Текст книги "Любовь воительницы"

Кассий Лонгин… Зенобия невольно улыбнулась. Ей он очень нравился. Человек остроумный и культурный. Учитывая же его репутацию… Никто не сможет обвинить ее в супружеской неверности, как бы она с ним ни общалась. Но что же заставляло его предпочитать мужчин женщинам? Зенобия пожала плечами. Какое это имело значение? Главное – он ей друг. И она знала, что он будет хорошо служить Пальмире. Но все-таки странно… Ведь Лонгин весьма привлекательный мужчина: высокий, худощавый, с коротко обрезанными седыми волосами и живыми, полными интереса к жизни карими глазами. И у него есть привычка смотреть на собеседника свысока, заставляя того нервничать. Его манеры и одежда чрезвычайно элегантны. И он великодушен, хотя легко теряет терпение, сталкиваясь с тем, что сам называет общей тупостью человечества. За те несколько месяцев, что Лонгин провел рядом с ней, она поняла, что ее секретарь – неутомимый труженик. Последнее обстоятельство очень ее радовало, так как она не терпела праздность.

В дверь осторожно постучали, и Зенобия крикнула:

– Входите!

– Я подумала, что тебе, наверное, одиноко… – сказала Делиция, входя в комнату.

– Рада тебя видеть, – солгала Зенобия, огорченная, что прервали ее одиночество.

– Заседание совета отняло почти весь день. Должно быть, ты в изнеможении… – пробормотала Делиция.

– Напротив, я всегда рада работе. Праздность для меня проклятие.

– А правда, что ты изгнала Публия Като из совета? Город прямо-таки гудит от сплетен.

– Уже? – Зенобия невольно рассмеяалсь. – Публий Като допустил ошибку, попытавшись использовать совет в своих личных целях.

– Знаешь, Аль-Зена говорит, что женщина не должна править.

– Аль-Зена быстро изменила бы свое мнение, оставь Оденат правительницей ее, а не меня, – заметила Зенобия с усмешкой. – Но давай не будем говорить о ней, Делиция. Лучше расскажи, как провела день ты.

– В праздности, Зенобия. В той самой праздности, которую ты так презираешь. Большую часть времени я прихорашиваюсь, хотя не знаю, для кого и для чего. Один час я провела со своими сыновьями, но, увы, они вошли в отвратительный возраст и говорят только об оружии и лошадях.

– Ты счастлива, Делиция?

– Нет. Но что же мне делать? Я наложница Одената, хотя он не прикасался ко мне вот уже пять лет. И еще я мать сыновей, которые больше во мне не нуждаются. Выходит, я теперь все равно что пустое место. Мне нечем заняться, и я никому не нужна.

– А чего бы ты хотела? – спросила Зенобия.

– Если я скажу, сохранишь это в тайне?

– Я сохраню твой секрет, не беспокойся.

– Я хочу мужа, Зенобия. Хочу быть женой и матерью – именно для этого я больше всего подхожу в этой жизни. Конечно, я понимаю, что это невозможно, но все равно мечтаю.

– Почему невозможно? Ты была возлюбленной царя, и если царь решит наградить тебя за преданность, выдав замуж за какого-нибудь достойного мужчину, кто посмеет ему отказать? Если хочешь, я поговорю с Оденатом, когда он вернется. Ты достаточно молода, чтобы родить еще детей.

– Ты сделаешь это для меня? – Делиция смотрела на нее с такой надеждой, что Зенобия едва не расплакалась.

«Какой же я была дурой! – подумала она. – Я так упивалась своим счастьем, что не замечала, как несчастна бедняжка Делиция. Из меня никогда не получится достойная царица, если я буду только говорить о нуждах людей, но не научусь видеть их».

– Я обсужу это с царем, Делиция. А потом ты должна быть честной с ним. Не думаю, что вы когда-нибудь любили друг друга, но друзьями вы точно были. Так вот, когда я вымощу для тебя дорожку… После этого все откровенно расскажешь Оденату.

– Я не уверена, что смогу, – пробормотала Делиция.

– Ты должна. Поэтому сможешь. В конце концов, только ты сама можешь добиться для себя счастья.

– А что будет с моими сыновьями, если я покину дворец?

– Не знаю, дорогая. Однако мне кажется, что им лучше уйти с тобой, а не оставаться во дворце. Они еще маленькие, и им нужна мать.

«Пока сыновья Делиции живут во дворце, – размышляла Зенобия, – с ними обращаются как с принцами. Да они и чувствуют себя таковыми, хотя вовсе не являются царскими особами. Когда же они подрастут, от них могут быть большие неприятности, если с Оденатом вдруг что-нибудь случится. Так что ради всеобщего блага Лину и Верну лучше жить где-нибудь подальше от дворца».

Снова повернувшись к Делиции, Зенобия сказала:

– Я позабочусь о том, чтобы тебя не разлучили с сыновьями. Я бы, например, не вынесла, если бы меня разлучили с моими, и материнские чувства я прекрасно понимаю.

Делиция упала на колени и поцеловала подол платья Зенобии. Ее голубые глаза наполнились слезами.

– Спасибо тебе, моя царица! Спасибо!

– Не благодари меня пока что, мы же еще не поговорили с царем.

– Он послушает тебя, – возразила Делиция. – Я знаю, что послушает! – Она тихонько всхлипнула.

– Ну будет, будет… – пробормотала Зенобия. – Давай поужинаем вместе. Я должна сегодня пораньше лечь спать. Ведь завтра моя подруга Юлия Туллио выходит замуж, и меня просили прийти на рассвете, чтобы услышать предсказание.

На следующее утро Зенобия надела царственную, огненного цвета, столу и стянула ее широким золотистым поясом, инкрустированным рубинами и жемчужинами. Шею ее обвивало великолепное ожерелье из сотен жемчужинок и рубинов, висевших на паутине из тонких золотых проволочек и поблескивавших у нее на груди. Из ушей ее свисали огромные рубины овальной формы, на правую руку она надела золотую змейку с глазами-рубинами, а чуть ниже – два браслета: украшенный резьбой золотой и гладкий, из розового коралла. Левую руку украшали три браслета из золотой проволоки; два из них были усыпаны речными жемчужинами, а тот, что между ними, – мелкими рубинами. Тонкие изящные пальцы царицы украшали три кольца – обручальное, с большой розовой жемчужиной и с квадратным розовым сапфиром.

Чудесные черные волосы Зенобии разделили на прямой пробор и скрутили у шеи в толстый узел. Голову увенчали изысканной диадемой из золотых виноградных лоз и розовых сапфировых цветов. Посмотревшись в зеркало из отполированного серебра, Зенобия даже удивилась своему царственному облику и подумала: «Наверное, сказывается еще и мой высокий рост».

Лонгин поеживался от предрассветной прохлады, но выглядел очень элегантно в своей длинной белой тунике из тонкой шерсти и в тоге-трабее в белую и красную полоски. Он красиво завил свои седые волосы, и они благоухали помадой. Улыбнувшись Зенобии, он помог ей забраться в паланкин и сел напротив. Рабы тотчас подняли паланкин и направились к дворцовым воротам, затем вышли на улицу.

– Если ты не слишком замерз, Лонгин, я бы предпочла не задергивать занавески, – сказала царица. – Предрассветное небо особенно прелестно.

Секретарь вздохнул и молча кивнул, зарывшись поглубже в подушки.

Зенобия едва заметно улыбнулась, и несколько минут они сидели молча. Зенобия любовалась звездным небом, только-только начинавшим светлеть по самому краю горизонта.

– Назови мне холостого мужчину из хорошей семьи, которому мы могли бы оказать честь, – сказала она, нарушив молчание.

В карих глазах Лонгина вспыхнуло любопытство. Он тотчас же выпрямился, какое-то время обдумывал слова своей госпожи, наконец с улыбкой произнес:

– Мне известен только один такой человек – Руф Ацилий Курий. Его отцом был римский центурион, женившийся на дочери богатого пальмирского торговца около тридцати лет назад. Я помню, потому что это вызвало в Пальмире большой скандал. В то время семью еще не испортили римской кровью, а отец девушки был на этот счет настоящим фанатиком. Но девушка забеременела от своего любовника, и у нее не оставалось выбора. Однако центурион оказался отличным мужем. Когда он ушел из армии, то поселился тут, в Пальмире. Руф Курий – их третий сын, и он решил сделать карьеру в армии. Сейчас Руф – командир крепости Каср-аль-Хейр, и он предан Оденату.

– Каср-аль-Хейр? Приграничная крепость?

– Да.

– О боги! Это как раз то, что нужно! Ты уверен, что у него нет жены? А может, есть любовница?

Лонгин отрицательно покачал головой.

– Ни о чем таком я не слышал.

– Выясни точно, – распорядилась царица. – Я должна все узнать как можно быстрее.

– Но зачем?

Никто больше не осмелился бы задать ей такой вопрос, но Зенобия не оскорбилась – ведь Лонгин стал ее самым близким доверенным лицом.

– Видишь ли, Делиция только считается наложницей Одената, и она несчастлива, – пояснила царица. – Оденату она совершенно не нужна. Честно говоря, она давно уже ему надоела, но он не прогоняет ее, потому что тогда она со своими сыновьями будет навсегда опозорена. Она очень хочет выйти замуж. И хочет еще детей. Я пообещала ей, что поговорю с Оденатом. Она еще довольно молода и сможет начать новую жизнь. Вот я и подумала: если Оденат отдаст ее в жены достойному человеку, этот брак решит все вопросы.

– Да, наверное… – в задумчивости пробормотал Лонгин. – Что ж, могу тебя заверить, что Руф Курий и впрямь самый подходящий человек. Полагаю, ты захочешь, чтобы ее сыновья уехали вместе с ней. Думаю, Руф Курий станет превосходным приемным отцом этим мальчикам. И наверняка вырастит их честными людьми. – Лонгин с лукавой улыбкой взглянул на собеседницу. – Я знаю, что твои намерения по отношению к госпоже Делиции чисты, но уверен, что ты не опечалишься, когда Лин и Верн уедут.

– Ради их собственного блага и ради блага моего сына Вабаллата будет лучше, если сыновья Делиции вырастут не во дворце, – ответила царица.

Паланкин прибыл к дому Манлия Туллио Сирия. Лонгин выбрался наружу и протянул руку, чтобы помочь Зенобии.

Хозяин дома преклонил колени и прикоснулся лбом к подолу столы царицы.

– Ты оказала мне величайшую честь, о моя госпожа. Твое присутствие возвеличивает мой скромный дом, – проговорил Манлий Туллио.

– Встань, отец моей дорогой подруги Юлии. Плохо бы я отплатила твоей дочери за многолетнюю дружбу, если бы не пришла пожелать ей и ее жениху удачи и счастья.

Старший Туллио встал, а затем все члены семьи отдали дань уважения Зенобии. Семейство у них было большое, и под конец Лонгин негромко пробормотал:

– Если бы мы прибыли на полчаса раньше, я бы замерз тут, ожидая, когда все они перецелуют ваш подол.

Зенобия подавила смешок, потому что как раз в этот момент заговорила Филомена, мать невесты.

– Юлия хотела бы, чтобы ты взяла на себя роль пронубы, государыня, – сказала пожилая женщина.

– Да, конечно. Это большая честь для меня, тетушка Филомена, – с улыбкой ответила Зенобия.

Ее сопроводили на почетное место; когда же солнце показалось из-за горизонта, седой прорицатель перерезал глотку молодому барашку и слил кровь в серебряный тазик. Несколько минут он внимательно рассматривал исходившие паром внутренности, затем произнес:

– Знамения в высшей степени благоприятны.

Вскоре в атриуме появились Антоний Порций Бланд и Юлия Туллио, и свадебная церемония началась. Зенобия вышла вперед, улыбаясь своей подруге, и на глазах у множества свидетелей соединила руки жениха и невесты. После этого церемония продолжилась, но теперь ее вели верховный жрец Юпитера и его помощники.

На несколько мгновений Зенобия позволила себе мысленно унестись в тот счастливый день, когда выходила замуж за Одената. Она тихонько вздохнула. Ох как же она по нему скучала! Если проклятым римлянам так хотелось покорить персов, то почему они не посылали в бой собственных полководцев, почему отправили вместо них царя Пальмиры? «Империя слишком велика, – пробормотал тихий голосок у нее в голове, – и римляне больше не могут контролировать ее самостоятельно». Зенобия тотчас отогнала эту мысль и окинула взглядом гостей. Марк Александр Британий пристально смотрел на нее, и по какой-то непонятной для себя причине Зенобия зарделась и потупилась, а потом вдруг разозлилась и бросила на него испепеляющий взгляд, но оказалось, что он на нее уже не смотрел. «Да что же это со мной такое?» – подумала она в растерянности.

– Feliciter! – внезапно прокричали гости, и Зенобия поняла, что церемония закончилась. И действительно, Антоний Порций уже страстно целовал свою порозовевшую молодую жену.

– Теперь ты удовлетворена? – спросил Марк, неожиданно оказавшийся рядом с ней. – Совершенно очевидно, что он ее любит.

– Да, конечно, – ответила Зенобия. – Это будет удачное супружество, и я очень рада за Юлию.

Она взяла предложенный рабом кубок вина, Марк последовал ее примеру и, сделав глоток, тихо проговорил:

– Не оскорблю ли я тебя, государыня, если скажу, что ты красивейшая из женщин? Да, ты действительно самая красивая из всех, кого я когда-либо встречал.

Сердце Зенобии гулко заколотилось, и у нее на несколько мгновений перехватило дыхание, но в конце концов она все же сумела произнести:

– Почему ты говоришь мне это, Марк Британий?

– Я говорю правду, вот и все, – ответил римлянин. – Ведь мы с тобой добрые друзья, не так ли? Почему же мне не сделать тебе комплимент?

– Но ты никогда ничего подобного не говорил мне, Марк Британий. Я просто… очень удивилась.

– Это вино развязало мне язык, – пошутил он и шепотом добавил: – Зенобия, посмотри на меня.

Еще больше удивившись, она подняла на него глаза – он раньше никогда не осмеливался называть ее по имени. А Марк пристально смотрел на нее, и ей казалось, что от взгляда его ярко-голубых глаз по телу ее разливалось какое-то странное тепло. И этот его взгляд словно завораживал ее и делал совершенно беспомощной.

– А ты еще и колдун, Марк Британий… – пробормотала, наконец, Зенобия, судорожно сглотнув.

– Всего лишь мужчина, моя царица, – ответил он. – Всего лишь мужчина…

Она размышляла об этом их разговоре много позже, уже ночью, когда празднество завершилось. Лонгин, оказавшийся свидетелем сцены между хозяйкой и Марком Британием, не отходил от нее до конца дня, но не сказал о случившемся ни слова – видел, что она и так взбудоражена.

Той ночью она почти не спала. Всякий раз, стоило ей хоть ненадолго задремать, перед ней тотчас возникало лицо Марка – высокие скулы, сильный подбородок… и пылающие голубые глаза. Она сразу же просыпалась, обливаясь потом, с сильно бьющимся сердцем. «Наверное, я слишком много времени провела без моего Ястреба, – думала Зенобия. – Похоже, я из тех женщин, которые не могут обходиться без мужчины».

Она еще больше обеспокоилась бы, если бы узнала, что и Марк провел эту ночь без сна. Его влечение к ней не ослабевало – скорее усиливалась. Марк часто задавался вопросом: не от того ли это, что он не мог ею обладать? Но ответ всегда был одним и тем же: просто он любит ее.

Марк часто бранил себя за то, что произнес те дерзкие слова, рискуя разрушить их дружбу. Это был очень неосмотрительный поступок, но ему давно уже хотелось, чтобы Зенобия посмотрела на него не только как на учителя, но ии как на мужчину.

Когда этим утром их взгляды встретились, ему невыносимо захотелось заключить ее в объятия – хотелось целовать ее восхитительные губы и ласкать прекрасное тело до тех пор, пока она от восторга не лишится чувств. Но тут в глазах ее промелькнул страх, и чары разрушились. Почему же она испугалась? Может, наконец-то поняла, что он любил ее?

Марк вытянулся на своем ложе, пытаясь найти более удобное положение, и грустно улыбнулся. До чего же Зенобия отличалась от дерзких и распущенных женщин Рима! Она по-прежнему целомудренна, и, право же, влюбиться в нее – настоящее несчастье. Мужчина со слабым характером попытался бы соблазнить ее, но не в его натуре завлекать женщин в ловушку или принуждать силой. Хотя мужчины, которых он знал в Риме, исповедовавшие «новые моральные принципы», наверняка посмеялись бы над ним, назвав дураком.

Зенобия не виделась с Марком несколько дней, а когда, наконец, встретилась, почувствовала себя неловко всего на минутку-другую. Марк же, казалось, этого и не заметил – он с увлечением рассказывал ей о римской Британии. Она так и не узнала, каких усилий стоило ему это бесстрастие.

Оденат вскоре вернулся домой, одержав победу над персами, – те бежали в свое царство, чтобы зализывать раны. Уже наступила осень, и бедави вновь покинули город-оазис – им, как обычно, предстояло кочевать по пустыне. А в Пальмиру тем временем постоянно прибывали караваны с разнообразными товарами. Царь одобрил решение своей жены о временном назначении в совет Кассия Лонгина. В беседе с ней он со смехом проговорил:

– Я давно хотел избавиться от Публия Като, но у меня просто не возникало повода. Сплетни утверждают, что Публий Като заявлял, что я тотчас же верну его в совет, как только вернусь в Пальмиру.

– Он не скажет тебе спасибо за то, что ты сделал из него посмешище, мой Ястреб. Разумнее было бы предложить ему какую-нибудь должность – якобы важную.

Царь нежно обнял жену.

– Так и поступим, милая. Человек, собиравший налоги на шелк, поставляемый из Китая, недавно умер. Мы предложим эту должность Публию Като. Хотя я сомневаюсь, что поставщики шелка поблагодарят нас за это.

– Мне кажется, что они управятся с Публием Като гораздо быстрее, чем мы, – с улыбкой ответила Зенобия.

– Милая, ты прекрасно потрудилась в мое отсутствие – сам Марий Гракх сказал мне это, – а ведь добиться похвалы от старого лиса не так-то просто… В совете боялись моего отъезда, но теперь-то они знают, что я могу выполнять свои обязанности римского полководца, не подвергая опасности Пальмиру. – Оденат хохотнул и добавил: – Однако у меня появились причины для беспокойства, Зенобия. Ведь если ты окажешься более сведущим правителем, чем я, мои подданные, пожалуй, свергнут меня.

– У меня бы ничего не получилось, если бы я не знала, что ты вернешься ко мне, мой Ястреб, – прошептала Зенобия.

– Может настать такое время, когда тебе придется, мой цветочек, узнать о том, что я уже никогда не вернусь, – в задумчивости проговорил Оденат. – Я не собираюсь тебя пугать, но ни один человек, даже царь, не может вечно оставаться неуязвимым для копья или стрелы врага. И если мне суждено умереть до того, как Вабаллат достигнет нужного возраста, чтобы взойти на престол, то правителем этого города станешь ты.

– Ты не погибнешь в бою! Это не твоя судьба, я знаю точно! – воскликнула Зенобия.

Муж нежно поцеловал ее и пробормотал:

– Какими же чарами, колдунья, ты собираешься защитить меня? – Руки Одената скользнули под ее тунику.

– Нет, Ястреб! – запротестовала Зенобия. – Мне нужно поговорить с тобой еще кое о чем.

– Неужели это важнее, чем наша любовь? – спросил царь, лаская пышные груди жены.

Она со вздохом вывернулась из его объятий и проговорила:

– Это отчасти касается и нашей любви, мой Ястреб. Я люблю тебя всем сердцем, а ты, я знаю, любишь меня. Однако Делиция по-прежнему остается твоей наложницей, хоть ты давно уже ее не навещаешь. Неужели ты не представляешь, насколько она несчастна?

Царь с любопытством взглянул на жену.

– Ты что, предлагаешь мне вернуться в ее постель?

– Если вернешься, я выцарапаю тебе глаза! – с притворным гневом воскликнула Зенобия. – Нет, мой Ястреб, я не об этом. Пока тебя не было, мы с Делицией много времени проводили вместе, и однажды вечером она расплакалась и призналась мне во всем… Конечно, она очень благодарна тебе, но мечтает о том же, что есть у нас с тобой. Она хочет мужа и еще детей. Она много лет хранила тебе верность, и, мне кажется, заслуживает награды.

– Делиция правда хочет этого? – удивился Оденат.

– Да.

– И ты уже выбрала кандидата?

– Это Руф Курий, командир крепости Каср-аль-Хейр.

– Почему именно он?

– Лонгин сказал, что Руф Курий, родившийся в Пальмире, был назначен командиром крепости у нашей границы. А еще он считает, что Руф Курий – очень хороший человек, который станет любящим мужем для Делиции и прекрасным приемным отцом для Лина и Верна.

– Ты просишь меня отречься от моих сыновей? – спросил Оденат, и страдание, прозвучавшее в его голосе, ошеломило Зенобию.

– Я знаю, как ты любишь Лина и Верна, – ответила она, – но ты не окажешь им услугу, если оставишь тут, во дворце Пальмиры. Они уже начали спрашивать, почему твой наследник Вабаллат, а не один из них, старших по возрасту. А твоя мать поощряет их в этом. Здравомыслие нам тут не поможет, ибо логика никогда не возобладает над чувствами.

– Я не хочу, чтобы моих сыновей растил другой мужчина, – проворчал Оденат.

– А как же мои сыновья? – в ярости воскликнула Зенобия. – Если тебя действительно убьют в бою, что помешает группе мятежников выдвинуть требования от имени Лина? Ни один незаконнорожденный никогда не занимал трон Пальмиры, но ты, удерживая во дворце сыновей Делиции, как будто добиваешься именно этого. Не сомневайся, найдутся и такие люди, которые решат, что ты благоволишь им больше, чем своим законным сыновьям!

Теперь уже Оденат был ошеломлен – никогда он не слышал в голосе жены такой ярости. Конечно, она всегда высказывалась откровенно, порой даже резко, но никогда еще он не видел Зенобию в гневе. Неужели время, проведенное ею в роли правительницы Пальмиры, дало ей такой вкус к власти, что теперь, после его возвращения, она не хотела с ней расставаться?

Правда, Делиция и в самом деле стала своего рода обузой. И все-таки ему никогда не приходила в голову мысль избавиться от своих старших сыновей.

– Я должен это обдумать, мой цветочек, – со вздохом пробормотал царь.

– Думай хорошенько, но не слишком долго, – сказала Зенобия, отходя от него.

– Ты угрожаешь мне? – В голосе Одената прозвучали опасные нотки.

Но Зенобию это нисколько не смутило. Конечно, она очень любила мужа, но сейчас вдруг взглянула на него другими глазами.

– Я всего лишь прошу тебя не откладывать решение надолго, мой господин, – холодно проговорила она и вышла из комнаты.

Оденат тяжело вздохнул. Ведь только что, впервые за шесть лет брака, они с женой поссорились всерьез. Более того, он чувствовал, что их с Зенобией отношения изменились и уже никогда не станут прежними. Но права ли она? Может, и впрямь его неприкрытая любовь к старшим мальчикам подводит людей к мысли, будто он больше благоволит своим незаконным сыновьям, чем законным? Он любил всех своих мальчиков, но если ему действительно суждено пасть в битве, прежде чем сыновья вырастут… Оденат содрогнулся при мысли о гражданской войне, которая могла за этим последовать. Ведь Зенобия ни за что не позволит узурпировать наследственные права своих сыновей. А если в это втянется и Рим? Тогда весь его род могут уничтожить!

Оденат позвал своего секретаря и начал диктовать послание – несчастный писец едва успел обмакнуть перо в чернила и поднести к пергаменту. Царь приказывал Руфу Ацилию Курию прибыть к нему немедленно, независимо от времени суток! Теперь он понимал, что Зенобия была права, и не собирался затягивать с этим делом. Если Руф Курий не связан брачным договором и не влюблен, окажется женатым еще до конца недели.

Спустя несколько часов к нему явился растерянный командир крепости Каср-аль Хейр. Руф Курий даже представить себе не мог, зачем его так срочно позвали. Неужели он каким-то образом оскорбил царя? Может, начинается война? Он явно нервничал, когда его вели к господину, а пронзительный взгляд господина лишь увеличивал беспокойство.

Оденат какое-то время разглядывал стоявшего перед ним воина, потом, усмехнувшись, проговорил:

– Руф Курий, тебе придется жениться. Полагаю, завтра – самый подходящий для этого день.

Руф замер на мгновение с раскрытым ртом.

– Жениться?…

– Да, жениться, – подтвердил царь. – Твоей невестой станет госпожа Делиция, долгие годы пользовавшаяся моей благосклонностью. Она добрая и очень красивая женщина, Руф Курий. С ней в твой дом войдут два моих сына, Лин и Верн. Я поручаю тебе заботу о них, а также воспитание, ибо мне говорили, что ты человек преданный и добродетельный. Эти дети не могут больше оставаться в моем доме, иначе люди решат, что я благоволю им больше, чем моему наследнику, принцу Вабаллату. Я знаю, что ты станешь хорошим приемным отцом моим внебрачным сыновьям.

– Государь, я осознаю великую честь, которую ты мне оказываешь, – произнес Руф Курий, – но мне бы хотелось иметь и собственных детей.

– Госпожа Делиция плодовита, и мать она превосходная, – сказал Оденат.

– Однако за все эти годы она подарила тебе всего двоих детей, – заметил воин.

Оденат снова усмехнулся.

– Видишь ли, Руф Курий, для того, чтобы зачать ребенка, нужны двое.

Центурион тотчас изменился в лице и энергично закивал:

– Да-да, понимаю… Я благодарен за возможность услужить тебе, мой господин.

Хлопнув в ладоши, царь приказал рабу привести Делицию.

Она пришла, одетая в светло-голубую столу, и ее прелестные молочно-белые груди задорно выглядывали из глубокого выреза. Свои прекрасные белокурые волосы Делиция заплела в косы и закрутила их в изящные петли по обеим сторонам головы. На шее у нее красовалась лишь одна драгоценность – тонкая золотая цепочка. Все это производило общий эффект чистоты и целомудрия. Руф Курий взглянул на нее – и расплылся в улыбке, и Делиция улыбнулась ему в ответ.

Свадьба состоялась через два дня. Договорились, что сыновья Делиции поедут с матерью не сразу, а месяц спустя, чтобы она могла немного побыть наедине с мужем.

На следующий после свадьбы день Делиция и ее новоиспеченный муж отправились в крепость Каср-аль-Хейр, а сыновья Делиции, на время оставшиеся во дворце, впутались в крупные неприятности. С логикой, типичной для мальчишек восьми и девяти лет, Лин и Верн решили, что если бы не младшие единокровные братья, то отец не стал бы отсылать из дворца их, старших. Они отвели своих младших братьев (четырех и пяти лет) на невольничий рынок и попытались продать торговцу, чей караван вскоре должен был отправляться в Китай. Торговца очаровали два малыша с золотистой кожей и серыми глазками, которые так складно разговаривали и, вне всякого сомнения, были очень умненькими, но он с большим подозрением отнесся к Лину и Верну – очень уж они были малы, чтобы продавать рабов. К счастью, торговец оказался человеком честным и отвел малышей в сторону, спросил, как их зовут, и ни на мгновение не усомнился в их ответе.

– Я принц Вабаллат, – прошепелявил старший из мальчуганов. – Мой папа – царь. А это – мой брат Деми. Он тоже принц.

– А кто те двое мальчиков? – спросил торговец.

– Лин и Верн. Их мама Делиция вчера вышла замуж, и нас угощали засахаренным миндалем. – Ваба улыбнулся торговцу. – Я люблю засахаренный миндаль, а ты?

– Да, – ответил торговец, – я тоже люблю засахаренный миндаль. Сейчас я дам вам немножко, а потом отведу вас с братом во дворец.

До сих пор никто во дворце (кроме мужа) не видел Зенобию в гневе, но в тот день ее ярость изумила всех. Ее пришлось удерживать силой, чтобы она не набросилась на Лина и Верна.

– Уберите их с глаз моих долой! Если я еще хоть раз их увижу, задушу собственными руками! – Зенобия даже приказала отрубить головы нянькам своих сыновей, но Оденат отменил это приказание.

– Ты не можешь винить их, – пытался он урезонить жену. – Мальчики всегда играли вместе. Как няньки могли догадаться, что задумали Лин и Верн?

Рыдая, царица осыпала торговца подарками, призывая на его голову благословение всех богов. А Оденат освободил ошеломленного торговца и его наследников – вплоть до десятого колена – от всех налогов.

А гнев Зенобии не утихал.

– Это все твоя мать постаралась! – обвиняла она мужа. – Ты не захотел меня слушать, когда я предупреждала насчет ее!.. О, мои сыновья, мои чудесные дети!.. Ведь я могла лишиться их, и виноват в этом был бы только ты! Но ты бы, дорогой, совсем не переживал, правда? Если бы мои сыновья пропали навсегда, ты бы просто сделал так, как всегда хотела эта сука из преисподней, твоя мамаша! Назначил бы своими наследниками щенков Делиции! Я никогда не прощу тебя! Никогда!

Царицу не могли успокоить несколько дней, хотя ради сыновей она все же простила их нянек.

Лин и Верн, оказавшиеся в глубочайшей немилости, сидели под замком в своих комнатах. Они не были злыми детьми, но внезапная перемена в жизни вселила в них неуверенность в будущем. Мальчики хотели понять, кто же они такие и где их место в этом пугающем мире. В конце концов, отец им объяснил: хоть они и его сыновья, на их матери он не женат, поэтому по закону они не могут быть его наследниками, – эта привилегия принадлежит их единокровным братьям. И что бы бабушка им ни говорила, обо всем это следовало забыть, потому что она всего лишь глупая старуха.

Однако Аль-Зена пыталась объяснить Зенобии, что ни в чем не виновата.

– Я не хотела этого, не хотела… – бормотала она всхлипывая. – Я не знала, что дети Делиции так поступят…

– Да если бы это случилось, я бы тебе глотку зубами перегрызла! – завопила Зенобия.

– Поверь, я тоже люблю Вабу и Деми, – рыдала Аль-Зена, и казалось, что в эти минуты она постарела на много лет.

– Нет, ты никогда никого не любила! – закричала в ответ молодая царица.

Наконец Аль-Зена все же сумела взять себя в руки и, немного успокоившись, сказала:

– Ты ошибаешься, Зенобия, я любила… Да-да, я любила! – Вздохнув, она начала расхаживать по комнате. – Когда мне исполнилось десять лет, я влюбилась – и всю свою жизнь любила этого мужчину, хотя он умер почти двадцать лет назад. Звали его Ардашир, и был он царем Персии. Теперь там правит его сын Шапур. Ах как я его любила! И он полюбил меня с первого взгляда, хотя я была всего лишь ребенком. Но, увы, именно он отправил меня сюда, в Пальмиру, чтобы я стала женой отца Одената. Я не хотела ехать, умоляла его, чтобы оставил меня своей наложницей, своей рабыней – кем угодно, только бы не покидать его. Я могла бы поколебать его решимость, но моя старшая сестра была женой Ардашира. Она не возражала, чтобы Ардашир имел наложниц, – лишь бы среди них не было меня. В конце концов, несмотря на мои протесты, меня отправили в Пальмиру. Но все могло бы сложиться хорошо, если бы отец Одената с пониманием отнесся к моему девичьему горю. Он же хотел только одного – наследника. Ты наверняка слышала, что он силой взял меня в первую брачную ночь, и это правда. Он и потом насиловал меня каждую ночь, пока я не забеременела. Когда мой сын родился, его тотчас же у меня забрали. Мне даже не позволили кормить его. Помню, как я умоляла мужа вернуть мне дитя, но он лишь засмеялся и сказал, что не позволит мне испортить сына и вырастить в сочувствии к персам. После этого мне каждый день приносили ребенка на один час, но никогда не оставляли с ним наедине. Я умоляла мужа о втором ребенке, который стал бы только моим, но он отказал, заявив, что я не в его вкусе. Я была слишком худая, а он предпочитал женщин пышных. В результате я ожесточилась и… Чему же тут удивляться? Мой сын рос, не зная меня. А муж совершенно мною не интересовался. Когда же отец Одената умер, я попыталась завоевать любовь сына, чтобы иметь в старости хоть какое-то утешение, но тут появилась ты и у Одената опять не стало хватать для меня времени. Винишь ли ты меня за то, что я возненавидела тебя, за то, что попыталась превратить твою жизнь в ад, в котором жила сама? Почему тебя любят, а меня нет? Поверь мне, Зенобия, я бы никогда намеренно не причинила вреда своим внукам!