Текст книги "Планета кошек"

20. Аль Капоне

Альфонсе Капоне родился в 1899 году. Учился в католическом учебном заведении со строгим режимом. Был исключен оттуда за нападение на учительницу. После этого началась его карьера гангстера в шайке юных хулиганов, называвших себя «Бруклинские потрошители». Они занимались кражами, вымогательством, подпольным бутлегерством. В восемнадцать лет он заделался барменом и вышибалой в баре главаря одной из банд Фрэнки Йейла.

За оскорбление, нанесенное сестре другого главаря, Фрэнка Галлучио, ему порезали бритвой щеку, отсюда другое его прозвище – «Лицо со шрамом». Попросив прощения за свой проступок, Лицо со шрамом стал телохранителем Галлучио.

Позже он перебрался в Чикаго, где стал бухгалтером в банде Джонни Торрио, владельца нескольких борделей, притонов и лотерей в итальянском квартале. Банда Торрио разрослась до восьмисот человек. Капоне становится вербовщиком, телохранителем Торрио, далее его правой рукой. В 1920 г. принимают «сухой закон». Торрио поручает Капоне управление подпольным баром «Четыре-Два». Позднее Торрио, получивший ранение в стычке с ирландскими гангстерами, решил вернуться в Италию и передал свою банду Капоне. Так в 1925 г. началась эра Аль Капоне. Он поддержал кампанию по выборам мэра Джозефа Кленха, отправив двести своих громил запугивать избирателей, вытряхивать урны и наполнять их бюллетенями за Кленха. Мало-помалу он подчинил себе местных политиков, судей, полицию.

В двадцать шесть лет Аль Капоне уже был главарем итальянской мафии всего Чикаго. К этому времени он владел 161 баром, 150 притонами и 22 борделями. Кроме того, он скупил на корню чикагскую полицию. К тридцати годам у него остался единственный соперник – главарь ирландской мафии Багс Моран. В День святого Валентина к Морану явились псевдополицейские, построили помощников главаря лицом к стене и убили всех их выстрелами в затылок. Сам Моран скрылся, но Аль Капоне объединил всех мафиози и стал королем преступного мира и врагом общества номер один.

Кризис 1929 г. превратил сотни тысяч людей в безработных, и Аль Капоне стал создавать себе благоприятное реноме среди населения раздачей беднякам бесплатного супа.

В 1931 г. его наконец арестовали за налоговые махинации вследствие грубого просчета – изгнания своего юриста, блестящего специалиста по налогам, обходившегося слишком дорого, и замена его двумя менее способными китайскими юристами, своими дружками.

Присяжные приговорили Аль Капоне к девятнадцати годам тюремного заключения. Через восемь лет отсидки его пырнул ножом в тюрьме Алькатрас другой заключенный. После ранения его освободили, и он вернулся к семье. Из-за заражения в юности сифилисом его физическое и психическое здоровье неуклонно ухудшалось, и в 1947 г. он скончался в Майами. Его прах захоронен на кладбище Маунт-Кармел в штате Иллинойс рядом с останками других знаменитых гангстеров.

Энциклопедия абсолютного и относительного знания.

Том XIV

Акт II
Сумма всех страхов

21. Защитите меня от моих друзей, со своими врагами я сам справлюсь

Моя мать говорила: «Что бы с вами ни случилось, худшее впереди».

После неудачи с танковой атакой и послания Тамерлана обстановка в башне Свободы неуклонно ухудшается.

Насколько перезапуск Интернета и прибытие генерала Гранта зажгли всех нас надеждой, настолько поражение и обещанное прибытие Тамерлана заразили всех нас распрями.

Под распрями я имею в виду разногласия между общинами. В далеком прошлом остались первые ассамблеи, походившие на пау-вау мирных индейских племен.

Бегут дни, и на каждом собрании сталкиваются непримиримые группы: черные воюют с белыми, индейцы с ковбоями, протестанты с католиками, арабы с евреями, военные со штатскими, богатые с бедными, молодежь со стариками. Даже у животных больше ничего не клеится. Между кошками и собаками порой вспыхивают свары.

Каждый держится за свою общину, за свое племя, и даже если Роман и Джессика поддерживают связь с учеными всего мира, ничьи исследования не приводят к конкретным решениям. Все остальные человеческие сообщества по всему свету тоже живут в страхе.

Даже у моих близких учащаются ссоры. Роман и Натали так и не помирились.

Одновременно образовалась пара или по крайней мере неожиданно крепкая дружба биолога-генетика Эдит и программиста Джессики Нельсон.

Любовные истории, претендующие на длительность, – это только связь моего сына Анжело с американской кошкой Кимберли и Эсмеральды с паскудным Буковски.

День за днем поступает капля за каплей информация об остальном мире. Благодаря ожившему Интернету нам известно, что под ударами все более многочисленных и хитроумных крыс повсюду затухают один за другим теплившиеся еще очаги сопротивления.

Даже крупные американские города – Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Чикаго, Денвер – теперь полностью во власти крыс. Вне американского континента завоеваны грызунами Пекин, Москва, Рио-де-Жанейро, Мехико, Бомбей, Лагос.

Я не смею представить будущее, в котором крысы установят между собой планетарную связь, как это происходит у нас.

Если этот кошмар станет явью, то придет конец не только людям, но и кошкам, собакам, свиньям, лошадям, коровам, всем животным, способным оказывать сопротивление.

На что будет похож мир, полностью контролируемый крысами?

В таком обществе главенствовали бы жестокие авторитарные вожаки, уважающие только безжалостную силу. Даже среди них существует иерархия: те, кто сверху, давят нижних. По-моему, прибытие на американский континент Тамерлана все только усугубит.

К тому же меня мучает подозрение, что у него зуб лично на меня: он задумал лишить меня ценнейшего достояния – Расширенной Энциклопедии Относительного и Абсолютного Знания.

Остается, правда, одна загадка. Тамерлан сказал: «Я к вам нагряну», но мне непонятно, каким образом он сумеет пересечь Атлантику.

Ведь a priori крысы не умеют плавать.

Ответ на мой вопрос появляется спустя тридцать пять дней, на горизонте. Французский крысиный царь, наблюдавший наше отплытие на паруснике «Последняя надежда», не стал усложнять себе жизнь и последовал нашему примеру. Разница в том, что он приплыл не на старом паруснике, а на огромном современном танкере. Я заранее трепещу, представляя, сколько крыс сидит в его трюмах.

Какой прием окажут американские крысы своим французским родичам? Тот же самый, что оказали нам американцы – люди и кошки?

Мы следим за дальнейшими событиями благодаря дронам, видеосъемка с которых воспроизводится в нашем зале заседаний.

Танкер приближается. Его палуба скрыта под густым слоем серой шерсти. Воображаю, сколько тех, с кем я когда-то билась не на жизнь, а на смерть, засело в трюмах.

Когда плавучая громадина подходит близко к берегу, французские крысы бросаются в воду, чтобы поскорее очутиться на «нашем» берегу. Это похоже на серую реку, сплошную ленту, протянувшуюся между танкером и сушей.

Мы видим на экранах участок берега, где крысы двух континентов устанавливают первый контакт.

Американские и французские крысы внимательно смотрят друг на друга.

В какой-то момент у меня возникает надежда, что американские грызуны отторгнут французских, но вот мы наблюдаем сближение и взаимное обнюхивание отдельных особей. Кажется, любопытство у них превосходит недоверие.

А жаль.

Из стаи серых крыс выползает белая фигурка.

Это он.

Я приказываю Роману увеличить масштаб изображения. Чем оно отчетливее, тем яснее я узнаю крысиного царя.

Он не просто явился сам, он командует всей своей несчетной стаей, взгромоздившись на спины двух других крыс.

Тамерлан не разжирел, не состарился, у него по-прежнему горит красный глаз, белая шерсть безупречна, круглое ухо подрагивает, хвост длинный, розовый, гибкий.

Натали показывает мне на второй экран. Дрон снимает появление огромной бурой крысы, которую несет шестерка крыс помельче.

Аль Капоне.

С тех пор как дрон снимал его в прошлый раз, он успел еще больше растолстеть. Теперь у него все признаки ожирения.

Так это он – та американская крыса, что придумала мутацию против ратицида и, вероятно, способ остановить танки?

Я вглядываюсь в изображения на экранах.

Две крысы с двух континентов, перетаскиваемые носильщиками, постепенно сближаются.

Настает момент, когда, оказавшись морда к морде, они обнюхивают друг друга и встают на задние лапы. Дроны подлетают так близко, что микрофоны ловят их пронзительный писк.

Судя по подергиванию хвостами и по обнаженным резцам, между двумя крысами завязался серьезный разговор.

– Как крыса умудрилась погрузить на борт такую тучу сородичей и доплыть с ними до Нью-Йорка? – недоумевает американский президент.

– Не абы какая крыса, – отвечает ей Роман Уэллс. – У Тамерлана есть Третий Глаз, как у Бастет. Как и она, Тамерлан умеет подключаться к любой электронике. А что касается этих огромных судов последнего поколения, то они теперь полностью автоматизированы. Они могут плавать, как самоуправляемые автомобили, подстраиваясь под погоду и течения, удерживая заданный курс. Тамерлану, умеющему заходить в Интернет, получать информацию и соединяться с компьютером, оставалось только задать программе направление.

Лично я не отрываясь слежу за судьбоносной встречей.

Сначала все протекает как будто мирно, но обстановка быстро накаляется. Американская крыса, опираясь всей своей массой на задние лапы, свистит все резче, хвост задран, словно она собралась использовать его как бич. Шерсть встала дыбом, отчего крыса кажется еще больше. Французская крыса ведет себя иначе: опускает голову в знак смирения.

Этот жест подчинения успокаивает американца. Диалог возобновляется в менее агрессивной манере.

Роман включает узконаправленный микрофон, чтобы нам был слышен звук.

Жаль, что среди нас уже нет Шампольона, он бы перевел эти переговоры.

Но даже не понимая частностей, можно сделать вывод, что Аль Капоне проявляет властность, Тамерлан – готовность подчиниться.

Американец все сильнее заводится, француз ведет себя все более смирно.

Американец, перемежая визг свистом, указывает лапой в нашу сторону.

Наверняка речь идет обо мне.

Тамерлан вроде бы заинтересован услышанным, он тоже смотрит в нашу сторону.

Аль Капоне обнюхивает французского коллегу. Тот, демонстрируя, что ему нечего скрывать, подставляет ему свой зад: эта поза означает, что победитель при желании может даже над ним надругаться. Тот подносит к заду француза нос, но довольствуется фигуральным подчинением и не изъявляет желания заходить дальше. Он просто задирает лапу и мочится белой крысе на голову. Обмоченный хранит невозмутимость.

После этого два главаря опять встают друг напротив друга. Судя по их писку, теперь у обоих более любезное настроение.

Тамерлан оглядывается на ближайший дрон и, глядя в объектив, делает приветственный жест.

Это по мою душу. ОН НАДО МНОЙ НАСМЕХАЕТСЯ!

После этого серые крысы перемешиваются с бурыми. Все вместе устремляются к берегу моря и быстро плывут к острову Либерти.

Там оба крысиных царя скрываются в цоколе огромной статуи, и дальнейшие события нам уже не видны.

Все люди и кошки, присутствовавшие при этой сцене, шокированы увиденным, безусловным свидетельством союза, заключенного у нас на глазах нашими худшими врагами.

– Я желаю обратиться к представителям ста двух общин, – сообщаю я Натали.

– Но ты всего лишь кошка…

– А вы объясните им, кто я такая. Действуйте!

Служанка мнется, но потом соглашается подняться на помост, где что-то говорит на ухо Хиллари Клинтон. Та удивленно поворачивается ко мне, потом подходит к микрофону.

– Мне тут сообщают, что кое-кто хорошо знаком с французскими крысами и намерен выступить перед вами с сообщением.

Натали подходит ко мне. Я прыгаю ей на правое плечо, и она идет со мной на помост.

– Одно небольшое уточнение, – спохватывается Хиллари Клинтон. – Этот «кое-кто» не человек.

Никто не совершенен.

Я грациозным прыжком перемещаюсь за пюпитр, чтобы лучше видеть сидящих в зале.

Натали ставит свой наушник перед микрофоном. Так моя речь, слышать которую раньше было ее эксклюзивным правом, станет доступна всем остальным.

Теперь главное – подобрать правильные слова.

– Дамы, господа, кошки, коты, здравствуйте.

Пока что годится…

– Спасибо, госпожа президент Клинтон, за предоставленное мне слово, спасибо, представители общин, за то, что слушаете меня. Представлюсь: меня зовут Бастет. Я всего лишь кошка, и некоторые из вас, возможно, считают нас, кошек, низшим видом. Тем не менее…

Некоторые люди показывают жестами, что они не из таких, но их немного.

– …тем не менее как кошка я знаю, и неплохо, царя французских крыс, которого вы видели на экранах. Его зовут Тамерлан.

Сто два представителя общин шумят – я считаю это признаком одобрения.

Мне надо владеть собой, ведь я обращаюсь к последнему организованному правительству людей в некогда самой могущественной стране.

– Там, по другую сторону океана, эта красноглазая белая крыса была моим худшим врагом, но вышло так, что я смогла поговорить с ней лично. Осуществилась эта встреча благодаря тому, что у меня в лоб вживлено, как все вы видите, гнездо USB. По той же причине я могу обращаться к вам сейчас. Тамерлан оснащен точно так же. Таким образом, мы с ним могли контактировать напрямую, от мозга к мозгу, при помощи соединившего нас простого кабеля.

Я выдерживаю короткую паузу, чтобы убедиться, что меня внимательно слушают.

– Итак, вам следует уяснить: во-первых, это необычная крыса. Ее создали в научной лаборатории, на ней ставили травматические опыты. Во-вторых, она чрезвычайно целеустремленная и умная. Ни в коем случае нельзя ее недооценивать. В-третьих, она уже прибегала к своему Третьему Глазу для подключения к компьютерам, когда они еще не были заражены вирусом. Поэтому у нее, как и у меня, был доступ ко всем знаниям человечества. В-четвертых, она владеет существенным культурным багажом, особенно в области истории, географии и технологий. Тамерлан умеет приспосабливать то, что узнает, к имеющимся обстоятельствам. В-пятых, она умеет пользоваться огнем. При помощи него она сумела преодолеть в Париже наши деревянные ограждения. В-шестых, она исключительно мотивирована тем, что жаждет отомстить за все зло, причиненное ей еще в лаборатории. Добавьте к этому ее желание отыскать лично меня, вызванное тем, что я располагаю, как ей известно, флеш-картой в целый зеттаоктет (тысячу миллиардов миллиардов октет), на которую загружена практически вся память человечества. Вот почему Тамерлан ни перед чем не останавливается, даже пересек со своей крысиной ордой океан.

Я делаю еще одну короткую передышку. В зале нарастает шум.

– Подождите, я рассказала все это не для того, чтобы вас напугать. Я хочу одного: предостеречь вас об угрозе, исходящей от этого конкретного экземпляра, который не является заурядной крысой. Судя по тому, как они только что общались, Тамерлан собирается обучить американских крыс пользованию огнем. Поэтому надо заранее подготовиться к тому, что они попытаются поджечь эту башню. Вот и все, что я намеревалась сказать.

После моего выступления воцаряется потрясенное молчание. Потом поднимается генерал Грант. Я получаю перевод его речи напрямую в свой Третий Глаз благодаря наушнику Натали.

– Не пойму, зачем нам слушать эту кошку. Сами видите, цель ее речи – еще сильнее нас напугать. Встает вопрос, не играет ли она на руку крысам.

Весь зал одобряет мнение генерала. Хиллари Клинтон, пользуясь этим, берет микрофон и поворачивается ко мне.

– Как, говорите, ваше имя?

– Бастет, в честь египетской богини.

– Так вот, Бастет, я вас выслушала и склонна вам верить. Сведения, которые вы нам сообщили, представляются мне достоверными. Тем не менее вы не предлагаете решений. Вы всего лишь нас ослабляете.

– Я хотела предостеречь вас, что вероятна огненная атака, из чего вытекает необходимость подумать о способах защиты.

Несколько человек возражают, в зале нарастает враждебность ко мне.

Хиллари опять берет микрофон.

– Прежде всего, дорогая Бастет, я должна вас успокоить: наша башня Свободы сделана из стекла, металла и бетона ультравысокого качества, устойчивостью она значительно превосходит деревянные заграждения…

В зале одобрительный смех.

Надо мной смеются, потому что я всего лишь кошка.

Натали смотрит на меня с огорчением.

Что ж, что заслужили, то и получат. Раз у них такое непоколебимое чувство собственного превосходства, то пусть они падут жертвами гордыни, присущей их виду.

Кто-то поднимает руку, желая взять слово. Это Норовистый Конь, представитель общины американских индейцев. Хиллари просит тишины, чтобы его слова не потонули в криках.

– Хочу задать этой кошке вопрос. Вы говорите, что угроза для нас вызвана тем, что французский царь владеет огнем, но есть ли у вас более глобальное решение, помимо противопожарных мер?

– Есть.

Я забочусь о производимом впечатлении. Добившись всеобщего внимания, я отвечаю на вопрос, и мой ответ переводится автоматически благодаря сконструированному Романом интерфейсу. Я стараюсь отчетливее артикулировать.

– Надо убить обоих царей, пока они не стали претворять в жизнь свои зловещие планы, то есть как можно скорее.

В этот раз некоторые в зале хохочут, некоторые издевательски свистят. Это продолжается довольно долго.

Моя мать говорила: «Поспешная правота хуже ошибки. Сначала на вас злятся за то, что вы нарушаете привычки, потом за отсутствие убедительных доводов».

Как я погляжу, один лишь Норовистый Конь смотрит на меня с любопытством, как будто не знает, что обо мне подумать.

Возможно, один из представителей племен переходит в мои союзники.

Заседание завершается, все расходятся.

Я иду в столовую и обедаю там, сидя напротив своей служанки – по той простой причине, что они с Романом никак не помирятся.

Все-таки я не вполне разобралась в отношениях в этой паре. Все так непросто! У них это называется «чувства», хотя я назвала бы это «ненужными сложностями».

Мне приходится поступать, как ребенку разведенных родителей (читала в РЭОАЗ, как это бывает): провожу время по очереди со своей служанкой Натали и со своим слугой Романом.

Гораздо больше с первой, чем со вторым.

Немного поодаль я вижу Эдит и Джессику (они по-прежнему очень близки), позади них сидят за столом по человеческой моде, друг напротив друга, Эсмеральда и Буковски.

Я спрашиваю Натали:

– Вы считаете, что я эгоцентрик с манией величия?

– Почему ты спрашиваешь?

– Один раз Эсмеральда назвала меня этими двумя словами.

– А сама ты как думаешь?

– Мне кажется, что если мне предстоит стать в один прекрасный день царицей или пророчицей, то мне нужен хотя бы минимум уверенности в себе.

Натали слушает меня рассеянно: ей важнее наблюдать издали за Романом, обедающим с Сильвеном.

– Вот скажите, как вы будете спасать мир, если не считаете себя значительной персоной? Теперь, хорошо разбираясь в человеческой истории, я задаю следующие вопросы: обладал ли Александр Великий смирением? Был ли альтруистом Аттила? Была ли присуща скромность Чингисхану? Иллюзии ни к чему. Хочешь способствовать эволюции своих сородичей – изволь развить в себе самоуверенность и харизму. Не знаю, как поступали бы на моем месте вы, но моя техника – не вилять, не идти на компромиссы, не добиваться сомнительного консенсуса, а действовать решительно, быть простой и прямой, говорить то, что думаю. Сами видели, как я набралась храбрости и произнесла речь.

– Ты правильно сделала, – кивает Натали, подкладывая себе тушеной крысятины.

– К тому же все эти сто два представителя вечно собачатся из-за ерунды.

Вместо ответа она старательно пережевывает горячую крысятину. Мне приходится продолжать в режиме монолога:

– Управлять – это не ждать и не надеяться, что все устроится само по себе. Управлять – значит не позволять другим решать за вас. Если ошибусь – тем хуже для меня.

В случае чего можно переложить ответственность на кого-нибудь другого – я называю таких «крайними».

– Сами видели, в бою я не миндальничаю, а действую эффективно. Будущее рассудит. Конечно, те, кто ничего не делает и никак не рискует, вызывают больше симпатии, чем те, кто строит амбициозные планы, требующие порой немного твердости. Эсмеральда упрекнула меня в том, что на моем счету нет великих побед, но сама-то она чего достигла, чтобы иметь право меня судить?

– Ничего, – соглашается служанка с полным ртом.

Я довольна, что она больше не вспоминает про мою мнимую спасательную миссию, когда я плюхнулась в воду в нью-йоркском порту.

Натали встает и идет за добавкой овощей, считающихся редким деликатесом.

Я тем временем давлюсь сырой крысятиной. Это, впрочем, не мешает мне развивать аргументацию.

– Лично я ничего не имею против тирании, если она обеспечивает быстрейшее продвижение в нужную сторону. Я читала вашу историю. Люди вечно кричат о своей ненависти к тиранам, но обратите внимание, о ком пишут в книгах: Юлий Цезарь, Людовик XIV, Наполеон, Сталин, Мао Цзэдун. Все это безжалостные кровавые убийцы, самовластные душители свободы. При этом именно они самые обсуждаемые личности, и неважно, что со временем выясняется, что они были худшими правителями, погубившими свои страны. Забыта их лживая пропаганда и их ослепительные дворцы, построенные на награбленное. Они цензурировали прессу и мордовали оппозицию, чтобы вольготно властвовать в отсутствие критических свидетельств. Поскольку выживали только покорные историки, ошибки тиранов замалчивались, а мельчайшие победы возвеличивались.

Я надеюсь произвести впечатление на мою собеседницу своими историческими познаниями, но моя служанка знай жует морковку, не сводя глаз с Романа.

– Не все так просто, – все-таки отвечает она мне.

– Если я вас еще не убедила, то позвольте напомнить, что все хорошие правители и управленцы из либералов плохо кончали: Людовику XVI, модернизировавшему Францию и превратившему ее в мировую колониальную державу, отрубили голову на заплеванной площади, под оскорбительные выкрики. Это я точно знаю, прочла в РЭОАЗ. Наполеона III, с которым страна перешла в индустриальную эру, сместили; на Горбачеве, избавившем Россию от коммунизма, сконцентрировалась вся ненависть его народа; Чжао Цзыян, старавшийся, чтобы демонстрации на площади Тяньаньмэнь не завершились кровопролитием, был отстранен его же министрами и заменен палачом Ли Пэном. Уроки всего этого очевидны. Лучше быть бессовестным, продажным, лживым тираном, чем компетентным, искренним, великодушным руководителем, допускающим оппозицию и критику. Кстати, худшие диктаторы чаще всего умирают от старости в своей постели, в окружении любящей семьи и преданных слуг, тогда как реформаторов, как я только что доказала, обычно смещают или вообще казнят. Мой вывод из всего вышесказанного таков: мне следует навязывать свою волю, даже в ущерб другим. Когда твой враг суров, надо превзойти его суровостью.

Но Натали меня не слушает. Я даже сомневаюсь, что мои разговоры ее интересуют.

Плевать она хотела на мои политические рассуждения. Конечно, она ведь считает, что кошачье мнение о предводителях человечества заведомо не представляет интереса.

Натали начинает плакать.

– Мои слова о том, что я предпочитаю тиранов, а не демократические ассамблеи, довели вас до такого состояния?

Она отрицательно мотает головой.

– Тогда из-за чего вы плачете? Из-за крыс? Из-за прибытия Тамерлана? Из-за того, что никто не слушает моих советов?

– Нет, – бормочет она и утыкается лицом в сгиб локтя.

– Перестаньте, Натали! Ну признайтесь. Сами знаете, я не только ваша хозяйка, но и ваша… как это у вас называется? «Подруга»! Так в чем дело?

Женщина поднимает голову, смотрит из-под упавших на лицо всклокоченных волос, утирает слезы и выпаливает:

– Я беременна.