Текст книги "Революция муравьев"

– Бывает достаточно укуса в вену, соединенную непосредственно с сердцем, и тогда осиный яд становится смертельным, – пояснил судебный врач.

Такое объяснение озадачило полицейского. Выходит, происшествие, которое он считал убийством, на самом деле оказалось простым несчастным случаем в лесу. Всему виной – обыкновенный укус осы.

Однако оставалась еще пирамида. Даже если это было не более чем простым совпадением, смерть от укуса осы у подножия пирамиды, построенной без разрешения в охраняемом лесу, – происшествие ненормальное.

Полицейский поблагодарил судебного врача за старания и, сморщив в раздумьях лоб, отправился бродить по городу.

– Здравствуйте, месье!

К нему подошла троица молодых людей. Среди них Максимилиан узнал Гонзаго, племянника префекта. Лицо у него было в синяках и кровоподтеках, на щеке виднелся след от укуса.

– Что, подрался? – полюбопытствовал полицейский.

– Было дело! – воскликнул Гонзаго. – Набили рожу анархистам, целой шайке.

– Все еще интересуешься политикой?

– Мы из Черных крыс, передового молодежного отряда новых крайне правых, – пояснил другой парень, протягивая ему листовку.

«Долой чужаков!» – прочел полицейский и прошептал:

– Вижу-вижу.

– Жаль, у нас нет оружия, – признался третий молодчик. – Будь у нас хромированный револьвер, как у вас, месье, решать «политические» дела нам было бы проще.

Максимилиан Линар заметил, что у него из-под пиджака торчит открытая кобура на перевязи, и спешно ее застегнул.

– Видишь ли, револьвер – ерунда, – заметил он. – Всего лишь инструмент. Главное – разум, он контролирует нерв на кончике пальца, который лежит на спусковом крючке. Это очень длинный нерв…

– Не такой уж и длинный, – рассмеялся один из троицы.

– Ладно, доброго вам вечера! – сказал в заключение полицейский, решив, что молодежь, должно быть, так шутит.

Но Гонзаго его удержал.

– Знаете, месье, мы стоим за порядок, – отчеканил он. – Если вам когда-нибудь понадобится помощь, непременно дайте нам знать.

Он протянул полицейскому визитку, Максимилиан учтиво сунул ее в карман и пошел своей дорогой.

– Мы всегда готовы помочь полиции! – крикнул ему вдогонку лицеист.

Комиссар пожал плечами. Времена меняются. В молодости Максимилиан нипочем не позволил бы себе окликнуть полицейского: к людям этой профессии он относился с большим уважением. А теперь каким-то необученным юнцам вздумалось поиграть в добровольных служителей закона! Он ускорил шаг, торопясь к жене и дочери.

По главным улицам Фонтенбло сновали люди. Мамаши толкали перед собой детские коляски, нищие клянчили милостыню, домохозяйки катили тележки со всякой снедью, детвора играла в «классики», уставшие после рабочего дня мужчины спешили домой, какие-то люди копошились в вонючих мусорных баках, доверху забитых отходами, которые из-за забастовок мусорщиков некому было убирать.

Кругом зловоние…

Максимилиан зашагал еще быстрее. Что верно, то верно, в стране недостает порядка. Люди расползаются повсюду – никакой организации, никакой общей цели.

Беспорядок овладевает городами подобно тому, как леса захватывают поля. Максимилиан подумал, что у него полезная профессия: ведь полицейские выводят сорняки, защищают высокие деревья и выравнивают строевой лес. В сущности, они те же садовники. Содержат в порядке жизненное пространство, заботясь о его чистоте и безопасности.

Придя домой, он покормил рыбок и вдруг заметил, что у самки гуппи появилось потомство и что она гоняется за мальками, пытаясь их сожрать. В аквариуме мораль не действует. Он было залюбовался жарко полыхавшим в камине огнем, но тут жена позвала его к столу.

Блюдо дня: свиная голова под чесночным соусом с зеленью, уксусом и яйцами, а также салат из цикория. За столом говорили о погоде, которая, как обычно, не радовала, обсуждали новости, которые, как обычно, не утешали, а между делом нахваливали Маргариту за хорошие отметки в школе и мадам Линар за превосходную стряпню.

После обеда, пока жена складывала грязную посуду в мойку, Максимилиан попросил Маргариту объяснить, как играют в чудную компьютерную игру – «Эволюцию», которую она подарила ему на день рождения. Но дочурка сказала, что ей еще нужно доделать уроки. Будет проще, если она установит на его компьютере другую игровую программу – «Личность».

«Личность», уточнила она, – это программа, позволяющая выстраивать фразы, как в обычной беседе. Затем эти фразы обрабатываются голосовым синтезатором и передаются через два динамика по обе стороны экрана. Маргарита объяснила отцу, как запустить программу, и ушла.

Полицейский сел перед гудящим компьютером. На экране появился большой глаз.

– Меня зовут Личность, но вы можете называть меня как угодно, – объявил компьютер через маленькие динамики. – Хотите изменить мое имя?

Полицейский, развеселившись, приблизился к встроенному микрофону.

– Я назову тебя на шотландский манер – Макъявелом.

– Теперь я Макъявел, – объявил компьютер. – Что вам от меня нужно?

Циклопический глаз моргнул.

– Научи меня играть в «Эволюцию». Знаешь такую игру?

– Нет, но я могу подключиться к ее инструкции, – ответил одинокий глаз.

Порывшись в разных файлах – верно, для того чтобы ознакомиться с правилами игры, – одноглазый Макъявел преобразился в маленький символ в углу экрана и запустил игру.

– Для начала нужно собрать племя.

Виртуальный Макъявел оказался не просто инструктором по применению игровой программы «Эволюция». Это был настоящий помощник. Он объяснил, где поселить виртуальное племя, – лучше у виртуальной реки, чтобы всегда была под рукой виртуальная пресная вода. Но не слишком близко к берегу – иначе не будет отбоя от пиратов. И не слишком высоко – иначе торговым караванам будет непросто добраться до поселения.

Максимилиан все выслушал – и вскоре на экране возникло перспективно-объемное изображение маленькой деревни с домиками, крытыми соломой и увенчанными трубами, из которых дым валил столбом. Из дверей в двери сновали хорошо прорисованные человечки, занимавшиеся своими повседневными делами. Все выглядело вполне реалистично.

Макъявел показал ему, как приобщить его племя к ремеслам, чтобы оно научилось складывать стены из самана, лепить кирпичи из глины и строгать рогатины с острыми, закаленными на огне наконечниками. Разумеется, это была всего лишь компьютерная модель, но после каждого вмешательства Максимилиана экранная деревня неизменно преображалась: в гумнах накапливались запасы сена, строители закладывали по соседству новые деревни, население росло, что служило знаком благоденствия.

В этой игре при выборе на любом поприще: политическом, военном, земледельческом, промышленном – довольно было нажать на клавишу «пространство», чтобы миновать десятилетний период. Кроме того, Максимилиан заметил, что результаты принятых им краткосрочных и долгосрочных решений можно наблюдать в реальном времени. За своими успехами он следил по сводной таблице в верхнем левом углу экрана, где указывались число жителей, их достаток, запасы пищи, достижения в науке и текущие научные разработки.

Максимилиану удалось создать маленькую культурную цивилизацию наподобие египетской. И даже научить ее строить пирамиды. По ходу игры он, впрочем, и сам с удовольствием учился возводить памятники, которые до сих пор считал напрасной тратой денег и сил. Памятники отражают культурную самобытность народа. К тому же они притягивают культурные элиты соседних народов и способствуют сплочению членов сообщества вокруг памятника как символа.

Но, увы! Максимилиан не изготавливал глиняную утварь и не засыпал зерно в герметические хранилища. Так что народу его ничего не оставалось, как довольствоваться запасами, которые попортили насекомые наподобие долгоносиков. Его изголодавшееся, обессилевшее войско уже не могло противостоять нашествию нумидийских захватчиков с юга. Пришлось все начинать сначала.

Игра уже забавляла его. Детей нигде не учили, что изготавливать глиняную утварь жизненно необходимо. Цивилизация могла вымереть, если бы она не позаботилась о том, чтобы хранить зерновые в закупоренных кувшинах, защищавших от долгоносиков и мучных хрущаков.

Все его виртуальное население, числом шестьсот тысяч человек, погибло в игре, но его наставник Макъявел посоветовал перезапустить игру, уже с новым населением. В «Эволюции» разрешалось тренироваться на черновых вариантах цивилизаций.

Перед тем как нажать на клавишу перезапуска, комиссар пригляделся к цветному экранчику, где была изображена широкая равнина с двумя заброшенными пирамидами. У него путались мысли.

Пирамида была не простым сооружением. Она представляла собой могущественный символ.

Что же могла таить в себе та, настоящая пирамида в Фонтенблоском лесу?

43. Коктейль Молотова

Тихое прибежище. Изрядно попетляв по улицам и добравшись наконец до дома, Жюли, полулежа под одеялом в уютной постели и подсвечивая себе карманным фонариком, читала «Энциклопедию Относительного и Абсолютного Знания». Ей хотелось понять, о какой такой революции говорил Эдмонд Уэллс.

Мысль писателя казалась ей туманной. Он имел в виду то «революцию», то «эволюцию», но непременно «без насилия» и «без претензии на эффект». Ему хотелось незаметно, чуть ли не тайком изменить некоторые представления.

Все это выглядело по меньшей мере противоречиво. Революциям было посвящено немало страниц, однако нужно было прочитать еще столько же, чтобы понять, что все они заканчивались ничем. Казалось, что все революции неизбежно заходили в тупик или же были обречены на провал.

Тем не менее, листая книгу, Жюли в очередной раз наткнулась на любопытные места, где среди прочего описывались способы приготовления коктейля Молотова. И таких смесей существовало множество. Одни поджигались от тряпки-затычки, другие, помощнее, воспламенялись от разрывных пластинок, которые, ломаясь, высвобождали горючие химические вещества.

«А вот и практические советы, как совершить революцию», – подумала она. Эдмонд Уэллс уточнял и дозировки компонентов коктейля. Оставалось только его изготовить.

Жюли почувствовала боль в разбитой коленке. Она сняла повязку и осмотрела ссадину. Она чувствовала каждую свою косточку, мышцу и каждый хрящик. Еще никогда она не обращала столько внимания на свои коленки. Она громко проговорила:

– Здравствуй, коленочка!

И прибавила:

– …Старый мир сделал тебе больно. Но я отомщу за тебя.

Жюли пошла в сарай, где хранились всякие продукты и садовый инструмент. И нашла там все ингредиенты, необходимые для изготовления зажигательной бомбы. Она взяла стеклянную бутылку. Плеснула туда хлората натрия, бензина и прочих необходимых химикатов. Побитый молью материнский шелковый платок в качестве затычки – и коктейль готов.

Жюли крепко сжала свою кустарную бомбочку. Еще поглядим, долго ли простоит лицейская твердыня.

44. Время – песок

Они в полном изнеможении. Разведчики давно не ели и уже страдают от обезвоживания: у них костенеют усики, немеют суставы, глаза затянуты мутной пеленой, и совсем не осталось слюны, чтобы омыться.

Тринадцать муравьев справляются у песчаной ногохвостки, где находится великий дуб. И как только она указывает им направление, они пожирают ее. Иногда выдавить из себя «благодарность» бывает невмоготу. Они обсасывают лапки и сочленения жертвы, стараясь извлечь из нее всю влагу до последней частицы.

Если пустыня простирается слишком далеко, им грозит гибель. 103-й уже с трудом передвигает лапки.

Они готовы отдать все что угодно хотя бы за полкапельки росы! Но за несколько лет температура на планете резко взлетела вверх. Весной погода стоит жаркая, летом – чересчур знойная, осенью – теплая, и только зимы бывают промозглыми.

По счастью, они умеют передвигаться, оберегая кончики лапок. Так перемещаются муравьи из города Йеди-бей-накана. Сначала на четырех из шести лапок, потом на четырех других лапках. Таким образом, то одна пара лапок, то другая у них попеременно отдыхает, потому как не соприкасается с раскаленной землей.

103-й, у которого чужеродные виды всегда вызывают любопытство, с интересом разглядывает клещей – «насекомых из насекомых», преспокойно поживающих в здешней пустыне вдали от хищников. В жару они зарываются под землю, а когда становится прохладно, выбираются наружу. Муравьи решают последовать их примеру.

«Для нас они, конечно, такие же крохотульки, как мы для Пальцев, и тем не менее сейчас, когда мы попали в беду, они дают нам урок выживания».

103-й лишний раз убеждается, что не стоит недооценивать ни великанов, ни карликов.

«Мы промежуточное звено между клещами и Пальцами».

Свежеет – муравьи выбираются из песчаного убежища.

Мимо них пробегает красный жук. 15-й предлагает на него напасть, но 103-й предупреждает, что ничего не выйдет. Если жук красный, значит, это не случайно. Не худо бы знать, что в природе все, что имеет яркий окрас, ядовитое или опасное.

Насекомые вовсе не безмозглые букашки. Они нипочем не стали бы щеголять ярким окрасом только лишь на радость хищникам. Они это делают исключительно для того, чтобы дать всем знать, что покушаться на них не стоит.

А 14-й уверяет, что иные насекомые краснеют, чтобы все думали, будто они ядовитые, хотя на самом деле они совершенно безобидные.

7-й прибавляет, что видел насекомых, представляющих собой как бы параллельные или дополнительные эволюции. Существует два разных вида бабочек, у которых крылья украшены совершенно одинаковым узором. Однако у одного вида крылья ядовитые, а у другого нет – птицы точно распознают эти узоры и на ядовитых бабочек никогда не нападают.

103-й считает, что, если сомневаешься, лучше не рисковать, чтобы не отравиться.

15-й хоть и огорчается, но отпускает жука восвояси. Но 14-й, самый упорный из всех, нагоняет беглеца и приканчивает. И тут же пробует его на вкус. Остальные думают, что его вот-вот вырвет, – обошлось. Выходит, жук просто притворялся ядовитым.

Муравьиная компания поедает красную букашку.

Муравьи снова трогаются в путь и по дороге спорят, зачем нужна защитная окраска и что она означает. Почему у одних тварей она есть, а у других нет?

В разгар сильнейшей летней жары и засухи подобный мимикрический спор кажется довольно странным. 103-й думает, что это его вина: должно быть, общение с Пальцами пошло ему не на пользу. Однако он признает, что, хотя эта пустая болтовня отнимает у них влагу, она, с другой стороны, помогает забыть про усталость и страдания.

16-й рассказывает, что видел гусеницу, которая могла прикидываться птичьей головой, чтобы отпугивать других птиц. 9-й уверяет, что видел, как муха, превратившись в скорпиона, отпугнула паука.

– А как она превратилась в него – полностью или нет? – полюбопытствовал 14-й.

У насекомых это расхожая тема. Они любят байки про всякие превращения. Насекомые, умеющие превращаться полностью, всегда отличались от тех, которым свойственно неполное превращение. Первые переживают четыре фазы превращения: из яйца в личинку, из личинки в куколку, из куколки во взрослую особь. К их числу относятся бабочки, муравьи, осы, пчелы, а также блохи и божьи коровки. А насекомые, которые превращаются не полностью, проходят через три фазы: яйцо – личинка – взрослая особь. На свет они появляются в виде миниатюрной взрослой особи и потом переживают последовательные фазы превращения. К таким насекомым относятся кузнечики, уховертки, термиты и тараканы.

Зачастую на это не обращают внимания, но «превращенные полностью» испытывают определенную неприязнь к «превращенным не полностью». Всегда бытовало мнение: «минуя стадию куколки», они «формируются» лишь частично, то есть не полностью. То есть это младенцы, которые вырастают в престарелых младенцев и никогда не становятся взрослыми.

– Это была полностью превращенная муха, – отвечает 9-й так, как будто это нечто само собой разумеющееся.

По пути 103-й смотрит, как уходящее за горизонт солнце отливает желто-оранжевыми бликами. Ему в голову приходят странные мысли – должно быть, сказывается яркий свет. Быть может, солнце такой же зверь, который превращается полностью? А может, и Пальцы такие же звери? Зачем природа свела с этими чудищами его, а не кого-то другого? Почему на нем одном лежит столь тяжкий груз ответственности?

Он впервые задумывается, зачем ему все это нужно. Желание обрести пол, изменить мир, заключить союз между муравьями и Пальцами – есть ли в этом действительно смысл? И если есть, зачем природа следует столь опасными путями ради достижения своих целей?

45. Энциклопедия

ОСОЗНАНИЕ БУДУЩЕГО. Чем человек отличается от других видов животных? Тем, что у него имеется большой палец, отстоящий от других пальцев руки? Язык? Гипертрофированный мозг? Или, может, он отличается тем, что умеет передвигаться вертикально? Впрочем, возможно, что от животного человек отличается всего-навсего тем, что он способен осознавать будущее. Все животные живут в настоящем и прошлом. Они анализируют происходящее и сравнивают его с пережитым. А стремление заглянуть в будущее, вероятно, возникло у человека в эпоху неолита, когда он стал заниматься земледелием. С тех пор он постепенно отказывался от собирательства и охоты – случайных источников пропитания, все больше уповая на будущие урожаи. Таким образом, вполне логично, что предвидение будущего стало явлением субъективным, то есть каждый человек понимал его по-своему. Соответственно, люди, совершенно естественно, разработали определенный язык, чтобы описывать свое будущее. Так по мере осознания будущего возник и язык, его описывающий.

Древние языки располагали малым набором слов и простейшей грамматикой, позволявшими говорить о будущем, тогда как современные языки постоянно совершенствуют эту грамматику.

Для подтверждения прогнозов на будущее, по логике вещей, следовало придумать и соответствующую технологию. И тут начались трудности.

Бог – имя, которое люди присвоили тому, что лежало за пределами их способности предвидеть будущее. Но технологии позволяли им все лучше и лучше управлять этим будущим, и Бог постепенно отошел на задний план, уступив место метеорологам, футурологам и всем прочим, кто думал, что благодаря машинам знает, каким будет завтрашний день и почему завтра все будет именно так и никак иначе.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том III

46. Острый глаз

Максимилиан Линар долго и молча осматривал пирамиду. Он еще раз зарисовал ее у себя в записной книжке, чтобы лучше представить себе ее форму и понять, зачем ее построили посреди леса. Затем он внимательно рассмотрел свой рисунок, дабы удостовериться, что он в полной мере соответствует тому, что у него перед глазами. В полицейской школе комиссар Линар не раз убеждался, что, если долго смотреть на кого-нибудь или на что-нибудь, ты в конце концов улавливаешь множество ценных деталей. И зачастую этого вполне хватало, чтобы разгадать целиком всю загадку.

Подобное явление он называл «Иерихонским синдромом», однако вместо того чтобы ходить кругами вокруг объекта, трубя в трубы и ожидая, что он сам откроет свои тайны, полицейский предпочитал зарисовать его и потом разглядывать под всеми углами.

Такую же технику он использовал и тогда, когда ухаживал за своей будущей женой Сцинтией. Эта гордая красавица обычно давала от ворот поворот каждому, кто пытался за нею ухлестывать.

Максимилиан заприметил ее во время показа мод на подиуме, где она выглядела самой «воздушной» среди манекенщиц и привлекала к себе внимание всех мужчин. Он не сводил с нее глаз. Поначалу его пристальный, пронзительный взгляд смутил девушку, а потом пробудил в ней любопытство. Только наблюдая за ней, он открыл для себя столько деталей в ее облике, что в дальнейшем смог легко оказаться с нею на одной волне. На шее у нее висел медальон с астрологическим знаком «Рыбы». Она носила сережки, от которых у нее воспалились мочки ушей. И душилась тяжелыми духами.

Он подсел к ней за столик и завел разговор про астрологию. Он поведал ей о силе символов и объяснил, чем знаки воды отличаются от знаков земли и огня. Сцинтия, относившаяся к нему сперва настороженно, в конце концов невольно заслушалась. Затем они перешли к сережкам. Он упомянул о совершенно новом противоаллергическом средстве, позволявшем носить украшения из самых разных сплавов. Потом разговор переключился на ее духи, макияж, образ жизни, распродажи. «Первым делом собеседника нужно утешить, проникнув на его территорию».

Обсудив знакомые ей темы, он заговорил о том, чего она не знала: о редких фильмах, экзотической гастрономии, книгах с ограниченным тиражом. На втором этапе его стратегия соблазнения была совсем простая – он сыграл на парадоксе, который заметил давно: красивые женщины любят, когда им говорят, что они умницы, а умным женщинам нравится, когда им говорят, что они красавицы.

На третьем этапе он взял ее за руку и стал разглядывать линии у нее на ладони. В хиромантии он ровным счетом ничего не смыслил, зато поведал ей о том, что хочется услышать любому человеку: у нее особая судьба, она познает большую любовь, будет счастлива, и у нее будет двое детей – оба мальчики.

Наконец, чтобы закрепить свой успех, он прикинулся, что его интересует лучшая подруга Сцинтии, что мгновенно вызвало ревность у его собеседницы. А спустя три месяца они поженились.

Максимилиан пригляделся к пирамиде. Завоевать этот треугольник будет труднее. Он подошел к нему. Прикоснулся. Погладил его.

Ему показалось, что внутри конструкции что-то гудит. Засунув записную книжку обратно в карман, он приложился ухом к зеркальной поверхности. И расслышал голоса. Определенно, внутри странного сооружения находятся люди. Он снова прислушался – и вдруг услышал выстрел.

От неожиданности он отпрянул. У полицейского главное чувство – зрение, поэтому Максимилиан не любил делать выводы, полагаясь только на слух. Между тем ошибки быть не могло: выстрел прогремел внутри пирамиды. Он снова приложился ухом к ее поверхности и на сей раз расслышал крики, а следом за тем скрип колес – должно быть, какой-то повозки. Шум-гам. Звуки классической музыки. Аплодисменты. Лошадиное ржание. Треск пулемета.

47. Красотка – последняя надежда

Муравьи в полном изнеможении. Они не позволяют себе вымолвить ни одной лишней феромональной фразы. Чтобы общаться, приходится экономить каждую частицу влаги, содержащейся в их испарениях.

Вдруг 103-й замечает, что в одноцветном небе что-то промелькнуло. Красотка. Для муравьев эти крупные стрекозы, живущие на земле с незапамятных времен, все равно что чайки для сбившегося с курса моряка: они подсказывают, что пояс растительности не за горами. Солдаты приободряются. И протирают глаза, чтобы лучше видеть вдаль и следить за кружением красотки.

Стрекоза кружит все ниже, едва ли не касаясь их четырьмя своими крылышками в прожилках. Муравьи замирают, вожделенно поглядывая на величественное насекомое. В каждой стрекозьей прожилке бьется кровь. Стрекоза – настоящая королева поднебесья. Она способна не только зависать в полете, но и летать задом наперед с помощью четырех своих независимых крылышек, что не под силу ни одному другому насекомому.

Огромная тень становится все ближе, зависает в воздухе, снова срывается в полет и кружит над муравьями. Она как будто хочет указать им путь к спасению. Глядя на ее спокойный полет, можно заключить, что тело ее совсем не страдает от нехватки влаги.

Муравьи следуют за ней. Наконец они чувствуют, что воздух мало-помалу свежеет. На верхушке лысого холма возникает что-то темное, ворсистое. Трава. Трава! Где трава, там и растительный сок, а где сок, там прохлада и влага. Спасены!

Тринадцать муравьев спешат к пристанищу. Они жадно набрасываются на ростки и на каких-то плюгавых букашек, не способных в борьбе отстаивать свое право на жизнь. А поверх травы их усики улавливают запахи самых разных цветов: лимонной мяты, нарциссов, первоцветов, гиацинтов, цикламенов. Тут же рядом с кустов свисает черника, а еще бузина, самшит, шиповник, орехи, боярышник, кизил. Сущий рай!

Такой цветущей земли они еще никогда не видели. Всюду плоды, цветы, травы, пронырливая мелкая дичь, впрочем, не такая расторопная, чтобы увернуться от муравьиной кислотной струи. Чудный воздух насыщен пыльцой, а почва богата зародышами семян. Все дышит изобилием.

Муравьи угощаются на славу и набивают доверху оба своих желудка – переваривающий и общественный. Настоящее лакомство! Изголодавшимся, измученным жаждой муравьям все кажется необычайно вкусным. Даже крохотное семечко одуванчика полнится множеством вкусов – от сладкого до соленого, включая горький. Не говоря уже о росе – они слизывают ее с пестиков цветов, – насыщенной целым сонмом вкусовых оттенков, которым муравьи раньше не придавали никакого значения.

5-й, 6-й и 7-й снова и снова передают друг другу тычинки из единственного желания полизать их или пожевать как жвачку. Простой вершок кажется им изысканным кушаньем. Они купаются в пыльце маргариток, упиваясь желтыми шариками и бросаясь ими, точно снежками.

Они источают наполненные радостью феромоны и, улавливая их, ощущают приятное покалывание.

Они едят, пьют, омываются и снова едят, и снова пьют, и снова омываются. Пресытившись наконец, они трутся друг о дружку в траве и, наслаждаясь покоем, радуются, что живы.

Тринадцать воинов перебрались через великую белую северную пустыню и остались невредимы. Насытившись и умиротворившись, они сходятся в круг и начинают спорить.

Когда все наконец успокаиваются, 10-й просит 103-го рассказать еще что-нибудь о Пальцах. Возможно, он боится, как бы старый разведчик не умер, так и не раскрыв им все свои тайны.

103-й вспоминает про одно чудное изобретение Пальцев – трехцветные огни. Это сигналы, которые они устанавливают на своих тропах, чтобы избегать заторов. Когда горит зеленый сигнал, Пальцы, все как один, движутся вперед по дороге. А когда загорается красный, они, опять же все как один, замирают на месте, словно окаменев.

5-й предполагает, что таким способом, наверное, можно остановить нашествие Пальцев. Довольно расставить везде и всюду красные сигналы. Но 103-й возражает, говоря, что Пальцы не больно-то уважают сигналы. И перемещаются, как им заблагорассудится. Придется искать другой способ.

– А что такое юмор? – любопытствует 10-й.

103-й соглашается рассказать одну пальчичью байку, хотя признается, что в пальчичьих шутках ничего не понял, а стало быть, и мало что запомнил. Он смутно припоминает историю про какого-то эскимоса на льдине, но узнать, кто такой эскимос и что такое льдина, ему так и не удалось.

Ну да ладно. Одну такую историю он все же может рассказать. Это байка про муравья и стрекозу.

– Стрекоза поет все лето напролет, а после просит у муравья чего-нибудь поесть. А тот говорит – нет, мол, не получишь ты от меня ничего.

Дослушав до этого места, двенадцать его младших товарищей не могут взять в толк, отчего же муравей все еще не сожрал стрекозу. А 103-й объясняет, что в том-то вся соль шуток. Ничего не понятно, но Пальцев так и колотит в судорогах. 10-й желает знать, чем же закончилась эта странная история.

– Стрекоза улетает восвояси и умирает с голоду.

Двенадцати слушателям история нравится, хотя заканчивается она, по их разумению, печально. Они задают вопросы, силясь уловить ее суть. Почему стрекоза пропела все лето напролет, хотя всем известно, что стрекозы поют только для того, чтобы привлечь партнера по спариванию, а потом, после спаривания, они смолкают? И почему муравей не отыскал труп умершей от голода стрекозы и не разорвал ее на кусочки, чтобы заготовить себе лакомство впрок?

Но тут их спор внезапно прерывается. Разведчики почувствовали, как затрепетала трава, как съежились лепестки цветов и как вдруг перестала благоухать малина. Вся живность вокруг притихла. В воздухе повеяло опасностью. Что такое? Неужели тринадцать рыжих лесных муравьев нагнали такого страху на всю округу?

Нет. От смутной угрозы колышутся ветви. В воздухе витает запах страха. Небо темнеет. Еще только полдень, жарко, а солнце, словно оробев при виде более грозного противника, метнув последние лучи-стрелы, исчезает.

Тринадцать муравьев вскидывают усики. В поднебесной выси появляется мрачная туча – она надвигается все ближе. Сперва им кажется, что она несет грозу. Ан нет. Она не предвещает ни дождя, ни ветра. 103-й думает – возможно, это крылатые Пальцы пролетают мимо, но не тут-то было.

Хотя зрение у муравьев слабовато и не позволяет им видеть слишком далеко, они мало-помалу смекают, что означает это длинное темное облако в вышине. Слышится жужжание. Хлопьевидное облако в небе – это же…

– Саранча!

Целая туча перелетной саранчи!

Обычно для Европы это явление исключительное. Известно лишь несколько нашествий саранчи на Испанию и Францию, на Лазурный Берег, но с тех пор как средняя температура на Земле повысилась, живность с Юга перебралась через Луару. И поедая всевозможные монокультуры, стала прибавлять в росте, сбиваясь в грозные тучи.

Перелетная саранча! Если сталкиваешься с отдельными особями саранчи – кобылками, они кажутся премилыми насекомыми, довольно грациозными, гладенькими и просто восхитительными на вкус, но скопом они превращаются в худшую из напастей.

Одинокая кобылка, обычно серого цвета, ведет себя довольно скромно. Но, сплачиваясь с другими кобылками, она меняет свой окрас: сперва краснеет, потом розовеет и, наконец, желтеет. Желтый цвет указывает, что она достигла высшей степени полового возбуждения. В таком состоянии самец становится необычайно прожорливым и совокупляется со всеми самками, оказавшимися поблизости. Сексуальное буйство самца саранчи под стать его неистовому обжорству. И ради удовлетворения своих неуемных аппетитов он готов все сокрушить на своем пути.

Поодиночке саранча ведет ночной образ жизни и передвигается прыжками. А в стае она активна днем и перемещается по воздуху. Одинокая саранча обретается в пустынях, благо она неплохо переносит засуху. А в стае она прекрасно приспосабливается к сырости и без всякой боязни захватывает сельскохозяйственные угодья, кустарниковые заросли и лесные чащи.

Может, в этом и проявляется то, что Пальцы в своих телевизорах называют «властью толпы»? Численность подавляет нерешительность, уничтожает условности и внушает неуважение к чужой жизни.

5-й командует поворачивать назад, но всем ясно, что отступать уже поздно.

103-й глядит на смертоносную тучу, которая все приближается.

Их там, в воздухе, не один миллиард, и через несколько мгновений они обрушатся на землю. Тринадцать белоканцев с любопытством и опаской вскидывают усики.

Мрачная туча кружит в небе, словно пытаясь напугать до смерти все, что трепещет под нею. Воздушные потоки разрывают эту массу в спиралевидные клочья, похожие на ленты Мебиуса. Кое-кому из разведчиков очень хочется, хотя им верится в это с трудом, чтобы они обманулись и что в небе кружит туча пыли, густой-прегустой пыли.