Текст книги "Враг божий"

Я вскрикнул, и тело мое в объятиях Нимуэ напряглось и застыло.

Она стиснула мои плечи.

– Ты видел Темную дорогу, Дерфель, ты видел Темную дорогу.

В следующий миг Нимуэ отпрянула и сорвала с моей головы черный плащ. Я рухнул на мокрую траву Долфорвина. Вокруг свистел ледяной ветер.

Я лежал долго. Видения ушли, и я гадал, как Темная дорога связана с моим заветным желанием. Тут меня стошнило, и в голове прояснилось. Я увидел пустой серебряный кубок, поднял его и сел на корточки. Из-за королевского камня на меня смотрел Мерлин. Нимуэ, его возлюбленная и жрица, стояла рядом: тело закутано в черный плащ, черные волосы перехвачены лентой. Золотой глаз сверкал в лунном свете. Глаза ее лишил Гундлеус, за что и заплатил тысячекратно.

Оба молчали. Я сплюнул остатки рвоты, утер губы, потряс головой и попытался встать. То ли слабость еще не прошла, то ли головокружение одолело, так или иначе – подняться я не смог и остался стоять на коленях, упершись в камень локтями. По телу время от времени пробегала слабая судорога.

– Чем вы меня напоили? – спросил я, ставя чашу обратно на камень.

– Ничем тебя не поили, – отвечал Мерлин. – Ты выпил по своей собственной воле, Дерфель, как по своей воле пришел сюда. – Голос его звучал холодно и отдаленно. – Что ты видел?

– Темную дорогу, – покорно отвечал я.

– Она здесь. – Мерлин указал на север, в ночную тьму.

– А демон? – спросил я.

– Диурнах.

Я закрыл глаза, ибо понял, чего он от меня хочет.

– А остров, – спросил я, вновь открывая глаза, – Инис-Мон?

– Да, – отвечал Мерлин. – Благословенный остров.

До прихода римлян, когда о саксах никто еще и не слышал, Британией правили боги. Они обращались к нам с Инис-Мона. Потом римляне захватили остров, вырубили дубы, осквернили священные рощи, убили друидов-хранителей. Это произошло более четырехсот лет назад, но для друидов, которые, подобно Мерлину, пытались вернуть Британию ее богам, Инис-Мон был по-прежнему свят. Теперь благословенный остров принадлежал королевству Ллейн, а Ллейном повелевал Диурнах, самый страшный из ирландских владык, отхвативших кусок британской земли. Говорили, что он красит щиты человеческой кровью. Не было в Британии более жестокого короля; лишь горы на границах королевства да недостаток воинов мешали ему распространить свою чудовищную власть на Гвинедд. Диурнах – зверь, которого не убьешь, угроза, затаившаяся в темном углу Британии. Все считали, что с ним лучше не связываться.

– Ты зовешь меня идти с тобою на Инис-Мон? – спросил я.

– Я зову тебя идти на Инис-Мон с нами, – Мерлин указал на Нимуэ, – и девственным существом.

– С кем? – переспросил я.

– Лишь девственное существо способно отыскать Котел Клиддно Эйддина. А никто из нас, полагаю, не подходит под это определение, – ехидно заметил Мерлин.

– А Котел, – медленно проговорил я, – на Инис-Моне.

Мерлин кивнул, и меня передернуло при мысли о таком путешествии. Котел Клиддно Эйддина – одно из Тринадцати Сокровищ Британии – исчез, когда римляне разорили Инис-Мон. Мерлин посвятил всю свою жизнь возвращению сокровищ, из которых главным считал Котел. При помощи Котла, считал он, можно будет подчинить себе богов и уничтожить христиан. Вот почему я стоял сейчас на коленях в круге священных камней, с резью в животе и горьким вкусом во рту.

– Мое дело, – сказал я, – биться против саксов.

– Глупец! – рявкнул Мерлин. – Война против саксов проиграна, если мы не вернем сокровища.

– Артур думает иначе.

– Значит, Артур не умнее тебя. Что саксы по сравнению с утратой наших богов?

– Я поклялся служить Артуру.

– Мне ты тоже поклялся. – Нимуэ подняла ладонь, показывая такой же, как у меня, шрам.

– Я никого не возьму против его воли, – сказал Мерлин. – Выбирай, с кем ты, Дерфель. Я помогу тебе сделать выбор.

Он смахнул кубок на землю и высыпал на его место пригоршню свиных ребер, которые прихватил из пиршественного зала, потом опустился на колени и положил в центре камня одну косточку.

– Вот Артур, – сказал Мерлин, – а вот… – он взял еще косточку, – Кунеглас. Об этом, – он положил третью косточку так, что получился треугольник, – мы поговорим позже. – Вот Тевдрик Гвентский… – Четвертая косточка легла на один из углов. – Это – Артуров союз с Тевдриком, а это – его союз с Кунегласом. – Теперь на первом треугольнике лежал второй; вместе они образовали грубое подобие шестиконечной звезды. – Вот Элмет… – Мерлин принялся выкладывать третий слой параллельно первому, – вот Силурия, а это… – он положил последнее ребрышко… – союз всех королевств. – Старик откинулся назад и указал на шаткую башенку из костей. – Перед тобой, Дерфель, тщательно составленный план Артура, только поверь мне, без сокровищ Британии он рассыплется на куски.

Мерлин замолчал. Я ошарашенно смотрел на девять косточек. Все они, за исключением таинственной третьей, хранили следы мяса и хрящей; лишь одна была обглодана добела. Я тронул ее пальцем – осторожно, чтобы не разрушить шаткую постройку.

– Так что означает третья кость? – спросил я.

Мерлин ухмыльнулся.

– Третья кость – брак между Ланселотом и Кайнвин. – Он помолчал. – Вытащи ее, Дерфель.

Я не шелохнулся. Вытащить третью кость значило обрушить хрупкую систему союзов, с помощью которой Артур только и мог победить саксов.

Мерлин осклабился, взялся за третью кость, однако вытаскивать ее не стал.

– Боги ненавидят порядок. Порядок губит богов, значит они должны погубить порядок. – Он вытащил кость, и башня рухнула хаотичной грудой. – Если Артур хочет мира в Британии, он должен возвратить богов.

Мерлин протянул мне кость.

Я замер.

– Перед тобой всего лишь груда костей, – сказал Мерлин, – но эта косточка, Дерфель, – твое заветное желание. – Он протянул мне белое ребрышко. – Эта косточка – брак между Ланселотом и Кайнвин. Сломай ее, и свадьбы не будет. Оставь целой – и твой враг будет тешиться с твоей женщиной. – Старик снова сунул мне ребрышко, и я снова его не взял. – Думаешь, любовь к Кайнвин не написана на твоей физиономии? – язвительно продолжал он. – Бери! Я, Мерлин Авалонский, дарую тебе власть этой кости.

Я взял ее. Да простят меня боги, я ее взял. Что мне оставалось? Я умирал от любви, поэтому я взял обглоданную кость и положил в сумку.

– Если не сломать ее, проку не будет, – насмешливо проговорил Мерлин.

– А может, проку не будет, даже если сломать, – проговорил я, обнаруживая наконец, что способен стоять на ногах.

– Ты глупец, Дерфель, – сказал Мерлин, – ты глупец, ловкий в обращении с мечом, и потому нужен мне на Темной дороге. – Он выпрямился. – Выбор за тобой. Вот тебе мое слово: сломай кость, и Кайнвин будет твоей, но в таком случае ты даешь клятву идти за Котлом. Или женись на Гвенвивах и молоти по саксонским щитам, покуда христиане подминают под себя Думнонию. Выбирай сам. А теперь закрой глаза.

Я послушался и довольно долго стоял зажмурившись. Новых указаний не последовало, и я, подождав еще немного, открыл глаза.

Вершина была пуста. Неслышно для меня Мерлин, Нимуэ, восемь костей и чаша исчезли. На востоке брезжил рассвет, лес полнился птичьим пением, в сумке у меня лежала обглоданная добела кость.

Я спустился к дороге, идущей по берегу реки, но перед глазами стояла другая дорога – та, что вела к логову Диурнаха. Мне было страшно.

Глава 2

В то утро мы охотились на вепря. Едва вышли из Кар-Своса, Артур обратился ко мне:

– Ты рано вчера ушел с пира.

– Живот прихватило, господин. – Я не хотел говорить, что был с Мерлином, – стало бы ясно, что я не оставил мысли отправиться за Котлом. Уж лучше солгать.

– Не знаю, почему мы зовем это пирами, – рассмеялся Артур. – Повод напиться, не более того.

Он остановился подождать Гвиневеру. Она любила охоту и была сегодня в башмаках и клетчатых штанах, плотно зашнурованных и облегающих ноги. Кожаная куртка и зеленый плащ скрывали беременность. Гвиневера привезла с собой любимых гончих и сейчас вручила мне поводки, чтобы Артур перенес ее через брод у подножия старой крепости. Ланселот предложил перенести Кайнвин – та восхищенно ахнула, когда он подхватил ее на руки. Кайнвин тоже оделась по-мужски, но не так изящно, как Гвиневера, – видимо, просто одолжила у брата лишний охотничий наряд. В мешковатой, не по размеру, одежде она смахивала на мальчишку и казалась куда моложе утонченно-изысканной Гвиневеры. Обе были без копий, хотя Борс, двоюродный брат и защитник Ланселота, нес запасное копье на случай, если Кайнвин захочет поразить добычу. Артур настоял, чтобы Гвиневера копья не брала.

– Тебе надо себя поберечь, – сказал он, опуская ее на землю за бродом.

– Ты слишком обо мне беспокоишься. – Она забрала у меня поводки и взъерошила пышную рыжую гриву, прежде чем повернуться к Кайнвин. – Стоит забеременеть, и мужчины начинают думать, будто ты стеклянная.

Она нагнала Ланселота, Кайнвин и Кунегласа, предоставив Артуру идти рядом со мной. Впереди лежала зеленая лощина, в которой охотники Кунегласа видели много дичи. Нас было человек пятьдесят, по большей части воины, хотя разрешили пойти и нескольким женщинам; шествие замыкали десятка два слуг. Один из челядинцев затрубил в рог, чтобы загонщики в дальнем конце долины гнали дичь к реке. Мы, потрясая длинными тяжелыми копьями, рассыпались в цепь. День выдался холодным, изо рта поднимался морозный пар, но дождь перестал, и солнце сияло над полями, одетыми легкой кружевной дымкой.

Артур был в отличном настроении. Его радовало все: и красота дня, и собственная молодость, и азарт предстоящей охоты.

– Еще один пир, – сказал он, – и можно ехать домой.

– Еще пир? – переспросил я, туго соображая после бессонной ночи и неведомого снадобья, которым Мерлин и Нимуэ угостили меня на вершине Долфорвина.

Артур похлопал меня по плечу.

– Сговор Ланселота, Дерфель. А потом назад, в Думнонию, и за работу.

Он с жаром принялся рассказывать о своих планах на будущую зиму: починить четыре рухнувших римских моста, потом отправить каменщиков в Линдинис – восстанавливать королевский дворец. В Линдинисе – римском городе неподалеку от Кар-Кадарна – некогда провозглашали королей, и Артур намеревался перенести туда столицу.

– В Дурноварии слишком много христиан, – сказал он и тут же поспешил добавить, что ничего против христиан не имеет.

– Вот только они имеют кое-что против вас, господин, – сухо заметил я.

– Некоторые – да, – признал он.

Перед Лугг-Вейлом, когда казалось, что дело Артура проиграно, его противники в Думнонии подняли голову. Возглавляли эту партию христиане – те самые, что опекали Мордреда. Злились они главным образом из-за того, что Артур вынудил церковь одолжить ему денег на кампанию, закончившуюся битвой в Лугг-Вейле. Как странно, подумалось мне: церковь, проповедующая бедность, никогда не прощает должников.

– Я хотел поговорить с тобой о Мордреде, – сказал Артур, объясняя, почему искал разговора со мной. – Через десять лет он достаточно подрастет, чтобы занять трон. Срок недолгий, совсем недолгий, и в эти десять лет его надо правильно воспитать. Научить письму, обращению с мечом и ответственности.

Я кивнул, но без особого жара. Разумеется, пятилетний Мордред выучится всему, чего захочет Артур, только я-то здесь ни при чем. Артур, впрочем, думал иначе.

– Я хочу, чтобы ты стал его наставником, – огорошил он меня.

– Что?!

– Набур более занят собой, нежели воспитанием питомца. – (Набур был христианский магистрат и нынешний опекун Мордреда. Он-то больше других и строил козни против Артура. Он и, разумеется, Сэнсам.) – К тому же Набур – не воин. Я мечтаю, чтобы правление Мордреда было мирным, однако ему необходимо овладеть и воинским искусством, и я не могу придумать лучшего наставника, чем ты.

– Я слишком молод, чтобы учить!

Артур рассмеялся.

– Молодежь должны воспитывать молодые.

Прозвучал рог, означавший, что дичь гонят к нам. Мы вошли в лес, переступая через густой вереск и поросшие древесными грибами мертвые стволы. Каждый прислушивался, ожидая, как захрустит подлесок под бегущим кабаном.

– И потом, – продолжал я, – мое место – рядом с тобой в строю, а не в детской Мордреда.

– Ты останешься в строю. Думаешь, я отпущу тебя насовсем, Дерфель? – Артур широко улыбнулся. – Я не хочу привязывать тебя к Мордреду. Пусть просто живет в твоем доме. Главное, чтобы его воспитывал честный человек.

Я пожал плечами, сочтя эти слова обычным комплиментом, и тут же со стыдом вспомнил про кость в сумке. Честно ли воспользоваться магией, чтобы изменить решение Кайнвин? Я взглянул на нее. Она ответила мне взглядом и робкой улыбкой.

– У меня нет дома, – сказал я Артуру.

– Будет, и очень скоро, – проговорил он и тут же поднял руку, призывая к молчанию.

Я прислушался. Впереди хрустел сучьями кто-то очень крупный. Мы пригнулись, держа копья в нескольких дюймах над землей, но вместо кабана из леса выбежал красавец олень с короной золотистых рогов и пронесся мимо. Мы выпрямились.

– Может быть, поохотимся на него завтра, – сказал Артур, провожая оленя глазами. – Заодно собаки твои побегают! – крикнул он Гвиневере.

Та, смеясь, сбежала с пригорка навстречу нам. Псы рвались с поводков.

– С радостью! – Глаза ее сверкали, лицо раскраснелось от мороза. – Охота здесь лучше, чем в Думнонии.

– А земля хуже, – обратился Артур ко мне. – К северу от Дурноварии есть поместье, которое принадлежит Мордреду. Я хочу поручить его тебе. Ты получишь и другие земли, в полную собственность, а поселиться сможешь на земле Мордреда и там его воспитывать.

– Я знаю это поместье, – вставила Гвиневера. – Оно лежит к северу от владений Гиллада.

– Мне оно тоже известно. – Там были хорошие низинные земли для посевов и холмистые луга для овец. – Я не уверен, что смогу воспитать ребенка.

Впереди затрубили рога, залаяли псы. Справа разнеслись торжествующие крики – кто-то добыл зверя, однако наша часть леса оставалась пустой. Слева бежал ручеек, справа уходил вверх лесистый склон. Камни и корявые древесные корни густо покрывал мох.

Артур не желал слышать о моих сомнениях.

– Тебе не придется воспитывать Мордреда. Пусть просто растет в твоем доме, среди твоих слуг. И чтобы рядом был ты, со своими принципами и суждениями.

– И твоя жена, – добавила Гвиневера.

Хрустнула ветка, и я поднял взгляд. Чуть выше по склону стояли перед Кайнвин Ланселот и его двоюродный брат Борс. Ланселот, в сапогах и плаще из мягкой кожи, держал выкрашенное белым копье. Я снова взглянул на Артура.

– Про жену, господин, я слышу впервые.

Артур, позабыв про охоту, стиснул мне локоть.

– Я намереваюсь сделать тебя защитником Думнонии, – сказал он.

– Честь эта слишком для меня высока, – отвечал я. – И к тому же защитник Мордреда – ты.

– Принц Артур, – вмешалась Гвиневера (ей нравилось называть его принцем, хотя на самом деле он был незаконным сыном короля), – и без того глава совета. Не может же он взвалить на себя все!

– Истинная правда, госпожа. – Мне льстила предложенная честь, пусть и связанная с определенными обязательствами. В бою она означала единоборство с защитниками противной стороны, в мирное время – почет и богатство. Я носил титул лорда, дающий право рисовать свой знак на щитах воинов, однако эту привилегию делили со мной четыре десятка думнонийских военачальников. Назначить человека королевским защитником значило объявить его первым воином Думнонии; я не представлял, кто вправе претендовать на этот титул, пока жив Артур. И Саграмор.

– Саграмор, – осторожно сказал я, – превосходит меня на поле брани, о принц.

В присутствии Гвиневеры я должен был хотя бы изредка называть Артура принцем, хотя сам он этого не любил.

У Артура был готов ответ.

– Я сделаю Саграмора Хозяином Камней; ничего другого ему не нужно.

Это означало, что Саграмор будет стеречь саксонскую границу; я охотно верил, что чернокожий воин удовольствуется таким поручением.

– А ты, Дерфель, – Артур ткнул меня в грудь, – будешь защитником.

– И кто же, – сухо спросил я, – будет женой защитника?

– Моя сестра Гвенвивах, – отвечала Гвиневера, не спуская с меня пристального взгляда.

Я порадовался, что Мерлин меня предупредил, и отвечал вежливо:

– Это слишком большая честь, госпожа.

Гвиневера довольно улыбнулась, приняв мои слова за выражение согласия.

– Думал ли ты когда-нибудь, что женишься на принцессе, а, Дерфель?

– Нет, госпожа, – отвечал я.

Гвенвивах, как и Гвиневера, действительно была принцессой Хенис-Вирена, хотя самого Хенис-Вирена больше не существовало. Теперь это скорбное королевство звалось Ллейн, и правил им жестокий ирландский захватчик, король Диурнах.

Гвиневера дернула поводки, чтобы сдержать беснующихся собак.

– Сговор можно устроить сразу, как вернемся в Думнонию, – сказала она. – Гвенвивах согласна.

– Есть одно препятствие, господин, – сказал я Артуру.

Гвиневера снова дернула за поводки, без всякой необходимости. Она терпеть не могла, когда ей перечат, поэтому направила свой гнев на собак. В то время она не питала ко мне особой неприязни, как, впрочем, и любви. Ей, разумеется, не нравилось мое отношение к Ланселоту, но Гвиневера и не принимала меня всерьез: один из мужниных полководцев, неотесанный мужлан.

– Какое препятствие? – угрожающе переспросила она.

– О принц… – Я тщательно подчеркивал, что обращаюсь к Артуру, а не к его жене. – Я дал клятву даме. – Мне вспомнилась кость в сумке. – Она не дала мне в ответ обещаний, но если она того потребует, я должен повиноваться.

– Кто она? – тут же спросила Гвиневера.

– Не могу ответить, госпожа.

– Кто? – требовательно повторила Гвиневера.

– Дерфель вправе не отвечать, – с улыбкой вступился за меня Артур. – И сколько еще ты будешь под властью этой дамы?

– Недолго, господин, – сказал я. – Осталось несколько дней.

Как только Кайнвин обручится с Ланселотом, я смогу считать себя свободным от клятвы.

– Отлично, – с жаром произнес Артур и улыбнулся Гвиневере, словно приглашая разделить свою радость, однако Гвиневера лишь злобно оскалилась. Она презирала скучную дурнушку Гвенвивах и больше всего на свете хотела поскорее сбыть ее с рук.

– Если все будет хорошо, – сказал Артур, – поженитесь в Глевуме в тот же день, что и Ланселот с Кайнвин.

– Или эти несколько дней тебе нужны, чтобы выдумать повод не жениться на моей сестре? – ехидно осведомилась Гвиневера.

– Госпожа, – пылко отвечал я, – жениться на Гвенвивах – большая честь.

Тут я не кривил душой; Гвенвивах, без сомнения, стала бы верной супругой. Другой вопрос, стал бы я хорошим мужем, если бы женился на Гвенвивах ради ее высокого титула и приданого, из-за которых, собственно, мужчины, как правило, и женятся. И если Кайнвин не будет моей, какая разница, кого взять в жены? Мерлин советовал не путать женитьбу с любовью и, при всем своем цинизме, был прав. От меня не требовали полюбить Гвенвивах – только жениться на ней, получив ее приданое и титул как награду за долгий кровавый бой в Лугг-Вейле. Пусть к дару прилагается насмешка Гвиневеры – это не умаляет его ценности.

– Я охотно женюсь на твоей сестре, если дама, которой я дал клятву, не воспрепятствует.

– Хорошо бы так, – с улыбкой произнес Артур и тут же стремительно развернулся: выше по склону раздались крики.

Борс пригнулся, держа копье почти у самой земли. Ланселот был рядом с ним, но смотрел в нашу сторону, возможно, опасаясь, что кабан проскочит там, где никого нет. Артур мягко отодвинул Гвиневеру и махнул рукой, приказывая мне занять место на склоне.

– Их двое! – крикнул Ланселот.

– Значит, с ним матка, – отозвался Артур и пробежал несколько шагов вдоль ручья, прежде чем тоже начать подъем. – Где?

Ланселот указал копьем. Я ничего не заметил в густом подлеске.

– Вон они! – раздраженно повторил Ланселот, тыча копьем в направлении кустов.

Мы с Артуром пробежали еще несколько футов и наконец увидели кабана. Это был старый секач с желтыми клыками, маленькими глазками и могучими мышцами под темной, покрытой шрамами шкурой. Кабаны невероятно проворны, а их острые клыки способны в мгновение ока нанести смертельную рану; особенно опасен самец, защищающий самку. Легче всего уложить зверя на открытом месте, когда тот сам мчится на твое копье. Да, от охотника требуется умение и выдержка, но еще больше выдержки надо, чтобы самому атаковать дикую свинью.

– Кто первым его заметил? – спросил Артур.

– Мой государь, – Борс указал на Ланселота.

– Тогда он твой, – произнес Артур, щедро уступая Ланселоту добычу.

– Я дарю его тебе, – отвечал Ланселот.

Кайнвин стояла позади него, закусив нижнюю губу, глаза у нее расширились. Она забрала у Борса копье – не для того, чтобы пустить в ход, а чтобы избавить королевского защитника от лишнего груза, и сейчас судорожно сжимала древко.

– Спустим на него собак! – крикнула, подходя, Гвиневера. Ее глаза сверкали, лицо раскраснелась. Полагаю, она скучала в пышных дворцах Думнонии и радовалась охоте как случаю пощекотать нервы.

– Потеряешь обоих, – предостерег Артур. – Этот секач – старый боец.

Он осторожно двинулся вперед, думая, как лучше выманить кабана из укрытия, потом резко шагнул к кустам и пригнул их копьем, словно приглашая зверя выйти наружу. Кабан засопел, но не шелохнулся даже тогда, когда наконечник копья мелькнул в нескольких дюймах от его рыла. Матка жалась за секачом.

– Это не первая его встреча с охотниками, – весело объявил Артур.

– Позвольте мне, господин. – Я внезапно за него испугался.

– Думаешь, я разучился? – улыбнулся Артур. Он снова ударил по кустам, однако кабан словно прирос к месту. – Да благословят тебя боги! – крикнул Артур кабану и прыгнул в кусты. Приземлившись сбоку от примятых веток, он нацелил копье в левый бок зверя, перед самой лопаткой.

Кабан чуть заметно мотнул головой, и копье, отскочив от клыка, прочертило кровавый, но неопасный след по его боку. В следующий миг зверь бросился на Артура. Кабану ничего не стоит с места перейти в атаку, опустив голову и подняв клыки, Артур же, как назло, запутался в ветках.

Я закричал, отвлекая зверя, и всадил наконечник копья ему в брюхо. Артур лежал на спине, уронив копье, кабан навис над ним, собаки надрывались лаем, Гвиневера кричала, чтобы кто-нибудь помог ее мужу. Мое копье глубоко ушло в звериное брюхо, из раны мне на руки хлестала кровь; действуя древком как рычагом я попытался опрокинуть кабана на бок. Он весил как два мешка с зерном, а мышцы у него были, словно стальные канаты. Я надавил сильнее… И тут вперед бросилась матка и сбила меня с ног.

Артур двумя руками ухватил кабана за клыки и давил изо всех сил, пытаясь его оттолкнуть. Матка убежала вниз, к ручью. «Убей его!» – со смехом кричал Артур. Он был на волосок от гибели, но все равно смеялся, захваченный азартом. «Убей его!» Зверь брыкался, его слюна капала Артуру на лицо, кровь заливала одежду.

Я лежал на спине, лицо было изодрано о колючки. Покуда я вставал и тянулся к копью, все еще торчащему из звериного брюха, Борс кинжалом ударил кабана в шею. Зверь начал слабеть. Артур сумел наконец оторвать его окровавленную голову от своей груди. Я ухватился за копье и провернул наконечник в могучем брюхе. Борс ударил во второй раз. Кабан выпустил на Артура струю мочи, дернулся и обмяк. Артур, весь в крови и моче, оказался наполовину придавлен тушей.

Он осторожно выпустил кабаньи клыки и зашелся беспомощным смехом. Мы с Борсом рывком стащили тушу с Артура. Один из клыков разодрал ему куртку. Бросив тушу, мы помогли Артуру подняться и теперь все трое стояли, широко улыбаясь, грязные, ободранные, в листьях, сучках и кабаньей крови.

– У меня здесь синячище, – сказал Артур, хлопая себя по груди, и повернулся к Ланселоту, который во время схватки словно прирос к месту. Наступила неловкая пауза, затем Артур слегка поклонился.

– Ты сделал мне славный подарок, а я принял его в высшей степени бесславно. – Он вытер глаза. – И все равно спасибо за потеху. Этого кабана мы съедим на пиру в честь твоего обручения.

Артур взглянул на Гвиневеру – она была очень бледна и дрожала – и тут же шагнул к ней.

– Тебе дурно?

– Нет, нет. – Гвиневера обхватила Артура за шею и припала лицом к его окровавленной груди. Она плакала. Я впервые видел ее в слезах.

Артур похлопал жену по спине.

– Никакой опасности не было, милая, – сказал он. – Никакой опасности. Просто я сплоховал.

– Ты ранен? – спросила Гвиневера, отстраняясь от него и рукавом вытирая слезы.

– Только царапины.

Лицо и руки у него были изодраны колючками, но в остальном Артур не пострадал, если не считать синяка на груди. Он отошел от жены, поднял копье и рассмеялся.

– Меня положили на лопатки впервые за десять лет!

Подбежал встревоженный Кунеглас, потом подошли охотники, чтобы освежевать и унести тушу. Все наверняка приметили контраст между нами и Ланселотом, но никто не сказал ни слова. Мы все были возбуждены и торопились рассказать другим о том, как Артур удержал кабана за клыки. История распространялась быстро; вскоре весь лес огласился мужским хохотом. Не смеялся один Ланселот.

– Теперь надо отыскать кабана тебе, господин, – сказал я.

Мы стояли в нескольких шагах от толпы, обступившей убитого зверя. Один из загонщиков как раз вытаскивал внутренности, чтобы отдать их Гвиневериным псам.

Ланселот искоса поглядел на меня. Хотя нас связывала обоюдная ненависть, внезапно он улыбнулся.

– Полагаю, кабан все же лучше свиньи.

– Свиньи? – переспросил я, чуя оскорбление.

– Дикой свиньи, что на тебя напала. – Ланселот невинно поднял брови. – Ты же не подумал, что я о твоей женитьбе? – Он отвесил ироничный поклон. – Поздравляю тебя, Дерфель! Жениться на Гвенвивах!..

Я поборол ярость и заставил себя взглянуть в узкое насмешливое лицо, обрамленное бородкой и черными как смоль, прилизанными волосами.

– И я поздравляю тебя с невестой.

– Серена, звезда Повиса. – Ланселот взглянул на Кайнвин. Та стояла, закрыв лицо руками, чтобы не смотреть, как охотники вытаскивают из кабана кишки, и выглядела необычно юной. – Ну разве не красавица? – промурлыкал он. – Такая нежная. Я не верил рассказам о ее красоте, ибо кто ожидал найти такое сокровище в доме Горфиддида? Однако она прекрасна, и я – счастливец.

– Да, господин.

Ланселот со смехом отвернулся. Король и счастливый жених, он оставался моим злейшим врагом. Однако у меня в сумке лежала кость. Я проверил, не сломалась ли она во время схватки с кабаном. Кость была цела и по-прежнему дожидалась моего решения.

* * *

Каван, мой заместитель, приехал в Кар-Свос накануне помолвки Кайнвин и привез с собой сорок копейщиков. Галахад отослал их назад, решив, что в Силурии ему хватит оставшихся двадцати. Силуры, судя по всему, смирились с поражением, гибелью короля и поборами, которыми обложили их победители. Каван рассказал, что Энгус Деметийский, ирландский король, обеспечивший Артуру победу в Лугг-Вейле, забрал условленную долю рабов и сокровищ, еще столько же взял без спроса и отбыл восвояси. Силуры от души радовались, что их королем станет прославленный Ланселот.

– Они его ждут не дождутся, сукина сына, – объявил Каван, разыскав меня в доме Кунегласа. Он почесал блошиный укус под бородой. – Ну и дыра же эта Силурия.

– Воины у них что надо, – заметил я.

– Ну да, готовы драться как львы, лишь бы подальше от дома. – Он фыркнул. – Кто тебя расцарапал, господин?

– Колючки. Мы охотились на кабана.

– А я думал, ты тут без меня женился и жена раскорябала тебе физиономию в первую же брачную ночь.

– Я и впрямь скоро женюсь.

Мы вышли из дома на солнечную улицу Кар-Своса. Я рассказал, что Артур предложил мне стать его свояком и защитником Мордреда. Каван порадовался вести, что я скоро разбогатею. Он перебрался в наши края из Ирландии в надежде добыть богатство копьем и мечом, но золото в его руках не задерживалось из-за страсти к игре. Каван был в два раза старше меня, приземистый, широкоплечий, седобородый; руки его сплошь покрывали браслеты, которые мы выковывали из оружия побежденных врагов.

По поводу невесты, которая должна была принести мне дорогое приданое, он высказался тактично:

– Не красавица, как ее сестра.

– Верно, – признал я.

– А ежели честно, – продолжал Каван, забыв про такт, – то страшна, как мешок жаб.

– Дурнушка, – согласился я.

– Однако из дурнушек выходят самые хорошие жены, господин, – объявил Каван. Сам он ни разу не женился, хотя женщины у него были всегда. – И она принесет богатство нам всем, – довольно заключил он.

Ради этого я и собирался жениться на бедняжке Гвенвивах. Здравый смысл советовал не полагаться на свиное ребрышко, долг же требовал вознаградить моих воинов. Они лишились почти всего имущества при падении Инис-Требса и отважно сражались против Горфиддида в Лугг-Вейле. Видят боги, они заслужили большей благодарности от своего предводителя!

Я приветствовал воинов, ожидавших, когда их разместят на ночлег, и порадовался, увидев среди них Иссу, лучшего из моих копейщиков; этот жизнерадостный деревенский силач в бою защищал меня справа. Я обнял его, потом выразил сожаление, что не приготовил подарков.

– Наша награда близка, – добавил я и оглядел десятка два девушек, которых мои бойцы вывезли из Силурии, – хотя, как я погляжу, кое-кто из вас уже обзавелся наградой.

Они рассмеялись. Подруга Иссы была смазливая темноволосая девчушка лет, наверное, четырнадцати. Он с гордостью представил ее мне.

– Скарах, господин.

– Ирландка? – спросил я.

Скарах кивнула.

– Я была рабыней у Лэдвис, господин. – Она говорила на ирландском, языке, похожем на наш, но, как и имя, сразу выдающем ее происхождение. Я догадался, что люди Гундлеуса захватили ее во время набега на земли короля Энгуса. Большая часть рабов-ирландцев была из таких же поселений на западном берегу Британии, хотя, полагаю, никому еще не удалось добыть невольников в Ллейне. Лишь безумец решился бы сунуться во владения Диурнаха.

– Лэдвис! – воскликнул я. – Что с ней?

Смуглая и рослая Лэдвис была тайной женою Гундлеуса, от которой тот отрекся, когда Горфиддид предложил ему руку Кайнвин.

– Мы убили ее, господин, – радостно объявила Скарах. – Убили в кухне. Я сама проткнула ей живот вертелом.

– Славная девочка! – с жаром произнес Исса.

– Вот и береги ее, – сказал я. Предыдущая подруга ушла от Иссы к бродячим христианским миссионерам. Впрочем, отважная Скарах такой глупости не совершит.

Ближе к вечеру, воспользовавшись известью из Кунегласовых запасов, мои люди нарисовали на щитах новую эмблему. Право это Артур даровал мне накануне битвы при Лугг-Вейле, однако мы не успели перекрасить щиты, и на них по-прежнему красовался Артуров медведь. Мои люди ждали, что нашим символом станет волчья морда – память о волчьих хвостах, которые мы нацепили на шлемы в Беноике, но я велел каждому нарисовать пятиконечную звезду. «Звезду», – недовольно ворчал Каван. Он предпочел бы что-нибудь грозное, клыкастого и когтистого зверя, но я твердо стоял на своем.