Текст книги "Евреи Ислама"

В первые века исламского правления попыток насильственного прозелитизма практически не было, распространение веры осуществлялось скорее путем убеждения и поощрения. Темпы и масштабы этого процесса на основе имеющихся данных оценить трудно, и некоторые ученые утверждали, что еще до Крестовых походов немусульмане по-прежнему составляли большинство населения, однако ясно, что множество христиан, евреев и зороастрийцев приняли мусульманскую религию и стали частью исламского общества¹⁵.

Судьбы трех религий после мусульманского завоевания сложились очень по-разному. Хуже всех пришлось зороастризму. Доисламское персидское государство, в отличие от христианских государств, было полностью побеждено и разрушено, а все его территории и народы стали частью Исламского халифата. Зороастрийское священство было тесно связано с властной структурой Древнего Ирана. Теперь, лишенные этой связи и не обладающие ни поддержкой влиятельных сторонников за рубежом, которой пользовались христиане, ни горьким навыком выживания, которым обладали евреи, зороастрийцы оказались в состоянии упадка и безысходности. Их число быстро сократилось, и поразительно, что они практически не участвовали в иранском культурном и политическом возрождении, происходившем под эгидой ислама в Х веке и далее.

Христианство с ростом ислама и созданием исламского государства было побеждено, но не уничтожено. Процессы расселения арабов, обращения в ислам и ассимиляции с господствующей культурой постепенно превращали христиан – когда и на каком этапе, сказать невозможно – из большинства населения в меньшинство. В некоторых местах, особенно в Центральной Азии, Южной Аравии и Северной Африке [20]20
  Здесь автор под Северной Африкой подразумевает, конечно, страны Магриба; Египет с его христианской коптской общиной, существующей и поныне, рассматривается отдельно.


[Закрыть], где христианство до появления ислама занимало значительное или даже, в последнем случае, доминирующее положение, оно исчезло полностью. Для многих христиан переход от доминирующего к подчиненному статусу со всеми его бедами был слишком невыносим, и многие спаслись от подчинения, приняв ислам и присоединившись к господствующим вере и общине. Иудаизм, напротив, выжил. Евреи больше привыкли к невзгодам. Для них исламское завоевание означало в большинстве мест лишь смену хозяев, причем зачастую смену к лучшему, а терпеть и приспосабливаться к ситуации политического, социального и экономического бесправия они уже научились. В главных странах Ближнего Востока: в Египте, Сирии, Ливане, Земле Израиля и в меньшей степени в Ираке, христианство проявило больше выносливости, чем в Северной Африке, и христианские меньшинства в массе своей выжили. Причина может быть в том, что в этих странах христиане пользовались тем же, если можно так это назвать, преимуществом, как евреи: опытом выживания. В Ираке они были подчинены господству зороастризма; в Египте и сирийских землях хотя и разделяли христианскую веру с правителями Византийской империи, принадлежали к разным сектам и подвергались дискриминации, а временами и преследованиям. Для многих приверженцев восточных церквей появление ислама и переход их страны от христианского правления к мусульманскому означали заметное улучшение их положения и большую степень религиозной свободы, чем раньше.

Дальнейшая экспансия ислама вывела власть мусульманского государства за пределы Ближнего Востока и Северной Африки, которые были также родиной христианства и иудаизма, в новые районы, где эти религии не имели никакого практического влияния. Буддисты и индуисты в Азии, анимисты в Африке к югу от Сахары и Эфиопии теперь вошли в ареал мусульманской власти. Для мусульман это были многобожники и идолопоклонники, и потому право на терпимость на них не распространялось. Им предстояло выбирать между исламом и смертью, которая в более позднее время могла быть заменена рабством – по усмотрению захватчиков.

В огромной, созданной завоеванием империи мусульмане оказались группой доминирующей, но немногочисленной. Их религия предоставила им ряд основных принципов управления населением, а от старых режимов, которым они пришли на смену, им достались традиции, обряды и даже персонал, чтобы с их помощью применять эти принципы на практике или преобразовывать их. Некоторые особенности ситуации на бывших персидских и византийских землях, составляющих отныне Исламский халифат, очень существенны для понимания мусульманской политики по отношению к другим религиям.

Самым существенным, возможно, является то обстоятельство, что в Ближневосточном регионе уже давно царил этнический и религиозный плюрализм. Правда, греческие православные хозяева Византии, как и персидские хозяева-зороастрийцы, пытались в не столь отдаленном прошлом навязать свою веру и идентичность другим религиозным и этническим группам. Но эти усилия не увенчались успехом, а возникшая напряженность и обида сыграли на руку мусульманским завоевателям и сделали их дальнейшее присутствие более приемлемым. Помимо одного незначительного и краткого эпизода, арабо-мусульманские правители не повторяли ошибок своих предшественников, а с уважением приняли традиционную, существовавшую с древности модель плюрализма. Основой было не равноправие, а как раз доминация одной группы и, как правило, иерархическая последовательность других. Равенства этот порядок не допускает, но обеспечить мирное сосуществование позволяет. Доминирующая группа, как правило, не настаивает на подавлении или поглощении других. Сначала эта группа определялась как арабы-мусульмане, затем – просто мусульмане. Доступ в нее после замены этнорелигиозного определения чисто религиозным стал открыт для всех, что в течение столетий позволило доминирующему меньшинству превратиться в подавляющее большинство.

Этому превращению также способствовала характерная для Ближнего Востока на протяжении большей части его известной истории особенность – модель колебаний, изменений, даже слияния между различными общинными, национальными, территориальными, культурными и правовыми идентичностями. Есть такая имманентная особенность человеческого поведения – делить мир на своих и чужих. Древний Ближний Восток знал много таких разделений: на родичей и посторонних, евреев и язычников, греков и варваров, граждан, метеков и пришельцев и так далее. Была и уже знакомая иудеям и христианам дихотомия между правоверными (единоверцами) и неверными (всеми остальными). В исламские времена это стало и доныне остается самой важной линией разделения, затмевающей все остальные.

Разделение на две эти группы, конечно, бывает разным. Правоверные нас здесь не волнуют. Неверные в большинстве мусульманских теоретических дискуссий подразделяются в соответствии с двумя основными классификациями – теологической и политической. Теологическая классификация проводит разделение между теми, кто следует монотеистической религии, основанной на откровении, и теми, кто этого не делает. Обладатели такого откровения известны как ахль аль-китаб, «народы Книги» – термин, обычно используемый в отношении евреев, но также применимый и к другим религиозным общинам, обладающим признанными писаниями.

Коран считает иудаизм, христианство и довольно проблематичную третью религию сабиев¹⁶ ранними, неполными и несовершенными формами самого ислама и поэтому содержащими истинное, хотя и искаженное Божественное откровение. Включение сабиев, о которых не очень понятно, кто это такие, позволило в юридическом толковании расширить толерантность, предоставляемую евреям и христианам, прежде всего на зороастрийцев в Персии, затем на индуистов в Индии и на другие группы. На общины, исповедующие признанные религии, распространялась терпимость исламского государства. Им разрешалось исповедовать свою религию при соблюдении определенных условий и пользоваться определенной степенью общинной автономии. Не попавшие в эту категорию, другими словами, те, кто классифицировался как многобожники и идолопоклонники, не могли претендовать на терпимость со стороны исламского государства; выбор им, действительно, согласно закону, оставался между Кораном, мечом или рабством.

Трудную проблему представляют собой монотеистические религии, возникшие после прихода ислама, особенно те из них, которые возникли внутри мусульманской общины, такие как бахаи в Иране и ахмади в Индии. Адепты таких религий не могут быть отвергнуты ни как невежественные язычники вроде азиатских многобожников или африканских анимистов, ни как устаревшие предшественники вроде евреев и христиан, и само их существование бросает вызов исламскому учению о совершенстве и завершенности откровения Мухаммеда. Мусульманское благочестие и исламские власти всегда испытывали большие трудности в определении своего отношения к таким постисламским монотеистическим религиям.

Политическая же классификация проводила грань между теми, кто был завоеван или подчинился власти ислама, и теми, кто этого не сделал. В мусульманском праве и на практике отношения между мусульманским государством и подчиненными ему немусульманскими общинами, на которые распространяется его терпимость и защита, регулируются договором под названием зимма, а те, кто подпадает под этот договор, известны как ахль аль-зимма («люди договора») или более кратко – зимми¹⁷. По условиям зиммы, эти общины получают определенный статус в случае безоговорочного признания главенства ислама и превосходства над ними мусульман. Это признание выражалось в уплате подушного налога и соблюдении ряда ограничений, подробно определенных священным законом¹⁸.

Вторая категория неверных в этой политической классификации – это те, кто еще не завоеван и не подчиняется мусульманской власти. Земли, где правят мусульмане и господствует мусульманское право, называются Дар аль-ислам, «Дом ислама»; а вот внешний мир, где обитают и правят неверные, – это Дар аль-харб, «Дом войны». Он называется так потому, что между царством ислама и царствами неверных существует канонически обязательное вечное состояние войны, которая будет продолжаться до тех пор, пока весь мир либо не примет послание ислама, либо не подчинится правлению тех, кто несет его. Эта война именуется джихад, что обычно переводится как «священная война», хотя основное значение слова – стремление или борьба, здесь это борьба за Бога. Есть некоторые параллели между мусульманской доктриной джихада и раввинистической еврейской доктриной мильхемет мицва («заповеданная война»), или мильхемет хова («обязательная война»), с тем важным отличием, что еврейское понятие ограничивается одной страной, в то время как исламский джихад охватывает весь мир¹⁹.

Немусульманину, жителю Дар аль-харб, может быть позволено посещать мусульманские земли и даже проживать там в течение определенного времени, и на это время он получает так называемый аман, своего рода гарантию безопасности. Тот, кому предоставлен аман, называется мустамин, и это особый правовой статус: прибывший в качестве торговца или посланника немусульманин, который пробудет определенное время под властью мусульман. Он не является зимми и не облагается ни подушным налогом, ни иными ограничениями.

В мусульманском праве подробно говорится о предоставлении амана: когда, кем, кому и на каких условиях он может быть предоставлен. В принципе аман предоставляется на ограниченный период времени, и пришелец, ставший постоянным жителем, должен изменить свой статус с мустамин на зимми. Но на практике аман, как правило, обновляется ежегодно, и общинам – резидентам иностранных торговцев разрешается сохранять этот статус. Граждане иностранного государства могут воспользоваться коллективным аманом, предоставляемым их правительству. Примечательно, что статус мустамин, по некоторым юридическим интерпретациям, распространялся лишь на христианских подданных христианских государств. Европейские евреи, путешествующие по Османской империи, иногда, особенно в поздние времена, рассматривались как граждане или подданные своих стран, пользующиеся предоставляемым им коллективным аманом; а в другое время они декларировались как евреи наравне с османскими евреями, получая все преимущества и недостатки этого статуса. В некоторых османских документах фраза кафир яхудиси («еврей неверных») обозначает евреев – подданных христианских государств. Аналогичным образом в Персии мусульманские суннитские подданные российских царей не могли пользоваться экстерриториальными привилегиями, предоставляемыми российским подданным, но рассматривались как мусульмане-сунниты, что не всегда было благом для них в шиитском государстве²⁰.

Дискуссии как по зимме, так и по аману касаются положения немусульман – коренных или приезжих – на мусульманских территориях. Другое дело положение мусульманина, как постоянно проживающего, так и приехавшего на время, на немусульманской территории. В классических исламских источниках вопрос этот обсуждается очень мало, потому что он редко возникал. В первые века, когда были сформулированы основные принципы мусульманского права и теологии, ислам постоянно распространялся и его влияние расширялось. Если в ходе военных действий территория оказывалась ненадолго утраченной, власть над ней всегда можно было быстро восстановить. Не имелось никаких оснований сомневаться в том, что ислам станет распространяться до тех пор, пока в не особо отдаленном будущем священная война не достигнет конечной цели и весь мир не будет включен в «Дом ислама». Отступление, утрата территории и населения, переход их под правление неверных – в героическую эпоху такая мысль просто никому не приходила в голову.

К середине VIII века, когда стало ясно, что наступление ислама утратило свой неудержимый темп, было усвоено понятие границы, понятие отношений с более или менее постоянными государственными режимами на другой, немусульманской, стороне. Хотя время от времени наблюдалось возрождение джихада и новая волна завоеваний, ожидание окончательной победы было перенесено с исторического на эсхатологическое время.

Но худшее ожидало впереди. То, что началось как временная остановка, стало постоянной стоянкой, а в дальнейшем сменилось отступлением. После того как христианство восстановило свои позиции в Португалии, Испании и на Сицилии, а мусульманские территории в Сирии и Палестине были завоеваны христианскими армиями крестоносцев, мусульманское население стало подчиняться христианским правителям. Возникшая проблема широко обсуждалась юристами-мусульманами, в частности правоведами маликитского мазхаба, преобладающего в Северной Африке и среди мусульман Сицилии и Пиренейского полуострова. Высказывались разные мнения об обязанностях мусульман, оказавшихся под властью неверных. Некоторые воспринимали проблему снисходительно: если правительство неверных проявляет терпимость, то есть позволяет мусульманам исповедовать свою религию и подчиняться своим законам и таким образом жить правильной мусульманской жизнью, то можно там спокойно оставаться и быть законопослушными подданными такого правителя. Некоторые шли еще дальше и считали возможным для мусульман при необходимости оставаться даже при нетерпимом правителе, притворяясь, что они стали христианами, но тайно сохраняя ислам.

Противоположная, более жесткая точка зрения сформулирована в классическом тексте – фетве, или респонсе, написанном марокканским юристом Ахмадом аль-Ваншариси вскоре после окончательного завоевания Испании христианами. Фетва решает вопрос: могут ли мусульмане оставаться под христианским правлением или они должны уйти? Его ответ однозначен: должны уйти – и мужчины, и женщины, и дети. Если христианское правительство, от которого они уходят, проявляет терпимость, то это делает необходимость ухода еще более настоятельной, поскольку при толерантном христианском правлении опасность отступничества велика. Аль-Ваншариси драматизирует свое решение фразой: «Лучше мусульманская тирания, чем христианская справедливость»²¹.

Эта формулировка была скорее риторической, чем реальной, поскольку по большей части с христианской стороны никакой справедливости не предлагалось: ни зимма для мусульман, проживавших в Европе, ни аман для мусульманских визитеров. Некоторое время христианские правители в Испании и Италии, вдохновленные примером или, возможно, опасаясь, что сохранившиеся на европейской земле мусульманские государства прибегнут к репрессиям в отношении своих христианских подданных, относились к «своим» мусульманам (а заодно и евреям) с определенной толерантностью. Но окончательное изгнание мавров стерло и пример, и стимул, и мусульмане, как и евреи, оказались перед выбором: если они хотят жить, то или изгнание, или отступничество.

Великие сражения христианского мира с исламом (Реконкиста и Крестовые походы) неизбежно вели к обострению как лоялистских, так и антагонистических настроений, а также к ухудшению положения и еврейских, и христианских меньшинств под мусульманским правлением. Тем не менее здесь, как и во многих других случаях, исламская практика в целом оказалась мягче, чем исламская заповедь; в христианском мире ситуация была обратной.

Ранняя история зиммы, или, в более широком смысле, ограничений для терпимых немусульманских подданных мусульманского государства, полна неопределенностей. Традиция мусульманской историографии приписывает первую формулировку этих правил халифу ‛Умару I (634–644) и сохраняет нечто, претендующее на аутентичный текст письма, адресованного ему христианами Сирии, с указанием условий их подчинения: ограничений, которые они готовы принять, и ответственности в виде наказаний в случае нарушения взятых обязательств. Согласно этому историческому сообщению, халиф, ознакомившись с письмом, принял такие условия с двумя дополнительными положениями.

Хотя так называемый «Договор ‛Умара» часто цитируют разные авторы – и мусульмане, и зимми – в качестве правовой основы взаимоотношений двух сторон, документ вряд ли может быть подлинным. Как отметил А. С. Триттон, сомнительно, что побежденные могут предлагать условия капитуляции победителям, равно как и маловероятно, что сирийские христиане VII века, не знавшие арабского языка и обязавшиеся не изучать Коран, столь точно повторяют его формулировки и положения. Некоторые из этих положений отчетливо отражают события более позднего времени, и весьма вероятно, что тут, как и во многих других аспектах ранней мусульманской административной истории, некоторые меры, введенные или примененные при омейядском халифе ‛Умаре II (717–720), благочестивая традиция приписывает менее спорному и более почтенному ‛Умару I²².

Хотя этот и другие подобные документы сами по себе могут быть частично или полностью сфабрикованы, они тем не менее отражают то обстоятельство, что в первые века ислама развивалась определенная дифференциация между доминирующей и подчиненными группами. Многие из ограничений, похоже, берут начало в самом первом периоде арабских завоеваний и носят военный характер. Когда мусульмане только что захватили огромные территории, они были крошечным меньшинством завоевателей против подавляющего большинства завоеванных. Следовательно, мусульмане нуждались в мерах безопасности для защиты своей оккупации и управления. Как и ранее во многих подобных случаях, их действия, хотя и определялись непосредственными соображениями целесообразности, были сакрализованы и стали частью священного закона. Таким образом, то, что начиналось как меры безопасности, стало нормой социальных и юридических ограничений. Эти ограничения включали некоторые запреты и предписания на ношение зимми определенной одежды, использование верховых животных и ношение оружия. Были ограничения на строительство и эксплуатацию культовых сооружений: они не должны быть выше мечетей, нельзя строить новые, можно только восстанавливать старые. Христиане и иудеи должны были носить на одежде специальные знаки. Так, кстати, появился желтый знак, впервые введенный халифом в Багдаде в IX веке и позже распространившийся на западные земли²³. Даже при посещении общественных бань немусульмане должны были носить отличительные знаки на шнурах на шее, чтобы их, раздетых в бане, нельзя было принять за мусульман, а по законам шиитов им вообще не разрешалось пользоваться одними и теми же банями с мусульманами. Необходимость выявления различий особенно обострялась, если речь шла о евреях, практиковавших, как и мусульмане, обрезание. Немусульмане должны избегать шума и демонстративности в своих религиозных церемониях и всегда проявлять уважение к исламу и почтение к мусульманам.

Эти ограничения носят скорее социально-символический, чем материально-практический характер. Единственным реальным экономическим бременем для зимми являлось финансовое. Как часть системы дискриминации, унаследованной от былых империй – Ирана и Византии, они должны были платить более высокие налоги. Среди ученых существуют различные мнения относительно того, насколько трудно было эти дополнительные налоги платить. Из таких свидетельств, как, например, документы XI века из Каирской генизы [21]21
  Гениза – место хранения, обычно при синагоге, пришедших в негодность текстов, которые нельзя уничтожать, поскольку они обладают особым статусом. Знаменитая Каирская гениза на чердаке синагоги «Эзра» в Фостате является самой известной из исследованных гениз. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], явствует, что по крайней мере для бедных классов бремя являлось тяжелым²⁴. Однако поскольку ставка джизьи была зафиксирована священным законом в золотом эквиваленте, с ростом цен и доходов на протяжении веков она постепенно уменьшалась. В дополнение к подушному налогу зимми, как предполагалось в принципе, хотя на практике это имело место не всегда, должны были платить остальные налоги по более высокой ставке, чем мусульмане. В определенные периоды это распространялось даже на пошлины и таможенные сборы.

Помимо налогообложения, есть еще один аспект экономической дискриминации, который часто очень тяжело сказывался на немусульманах. Это законы наследования. Общее правило шариата состоит в том, что разница в религии ограничивает получение наследства. Мусульманин не наследует от зимми, зимми не наследует от мусульманина. Поэтому обращенный в ислам не мог получить наследство от своих более стойких в вере сородичей, а унаследовать его имущество могли лишь мусульманские наследники. Если он вернулся к своей прежней религии, то причислялся к отступникам и его имущество утрачивалось. А вот правило о том, что мусульманин не может наследовать от зимми, хотя и принимается четырьмя мазхабами – каноническими школами мусульманской юриспруденции, – оспаривалось некоторыми правоведами священного закона. Встречаются утверждения, что в наследовании, как и в браке, существует неравенство, и что, хотя зимми не может наследовать мусульманину, мусульманин может наследовать от зимми. А некоторые шиитские юристы дошли до утверждения, что мусульманский наследник всегда имеет преимущество перед наследником-зимми, то есть если зимми умер, оставив наследниками нескольких зимми и одного мусульманина, то только этот последний и получает наследство в ущерб всем остальным. Применение такого правила, особенно в периоды принудительного обращения в ислам, порождало значительные проблемы. Так, это было предметом частых жалоб у евреев Ирана²⁵.

Во внутренних общинных делах зимми обычно пользовались определенной автономией, подчиняясь собственному начальству и судьям, и действовали, по крайней мере в семейных, личных и религиозных вопросах, в соответствии со своими законами. В отношениях с мусульманами они не были равноправны. Мусульманин мог жениться на свободной женщине-зимми, но мужчина-зимми не мог жениться на мусульманке. Мусульманин мог иметь раба-зимми, но зимми не мог владеть рабом-мусульманином. Хотя второе из этих ограничений, о рабах, часто игнорировалось, первое, брачное, затрагивающее гораздо более деликатный вопрос, применялось с максимальной строгостью, и любое его нарушение строго наказывалось, некоторыми властями рассматриваясь как преступление, караемое смертной казнью. Аналогичная позиция существовала и в законодательстве Византийской империи, согласно которому христианин мог жениться на еврейке, но еврей не мог жениться на христианке под страхом смерти. Точно так же евреям в Византии запрещалось владеть христианскими рабами на любых основаниях. Законы мусульманского государства установили статус христианских и еврейских подданных в соответствии с положением, которое ранее занимали еврейские подданные Византии, но с некоторым облегчением для обоих. Свидетельство зимми не принималось мусульманским судом, и большинство мазхабов, кроме ханафитского, устанавливали меньшую компенсацию за убийство или кровопролитие в отношении зимми, чем за мусульманина²⁶.

С другой стороны, кроме фискальных и иногда завещательных ограничений, зимми не подвергались каким-либо экономическим репрессиям. Никакая деятельность им не запрещалась и не навязывалась. Не имелось никаких запретов на профессии, и, кроме Хиджаза, мусульманской Святой земли, и нескольких святилищ в других местах, не было никаких запретов на проживание. Кроме как в Марокко, а иногда и в Иране, зимми не были заключены в гетто, не ограничивались в месте для проживания либо в профессиональной сфере. Христиане и евреи стремились создать свои кварталы в мусульманских городах, и это было естественным социальным явлением, в отличие от христианской Европы, где гетто являлось принудительным юридическим ограничением. Единственным существенным исключением в ранние времена было решение халифа ‛Умара I изгнать евреев и христиан из Аравии, чтобы только ислам исповедовался на Святой земле своего рождения²⁷. Это решение, видимо, применялось только в Хиджазе, тогда как еврейские и христианские общины в Южной и Восточной Аравии сохранились.

И подобно привычной концентрации меньшинств в определенных местах, мы находим их сосредоточенными в определенных, нужных мусульманам профессиях, особенно требующих таких навыков, которыми мусульмане либо не обладают, либо не хотят их приобретать.

Зачастую зимми активно занимались торговлей и финансами – профессиями, презренными в героических воинских обществах; в некоторые времена, особенно в более поздние столетия, они были широко представлены в такой сфере, которую можно назвать «грязной». Сюда относятся такие виды деятельности, как очистка выгребных ям и высушивание содержимого для использования в качестве топлива – обычное еврейское занятие в Марокко, Йемене, Ираке, Иране и Центральной Азии. Мы видим евреев также среди кожевенников, мясников, палачей и прочих «низких» или презираемых профессий. Кроме того, более очевидно, что в «грязную» работу, подходящую для зимми, включалось то, чего благочестивому мусульманину следует избегать, а именно общение с неверными. Это порой приводило к довольно высокой доле немусульман в таких профессиях, как дипломатия, торговля, банковское дело, маклерство и шпионаж. Даже профессии ювелира и торговца золотом и серебром, почитаемые во многих странах, считались у ригористичных мусульман небезупречными и угрожающими бессмертным душам тех, кто занялся ими.

Предоставление немусульманам высоких государственных должностей – вопрос деликатный и, пожалуй, вызывающий более всего жалоб. Нескольким зимми как в ранние, так и в более поздние времена удалось занять властные позиции и добиться влияния при мусульманских властителях. Гораздо больше зимми служили в среднем и нижнем звеньях государственной бюрократии. Это имело особое значение в обществе, где доступ к экономической деятельности государства являлся самым надежным – порой единственным – путем к богатству. На сей счет существует высказывание, приписываемое халифу ‛Умару I: «Не назначайте евреев и христиан на государственные должности, потому что в своей религии они – люди взяток. Но [в исламе] взятки незаконны»²⁸. Отношение законоведов к назначению зимми на важные посты однозначно, как, например, в этом респонсе (правовом решении) юриста XIII века:

Вопрос: Еврей назначен инспектором монетного двора мусульман, он взвешивает дирхемы, которые приходят и уходят, и проверяет их, и на его слово полагаются в этой проверке. Допустимо ли его назначение по священному закону или нет? Вознаградит ли Бог правителя, если он сместит его и заменит компетентным мусульманином? Будет ли тот, кто помогает добиться его увольнения, также вознагражден Богом?

Ответ: Недопустимо назначать еврея на такой пост, нельзя оставлять его на нем, нельзя полагаться на его слово в любом вопросе, связанном с этим делом. Правитель, да пошлет ему Бог успех, будет вознагражден за увольнение и замену еврея компетентным мусульманином, и любой, кто содействует его увольнению, также будет вознагражден. Бог сказал: «О вы, которые уверовали! Не берите себе близких друзей, кроме вас самих. Они не преминут вам вредить, они хотели бы того, чтобы вы попали бы в беду. Обнаружилась ненависть из их уст, а то, что скрывают их груди, больше. Мы разъяснили вам знамения, если вы разумны!» (Коран, 3:118). Смысл этого в том, что вы не должны принимать чужаков, то есть неверных, и допускать их проникновение в ваши внутренние дела. «Они не преминут вам вредить» – это означает, что они не воздержатся ни от чего, чтобы всеми силами причинять вам вред, ущерб или увечье. «Ненависть их в устах их, ибо они говорят: Мы – ваши враги»²⁹.

Однако, несмотря на существование таких постановлений и ведущуюся полемику, практика найма немусульман оставалась почти общепринятой – по прагматическим, а не теоретическим причинам. Такие работники были полезны, и этим все сказано; мусульманские правители и их представители обычно не считали нужным или целесообразным как-то оправдываться. Однако есть интересная история, сохранившаяся в писцовой традиции и приписываемая времени халифа ‛Умара I. Халиф, находясь в мечети, попросил Абу Мусу, наместника Куфы, послать своего секретаря в мечеть, чтобы прочитать ему несколько писем, которые прибыли из Сирии. Абу Муса ответил, что секретарь не может войти в мечеть. ‛Умар спросил: «Что же, он ритуально нечист?» «Нет, – ответил Абу Муса, – он христианин». Пораженный халиф в негодовании ударил себя по бедру и сказал Абу Мусе: «Да что же ты творишь, порази тебя Бог! Неужели ты не знаешь слов Всемогущего Бога: “О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями” (5:51). Ты что, не можешь взять подлинного мусульманина?» На что Абу Муса ответил: «Его религия – ему, его секретарство – мне». Смысл слов Абу Мусы ясен: религия человека – это его личное дело; забота работодателя – только его профессиональное мастерство. Рассказчик этой истории, однако, предоставляет последнее слово халифу: «Я не буду почитать их, если Бог презрел их; я не буду прославлять их, если Бог унизил их; я не приближу их, если Бог отдалил их»³⁰. Такое разграничение между религиозной принадлежностью человека, которая может быть неприемлема, и его профессиональной компетентностью, которая может быть полезна, формулировалось редко, но часто применялось на практике.