Текст книги "Скай О`Малли"

14

Дом Скай стоял на Стрэнде[8]8
  Одна из главных улиц современного Лондона. Когда-то шла по берегу реки Темзы.


[Закрыть] в деревушке Чизик за пределами самого Лондона. Он был последним в ряду других домов и представлялся вовсе не таким фешенебельным, как остальные. Рядом с ним стояли дворцы таких известных вельмож, как лорды Солбери, Уорчестер и епископ Даремский.

Путешественники приплыли из Плимута в устье Темзы. «Наяда» встала на якоре в лондонской заводи – Пуле[9]9
  Название участка Темзы ниже лондонского моста. Вверх по реке океанские суда не поднимаются.


[Закрыть], дожидаясь очереди, чтобы встать у причала. Скай, Жан Мерло и капитан Смолл сошли на берег. Пройдет несколько недель, прежде чем «Наяда» получит место у пристани, и капитан Смолл поручил корабль своему верному помощнику.

Не останавливаясь, проехали Сити и оказались в Чизике. Это была приятная маленькая деревушка с великолепным постоялым двором «Лебедь». Они остановились в нем перекусить. Им подали по кружке молодого сидра, теплый хлеб с розовой ветчиной и острый золотистый сыр.

Скай ужасно проголодалась и с аппетитом уписывала еду под одобрительными взглядами толстого трактирщика. Он налил ей еще одну кружку пенящегося сидра.

– Вы проезжие?

Скай ослепительно ему улыбнулась, что привело трактирщика в полное замешательство, и ответила:

– Нет, у меня здесь дом. Я приехала сюда жить, мастер.

– Какой дом, мадам? Я считал, что знаю всех больших вельмож и их родню. Видите ли, я здесь вырос. С тех пор, как в Чизике стоит трактир, в нем заправляют Манипенни. А уж если быть точным, – его огромный живот задрожал от смеха, – никто вам определенно не скажет, кто появился раньше: Манипенни или «Лебедь». Ах-ха-ха!

Жан и капитан Смолл искоса посмотрели на него, но Скай расхохоталась и еще больше расположила к себе трактирщика.

– Я сеньора Гойя дель Фуэнтес, мастер Манипенни, и владею Гринвудом, последним домом на Стрэнде. Он принадлежал моему покойному мужу.

– Вы испанка? – теперь его голос звучал неодобрительно.

– Испанцем был мой муж, а я ирландка.

– Одно не лучше другого, – последовал ответ.

– Mon Dien! Quel cochon![10]10
  Боже! Ну и свинья! (фр.)


[Закрыть] – пробормотал Жан.

– Мастер Манипенни! Советую попридержать язык. Сеньора Гойя дель Фуэнтес – великодушная и добрая леди, и никто не посмеет ее обидеть, пока она находится под моей защитой. – Рука Роберта Смолла потянулась к шпаге.

Высокий тучный трактирщик посмотрел сверху вниз на капитана-коротышку:

– Покарай меня Господь! Кто спорит? Она, должно быть, прекрасная леди. Просто мы никак не можем забыть Марию Кровавую[11]11
  Мария I Тюдор (1515–1558) – английская королева с 1553 г. Восстановив католицизм, жестоко преследовала сторонников Реформации (прозвища – Мария Католичка, Мария Кровавая). Пошла на сближение с папством и католической Испанией. В 1554 г. вступила в брак с будущим испанским королем Филиппом II.


[Закрыть] и ее испанского муженька.

– Марию Кровавую?

– Покойную королеву. Ту, что вышла замуж за Филиппа Испанского. Молодая королева Бесс ей наполовину сестра[12]12
  По отцу – английскому королю Генриху VIII. Елизавета родилась от его второй жены Анны Болейн.


[Закрыть].

– Ах да, мастер Манипенни, – воскликнула Скай. – Теперь я все поняла. – О дочери Катрин Арагонской[13]13
  Первая жена Генриха VIII.


[Закрыть] ей рассказывала госпожа Сесили. – Но уверяю вас, во мне нет ничего от Марии Кровавой. У нас с дочерью не осталось родных, и мы приехали в Англию, чтобы здесь обосноваться. Английское гостеприимство славится по всему миру.

Трактирщик зарделся от гордости:

– Так и есть, мэм. Так будет и впредь. Здесь, на Стрэнде, вы будете счастливы. А теперь вы не рассердитесь, если я суну нос в ваши дела?.. Вы сказали, последний дом на Стрэнде. Вот ведь незадача! Прошлые жильцы оставили его в ужасном состоянии. Позвольте предложить вам и вашим спутникам комнаты. В вашем-то доме сейчас жить нельзя.

– Робби! Разве агента не предупредили, чтобы он приготовил для меня дом?

– Предупредили, Скай.

Трактирщик горестно покачал головой:

– Должно быть, это мастер Тейлор? Он паршивый агент. Но откуда вам было об этом знать?

– Паршивый? В каком смысле, мастер Манипенни? – спросил Роберт Смолл.

– Он сдает дома молодежи для их – как бы это сказать – развлечений. Облагает их вдвойне против того, что вы просили за дом, а разницу прикарманивает, да еще взимает комиссионные.

– А как вы об этом узнали?

– Время от времени он забегает сюда выпить. Но остановиться не умеет и после двух пинт начинает болтать. Как-то вечером, еще во времена покойной королевы, он расхвастался, как надул испанца – владельца дома.

– Пойдем-ка, Робби, посмотрим, что с домом, – предложила Скай, и капитан согласно кивнул. – Я буду вам признательна, мастер Манипенни, если вы оставите для нас комнаты и отдельную столовую. И попрошу вас к моему возвращению приготовить ванну.

– Будет сделано, мэм.

Они вскочили на лошадей, пересекли луг и направились по улице Риверседж. Скай поразили большие дома, стоявшие на берегу. Чем ближе они подъезжали к концу улицы, тем здания становились меньше, хотя последние три выглядели вполне элегантно: красивое имение, маленький дворец и, наконец, очаровательный домик из розового пористого кирпича. Он стоял в парке. Ворота заржавели и едва висели на петлях. Роберт Смолл сморщился, толкнул створку и вошел внутрь.

Парк зарос и выглядел неухоженным, газоны покрылись сорняками. Подойдя к дому, они обнаружили, что несколько окон разбито, а входная дверь болтается на сломанных петлях.

– Мастеру Тейлору за многое придется ответить! – прорычал Робби. – Где, черт возьми, привратник? Он должен охранять дом. Жан, вы платили привратнику жалованье за этот год?

– Да, капитан, платил. Но деньги направлялись агенту Тейлору.

– Боюсь, что они уплыли, – предположила Скай. – Давайте посмотрим, так ли велики разрушения внутри, как и снаружи.

Все трое вошли в дом и ахали, переходя из комнаты в комнату на первом этаже. Потом Робби быстро взбежал наверх и осмотрел второй и третий этажи. Когда он спустился к остальным, его лицо было чернее тучи.

– Все разворовано! – ревел он. – В доме не осталось мебели, нет ни единой занавески, ковра, простыни, тарелки. Проходимец унес все!

– Мастер Манипенни знал, о чем говорил, – заметила Скай. – Не хочу оставаться в дураках, Робби. Мастера Тейлора нужно поймать и наказать. Но мебель, думаю, уже не вернуть. Ты приезжал в дом несколько раз. Было здесь что-нибудь особенно ценное?

– Обычные вещи.

– Тогда все это можно восстановить. Слава богу, Мари с детьми осталась в Девоне. Давайте вернемся в «Лебедь». До завтрашнего дня в этом доме все равно ничего не удастся сделать, а я устала и хочу принять ванну.

На следующее утро Скай отправилась в Лондон. Она заехала к мебельщику, драпировщику, серебрянщику, медянщику и кузнецу. У каждого из них она говорила одно и то же:

– Если выполните мой заказ в течение недели, получите приличное вознаграждение. – И везде полностью оплачивала заказ или выбранные вещи.

В «Лебеде» она поговорила с желающими наняться на работу к ней в дом и с помощью мастера Манипенни выбрала миссис Барнсайд на роль экономки, с полдюжины горничных, лакеев, мастера Уолтерса в качестве мажордома, а его супругу взяла поварихой. Кроме нее, на кухню наняли четырех девушек и поваренка. Вдовая сестра миссис Барнсайд с двумя дочерьми согласились работать прачками. Кроме них, в хозяйство приняли старшего садовника, старшего конюха с двумя помощниками и привратника. К приезду Виллоу наняли еще одну прачку, няньку с помощницей. По сравнению с другими домами на Стрэнде ее хозяйство могло показаться весьма скромным.

На второй день Скай тщательно изучила дом. Ниже первого этажа располагалась кухня, выходившая в небольшую оранжерею и в сад. Оба очага на кухне имели кирпичные жаровни: в одну из них мог влезть целый бычий бок. Другая была отлично приспособлена для выпечки хлеба и приготовления пищи в горшках. С одной стороны к кухне примыкала холодная каменная кладовая, с другой стороны – судомойня. Тут же рядом находилась столовая для слуг и жилые комнаты.

Отдельные комнаты выделялись экономке, мажордому и его жене-поварихе. Четыре ее помощницы помещались в одной комнате, в другой – прачка с дочерьми. В небольшой альков у дымохода бросили толстый тюфяк и поселили туда поваренка, еще слишком маленького, чтобы жить с другими мужчинами. Шесть горничных разместили в мансарде, шесть лакеев, конюхов и помощников садовника – на чердаке в конюшне. Старший садовник переехал в небольшой коттедж, укрытый среди деревьев, а привратник с женой заняли домик у въезда в сад. Жан и Мари получили собственные комнаты в одном из крыльев дома. Мари должна была исполнять роль старшей кормилицы, а нянька с помощницей приглядывать за Виллоу и Генри и спать в детской.

На первом этаже дома находились столовая для официальных обедов, небольшая семейная столовая, апартаменты Жана и Мари. На втором – библиотека, небольшой кабинет для Жана и две большие гостиные, которые, отворив двери, можно было превратить в зал для танцев. На третьем помещались спальня и гостиная Скай, гардеробная, две гостевые комнаты и детские.

Дом стоял на берегу реки, но достаточно далеко от нее, чтобы хватило места для сада, забор которого сбегал к самой воде. Скай располагала собственной пристанью, что было явным преимуществом – пристань позволяла завести свое судно. Она тут же заказала лодку, и вскоре в ее штате появился лодочник. Все в доме пришли от этого в восторг – путешествовать по воде было удобнее, а в неспокойное время и безопаснее.

Торговцы жаждали получить вознаграждение, обещанное Скай, и через неделю все заказы были уже в доме. Все было лучшего качества – Скай предупредила, что не возьмет подделок. Она не подозревала, что многие вещи были сделаны для других, и теперь заказчикам придется ждать их еще несколько месяцев.

Скай спешила из комнаты в комнату, показывая, как драпировать, куда ставить мебель, вешать ковры и картины. Наконец комнаты стали приобретать жилой облик, и довольная хозяйка прошлась по дому. Было уже далеко за полночь, и слуги валились с ног. Скай не пропустила ни одной комнаты и осталась удовлетворенной.

Дубовая мебель сияла блеском, который ей придали чистый пчелиный воск и рука человека. На темные доски пола постелили турецкие ковры, что было непривычно для Англии, где даже в богатых домах продолжали использовать тростник и траву. На стенах повсюду красовались гобелены и картины – капитан Смолл разнюхал, что обедневшие семейства собираются потихоньку продать эти вещи, и скупил их. Тяжелые бархатные шторы и занавеси из шелка висели на окнах. На стенах сияла медь, в шкафах сверкало серебро. Все говорило о богатстве и вкусе хозяйки.

Покидая комнаты, Скай тщательно задувала восковые свечи – из-за запаха она не разрешала пользоваться сальными даже на половине слуг. В каждой комнате стояли вазы с ароматической смесью: от близкой воды иногда тянуло гнилостным запахом.

Скай вернулась в свои покои и нашла там Дейзи, которая приехала несколько дней назад и теперь дремала у огня. Завидя хозяйку, девушка вскочила.

– Дейзи, тебе вовсе не обязательно было дожидаться меня. Но раз уж ты здесь, расшнуруй меня и иди спать.

– Ничего, госпожа, – проговорила Дейзи, помогая хозяйке снять платье и нижние юбки. Она отнесла одежду в гардеробную и налила из чайника на очаге теплую воду в глиняный кувшин. – Вы уверены, мэм, что я вам больше не нужна?

– Нет, Дейзи. Иди в кровать.

Маленькая служанка быстро удалилась. Скай села. Тщательно и не спеша скатала тонкие шелковые чулки. Потом нагая прошла через комнату и, нежась, намылилась любимым дамасским розовым мылом. Умывшись, накинула на себя расшитый бледно-голубой пеньюар, затушила свечи и, расположившись у окна, стала смотреть на реку.

Луна серебрила воду. Она заметила, как к пристани через два дома от ее подошла лодка. Из нее выбрались мужчина и женщина. Не спеша они прошли через сад, долго целовались у дверей и наконец скрылись внутри. Скай побрела к кровати и всю ночь плохо спала. Увиденная ею романтическая сцена пробудила беспокойство, вызвала в теле боль. Впервые со смерти Халида Скай захотелось, чтобы ее любил мужчина. Она встала с кровати, тихо плача, прошла в гостиную, взяла из шкафчика ягодную настойку и, сев у окна, пила ее, пока ее не свалил сон.

По соседству хозяин небольшого дворца тоже бодрствовал. Граф Линмут возбужденно вышагивал по своей спальне, едва веря в удачу. Прекрасная сеньора Гойя дель Фуэнтес оказалась его соседкой, и к тому же он нашел способ одержать победу над Гренвиллом. Граф усмехнулся. Он окажет леди все знаки почтения, но если она не сдастся до Двенадцатой ночи, он найдет возможность овладеть ею.

Граф Линмут не скупился на развлечения. Его вечеринки были знамениты во всем городе. Он только что приехал в Лондон, чтобы проверить, как подготовлен дом к Рождеству и Двенадцатой ночи. Сама королева собиралась присутствовать на его праздниках, включая костюмированный спектакль на Двенадцатую ночь. И тут Джеффри с удивлением узнал, что хозяйкой маленького домика в конце Стрэнда является сеньора Гойя дель Фуэнтес, и с интересом наблюдал, как приводят в порядок ее дом. Знаток изысканного, он оценил ее вкус, видя, как торговцы подвозили купленные ею вещи.

И вот настало время сделать первый шаг к завоеванию леди. Сначала он станет за ней нежно ухаживать, но если понадобится, пригрозит оглаской. Невероятное везение позволило ему открыть настоящую историю Скай. Граф владел одной третью корабля, совершавшего торговые рейсы на Ближний Восток. Интересы дела привели его на борт, и из окна капитанской каюты он увидел Роберта Смолла.

– Кто этот человек на соседнем корабле? – спросил он у шкипера Брауна.

– Это капитан Роберт Смолл из Бидфорда на своей «Наяде», – ответил тот.

Моряк затянулся из трубки, потом не спеша выпустил синие клубы в воздух:

– Робби Смолл – чертовски везучий парень, милорд. Ему вовсе не обязательно выходить в море. Он человек обеспеченный и родился джентри. Но море – такая шлюха, если уж залезет в душу, ни за что не избавишься.

– Он получил большое наследство? – продолжал расспрашивать граф.

– Нет, его состояние было совсем незначительным до тех пор, пока он не сделался партнером Алжирского Сводника Халида эль Бея. Как они сошлись, не знаю, но верно, что стали друзьями и Бей помог Робби в нескольких предприятиях. А когда капитан и вовсе встал на ноги, они сделались партнерами. И оставались ими больше десяти лет.

– А что же случилось потом?

– Полтора года назад Бея убили, зарезала одна из его женщин. Разрази меня гром! Он содержал лучшие на Востоке публичные дома. А самый шикарный назывался «Дом счастья». И управительница его и зарезала. Говорят, приревновала к молодой жене и думала, что убивает ее. Так или иначе молодая вдова вскоре исчезла, и тут обнаружилось, что она продала все, что принадлежало мужу. Капитан-комендант Касбахского форта был просто вне себя от ярости – он глаз положил на молодую вдову. Не приведи господь Робби снова ступить на берег Алжира. Ведь касбахский комендант понимает, что он помог Скай бежать.

Сердце Джеффри Саутвуда так и подпрыгнуло.

– Скай? – переспросил он.

– Жена Бея. Ее звали Скай мула эль Халид. О ней – отдельная невероятная история. Не хотите ли еще вина, сэр?

– Расскажите мне!

И капитан Браун рассказал ему все, что знал о Скай, а знал он немало. Джеффри с ликованием сошел на берег, и пока карета грохотала по шумным городским улицам, начал составлять план.

Это была она! Не оставалось никаких сомнений! И можно считать, она была уже его! Ведь у нее ребенок. Ребенок Бея? Вероятно. Роберт Смолл не походил на любовника. И она сделает все, чтобы оградить этого ребенка от бед. А будущее ребенка зависит от репутации семьи.

Пока ее считают уважаемой молодой вдовой, у ребенка есть будущее. И она не захочет, чтобы стало известно о ее прошлом. Из-за себя и из-за ребенка. Вот так, Джеффри… Она твоя!

Джеффри Саутвуд был обеспеченным человеком. Хотя он предпочитал об этом не рассказывать, его бабушка по отцовской линии была дочерью богатого купца. В последние столетия многие из знатных людей женились на девушках из среднего сословия с деньгами, чтобы поправить свое состояние. А семья Саутвуд понимала власть денег. Их род был не слишком влиятельным, но древним, получившим титул после битвы при Гастингсе[14]14
  Битва при Гастингсе (1066 г.) – закончилась победой герцога Нормандии Вильгельма над англосаксонскими войсками короля Гарольда II.


[Закрыть].

Первым графом Линмут стал Жоффруа де Сюдбуа – выходец из знатной нормандской семьи. Он участвовал в походе герцога Вильгельма, надеясь в бою завоевать место под солнцем для себя и своих потомков – на родном нормандском побережье у него не было почти ничего. Старший брат наследовал все достояние отца, и у него самого было трое сыновей. Средний не был склонен к мирской жизни и уже стал правой рукой своего приора. Нормандское завоевание Англии было для Жоффруа де Сюдбуа подарком судьбы, шансом выбиться в люди.

Отец дал ему лошадь, экипировку и небольшой кошелек с золотом. А на возражения старшего брата Жоффруа ответил:

– Пока я жив, только я буду распоряжаться всем, что имею. Когда умру, поступай по-своему. И не будь жадным. Брат не сможет преуспеть без экипировки и лошади. Ты что, хочешь, чтобы он навсегда остался нищим? И постоянно возвращался сюда завидовать тебе? Да одно его присутствие станет угрозой твоим сыновьям. Нам всем будет лучше, если он выбьется в люди в Англии.

Старший сын понял доводы отца и, к удивлению Жоффруа, от себя предложил ему пухлый кошелек с серебряными марками, на которые тот нанял несколько всадников с лошадьми и оружием. За поход в Англию он заплатил им по марке, а остальное они надеялись добыть в бою. Ведь победа всегда может принести и землю, и титул.

Молодой сеньор де Сюдбуа и тридцать пять его всадников составили существенное подкрепление армии захватчиков герцога Вильгельма. А юный воин доказал, что хорошо умеет сражаться. Дважды ему выпала судьба биться рука об руку с герцогом и один раз отвести беду от господина, обратив в бегство неприятеля. К концу дня ему удалось поразить самого Гарольда.

Герцог Вильгельм достаточно видел, как сражался Жоффруа, чтобы удивляться и поражаться его храбрости.

– Это ценный человек, – заметил он. – Бог свидетель, он достаточно потрудился, чтобы заработать кусок земли. Я выделю ему владения на юго-западе. Если он сможет захватить их и сохранить за собой, земля его.

Жоффруа де Сюдбуа завоевал небольшое графство Линмут. Он безжалостно зарубил саксонского землевладельца и всю его родню, оставив в живых только тринадцатилетнюю дочь Гвинет. Изнасиловав ее на обеденном столе и обнаружив, что она девственница, Жоффруа послал за священником и тут же с ней обвенчался. Практичная Гвинет стала верной супругой новому господину и добросовестно рожала ему наследников. За сто лет Сюдбуа стали называть себя на английский манер Саутвудами, но у них в роду на многие поколения осталась безжалостность норманна Жоффруа и упорство саксонки Гвинеты. Эти черты сохранились и в жившем в шестнадцатом веке Джеффри Саутвуде.

Графу Линмут было двадцать восемь лет. Ростом в шесть футов, он имел каштановые волосы и зеленовато-серые глаза и, как подметила Скай, ангельское лицо. Это красивое лицо дышало мужественностью. Овальное, с высоким лбом и скулами, прямым тонким носом, тонким чувственным ртом и слегка заостренным подбородком. Кожа, загорелая и без изъянов, давала ему возможность чисто бриться. Волнистые волосы коротко подстрижены. Тренированное тело говорило о том, что он постоянно занимается физическими упражнениями.

Он был уже дважды женат. В первый раз в двенадцатилетнем возрасте на восьмилетней наследнице-соседке, которая через два года умерла от оспы вместе со своими родителями, сделав его значительно богаче, оставив деньги, земли и линтонское баронство. Вторая жена оказалась на пять лет старше его, на редкость бесцветная, но очень богатая. Она была сиротой, и опекуны не надеялись сбыть ее с рук до тех пор, пока отец Джеффри не предложил женить на ней сына. Мари Боуэн происходила из старинной знатной семьи, но еще важнее было то, что ее земли примыкали к землям графа Линмута.

В день свадьбы простушка-невеста влюбилась в красивого жениха и почувствовала признательность за то, что он спас ее от участи старой девы. Но брачной ночью ее мнение изменилось. Вопли молодой слышали далеко за пределами замка, когда Джеффри с боем прокладывал дорогу к ее плоти. Следующие шесть лет каждые десять месяцев она рожала по ребенку. Все, кроме первого, оказались дочерьми, такими же простушками, как и мать. Наконец граф с отвращением перестал появляться в спальне жены – семь дочерей-простушек вполне достаточно для одного человека. А ведь девушек надо еще обеспечить приданым.

Мари Боуэн с радостью осталась в Девоне. Она боялась своего мужа. После ужаса первой ночи она научилась лежать спокойно, лишь изредка изображая страсть, которой от нее ожидали. Когда жена впервые забеременела, муж с нежностью ухаживал за ней. И она была рада, что угодила ему, когда родился Генри. Но потом последовали Мэри, Элизабет и Катрин. Целую неделю после рождения Филиппы Джеффри так неистовствовал, что даже ударил жену и кричал, что та подстроила все нарочно. Потом заявил, что сделает неизвестно что, если в следующий раз она не родит ему сына. Бедная женщина стала бояться беременности. Следующей появилась на свет Сузанна. Джеффри в это время был в Лондоне. В ужасе она покорно послала ему известие. Наконец муж появился в доме и изрек:

– Или, мадам, ты рожаешь мне сына, или остаток дней проведешь в Девоне со всем своим выводком дочерей.

– А что будет с Генри? – осмелилась спросить Мари Боуэн.

– Отправится в Шрусбери, – ответил он.

Когда родились близняшки Гвинет и Джоанна, графиня отправилась из Линмута замка в Линтон-Корт. Джеффри Саутвуд счел, что с него достаточно.

С тех пор он виделся с женой и детьми лишь раз в году на Михайлов день[15]15
  Михайлов день – 29 сентября.


[Закрыть], когда приезжал к семье, чтобы передать деньги на ведение их небольшого хозяйства. Он отказался подбирать женихов дочерям на том основании, что не хотел разочаровывать их будущих мужей. Ведь они, как и мать, начнут рожать бесконечную вереницу девочек.

Сама Мари Саутвуд вздохнула с облегчением, избавившись от мужа, но сильно беспокоилась за дочерей. Жертвуя собой и экономя, она сохраняла половину денег, которые ежегодно давал им Джеффри. Вместе с тайным подарком ее бывших опекунов они составили сумму, достаточную для небольшого приданого для каждой из дочерей. Она учила их хозяйствовать. Девушки не станут завидной партией, но каждую из них мать твердо решила устроить в жизни. Внезапно судьба пришла ей на выручку, когда Джеффри прекратил свои ежегодные визиты и стал присылать вместо себя мажордома.

Ангельский граф, как его прозвали, все свое время проводил при дворе. Молодая королева Елизавета оценила его красоту и острый ум. Более того, она отдавала должное его хитроумным познаниям в ведении дел и заморской торговле. В торговле заключалось будущее Англии, и просвещенная королева с вниманием прислушивалась к советам. Елизавета уже доказала, что умеет много работать, и ничто не ускользало от ее глаз и ушей. Дамский угодник Джеффри сознательно изменил своим привычкам и был по достоинству оценен тщеславной королевой. К тому же он явился ко двору, не отягощая себя обузой в виде жены, и мог свободно играть роль кавалера Елизаветы.

Следующее утро было ясным и голубым. Лучшего и нельзя было желать в октябре. До полудня Скай осматривала свое хозяйство, в котором наконец установился порядок, потом работала с Жаном и Робертом Смоллом, основывая новую торговую компанию. А затем схватила корзину для цветов и сбежала в сад.

Садовник с помощниками за несколько коротких недель сотворили чудо. Исчезли разросшиеся до пояса сорняки и куманика, пролегли дорожки, посыпанные битым кирпичом, устроены маленькие прудики с зеркальной поверхностью, посажены розовые кусты. Скай отправилась обрезать отцветшие поздние розы.

– Черт! – выругалась она, уколовшись об острый шип. Низкий удивленный мужской смех заставил ее обернуться. Она пришла в замешательство и рассердилась, увидев, что на невысокой стене, отделявшей ее сад от соседнего владения, сидит симпатичный граф Линмут. Он изящно спрыгнул на землю и поцеловал ей руку.

– Лишь царапина, крошка, – сказал он, осмотрев ладонь.

Скай яростно вырвала руку.

– Что вы делали на моей стене?

– Я живу по другую ее сторону, – спокойно ответил Джеффри. – И мы, крошка, владеем этой стеной совместно. Мой дед построил соседний дом. И этот очаровательный домик построил он же для своей любовницы, дочери ювелира.

– О! – холодно вымолвила пораженная Скай. – Необыкновенно интересно, милорд. А теперь… не изволите ли вы убраться?

Джеффри Саутвуд грустно улыбнулся, и Скай заметила, что его зеленоватые глаза лучатся от смеха.

– Теперь я понял, миссис Гойя дель Фуэнтес, что наше знакомство в «Розе и якоре» началось неудачно, и прошу извинения за то, что так откровенно на вас таращился. Вы ведь не отнесетесь ко мне слишком сурово? Уверен, я не первый мужчина, настолько пораженный вашей необыкновенной красотой.

Скай вспыхнула. Проклятье! Он и в самом деле очень красив. А если они оказались соседями, ей не удастся и дальше им пренебрегать. Она едва заметно улыбнулась:

– Хорошо, милорд. Принимаю ваши извинения.

– И мое приглашение на поздний ужин?

– Вы неисправимы, лорд Саутвуд, – рассмеялась Скай.

– Джеффри, – поправил он.

– Все равно вы неисправимы, Джеффри, – вздохнула она. – А меня зовут Скай.

– Какое необычное имя. Откуда оно взялось?

– Не знаю. Мои родители умерли, когда я была еще девочкой. А монахини, меня воспитавшие, мне не рассказывали, – это было сказано так естественно, что граф на секунду растерялся: может быть, она вовсе и не вдова Алжирского Сводника? – А Джеффри – имя вашего отца? – спросила, в свою очередь, Скай.

– Нет. Его звали Робертом. Джеффри – первый из Саутвудов. Он прибыл из Нормандии с герцогом Вильгельмом почти пятьсот лет назад.

– Как замечательно знать историю своей семьи, – грустно отозвалась она.

– Вы так и не ответили мне насчет сегодняшнего ужина.

Скай прикусила губу.

– Не знаю, – пробормотала она. – Я в самом деле не знаю.

– Понимаю, приглашать на поздний ужин не слишком прилично, но я должен быть у королевы в Гринвиче, а она меня рано не отпустит.

– Тогда мы сможем пообедать как-нибудь в другой день, когда у вас будет больше времени, – ответила Скай.

– Помилосердствуйте. Я почти всегда при королеве и очень редко располагаю временем. Мой повар – настоящий художник. Но заставлять его готовить для одного – это уж слишком. И если я не буду приводить гостей, я его скоро лишусь. А как я проведу без повара свою знаменитую Двенадцатую ночь? Видите, вы никак не можете мне отказать.

Скай не выдержала и рассмеялась. Он казался совсем мальчишкой и выглядел на редкость привлекательно в белой шелковой рубашке с открытым воротом и совсем не был похож на того самоуверенного вельможу, который пристал к ней несколько недель назад.

– Я должна была бы это сделать, но не могу, – ответила она. – Не хочу отвечать перед всем Лондоном за то, что сбежал ваш повар.

– Я приду за вами, – он взял ее руку и потерся о нее губами. – Вы сделали меня счастливейшим человеком. – И, ухватившись за толстую ветвь винограда над стеной, подтянулся и скрылся на другой стороне.

Скай пожала плечами, подобрала корзину для цветов и вернулась в дом. Чтобы подготовиться к вечеру, ей многое предстояло сделать. Себе она сказала, что просто идет на ужин, а не заводит романтическую связь. В это время из библиотеки показался Роберт Смолл.

– Мы все закончили, – сообщил он. – Позволь пригласить тебя на ужин в «Лебедь».

– Ах, Робби, я уже приглашена и ужинаю с лордом Саутвудом. Оказывается, он мой сосед.

– Этот проходимец! Боже милостивый, Скай, да ты с ума сошла!

– Он, Робби, извинился за свою бестактность. Друзей у меня в Лондоне нет. Ты скоро уедешь. Должна же я начать обзаводиться знакомыми.

– Но он женат, – без обиняков заметил капитан Смолл.

– Я так и предполагала. Но я вовсе не собираюсь отвечать на его ухаживания.

– Джеффри? – кустистые брови моряка сошлись над его темно-серыми глазами. – А ты хоть знаешь, что это за человек? Его первая жена умерла, когда он был еще мальчиком. Вторая жена – женщина непривлекательная, но с отличным здоровьем. Она родила ему сына и семь дочерей. За такое вероломство он сослал ее в родительский дом Линтон-Корт. Туда на Михайлов день он ежегодно отправляет своего мажордома, чтобы расплатиться со слугами. Бесчувственный тип, вот что я сказал бы о нем. Но он богат. И по крайней мере не стоит беспокоиться, что он охотится за твоими деньгами.

Это суровое осуждение охотников за приданым рассмешило Скай. Она растрепала его редеющие волосы:

– Робби, дорогой, ты славный сторожевой пес, и я тебе очень благодарна. Ты, госпожа Сесили и Виллоу – вот моя настоящая семья. Обещаю быть благоразумной с лордом Саутвудом. Но это всего лишь поздний ужин.

– Я останусь здесь на ночь. Будет лучше, если в доме окажется мужчина.

– Спасибо, Робби. А теперь мне нужно подготовиться. – И, быстро поцеловав капитана в щеку, она взбежала наверх.

– Дейзи! – позвала она из своих комнат. – Скажи лакею, чтобы подготовил мне ванну, и достань синее бархатное платье с расшитой золотыми нитками нижней юбкой.

Пока лакей носил из кухни наверх бадьи с горячей водой, Скай села за туалетный столик и принялась перебирать ожерелья. Она остановилась на двойной нитке великолепных бледно-розовых жемчужин и каплевидных розоватых бриллиантов. Это был подарок Халида, и Скай отметила, что мысли о покойном муже терзают ее не так уже сильно.

Лакей ушел, и она не спеша разделась. Дейзи приняла ее платье, и Скай заколола волосы черепаховыми шпильками. Сегодня мочить их не было необходимости, потому что вчера она их вымыла дождевой водой с экстрактом из лепестков роз. Она, обнаженная, прошла через комнату и влила в ванну немного экстракта. Дейзи опустила карие глаза. Она никак не могла привыкнуть к тому, что госпожа так часто моется, да еще голая. Но служанка любила хозяйку и старалась свыкнуться с ее причудами.

– Можешь смотреть, Дейзи, – усмехнулась Скай, – я уже в ванне.

– Ах, мэм! Никогда, наверное, я к этому не привыкну!

– А что, ты никогда не смотрела даже на себя? У женщин привлекательные тела. У мужчин таких не бывает.

– Ох, мэм, что вы говорите? Если мать застанет меня за таким занятием, она побьет меня до синяков.

Скай улыбнулась про себя. Почему англичане – нет, поправилась она, европейцы – так боятся своих тел? И тут же рассмеялась, вспомнив, что сама европейка. Но как можно мыться только раз в году, к тому же в рубашке!

Взяв розовое мыло, она обильной пеной ополоснула лицо, намылила тело, испытывая почти чувственное наслаждение. Боже, подумала она, видя, как твердеют соски, я снова возвращаюсь к жизни и жажду мужской любви. И она покраснела, вспомнив, как утром смотрел на нее Джеффри Саутвуд.

Поспешно выбравшись из ванны, она взяла у Дейзи большое подогретое полотенце и стала себя растирать.

– Принеси легкое шерстяное платье, – попросила она служанку. – Одеваться еще рано, и я немного посплю. – Она накинула платье. – Оставь ванну пока здесь. Я отдохну, а когда ты мне понадобишься, позвоню. А пока иди ужинай.