Текст книги "Наргиз Закирова. Длинная дорога"

Наргиз Закирова. Длинная дорога

– Моя бабушка Шоиста была очень сильной ведьмой и помимо многочисленных творческих талантов обладала даром целительства. К ней домой постоянно приходили разные люди, она проводила ритуалы, я, маленькая, крутилась тут же, наблюдала, а потом расспрашивала, для чего к примеру нужен тот или иной атрибут. Определенные способности передались по наследству и мне, но об этом позже.

Когда я родилась, бабушка сказала: «Хочу назвать внучку Биби Марьям» – что означает Святая Мария. Откуда у нее возникла эта фантазия – не знаю… Возможно дело было в моей внешности, нехарактерной для узбечки: несмотря на то что все в семье, как и положено, смуглые и темноволосые, я появилась на свет с белой кожей, блондинистыми локонами и голубыми глазами. Глядя на меня, бабушка твердила: «Эта девочка всем вам еще покажет!»

Родители любили меня безумно, но среди ровесников я считалась белой вороной. После бесконечных насмешек в школе невзлюбила себя, зеркала стороной обходила. Да что говорить, если даже мама отзывалась о моей внешности весьма нелестно! Например однажды призналась: «До года я не хотела тебя никому показывать, ты была такой некрасивой!» Наверное, эти слова стали одной из главных причин моих комплексов. Дело в том, что мама для меня абсолютный авторитет, моя дорогая и прекрасная, научившая главному – любить. Думаю, это чувство – основная в жизни ценность. Сама она до сих пор любит меня патологической любовью. То есть понимаете, если даже мама, стоит в чем-то выделиться, хвалит и при этом каждый раз добавляет: «А если б ты еще и красавицей была…» – волей-неволей задумаешься!

Училась я не очень хорошо, и по сути единственное, чем удавалось блеснуть перед одноклассниками, это умением повеселить, корча рожи или разыгрывая смешные сценки. Тогда я мечтала стать клоунессой, потому что очень любила цирк, да и определенные артистические задатки имелись. Было в кого: бабушка Шоиста работала в жанре лапар – исполняя песню, одновременно танцевала под звуки дойры, а иногда еще и выступала в роли клоунессы с миниатюрами, как современный стендап-комик. У нас эти шоу назывались «Острословы», люди состязались там в умении шутить, юморить. Кстати, бабушкиных острот многие побаивались. И мама часто говорила: «Боже, как же ты на нее похожа!» Это льстило: помимо всего прочего бабушку хорошо знали в республике как артистку театра драмы. А мой дедушка Карим Закиров, можно сказать, основал в Узбекистане оперу. Родители мои были успешными артистами.

Меня смущает, что когда говорят Закировы, первым делом вспоминают песню «Учкудук – три колодца» и ансамбль «Ялла». Это несправедливо, ведь в семье все началось не с дяди Фарруха Закирова, а гораздо раньше. У нас и поэты в роду есть, и художники. Мамин старший брат Батыр – поэт, композитор, писатель, переводчик, певец – был невероятно талантлив. С успехом выступал в знаменитой «Олимпии» в Париже. Дружил с Александром Ширвиндтом и Владимиром Высоцким. В общем, династия Закировых уходит корнями не в «Яллу», а гораздо глубже.

В нашем доме собирался очень интересный народ. Кухня до утра утопала в сигаретном дыму. Сейчас вспоминаю и удивляюсь, как же столько людей помещалось в крошечной двухкомнатной квартирке? Я с удовольствием зависала с гостями, яркими личностями, потрясающе говорившими о творчестве. И никогда не было быта – сплетен, жалоб. Такой настрой и приоритеты впитались в кровь.

Когда же я выходила за порог своего прекрасного дома, видела абсолютно другую жизнь: обозленных учителей, которые занимались не своей работой, детей с чужими для меня ценностями, неприветливый мир. Может быть, поэтому с ровесниками и было неинтересно. Как и остальные девочки, я фантазировала на тему замужества, мечтала, чтобы муж был старше меня, мудрее, много знал и был главным в семье…

– Давайте ненадолго вернемся к Фарруху Закирову, ведь если не путаю, именно он вывел вас на большую сцену?

– Лично у меня все действительно началось с него. Известный в Узбекистане режиссер Али Хамраев снимал фильм «Невеста из Вуадиля», музыку к которому писал дядя Фаррух. Сюжет незамысловат: молоденькая девочка встречает свою любовь, но феерия быстро заканчивается – парень уходит в армию. Обычнейшая мелодрама. Стихи к песне «Помни меня» сочинил Илья Резник, а исполнять ее доверили четырнадцатилетней мне. Фильм полюбили, музыку из него везде крутили. Там было еще четыре трека, но запомнили именно этот. Меня узнали как исполнительницу.

Так, весьма условно, но карьера началась. До сознания, правда, не доходило, что это какой-то этап, веха. Спела-то я, надо сказать, вполне формально, что такое любовь – не знала, поэтому душу в песню не вложила. Потом пела ее тонким голосочком на разных мероприятиях и не придавала этому большого значения. И тут в Узбекистан приехали люди отбирать исполнителей на фестиваль «Юрмала-86». Всех желающих приглашали на радио, с собой надо было принести фонограммы на бобинах.

Собралось много народу. Едва вошли мы с мамой, вокруг тут же зашептались: «Блатная». А когда объявили, что на «Юрмалу» поеду я, нас просто накрыло волной ненависти. Никто ничего не говорил, но практически каждый своим видом выказывал неодобрение. Что особенно поразило – неприятие не стеснялись демонстрировать даже взрослые состоявшиеся люди. Начались разговоры, что на конкурс девушку продвигает семья и, конечно, дядя, а таланта у нее кот наплакал. Мы с мамой переживали.

Когда я приехала в Юрмалу, там тоже ждало самое настоящее потрясение. Дядя был в жюри и будто бы стеснялся моего выступления. Исполнять я должна была две песни: «Помни меня» и совершенно странную «Гиподинамию», которая потом вошла в репертуар Валерия Леонтьева. Петь я ее не хотела: ну глупость же какая-то! «Ты и «Помни меня» ругала! – приструнила мама. – А что тебе по душе?» Но то, что нравилось мне – рок или другая альтернатива, тогда слушать бы никто не стал…

В общем, пошла на сцену. Помню, как увидела в зале дядю, который, пока пела, сидел с опущенной головой. Я растерялась: не так что-то делаю? Зал принимал хорошо, люди аплодировали, но я и тут не понимала почему. В итоге получила все-таки приз зрительских симпатий. Сейчас-то ясно, почему я так беспокоилась и удивлялась. Если ты выходишь на сцену, должен понимать, зачем это делаешь. У меня же понимания процесса не было – вроде подхватила волна и несет как щепку....

После фестиваля, окончательно став популярной, отправилась на гастроли. Был большой тур «Здравствуй, Юрмала-86!», мы исколесили весь СССР. Училась, мягко говоря, кое-как. Впрочем, как уже сказала, школу я недолюбливала, уехала подальше от нее с удовольствием. Единственное, что не устраивало, – это репертуар. Нет, пожалуй то, как я одета. После восьмого класса поступила в эстрадно-цирковую студию на вокальный факультет. Во-первых, туда звало сердце. Во-вторых, можно было учиться и без проблем уезжать на гастроли.

Потом мной заинтересовался композитор Адриан Корчинский, он написал для меня две песни, с одной из которых я была приглашена на «Голубой огонек-87». Съемки проходили в гостинице «Космос», насколько помню. Приехала. Надели на меня совершенно идиотское девчоночье платьице, беленькое такое. Накрутили волосы на бигуди, поставили на каблуки. В общем, в зеркале я увидела абсолютно незнакомого человека, было жутко неловко и стыдно… Но волна по-прежнему работала и я послушно дрейфовала, совершенно не понимая смысла происходящего. Идем с мамой однажды по холлу гостиницы, а навстречу дядя Фаррух!

– Вы что тут делаете? – изумился он.

– Нас пригласили. Наргиз поет в «Голубом огоньке», – объяснила мама.

– Да?! – еще больше удивился дядя.

Вообще он очень щепетильный человек, и ему крайне неприятно было слышать, что, возможно, он протежирует родственникам. Вот, кажется, и все, что я могу рассказать про участие в моей карьере дяди Фарруха.

– Ваш первый муж, как мечталось, был старше?

– На шесть лет всего. Но интеллектуал, много знающий и, как тогда казалось, повидавший жизнь. Руслан, эдакий плейбой, рокер, был солистом и руководителем музыкальной группы «Байт». Играли они в стиле популярной в те годы западной группы Europe да и выглядели схоже – длинные волосы, кожаные в обтяг штаны, цепи. Ну как тут не влюбиться? Все это было и в моей природе, потому и потянуло к Руслану. Начался стремительный роман. Предложение руки и сердца он сделал уже через месяц после знакомства, и почти сразу я забеременела.

Замуж, конечно, выходила с полным осознанием, что это на всю жизнь. Казалось, мы Джон Леннон и Йоко Оно. Думала, что такая любовь должна исключать походы на сторону, как и другие разновидности предательства. Увы, мой прекрасный муж так не считал. Группа его была популярна, девушки рвали музыкантов на части. Со мной Руслан тоже делал проект, какое-то время выступали вместе, но я то была беременна, то, родив в девятнадцать лет, сидела с дочкой Сабиной. В общем, та еще артистка. Потом снова начала выступать, но уже больше сама по себе.

Оба постоянно были в разъездах, что нехорошо для семьи. Прожили мы вместе шесть лет, хотя это «вместе» очень условное. История с изменами мужа меня серьезно надломила. Но – дело давнее. Расходились друзьями и после нормально общались. Так и нужно, особенно когда есть общие дети. Сейчас у Руслана проблема, которая нередко настигает людей творческих и не лишенных темперамента, – алкоголь. Интернациональная штука. Но думаю, он справится. Такая история.

А тогда я довольно быстро встретила своего второго мужа. Сумасшедше влюбилась, тут же снова забеременела.... В США отправилась на шестом месяце.

– Отчаянная узбекская женщина! А почему вообще вы, знаменитая в стране семья, люди, которым так легко все давалось, решили эмигрировать?

– Да вот не очень легко давалось-то… Я знаю узбекский язык, но никогда на нем не разговаривала. Папа тоже знал, хотя был бухарским евреем. В семье общались на русском. А Узбекистан на каком-то этапе стал другим. Мне хотелось петь по-английски, но какое там! И русский принимать перестали. Менялись даже вывески магазинов. Доходило до смешного: для названия обычных предметов приходилось придумывать новые слова, потому что в узбекском языке их просто не существовало! Кастрюля, например, называлась именно так, то есть по-русски. В узбекском хозяйстве кастрюль изначально не было, поэтому и слова, их обозначающего, тоже. Вот и начали узбеки массу времени отдавать придумыванию новых слов.

С одной стороны, происходящее вызывало смех, с другой – было грустно, конечно. Плюс началась какая-то неумолимая и беспощадная исламизация. Раньше-то религия существовала отдельно от гражданской жизни. А я в таких условиях посмела быть революционеркой: кажется, первой вышла на сцену в шортах. Шок! Еще и покрасилась в блондинку. Ребята, работавшие у меня, танцевали в стиле вог, и это с лету записали в гомосексуальные отклонения. Были неприятности, хотя народу, в принципе, нравилось.

Однако приглашать на концерты стали реже, да и вообще в 1995-м стало понятно, что будущего в Узбекистане у меня нет. Идею уехать подали родители, и я понимаю, что перспективы дочери и судьба внуков их волновали больше, нежели собственные. Кроме того, и этот аргумент был основным – мама тяжело болела. Рак желудка обнаружили на поздней стадии, и ничего хорошего наши врачи не обещали. «Операция нужна, – говорили, – но возможно, мы просто разрежем, зашьем и отправим вас доживать». Мама, очень сильный человек, была настроена бороться и, конечно, рассчитывала на помощь квалифицированных специалистов, которые не просто разрежут – зашьют.

И нам повезло с доктором по фамилии Шек, я его на всю жизнь запомнила. Это был пожилой человек небольшого роста в очках с толстыми линзами. Поначалу я изумилась: «Как этот милый старичок будет работать скальпелем?» Но доктор Шек провел операцию так, что спас жизнь маме и, следовательно, всем нам, ее близким. Однако вероятность рецидива оставалась, опасный недуг хотелось держать под контролем в условиях цивилизации. Узбекистан же неумолимо валился в средневековье, специалисты уезжали, денег не было.

Папа заговорил об эмиграции за пять лет до нашего отъезда. В Америку уехал его брат со своей семьей, они постоянно были на связи, и тот рассказывал, что в Штатах лучше с медициной, со школами и с уровнем жизни. В общем, мы жили в настроении – скоро отправляемся за океан. Но никто не предполагал, что это произойдет так резко. Однажды папа пришел и просто скомандовал: «В среду отъезд!» Больше не нужно было размышлять, взвешивать. В итоге отправились мама, папа и я беременная с пятилетним ребенком, мой муж должен был приехать позже. Поначалу жили у брата отца в небольшой трехкомнатной квартире. Первый год в Нью-Йорке был адским. Папа на нервной почве заработал сахарный диабет, родители ссорились, я порывалась вернуться в Ташкент.

Как только появился на свет мой сын, отправилась искать работу. Меня переполнял энтузиазм, думала, что жизнь дает нам второй шанс начать с нуля, с чистого листа. Единственно, за кого переживала, – это родители. Я же была молода, дети вообще только жить начинали, дочка сразу заговорила по-английски. Работы не боялась, плюс я абсолютный и неисправимый оптимист – убеждена, что главное двинуться вперед, остальное подтянется.

– А муж-то приехал?

– Да, но… Мы оказались в США в апреле 1995 года. Ернур прилетел, когда наш сын Ауэль уже родился. Однако то ли пока он жил на родине один – влюбился, то ли какая-то еще была причина, но приехал чужой человек. Я очень его ждала – любимого мужчину, опору, поддержку, а на пороге возник холодный незнакомец. «Сына покажи», – произнес он вместо приветствия.

Потом анализировала, почему так получилось, ведь и страсть, и любовь, на мой взгляд, были. В конце концов пришла к неутешительному выводу: переезд в Америку его интересовал гораздо больше, чем я сама. Жили мы плохо. Горькая была пилюля, но я ее проглотила. Муж из Ернура получился так себе, а отец – прекрасный. Плохо говорить о нем не хочу, после нашего развода он погиб в автокатастрофе.

Американский апгрейд, большая американская мечта – великое дело. Это сумасшедший двигатель! Я стала искать работу: просто ходила из одного места в другое и спрашивала, не требуется ли кто. Конечно, дело осложнял мой очень слабенький английский. В итоге меня приняли в пункт проката видеокассет. Да, не предел мечтаний, но я и там почерпнула много хорошего и полезного. Это был русский прокат, где я получила возможность смотреть новинки кино.

Поначалу, конечно, было тяжело. Но настал тот день, когда меня пригласили петь в клубе. Счастье мое не знало пределов. Жизнь небыстро, но верно входила в правильную колею. В Америке есть поговорка: «Если ты состоишься в Нью-Йорке, состоишься везде». Я понимала, что Штаты – это правильный выбор. Просто всему свое время.

Отношения с мужем были отвратительными, но однажды он позвонил и сказал примерно так: «Я на дне рождения жены друга в русском ресторане. Приезжай. Давай забудем наши разногласия. Здесь необыкновенно, и один парень поет так, что ты обязательно должна это слышать. Он итальянец». Я не хотела ни ехать в ресторан, ни слушать итальянца, но Ернур упорствовал. И я в конце концов согласилась.

Приехала и действительно услышала необыкновенного певца, который впоследствии стал моим третьим мужем. Вот так бывает. Но сначала я нашла работу, о которой мечтала. Гости просили меня спеть: «Ернур сказал нам, что ты чудесно это делаешь!» Поупиралась, но спела. Ко мне тут же подошел хозяин заведения и спросил, не хочу ли поработать у них. Я очень обрадовалась. Предупредила только, что репертуара нет. «Подберем», – успокоил он.

В том ресторане я выступала до его закрытия. Потом перешла в другой. Появилось маленькое имя, и меня стали часто приглашать в клубы. Так завязалась и понеслась моя ресторанная карьера. Заработок хороший и постоянный. Поскольку петь надо было в пятницу, субботу и воскресенье, видеопрокат бросать не пришлось. Когда сказала отцу, что ему не нужно работать, я обеспечу семью, он зарыдал…

– Вот что значит везение: и работу получили, и замуж сразу вышли!

– Не совсем… Я же еще была замужем за Ернуром, хотя наш брак и трещал по швам. Да и Филипп Бальзано был несвободен. Но я сразу увидела, что этот мужчина – мой на сто процентов. Мы оба любим музыку, поем, он тоже из эмигрантов и, значит, мог понять проблемы моей семьи. Правда, Филипп прибыл в США девятилетним мальчиком. Я первой сказала ему, что люблю, и мы решили расторгнуть предыдущие отношения, чтобы создать новые. Вскоре поженились, и родилась наша дочь.

Брак с Филиппом я, пожалуй, назвала бы самым удачным и долгожданным. Чувство вспыхнуло словно между Мастером и Маргаритой в знаменитом романе. Я влюбилась осознанно и бесповоротно. Вскоре мы приобрели уютный двухэтажный дом в пяти минутах ходьбы до океана. Продолжали вместе работать в клубах и ресторанах. Мне казалось, что я наконец нашла того самого принца, о котором мечтает каждая девушка.

– Третий муж, с которым вы недавно на всю страну выясняли отношения, обладал не только прекрасным голосом, но и взрывным характером?

– Конечно, Филипп же сицилиец! Я ему на днях говорю: «Шестьдесят лет, красивый мужик, интеллектуал, музыкант… Ну и что за вожжа попала тебе под хвост?!» Он и сам, наверное, не понимает уже. От природы не убежишь…

Мы прожили с ним не самые худшие двадцать лет, родили прекрасную Лейлу. Муж никогда не поднимал на меня руки, но в домашних ссорах орал так, как в кино американские военные кричат на молодых солдат. Подойдет вплотную, нос к носу, и вопит. То есть такой психологический прессинг. Когда любишь человека, долго списываешь его недостатки на темперамент, неприятности, неустроенность. Но уж совсем не по-мужски было обвинить меня в том, что поездка на шоу «Голос» в Россию разрушила наш брак. Особенно если ты и сам знаешь, что никакой семьи давно уже нет.

Поначалу Филипп воспитывал моих детей как своих, но с годами начались разногласия между ним и сыном. Как ни старалась я поправить ситуацию, ничего не получалось. Вот тогда и стали трескаться отношения с мужем. Филипп ни в какую не желал принимать Ауэля, но меня при этом хотел удержать. Ситуации доходили до безумия, приходилось даже вызывать полицию. Его ненависть к моему сыну отдаляла меня все сильнее и сильнее. Я была громоотводом между ними. В какой-то момент охладела, и последние пару лет мы просто сосуществовали. А «Голос» поставил в отношениях точку.

Думаю, даже если ты расстаешься с кем-то, можно это делать достойно. «Мы прожили с тобой прекрасную историю, – сказала я мужу. – Увы, больше вместе быть не можем, и на то есть причины, тебе известные. Нужно расходиться». Мы договорились развестись тихо и максимально корректно, без выяснения отношений, не раня чувства детей и родных. Поначалу Филипп пошел на такие условия, а потом обозлился и стал писать про меня разные гадости и осложнять жизнь. Я не сторонник пиара любой ценой, но тут пришлось защищаться. Потому что грязь полилась потоками, возникли разговоры о каких-то деньгах, которые мой муж ожидал от меня получить. Да и я говорила прессе лишнее…

В итоге пришлось решать вопрос через суд, наш бракоразводный процесс тянется по сей день. А американское законодательство в делах семейных – пиши пропало. Уходит невероятное количество денег, причем почти впустую. И вот буквально на днях Филипп позвонил со словами, что устал враждовать. И даже предложил: «Давай решим все мирно, ведь у нас дочь. Я заберу иск». Просто поверить своим ушам не могла! Мы наконец можем нормально общаться по телефону. На волне скандала мои сын и старшая дочь отказались от любых контактов с ним, сейчас бывший муж хоть стал видеться с нашим внуком, сыном Сабины. Филипп купил Ною велосипед, они ходят гулять в парк…

Так заканчивается мой третий брак. От четвертого зарекаться не буду. Пока ничто не предвещает, но кто знает, что ждет меня за поворотом? Я не ищу любви, потому что это неправильно. Обычно когда высматриваешь специально – ничего не находится. Любовь должна обрушиться! Сейчас я в отношениях с работой и в состоянии влюбленности в музыку Макса Фадеева и в него самого как творческую личность.

– «Голос» – невероятная история?

– Один из моих самых сумасшедших и счастливых поступков – точно! С одной стороны, у меня в Америке шла размеренная устоявшаяся жизнь, комфортная, уже абсолютно понятная. И ехать в Москву… С другой стороны – возраст, который тоже можно двояко рассматривать. Да, не девочка, но не самое ли время попробовать вернуться на большую сцену?! Конечно, семья, дети, даже моя артистичная мама спрашивали: «Тебе это точно надо?» Я за сына и дочерей переживаю как наседка, но они выросли и уже не так во мне нуждаются. Тем более что с ними осталась их внимательная и заботливая бабушка. Папы, к сожалению, не стало еще до моей поездки в Россию.

На самом деле отправляясь на «Голос», я думала: если ничего у меня не получится, просто вернусь домой и продолжу жить дальше, будто этого и не было. Стану петь в Америке, заниматься своим маленьким огородиком, гулять по берегу океана. Но даже когда стала финалисткой шоу, подумать не могла, что будет такой взрыв карьеры!

Сегодня у меня невероятное количество гастролей, выступлений, в перерывах записи новых композиций. Это именно то, в чем я выросла и о чем мечтала. Родители возили меня с собой на гастроли начиная с девятимесячного возраста. Выросла на сцене и другой жизни долго не представляла. Поэтому сейчас я абсолютно счастливый человек.

Мы не роботы, и конечно, порой накатывает физическая слабость, хандра. И все же устать гастролировать невозможно! Когда выхожу на сцену, болячки сразу проходят. Это такая подпитка энергией! Стараюсь, чтобы отдача с моей стороны была не меньше, поэтому после концерта, бывает, не то что ходить – говорить не могу! Впрочем, восстанавливаюсь довольно быстро. Кстати, не люблю слово «концерты», называю их «вечеринами».

– Наргиз, мне вот любопытно, как люди, настолько тонко чувствующие, выходят на сцену, обмениваются энергией со множеством народа, среди которого ой какие разные попадаются?

– Надо все делать искренне и с любовью, тогда отдача будет такой же. Как только сам начинаешь понимать, кто ты есть и для чего появляешься на сцене, ответная реакция зрителей не заставит себя долго ждать.

– Я больше об обратной стороне популярности. Вы стали широко известны, и понеслось – оскорбительные комментарии из Узбекистана, наши столичные ВИПы, много себе позволяющие…

– Это было неожиданно, я не думала, что может возникнуть такая волна негатива, да еще в столь дикой форме – с проклятиями. Вот представьте: приезжаешь работать в дорогой ресторан в Москве, тебе платят за то, что ты поешь. И вдруг «цивилизованная белая женщина» из ВИП-сектора швыряет в тебя бокал со словами: «У меня такие, как ты, узбечки в доме дерьмо чистят!» И начинает читать пьяную лекцию о твоей неуместности. А охрана этого волшебного места предпочитает ничего не замечать.

Да и некоторые узбечки тоже тяжело перенесли мою популярность. Особенно отличились домашние, правильно одетые и, вероятно, беспрестанно молящиеся. Со всем пылом смирения восточной женщины сыпали проклятиями не только в мой адрес – шайтана, что еще куда ни шло, но и моих близких, включая детей. Почитаешь и диву даешься: откуда такие праведницы и скромницы знают столько неприличных слов?

Надо сказать, у меня раньше не было опыта общения в социальных сетях, я считала это лишним. Поэтому поначалу не знала, как себя вести, и выбрала неверную тактику – игнорировать. Это развязало самые злые языки… Не прошу меня любить. Не настаиваю на посещении моих концертов. Возможно, я родилась не в той стране или не в то время. Но если кажусь тебе чужой, хоть у нас и одна национальность, почему бы просто не пройти мимо? Увы, людям вообще часто хочется плюнуть. Знаете, как дети плюются в песочнице, потому что у кого-то куличик ровнее получился. Оказывается, многие из них так и не взрослеют. Я никогда не стану говорить плохо о женщине, которая каждый день курсирует между кухней и мечетью. Это ее жизнь, и она такую выбрала. А у меня своя!

Был долгий тур, немного подустала, поместила в «Инстаграме» фотографию внука, солнечного маленького мальчика, и когда в комментариях полились помои, я не сдержалась и ответила. Гнев – дурной советчик, и конечно, надо было лучше подбирать слова… Но именно из-за тех, кто не способен переносить непохожих на себя людей, кто узок и безграмотен в трактовке религии, кому хочется жить в средневековье и тянуть за собой всех подряд, моя семья однажды и уехала из страны. Слишком эмоционально я тогда отписалась, но, безусловно, эти слова не касались узбеков как народа, Узбекистана в целом.

– Вы эпатируете, а эпатаж обычно вызывает бурные реакции.

– Я не делаю это нарочно: так себя вижу и так ощущаю. У меня нет задачи шокировать домохозяек. У каждого свое представление о красоте. Помню, когда я впервые увидела по телевизору певицу Анну Окса, решила, что это самая прекрасная женщина в мире. Показывали фестиваль в Сан-Ремо, и было это сто лет назад. Так вот – она была абсолютно лысой! Женщина! В прошлом веке!

Я очень долго была закомплексованным и закрытым человеком. А однажды нашла-таки силы пересмотреть отношение к себе. В первый раз это произошло, когда мы только приехали в Нью-Йорк: изменились мир вокруг и мои взгляды на собственное отражение в зеркале в том числе.

Следующий ощутимый толчок случился года в тридцать три, и в меньшей степени он касался внешности. Я вдруг поняла, что живу неправильно, доставляю неприятные переживания людям, которых люблю больше всего на свете, – своим детям, родителям.

Шоу-тусовка на многое провоцирует, начинает казаться, что жизнь – сплошной праздник. Были и наркотики, и алкоголь. На это ушло немного времени – два года, и я благодарю Всевышнего, что не позволил мне заиграться. Это было доступно, так делали все вокруг, без допинга работа в клубе казалась невозможной. Сумасшедшие девяностые: как подумаешь, сколько людей тогда теряло здоровье, семьи, а то и саму жизнь… Уик-энды часто тратились на безумные вечеринки, мы приходили домой под утро. У детей была няня, и конечно, им на глаза в неприглядном виде мы с Филиппом не показывались, но…

На каком-то этапе я решила, что эта история мне абсолютно неинтересна, и остановилась. Хотя понимаю: если бы ее не было, скорее всего не произошло бы и переломного момента, который заставил пересмотреть жизнь. Сейчас, в сорок шесть лет, думаю, я стала такой, какой меня задумала природа. Почти полвека убирала из своей личности то, что на самом деле моим не было. А вы говорите о преодолении глупых комплексов и реакции на дурацкие комментарии в «Инстаграме»…

– По детям скучаете?

– Невероятно! Они очень поддерживали, и сейчас, думаю, просто рады за меня. Дети, конечно, приезжают в Москву, младшая дочка была уже раза три, сыну здесь понравилось, а я после Нового года две недели провела в США. У старшей дочери Сабины со временем сложно – моему внуку Ною только два годика, рановато ему пока через океан летать. Назвать мальчика Ноем дочь и ее муж решались долго, но я от имени в восхищении.

На самом деле я чрезвычайно счастливая женщина. Такие мудрые и прекрасные дети – невероятное богатство. У меня их трое от разных браков, волшебные создания. Они непохожие абсолютно, но друг без друга не представляют своей жизни, а я без них.

Сабина всегда существовала в своем мире. Она настолько внутренне свободна, что мне и в голову не пришло бы ставить ее в какие-то рамки. Дочка никогда не училась на отлично, впрочем, ей и не в кого. А я не из тех родителей, кто требует обязательных успехов в предметах, которые ребенку безразличны. Сабина еще и отличалась неординарностью взглядов: ее интересовали религия, философия, эзотерика. Летом ходила босиком, ездила в горы, общалась с творческими людьми. Сейчас я вижу, что из нее выросла внимательная дочь и сумасшедше заботливая мама. Сабина с мужем и сыном (моим внуком) живут отдельно. Но на связи мы непрерывно!

Младшая дочь Лейла поет, и она единственная из моих детей, кто делает это явно талантливо. С Филиппом мы решили, что специально устраивать ее никуда не будем. Есть такие, знаете, заполошные мамаши, которые при первой правильно спетой ноте начинают пихать ребенка везде… Это не про нас. Посмотрим, как дальше будет складываться. Играет на флейте, гитаре, трубе, барабанах. Может быть, слово «играет» произносить опрометчиво, но в школьных концертах участвует активно.

Вообще, Лейла с детства хотела быть метеорологом. Она дико боялась грозы, до тошноты-дурноты доходило, настоящие приступы были. Но однажды этот страх переродился в желание прогнозировать погоду. Для нас с Филом это было неожиданно, однако мы помогали ей искать тематические странички в Интернете, покупали профильные книги. В конце концов она осмелела настолько, что на отцовской яхте занялась парусным спортом и даже выходила в океан. Шутила, что океан – ее детская площадка. Но мечты о метеорологии остались.

Знаете, когда в штате Нью-Йорк прошел ураган «Сэнди», много домов разрушилось, люди погибли, мы с сыном эвакуировались к моей маме, которая живет в неопасном для наводнений районе. А Лейла изъявила желание остаться тут с отцом, и они вместе на лодке развозили пострадавшим вещи первой необходимости. Она очень добрая девочка.

Сын тоже рос нетипичным – не любил играть в машинки, самолеты, техникой, как большинство ребят, не увлекался. Зато с самого раннего возраста придумывал истории, рисовал забавных сказочных человечков. Когда Ауэль сказал, что записался в школе в драмкружок, для меня это стало сюрпризом. Сейчас сын учится в Академии кино на режиссера и кинокритика. Было время, он очень интересовался оккультизмом – не был внутри процессов, а именно изучал.

– Любопытно: одна хочет предсказывать погоду, второй интересовался оккультизмом, старшая дочь – эзотерикой… Бабушка Шоиста пока может гордиться лишь одной ведьмой в семье?

– Одной. У детей был только интерес. Вообще, слово «ведьма» первоначально не несло отрицательной коннотации, оно просто означало «ведающую женщину». То есть разбирающуюся, знающую, мудрую. Это я брала за основу в образе японской ведьмы, которую однажды сыграла в короткометражном фильме. Режиссер, случайно попавший на «вечерину», где я работала короткий музыкальный сет со своей американской роковой командой, предложил мне роль. Странная история вышла с этим фильмом, по-моему, его так и не выпустили. Но не в том суть, главное – роль правильная и я получила чудесный маленький опыт.