распространяющийся, чрезмерный уровень беспокойства, от которого нельзя отмахнуться. Считается, что почти 6 процентов жителей Великобритании страдают генерализованным тревожным расстройством [33], а в пятом издании самой популярной системы диагностики психических расстройств в США говорится, что период времени, в течение которого человек страдает до постановки диагноза, важен, что он составляет по крайней мере шесть месяцев и отражает разницу между теми, у кого беспокойство основано на чем-то конкретном в жизни, и теми, у кого беспокойство не пройдет, что бы ни случилось. Этот вид тревожности означает, что вы беспокоитесь даже тогда, когда на самом деле ничего не происходит, или таким образом, что это несоразмерно любому реальному риску. Когда вы справляетесь с одной тревогой, появляется другая, и ваш разум всегда стремится к наихудшему возможному сценарию в каждом конкретном случае.

Эти переживания почти всегда проявляются и на физическом уровне. У вас может быть чувство обреченности, головные боли, бессонница, усталость и утомляемость. Другие забавные результаты ГТР, с которыми я столкнулась, включают трудности с кратковременной памятью и концентрацией на чем-либо, а также сильное ощущение раздражения, направленного на себя и других. Есть бесчисленное множество других симптомов, которые я до сих пор иногда выискиваю на сомнительных медицинских сайтах (я делаю это, чтобы найти объяснение любым странным болям, которые у меня возникают). Это расстройство поражает женщин больше, чем мужчин, и в некоторых случаях оно также является фактором, способствующим развитию депрессии, так что лечение лучше не откладывать.

О стрессе в современном мире написано много. Управление национальной статистики сообщает, что, по оценкам, в 2016 году в Великобритании из-за болезни или травмы было потеряно 137,3 миллиона рабочих дней, треть из которых – из-за проблем с психическим здоровьем [34]. Нам постоянно говорят, что наша жизнь наполнена беспокойством – о деньгах, работе, семье и взаимоотношениях. Эти вполне реальные проблемы могут заставить самого спокойного человека почувствовать тревожность. ГТР означает, что вы можете отчаянно волноваться по поводу этих проблем, а также целого ряда других, которые, по-видимому, связаны с первоначальной. Я легко могу часами беспокоиться о деньгах, что кажется рациональным, но мой разум немедленно нарисует мне картину, как я села на мель, обанкротилась и меня преследуют кредиторы. Вдобавок ко всему я внезапно могу почувствовать себя охваченной тревожностью из-за болезни, из-за мыслей о том, не обидела ли я кого-нибудь на работе, не забыла ли задуть свечу… или, может быть, я начну думать, что у меня серьезное заболевание. Одно беспокойство влечет за собой другое, а потом следующее, и так до тех пор, пока ваш разум не переполнится ими и вы не почувствуете себя на грани отчаяния. Это запутанная паутина, которая образуется на невероятной скорости – вы не знаете, с чего начать, пытаясь разобраться с этим беспорядком.

Дэвид, страдающий ГТР, живет в тревоге сколько себя помнит. «В худшие моменты это проявляется и на физическом уровне, и на эмоциональном, – говорит он. – Физически я всегда чувствую себя напряженным, у меня потеют ладони, я тревожусь и не могу долго на чем-то концентрироваться. Если меня что-то гложет, меня беспокоят сильные боли в животе, учащенное сердцебиение, потливость. Ментально и на уровне эмоций это выражается в постоянном беспокойстве, скачущих мыслях – неспособности рационализировать происходящее или жить в условиях неопределенности. Например, если я не уверен в том, как пройдет рабочая встреча, то буду зациклен на ней весь день и не смогу сосредоточиться ни на чем другом, пока она не завершится. У меня есть фобии определенных вещей – полетов, пищевых отравлений и общих проблем со здоровьем. Конечно, это выматывает со всех сторон».

Выматывает, потому что наше тело пытается израсходовать избыток адреналина. Его количество, которое приходит при ГТР, просто невероятно большое. Моя позиция по умолчанию – лежать в постели и дремать. Но когда я тревожусь, у меня энергия молодой газели. Я могла бы часами совершать прыжки с хлопками над головой, если бы не была так занята тем, что чувствовала себя дерьмово и обгрызала кожу вокруг ногтей, подергивая ногами, не в состоянии ни на чем сосредоточиться больше тридцати секунд. ГТР накатывает, как яростная волна на берег, опрокидывая все на своем пути и потрясая вас своей силой. Вы просыпаетесь от того, что оно врывается в ваш желудок, проталкивается к горлу, говоря вам, что опасность близка. Адреналин прекрасен в условиях настоящего кризиса, но ужасен, когда беспокоиться не о чем. Это кажется слишком реальным, чтобы его игнорировать, поэтому вы этого не делаете: должно быть, что-то не так. В реальной кризисной ситуации адреналин (и его уродливые братья норадреналин и кортизол) – это хорошее подспорье: вы получаете возможность приложить титанические усилия, чтобы вытащить ребенка из горящего здания. Когда же у вас тревожность, вы просто чувствуете себя физически больным – потным, дрожащим комком нервов, при этом вас еще и подташнивает. Это способствует возникновению обратной связи – вы физически ощущаете, что полны страха; адреналин может вызвать паническую атаку. После того как она утихает, вы ищете причины того, почему это произошло, что приводит к размышлениям и навязчивым мыслям в поисках законного основания. Вы тратите много времени, опасаясь очередного приступа паники, и это влечет за собой выброс дополнительного адреналина… и далее по кругу.

Другой симптом ГТР, который я нахожу непреодолимым,– это ощущение надвигающейся ГИБЕЛИ. Я помню, как несколько лет назад, когда мы с мамой ходили в местный супермаркет, мне вдруг показалось, что вот-вот наступит конец света. Цвета в магазине казались совершенно неправильными, и все вокруг меня выглядели зловещими и недружелюбными. Я чувствовала, как мои эмоции стремительно падают, как будто дементор из «Гарри Поттера» высосал всю радость из моего тела. Внезапно меня охватил дикий ужас, в то время как люди просто покупали себе продукты на ужин. Ощущение обреченности невероятно пугает – вы чувствуете, что для этого должна быть причина. Точно так же и при выбросе адреналина: трудно избавиться от него и списать на беспокойство, когда каждая частичка вас говорит вам, что приближается опасность.

Это чувство обреченности присуще не только мне или моим товарищам по несчастью. В 1773 году лондонский врач Джордж Чейн написал книгу «Английская болезнь» (The English Malady), в которой обратился к своему собственному беспокойству, описав свои «испуг, боязнь и ужасающее состояние» [35]. Возможно, он испытал это не в местном супермаркете, но ощущения те же самые.

Я упомянула лишь некоторые из наиболее часто встречающихся тревожных состояний. Может быть, вы не ощущаете обреченности, или приступов паники, или странного подергивания глаз – но это не значит, что у вас нет тревожности или что ваш опыт ненормален. Я могла бы написать книгу о разнообразных симптомах или диссертацию, которая полностью состояла бы из описания безумных мыслей и неврозов, которые были у меня в жизни. Хотя никто бы это не стал читать, вероятно, даже я сама. Я говорю это, чтобы успокоить вас: даже если все это не похоже на вас, это не значит, что ваша тревога менее ужасна или каким-то образом не так сильно влияет на жизнь, как у кого-либо другого. Психическое здоровье – это не игра в карты (возможно, как раз это меня раздражает), и если тревожность дала мне что-то положительное, так это то, что она научила меня быть более чуткой к другим людям, которые испытывают трудности в жизни. У всех нас с мозгами не все в порядке. Не преуменьшайте свои проблемы и не сравнивайте их с проблемами других людей. Наличие любящей семьи или хорошей работы не означает, что вы должны молчать, когда боретесь с проблемами психического здоровья, какими бы незначительными они вам ни казались. Вы лучше, чем кто-либо другой, видите, когда в вашем мозгу происходит какой-то сбой, и если это так, то обратитесь за помощью. Тревожные расстройства обычно усугубляются без вмешательства специалиста. То, что помогло мне, – это терапия, лекарства и бег. То, что поможет вам, может отличаться, но приложите серьезные усилия, чтобы обратиться за такой помощью. Это будет лучшее, что вы когда-либо сможете сделать для себя и для тех, кто вас любит. В тревожности нет ничего нового. В древней латинской и греческой литературе неоднократно упоминаются страх и беспокойство. В XVII веке оксфордский ученый Роберт Бертон в своей книге «Анатомия меланхолии» так описал тревожность: «То, что нельзя вылечить, нужно терпеть» [36]. Это высказывание до сих пор актуально. В XVIII веке приступы паники называли панофобиями, и все мы слышали выражение «лишиться чувств». В 1869 году американский врач Джордж Миллер Бирд описал неврастению – что означает нервную слабость – как состояние, от которого все больше страдает средний класс [37]. Он полагал, что такие состояния были преодолены быстрым развитием современного общества. Давай, Бирд, поговори со мной о прогрессе: просто попробуй воспользоваться парковочным счетчиком без телефона, кредитной карты или ученой степени по математике.