Текст книги "Танатонавты"

Амандина старательно занималась своей работой.

Язвительные насмешки впивались в нее, словно копья, но она предпочитала все или ничего. Амандина отрегулировала электрокардиограф, электроэнцефалограф и затем подарила мне слабую улыбку, хотя оскорбления продолжали литься потоком.

– Убийцы-душегубы! Убийцы-душегубы!

Эта фраза перекатывалась по всему залу, который принялся ее ритмично скандировать.

Феликс Кербоз дышал все медленней и медленней, точно так, как его учил Рауль. Он вдыхал носом и выдыхал через рот. Этот прием дыхания был изобретен, кажется, чтобы помочь роженицам.

– У меня все готово! – объявил президент Люсиндер, когда закончил прилаживать последний электрод на волосатой груди танатонавта.

– У меня тоже, – сказал Рауль, зажимая датчики пульса.

– Готов! – сказал я.

– Готова! – присоединилась к нам Амандина.

Ученые экспертной комиссии приблизились, чтобы получше обследовать комплекс аппаратуры. Они проверили, правильно ли работают электроды и датчики, измерили также Феликсу пульс. Престидижитатор каблуком простучал настил сцены в поисках скрытого люка и прочих хитроумных механизмов. Он шилом потыкал в обивку кресла, чем привел в восторг публику, ожидавшую, надо полагать, что он вот-вот обнаружит некий тайный ход прямо в нашем стоматологическом кресле. Закончив, он подал сигнал остальным. Те живо принялись строчить в своих тетрадках. Потом они остановились и, удовлетворив свое любопытство на данный момент, жестом показали нам, что мы можем приступать. Тишина.

В необъятном Дворце Конгресса можно было слышать, как душа летит.

– Вперед! – прорычал Рауль, довольно-таки раздраженный всей этой враждебной толпой.

– Ладно, чао, ребята! – сказал Феликс, помахивая своими толстыми, как сосиски, пальцами.

Амандина погладила его редкую поросль на макушке и чмокнула в уголок рта, как раз когда он собирался сомкнуть веки.

– Возвращайся! – прошептала она.

Феликс улыбнулся и начал отсчет:

– Шесть… пять… четыре… три… два… один… Пуск!

И тут же нажав на кнопку, он вылетел из этой жизни.

79. Учебник истории

В конце XX столетия словари и энциклопедии так определяли, что такое смерть:

СМЕРТЬ: полное прекращение жизни.

Бытовое определение: Про человека говорят, что он умер, когда его сердце больше не бьется и он перестал дышать.

Определение, принятое в Америке в 1981 г.: Индивидуум объявляется умершим после необратимого прекращения всех функций головного мозга.

Медицинское определение: Необратимая остановка сердечных сокращений. Искусственный характер дыхания, поддерживаемого за счет механического насоса. Полная потеря всех рефлексов. Исчезновение всех энцефалографических сигналов. Полное разрушение структур головного мозга.

Формальности, выполняемые в случае смерти: Сообщить о смерти в ближайшую мэрию. Участковый патологоанатом удостоверит факт смерти и выпишет справку, которую передаст семье покойного или сотруднику похоронного бюро. Эта справка, вместе с семейной книгой регистрации рождений и смерти, должна быть представлена в мэрию, которая в обмен на справку выдаст разрешение на закрытие гроба и разрешение на погребение. В случае насильственной или подозрительной смерти участковый патологоанатом уведомляет государственного прокурора, который может потребовать провести аутопсию. Семья покойного не обязана публично разглашать причину смерти. Прежде чем приступать к погребению, требуется подождать минимум двадцать четыре часа.

Цены на кладбищенский участок: Зависят от длительности существования кладбища, его известности и стоимости земли. Цена за квадратный метр, естественно, выше в городах, чем в сельской местности.

3 000 франков за обычный гроб белого дерева. Прибавить дополнительно для черного или красного дерева, на внутреннюю обивку.

1 800 франков за услуги похоронного бюро плюс дополнительно по числу привлеченных работников.

3 000 франков за аренду катафалка.

4 800 франков за ритуальные предметы, цветы и различные украшения.

700 франков за мраморную плиту.

1 000 франков в год по уходу за могилой.

200 франков на извещения. Плюс почтовые расходы.

1 000 франков НДС.

1 300 франков муниципальный налог.

200 франков за церковную службу (предусмотреть дополнительно сумму в зависимости от конкретной религии и требуемых услуг: месса, хор и т. д.).

Итого 17 000 франков минимум, без учета стоимости кладбищенского участка.

Учебник истории, вводный курс для 2-го класса

80. Ожидание

Вот уже десять минут, как на кардиограмме рисуется лишь плоская линия и ни единого писка от энцефалографа!

Верный своим привычкам, Рауль Разорбак заносил в рабочий журнал все показатели: время, температура, сердечная деятельность, церебральная, электрическая, личные впечатления и так далее.

Рауль подошел к нам, вид озабоченный.

– Ну как? – рискнул я.

Он пожал плечами.

Толпа молчала, разглядывая бездыханного человека в свете прожекторов. Словно мухи над падалью, вокруг кресла крутились эксперты и делали свои собственные записи, громко скрипя авторучками по разлинованной в клеточку бумаге. Они постоянно находили все новые и новые приборы, требовавшие изучения. Если по правде, они это делали, чтобы размять ноги, но при этом имели всё понимающий вид, позволявший предположить худшее.

Престидижитатор оказался самым лучшим актером: его богатая мимика выражала все оттенки сомнения и недоверия.

Телеведущий RTV1 уже не знал, чем заполнить паузу. Он высказался о погоде, столь удачной для такого эксперимента, и изложил историю Дворца Конгресса, под чьей крышей и раньше происходили поразительные события.

Лицо Амандины напоминало Мадонну. Сложив ладони, она беззвучно молилась.

Я тоже.

81. Скандинавская мифология

Бальдр был добрым скандинавским богом. Сын Одина, он пользовался славой за свое сострадание и красоту. Однажды ночью ему приснился сон про собственную смерть. Боги были этим чрезвычайно обеспокоены и его мать, богиня Фригг, обязала всё и вся никогда не причинять зла ее сыну. Она заставила в этом поклясться землю, железо, камни, деревья, болезни, птиц, рыб, змей и всех животных.

Убедившись, что Бальдр с этого момента был неуязвим, боги развлекались тем, что швыряли в него разными опасными предметами, которые, впрочем, не причиняли ему ни малейшего вреда.

Случилось, однако, так, что завидовавший способностям Бальдра злой бог Локи под видом женщины пришел к Фригг, чтобы выведать ее секрет. И он узнал, что богиня не взяла клятву с одного растения, называвшегося мистилтейнн (омела), который она сочла слишком нежным и хрупким, чтобы хоть как-то навредить ее сыну.

Локи уговорил слепого бога Хёдра взять это растение и им ударить Бальдра. Направляемый Локи, Хёдр смертельно ранил Бальдра побегом омелы, который был превращен в копье. После этого Локи объявил, что никто не может избежать смерти, пусть даже на него благосклонно смотрят боги.

Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

82. Во Дворце Конгресса

Полицейские в штатском, фланировавшие по залу согласно указаниям судьи, расследовавшего это дело, все ближе и ближе придвигались к сцене. Они не хотели дать нам возможности скрыться после провала этого представления.

Вот уже пять минут, как мы безрезультатно пытались растираниями и электрошоком вернуть Феликса.

Молчаливая толпа становилась все менее и менее молчаливой.

Научные эксперты, не скрывавшие понимающих улыбок после каждого электроудара, подошли к Феликсу и с ученым видом ощупали его запястья, проверяя пульс. Они были очень удовлетворены тем, что никакого пульса не отмечалось.

Я снял свой белый халат и в одной только мокрой от пота майке продолжал вести кардиомассаж. Мы вместе отсчитывали «раз, два, три», я обеими руками давил на грудную клетку в районе сердца, а Рауль велосипедным насосом вдувал Феликсу воздух через ноздри, чтобы возбудить респираторную активность.

Полицейские подошли еще ближе.

– Раз, два, три! Ну же, верь в себя, верь в себя! – повторял мой друг.

Он был прав. Надо верить. Можно держать руку в огне, если верить, что ты неуязвим. Он мне это уже показывал.

Плюнув на все, мы выбивались из сил, выполняя какие только можно манипуляции. Чем больше нас охватывало отчаяние, тем активнее мы становились. Толпа особого внимания на это не обращала. Совершенно нормально, что бык пытается ранить матадоров, прежде чем погибнуть.

В зале легкий шумовой фон уступил место болтовне и жужжанию. Слышны были даже довольные смешки.

Еще мгновение, и гул превратился в рокот.

Новые полицейские выстроились позади нас цепью, чтоб не дать удрать за кулисы.

С верой гору своротишь, так отчего же не получается сделать крохотное, вот такусенькое чудо и не вдохнуть жизнь в этот кожаный бурдюк, полный крови и кишок?

– Если в этом мясе есть хоть одна живая клетка, она меня услышит, – кипел Рауль. – Эй! Эй, ты там! Держись! Раз-два-три, раз-два-три!

И он надавил на грудную клетку Феликса.

– Черт проклятый, Феликс, очнись! Не валяй дурака! – закричал я в свою очередь.

На сцену поднялся полицейский. Похоже, происходящее стало напоминать банду буйнопомешанных, издевающихся над трупом на глазах телезрителей.

– Раз, два, три! Да очнись же, Феликс, чтоб ты провалился!

Полицейский вытащил наручники.

– Раз, два, три! Феликс, боже мой, не дай нам пропасть!

Восемь экспертов с понимающим видом констатировали смерть. Мухи на раздавленном фрукте.

Полицейский ухватил меня за кисть. Я услышал щелканье наручников и голос, произнесший: «Именем закона! Вы арестованы за убийство отравлением».

Вот уже и Рауль с Амандиной в наручниках. Пока что никто не осмеливался тронуть Люсиндера, который в ореоле своего президентского статуса оставался неприкасаем.

– Смерть! Смерть танатонавтам! – вопил счастливый зал, увидевший, как глава государства очутился в таком переплете.

Для людей нет ничего слаще, чем лицезреть своих руководителей по уши в грязи.

– Смертную казнь танатонавтам!

Сидевший в первом ряду мой брат воскликнул: «Я тебя предупреждал!» Мать попыталась в одиночку успокоить зал. Начала она со своих соседей, потом пошла по рядам.

– Мой сын здесь ни при чем, остановитесь, вы ошибаетесь, мой сын здесь ни при чем, его заманили!

Она уже все спланировала. Позднее, на процессе, она из материнского чувства вытащит на свет божий мой дневник, чтобы доказать, каким я был послушным мальчиком. К тому же она заранее купила новое платье.

Полицейские взяли нас под локотки, чтобы провести сквозь лихорадочно возбужденный зал. Вот уже и люди подходят, чтобы оскорблять и харкать нам в лицо. Как же все-таки неприятно стоять в наручниках, пока тебя оплевывают! Кто-то швырнул в меня тухлым яйцом, прямо в лоб. Амандина получила помидором. Раулю тоже досталось яйцо, еще более зеленое и пахучее, чем у меня.

Президент Люсиндер оцепенел, убитый горем. Он и не помышлял, чтобы помочь нам или Феликсу, он думал только о том, что ошибся, что оказался жертвой иллюзии. Он сожалел обо всем. Он, который хотел стать знаменитым… Но сейчас с ним все кончено. Он уже не узнает радость победы, словно Цезарь в битве под Алезией. В самый критический момент смерть – последний бастион – оказалась непреодолимой.

Журналист RTV1 подал знак своему телеоператору «наехать» крупным планом на бесстрастное лицо Феликса. В нескольких сантиметрах от него поставили лампу и принялись снимать все его мельчайшие, неподвижные поры и крошечные волоски, обгоравшие под мощным светом.

Прощай, Феликс.

Полицейский дернул меня за наручники.

И тут произошло совершенно неожиданное.

Мы услышали болезненное «Ай!»

У всех замерло дыхание. Мы все словно окаменели. Я узнал голос, сказавший «Ай!» Этот голос, этот голос…

Оказывается, рабочий, отвечавший за свет, споткнулся и заехал лампой Феликсу прямо в глаз.

Телеведущий уже захлебывался словами:

– Это невероятно! Дамы и господа, это просто невероятно, это немыслимо, колоссально! Человек, который теперь может именоваться «первым, кто официально ступил на тот свет и вернулся», этот человек… этот человек… жив! Феликс Кербоз жив!

По приказу экспертов обескураженные полицейские быстро сняли с нас наручники. Зал вновь притих. Слышно было только неумолчное бормотание телеведущего, который в метре от нас извергал свои комментарии, чрезвычайно довольный, что наконец-то в его шоу произошло нечто экстраординарное. Он знал, что на кон поставлена его карьера, и не собирался упустить столь редкий шанс. Он также рассчитывал, что с этого момента его имя будет вписано в страницы истории. В худшем случае в страницы истории журналистики.

– Могу сказать вам, что эмоции хлещут через край. Когда зазвучали первые сигналы энцефалографа, на мгновение в это никто не мог поверить, но вот теперь в зале слышны крики. Крики ужаса, дамы и господа, потому что мы увидели, как мертвый вернулся к живым. Канал RTV1, наш девиз «Смотри хоть целый день!», в медленной записи передает вам изображение первых подергиваний век Феликса Кербоза. Движение век появилось намного позже остановки его сердца. И эти движения мы видим, надо сказать, благодаря нашему… благодаря нашему… RTV1, телеканалу, который оживляет даже мертвых! Я собираюсь немедленно взять эксклюзивное интервью у Феликса Кербоза, сразу после нашей рекламной паузы. Позвольте напомнить, что весь сегодняшний вечер спонсирован сигарами «Черный дракон». Сигара «Черный дракон» – лишь она одна вас может изумить.

Люсиндер, Амандина, Рауль и я то задыхались от смеха, то давились слезами. Бегом мы ворвались на сцену. The show must go on. Врачи и научные эксперты в крайнем недоумении вернулись обратно, тряся головами, будто не могли поверить своим глазам, ушам и тактильным ощущениям.

Они продолжали тискать Феликса, проверять управляющие приборы. Нашелся даже один ученый, заглянувший под кресло. На тот случай, если труп все же подменили братом-близнецом.

Я замерил пульс Феликса, прослушал его сердце, проверил зрачки, зубы.

Но все знали, видели, вынуждены были признать неопровержимое. Мы смогли, сумели. Рауль, Феликс, Амандина, Люсиндер и я – против слабоумных.

Феликс выдавил:

– Бллл… эта… что, получил я амнистию или нет?

Амандина подскочила к нему и что-то зашептала на ухо. У него тут же загорелись глаза.

Он чуть наклонился в сторону микрофона журналиста RTV1 и совершенно разборчиво сказал:

– Это маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего человечества.

Напряженный зал словно прорвало. Герою рукоплескали стоя. Невозможно переоценить значение хорошего афоризма. Криков «Браво! Ура!» не сдерживал ни один человек.

– Дорогие телезрители RTV1, это исторический момент, и наш танатонавт произнес историческую фразу. Маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего человечества. Великолепный намек на Историю. Прямо на наших глазах этот человек пережил Near Death Experience. Кто же, что же совершило этот вояж? Феликс не нашел слова лучше, чем «душа». Образ поэтичен. Остается найти научное объяснение. С великим…

Мы с жаром обнимали Феликса

– Как, порядок? А… а насчет моей амнистии, все о’кей?

– Да, да, ты ее получил, ты свободен, с этого момента ты свободен! – воскликнул президент Люсиндер.

– Давно бы так. Блин, надо думать, трудно в наши дни быть буржуем!

Амандина не отходила от него ни на шаг.

– Ты здесь! Ты здесь, живой!

– Ну… сами ж видите, что вернулся. Вернулся я, чуваки. Я там сейчас все хорошенько разглядел. Хотите, рисуночек накропаю, посмотреть, чего там и как? Блин, не поверишь, точно говорю.

Рауль Разорбак придвинулся ближе, весь как на иголках.

– Карта! Мы нарисуем карту континента мертвых и всякий раз, когда мы будем углубляться дальше, мы станем наносить все новые подробности на эту карту.

Зал пришел в дикий восторг.

Телеведущий RTV1 преследовал нас своими криками:

– Эй, алё, послушайте! Мсье Кербоз, это RTV1. Наши телезрители имеют право знать, как там, на том свете! Мсье Кербоз, вы герой столетия, мсье Кербоз!

Феликс остановился, поискал слова и затем выговорил:

– Да… Могу вам сказать, что смерть, это, блин, не поверишь. Это вовсе не то, что все думают, там полно цвета и всякие разные красивые вещи… там куча всего! Не знаю, чего даже сказать, вот так.

Журналист бежал за нами по пятам. Он должен был заполнить время, отведенное ему на передачу, но не получалось. Он умолял дать хоть малейший комментарий.

Рауль пихнул меня в бок.

– Давай, Мишель, толкни им речь!

Словно во сне, я очутился на подиуме. Засверкали фотовспышки.

– Дамы и господа, у нас самая замечательная награда. Нам удалось запустить и вернуть танатонавта.

Полная тишина. Один журналист задал вопрос:

– Доктор Пинсон, вы один из величайших мастеров, ковавших сегодняшнюю победу. Что вы сейчас думаете делать?

Я еще придвинулся к микрофону.

– Сегодня великий день.

Все меня слушали.

– Мы победили смерть. С этого дня изменится все. Потребуется полностью пересмотреть наши взгляды на жизнь. Мы собираемся освоить новую вселенную. Рано или поздно это произойдет. Мне даже самому трудно в это поверить. Наверное, мы доказали, что…

В этот момент в моей голове вновь проскочила зловредная мысль.

(Нет, в самом деле, чем это я тут занимаюсь?!)

– Мы доказали, что…

И тут внезапно я осознал, что здесь, сейчас, я совершил нечто исторических пропорций. Стоит один лишь раз такое подумать, и уже ничто не сможет выгнать эту мысль из головы.

Толпа продолжала внимать, телекамера «наплыла» на мое лицо. Миллионы людей смотрели на меня в прямой трансляции, как я стою молча, разинув рот.

– Доктор Пинсон?

Я был уже не в состоянии выдавить из себя хоть один слог. Журналист, крайне раздосадованный, попытался выкрутиться.

– Кхм-м… И вы, мсье президент… вы тоже смогли доказать вашу честность… Повлияло ли это как-то на вашу политику в отношении предстоящих парламентских выборов?

Президент Люсиндер не обращал на него внимания. Он прошептал нам:

– Пойдемте, друзья, не будем тратить время на этих плебеев. Покинем весь этот вертеп и займемся делом. Пора рисовать первую схему континента мертвых.

– Где?

– На танатодроме Флери-Мерожи. Только там нас оставят в покое.

Наша маленькая группа становилась все более и более сплоченной.

83. Персидская мифология

 
Рыбешка – утке, без воды мечась:
«Наполниться ручью придет ли час?»
«Зажарят, – утка молвит, – степь иль море,
Не все ль равно, что будет после нас!»
 
 
От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира свое толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой последней – смерти петли.
 

Омар Хайям (1050–1123), Рубайат

Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

84. Карта

Приветственные крики сотрясали тюремные камеры. Заключенные уже посмотрели по RTV1 прямую передачу о «путешествии» Феликса. Наш танатонавт салютовал направо и налево, подмигивая глазом, словно восклицая: «Я же знал, я же говорил!»

В превращенном в танатодром лазарете Рауль схватил кусок белого пластика и цветные фломастеры. Мы все обступили его кружком, пока Феликс пытался поточнее объяснить, что он видел на том свете.

Трогательно было наблюдать, как этот здоровенный, грубый парень подыскивал слова и собирался с мыслями, пытаясь найти точные выражения и стремясь угодить нам, его самым первым друзьям.

Он почесал макушку, он почесал спину, он почесал в подмышках. Наморщил лоб. Наш картограф потерял терпение:

– Как все было-то?

– Ну… сначала была воронка, а бока у нее как у короны или цветка хлопка, что-то в этом духе.

Рауль набросал рисунок.

– Нет, – сказал Феликс, – она больше. Я же говорю – воронка.

Он закрыл глаза, чтобы лучше припомнить сей магический образ.

– Как шина из неона, только вокруг себя кружева разбрасывает. Что-то такое жидкое… Как сказать? Огромные волны из голубоватой звездной пыли, брызгающие водяным светом. Впечатление такое, что висишь над огромным океаном, который вертится вокруг себя и образует корону из света и искр.

Вот тебе раз. Питекантроп оказался поэтом. Амандина взирала на него с нежностью.

Рауль стер свой рисунок и на его месте изобразил нечто, напоминавшее салат-латук с распушенными листьями.

– Уже лучше, – одобрил Феликс. – Понимаете? Плывешь в своего рода желе из света и еще чувствуешь приятное ощущение морской прохлады. Честное слово, мне это напомнило, как я в первый раз был на море.

– Какого это все цвета?

– Да голубовато-белого… Но светящееся и вертится, как карусель. Она как бы всасывала в себя еще массу других покойников вокруг меня. У них к пупкам были прицеплены белые веревки, которые лопались, когда они глубже погружались внутрь конуса.

– Лопались? – вмешался Люсиндер.

– Ну я же говорю! Как лопнет там внизу, так они сразу еще больше ускорялись.

– А кто были эти люди? – спросила Амандина.

– Да покойники, из всех стран, все расы, молодые, старые, большие, маленькие…

Рауль приказал нам всем замолчать. Наши расспросы могли отвлечь разведчика. Еще будет время уточнить все детали.

– Продолжайте. Значит, бело-голубая воронка…

– Да. Она понемногу стягивалась и превращалась в гигантскую, розовато-лиловую трубу. А там, в глубине, цвет стенок темнел и сменялся на бирюзовый. До самой бирюзы я не дошел, но видел, где начинается этот от– тенок.

– Воронка вращалась все время?

– Да, возле края медленно, а чем глубже, тем быстрей и быстрей. Потом она сужается и становится ярче. А вся толпа внутри бирюзы, и даже я сам, мы все изменили форму.

– Это как?

Феликс гордо выпрямился.

– Корпус у меня был танатонавта, но я стал прозрачный, такой прозрачный, что сам мог сквозь себя видеть. Знаете, как здорово! Я совсем забыл про свое тело. Я больше не чувствовал свой вросший ноготь. Я был как… как…

– …перышко? – предположил я, вспомнив египетскую «Книгу мертвых», из которой мне цитировал Рауль.

– Да. Или как воздух, только чуток потверже.

Рауль возился над листом. Его рисунок приобретал форму. Воронка, труба, прозрачные люди, влекущие за собой свои длинные пуповинки… Смерть наконец-то раскрывает свой облик? Издалека она напоминала огромную растрепанную голову.

– А она большая? – спросил я.

– Жуть! Самое узкое место, что я видел, в диаметре с полсотни километров! Представляете, она глотает всех покойников планеты по сто штук в час! А, да! Не было ни верха, ни низа. Там, наверное, можно внутри по стенкам гулять, никаких проблем, ходи, коли вздумаешь.

– А животные тоже были? – поинтересовалась Амандина.

– Не-е, никаких зверюг не было. Только людишки. Но уж этих было целое стадо. Должно быть, где-то война идет, раз такая куча набилась. И все валили в свет, спокойно так, никто не врезается, хоть и гонят, будь здоров. Летят на свет, что мотыльки.

Рауль многозначительно поднял карандаш.

– В какой-то момент все эти прозрачные мертвецы неизбежно должны будут друг с другом столкнуться, – заметил я.

– Где же вы остановились? – спросил Люсиндер.

На схеме Феликс пальцем показал место на раструбе бело-голубой воронки.

– Тут.

Такая точность меня изумила.

– Я не мог идти дальше, – пояснил Феликс. – Еще сантиметр, и моя серебряная пуповина тоже бы лопнула, а тогда… «чао, бамбина, сорри».

– Но вы раньше упоминали, что пуповина бесконечно растягивается, – отметил президент.

– В голове именно это и пронеслось. Но чем дальше притягиваешься светом, тем суше становится пуповина, потом она превращается в хрупкую и ломкую. Нет, ребята, это бордель, еще сантиметр, и мне бы осталось только с вами распрощаться. Вот здесь – мой последний предел.

Он вновь ткнул пальцем в то же место. Черным фломастером Рауль начертил длинную штриховую линию. «Коматозная стена», – приписал он снизу.

– И что это означает? – вмешался я.

– Я думаю, что это как звуковой барьер в свое время. Предел, который тогда никто не мог преодолеть, не подвергая себя опасности. Сейчас, когда у нас появилась эта карта, у нас появилась и новая цель: пересечь эту линию.

И за контуром, обозначающем коматозную стену, Рауль жирными буквами написал: Терра инкогнита.

Неизвестная земля.

Мы с уважением разглядывали рисунок. Именно так и начиналась разведка нового континента. Первый контакт, сначала высадка на берегу, а потом, по мере того как первопроходцы углублялись дальше, на карте появлялись горы, прерии и озера, а Терра инкогнита все больше и больше отодвигалась к краям листа. Именно так было в Африке, в Америке, в Австралии. Понемногу, шаг за шагом, люди стирали эти два слова, этот ярлык невежества.

Терра инкогнита… Присутствующие во время эксперимента во Дворце Конгресса считали, что стали свидетелями конечного результата научно-политического проекта. Мы же вчетвером – Люсиндер, Рауль, Амандина и я, – мы знали, что это не конец, а напротив – только начало.

Еще предстоит исследовать этот розовато-лиловый туннель, который превращается в бирюзовый. Еще предстоит закончить карту и отбросить за ее край эти слова: Терра инкогнита.

Рауль хлопнул в ладоши.

– Вперед, только вперед, в неизвестное, – прошептал он, не в силах подавить улыбку отважного конкистадора.

Наш новый девиз.

Мы смотрели друг на друга, и в наших глазах сверкал один и тот же огонь.

Приключение еще только начиналось.

Вперед, в Неизвестное!