Текст книги "Арлекин"

И противники сошлись.

Звук деревянных копий, ударивших в щиты и кольчуги, напоминал хруст ломающихся костей. Два всадника были выбиты из седла, но большинству удалось отбить копье щитом, и, проносясь мимо противника, всадники бросили сломанные древки. Они укоротили поводья и обнажили мечи. Но наблюдающим стрелкам стало ясно, что враг получил преимущество. Оба выбитых из седла были англичане, и люди мессира Жоффрея оказались в более плотном строю. Когда они развернулись, приготовив оружие к сече, то действовали как дисциплинированное войско, сойдясь с людьми сэра Саймона меч к мечу. Один англичанин вылетел из сечи с отрубленной рукой. Из-под копыт жеребцов поднималась пыль и летел дерн. Чей-то конь без всадника бросился прочь. Мечи звенели, как молоты по наковальне. Огромный бретонец без герба на щите размахивал фальшионом – полумечом-полутопором – и орудовал его широким клинком с ужасающей ловкостью. Одному из англичан он расколол шлем вместе с черепом, и тот, шатаясь, покинул бой; кровь залила его кольчугу. Его конь остановился в нескольких шагах от гущи битвы, и латник медленно, очень медленно склонился вперед и соскользнул с седла. Одна нога зацепилась за стремя, а конь, будто не заметив его смерти, стал щипать траву.

Два воина сэра Саймона упали, и их отослали назад, где их взяли в плен французские и бретонские оруженосцы. Сам сэр Саймон свирепо сражался с двумя противниками, поворачивая коня то туда, то сюда. Одного он заставил покинуть бой с отрубленной рукой и обрушил удары своего краденого меча на другого. У французов еще сражалось пятнадцать человек, а у англичан всего десять, когда чудовище с фальшионом решило разделаться с сэром Саймоном. Бретонец с ревом бросился вперед, но сэр Саймон принял щитом его удар и воткнул меч в кольчугу врага под мышкой. Когда он выдернул клинок, из прорехи в кольчуге и кожаном панцире гиганта хлынула кровь. Бретонец покачнулся в седле, и сэр Саймон обрушил меч ему на затылок. Потом он развернул коня, чтобы отбить удар другого нападающего, снова повернулся и обрушил сокрушительный удар тяжелого меча на адамово яблоко гиганта. Тот выронил оружие и, схватившись за горло, поскакал прочь.

– Хорош, правда? – безразлично проговорил Скит. – С салом вместо мозгов, но сражаться умеет.

Но, несмотря на удаль сэра Саймона, враг брал верх, и Томас собрался уже выдвинуть вперед своих стрелков. Им требовалось пробежать всего тридцать шагов к месту, откуда было бы легко перестрелять берущих верх вражеских всадников, но Уилл Скит покачал головой.

– Никогда не убивай двух французов, если можешь убить дюжину, Том, – укоризненно проговорил он.

– Но наших бьют! – запротестовал Томас.

– Зато это отучит их быть такими болванами, – с ухмылкой сказал Скит. – Подожди, парень, только подожди, и мы разделаемся с ними как следует.

Английских латников теснили, один лишь сэр Саймон мужественно сражался. Он был действительно хорош. Английский рыцарь вывел из строя огромного бретонца, а теперь схватился с четырьмя врагами и дрался с необыкновенной ловкостью. Остальные его воины, видя, что сражение проиграно и им не помочь сэру Саймону, окруженному вражескими всадниками, развернулись и дали деру.

– Сэм! – крикнул Уилл через дорогу. – Как только я дам сигнал, возьми дюжину людей и скачи прочь! Слышишь, Сэм?

– Ладно! – ответил тот.

Английские латники, некоторые истекая кровью, а один еле держась в седле, прогрохотали по дороге к Ла-Рош-Дерьену. Французы и бретонцы окружили сэра Саймона, но мессир Жоффрей с Белого моста был романтиком и не стал убивать отважного противника; он приказал сохранить английскому рыцарю жизнь.

Сэр Саймон, вспотев, как боров, под кожаной и железной броней, поднял свиное рыло забрала.

– Я не сдаюсь, – сказал он мессиру Жоффрею. Новые доспехи английского рыцаря были помяты, лезвие меча зазубрилось, но качество обоих помогло ему в бою. – Я не сдаюсь, – повторил он, – так что продолжим!

Мессир Жоффрей поклонился в седле.

– Приветствую вашу отвагу, сэр Саймон, – великодушно проговорил он. – Вы свободны и можете уйти с честью.

Француз махнул рукой своим латникам, и сэр Саймон, чудом сохранивший жизнь и свободу, с высоко поднятой головой поехал восвояси. Он обрек своих людей на беды и смерть, но сам вышел из положения с честью.

Мессир Жоффрей смотрел, как сэр Саймон едет по длинной дороге, запруженной латниками, за которыми виднелся скот и повозки с награбленным добром под эскортом стрелков Скита. Потом Уилл Скит что-то крикнул Сэму, и мессир Жоффрей вдруг увидел горстку стрелков, в панике скачущих во весь опор на север.

– Он попадется на это, – уверенно проговорил Скит, – спорим?

За последние несколько недель мессир Жоффрей доказал, что он не дурак, но в этот день он потерял голову. Увидев шанс захватить ненавистных стрелков эллекина, он подозвал оставшихся тридцать латников, бросил четырех пленных и девять захваченных коней на попечение арбалетчиков и движением руки послал своих рыцарей в атаку. Несколько недель Уилл Скит ждал этого.

Услышав топот копыт, сэр Саймон в тревоге обернулся. Около пятидесяти закованных в латы всадников на больших конях мчались на него, и на мгновение он подумал, что они хотят схватить его, а потому пришпорил коня и погнал его к лесу. Но французские и бретонские всадники галопом промчались мимо. Сэр Саймон нырнул в густые ветви и обругал Уилла Скита, который не обратил на это внимания. Он следил за противником.

Мессир Жоффрей де Пон-Блан, возглавивший атаку, видел впереди только славу. Он забыл о стрелках в лесу или же уверовал, что все они сбежали после поражения рыцарей сэра Саймона. Мессир Жоффрей был на грани великой победы. Он отобьет награбленное и, что еще лучше, приведет ужасный эллекин на страшную смерть на Ланьонской рыночной площади.

– Пора! – крикнул Скит, сложив ладони у рта. – Пора!

По обеим сторонам от дороги были стрелки, они выскочили из молодой весенней листвы и отпустили тетивы. Первая стрела Томаса еще не достигла цели, а вслед ей уже свистела вторая. «Смотри и стреляй, – вспомнил он, – не думай, не надо целиться!» Враги скакали плотной группой, и лучникам оставалось просто посылать длинные стрелы во всадников. Через мгновение атака превратилась в мешанину вставших на дыбы жеребцов, упавших людей, конского ржания и хлещущей крови. У врага не осталось шансов. Нескольким рыцарям, скакавшим в конце, удалось развернуться и умчаться прочь, но большинство попало в плотное кольцо стрелков, которые безжалостно посылали стрелы, пробивая кольчуги. Каждый, кто двигался, тут же получал три или четыре стрелы. Груда железа и плоти была утыкана перьями, но летели все новые стрелы, пробивая кольчуги и глубоко проникая в конские тела. Выжили лишь горстка людей в арьергарде и один всадник на самом острие атаки.

Это был мессир Жоффрей. Он на десять шагов опередил своих рыцарей и, может быть, потому и спасся, а возможно, на стрелков произвело впечатление, как он обошелся с сэром Саймоном. Но как бы то ни было, он скакал впереди бойни, как заколдованный. Ни одна стрела не пролетела поблизости. Услышав позади крики и лязг, он придержал коня и оглянулся. Одно мгновение мессир Жоффрей в ужасе, не веря себе, взирал на побоище, а потом повернул коня к утыканной стрелами груде тел, только что бывшей его войском. Скит крикнул нескольким лучникам, чтобы те развернулись и встретили вражеских арбалетчиков. Но последние, увидев судьбу своих латников, не горели рвением встречать английские стрелы. Они отступили на юг.

Воцарилась необычайная тишина. Упавшие кони дергались, некоторые били по дороге копытами. Кто-то стонал, кто-то призывал Господа, а некоторые просто плакали. Томас, все еще держа на тетиве стрелу, слышал пение жаворонков, крики ржанок и шепот ветра в листве. Упала капля, всплеснув дорожную пыль, но она оказалась единственным вестником дождя, ушедшего на запад. Мессир Жоффрей остановил коня рядом со своими мертвыми и умирающими воинами, словно предлагая стрелкам добавить и его труп к окрашенной кровью и утыканной стрелами груде.

– Видишь, что я имел в виду, Том? – сказал Скит. – Подожди подольше, и чертовы болваны всегда сами тебе помогут. Верно, ребята? Прикончим ублюдков!

Стрелки побросали луки, вытащили ножи и бросились к агонизирующим телам, но Томаса Скит удержал.

– Иди и скажи этому тупому болвану с белыми мостами, чтобы улепетывал.

Томас подошел к французу. Тот, видимо, решил, что от него ждут сдачи. Он снял шлем и протянул Томасу меч рукоятью вперед.

– Моя семья не может выплатить большой выкуп, – проговорил он извиняющимся тоном.

– Вы не пленник, – сказал Томас.

Мессира Жоффрея эти слова привели в замешательство.

– Вы отпускаете меня?

– Вы нам не нужны, – сказал Томас. – Вы бы лучше подумали об отъезде в Испанию или в Святую землю. В тех местах найдется не много эллекинов.

Мессир Жоффрей вложил меч в ножны.

– Я должен сражаться против врагов моего короля и потому буду сражаться здесь. Но благодарю вас.

Он взял поводья, и в этот момент из лесу выехал сэр Саймон Джекилл, указывая обнаженным мечом на мессира Жоффрея.

– Это мой пленник! – крикнул он Томасу. – Мой пленник!

– Он ничей не пленник, – ответил Томас. – Мы его отпускаем.

– Вы его отпускаете? – насмешливо улыбнулся сэр Саймон. – А ты знаешь, кто здесь командует?

– Я знаю одно: этот человек – не пленник, – ответил Томас.

Он толкнул коня мессира Жоффрея в покрытый попоной кострец, отправляя скакуна по дороге, и крикнул вслед:

– В Испанию или в Святую землю!

Сэр Саймон повернул было коня вдогонку, но, увидев, что Уилл Скит готов вмешаться и прекратить преследование, снова повернулся к Томасу.

– Ты не имел права отпускать его! Не имел права!

– Он же вас отпустил, – сказал тот.

– Он сделал глупость. И теперь что, я тоже должен быть дураком?

Сэра Саймона трясло от ярости. Пусть мессир Жоффрей заявил о своей бедности и его семья вряд ли могла собрать выкуп, но один его конь стоил по меньшей мере пятьдесят фунтов! Из-за Скита и Томаса эти деньги только что ускакали на юг. Сэр Саймон смотрел, как удаляется француз, а потом опустил меч и приставил клинок к горлу Томаса.

– С первого же момента, как я тебя увидел, ты держишься нагло. Я по рождению выше всех на этом поле, и мне решать судьбу пленников. Ты понял?

– Он сдался мне, – сказал Томас, – а не вам. Так что неважно, в какой постели вы родились.

– Ты, щенок! – процедил сэр Саймон. – Скит! Я хочу получить компенсацию за этого пленника. Ты слышишь?

Скит пропустил его слова мимо ушей, но у Томаса не хватило благоразумия поступить так же.

– Боже, – с отвращением проговорил он, – этот человек отпустил вас, а вы не можете отплатить ему тем же? Какой же вы рыцарь? Вы просто негодяй. Идите и ошпарьте себе задницу.

Меч поднялся вверх, и одновременно взметнулся лук Томаса. Сэр Саймон посмотрел на сверкающий наконечник стрелы с побелевшими от заточки краями, и ему хватило ума не наносить удар. Он со щелчком вдвинул клинок в ножны, развернул коня и поскакал прочь.

Люди Скита остались разбирать вражеские трупы. Их было восемнадцать, и еще двадцать три тяжелораненых. Также было шестнадцать истекающих кровью коней и двадцать четыре убитых – такое количество конины, заметил Уилл Скит, непростительно угробить впустую.

Так мессир Жоффрей получил урок.

В Ла-Рош-Дерьене стояла суматоха. Сэр Саймон Джекилл пожаловался Ричарду Тотсгему, что Уилл Скит не пришел ему на помощь в бою. Рыцарь также присвоил себе заслугу в убийстве и ранении сорока одного вражеского латника. Он похвастал победой в стычке, а потом вернулся к теме предательства Скита. Но Ричард Тотсгем был не в настроении слушать жалобы сэра Саймона.

– Вы выиграли битву или нет? – спросил он.

– Конечно, мы победили! – в негодовании вскричал сэр Саймон. – Столько убитых!

– Тогда зачем вам понадобились латники Уилла? – поинтересовался Тотсгем.

Сэр Саймон попытался найти ответ, но не преуспел в этом.

– Он дерзил, – пожаловался он.

– С этим вы разберитесь сами, без меня, – отрезал Тотсгем.

Но, обдумав этот разговор, он решил вечером встретиться со Скитом.

– Сорок один человек убитых и раненых? – задумчиво проговорил Тотсгем. – Это, пожалуй, треть ланьонских латников.

– Да, пожалуй.

Тотсгем встал на постой в доме у реки. Из его окна было видно, как под сводами моста течет вода. Вокруг сторожевой башни, охранявшей мост с дальнего края, кружили летучие мыши, а домики за рекой освещала щербатая луна.

– Теперь у них не хватает людей, Уилл, – сказал он.

– Да уж, им не повезло.

– А городишко набит добром.

– Похоже на то, – согласился Скит.

Многие в страхе перед эллекином отправили свое имущество в близлежащие крепости, и Ланьон, скорее всего, был полон всякого добра. А главное, Тотсгем нашел бы там провиант. Его гарнизон получал кое-какую провизию из крестьянских хозяйств к северу от Ла-Рош-Дерьена, и еще больше доставляли через Ла-Манш из Англии. Но разорение эллекином окрестностей грозило голодом.

– Оставить пятьдесят человек здесь? – продолжал размышлять вслух Тотсгем, но такому старому солдату, как Скит, не нужно было объяснений.

– Нам понадобятся лестницы, – сказал он.

– А что случилось со старыми?

– Пошли на дрова. Зима была холодной.

– Может, ночной штурм? – предположил Тотсгем.

– Через пять-шесть дней полнолуние.

– Значит, через пять дней, – решил Тотсгем. – И мне потребуются твои люди, Уилл.

– Если протрезвеют к тому времени.

– После сегодняшнего они заслужили выпивку, – тепло проговорил начальник гарнизона и улыбнулся Скиту. – Сэр Саймон жалуется на тебя. Говорит, что ты дерзишь.

– Это не я, Дик, это мой приятель Том. Сказал ублюдку, чтобы тот пошел и ошпарил себе задницу.

– Боюсь, сэр Саймон не из тех, кто следует добрым советам, – мрачно проговорил Тотсгем.

Советам не следовали и люди Скита. Он дал им волю в городе, но предупредил, что если перепьют, то утром им не поздоровится. Они не послушали совета и устроили пирушки в тавернах. Томас с парой десятков своих друзей и их подружек отправился на постоялый двор, где они пустились плясать, петь и попытались завязать драку с компанией «белых крыс» герцога Иоанна, у которых хватило благоразумия не поддаться на провокацию и тихо исчезнуть в ночи. Чуть погодя на постоялый двор вошли два латника в камзолах с эмблемой графа Нортгемптонского – со львами и звездами. Их встретили насмешками, но они все вытерпели и спросили, нет ли среди присутствующих Томаса.

– Это вон тот урод, – сказал Джейк, указывая на Томаса, отплясывавшего под звуки флейты и барабана.

Латники подождали, пока он закончит, а потом объяснили, что Уилл Скит сейчас у командира гарнизона и хочет поговорить с ним.

Томас допил свой эль.

– Дело в том, – объяснил он стрелкам, – что без меня они ничего не могут решить. Без меня как без рук.

Раздался смех. Томас удалился в сопровождении двух латников под добродушные крики стрелков.

Один из латников был из Дорсета и слышал о Хуктоне.

– Там высадились французы? – спросил он.

– Ублюдки разорили его. Сомневаюсь, что от него что-либо осталось, – ответил Томас. – Так зачем я понадобился Уиллу?

– Бог знает, да не скажет, – ответил графский латник. Сначала он вел Томаса к жилищу Ричарда Тотсгема, но потом свернул в темный переулок.

– Там в конце есть таверна, с якорем на двери, – объяснил он.

– Хорошо, – кивнул Томас.

Будь он не так пьян, то понял бы, что Тотсгем и Скит вряд ли могли вызвать его в таверну, тем более в самую маленькую в городе, расположенную у реки, в глухом темном переулке. Но он ничего не заподозрил, пока не достиг середины узкого прохода. Из ворот ему навстречу вышли двое. Только получив от одного из них кулаком по затылку, Томас начал что-то понимать. Он упал на колени, и второй человек ударил его ногой по лицу. Потом оба обрушили на него удары и пинки и продолжали бить, пока он не перестал сопротивляться. Тогда они схватили его за руки и поволокли через ворота в маленькую кузницу. Его губы были разбиты в кровь, нос снова сломан, ребро треснуло, и его тошнило от выпитого эля.

В кузнице горел огонь. Заплывшими глазами Томас различил наковальню. Потом его окружили какие-то люди. От полученного пинка Томас покатился по полу, тщетно пытаясь защититься от новых ударов.

– Хватит, – раздался чей-то голос.

Открыв глаза, Томас увидел сэра Саймона Джекилла.

Те двое, что привели Томаса из таверны и казались столь дружелюбными, вошли в кузницу и сняли чужие камзолы с эмблемой графа Нортгемптонского.

– Хорошо сработано, – похвалил их сэр Саймон и посмотрел на Томаса. – Простые стрелки не советуют рыцарям шпарить задницу.

Высокий здоровенный парень с жидкими желтыми волосами и почерневшими зубами подошел к Томасу, собираясь дать ему пинка, если тот вздумает ответить какой-нибудь дерзостью. И стрелок прикусил язык, вознеся молчаливую мольбу святому Себастьяну, покровителю лучников. Положение было слишком серьезным, счел он, чтобы полагаться на собаку.

– Сними с него штаны, Колли, – велел сэр Саймон и повернулся к огню.

Томас увидел на раскаленных докрасна углях огромный котел на трех ногах и про себя выругался, поняв, кому сейчас ошпарят задницу. Сэр Саймон заглянул в котел.

– Ты получишь урок учтивости, – сказал он.

Томас застонал. Желтоволосый громила перерезал ремень и стащил с него штаны. Другие обыскали Томаса, взяли найденные монеты и хороший нож, а потом перевернули на живот, так что его голая задница оказалась готова к ошпариванию.

Сэр Саймон с удовлетворением посмотрел на первые струйки пара, поднявшиеся из котла.

– Давайте, – велел он.

Трое солдат сэра Саймона прижали Томаса к полу. Он был слишком избит и слаб, чтобы бороться. И потому сделал единственное, что оставалось: набрав полные легкие воздуха, закричал: «Убивают!» Он орал во всю мочь, надеясь, что в маленьком городке кто-нибудь да услышит его отчаянный призыв о помощи и поднимет тревогу.

– Убивают! Убивают!

Кто-то пнул его в живот, но Томас продолжал кричать.

– Заткните его! – прорычал сэр Саймон.

Колли, желтоволосый громила, опустился на колени и попытался заткнуть Томасу рот соломой, но тому удалось ее выплюнуть.

– Убивают! – вопил он. – Убивают!

Колли, выругавшись, взял пригоршню вонючей грязи и запихал ему в рот. Крики стихли.

– Ублюдок! – сказал он и ударил Томаса ногой по голове. – Ублюдок!

Томас давился грязью, но не мог ее выплюнуть. Сэр Саймон встал над ним.

– Сейчас тебя научат хорошим манерам, – сказал он, глядя на дымящийся котел.

Но тут ворота отворились и во двор вошел человек.

– Ради Бога, что здесь происходит? – спросил он. Если бы не забитый грязью рот, Томас запел бы гимн во славу святого Себастьяна, поскольку его спасителем оказался отец Хобб, видимо услышавший неистовые крики и прибежавший в переулок узнать, в чем дело.

– Что вы делаете? – спросил священник сэра Саймона.

– Это не ваше дело, святой отец, – сухо ответил сэр Саймон.

– Томас, это ты? – Священник снова перевел взгляд на рыцаря. – Именем Бога, это мое дело! – Отец Хобб был вспыльчив и теперь вышел из себя. – Кем, черт возьми, вы себя возомнили?

– Поосторожнее, священник, – прорычал сэр Саймон.

– Поосторожнее? Мне? Ваша душа будет пылать в аду, если вы сейчас же не уберетесь! – Маленький священник схватил огромную кузнечную кочергу и стал размахивать ею, как мечом. – Все ваши души будут в аду! Убирайтесь! Все вон! Именем Господа, убирайтесь! Прочь отсюда!

Сэр Саймон попятился. Одно дело – пытать стрелка, но совсем другое – драться со священником, чей голос звучал достаточно громко, чтобы привлечь в кузницу нежелательных свидетелей. Рыцарь прорычал отцу Хоббу, что он ублюдок, сующий свой нос куда не следует, но все же отступил.

Отец Хобб опустился на колени рядом с Томасом и выковырял у него изо рта липкую грязь вместе со сгустками крови и осколками зубов.

– Бедняга! – сказал он и помог Томасу подняться. – Я отведу тебя домой, Том, отведу домой и умою.

Томаса стошнило. Натянув штаны, он с помощью священника поковылял к дому Жанетты. Дюжина стрелков встретила его возгласами; всем хотелось узнать, что случилось, но отец Хобб оттеснил их прочь.

– Где кухня? – спросил он.

– Она нас туда не пускает, – неразборчиво прошамкал Томас распухшими губами.

– Где? – настаивал отец Хобб.

Один из стрелков кивнул на дверь. Священник толкнул ее и чуть ли не силой втащил Томаса внутрь. Он усадил его на стул и пододвинул тусклые светильники, чтобы рассмотреть избитое лицо.

– Боже милостивый! Что они с тобой сделали? Священник ободряюще похлопал стрелка по руке и отправился на поиски воды.

На кухню ворвалась Жанетта. Она тряслась от ярости.

– Что ты делаешь в моей кухне? Убирайся!

Тут она увидела лицо Томаса и осеклась. Если бы раньше кто-то сказал ей, что она пожалеет страшно избитого английского лучника, она бы плюнула этому человеку в глаза. Но теперь…

– Что случилось? – спросила Жанетта дрогнувшим голосом.

– Это сэр Саймон Джекилл, – попытался объяснить Томас.

– Сэр Саймон?

Услышав это имя, из помещения для мытья посуды вышел отец Хобб с большой чашей воды.

– Порочная тварь, полная зла и греха, – проговорил он по-английски и обратился к Жанетте: – У вас есть какая-нибудь тряпка?

– Она не говорит по-английски, – сказал Томас. Его лицо заливала кровь.

– На тебя напал сэр Саймон? – спросила Жанетта. – Почему?

– Потому что я посоветовал рыцарю ошпарить задницу, – ответил Томас и был награжден улыбкой.

– Неплохо, – сказала графиня.

Она не пригласила Томаса остаться на кухне, но и не прогнала его. Жанетта стояла и смотрела, как священник обмывал ему лицо. Потом отец Хобб снял с Томаса рубашку и перевязал грудную клетку.

– Скажи ей, чтоб помогла мне, – сказал отец Хобб.

– Она не опустится до этого, – ответил Томас.

– Печальный и грешный мир, – заключил отец Хобб и добавил: – Теперь не шевелись, Том. Сейчас будет больно, дьявольски больно.

Он ухватился за перебитый нос, послышался хруст хрящей, и Томас взвыл. Отец Хобб приложил к носу намоченную холодной водой тряпку.

– Держи ее здесь, Том, и все пройдет. Ну, не совсем, но ты привыкнешь. – Качая головой, он сел на пустую бочку из-под соли. – Господи Иисусе, Том, что же с тобой делать?

– Вы уже все сделали, – сказал Томас, – и я вам благодарен. Денек-два, и я буду прыгать, как весенний ягненок.

– Ты и так слишком долго прыгал, Том, – серьезно проговорил отец Хобб.

Жанетта, ни слова не понимая, смотрела на мужчин.

– Бог дал тебе хорошую голову, – продолжал священник, – но ты впустую тратишь свои мозги, Том, впустую.

– Вы хотите, чтобы я стал священником? Отец Хобб улыбнулся.

– Сомневаюсь, что ты сильно доверяешь церкви, Том. Ты бы мог стать архиепископом, у тебя хватило бы ума и хитрости для этого. Но похоже, тебе куда больше нравится быть солдатом. Однако ты в долгу перед Господом, Том. Помни данное отцу обещание! Ты дал его в церкви, и для твоей души было бы неплохо его сдержать.

Томас рассмеялся и тут же пожалел об этом, поскольку ребра пронзило болью. Он выругался и, извинившись перед Жанеттой, снова обратился к священнику:

– И как же, во имя Господа, мне сдержать свое обещание, святой отец? Я ведь даже не знаю, что за сволочь украла копье.

– Какая сволочь? – спросила Жанетта, уловив только это слово. – Сэр Саймон?

– Он сволочь, – признал Томас, – но не единственная.

И он рассказал про копье, про тот день, когда вся его деревня была перебита, про умирающего отца и про человека, поднявшего флаг с тремя желтыми ястребами на синем фоне. Разбитые губы мешали говорить, он рассказывал медленно. А когда закончил, Жанетта пожала плечами.

– Значит, ты хочешь убить этого человека, так?

– Когда-нибудь.

– Он заслуживает смерти, – признала Жанетта.

Удивленный этими словами, Томас посмотрел на нее заплывшими глазами.

– Вы его знаете?

– Его зовут мессир Гийом д’Эвек.

– Что она говорит? – спросил отец Хобб.

– Я его знаю, – мрачно продолжила Жанетта. – В Кане, откуда он родом, его иногда называют рыцарем моря и суши.

– Потому что он сражается и там и там? – догадался Томас.

– Он рыцарь, – сказала Жанетта, – но также и морской грабитель. Пират. У моего отца было шестнадцать кораблей, и Гийом д’Эвек украл три из них.

– Он воевал против вас? – удивился Томас. Жанетта кивнула.

– Он считает, что любой не французский корабль – вражеский. А мы бретонцы.

Томас посмотрел на отца Хобба и беззаботно проговорил:

– Вот видите, святой отец, чтобы сдержать обещание, мне нужно всего лишь сразиться с рыцарем моря и суши.

Отец Хобб не понял, о чем они говорили по-французски, но грустно покачал головой:

– Как ты выполнишь свое обещание, Томас, – это твое дело. Но видит Бог, ты дал обет, а я смотрю, что ты не слишком-то стремишься его исполнить. – Он потрогал деревянный крест, что носил на кожаном ремешке на шее. – А что мне делать с сэром Саймоном?

– Ничего, – ответил Томас.

– Я должен, по крайней мере, сообщить Тотсгему! – убеждал священник.

– Ничего не надо, святой отец, – настаивал Томас. – Пообещайте мне.

Отец Хобб подозрительно посмотрел на него.

– Уж не думаешь ли ты отомстить сам, а? Томас перекрестился и застонал от боли в ребре.

– Разве наша Мать Церковь не учит нас подставлять другую щеку?

– Да, – с сомнением проговорил отец Хобб, – но она не оправдывает того, что сегодня совершил сэр Саймон.

– Мы развеем его гнев своей кротостью, – смиренно сказал Томас.

Отец Хобб, впечатленный этим проявлением истинного христианства, согласно кивнул.

Жанетта, насколько могла, следила за их разговором и уловила его суть.

– Вы обсуждаете, что сделать с сэром Саймоном? – спросила она Томаса.

– Я убью гада, – по-французски ответил он. Жанетта поморщилась.

– Хорошая мысль, англичанин. Ты станешь убийцей, и тебя повесят. И тогда, слава Господу, станет двумя англичанами меньше.

– Что она говорит? – спросил отец Хобб.

– Она согласна, что я должен прощать своих врагов, святой отец.

– Добрая женщина, – кивнул отец Хобб.

– Ты действительно хочешь убить его? – холодно спросила Жанетта.

Томас вздрогнул от боли, но все же она была не столь сильной, чтобы он не почувствовал близость Жанетты. С этой женщиной трудно, решил он, но она прелестна, как весна. Подобно остальным стрелкам Скита, Томас таил несбыточные мечты узнать ее получше. А ее интерес давал ему шанс.

– Я убью его, – заверил он графиню, – а убив, верну вам доспехи и меч вашего мужа, госпожа.

Жанетта нахмурилась.

– Ты способен сделать это?

– Если вы поможете. Она состроила гримасу:

– Каким образом?

И Томас рассказал ей. К его удивлению, Жанетта не ужаснулась и не отвергла эту идею, а согласно кивнула.

– Это действительно может получиться, – чуть помолчав, сказала она. – Это должно сработать.

Так сэр Саймон объединил своих врагов, а Томас нашел союзника.

Жанетту окружали враги. У нее был сын, но все прочие, кого она любила, умерли, а оставшихся она ненавидела. В первую очередь, конечно, англичан, захвативших ее родной город. А также Бела, стряпчего. И шкиперов, обманывавших ее. И чернь, пользовавшуюся присутствием англичан, чтобы не платить оброка. И городских купцов, требовавших уплаты долга – денег, которых у нее не было. Она была графиней, но ее титул ничего не значил. По ночам, размышляя о своем положении, она мечтала встретить великого воина, возможно, с герцогским титулом, который войдет в Ла-Рош-Дерьен и накажет одного за другим всех ее врагов. Она рисовала себе приятные картины, как ее мучители скулят от страха, молят о жалости и не получают прощения. Но приходил рассвет, и никакого герцога не было, враги не проявляли страха, и беды Жанетты оставались все теми же. Пока Томас не пообещал ей убить одного, самого ненавистного врага.

В результате ранним утром после разговора с Томасом Жанетта отправилась в штаб Ричарда Тотсгема. Она пришла пораньше в надежде, что сэр Саймон Джекилл будет еще спать. И хотя было важно, чтобы он знал о цели ее визита, ей не хотелось с ним встречаться. Пусть узнает о ее намерениях от других.

Штаб, как и ее собственный дом, выходил к реке Жоди, и во дворе на берегу, несмотря на ранний час, уже выстроилось с пару десятков просителей, ищущих милости у англичан. Жанетте велели подождать вместе с другими.

– Я графиня Арморика, – надменно заявила она секретарю.

– Вы должны ждать, как остальные, – ответил тот на ломаном французском и сделал еще одну зарубку на высокой жерди, где отсчитывал вязанки стрел, выгруженных с лихтера, который поднялся по реке из глубоководной бухты в Трегье.

Второй лихтер привез бочки с копченой селедкой, и Жанетту передернуло от рыбного запаха. Английская еда! Селедку даже не выпотрошили перед копчением, и рыба в бочке покрылась желто-зеленой плесенью, но стрелки поедали ее с удовольствием. Жанетта постаралась оказаться подальше от вонючей рыбы и подошла к дюжине горожан, которые пилили на козлах длинные бревна. Один из плотников когда-то трудился на отца Жанетты, хотя обычно был слишком пьян, чтобы удержаться на работе больше нескольких дней. Он был бос, имел горб и заячью губу, хотя, когда был трезв, справлялся с работой не хуже других.

– Жак! – окликнула его Жанетта и спросила по-бретонски: – Что ты делаешь?

Жак откинул со лба прядь волос и неловко поклонился.

– Вы хорошо выглядите, госпожа. – Лишь немногие понимали его речь, так как раздвоенная губа искажала слова. – Ваш отец всегда называл вас своим ангелом.

– Я спросила, что ты делаешь.

– Лестницы, моя госпожа, лестницы. – Плотник вытер рукавом нос. На шее у него была гнойная язва, и запах от нее шел не лучше, чем от копченой селедки. – Им нужно шесть таких длинных лестниц.

– Зачем?

Жак осмотрелся по сторонам, не слышит ли их кто-нибудь.

– Этот говорит, – кивнул он на англичанина, видимо наблюдавшего за работами, – этот говорит, что они отправятся в Ланьон. А лестницы-то достаточно длинные для ланьонских стен, верно?

– В Ланьон?

– Он любит эль, – сказал Жак, поясняя болтливость англичанина.

– Эй! Красавец! – крикнул плотнику надсмотрщик. – За работу!

И тот, послав Жанетте виноватую улыбку, взялся за пилу.

– Сделай шаткие ступени! – по-бретонски посоветовала графиня Жаку и обернулась, так как из дома кто-то позвал ее по имени.

В дверях стоял сэр Саймон Джекилл, заспанный и с заплывшими глазами. У Жанетты упало сердце.

– Моя госпожа, – поклонился он графине, – вы не должны ждать вместе с чернью.

– Скажите это секретарю, – холодно ответила Жанетта. Секретарь, подсчитывавший вязанки стрел, заскулил, когда Саймон схватил его за ухо.

– Этому? – спросил рыцарь и отвесил бедняге оплеуху. – Это леди, мерзавец! Обращайся с ней как с леди. – Он отшвырнул секретаря прочь и распахнул дверь. – Заходите, моя госпожа.