Текст книги "Любовь воительницы"

– Которым из них? – резко спросила царица.

– Ни одному. Ни Лину, ни Верну, ни Вабаллату, ни Деметрису. Я люблю их всех! Ведь они – единственное, что у меня есть!

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя, – сказала Зенобия.

– Не уверена, что я сама себя смогу простить, – с печалью в голосе ответила Аль-Зена. – Ведь я в своем ожесточении сделала очень много дурного. Если ты мне позволишь, я постараюсь все исправить. Что бы я ни говорила в прошлом, я знаю, что у Пальмиры может быть только один наследник. И это должен быть законный наследник моего сына – Вабаллат.

Какое-то время Зенобия внимательно всматривалась в лицо пожилой женщины. Наконец, вздохнув, проговорила:

– Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь стать друзьями, Аль-Зена, но я буду тебе признательна за все, что ты сделаешь, пытаясь убедить тех двоих в том, что они совершили ужасный поступок.

– И ты не отнимешь у меня Вабу и Деми?

– Нет.

– И простишь моего Одената? Ты не должна винить его за то, что он любит всех своих сыновей.

– Причина моего гнева вовсе не в этом. Я в ярости, потому что он отказывался видеть опасность до тех пор, пока едва не случилось непоправимое.

– Ты должна простить его, Зенобия! Ведь ты – его единственная радость! Всю жизнь тебя окружала любовь, и ты, возможно, не понимаешь, как ужасно жить без нее. Но поверь мне, это действительно ужасно!

Много позже, оставшись одна, Зенобия спросила себя: «А любила ли я когда-нибудь мужа по-настоящему?» Конечно, ей нравилось предаваться с ним любви и очень нравилось его общество. Он был ее другом, и она его уважала, но любовь ли это? Неужели и ее родителей связывало лишь то, что связывало их с Оденатом? Она не знала ответа на этот вопрос и едва ли когда-нибудь узнает.

Сейчас, в эти тревожные дни, ее жизнь перестала быть простой и понятной. Ребенком она считала своими богами отца и Акбара. Когда вышла замуж, их место занял Оденат. Ей никогда даже в голову не приходило, что однажды все может измениться. Да, конечно, невозможно забыть все то хорошее, что было у них с Оденатом, но теперь она понимала, что больше не сможет полностью ему доверять. Возможно, это было неразумно, но сомнения поселились в ее душе и она ничего не могла с этим поделать. «Похоже, мужчинам свойственно ошибаться», – подумала она неожиданно. Но почему же эта мысль раньше не приходила ей в голову? Оденат поместил ее на пьедестал, чтобы поклоняться ей, но ведь и она поместила его на пьедестал!

– Государыня царица…

Зенобия повернулась к рабыне.

– Да, слушаю.

– Марк Александр пришел провести урок, государыня.

Зенобия молча кивнула и вышла в небольшой садик, где они с Марком сидели в хорошую погоду. Он повернулся, чтобы поздороваться, и в душе ее словно что-то дрогнуло… Несколько мгновений Зенобия испытующе смотрела на него.

– Доброе утро, моя царица, – произнес он.

– Добрый день, Марк Александр Британий. Я решила, что день сегодня слишком хорош для занятий. Не желаешь ли прокатиться со мной верхом?

– А ты точно не из тех женщин, что заманивают беспомощных странников в ловушку? – с усмешкой проговорил Марк, и Зенобия рассмеялась, вспомнив их первую встречу в пустыне.

– Тебе придется рискнуть, римлянин, – пошутила она в ответ и вдруг почувствовала, что на сердце у нее стало легче.

Марк Александр был на крупном арабском жеребце золотистой масти, но с белой гривой и хвостом, а Зенобия выбрала рослого серого коня, на котором обычно отправлялась на верховые прогулки. Оделась она точно так же, как в день их первой встречи, – в короткую белую тунику и золотистые сандалии. Когда они ехали по городу, их все узнавали, и люди радостно приветствовали царицу.

Выехав за ворота Пальмиры, Зенобия пустила вскачь своего жеребца, и несколько миль они ехали молча, но Марк то и дело мысленно улыбался – его очень радовала эта прогулка. Песчаные дюны по-прежнему казались ему абсолютно одинаковыми, хотя он и прожил в пустыне уже несколько лет. «Интересно, как уроженцы Пальмиры узнают, куда ехать?» – спрашивал он себя.

Они скакали галопом, и Зенобия, наблюдавшая за ним из-под ресниц, в какой-то момент вдруг отчетливо ощутила, что ее спутник необычайно привлекательный мужчина. И почему-то она обратила особое внимание на его длинные мускулистые ноги, поросшие золотистым пушком.

Внезапно жеребец Зенобии взвился на дыбы, застав врасплох хозяйку, погрузившуюся в грезы. Не удержавшись в седле, Зенобия упала на невысокую дюну. Марк мгновенно спешился, подскочил к ней, обнял… и отчаянно закричал, окликая ее по имени. Падение на несколько секунд оглушило ее, а когда перед глазами прояснилось, она вдруг обнаружила, что ее губы находились совсем рядом с губами Марка. Зенобия замерла, уставившись на него в изумлении. «Он хочет поцеловать меня!» – промелькнуло у нее. И в тот же миг ее губы приоткрылись, и она, ошеломленная, внезапно поняла, что тоже хотела того же.

– Зенобия… – прошептал он.

Она услышала желание в его голосе, и этого хватило, чтобы окончательно прийти в себя. Негромко всхлипнув, она отвернулась, и по щекам ее потекли горячие слезы. Она не понимала, почему плакала, но остановиться не могла.

Марк тяжело вздохнул и, крепко прижав ее к груди, стал что-то тихонько напевать – словно утешал маленького ребенка.

– Как ты себя чувствуешь, моя царица? – спросил Марк, усилием воли отгоняя прочь все мысли о несбывшемся.

Сумев, наконец, сдержать слезы, Зенобия негромко ответила:

– Думаю, что задета всего лишь моя гордость, Марк Британий. Я еще никогда не вылетала из седла. Не понимаю, что заставило жеребца внезапно взвиться на дыбы…

Ее конь теперь стоял спокойно, но все же как-то нервно подрагивал…

– Похоже, твой конь чего-то боится. – Марк встал и подошел к серому жеребцу царицы. – Спокойно, красавчик, – ласково произнес Марк и взялся за уздечку. Несколько минут он осматривал песок вокруг животного, затем, наконец, нашел то, что искал. – Скорпион! Причем огромный! Неудивительно, что твой красавец запаниковал.

Зенобия тоже встала и спросила:

– С ним все в порядке?

Марк быстро провел рукой по ногам коня, затем поднял глаза и сказал:

– Похоже, все в порядке, моя царица. Ему требуется лишь одно – снова почувствовать тебя на спине, и тогда он окончательно успокоится.

– Помоги мне забраться в седло, – попросила Зенобия.

Марк тотчас наклонился и сцепил руки, создавая для нее «ступеньку».

Зенобия легко вскочила в седло и сказала:

– Давай же, Марк Британий… Мы еще не завершили нашу прогулку.

Пришпорив коня, она устремилась вперед, на сей раз стараясь думать только о коне и о том, что их окружало.

Однако позже, в уединении своей спальни, Зенобия снова начала размышлять о происшествии в пустыне. Она давно уже привыкла к тому, что ее красота и чувственность предназначались одному лишь Оденату. Ее с детства учили: женщина должна «прилепиться» к мужу и быть верной только ему. Но Зенобия, всегда честная с собой, оставалась честна и сейчас: она хотела поцеловать Марка. Да-да, очень хотела! Но действительно ли ее влекло к нему или она просто злилась на мужа? И что заставило ее в последний момент отвернуться от римлянина? Тяжело вздохнув, Зенобия отогнала эти мысли. Ведь она взрослая женщина и возлюбленная своего супруга, а не глупая девчонка, поддающаяся мимолетным желаниям.

Римский император Валериан отправился на Восток и встретился с царем Персии Шапуром в ожесточенном бою под древним городом Эдессой, находившемся к северу от Пальмиры. Но римлян разгромили, а их император попал в позорный плен, из которого ему так и не удалось вырваться. Никто не мог понять, зачем Валериан отправился на Восток, тем более что прошлой осенью Оденат во главе пальмирских легионов успешно изгнал персов из Восточной империи.

Теперь Шапур почувствовал себя непобедимым и начал грозить римлянам захватом империи. Валериана же он использовал как живую ступеньку, когда садился на коня. В конце концов он обезглавил императора и показал его выдубленную кожу римским послам, прибывшим для переговоров об освобождении Валериана.

Сын Валериана обезумел от горя и жаждал отмщения. Теперь императором стал он, а пришедшая в ярость из-за своего поражения римская армия даже не подумала заменить его кем-нибудь другим, что, пожалуй, было весьма разумно. Ведь Галлиен почти сразу столкнулся с несколькими узурпаторами одновременно. Пока Галлиен сражался с двумя претендентами на трон, Оденат победил под Эмесой третьего, и благодарный Галлиен подтвердил его царский статус.

После этой победы Оденат вернулся другим человеком. Зенобия встретила его прохладно, но он этого, казалось, не заметил.

– Близко то время, – сообщил жене царь, – когда мы сможем сбросить цепи, сковывавшие нас все эти годы.

– А что изменилось? – спросила Зенобия.

– Дела у римлян идут намного хуже, чем когда-либо раньше, мой цветочек. У каждого легиона есть свой кандидат на трон императора, хотя пока лишь некоторые из них осмелились на открытый мятеж. Галлиен столкнулся с множеством проблем – как внутренних, так и внешних. Хоть он и решительный человек, но не сможет преодолеть все те трудности, что возникли в его империи. Серебряные монеты обесцениваются, и он уже навлек на себя гнев сената, лишив многих влиятельных людей их привилегий. А ведь большинство сенаторов гораздо больше заинтересованы в собственном благополучии, чем в целостности империи.

– Значит, мы сейчас сможем воспользоваться их слабостью… – в задумчивости проговорила Зенобия. – Нападем на них – и станем свободными!

– Нет, не сейчас, моя дорогая, – возразил царь. – Тебе надо научиться терпению. Никогда не начинай действовать, если не уверена в успехе. Рим доверяет нам, поэтому не часто будет обращать на нас свой взор. Мы пока что начнем восстанавливать нашу армию, а потом, через несколько лет, освободимся и даже расширим наши территории.

Зенобия ненадолго задумалась, а затем с улыбкой кивнув, проговорила:

– Да, поняла. Мы расширим собственное царство под видом сохранения мира в Риме. Замечательно!

– Вот именно! – Царь весело рассмеялся.

– О, Ястреб, я так тобой горжусь! – воскликнула Зенобия, целуя мужа с искренней любовью, которую впервые проявила за много месяцев.

Он ответил на поцелуй с тем же пылом. Ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно, но сначала нужно было кое-что между ними прояснить. Оденат отстранился от жены и, усадив ее перед собой, тихо проговорил:

– Зенобия, дорогая, только не соверши ту же ошибку, что уже один раз совершила. Если ты снова лишишь меня своей любви, я этого не вынесу. Пойми, я всего лишь простой смертный. Меня нельзя назвать непобедимым и непогрешимым, мой цветочек. – Он протянул руку и приподнял ее подбородок. – До чего же ты противоречивое создание! Достаточно умна, чтобы возглавлять правительство, но кое в чем до сих пор дитя. Конечно, я заблуждался, Зенобия, но ты должна научиться прощать тех, кто заблуждается.

– Неужели я была настолько нетерпима? – с беспокойством спросила она.

– Только по отношению к тем, кого любишь, – с веселой улыбкой ответил царь и привлек жену в свои объятия.

После этого отношения между супругами наладились, но прежними так и не стали. Возможно, со временем все исправилось бы, но времени-то у них как раз и не было. Царь Пальмиры отправился в поход, чтобы присоединить Сирию, Палестину, Месопотамию и восточную Малую Азию, а затем, наконец, нанести смертельный удар правителю Персии. Царь Шапур в очередной раз был разгромлен и после этого уже никогда не переходил границы соседа.

Во время частых отлучек мужа Зенобия мудро правила Пальмирой. Ее позолоченная колесница, проезжавшая по городу, стала привычным зрелищем для всех жителей. И Пальмира по-прежнему оставалась безопасной зеленой гаванью среди песчаного моря пустыни. Зенобия каждый день муштровала свое личное войско – особую гвардию, созданную в дополнение к ее верблюжьему отряду.

Поначалу молодые люди, завербованные в гвардию, не верили, что женщина сможет командовать войском. Но во время первой же встречи с ними царица выбила из их голов это заблуждение: сразившись с самым рослым из воинов, весьма ловко с ним расправилась. Зенобия метала копье дальше любого из них, и она же научила молодых людей стрелять из лука на всем скаку. Вскоре все они были искренне преданны ей, а она терпеливо относилась к их ошибкам и была щедра на похвалу. Гвардия царицы была готова умереть за нее, и Оденат во время одного из своих редких визитов домой начал поддразнивать ее этим: мол, не следует ли ему ревновать жену ко всем этим молодым воинам, столь преданным ей.

А Марк Британий все ждал, ждал, сам не зная чего. Зенобия никогда не упоминала про тот случай в пустыне, когда они едва не совершили неосмотрительный поступок. Вернувшись в тот день в Пальмиру, он пошел прямиком к красавице куртизанке Садире и набросился на нее прямо-таки по-зверски.

– Совершенно очевидно, что ты любишь женщину, которую не можешь получить, Марк Александр, – сказала потом Садира. – Но я не могу страдать при каждом твоем визите только потому, что я не та женщина. Больше не приходи ко мне, пока не изгонишь из себя демонов.

Марк мог бы купить себе красивую рабыню на знаменитом пальмирском невольничьем рынке, но не сделал этого, так как хотел одну-единственную женщину. Его мысли часто бывали черными, но он держал их при себе. Иногда, ночами, он просыпался и думал о том, что случится, если Оденат погибнет в бою. Но Марк тут же проникался презрением к себе – из-за своей безнадежной любви к Зенобии он пал так низко, что желал смерти своему царю… и другу. Решив, что ему надо жениться, он приложил серьезные усилия, чтобы выбрать подходящую женщину из своего круга, но ни одна не зацепила его сердце и Марк смирился с тем, что останется холостяком.

С Зенобией они виделись часто – он старался помогать ей чем мог. Они с Лонгином постоянно сопровождали царицу, когда Оденат отсутствовал, – сопровождали на игры и в театр, а также развлекали остроумными беседами во время скучных парадных обедов. «Ничего особенного, – печально думал он, – но я хотя бы нахожусь рядом с ней». Несмотря на постоянные мольбы своего римского семейства, жениться он не желал. Конечно, многие браки заключались из соображений удобства, но Марк Александр Британий не собирался жениться без любви. А для него никогда не будет другой женщины, кроме Зенобии Пальмирской, жены царя Одената.

Окончательно разбив персов, Оденат навсегда вернулся домой, сказав, что войн больше не будет. Пальмира никогда еще не была такой процветающей, такой сильной и непобедимой. У нее имелись царь-воин, мудрая и прекрасная царица и два здоровых принца – Вабаллат, которому скоро исполнялось двенадцать, и его младший брат Деметрий одиннадцати лет. В честь царской семьи устроили великие празднования, и город наводнили посланники с Дальнего Востока – из Китая и стран, расположенных за рекой Инд. В городе не осталось семьи, в чьем доме не принимали бы родственников и прочих гостей. У Антония Порция и его жены Юлии остановились Руф Курий, Делиция и их дети. За десять лет супружества они произвели на свет еще шестерых детишек.

Юлия и Делиция с возрастом располнели. Обе они были преданными женами и прекрасными матерями. Избалованная дочь одной из самых знатных семей Пальмиры и бывшая наложница неизвестного происхождения внезапно обнаружили, что у них много общего, и сделались близкими подругами.

Руф Курий стал хорошим приемным отцом старшим сыновьям Делиции. Он никогда не оказывал предпочтения собственным сыновьям – одинаково любил и одинаково наказывал всех детей в семье. К несчастью, Аль-Зена слишком глубоко укоренила в сердцах Лина и Верна горькие семена неудовлетворенности; внешне казалось, что они приспособились к новой жизни, но братья так и не забыли, что они старшие сыновья царя. Неглупые и способные, охотно обучались воинскому искусству у своего приемного отца, и предполагалось, что по возвращении в Каср-аль-Хейр оба вступят в армию.

Празднования в Пальмире должны были продолжаться шесть дней – со свободным входом для всех на любые увеселения, где еда и напитки также раздавались бесплатно. В честь победы царя над персами некоторых пленников освободили, а другим предоставили возможность завоевать свободу в гладиаторских поединках в огромном пальмирском амфитеатре.

Игры, проводившиеся в Пальмире, были, пожалуй, самыми бескровными во всей империи – пальмирцы в отличие от римлян не жаждали крови. Гладиаторские поединки проводились тупым оружием, а воин, поверженный противником, отдавался на суд толпы. Большой палец, поднятый вверх, означал, что ему позволяется встать и продолжить бой, а палец, опущенный вниз, означал, что победа немедленно присуждается его противнику. Кроме того, в Пальмире не допускались сражения человека со зверем, а также бои женщин с карликами.

В пальмирском театре под открытым небом, построенном еще до завоевания города Римом, каждое утро представляли комедии, и все десять тысяч мест всегда заполнялись. Женщин-актрис не было, и женские роли исполняли мальчики, чьи голоса еще не сломались. Зенобия же, как ни странно, получала особое удовольствие от грубого непристойного юмора.

Каждый вечер, после дневных празднеств, правители Пальмиры давали пир, на который приглашались богачи и знаменитости, но в последний день пир устроили только для узкого круга – членов семьи и близких друзей. Эта трапеза была не такой изысканной, как предыдущие. На первую перемену подали на серебряных блюдах вареные яйца под пикантным соусом, артишоки в винном уксусе и оливковом масле, тонкие кольца лука и соленую рыбу; на вторую перемену – ягненка с гарниром из крохотных луковок, запеченных вместе с мясом и приправленных свежей мятой, антилопу со спаржей и свеклой, огромную заднюю ногу быка, жареных цыплят под лимонным соусом, миски с бобами, горошком и капустой, блюда с огурцами, салатом-латуком, морковью и редисом; были также маслины и оливки в стеклянных вазах и круглые буханки отменного пшеничного хлеба. Мульсум, напиток из четырех частей вина и одной части меда, подавался к первой перемене блюд, а столовое вино, смешанное с водой, – ко второй перемене, ибо считалось, что неразбавленное вино вредно для желудка, пока он не наполнится.

На последнюю перемену подавались фрукты – персики, абрикосы, зеленый и красный виноград, гранаты, вишни, апельсины, инжир и сливы. Подавались также медовые лепешки, обвалянные в маковых зернах или кунжуте, и огромные финики, начиненные грецкими орехами. А под конец кубки наполнили густым и крепким темно-красным вином. Во время последней перемены началось представление – свое искусство демонстрировал жонглер, восхищавший детишек тем, что жонглировал разом шестью апельсинами, а затем выступал старик из Китая с дрессированными собачками. Более старшим мальчикам очень понравились акробаты, а мужчинам – танцовщицы из Египта.

Это был чудесный дружеский вечер: к Зенобии, Оденату и их детям присоединились Кассий Лонгин, Марк Британий, Аль-Зена, Антоний Порций со своей Юлией и их дети, Руф Курий с Делицией и все их дети, постаревший Забаай бен-Селим, Тамар, любимый брат Зенобии Акбар бен-Забаай и даже старушка Баб. В какой-то момент Оденат встал, подняв кубок с вином, и произнес тост:

– За Пальмиру! За мою возлюбленную супругу Зенобию и моих сыновей! А также за всех вас, моих друзей! – Выплеснув на пол немного вина, добавил: – И за всех богов! – И залпом осушил кубок.

Все подняли свои кубки, чтобы последовать его примеру, но тут лицо Одената вдруг болезненно исказилось, согнувшись пополам, он схватился за живот и хриплым шепотом проговорил:

– Не пейте, меня отравили! – В следующее мгновение он повалился на ложе.

Его мать в ужасе вскрикнула, но тут Зенобия бросила на нее уничтожающий взгляд, и Аль-Зена зажала рот ладонью.

– Приведите лекаря! Быстро! – крикнула слугам царица.

Один из слуг выбежал из зала, а Юлия, поспешно собрав маленьких детей, увела их вместе с рыдающей матерью царя. К счастью, дети почти ничего не увидели и ничего не поняли.

– Потерпи, мой Ястреб, – прошептала Зенобия, – лекарь уже идет.

Оденат со вздохом покачал головой.

– Я уже покойник, мой цветочек. – Гримаса жгучей боли, разрывавшей внутренности, снова исказила его лицо. – А ты должна править Пальмирой, пока Ваба не достигнет надлежащего возраста… – Царь с трудом приподнялся – так, чтобы все могли его видеть, – и заявил: – Принц Вабаллат – мой наследник, следующий царь Пальмиры. А пока что за него будет править Зенобия. – Снова рухнув на ложе, он выкрикнул: – Обещайте мне!..

Собравшись вокруг царя, мужчины в один голос сказали:

– Мы защитим права принца Вабаллата, государь.

– Где же лекарь? – В голосе Зенобии послышались истерические нотки.

– Зенобия… – Теперь голос царя звучал совсем тихо, и было ясно, что жить ему оставалось совсем недолго. – Дай мне руку, мой цветочек.

Зенобия взяла мужа за руку и почувствовала приближение смерти – рука его стала ледяной.

– Ох, как же я тебя любил… – прошептал Оденат и в следующее мгновение испустил дух.

В зале воцарилась гробовая тишина, а потом вдруг раздался голос Зенобии:

– Я хочу знать, кто это сделал. Я хочу знать!

В зал вбежал царский лекарь и, увидев Одената, рухнул перед царицей на колени.

– Возьми мою жизнь, государыня! Какой от меня теперь прок? Ведь я пришел слишком поздно!

– Нет, Аполлодор, это не твоя вина. А теперь проверь все остальные кубки с вином и скажи мне, отравлены ли они.

Лекарь поднялся и быстро подошел к столу. Поднимая один кубок за другим, он осторожно принюхивался к их содержимому. Проверив все кубки до единого, он посмотрел на Зенобию и сказал:

– Нет никакой необходимости проводить дальнейшие исследования, моя царица. Вино отравлено во всех кубках, кроме двух. Значит, все, кто здесь находится, умерли бы, если б выпили его. Все, кроме двух человек.

Зенобия пристально посмотрела на старших сыновей Одената и спросила:

– Почему?

– Потому что следующим царем должен быть я, – ответил Лин. – Ведь именно я старший сын, а не Ваба.

Оденат собирался на следующий день провозгласить Вабаллата своим наследником.

– Но зачем всех, Лин?

– Если вы все умрете, людям придется признать меня своим царем. Кроме того, император обещал поддержать меня.

– Галлиен? – изумилась Зенобия.

– Он втайне считал отца ответственным за смерть Валериана от руки царя Шапура.

– Валериан, этот болван, он сам был виноват в своей смерти! – прокричала Зенобия. Повернувшись к Руфу Курию, она тихо сказала: – Уведи отсюда свою жену.

Руф тотчас же вывел из зала свою всхлипывавшую супругу. Делиция и сама не знала, кого оплакивала: Одената или своих сыновей.

Зенобия же вывела вперед своего старшего сына и громко произнесла:

– Царь умер! Да здравствует царь!

– Да здравствует царь Вабаллат! – хором прокричали мужчины.

– Нет! – завопил Лин, но это было его последнее слово.

Акбар бен-Забаай подошел к нему сзади и мгновенно перерезал горло. Верн успел выкрикнуть «мама!», а в следующее мгновение клинок и его заставил умолкнуть навеки.

– Оттащите их в пустыню и бросьте там как падаль! – раздался голос юного царя. – Они убили нашего отца и не заслуживают почестей погребения. – Голос его прозвучал очень решительно, но он все равно взглянул на мать в поисках одобрения.

Зенобия едва заметно кивнула, а Лонгин проговорил:

– Думаю, что молодому царю и его брату сейчас лучше всего лечь спать, царица. А нам необходимо немедленно созвать совет. Нужно произвести проверку. Возможно, кто-нибудь еще вовлечен в этот заговор. Необходимо также обезопасить город на случай вероятного мятежа или нападения извне. Кроме того, следует публично объявить обо всем произошедшем.

Зенобия кивнула.

– Да будет так. Позаботься, чтобы отыскали всех членов совета, и пришли ко мне мою гвардию. И скажи Руфу Курию, чтобы немедленно возвращался в крепость. – Царица окинула взглядом зал и громко добавила: – Я вынуждена просить всех вас остаться.

Зенобия продолжала отдавать распоряжения, а тем временем Антоний Порций, подошедший к Марку Британию, тихо спросил:

– Что тебе об этом известно?

– Ничего, – буркнул Марк. – Я никогда не интересовался политикой империи. Могу лишь предположить, что этот болван Галлиен, в очередной раз напившись, выдвинул какие-то нелепые обвинения. Но я даже не представляю, как ему удалось втянуть в это Лина и Верна.

– Совершенно очевидно, что тут, в Пальмире, имеется императорский шпион, – проговорил Антоний.

Марк с удивлением взглянул на него и, пожав плечами, ответил:

– И об этом я совершенно ничего не знаю.

В этот момент в зал вернулась Аль-Зена. Она медленно подошла к бездыханному телу сына и приложила ладонь к его лбу. В смерти Оденат выглядел спокойным и безмятежным. Ему уже исполнилось тридцать восемь, но выглядел он намного моложе. Скорбь прорезала глубокие морщины на когда-то прекрасном лице его матери, и она, всегда тщательно следившая за своей внешностью, теперь не обращала внимания на то, что лицо ее было залито слезами. Горестно покачав головой, Аль-Зена тихо проговорила:

– Он побыл со мной так недолго…

Зенобия подошла к свекрови и, обняв за плечи, сказала:

– Я этого не понимаю, но, наверное, такова воля богов. Иначе почему его забрали у нас? – Она подвела пожилую женщину к двери и, подозвав Баб, все это время находившуюся в столовой, распорядилась: – Отведи ее к Але и побудь с ней, если потребуется.

Баб кивнула и вышла вместе с Аль-Зеной в коридор.

Тут в зал вошел Руф Курий, и Зенобия, повернувшись к нему, сказала:

– Руф Курий, я поручаю юного царя и его брата твоим заботам. Ты должен обеспечить их безопасность.

– Ты можешь доверять мне после того, что случилось? – На глаза центуриона навернулись слезы.

– Я не виню тебя, Руф Курий. Беда случилась задолго до того, как ты стал приемным отцом Лину и Верну. Я знаю: ты сделал все, что мог, – и я благодарю богов за то, что у тебя есть и свои дети, так что Делиции есть ради чего жить, несмотря на эту трагедию. Пожалуйста, сопроводи моих сыновей в их комнаты, и пусть кто-нибудь из моей личной гвардии присматривает за ними. А затем позаботься о своей жене. Я понимаю, что события этой ночи ошеломили ее.

Руф Курий отсалютовал своей царице, затем, поклонившись царю и его брату, проговорил:

– Если мой государь позволит, я провожу его и принца Деметрия в их покои.

Деми, рыдая, кинулся в объятия матери. Зенобия, как могла, утешила его, поцелуями высушила слезы и ласково побранила, сказав, что отец хотел бы видеть его всегда храбрым. Расцепив руки мальчика, обнимавшие ее за шею, она вложила маленькую ладошку в огромную ладонь центуриона. Юный Ваба, с лицом серьезным и печальным, вежливо поклонился матери и сказал:

– Доброй ночи, мама.

Зенобия привлекла его к себе, крепко обняла и прошептала:

– Доброй ночи, мой господин.

Отстранившись от матери, юный царь кивнул Руфу Курию и выбежал из зала. Проводив его взглядом, Зенобия вздохнула. Мальчик был еще слишком мал для обрушившейся на него ответственности. Всего лишь ребенок… Но, увы, сегодня его детство закончилось. Или нет? Неужели и впрямь так необходимо взваливать на двенадцатилетнего мальчика ответственность? Может быть, следует дать ему еще год-другой, прежде чем начать готовить к царствованию? Так было бы лучше для него – в этом она не сомневалась.

Начали собираться советники, и каждый из них, в ужасе замирая, сначала смотрел на бездыханное тело своего царя. Лишь когда все собрались, Зенобия приказала унести тело и подготовить к погребению.

– Садитесь, – велела она, и все поспешно повиновались, рассевшись вокруг стола. – Я назначаю Антония Порция членом совета десяти на место царя, а Марка Британия – временным командующим легионами Пальмиры. Есть возражения?

– Антоний Порций – давний житель этого города, – сказал Марий Гракх. – Конечно, родился он не здесь, но все же предпочел остаться в Пальмире, когда ушел на покой. К тому же он женат на дочери весьма уважаемого человека. У меня нет возражений, и я одобряю выбор царицы. Однако же что касается Марка Британия, то тут я в растерянности. Почему царица предпочла именно его?

– Царь доверял ему, и я тоже доверяю, – тут же ответила Зенобия. – Между прочим, у него за плечами несколько лет военного опыта, полученного в преторианской гвардии. Но в первую очередь я выбрала его потому, что он римлянин. Рим доверял моему супругу и наделил его большой властью. Я не хочу, чтобы теперь, после его смерти, командовать нашей армией прислали кого-нибудь из Рима. Рим не найдет в моем выборе никаких недостатков и оставит нас в покое.

– В таком случае нам остается только узнать, принимает ли Марк Британий это назначение, – ответил Марий Гракх и бросил на римлянина испытующий взгляд.

Решение Зенобии застало Марка врасплох. Он видел враждебность во взглядах многих из совета десяти и не совсем понимал, чего царица от него ждала. Ваба еще слишком мал, чтобы принять на себя командование после отца, так что рано или поздно Рим непременно пришлет кого-нибудь. Может, Зенобия просто пыталась выиграть время? Что ж, если так, то он, Марк, сумеет помочь ей. К тому же у него появится постоянный доступ к ней…

– Марк Британий, ты согласен? – Ее прекрасные серые глаза смотрели прямо на него.

– Разумеется, моя царица. Твоя вера в меня – большая честь.

– В таком случае с этим дело решено, – произнесла царица, и только Лонгин, знавший Зенобию лучше всех, услышал в ее голосе облегчение. – Теперь мы должны перейти к вопросу о престолонаследии. Все, кто был с нами в этот вечер, слышали, как мой супруг назвал нашего старшего сына, Вабаллата Септимия, своим наследником и следующим царем. Совет десяти должен чтить предсмертную просьбу Одената.

– А как же старшие сыновья царя? – тут же раздался голос.

Потемневшими от гнева глазами Зенобия пристально посмотрела на Квинта Урбика и проговорила ледяным голосом:

– Ты имеешь в виду незаконнорожденных детей царя? Оба они мертвы, и Лин, старший из них, виновен в смерти своего отца. Впрочем, младший тоже. Именно они отравили царя, Квинт Урбик, и просто чудо, что им не удалось убить всех нас! Между прочим, сегодня вечером тут было пять женщин и десять детей. Десять, включая законного наследника Пальмиры!

– Но принцу Вабаллату всего двенадцать, моя царица.

– Это правда, – кивнула Зенобия, – но царь Вабаллат принадлежит к истинной пальмирской династии.

– Это опасная ситуация… – пробормотал член совета по имени Марк Курсор. – Царь-ребенок всегда уязвим. Ему нельзя доверять правление, пока он не достигнет надлежащего возраста. И если так, то совет десяти должен править вместо царя-мальчика. – Марк Курсор обвел взглядом всех членов совета, но казалось, только Квинт Урбик готов был с ним согласиться.