Текст книги "Муравьи"

– Куда он подевался?

– Пошел вниз.

– Как это – пошел вниз?

Люси взяла Августу за руку и повела к двери в подвал.

– Он сидит там со вчерашнего вечера.

– И с тех пор не вылезал?

– Нет, я понятия не имею, что там происходит, но он категорически запретил мне звонить в полицию… Он спускался туда уже не раз и всегда возвращался.

Августа опешила.

– Чистое безрассудство! Но ведь дядюшка категорически ему запретил…

– Теперь он таскает туда всякие инструменты, железки и здоровенные бетонные плиты. Но что он мастерит там, внизу?..

Люси обхватила голову руками. Она дошла до крайности и чувствовала, что у нее опять начинается депрессия.

– И что, туда нельзя спуститься и поискать его?

– Нет. Он врезал замок и запирается изнутри.

Августа в недоумении опустилась на стул.

– Ну ладно, ладно. Знай я, что записка Эдмонда станет причиной такого…

СПЕЦИАЛИСТЫ: Распределение обязанностей в больших современных муравьиных городах за миллионы лет привело к генетическим мутациям.

Так, одни муравьи рождаются с огромными челюстями-резаками и становятся солдатами, а у других отрастают челюсти-дробилки, с помощью которых они перетирают злаки в муку, третьи обзаводятся чрезвычайно развитыми слюнными железами, чтобы обмывать и обеззараживать новорожденных личинок.

Это примерно то же самое, как если бы у нас, людей, солдаты рождались с пальцами в форме ножей, крестьяне – с ногами в форме клещей, чтобы более ловко взбираться на деревья и собирать плоды, а кормилицы – с десятком пар грудей.

Но из всех «профессиональных» мутаций самая поразительная связана с любовью.

В самом деле, чтобы массы рабочих особей не отвлекались на эротические переживания, они рождаются бесполыми. Таким образом, репродуктивной энергией наделены специалисты – самцы и самки, принцы и принцессы этой параллельной цивилизации.

Они рождаются для одной-единственной цели – любви. И пользуются множеством приспособлений, которые помогают им совокупляться. Это и крылья, и инфракрасные глазки, включая усики – приемо-передатчики отвлеченных ощущений.

Эдмонд Уэллс

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

Убежище представляет собой не замкнутое пространство – оно ведет в маленькую пещеру. Номер 327 забирается туда. Воины с запахом камня, не замечая его, проходят мимо. Только пещера эта не пуста. Здесь есть что-то теплое и пахучее. И оно подает сигналы.

Кто вы?

Обонятельный вопрос четкий, точный, требующий ответа. Благодаря инфракрасным глазкам самец различает огромное существо – оно-то его и расспрашивает. Судя по виду, весит оно, должно быть, не меньше девяноста песчинок. И все же это не солдат. А нечто, чего он раньше никогда не чувствовал и не видывал.

Самка.

И какая! Он не спеша ее рассматривает. Тонкие лапы безупречной формы украшены мелкими волосками, облепленными восхитительными половыми гормонами. Толстые усики потрескивают, источая крепкие запахи. Глаза с красным отливом похожи на две черничины. У нее плотное, гладкое, обтекаемое брюшко. Под восхитительным зернистым мезотоном проглядывает широкий нагрудный щит. И наконец, у нее длинные крылья, раза в два больше, чем у него.

Самка раздвигает маленькие, тонкие челюсти… прыгает и хватает муравья за шею, пытаясь отсечь ему голову.

Он с трудом сглатывает и задыхается. Поскольку он лишен каких бы то ни было опознавательных знаков, самка и не думает ослабить хватку. Для нее он чужак – его надо уничтожить.

Воспользовавшись своими малыми размерами, 327-й самец тем не менее высвобождается. Он взбирается ей на плечи и сдавливает ее голову. Они катаются клубком. Положение у обоих незавидное. Самка отбивается.

Когда она совсем слабеет, он выставляет вперед усики. Он не хочет ее убивать, она должна лишь выслушать его. Но не все так просто. Ему хочется общаться с ней. Вступить в безграничное общение.

Самка – он определяет номер ее кладки: ей присвоен номер 56 – отдергивает усики, не желая соприкасаться с ним. Потом вскидывается, пытаясь избавиться от него. Но он крепко держится за ее мезотон и еще сильнее сжимает челюсти. Если он не ослабит хватку, то оторвет самке голову, как сорную травинку.

Она замирает. Он тоже.

С помощью глазков, охватывающих пространство на 180 градусов, она четко различает обидчика, вцепившегося ей в спину. Он совсем маленький.

Самец!

Она вспоминает уроки кормилиц:

«Самцы – это недосущества. В отличие от всех остальных обитателей Города, они имеют лишь половину хромосом нашего вида. Они происходят из неоплодотворенных яиц. А стало быть, это всего лишь большие зародышевые клетки, вернее, огромные сперматозоиды, живущие на воздухе».

И теперь у нее на спине сперматозоид, готовый ее задушить. Эта мысль кажется ей даже забавной. Почему одни яйца оплодотворяются, а другие нет? Вероятно, из-за температуры. Если она ниже 20 градусов, активировать сперматеку невозможно, и Мать откладывает неоплодотворенные яйца. Выходит, самцы – порождение холода. Как смерть.

Она впервые видит самца во плоти и в хитиновой броне. Но что ему нужно здесь, на половине для неоплодотворенных самок? Это запретная территория, отведенная только для женских половых клеток. Если в их утлое святилище способна проникнуть чужая клетка, значит, оно открыто и для любой заразы!

Самец номер 327 вновь пытается наладить общение с помощью усиков. Но самка не поддается. Он пробует приподнять ее усики, а она прижимает их к голове; он прикасается ко второму сегменту ее усиков, но она оттягивает усики назад. У нее нет никакого желания общаться.

Тогда он еще крепче сдавливает челюсти, и седьмым сегментом своих усиков ему удается коснуться седьмого сегмента ее усиков. Самка номер 56 еще никогда не общалась таким способом. Ее учили избегать любых контактов и улавливать только запахи, витающие в воздухе. Но все же она знает, что подобный способ воздушного общения обманчив. Однажды Мать даже испустила особый феромон по этому поводу:

«Два разума никогда не поймут друг друга, если они будут обмануты посторонними запахами и воздушными струями, которые нарушают достоверность передаваемой и принимаемой информации».

Единственный способ избежать этих помех – безграничное общение. Непосредственное соприкосновение усиками. Беспрепятственный взаимный обмен нейромедиаторами между двумя мозговыми центрами.

По ее разумению, такой процесс способен повредить ей рассудок. Как бы то ни было, это что-то грубое и неведомое.

Но у нее нет другого выхода: если он и дальше будет сжимать свои челюсти, ей конец. И она покорно опускает лобные отростки себе на плечи.

Можно начинать безграничное общение. Две пары усиков беспрепятственно сближаются. Легкий электрический разряд. Нервозность. Медленно, потом все быстрее два насекомых ласкают друг дружку одиннадцатью зубчатыми сегментами. Мало-помалу они выделяют пену, наполненную смутными ощущениями. Это вязкое вещество смазывает их усики, позволяя им еще быстрее тереться друг о друга. Головы обоих насекомых какое-то время безотчетно подрагивают, после чего усики-отростки прекращают безудержную пляску и прижимаются, соприкасаясь по всей длине. Отныне есть только одно двуглавое существо, два тела и одна пара усиков.

Происходит естественное чудо. Феромоны переходят от одного тела к другому через тысячи мелких сегментных пор и капилляров. Мысли обоих существ сливаются воедино. Их больше не нужно ни кодировать, ни декодировать. Они обретают свою изначальную простоту и выражаются в зрительных и музыкальных образах, в ощущениях и запахах.

На этом совершенном, непосредственном языке 327-й самец рассказывает 56-й самке обо всех своих приключениях: о гибели их экспедиции, о пахучих следах солдат-карликов, о своей встрече с Матерью, о том, как его хотели убить, как он лишился своих опознавательных запахов, об охотниках с запахом камня, которые все еще гонятся за ним.

Когда безграничное общение заканчивается, она оттягивает усики назад в знак своего благорасположения к нему. Он слезает с ее спины. Теперь он в ее власти, и она может запросто его прикончить. Она приближается к нему, чуть раздвинув челюсти и… передает ему несколько собственных опознавательных феромонов. С ними ему до поры ничто не угрожает. Она предлагает накормить его – он соглашается. Затем она начинает жужжать крыльями, чтобы развеять пахучие следы их общения.

Дело сделано, ему хоть кого-то удалось убедить. Сведения получены, усвоены и приняты другой особью.

Он только что обрел союзницу.

ВРЕМЯ: Люди и муравьи совершенно по-разному ощущают течение времени. Для людей время – понятие абсолютное. Частоту и длительность секунд они воспринимают одинаково, что бы ни происходило.

И, напротив, для муравьев время – понятие относительное. Когда тепло, секунды для них очень коротки. А когда холодно, они вьются и растягиваются до бесконечности, погружая сознание в спячку.

Благодаря ощущению гибкости времени, они и скорость чувствуют совсем иначе, чем мы с вами. Чтобы определить движение, насекомые используют не только пространство и время, но еще и температуру.

Эдмонд Уэллс

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

Теперь их двое, и они озабочены тем, как убедить большинство своих собратьев в том, что «история о тайном гибельном оружии» – штука серьезная. Пока еще не поздно. Однако им приходится учитывать два обстоятельства. С одной стороны, им ни за что не удастся привлечь на свою сторону достаточное число рабочих перед праздником Возрождения, подготовка к которому требует всеобщих усилий, а стало быть, им понадобится третий союзник. С другой стороны, необходимо подготовить тайное убежище на тот случай, если вдруг снова объявятся воины с запахом камня.

Самка номер 56 предлагает свою камеру. Она прокопала туда тайный ход, и в случае опасности там можно будет укрыться. Самец 327 этому даже не удивляется: рыть потайные ходы давно стало модным. Это началось лет сто назад, во время войны с муравьями-смолохаркателями. У королевы одного федеративного города, Ха-йекте-дуни, развилась мания преследования. И она велела построить себе «бронированный» запретный город. Стены его были заложены булыжниками, скрепленными меж собой цементирующей глиной, как в термитниках!

Беда в том, что там имелся только один выход. Так что, когда этот город оцепили легионы муравьев-смолохаркателей, королева оказалась запертой в своих собственных покоях. И агрессорам не составило ни малейшего труда пленить ее и задушить с помощью своей мерзкой быстросохнущей смолы. Позднее королева была отомщена и королевский город освободили, но ее жуткая, нелепая кончина надолго врезалась в память белоканцев.

Муравьи, воспользовавшись прекрасной возможностью перестраивать свои жилища с помощью одних лишь челюстей, принялись дружно рыть потайные ходы. Когда один муравей роет себе яму, еще куда ни шло, но когда этим занимается целый миллион муравьев, это уже сущее бедствие. «Общественные» проходы, под которые были подведены «частные» ходы, стали обрушаться. Через собственный потайной ход можно было попасть в настоящий лабиринт из других потайных ходов. Так что почва во многих местах города стала проседать, и будущее Бел-о-Кана оказалось под угрозой.

Мать положила этому конец. Отныне никому не дозволялось рыть землю по собственному почину. Но за всеми камерами разве уследишь?

Самка номер 56 отодвигает камушек, скрывающий темный лаз. Вот он. Самец 327 осматривает тайник – превосходное убежище. Остается только найти третьего союзника. Они выбираются наружу и плотно закрывают вход. Самка подает сигнал:

«Первый встречный вполне сгодится. Я сама разберусь».

Вскоре они встречают большого бесполого солдата, который тащит шмат плоти бабочки. Самка, держась чуть поодаль, окликает его, посылая тревожный сигнал – Городу угрожает великая опасность. Она искусно пользуется языком чувств, ввергая самца в смущение. Солдат тут же бросает добычу и вступает в разговор с самкой.

«Великая опасность? Откуда, от кого, как это, почему?»

Самка вкратце рассказывает ему о трагедии, постигшей первую весеннюю экспедицию. По ходу рассказа она источает соблазнительные запахи. Она уже наделена изяществом и обаянием королевы. Воин мгновенно оказывается в плену ее чар.

«Когда выступаем? Сколько нужно солдат, чтобы напасть на карликов?»

Солдат представляется. Он номер 103 683, бесполая особь из летней кладки. Большая блестящая голова, длинные челюсти, глаза-щелочки, короткие лапы – прекрасный союзник. К тому же прирожденный боец. Самке номер 56 даже приходится умерить свой пыл.

Она сообщает ему, что в Городе орудуют лазутчики, наверняка наймиты карликов, и они делают все, чтобы помешать белоканцам раскрыть тайну их оружия.

«Их легко узнать по характерному запаху камня. Нужно действовать, и быстро. Положитесь на меня».

Они распределяют меж собой зоны влияния. Номер 327 попробует убедить кормилиц в солярии. Они, в общем, довольно доверчивые.

Воин 103 683 постарается привести солдат. Если удастся набрать легион, это будет уже кое-что.

«Кроме того, я поспрашиваю у разведчиков – может, еще что-нибудь разузнаю про тайное оружие карликов».

Что до самки номер 56, ей предстоит наведаться в грибницы и стойла и заручиться там стратегической поддержкой. Встречу назначают на этом самом месте при температуре не выше 23 градусов.

На этот раз по телевизору, в рамках цикла передач «Культура народов мира» показывали репортаж о японских традициях:

«Японцы – островной народ, с незапамятных времен привыкший жить обособленно. Для них мир разделен на японцев и всех остальных – чужаков с непостижимыми нравами, варваров, которых они меж собой называют гайдзинами. Японцы во все времена отличались обостренным чувством национального самосознания. Если какой-нибудь японец, к примеру, переезжает жить в Европу, его автоматически исключают из своего сообщества. Если же он год спустя возвращается на родину, родители и родственники уже не считают его своим. Жить среди гайдзинов значит проникнуться «чужеродным» духом и стать одним из них. Даже друзья детства будут считать его кем-то вроде приезжего».

На экране мелькали различные синтоистские храмы и святилища. Голос за кадром продолжал:

«Их понятия о жизни и смерти отличаются от нашего представления. В Японии смерть человека не имеет большого значения. Куда важнее гибель репродуктивной клетки. Чтобы обуздать смерть, японцы с удовольствием совершенствуются в боевом искусстве. Кендо преподают детям уже в начальной школе…»

На экране появляются два соперника в облачении древних самураев. Грудь у обоих покрыта черными шарнирными щитками. На головах – яйцевидные шлемы, украшенные парами длинных перьев на уровне ушей. Они кидаются друг на друга с воинственным криком и скрещивают длинные мечи.

Новая картинка: человек сидит на пятках и сжимает обеими руками кинжал, приставив его острие к своему животу.

«Ритуальное самоубийство, сеппуку, – другая особенность японской культуры. Нам, разумеется, трудно понять это…»

– Телевизор, опять телевизор! Одуреть можно! Одни и те же картинки вбивают нам в голову. Несут бог весть что, иначе не скажешь. Вам еще не надоело?! – взорвался Джонатан, который вернулся несколько часов назад.

– Оставь его! Телевизор его успокаивает. После смерти пса он как в воду опущенный… – заметила Люси механическим голосом.

Джонатан погладил сына по подбородку.

– Плохи дела, мой милый?

– Тише, я слушаю.

– Ишь ты, как он с нами теперь разговаривает!

– Как он с тобой разговаривает. Надо признаться, ты не часто балуешь его своим вниманием, и не удивительно, что он к тебе охладел.

– Эй, Николя, ну как, сумел сложить четыре треугольника из спичек?

– Нет, слишком муторно. Я слушаю.

– Ну, если для тебя это муторно… – Джонатан с задумчивым видом принялся перебирать спички, лежавшие на столе. – Жаль! Штука… поучительная.

Николя не слушал: он с головой ушел в рассказ диктора. Джонатан отправился к себе в комнату.

– Чем ты занимаешься? – спросила Люси.

– Сама видишь, готовлюсь, опять пойду туда.

– Что? Ну нет!

– У меня нет выбора.

– Джонатан, признайся сейчас же, что там такого интересного? В конце концов, я твоя жена!

Он ничего не ответил. У него только глаза забегали. И все так же неприятно задергался уголок рта. Потеряв терпение, Люси вздохнула:

– Ты уничтожил крыс?

– Они держатся от меня на почтительном расстоянии – этого довольно. А нет, так я показываю им вот эту штуковину.

Джонатан потряс здоровенным кухонным ножом, который перед тем долго точил. Другой рукой он схватил галогенный фонарь и направился к двери в подвал с рюкзаком за спиной, набитым провизией и всякими хитроумными слесарными инструментами. На прощание он буркнул:

– До свидания, Николя! До свидания, Люси!

Люси, не зная, что делать, схватила Джонатана за руку.

– Ты не можешь уйти вот так! Это слишком просто. Нам нужно поговорить!

– Слушай, прошу тебя!

– Ну как тебе сказать? С тех пор, как тебя занесло в этот чертов подвал, ты стал сам не свой. Деньги у нас на исходе, а ты накупил себе чуть ли не на пять тысяч франков разных железок и книжек про муравьев.

– Я люблю слесарничать, и вот, заинтересовался муравьями. Имею право.

– Нет, не имеешь. Во всяком случае, сейчас, когда тебе нужно кормить сына и жену. Если все твое пособие по безработице будет уходить на книги про муравьев, дело кончится…

– Разводом? Ты это хочешь сказать?

С убитым видом она отпустила его руку.

– Нет.

Он взял ее за плечи. Уголок рта снова задергался.

– Поверь мне. Я должен разобраться во всем до конца. Я не сумасшедший.

– Не сумасшедший? Да ты посмотри на себя! У тебя совсем больной вид, ты словно в горячке.

– Плоть моя стареет, зато разум расцветает.

– Джонатан! Скажи, что происходит там, внизу?

– Нечто очень занятное. Нужно спуститься ниже, потом еще ниже, чтобы однажды снова подняться… Знаешь, это как в бассейне: только коснувшись дна, можно найти опору, оттолкнуться и всплыть.

И он разразился диким смехом, который еще добрых полчаса разносился зловещим эхом по винтовой лестнице.

Тридцать пятый верхний ярус. Тонкая кровля из веток больше напоминает витраж. Солнечные лучи рассыпаются мириадами искр, проходя сквозь этот фильтр, и затем проливаются звездным дождем на пол. Мы в солярии Города – на «фабрике» по производству белоканцев.

Здесь жарко как в тропиках. Температура 38 градусов. Это обычное дело – солярий целиком обращен к югу, чтобы как можно дольше насыщаться теплом белого светила. Иногда благодаря каталитическому действию покрытия из веток температура поднимается до 50 градусов!

Сотни лап приходят в движение. Самая многочисленная здешняя каста – кормилицы. Они распределяют по местам яйца, которые откладывает Мать. Восемь десятков яиц помещают в штабель, дюжину штабелей выстраивают в ряд. Ряды тянутся далеко-далеко. Когда туча отбрасывает тень, кормилицы передвигают штабеля яиц на другое место. Самые свежие кладки должны всегда находиться в тепле. «Влажная жара – для яиц, сухая жара – для коконов» – вот старинный рецепт муравьев для выведения доброго потомства.

Слева суетятся рабочие – они сваливают в кучи черные щепки, удерживающие тепло, и кусочки перегноя, выделяющие его. Благодаря этим двум «нагревателям» температура в солярии постоянно поддерживается в рамках 25–40 градусов, даже когда снаружи она не достигает и пятнадцати.

Тут же снуют стрелки́. На случай, если вдруг снова нагрянет зеленый дятел…

Справа располагаются яйца более ранней кладки. Длительный процесс превращения: благодаря старательному вылизыванию кормилиц с течением времени маленькие яйца прибавляют в объеме и желтеют. А через одну – семь недель они превращаются в личинки с золотистыми волосками. Опять же в зависимости от температурных условий.

Кормилицы собраны до предела. Они не тратят попусту ни свою обеззараживающую слюну, ни внимание. Ни одна, даже мельчайшая частица грязи не должна попасть на личинки. Уж больно они уязвимы. Даже феромоновое общение здесь сокращено до предела.

«Помоги перенести их в тот угол… Осторожно, твой штабель вот-вот обрушится…»

Вот кормилица тащит личинку раза в два длиннее, чем она сама. Определенно, это будущий стрелок. Она укладывает новоиспеченного «воина» в уголок и облизывает его.

Посреди огромного инкубатора громоздятся кучи личинок – у каждой уже проглядывают десять сегментов тела, и каждая требует корма. Они вертят головками во все стороны, вытягивают шейки и шевелят лапками, пока кормилицы не соблаговолят дать им немного медвяной росы или мяса какого-нибудь насекомого.

Через три недели, когда личинки вполне созреют, они перестают есть и шевелиться – они впадают в летаргическое состояние и собираются с силами. Чтобы превратиться в коконы и далее – в куколки.

Кормилицы перетаскивают эти большие желтые мешки в соседнее помещение, заполненное сухим песком, который впитывает влагу из воздуха. «Влажная жара – для яиц, сухая жара – для коконов», – неустанно повторяют они мысленно.

Здесь, в сушильной камере, белый кокон с синеватым отливом становится желтым, потом серым, затем коричневым. Происходит трансмутация. Под скорлупой совершается естественное чудо. Все меняется. Нервная система, органы дыхания и пищеварения, органы чувств, панцирь…

Через несколько дней помещенная в сушильную камеру куколка начнет разбухать. Яйцо высушивается – наступает особый миг. Куколку, готовую вылупиться, оттаскивают в сторону вместе с другими, пребывающими в том же состоянии. Кормилицы осторожно разрывают пленку кокона и высвобождают сперва усик, затем лапку – и вот на свет появляется великолепный белый муравей, дрожащий, шатающийся. Хитиновый панцирь у него пока мягкий и прозрачный, но уже через несколько дней он станет рыжим, как у всех белоканцев.

Самец номер 327, захваченный созерцанием этого круговорота жизни, теряется, не зная, к кому обратиться. Он распространяет легкий запах в сторону одной кормилицы, которая помогает новорожденному сделать первые шаги.

«Происходит что-то очень серьезное».

Кормилица даже не поворачивает к нему голову. И только отвечает едва уловимой пахучей фразой:

«Тише! Нет ничего серьезнее, чем рождение живого существа».

Какой-то стрелок отталкивает самца, поколачивая дубинками на кончиках усиков. Тук-тук-тук.

«Не мешай! Проваливай!»

Номер 327 еще слаб – он не в силах спорить и убеждать кого-то. Эх, если бы у него был такой же дар общения, как у кормилицы номер 56! Однако он не слушает и обращается к другим кормилицам – те не обращают на него ни малейшего внимания. Тогда он начинает сомневаться: должно быть, его задача на самом деле не такая уж важная, как ему представляется. Мать, пожалуй, права. Есть задачи более актуальные. Продолжать род вместо того, чтобы порождать войну, например.

Пока он пребывает во власти столь странной мысли, кислотная струя срезает ему усики! В него выстрелила одна из кормилиц. Она бросила кокон, который тащила, и взяла его на прицел. По счастью, прицелилась она не точно.

Номер 327 кидается на обидчицу, пытаясь ее схватить, но она успевает улизнуть в первые ясли, опрокинув штабель яиц, чтобы преградить ему дорогу. Скорлупа раскалывается – из трещин сочится прозрачная жидкость.

Она разбила яйца! Что это на нее нашло? И тут начинается настоящая кутерьма – кормилицы разбегаются кто куда, озабоченные тем, как сберечь молодь, которая должна вот-вот вылупиться.

Понимая, что беглянку не догнать, 327-й самец поджимает брюшко и целится. Но, прежде чем он успевает выстрелить, кормилица падает, сраженная кислотной струей, выпущенной стрелком, который видел, как она опрокинула яйца.

Вокруг тела, изжаренного кислотой, образуется целое сборище. Номер 327 склоняет усики над трупом. Точно, от него исходит душок. Запах камня.

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНСТИНКТ: У муравьев, как и у людей, общественный инстинкт играет предопределяющую роль. Новорожденный муравей слишком слаб и не может сам разбить кокон, в который заключен. А человеческий младенец даже не может самостоятельно ходить и питаться.

Муравьи и люди – два вида, которые при рождении нуждаются в помощи тех, кто их окружает, к тому же они не могут или не способны самообучаться.

Подобная зависимость от взрослых, разумеется, есть проявление слабости, однако она порождает другой процесс – стремление к знанию. Если взрослые способны выжить, молодняк к выживанию совсем не приспособлен, так что ему с рождения требуется опыт и знания старших.

Эдмонд Уэллс

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

Двадцатый нижний ярус. Самка номер 56 все никак не может заговорить со жнецами о тайном оружии карликов: она так взволнована, что не в силах подать ни единого сигнала.

Самки представляют собой особо ценную касту, поэтому детство они проводят взаперти, в покоях для принцесс. Мир зачастую ограничивается для них сотней проходов, и далеко не каждая принцесса отваживается до поры спуститься ниже десятого подземного яруса или подняться выше десятого наземного…

Однажды, когда 56-я попробовала выбраться на волю, чтобы посмотреть на великий Внешний мир, про который ей рассказывали кормилицы, стражи вернули ее на место. Она могла бы скрыть свои запахи, но вот длинные крылья девать ей было некуда. Стражи предупредили ее, что снаружи рыщут громадные чудища – они поедают маленьких принцесс, которые пытаются выбраться наружу до праздника Возрождения. С той поры 56-ю раздирали любопытство и страх.

Оказавшись на 20-м нижнем ярусе, она вдруг понимает: зачем стремиться попасть в великий и дикий Внешний мир, если ее ждет немало чудесных открытий в родном городе. Здесь она впервые видит грибницы.

В белоканских легендах говорится, что первые грибницы были открыты во время Зерновой войны, пятьдесят тысяч лет назад. Отряд стрелков тогда взял в осаду город термитов. Именно тогда стрелки наткнулись на зал колоссальных размеров. Там, в центре, возвышался огромный белый пень, который неустанно обхаживали термиты-рабочие.

Муравьи попробовали частички пня на вкус, и им понравилось. Это было похоже… на целое съедобное поселение! Пленники признались, что это грибы. На самом деле термиты питаются одной клетчаткой, которая у них плохо переваривается, поэтому они приправляют ее грибами – для лучшей усвояемости.

Муравьи же прекрасно переваривают клетчатку и в стимулирующих добавках не нуждаются. Однако они поняли, насколько выгодно возделывать растения внутри самого города: это позволяло выдерживать долгие осады и голод.

И теперь в огромных помещениях 20-го нижнего яруса выращивают пни. Однако муравьи, в отличие от термитов, употребляют в пищу другие грибы – в Бел-о-Кане выращивают главным образом шампиньоны. Белоканцы даже разработали целую технологию их разведения.

Самка номер 56 перемещается между грибницами, образующими огромную белую житницу. С одной стороны рабочие готовят «ложе» для будущего шампиньона. Они нарезают листья мелкими квадратиками, потом очищают их, измельчают и перемешивают, превращая в кашицу. После этого кашицу из листьев помещают в компост из экскрементов (для этих целей муравьи собирают свои экскременты в специальные емкости). Дальше кашицу увлажняют слюной и оставляют на какое-то время, чтобы заготовка проросла.

Созревшую кашицу накрывают белым покрывалом из белых съедобных волокон. Как это происходит там, слева. Затем рабочие орошают посадку обеззараживающей слюной и срезают все, что по размерам превосходит маленький белый конус. Если же дать шампиньонам разрастись, они очень скоро начнут лопаться и разрушат все помещение. Из волокон, срезанных рабочими, имеющими плоские челюсти, получается мука, вкусная и питательная.

Вот почему рабочих здесь видимо-невидимо. Им приходится следить за тем, чтобы в столь благоприятных условиях не проросли ни одна сорная травинка и ни один гриб-паразит.

В такой обстановке, в общем-то довольно напряженной, 56-я, пустив в ход усики, пытается наладить общение с садовником, аккуратно срезающим белый гриб-конус.

«Городу угрожает серьезная опасность. Нам нужна помощь. Хотите стать частью нашей команды?»

«Что за опасность?»

«Карлики придумали тайное гибельное оружие – нужно начать действовать, и как можно скорее».

Садовник спокойно спрашивает, что она думает о его грибе, прекрасном шампиньоне. Самка номер 56 поздравляет его с успехом. Садовник предлагает ей отведать гриб. Она откусывает кусочек белой волокнистой массы и чувствует, как у нее в пищеводе полыхнул огонь. Отрава! Шампиньон пропитан мирмикацином, ядовитой кислотой, которую в разбавленном виде используют как гербицид. Самка откашливается и быстро сплевывает отраву. Садовник же, бросив гриб и выдвинув челюсти вперед, кидается ей на грудь.

Они кувыркаются в компосте, дубася друг друга по голове усиками-дубинками. Бах! Бах! Бах! Каждый стремится уложить противника на месте. Жнецы с трудом их разнимают.

«Что нашло на вас обоих?»

Садовник вырывается. Расправив крылья, 56-я совершает невероятный прыжок и прижимает его к земле. Только теперь она чувствует едва уловимый запах камня, который исходит от него. Вне всякого сомнения, она только что столкнулась с одним из грозных охотников.

Она хватает его за усики.

«Кто ты? Зачем пытался меня убить? Откуда этот странный запах?»

Молчание. Она заламывает ему усики. От нестерпимой боли он брыкается, но молчит. Самка номер 56 не из тех, кому нравится мучить своих собратьев, но все же она сдавливает усики садовника-охотника еще крепче.

Противник больше не в силах шевельнуться. Он в ступоре. Сердце у него почти не бьется – кажется, он вот-вот отдаст концы. С досады 56-я перерезает ему оба усика, но все еще не может отпустить труп.

Жнецы снова обступают ее.

«Что происходит? Что ты с ним сделала?»

Самка номер 56 решает, что сейчас не самое подходящее время, чтобы оправдываться, – лучше спасаться бегством, что она и делает, взмахнув крыльями. Номер 327 прав: происходит что-то неладное: муравьи в Городе словно обезумели.