Текст книги "Тайна богов"

10. Энциклопедия: Аполлон

У Аполлона, сына Зевса и нимфы Лето, была сестра-близнец Артемида. Символом Артемиды была луна, символом Аполлона – солнце. Богиня Фемида питала их амброзией и нектаром, и близнецы выросли всего за несколько дней. Высокий красавец Аполлон с густыми золотистыми волосами стал любимцем всего Олимпа. Он обладал сверхъестественной силой, удивительными способностями к музыке и даром прорицания. Бог-кузнец Гефест подарил ему волшебные стрелы.

Аполлон вместе с сестрой освободили Дельфы от чудовищного змея Пифона. С тех пор Аполлона стали называть Пифийским, отсюда же произошло название Пифийских игр, во время которых устраивали соревнования атлетов и музыкальные состязания, а также имя Пифия: так называли знаменитую дельфийскую прорицательницу.

У Аполлона, завзятого сердцееда, было немало любовниц, особенно среди нимф, от которых родилось множество детей. Некоторые из них стали довольно известными, например Каллиопа и Асклепий. Лишь Дафна устояла перед чарами Аполлона. Пытаясь спастись, нимфа превратилась в лавр, который с тех пор считается ее священным де ревом.

Юноши также не оставляли Аполлона равнодушным. Он был очень привязан к Гиацинту и Кипарису. Их смерть глубоко опечалила Аполлона – один превратился в цветок, другой в дерево. Бог музыки и покровитель муз, Аполлон получил кифару от своего сводного брата Гермеса в обмен на прощение за кражу стада быков, которых Гермес похитил у него. Сатир Марсий, игравший на флейте, вызвал Аполлона на музыкальное состязание, и тот соглашается принять вызов при условии, что победитель поступит с соперником по собственному усмотрению. Разумеется, Аполлон побеждает. Он приказывает содрать с Марсия кожу и запрещает игру на флейте до тех пор, пока не будет изобретена новая, которая будет посвящена ему, олимпийцу.

Священными животными Аполлона считаются волк, лебедь, ворон, стервятник (наблюдая за полетом этих хищных птиц, авгуры пытались понять волю златокудрого бога), а также грифон, лирохвост, а позже дельфин. Очевидно, Аполлон – бог азиатского происхождения, так как он носит не сандалии, а нечто вроде башмаков, широко распространенных в Азии.

Это единственный бог, перешедший в римский Пантеон под собственным именем, а ведь даже Зевс стал Юпитером, а Афродита – Венерой.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

11. Ритуальные омовения

Пар. Коридоры из белого мрамора с серыми прожилками.

Дионис ведет нас запутанными коридорами амфитеатра. Все мы хотим как можно скорее начать игру, и ритуальные омовения стали новым испытанием для нашего терпения.

Коридор разделяется надвое, и Дионис отправляет мужчин направо, а женщин налево. Дальше нас ведут хариты. Мы оказываемся в хаммаме, хариты забирают нашу одежду и раздают полотенца, которые мы повязываем вокруг пояса. Рауль Разорбак, Ксавье Дюпюи, Жорж Мельес, Густав Эйфель, Жан де Лафонтен, Франсуа Рабле, Тулуз-Лотрек и я проходим в просторный, окутанный паром зал с белыми стенами, покрытыми мозаиками, на которых изображены сцены из разных мифов.

Хариты трут нам спины мягкими губками, потом мы отправляемся под холодный душ. Видимо, ритуал заключается в том, что горячие ванны сменяются ледяными струями. Под конец хариты растирают нас лавровыми ветками. Юные девушки в белых туниках предлагают нам лечь на мраморные столы и умащают миндальным маслом. Я лежу на животе, а одна из них, с длинными светлыми волосами, разминает мне пальцы рук. Другая массирует ноги. Затем они начинают массировать все мое тело – одна с головы, другая с ног. Их руки встречаются на моей пояснице, и они начинают вдвоем разминать ее. По правде сказать, поясница всегда беспокоила меня. Остальных игроков обрабатывают таким же образом.

– Эти омовения – довольно приятная штука, – вполголоса говорит мне Жорж Мельес, который лежит рядом со мной. – Понятно, почему Афина настаивала, чтобы мы не пропустили эту часть ритуала перед началом игры. Теперь мы будем играть гораздо лучше.

– Это древняя традиция, – отзывается Рауль. – Гладиаторам тоже полагался массаж перед выходом на арену.

– Немного удовольствия перед крупными неприятностями, – усмехается Рабле.

– Лучше бы сразу начали играть, – отвечаю я. – Такое ощущение, что меня осадили на всем скаку.

В то же время я чувствую, что нежные руки харит помогли мне избавиться от напряжения. Их пальцы перебирают одну за другой все косточки моего тела. Затем нас приглашают в отдельные запирающиеся комнаты. Здесь нас ждут другие хариты, они меньше ростом и легче. Одна из них снимает с меня полотенце, встает мне на спину и начинает массировать ее ступнями. Вдруг кто-то появляется в комнате и делает харите знак исчезнуть. Я узнаю, кто это, по запаху раньше, чем раздается голос.

– Я должна поговорить с тобой, Мишель, это очень серьезно.

– Афродита, ты уверена, что это подходящий момент?

Она не встает мне на спину, а начинает массировать ее руками. Я чувствую, что она очень нервничает.

– Говорят, ты встретил Сфинкса и остался в живых?

В ее голосе звучит тревога. Никогда еще я не видел, чтобы богиня любви так волновалась.

– Это правда.

– Он загадывал тебе загадку?

– Да.

– И ты отгадал?

– Да.

Афродита перестает разминать мне спину.

– И что в ответе?

– Ничего.

Она задумывается, потом хохочет.

– Это сильно! – И снова принимается за массаж. – Сфинкс спрашивал тебя обо мне?

Я оборачиваюсь, сажусь и оказываюсь с ней лицом к лицу. Снова на меня действуют ее чары. Она восхитительна, все мои чувства говорят об этом. Миндалевидные изумрудные глаза, золотые вьющиеся волосы, грудь, едва прикрытая белой шелковой туникой, длинные серьги, диадема, пояс из драгоценных камней – передо мной богиня любви. Взгляд ее ласков и нежен, она прекрасно чувствует свою власть надо мной. Афродита поднимает руку, чтобы погладить меня по щеке, но я отталкиваю ее.

– Не волнуйся, на омовение отвели целый час. Химеры развлекают зрителей. Мы можем еще поговорить. Я должна сказать тебе нечто важное. Я хочу, чтобы ты выиграл.

– Почему?

– Ты – боец силы, а остальные ученики – обычные мачо, в их цивилизациях женщин презирают.

– Но есть же Симона Синьоре, Эдит Пиаф и Мата Хари.

Афродита говорит каким-то неестественным голосом:

– У них нет твоей женственности. – И снова тянется, чтобы погладить меня по щеке. На этот раз я не отталкиваю ее. Я вспоминаю обо всех ужасах, которые Гермафродит, сын Гермеса и Афродиты, рассказывал о своей матери.

До того как стать богиней, Афродита была простой смертной. Отец бросил их семью и ушел к другой женщине. Афродита возненавидела его и решила отомстить за эту обиду всем мужчинам. Она стала очаровывать их и бросать, играя их чувствами. Я помнил маленькое крылатое сердце на ножках, которое она подарила мне, чтобы крепче привязать к себе. «Она говорит только о любви, она питается ею. Но ничего не знает о ней», – говорил Гермафродит.

Афродита медленно гладила мою шею и подбородок.

– Я обещала тебе, Мишель, что если ты разгадаешь загадку, то я буду заниматься с тобой любовью.

– Теперь у меня другая женщина, – отвечаю я, – и я люблю ее.

– Ничего страшного. Я не ревнива, – настаивает она. – И потом, я обещала заняться с тобой любовью, а не выйти за тебя замуж.

Афродита усмехается.

– Заниматься любовью с богиней любви – удивительное, ни с чем не сравнимое наслаждение, ни по остроте ощущений, ни по их разнообразию. Все, что ты испытывал с человеческими самками, не стоит даже упоминания. Мужчины, бывшие со мной, утверждают, что им казалось, будто они занимаются любовью впервые в жизни.

Она манит меня.

– Здесь? Сейчас?

– А почему нет?

Афродита медленно подходит ко мне, наклоняется, ее губы всего в нескольких сантиметрах от моих. Она пожирает меня глазами, словно я изысканное блюдо. Меня окутывает ее аромат. Может быть, она воспользовалась своим волшебным поясом, чтобы очаровать меня? Я застыл, как кролик, глядящий на фары автомобиля, который вот-вот его раздавит.

Она нежно касается меня губами, еле заметно улыбаясь. Я чувствую ее дыхание на своей коже и закрываю глаза, чувствуя, что иду навстречу злу. Но я знаю, что могу умереть сегодня, всего через несколько часов. Почему тогда не попробовать то, что она предлагает?

Наши губы разделяет теперь лишь дыхание.

И вдруг раздается страшный крик.

12. Энциклопедия: Тадж-Махал

История Тадж-Махала начинается в 1607 году, в день, когда, как и каждый год, королевский базар открыли для простого народа. На этом огромном ежегодном празднестве разрешалось многое из того, что обычно было запрещено. Женщины из царского гарема в этот день получали право выходить на люди, громко разговаривать и гулять в толпе, покупая духи, благовония, украшения и одежду. Они свободно беседовали с торговцами и другими покупателями. Люди разговаривали друг с другом, зачастую не догадываясь, кто перед ними. Юные княжеские сыновья устраивали поэтические турниры, чтобы покорить сердца красавиц.

Итак, в 1607 году принцу Хурраму, сыну шаха Джахангира, исполнилось шестнадцать. Это был красивый юноша и храбрый воин, одаренный множеством талантов. Прогуливаясь с друзьями по базару среди пестрых прилавков, он увидел юную девушку. Пятнадцатилетняя Арджуманд Бану Бегам принадлежала к славному княжескому роду. Когда она взглянула на принца, тот забыл обо всем на свете. Это была любовь с первого взгляда. На следующий день принц Хуррам просил у своего отца разрешения взять в жены Арджуманд.

Отец согласился, но посоветовал принцу подождать. На следующий год он заставил сына жениться на персидской принцессе. К счастью, у мусульман принято многоженство, и у Великих Моголов было по несколько жен. Однако Хурраму пришлось ждать целых пять лет, не имея возможности ни поговорить с любимой, ни увидеться с ней, пока придворные астрологи не разрешили ему снова жениться. Свадьба была назначена на 27 марта 1612 года.

Увидев прекрасную невестку, отец принца назвал ее Мумтаз Махал, что означало «украшение дворца». С тех пор супруги не разлучались. У них родились четырнадцать детей, из которых выжили только семь. В 1628 году Хуррам сверг отца и сам стал императором. Он правил под именем Шах Джахан.

Новый император обнаружил, что его отец, праздный бездельник и бездарный правитель, оставил в наследство множество политических и экономических проблем, и попытался решить их. В 1631 году ему пришлось начать войну против восставших подданных. Его сопровождала жена, беременная четырнадцатым ребенком. Во время похода у нее начались роды, и она умерла, родив дочь. Император Шах Джахан сидел рядом с умирающей Мумтаз Махал. Перед смертью супруга сказала, что у нее есть только два желания: чтобы у ее супруга никогда бы не было детей от других женщин и чтобы он построил в память о ней мавзолей, который будет символом их любви.

На следующий год в Агре, столице Великих Моголов, началось строительство. Шах Джахан пригласил лучших архитекторов и художников Индии, Турции и даже Европы. Тадж-Махал вы строен из белого мрамора, чтобы его стены отражали розовые лучи восходящего солнца, яркий полуденный свет и золото заката.

Со временем Шах Джахан стал деспотом и религиозным фанатиком. В 1657 году, воспользовавшись тем, что император заболел и ослаб, его сын Аурангзеб, еще более фанатичный мусульманин, приказал заточить отца в темницу и пошел войной на индуистские провинции.

Шах Джахан попросил сына только об одной милости – чтобы из окна темницы было видно, как строится мавзолей его возлюбленной. Эта просьба была исполнена. Шах Джахан умер в заточении в 1666 году.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

13. Богоубийца

Даже не подобрав полотенце, я бросаюсь как есть, нагишом, в женскую часть хаммама.

Только не это! Все что угодно, только не это!

Я бегу по белым мраморным коридорам и врываюсь в помещение, посреди которого столпились люди. Я расталкиваю всех и вижу тело, лежащее на полу в луже крови.

Мата Хари.

Я прижимаю ее к груди.

– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!

Трясу ее безжизненное тело, вскакиваю и кричу:

– Только не она! Заберите меня вместо нее! Возьмите мою жизнь!

Я вскидываю руку, сжимаю кулак:

– Эй, Бог! Великий Бог, Создатель Вселенной, или Тот, кто убивает богов, ты слышишь меня? Ты не имел на это права! Я даю тебе последний шанс. Если можешь, поверни время и возьми меня вместо нее. Иначе я буду судить тебя. Если ты допускаешь такое, значит, ты не бог любви, ты бог смерти. Тебе нравится видеть наше горе! Ты даешь нам что-то ради удовольствия потом отобрать! Ты не имел права делать это. Ты не имел права… Поверни время вспять, и давай все изменим. Великий Бог, я бросаю тебе вызов: поверни время.

Меня прерывает слабый голос:

– Замолчи!

Это Мата Хари. Она еще в сознании. Кровь стекает у нее изо рта.

– Слишком поздно. Назад вернуться невозможно. Если ты любишь меня… замолчи. Иди и выиграй. Выиграй ради меня.

– Мата…

– Выиграй, прошу тебя… Я люблю тебя, Мишель. Выиграй, ради меня!

Она закрывает глаза.

У меня за спиной перешептываются хариты:

– Это был человек в тоге, на нем была маска из греческой трагедии.

Я вскакиваю на ноги.

– Он разбил окно и ворвался сюда. Он стрелял в упор, я видела.

– Он убежал туда.

– Куда?

Я схватил анкх Маты Хари и, не тратя время на то, чтобы одеться, помчался по темным коридорам.

Впереди огромная дубовая дверь, ведущая наружу, за пределы здания. Она открыта. За ней свет. Я выбежал на большой проспект Олимпии. Никого. Поднялся ветер, но я не чувствовал холода. Моя кровь кипела от адреналина и ярости.

Вдруг я заметил вдали фигуру. Кто-то убегал на запад.

Вот он, попался.

Человек бежал к воротам Олимпии. Я прицелился и выстрелил. Промахнулся. Тогда я закричал. Я и сам не знаю, что кричал тогда. Просто дал выход своему гневу.

Человек обернулся, увидел меня и свернул к синему лесу.

Он спрячется в чаще.

Я снова выстрелил и снова промахнулся. Кинулся вслед за ним, но он скрылся из виду.

Запыхавшись, я остановился. Обернулся и увидел маленькую муху с женским телом. У нее были рыжие волосы и зеленые глаза. Сморкмуха!

Она открыла рот и высунула длинный язычок, указывая, куда скрылся беглец. Я снова бросился вперед, через лес.

Сердце отчаянно колотилось в груди. Впервые в жизни меня обуяло желание кого-то убить.

Сморкмуха кружила вокруг, указывая путь. Наконец я выбежал на поляну. Богоубийца был там, но не один. Кто-то стоял перед ним, в такой же маске и тоге, изорванной в лохмотья.

Я поднял анкх и, не зная в кого стрелять, переводил оружие с одного на другого.

– Это я, не стреляй, Мишель! – раздался голос, приглушенный маской.

– Кто это – я? – спросил я.

– Эдмонд.

– Эдмонд Уэллс умер, – ответил я.

– Нет, я все объясню.

– Нет, это я объясню, Мишель, – сказал другой человек в маске. Его голос звучал точно так же. – Я настоящий Эдмонд Уэллс.

– В таком случае у меня есть вопрос, и ответить на него может только настоящий Эдмонд. Какой у нас был девиз?

Оба не ответили. Один кашлянул. Другой тоже.

– Я с тобой. Его надо убрать, – сказал тот, что слева.

– Нет, это я, Эдмонд, – ответил второй.

– Снимите маски, – приказал я. – И я увижу, кто из вас кто. Дорогой Эдмонд, сними маску, тебе нечего бояться.

– Если я пошевельнусь, он выстрелит, – сказал один.

– Нет, это он выстрелит, – сказал другой.

Их голоса почти не отличались, только один был чуть более хриплым.

– Пристрели его, – посоветовал тот, что справа.

Я выстрелил в того, кто это сказал.

Он упал на спину. Другой сорвал с себя маску. Это был Эдмонд Уэллс. Его вытянутое лицо и уши, как у Кафки. Глаза его блестели, он кашлял.

– Почему ты не назвал наш девиз?

– Какой? У нас их было много: «Любовь как меч, юмор как щит», «Вперед, навстречу неизвестному», «Вместе против идиотов»…

Меня переполняли смешанные чувства – боль от потери Маты Хари, удовлетворение свершившейся местью, радость от встречи со старым другом.

– Я не узнал твой голос, – сказал я.

– Я простудился, когда ночевал в лесу. У меня что-то вроде фарингита, скоро пройдет.

– Но ты ведь умер…

Мой учитель улыбнулся.

– Нет. Я сумел сбежать от Атланта и остался в лесу, чтобы наблюдать за ним и помешать ему.

Переиначивая слова одной из глав «Энциклопедии относительного и абсолютного знания», я сказал:

– Понять систему можно, только выйдя за ее пределы.

Эдмонд Уэллс вздохнул.

– Мне очень жаль Мату Хари. Я подозревал, что богоубийца предпримет что-нибудь на финальной игре, но опоздал.

Я нагнулся и снял маску с лежавшего на земле человека. Сейчас я узнаю, кто же он такой. Увидев его лицо, я в изумлении отшатнулся.

Я ожидал чего угодно, только не этого.

К нам приближалась толпа, вслед за мной пустившаяся вдогонку за убийцей. Эдмонд Уэллс быстро сказал мне:

– Я лучше пока спрячусь. Мы скоро увидимся. Ты обязательно должен выиграть, Мишель! Ты даже не понимаешь, насколько это важно. Выиграй!

И он исчез. Поляну заполнила толпа, во главе которой богиня охоты Артемида верхом на кентавре целилась в меня из лука.

Она нагнулась над телом убитого. На ее лице удивление сменилось отвращением.

– Ах вот кто это был!

14. Энциклопедия: три оскорбления

Человечеству было нанесено три оскорбления.

Первое, когда Николай Коперник доказал, что Земля не центр Вселенной.

Второе, когда Чарлз Дарвин пришел к выводу, что человек произошел от обезьяны, а стало быть, тоже животное.

Третье, когда Зигмунд Фрейд объявил, что в основе большинства наших политических демаршей или художественных проявлений лежит сексуальность.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI

15. Богоубийца

Артемида приказывает мне бросить оружие и поднять руки. Ко мне с угрожающим видом приближаются кентавры. Я не обращаю на них внимания и хватаю поверженного богоубийцу за руку.

– Но почему? Почему?!

Моя жертва морщится от боли, смотрит на меня и произносит:

– Эта игра чудовищна. Я много раз говорил вам, что мы не можем в нее играть, мы не должны играть существами, которые слабее нас, не должны заставлять их страдать. Быть богом-учеником не значит ставить опыты над слабыми созданиями ради того, чтобы узнать что-то новое. Я хотел убить всех учеников, чтобы в игре не было победителя, но мне это не удалось. Пока есть игроки, игра будет продолжаться и смертные, населяющие Землю-18, будут умирать ради забавы богов. Я потерпел поражение.

Артемида приказывает мне отпустить его. Вокруг нас собирается толпа.

– Я пытался, но не смог… – повторяет богоубийца. – Умоляю вас, откажитесь играть! Никто не имеет права играть живыми существами. Они не должны расплачиваться за наши амбиции.

Я вспомнил, что Бернар Палисси, погибший одним из первых, произнес что-то вроде «Ль… Лю…» Он пытался назвать имя убийцы.

Значит, вот кто это был! Люсьен Дюпре.

Этот оптик, страдавший косоглазием, был одним из лучших учеников в первой игре. На занятии, которое вел бог времени Кронос, ему удалось спасти свой народ. Он создал коммуну хиппи, все члены которой обладали равными правами и вели беззаботную жизнь, в то время как на Земле-17, доживавшей свои последние дни, царил хаос и террор.

Потом Кронос объявил, что это была всего лишь игра и теперь, когда мы усвоили правила, Земля-17, планета-черновик, должна погибнуть, а мы перейдем к занятиям на следующей модели, Земле-18. Тогда Люсьен Дюпре в ярости кричал, что игра несправедлива и боги-ученики получают слишком большую власть над несчастными смертными, к которым относятся как к простым игрушкам.

«Это не миры, это бойни!» – кричал он.

Люсьен Дюпре умолял нас не продолжать истребление живых существ, призывал восстать против наших учителей-олимпийцев. Мы не поддержали его, и он ушел. На прощание он бросил нам: «Если быть богом означает это, тогда продолжайте без меня».

Мы думали, что кентавры схватили его и превратили в химеру, как тех учеников, которые проиграли, но мы ошиблись. Никогда раньше в Олимпии не сталкивались с таким поведением ученика, и его предоставили самому себе. Должно быть, он долго бродил в лесу, снедаемый гневом, пока наконец не принял решение. Если он не сумел остановить игру, взывая к нам, он прекратит ее, убив всех участников.

А мы осудили Прудона только за то, что он был анархистом! Убийцей, настоящим врагом игры был этот скромный оптик-идеалист, прекрасно управлявший своим народом, но отказавшийся действовать по правилам, установленным богами-олимпийцами.

Зрачки Люсьена Дюпре замерли, губы искривились. Я навсегда закрыл глаза того, кто убил мою любимую.

Кентавры положили его тело на носилки, чтобы унести. Богиня справедливости Афина, сидевшая на Пегасе, с совой на плече и копьем в руке, выдвинулась вперед.

– Не вам, Пэнсон, вершить тут правосудие, – провозгласила она. – В Эдеме запрещено любое насилие. Это закон. Анкх никогда не должен быть направлен против живых существ. Даже если речь идет об убийце.

Я глубоко дышу. Слова Афины меня не впечатлили, и я смотрю на нее в упор. Даже не пытаюсь убежать, скрыться.

– Зрители заждались. Идемте же, пусть наконец финальная игра начнется, – заключает Афина.

Вернувшись в амфитеатр, мы больше не тратим времени попусту. Публика рассаживается на скамьях под звуки барабанов, в которые бьют кентавры. Грифоны включают огромные экраны, на которых появляются изображения наших столиц. Двенадцатый, экран Маты Хари, остается темным.

Я прошу дать мне новый анкх взамен разряженного. Ко мне подбегает харита и вручает новый инструмент бога-ученика и чистые тогу и тунику.

Нельзя думать о Мате Хари. Об Эдмонде Уэллсе. О Люсьене Дюпре. Я должен сосредоточиться на игре.

Другие ученики перешептываются. Видимо, им рассказали о том, что произошло. Теперь нас одиннадцать. Мы стоим перед двенадцатью богами-олимпийцами.

Афина призывает к тишине.

– Нам пришлось уладить некоторые формальности. Теперь финальная игра наконец начинается.

Она ударяет в гонг, и его звук разносится по всему амфитеатру. Мы бежим к стеклянной сфере, забираемся на возвышения. Я поднимаюсь на высокую лестницу и склоняюсь над Землей-18.

– Ученики, рассмотрите поле игры.

Мне кажется, будто я попал в невесомость. Руки дрожат, и я кладу анкх на сферу, приблизив глаз к сверхмощному увеличительному стеклу в его рукояти.

В первую минуту я различаю только толпы людей, кишащих, как насекомые. Настраиваю анкх и наконец вижу.

Столица людей-дельфинов оккупирована людьми-коршунами, вступившими в союз с людьми-лисами, чтобы захватить мою территорию. Люди-лисы служат в полиции, люди-коршуны захватили мой город, люди-дельфины загнаны в особые кварталы, но все еще хранят традиции.

Я подкручиваю анкх.

Люди-коршуны силой обращают людей-дельфинов в свою веру, поджигают их храмы, оскверняют могилы, взрывают памятники, но мой народ не сдается.

Это едва тлеющие угли, которые я должен раздуть своим дыханием.

Я разыскиваю диаспоры людей-дельфинов, рассеянные по планете. Дела у моего народа идут довольно скверно. Люди-дельфины загнаны в старые, грязные кварталы чужих городов. За время моего отсутствия было организовано несколько кампаний против людей-дельфинов. За ними следовали резня и погромы. Особенно постарались люди-козы, а недавно и люди-медведи.

Численность людей-дельфинов, истребляемых ножом и огнем, заметно уменьшилась. Многие ассимилировались с другими народами, приняли чужую веру. Многие живут в чудовищной нищете. Единственный плюс – те немногие, кто пережил все эти испытания, приобрели необыкновенную стойкость.

Они получили прививку от глупости.

Я судорожно сглатываю.

Вот, значит, какова расплата за мою вылазку в горы ради встречи с Великим Зевсом.

Рауль и другие ученики тоже выглядят обеспокоенными. Они разыскивают свои народы на нашей гигантской шахматной доске.

Я выиграю для тебя, Мата.

Нужно избрать неожиданную, новую стратегию.

Раздается легкий шум крыльев, рыжие волосы развеваются на ветру. Сморкмуха опускается на мое плечо как ангел-хранитель, явившийся, чтобы подбодрить меня.

Афина еще не подала сигнал начинать игру. Мы ждем. Я вижу Эдит Пиаф, взобравшуюся, как и я, на высокую лестницу. Она не спускает палец с центрального колесика своего анкха. Рауль держит свой анкх, как сварщик, готовый в любой момент приступить к работе, разбрасывая снопы искр.

Густав Эйфель протирает увеличительное стекло на своем инструменте. Жорж Мельес погрузился в себя, он старается сосредоточиться. Со стороны мы, должно быть, напоминаем бригаду врачей, оперирующих гигантское яйцо. На экранах, высоко над нашими головами, мелькают панорамы городов.

Я закрываю глаза. Сотни идей проносятся в моей голове.

Укреплять свои сильные стороны и не пытаться усилить слабые.

Вооружить людей-дельфинов? Бесполезно. Они значительно уступают численностью своим противникам и слишком уважают чужую жизнь, поэтому всегда будут менее боеспособными и вскоре погибнут.

Ну что ж, тем хуже. У меня нет другого выбора. Я создам пророков. Не одного и не двух, а трех. Чтобы быть уверенным, что хотя бы одному удастся выполнить свое предназначение. Это будут «светские» пророки, но они совершат настоящую революцию в умах. У меня действительно нет другого выбора. Я должен выиграть. Я буду действовать сразу в трех направлениях: экономика, наука, психология.

Три гения. Три бомбы. Осталось решить, где они появятся.

Мата Хари предупреждала, что мне следует опасаться людей-акул. Отлично. Одного пророка я помещу на их территории. Цветы лучше всего растут на компостных кучах.

Я должен выиграть ради нее.

– Внимание! Вы готовы?

Афина подняла свое копье и медленно, как в кино, ударила в гонг. Звук этого третьего удара долго не смолкал в амфитеатре.

В толпе зрителей тут же поднялся дикий шум.