Текст книги "Властелин Севера. Песнь меча (сборник)"

– Твой дядя – король Беббанбурга, – сказал мне Гутред, когда мы маршировали на север.

– Он сам себя так назвал? – сердито спросил я.

– Нет-нет! Для этого у него слишком много здравого смысла. Но в действительности он и есть король. Земли Кьяртана – своего рода барьер, так ведь? Поэтому правление Эльфрика не простирается дальше Дунхолма.

– Раньше мы были королями Беббанбурга, – сказал я.

– Да? – удивленно спросил Гутред. – Королями Нортумбрии?

– Берниции, – ответил я.

Гутред никогда не слышал этого названия.

– Она занимала весь север Нортумбрии, – объяснил я, – а все земли вокруг Эофервика были королевством Дейра.

– Потом они объединились? – заинтересовался Гутред.

– Потом мы убили их последнего короля. Но это было много лет тому назад. Задолго до появления христианства.

– Итак, ты заявляешь, что имеешь право быть королем этих земель? – спросил Гутред.

К моему удивлению, в голосе его слышалось подозрение.

Я пристально уставился на своего спутника, и он покраснел.

– Признайся, Утред, ты все-таки хочешь быть тамошним королем? – настаивал он, пытаясь сделать вид, что ему безразличен мой ответ.

Я засмеялся.

– Господин король, если ты вернешь мне Беббанбург, я встану перед тобой на колени и поклянусь в вечной верности тебе и твоим потомкам!

– Потомкам, говоришь? – весело отозвался он. – Ты видел Осбурх?

– Видел.

Осбурх была племянницей Эгберта, саксонкой и жила во дворце, когда мы взяли Эофервик. Ей исполнилось четырнадцать, она была пухленькой, темноволосой и довольно хорошенькой.

– Как думаешь, если я на ней женюсь, – спросил меня Гутред, – Хильда согласится стать ее компаньонкой?

– Спроси у нее сам, – ответил я, мотнув головой назад, в сторону следовавшей за нами Хильды.

Накануне я предложил ей вернуться в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но Хильда заявила, что еще не готова встретиться с Альфредом. Я прекрасно понимал ее, а потому не настаивал.

– Думаю, она сочтет за честь стать компаньонкой твоей жены, – сказал я Гутреду.

* * *

В первую ночь похода мы встали лагерем в Онхрипуме, где маленький монастырь дал приют Гутреду, Эадреду и множеству церковников. Теперь в нашей армии насчитывалось около шестисот человек, почти половина из них – конные, поэтому огни нашего лагеря осветили все поля вокруг монастыря. Как командир личной стражи короля, я разбил свой лагерь поближе к зданиям монастыря, а мои подчиненные (теперь их насчитывалось сорок человек, почти все в кольчугах, награбленных в Эофервике) расположились неподалеку от монастырских ворот.

Первую часть ночи я стоял на часах вместе с Клапой и двумя саксами. Со мной был и Ситрик. Хотя я называл его своим слугой, но вовсю учил владеть мечом и щитом. Мне казалось, что через год-другой из мальчишки получится неплохой воин.

– Ты хорошо присматриваешь за головами? – спросил я его.

– Ох, и воняет же от них! – скривился Клапа.

– Не больше, чем от тебя самого, Клапа, – осадил я верзилу.

– Они в безопасности, мой господин, – заверил Ситрик.

– Вообще-то, у меня должно было быть восемь голов, – заметил я и шутливо обхватил пальцами шею парнишки. – У тебя костлявая шейка, Ситрик.

– Но крепкая, мой господин, – ответил он.

Как раз в этот миг дверь монастыря открылась, и из нее выскользнула Гизела в черном плаще.

– Тебе следовало бы спать, моя госпожа, – пожурил ее я.

– Я не могу уснуть. Хочу прогуляться.

Гизела с вызовом уставилась на меня. Ее губы были чуть приоткрыты, и пламя костра поблескивало на ее крупных красивых зубах и отражалось в бездонных глазах.

– Куда ты хочешь пойти? – спросил я.

Она пожала плечами, все еще глядя на меня, и я подумал, что Хильда спит в монастыре.

– Оставляю тебя за главного, Клапа, – сказал я, – и, если вдруг явится Ивар, убей ублюдка.

– Да, мой господин.

Я слышал, как стражники захихикали, когда мы с Гизелой пошли прочь. Пришлось хорошенько на них рявкнуть, чтобы они замолчали. Я повел Гизелу к деревьям, что росли к востоку от монастыря, потому что там было темно. Она взяла меня за руку.

Гизела молчала, довольствуясь тем, что идет рядом со мной.

– Ты не боишься ночи? – спросил я ее.

– С тобой – нет.

– Когда я был ребенком, – произнес я, – то превратился в скедугенгана.

– A что такое скедугенган?

Слово было саксонским, незнакомым для нее.

– Движущаяся Тень, – пояснил я. – Создание, которое крадется во мраке ночи.

Неподалеку заухала сова, и пальцы Гизелы невольно сжали мою руку.

Мы остановились под деревьями, кроны которых ерошил ветер. Сквозь листья пробивался скудный свет лагерных костров, и я приподнял лицо Гизелы и посмотрел на нее сверху вниз. Она была высокой, но все же на голову ниже меня. Она позволила себя рассматривать, потом закрыла глаза, и я осторожно провел пальцем вниз по ее длинному носу.

– Послушай… – начал было я, но потом замолчал.

– Да, – отозвалась она, как будто знала, что я собирался сказать.

Я заставил себя отвернуться от Гизелы.

– Я не могу сделать Хильду несчастной.

– Она сказала мне, что вернулась бы в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но хочет посмотреть, возьмешь ли ты Дунхолм, – ответила моя спутница. – Она говорит, что молится, чтобы тебе это удалось, и что Бог подаст ей знак, будет ли сопутствовать тебе удача.

– Она так сказала?

– Хильда полагает, что это будет одновременно и зна́ком, говорящим, что она может вернуться в монастырь. Так она сказала мне этой ночью.

Похоже, Гизела говорила правду. Я погладил ее лицо.

– Тогда мы должны подождать, пока Дунхолм не будет взят, – ответил я, хотя собирался сказать совсем другое.

– Мой брат считает, что я должна стать коровой мира, – горько проговорила Гизела.

Корова мира – это женщина, которую отдают замуж в семью соперника в попытке завязать с ним дружбу. И, без сомнения, Гутред хотел выдать сестру за сына Ивара или найти ей супруга в Шотландии.

– Но я не буду коровой мира, – решительно заявила Гизела. – Я бросила палочки с рунами и узнала свою судьбу.

– И что ты узнала?

– У меня будут два сына и дочь.

– Вот и хорошо.

– Это будут твои сыновья, – с вызовом проговорила она, – и твоя дочь!

Мгновение я молчал. Мне внезапно стало очень жарко.

– Так сказали тебе палочки с рунами? – спустя несколько биений сердца ухитрился выговорить я.

– Они никогда не лгут, – ответила Гизела спокойно. – Когда Гутред был взят в плен, палочки сказали мне, что он вернется и что вместе с ним приедет мой будущий муж. Так и вышло.

– Но твой брат хочет, чтобы ты стала коровой мира, – напомнил я.

– Тогда ты должен увезти меня, – сказала Гизела, – так, как делали в старину.

Действительно, существовал древний датский обычай похищать невесту: жениху следовало ворваться в ее поместье и умыкнуть возлюбленную у родных. И сейчас невест время от времени еще похищали, но с обоюдного согласия: обычно предварительно велись переговоры с родителями, у девушки было время собрать свои пожитки, прежде чем явятся всадники.

– Я тебя увезу, – пообещал я, понимая, что завариваю кашу. Как переживет мою измену Хильда? Да и Гутред посчитает, что я его предал.

И все равно я запрокинул лицо Гизелы и поцеловал ее.

Она повисла у меня на шее, и как раз в этот момент раздались крики. Крепко прижимая к себе Гизелу, я внимательно прислушался. Крики доносились со стороны лагеря, и сквозь деревья я видел, как мимо костров люди бегут к дороге.

– Там что-то случилось, – сказал я, схватил девушку за руку, и мы вместе побежали к монастырю, где Клапа и другие стражники уже обнажили мечи.

Я втолкнул Гизелу в дверь и вытащил из ножен Вздох Змея.

Но, к счастью, ничего страшного не случилось. Во всяком случае, для нас. Свет лагерных костров привлек троих чужаков, один из которых был тяжело ранен. Вновь прибывшие принесли новости.

Не прошло и часа, как маленькая церковь монастыря была ярко освещена и все священники и монахи пели хвалы Господу. Послание, которое трое чужаков принесли с Севера, обошло весь наш лагерь, и те, кто только что проснулся, тоже пришли к монастырю, чтобы выслушать новости и убедиться, что это правда.

– Господь творит чудеса! – кричал Хротверд толпе.

Он вскарабкался по лестнице на монастырскую крышу. Несколько человек принесли пылающие факелы, и при их свете Хротверд казался огромным. Он поднял руки, и толпа замолчала. Он выждал некоторое время, глядя сверху вниз на запрокинутые лица, а позади него звучало торжественное пение монахов, и где-то в ночи кричала сова. Хротверд сжал кулаки и воздел руки еще выше, как будто мог коснуться небес в свете луны.

– Ивар побежден! – в конце концов прокричал он. – Славьте Господа и святых, тиран Ивар Иварсон побежден! Он потерял всю свою армию!

И жители Халиверфолкланда, которые боялись сражаться с могучим Иваром, радостно кричали, пока не охрипли, потому что самое серьезное препятствие для правления Гутреда в Нортумбрии было устранено. Он воистину мог называть себя королем. И теперь он им был. Королем Гутредом.

Глава четвертая

Мы услышали, что произошла битва, великая и страшная, битва, после которой вся долина наполнилась кровью, и Ивар Иварсон, самый могущественный датчанин Нортумбрии, был побежден Аэдом Шотландским. Потери с обеих сторон были просто ужасающими.

На следующее утро прибыло еще почти шестьдесят выживших, и мы узнали подробности недавнего сражения. Эти люди странствовали достаточно крупным отрядом, чтобы их не попытался схватить Кьяртан, и до сих пор еще не пришли в себя после страшной кровавой бойни, в которой им чудом удалось уцелеть. Как оказалось, Ивара заманили через реку в долину, где, как он считал, укрылся Аэд, но то была ловушка. Холмы с обеих сторон долины оказались полны вражеских воинов. С дикими криками ринулись шотландцы сквозь туман и вереск, чтобы врезаться в датскую «стену щитов».

– Их были тысячи, – поведал нам один из выживших, все еще трясясь от ужаса.

«Стена щитов» Ивара поначалу держалась, но я мог вообразить себе, сколь неистовой была та битва. Мой отец сражался со скоттами много раз, и он всегда называл их дьяволами. «Безумные дьяволы, – говорил он, – дьяволы с мечами, завывающие дьяволы». И датчане Ивара рассказали нам, как, придя в себя после первой атаки, они пустили в ход мечи и копья, чтобы сразить этих дьяволов. Однако шотландцы, издавая воинственные вопли, продолжали нападать, перебираясь через собственных мертвецов, волосы этих дикарей покраснели от крови, мечи шипели, и Ивар попытался выбраться из долины на север, чтобы оказаться на возвышенности.

Для этого ему требовалось рубить направо и налево, буквально прокладывая себе дорогу через плоть, – и он проиграл. Тогда Аэд повел свои отборные войска против лучших людей Ивара, и щиты сталкивались со щитами, и клинки звенели, и люди умирали один за другим.

Уцелевшие сказали, что Ивар сражался как демон, но получил удар мечом в грудь, а в ногу его вонзилось копье. Личная стража оттащила его назад из «стены щитов». Он бесновался, требуя, чтобы ему позволили умереть лицом к лицу с врагом, но люди Ивара сдержали его и отогнали дьяволов – к тому времени на поле сечи уже пала ночь.

Задняя часть колонны датчан все еще держалась, и выжившие, большинство из которых истекали кровью, притащили своего вождя к реке. Сын короля, тоже Ивар, всего шестнадцати лет от роду, собрал тех, кто был ранен не так тяжело, – и они пошли в атаку и прорвались сквозь окруживших их скоттов. Но много датчан погибло, когда они пытались в темноте переправиться через реку. Некоторые утонули, уйдя на дно под тяжестью своих кольчуг. Других враги прирезали на мелководье, но примерно шестая часть армии Ивара все-таки преодолела водную преграду. Мокрые, уставшие, они сидели на южном берегу, слушая крики умирающих и боевые кличи скоттов.

На рассвете выжившие вновь построились «стеной щитов», ожидая, что скотты переправятся через реку и довершат истребление их армии, но люди Аэда почти так же истекали кровью и почти так же устали, как побежденные датчане.

– Мы убили сотни врагов, – безрадостно завершил рассказчик.

Позже мы узнали, что это правда и что Аэд похромал обратно на Север, чтобы зализать раны.

Сам ярл Ивар был ранен, но выжил. Говорили, что он прячется в холмах, боясь попасть в плен к Кьяртану, и Гутред послал на север сотню всадников, чтобы его найти. Вскоре те обнаружили, что отряды Кьяртана тоже прочесывают холмы. Ивар, должно быть, понимал, что его все равно найдут, и предпочел стать пленником Гутреда, чем узником Кьяртана, поэтому он сдался отряду людей Ульфа, которые привезли раненого ярла в наш лагерь сразу после полудня.

Ивар не мог ехать верхом, поэтому его несли на щите. Его сопровождали сын Ивар и еще около тридцати уцелевших воинов. Некоторые из них были ранены так же тяжело, как их вождь. Но когда Ивар понял, что должен встретиться с человеком, который самовольно захватил трон Нортумбрии, он настоял на том, чтобы идти самому. И он встал и пошел.

Представляю, с каким трудом это ему далось, потому что боль его, должно быть, была невыносима, но Ивар все-таки заставил себя идти: он шел, хромая, и через каждые несколько шагов опирался на копье, словно на костыль. Я видел, насколько плохо было этому человеку, но он был слишком горд и не мог позволить, чтобы его несли в присутствии Гутреда.

Словом, Ивар, хоть и с большим трудом, но все-таки подошел к нам. Делая очередной шаг, он вздрагивал от боли, но при этом был полон гнева и не собирался сдаваться.

Я никогда не встречался с этим человеком раньше, потому что его воспитывали в Ирландии, но он выглядел в точности как его покойный отец, Ивар Бескостный. То же смахивающее на череп лицо с запавшими глазами, те же желтые волосы, стянутые в хвост, та же угрюмая злоба. Да, в нем чувствовалась сила.

Гутред ждал у входа в монастырь, и его личная стража построилась двумя шеренгами, между которыми Ивару пришлось пройти.

Слева и справа от Гутреда стояли его главные помощники: я, аббат Эадред, отец Хротверд и остальные церковники.

Не дойдя до Гутреда нескольких шагов, Ивар остановился, оперся на копье и окинул всех нас испепеляющим взглядом. Он сперва принял меня за короля, потому что мои кольчуга и шлем были гораздо лучше, чем у Гутреда.

– Это ты тот самый мальчишка, который называет себя королем? – вопросил он.

– Я тот самый мальчишка, который убил Уббу Лотброксона, – ответил я.

Убба был родным дядей Ивара, поэтому лицо его невольно перекосилось, и я увидел в его глазах странный зеленый блеск. То были глаза настоящей ядовитой змеи. Ивар, может, и был тяжело ранен, его мощь была сломлена, но в тот миг он хотел одного – убить меня.

– Кто ты такой? – вопросил он.

– Ты прекрасно знаешь, кто я, – пренебрежительно ответил я.

Высокомерие – это все для молодого воина.

Гутред сжал мою руку, словно веля мне замолчать, потом шагнул вперед.

– Господин Ивар, – сказал он, – мне жаль видеть, что ты ранен.

Ивар презрительно ухмыльнулся, услышав это.

– Тебе полагалось бы радоваться и сожалеть лишь о том, что я не мертв. Так, значит, ты Гутред?

– Я скорблю, что ты ранен, мой господин, – ответил Гутред, – и скорблю о людях, которых ты потерял. Но я возликовал, узнав, что ты убил столько врагов. Мы у тебя в долгу.

Он сделал шаг назад и посмотрел мимо Ивара на нашу армию, что собралась вокруг дороги.

– Мы должны поблагодарить Ивара Иварсона! – воскликнул Гутред. – Он уничтожил угрозу, что подстерегала нас к северу! Король Аэд похромал домой, зализывать раны, оплакивать павших и утешать вдов Шотландии!

На самом деле, конечно, это Ивар сейчас хромал, а Аэд был победителем, но слова Гутреда вызвали приветственные крики, и это удивило Ивара. Он, должно быть, ожидал, что Гутред его убьет, и это было бы вполне логично. Однако вместо этого с Иваром обращались с почетом.

– Лучше убей этого ублюдка, – пробормотал я Гутреду.

Тот удивленно взглянул на меня, как будто такая мысль никогда не приходила ему в голову.

– Зачем? – тихо спросил он.

– Просто убей его, и побыстрее, – настаивал я. – A заодно и этого крысеныша, его сына.

– Ты одержим убийствами, – ответил Гутред так, словно это его развлекало.

Тут я увидел, что Ивар наблюдает за нами. Должно быть, он догадывался, что я говорю.

– Воистину – добро пожаловать, господин Ивар! – Гутред отвернулся от меня и улыбнулся Ивару. – Нортумбрии нужны великие воины, – продолжал он, – а тебе, мой господин, обязательно нужно хорошенько отдохнуть.

Я заметил в змеиных глазах Ивара удивление. Нетрудно было догадаться, о чем он думает: «Ох и глупец же этот Гутред». Но именно в тот момент я понял, что Гутреда ждет золотая судьба. Wyrd bið ful aræd.

Когда я спас его от Свена и Гутред заявил, что он король, я воспринял это как шутку. Когда он стал королем Кайр-Лигвалида, я все еще думал, что да, шутка хороша. И даже в Эофервике я еще сомневался, что мы сможем смеяться над этой шуткой дольше нескольких недель, потому что Ивар был сюзереном Нортумбрии, великим и жестоким. Но теперь Аэд сделал за нас всю работу. Ивар потерял большинство своих людей, он был тяжело ранен, и в Нортумбрии остались только три великих владыки. Эльфрик, цепляющийся за украденные у меня земли в Беббанбурге, Кьяртан, черный паук в своей крепости у реки, и король Гутред, властитель Севера и единственный датчанин в Британии, возглавляющий как датчан, так и добровольно идущих за ним саксов.

Мы остались в Онхрипуме. Вообще-то, раньше это не входило в наши планы, но Гутред настоял на том, чтобы мы подождали, пока Ивар не оправится от ран. Монахи усиленно лечили его, и Гутред навещал раненого ярла, принося ему еду и эль. Большинство выживших людей Ивара тоже были ранены, и Хильда промывала им раны и приносила чистую ткань для перевязок.

– Им нужна еда, – сказала она мне.

Но еды у нас осталось мало, и каждый день мне приходилось отправлять отряды фуражиров искать зерно или скот все дальше и дальше. Я убеждал Гутреда поскорее двинуться в путь, чтобы добраться до мест, где будет больше припасов, но он был просто очарован Иваром.

– Этот человек мне нравится! – говорил мне Гутред. – И мы не можем его здесь оставить!

– A почему бы нам не похоронить его здесь? – предложил я.

– Он же наш союзник! – возмутился Гутред.

Похоже, он и впрямь так считал. Ивар осыпа́л его похвалами, а Гутред верил каждому слову этого предателя.

Поскольку монахи хорошо делали свою работу, Ивар быстро поправлялся. Я надеялся, что он умрет от ран, но через три дня он уже ездил верхом. Он все еще испытывал боль, это было ясно. Должно быть, ужасную боль, но он заставлял себя ходить и взбираться на лошадь, точно так же как заставил себя присягнуть на верность Гутреду.

По правде говоря, у него не было особого выбора. У Ивара теперь осталось меньше сотни человек, многие из которых были ранены, и он больше не был великим владыкой, поэтому он и его сын были вынуждены опуститься на колени перед Гутредом и поклясться в верности королю. Сын Ивара, шестнадцатилетний парнишка, был похож на отца и деда – такой же тощий и коварный. Лично я не доверял им обоим, но Гутред меня не слушал.

– Король должен быть великодушным, – сказал он.

И он искренне верил, что, проявив к Ивару милосердие, навеки привяжет к себе этого человека.

– Так поступил бы Альфред, – объяснил мне король.

– Альфред взял бы в заложники сына и отослал бы отца прочь, – возразил я.

– Но Ивар дал клятву, – настаивал Гутред.

– Вот увидишь: он соберет новых людей, – предупредил я.

– И замечательно! – заразительно улыбнулся Гутред. – Нам нужны воины, способные сражаться.

– Ивар захочет, чтобы его сын стал королем.

– Если он сам не хочет быть королем, то с какой стати ему желать такой судьбы для своего сына? Тебе повсюду мерещатся враги, Утред. Юный Ивар красивый парень, как ты думаешь?

– Он похож на полумертвую от голода крысу.

– Он как раз такого возраста, как Гизела! Кобылья Морда и Голодная Крыса – славная выйдет парочка, а?

Гутред ухмыльнулся, и мне захотелось стереть ухмылку с его лица кулаком.

– A что, неплохая идея? – продолжал он. – Ей пора замуж, и такой брак привяжет ко мне Ивара.

– A не лучше ли тебе будет привязать к себе меня? – прямо спросил я.

– Мы с тобой и так уже друзья, – ответил он, все еще ухмыляясь. – И я благодарю за это Бога.

* * *

Мы двинулись на север, когда Ивар достаточно оправился. Он был уверен, что многие его воины пережили устроенную шотландцами резню, поэтому брат Дженберт и брат Ида поехали впереди в сопровождении пятидесяти человек. Эти два монаха, как заверил меня Гутред, хорошо знали местность у реки Туид и могли возглавить спасательные отряды, которые искали пропавших людей Ивара.

Бо́льшую часть пути Гутред ехал рядом с Иваром. Его честолюбию польстило, что такой человек принес ему клятву верности. Король приписал этот успех христианской магии, и, когда Ивар отстал, чтобы ехать вместе со своими людьми, Гутред призвал отца Хротверда и стал расспрашивать бородатого священника о Кутберте, Освальде и Святой Троице. Гутред хотел уразуметь, как работает магия, и был сбит с толку объяснениями Хротверда.

– Сын – это не Отец, – попытался внушить ему священник. – A Отец – не Дух Святой, а Дух Святой – не Сын, но Отец. Сын и Дух Святой едины, неделимы и вечны.

– Выходит, всего богов три? – спросил Гутред.

– Бог один! – сердито сказал Хротверд.

– Ты это понимаешь, Утред? – окликнул меня Гутред.

– Никогда не понимал, мой господин, – отозвался я. – Для меня это полная чушь.

– Никакая это не чушь! – зашипел на меня Хротверд. – Представь себе листок клевера, мой господин, – обратился он к Гутреду. – Три отдельных лепестка, но при этом одно растение.

– Сие великое таинство, мой господин, – вставила Хильда.

– Ты о чем?

– Бог есть великое таинство, мой господин, – пояснила она, не обращая внимания на злобный взгляд Хротверда. – И великое чудо. Тебе и не надо понимать, просто дивись этому.

Гутред повернулся в седле, чтобы взглянуть на Хильду.

– Надеюсь, ты все-таки станешь компаньонкой моей жены? – жизнерадостно спросил он.

– Сперва женитесь, мой господин, – ответила Хильда, – тогда и поговорим об этом.

Он ухмыльнулся и отвернулся от нее.

– Я думал, ты решила вернуться в монастырь, – потихоньку обратился я к Хильде.

– Это Гизела тебе сказала?

– Да.

– Я жду знак, ниспосланный Богом, – пояснила Хильда.

– Падение Дунхолма?

– Может быть, – нахмурилась она. – Дунхолм – средоточие зла. Если Гутред возьмет город и тот окажется под знаменами святого Кутберта, это покажет волю Господа. Может, именно такой знак мне и нужен.

– Мне сдается, ты уже получила свой знак.

Она направила кобылу в сторону от Витнера, который косил на ее лошадь злым глазом.

– Отец Виллибальд хотел, чтобы я вернулась с ним в Уэссекс, – сказала Хильда, – но я отказалась. Я ответила, что, прежде чем удалиться от мира, я хочу узнать этот мир.

Несколько шагов она проехала в молчании, а потом заговорила очень тихо:

– Я всегда любила детей.

– Ты можешь родить детей, – сказал я.

– Нет, у меня другая судьба, – отрицательно покачала она головой. Взглянув на меня, Хильда спросила: – Ты знаешь, что Гутред хочет выдать Гизелу замуж за сына Ивара?

Этот неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.

– Я слышал, что он подумывает об этом, – осторожно ответил я.

– Ивар согласился. Прошлой ночью.

У меня упало сердце, но я попытался не показать виду. И поинтересовался:

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказала Гизела. Но возникла загвоздка с приданым.

– Извечный камень преткновения, – грубо отозвался я.

– Ивар хочет получить Дунхолм.

До меня не сразу дошло, что именно сказала Хильда, но потом я осознал всю чудовищность этой сделки. Ивар потерял большинство своих воинов, когда его армию вырезал Аэд, но если ему отдадут Дунхолм и окрестные земли, он снова станет силен. Люди, которые теперь следуют за Кьяртаном, станут людьми Ивара, и в мгновение ока он обретет былую мощь.

– Надеюсь, Гутред не согласился? – спросил я.

– Пока еще нет.

– Он не может быть настолько глуп!

– Глупости мужчин, похоже, нет предела, – ядовито заметила Хильда. – Утред, ты помнишь, как перед отъездом из Уэссекса сказал мне, что в Нортумбрии полным-полно твоих врагов?

– Помню.

– По-моему, врагов тут еще больше, чем ты думаешь, – сказала Хильда, – поэтому я пока на всякий случай останусь с тобой. – Она прикоснулась к моей руке. – Иногда я думаю, что я здесь твой единственный друг, – продолжала Хильда, – поэтому позволь мне остаться до тех пор, пока я не буду знать наверняка, что ты в безопасности.

Я улыбнулся ей и, прикоснувшись к рукояти Вздоха Змея, твердо заявил:

– Я в безопасности.

– Ты самонадеян, – вздохнула Хильда, – и порой бываешь слеп. – Она произнесла это с упреком, потом посмотрела на дорогу и поинтересовалась: – Ну и что ты собираешься делать?

– Осуществить кровную месть, – ответил я. – Именно поэтому мы здесь.

Это была правда. Как раз за этим я и ехал на север – чтобы убить Кьяртана и освободить Тайру. Но к тому времени, когда я сделаю все это, Дунхолм будет принадлежать Ивару, а Гизела будет принадлежать его сыну. Я чувствовал себя так, словно меня предали, хотя о каком предательстве могла идти речь: Гизелу никогда не обещали отдать мне в жены. Гутред был волен выдать ее замуж за того, за кого пожелает.

– Хотя не лучше ли нам с тобой просто уехать прочь? – горько спросил я свою подругу.

– Уехать куда?

– Да куда угодно.

– Обратно в Уэссекс? – улыбнулась Хильда.

– Нет!

– Тогда куда?

Да никуда. Если я и вернусь однажды в Уэссекс, то лишь для того, чтобы вырыть свой клад, когда у меня появится надежное место, в которое можно будет его перенести. Судьба держала меня крепкой хваткой, судьба послала мне множество врагов. И враги эти были повсюду.

* * *

Мы пересекли вброд реку Виир далеко к западу от Дунхолма, а потом двинулись к поселению, которое местные звали Канкесестером. Оно лежало поперек римской дороги в пяти милях севернее Дунхолма. В свое время римляне построили в Канкесестере крепость, и стены ее до сих пор сохранились, хотя теперь превратились всего лишь в невысокие насыпи на зеленом поле.

Гутред велел устроить привал у стен обветшавшей крепости, а я возразил, что армия должна продолжить марш до тех пор, пока не доберется до Дунхолма. Мы впервые поспорили, потому что Гутред не желал менять своего решения.

– Какой смысл, мой господин, – спросил я, – задерживать армию в двух часах марша от врага?

– Эадред говорит, что мы должны остановиться здесь.

– Аббат Эадред? Он что, знает, как брать крепости?

– Ему приснился вещий сон.

– Опять?

– Святой Кутберт хочет, чтобы его гробница находилась здесь, – ответил Гутред. – Прямо вот здесь! – Он показал на маленький холм, где гроб со святым окружали молящиеся монахи.

Лично мне все это показалось полнейшей бессмыслицей.

Место как место, ничем не примечательное, если не считать руин крепости. Тут были холмы, поля, пара ферм и маленькая речка. Все вместе выглядело довольно симпатично, но почему именно это место идеально подходило для гробницы святого, оставалось выше моего понимания.

– Наша задача, мой господин, – сказал я, – заключается в том, чтобы взять Дунхолм. Если мы построим здесь церковь, это делу не поможет.

– Но сны Эадреда всегда сбывались, – настойчиво проговорил Гутред, – и святой Кутберт еще ни разу меня не подводил.

Я стал спорить – и проиграл. Хотя меня и поддержал Ивар, утверждавший, что мы должны подвести армию ближе к Дунхолму. Однако вещий сон аббата предписывал разбить лагерь у Канкесестера.

Монахи немедленно начали возводить церковь. Разровняли холм, срубили деревья, и теперь Эадред втыкал в землю колышки, чтобы показать, где должны быть стены. Поскольку для фундамента требовались камни, следовало найти карьер, а еще лучше – старое римское здание, которое можно разобрать. Но только это должно было быть большое здание, потому что аббат задумал построить грандиозную церковь, превышающую размером тронные залы некоторых королей.

Лето заканчивалось. На следующий день под высоким небом, на котором изредка попадались облака, мы двинулись на юг, к Дунхолму. Мы ехали туда, чтобы бросить вызов Кьяртану и испытать силу его крепости. Путь предстоял недолгий.

Нас было сто пятьдесят человек. Ивар и его сын ехали справа и слева от Гутреда, Ульф и я следовали за ними, ну а церковники остались в Канкесестере. Среди нас были датчане и саксы, воины с мечами и копьями, и мы ехали под новым знаменем Гутреда с изображением святого Кутберта – одну руку тот поднял в благословляющем жесте, в другой держал изукрашенное драгоценностями Евангелие с острова Линдисфарена. Не слишком-то вдохновляющее знамение – во всяком случае, на мой взгляд, и я жалел, что не догадался попросить Хильду сшить мне личное знамя с изображением волчьей головы, то был символ Беббанбурга. Вот у ярла Ульфа имелось собственное знамя с орлиной головой, да и Ивар ехал под потрепанным полотнищем с двумя во́ронами, которое он спас во время поражения датчан в Шотландии. И только я ехал без своего штандарта.

Ярл Ульф выругался, когда впереди показался Дунхолм. Он впервые понял, сколь неприступна эта высокая скала, стоящая в излучине реки Виир. Скала не была отвесной, ее крутые склоны густо поросли сикоморами и грабами. Но вершина была ясно видна, и мы могли разглядеть крепкий деревянный палисад. Входом в крепость служили высокие ворота, увенчанные валом. На нем трепетало треугольное знамя, украшенное изображением корабля со змеиной головой, – своего рода напоминание о том, что Кьяртан некогда был капитаном судна. Под знаменем стояли люди с копьями, на палисаде висели ряды щитов.

Ульф, Гутред и Ивар внимательно разглядывали Дунхолм. Все молчали, потому что сказать тут было нечего. Крепость выглядела неприступной. Правда, к ней вела тропа, но такая крутая и узкая, что требовалось совсем немного человек, чтобы ее оборонять. Тропа петляла вокруг деревьев, мимо валунов, поднимаясь к высоким воротам.

Не было никакого смысла бросать нашу армию вверх по этой тропе: в некоторых местах она так сужалась, что даже двадцать человек могли бы сдержать там целое войско, причем все это время на наши головы дождем сыпались бы копья и камни.

Гутред, который явно решил, что Дунхолм взять невозможно, молча бросил на меня умоляющий взгляд.

– Ситрик! – позвал я, и мальчик поспешил ко мне. – Скажи, эта стена – она что, идет вокруг всей вершины?

– Да, мой господин, – ответил он. Потом поколебался и добавил – Вот только…

– Только что?

– На южной стороне, мой господин, есть небольшой промежуток, там находится скала, оттуда сбрасывают дерьмо.

– Скала? – переспросил я.

– Совсем маленькая. – Ситрик взмахнул рукой, показывая, что это просто обломок камня.

– На эту скалу можно взобраться? – спросил я.

– Нет, мой господин.