Текст книги "Ночь ведьмы. Книга первая"

9. Фрици

Я моргаю, уставившись на решетку окна, когда капитан спрыгивает на землю и отходит от телеги.

«Я могу спасти тебя, если ты будешь слушаться».

Подобная угроза ожидаема от хэксэн-егеря.

Я слышала разные истории от ведьм, которые проезжали через Бирэсборн, большинство из них искали безопасное место, другие спешили укрыться в Черном Лесу после того, как их ковен погиб. Все затихали, когда гости рассказывали свои истории. О том, откуда они пришли. О том, от чего сбежали. Даже детям, прижимающимся к ногам родителей, позволяли узнать об ужасной реальности. Мы все должны были это услышать, потому что чувствовали нависающую над нами угрозу.

«Это могли быть вы. Это может случиться с любым из нас».

«Слушай и будь начеку».

Поэтому я в подробностях знаю, что делают с нами охотники. Даже с теми, кто не является ведьмами, кто случайно оказался в Бирэсборне, не подозревая, что здесь живет ковен, – мама все равно впускала пришельцев, и мы кормили их и снабжали припасами для путешествия. Хэксэн-егери, которые приходили с кандалами.

Хэксэн-егери, которые не дожидались суда, чтобы сжечь невинных людей.

Хэксэн-егери, которые приходили в дома с «заблаговременным предупреждением» об аресте и обещанием разрешить все мирным путем, если им окажут определенные… услуги. «Дайте нам одну ночь, – говорили они, – и вы останетесь живы».

Каждая новая история оказывалась страшнее, чем предыдущая, и рисовала картину мира, где жаждущие власти мужчины без зазрений совести заявляли о своей праведности и непорочности.

Так что у меня нет иллюзий по поводу обещания капитана. На самом деле это угроза.

Но что насчет серьезного выражения на его лице? Страха в глазах?

Я прижимаю кончики пальцев к вискам и медленно потираю их. Я просто не выспалась. Все произошло слишком быстро, и я ошибаюсь в своих выводах. Серьезность легко могла быть нетерпением. Страх скрывать манию.

Дверь тюремного фургона распахивается. У меня нет сил подняться, и я успеваю только встать на колени, прежде чем хэксэн-егери до меня дотягиваются.

Я вижу, что мы находимся среди руин, которые остались от римлян, первых колонизаторов этих земель. Первых, кто посмотрел на мой народ и счел нас животными. Я окидываю взглядом камни и щебень, стену Трира, простирающуюся за этими развалинами, и моя усталость усиливается.

Капитан отсылает большую часть своих людей обратно на дорогу, так что со мной остаются он и еще двое. Один из них – мальчик, который не осмеливается посмотреть мне в глаза, Йоханн.

Другого зовут Бертрам.

Он хватает цепь, которая скрепляет кандалы на моих руках, и в его глазах появляется отвращение, когда он оглядывает меня в холодном солнечном свете.

– Давайте поскорее посадим ее под замок. Я хочу выпить пинту пива.

Йоханн бормочет что-то, соглашаясь. Но капитан колеблется, на его лице проскальзывает что-то мрачное, прежде чем он отворачивается, не говоря ни слова.

Не знаю, чего я ожидала. Что они отведут меня в тюрьму? Что тут найдется лестница, по которой мы поднимемся и переберемся через стену Трира? Но когда Бертрам тянет меня к небольшому арочному входу, вырубленному в камне под стеной, я замираю.

Туннель. Туннель под городом.

Они проводят так всех ведьм или для меня запланировали что-то особенное?

В моем мозгу закипают мысли – старые римские акведуки, просто еще одни чертовы развалины, – но в панике я упираюсь пятками в землю и пытаюсь безуспешно вырваться из хватки охотников.

Бертрам злобно смотрит на меня.

– Ну, давай, попробуй сбежать, – срывается он и дергает меня вперед. – Я с удовольствием проткну тебя.

Он двигает бедром, привлекая мое внимание к мечу, висящему у него на поясе, но моя паника не утихает, а мы подходим все ближе к входу в туннель. Темнота, маленькая дверь в небытие, и я не могу заставить легкие сделать вдох.

У меня возникает ощущение, что если я войду в этот туннель, уже никогда не выйду обратно, и из всех ужасов, которые я пережила за последние дни, этот нависает надо мной, поглощая меня целиком.

«Чего ты боишься в темноте, Фрици? Ты знаешь, как сбежать. Ты всегда знала».

Из горла вырывается крик. Я в отчаянии. Теперь голос может меня соблазнить, я знаю, что может.

Я могу сдаться. Очень легко.

Но могу и сбежать. Спасти Лизель. Спасти себя.

«Лишь произнеси заклинание. Начни говорить слова. И все это закончится».

Другие ведьмы моего ковена тоже знали эти слова. У нас было помещение для хранения священных текстов, заклинаний, передаваемых из поколения в поколение на свитках и книгах в переплетах, но было и несколько рукописей, которые мама держала под замком в своей комнате и запрещала нам читать.

Так что, конечно, мы прочитали.

Моя старшая кузина взяла меня на слабо: «Ты же не боишься увидеть, что там написано?» – спросила она, когда нам захотелось доказать свою храбрость.

Мы прокрались в комнату моей мамы, компания наглых кузенов и друзей, все это время хихикая, не зная, чего на самом деле ищем. Мы слышали страшные истории о богинях, истории, которые поздно ночью шепотом рассказывали у угасающего костра, чтобы заставить нас слушаться: «Перхта придет к вам во сне! Мать знает обо всем, что вы натворили. Если будете плохо себя вести, она вспорет вам животы и набьет их соломой!»

Но это оказалась не сказка. Не выдуманная история, призванная напугать и научить послушанию.

Это было заклинание.

Я помню слова, выведенные тонким витиеватым почерком на пергаменте, под надписью: «Дикая магия».

В конце заклинания говорилось о балансе, о котором твердила мама. О том, что ведьмы должны нести добро в мир, потому что Источник магии берет начало в добре. Чем больше мы делаем хорошего, тем больше магии может использовать ковен.

Вот почему Перхта, Мать, была так непреклонна, когда речь заходила о правилах и традициях. Вот почему Абноба яростно защищала леса. Вот почему Хольда готова была охранять барьер ценой собственной жизни.

Источник поддерживает нас. Это родник чистой магии. Но дикая магия – это потоп, и он разрушает или сводит ведьм с ума, увлекая за собой.

«Чтобы укрепить связь с дикой магией, ведьма должна разорвать связь с Начальным Древом и Источником, – говорилось в рукописи. – Для этого необходимо произнести заклинание».

Лишь некоторые из нас видели те слова. Остальные сидели вокруг, широко раскрыв глаза и хихикая. Лизель находилась там. Ей было тогда около четырех, она была маленькой, пухленькой и внимательной.

– С тобой все в порядке, кузина? – спросила она нежным голоском.

Я захлопнула книгу.

«Произнеси заклинание, – требует голос. – Я могу помочь тебе так, как ты и не догадываешься. Тебе не нужно страдать, не нужно быть пленницей. Произнеси заклинание!»

Слышала ли я этот голос до того, как прочла отрывок из маминой запрещенной книги? Не помню. Не помню времени, когда бы я не слышала его, и сейчас, когда меня тащат к всепоглощающей тьме под городом, я как никогда близка к тому, чтобы сдаться.

Я снова упираюсь пятками в землю, но Бертрам готов к этому, он тянет меня к туннелю, и я следую, беспомощная и потерянная. Я оборачиваюсь и вижу позади себя капитана, за ним идет Йоханн.

Реальность обрушивается на меня.

Из этих туннелей не выбраться.

Я окажусь во власти комманданта Кирха.

Мои губы размыкаются. С языка срывается слово, первое в заклинании.

«Произнеси его, – умоляет голос. – Используй меня!»

Я могла бы убить хэксэн-егерей.

Могла бы использовать дикую магию, чтобы посеять хаос среди этих мерзких людей – и стать тем чудовищем, каким они меня считают.

Меня трясет от ненависти к себе. Я готова произнести заклинание сейчас, чтобы спасти свою шкуру, но не применила его, чтобы спасти маму и ковен?

Эта мысль заставляет меня замолчать.

Слезы наворачиваются на глаза, когда охотник втаскивает меня в туннель. Позади раздается шорох, что-то меняется, а затем я ощущаю запах едкого дыма.

Капитан зажег факел.

Это мало помогает прогнать тьму, и с каждым шагом, который мы делаем вглубь, солнечный свет тускнеет, пока мы наконец не оказываемся один на один с темнотой. До потолка туннеля мне можно дотянуться, лишь вытянув руку над головой. Капитану приходится пригибаться, он сутулится, чтобы не задевать выложенные камнями стены. Звук капающей воды отдается металлическим эхом, слышно лишь это размеренное капание и плеск из-под моих ботинок, когда я наступаю в пахнущие плесенью лужи.

Я сосредотачиваюсь на этих мыслях. На том, что здесь пахнет холодным камнем, железом и землей, на ощущении леденящего холода. Ботинки скользят по грязному камню, и я оступаюсь, цепляясь за Бертрама.

Я чувствую, как твердая рука капитана ложится мне на плечо.

– Осторожнее, – говорит он хрипло и низко.

Я стряхиваю его руку с плеча и продолжаю идти. Бертрам оглядывается, и я замечаю на его лице выражение тревоги.

Ему тоже не хочется находиться в этом туннеле. Он не движется навстречу тюрьме и смерти, но тем не менее я радуюсь, узнав, что тюремщики разделяют со мной хотя бы малую часть страданий.

Основной туннель разветвляется. Когда мы оставляем позади перекресток, меня касается порыв ветра откуда-то слева. Я дрожу от холода. Бертрам тоже, хотя у меня чувство, что он содрогается, скорее, от страха.

– Что это? – спрашивает Йоханн.

– Вентиляция, – говорит капитан. – Продолжай идти, Бертрам.

Бертрам дергает меня за цепь, и я, спотыкаясь, делаю два быстрых шага. Но налетает новый порыв ветра, и Бертрам вопросительно оглядывается на капитана.

Затем переводит взгляд на меня, прищуриваясь.

Он что, винит меня за ветер? Какой же властью я обладаю над этим человеком. Если бы только я могла ею воспользоваться.

Я продолжаю идти, опустив голову, не желая провоцировать Бертрама…

Резкий возглас капитана оказывается единственным предупреждением, прежде чем факел с шипением гаснет.

Густая тьма окутывает меня, удушая. Я ничего не вижу, даже широко раскрыв глаза, мое дыхание становится прерывистым, каждый мускул в теле напрягается.

– Что случилось? Где свет? – Йоханн в панике, его голос звучит истерично.

– Ведьма околдовала ветер! – огрызается капитан. – Бертрам…

Меня обхватывают чьи-то руки. Крик рвется из груди, но большая ладонь зажимает мне рот, заставляя замолчать, когда меня, дернув со всей силой, резко поворачивают влево.

Ноги шлепают по воде.

– Я потерял ее! – голос Бертрама, доносящийся впереди, эхом отражается от стен. И если меня держит не он, то…

Я вырываюсь, поднимая скованные руки, чтобы схватить капитана за плечи, но не могу высвободиться из его хватки – да и зачем? Меня окатывает холодом, когда я чувствую, как напрягаются его мышцы, удерживая меня в объятиях, которые кажутся каменными.

– Ведьма сбежала! – говорит капитан, будто это не он держит меня. – Она не может уйти далеко, Бертрам, иди вперед. Отсюда прямая дорога к Порта-Нигра, если она пойдет этим путем, ничего хорошего ее там не ждет. Йоханн, возвращайся к входу – никого не выпускай, слышишь меня? Я обыщу боковые туннели. Идите!

Громкий крик звенит в моих ушах, и у меня кружится голова. Я хотела бы ничего не чувствовать, но страх подступает, безжалостная рука капитана сжимает мою грудь, выдавливая воздух из легких.

Что происходит?

Почему он солгал?

Шаги перерастают в топот. Бертрам бежит вперед, Йоханн возвращается туда, откуда мы пришли. Капитан неподвижно держит меня секунду, две, три…

Затем оттаскивает на несколько шагов назад, туда, где туннель разветвляется. Или, по крайней мере, я думаю, что мы идем туда – я по-прежнему ничего не вижу, но капитан даже без света находит путь.

Мою кожу покалывает от страха. Ужас сковывает меня, и я чувствую себя совершенно беззащитной.

Я в подземном туннеле наедине с капитаном хэксэн-егерей, и никто не знает об этом.

«Ты говорил, что никто меня не тронет, – думаю я, но не могу заставить себя произнести эти слова. – Ты говорил, что вы не звери».

Не могу сдержать стон, когда он крепче прижимает меня к себе, убирая руку с моего рта.

– Не издавай ни звука, – шипит он.

Я бы закричала, если бы думала, что это что-то изменит, но кто прибежит мне на помощь? Другие хэксэн-егери?

С одним охотником я могу справиться.

Одного я могу убить.

Он сосредоточен на дороге, его дыхание учащается, и я ощущаю, как колотится его сердце. Мы поворачиваем еще раз, наши ботинки хлюпают по лужам, которые, кажется, стали глубже, – еще один поворот, снова хлюпает вода. Как я найду выход отсюда?

Сейчас это не имеет значения. Сначала надо освободиться. Я вскидываю закованные в кандалы руки и бью капитану в живот. Он сдавленно охает и ослабляет хватку, но лишь на мгновение – я успеваю сделать всего один шаг, прежде чем он хватает меня за руку и прижимает к стене туннеля.

Ужас сковывает меня, и туман застилает разум, так что все, о чем я могу думать, – это желание закричать. Предплечье капитана давит мне на грудь, его локти утыкаются в те места, где остались синяки, после того как он поймал меня в саду и прижал коленями к земле. Я морщусь.

– Я не собираюсь облегчать тебе задачу, – выплевываю я, когда ужас сменяется гневом. Я буду использовать его силу, чтобы сопротивляться. – Может, сейчас у меня и нет магии, но у меня есть ногти и зубы. Каждое мгновение, каждый мой вздох будет наполнен борьбой, охотник…

– Борьбой? Schiesse, я же не для этого… прекрати. Знаю, тебе тяжело, – говорит он, и впервые его голос звучит печально, – но если не хочешь оказаться на костре, замолчи и доверься мне.

– Довериться тебе? – выдыхаю я, вырываясь. Он невероятно силен. Он такой сильный, что я понимаю, у меня нет шансов одолеть его, и от осознания этого я начинаю дрожать, ощущая, как ледяная вода просачивается мне в ботинки. Меня заковывали в кандалы, связывали и запирали в тюремном фургоне, но именно его демонстрация силы напоминает, насколько я бессильна.

– Да, – говорит он, и его теплое дыхание касается моего лица. Он состоит из голоса. Голоса в темноте и тяжести тела. – Доверься мне. А если это слишком сложно, подумай, что это единственный способ спасти всех.

– Очистив город от…

– Нет. Людей, запертых в тюрьмах. Я собираюсь их спасти, и ты мне поможешь.

Я таращусь в темноту, широко раскрыв глаза и подняв брови, кажется, до самой линии волос.

Он не ждет моей реакции. Он хватает цепь от кандалов и тащит меня, а я иду, потому что не могу его побороть, потому что у меня нет других вариантов, потому что его слова крутятся в моей голове.

Он пытается спасти людей, которых помог посадить в тюрьму?

Нет. Это уловка. Какое-то последнее испытание перед тем, как хэксэн-егери меня сожгут, перед тем, как Кирх вернется и начнется веселье. Он пытается сломить меня. Вот и все – в этом весь коммандант Кирх…

От мыслей кружится голова. Паника. Меня уничтожили.

Капитан останавливается.

Раздается шорох, звяканье ключей. Я слышу, как ключ поворачивается в замке.

Тусклый свет проникает в туннель. Я подаюсь вперед, меня тянет на свет как мотылька, и паника на мгновение отступает, когда мои глаза привыкают и я могу видеть.

За дверью находится небольшая комната, у одной стены сложены ящики, тишину нарушает только отдаленный размеренный звук капающей воды. В потолке есть отверстие, куда могла бы спуститься лестница. Здесь нет окон и других дверей – это подвал.

У меня нет возможности задать вопрос. Капитан вталкивает меня внутрь.

– Молчи, – говорит он, и я слышу серьезность в его словах, вижу отчаяние на его лице. В этот момент он не бездушный хэксэн-егерь, он мальчишка с широко раскрытыми испуганными глазами.

Он умоляет меня. Умоляет молчать.

– Что происходит…

Но он захлопывает передо мной дверь.

Я бросаюсь вперед, но передо мной оказывается гладкая деревянная панель, и когда я ударяю по ней кулаком, она даже не дребезжит.

– Охотник! – кричу я. Нет ответа. – Охотник!

Тишина.

Я пинаю дверь. Это лишь вызывает острую боль в ноге, и я отшатываюсь, натыкаясь на ящик. Я сажусь, в изнеможении и потрясении уставившись на дверь.

Из отверстия наверху падает бледный свет – должно быть, там есть окна, выход. Ящики вокруг в основном целые, хотя некоторые отсырели от влаги, пол подвала скользкий, а стены гладкие.

Я смотрю на люк в потолке.

В какую бы игру ни играл этот хэксэн-егерь, какое бы испытание ни придумал для меня коммандант Кирх…

С меня хватит.

Я выберусь отсюда, найду Лизель, и мы сбежим в Черный Лес.

«Ты действительно собираешься к ним? – спрашивает голос. – Зачем проделывать такой путь, когда я здесь, чтобы помочь?»

Я фыркаю. «Где ты был со своими советами, когда капитан схватил меня? – ворчу я. – Ты теряешь хватку, Мрак».

Я разговариваю с ним больше, чем когда-либо прежде.

Это не приведет ни к чему хорошему.

Я встаю. Руки по-прежнему в кандалах – надо придумать, как избавиться от них. Но сейчас нужно сосредоточиться на том, как выбраться из подвала.

У стены сложено много ящиков, я могу составить из них что-то вроде башни, на которую можно взобраться.

Я бросаю взгляд на неприступную дверь, ведущую в туннели.

– Я выберусь отсюда, охотник, – обещаю я тишине. – А потом заберу кузину, и мы отправимся к лесному народу.

10. Отто

Если Бог послал мне на помощь настоящую ведьму, то почему же он послал такую, с которой невозможно договориться? У нее странная магия, и мне остается надеяться, что она сказала правду, когда говорила, что защитила Хильду, а не причинила ей вред. С магией я могу справиться.

Но ее ругань? Не уверен.

Я делаю глубокий вдох. Это нечестно. Она напугана и одинока, и откуда ей знать, что черный плащ хэксэн-егеря является для меня лишь маскировкой? И все же. Было бы проще, если бы здесь оказалась Хильда, если бы она помогала мне исполнить план.

У меня подкашиваются ноги, а дыхание обрывается. «Хильда». Если я смогу сделать так, что ведьма начнет мне доверять, она расскажет, где моя сестра. Не думаю, что она сделала с Хильдой что-то плохое, однако… отправила ее куда-то. Возможно, куда-то далеко. Но это не имеет значения. Я найду ее и спасу, и…

Всему свое время. Я бегу по системе акведуков. Сначала к Йоханну – он ближе.

– Никто не проходил, Kapitän! – говорит Йоханн дрожащим голосом – он боится и замерз. Сейчас зима, и мы оба промокли, а ледяная вода хлюпает в ботинках.

Впрочем, он не зря боится.

– Что случилось с факелом? – спрашивает он, когда я прохожу мимо и достаю новый факел из корзины у входа.

Я выбросил его. Пришлось. Если бы я вынес факел из туннелей, стало бы очевидно, что я погасил его в холодной воде, что его затушил вовсе не ведьмовской ветер. Опустить факел в воду было самым быстрым способом погрузить нас в темноту, которая была мне нужна, чтобы скрыться вместе с Фрици.

Я понимал, что Йоханн и Бертрам не смогут сориентироваться во мраке в отличие от меня. Я знал туннели под Триром лучше, чем кто-либо, даже коммандант. Я часто бродил здесь без факела, считая шаги и ища ориентиры, чтобы понимать, в каком туннеле нахожусь.

Темнота никогда меня не пугала. Я прожил в ней достаточно долго.

– Пошли, – ворчу я, не отвечая на вопрос, и веду его по туннелям, освещая дорогу новым факелом.

Йоханн ничего не говорит, пока мы направляемся к Порта-Нигра по пути, который ему знаком. Если бы хэксэн-егери использовали туннели не только для перемещения заключенных, то знали бы, что Фрици могла пойти по одному из шести направлений, которые не вели в тупик. Если бы кто-нибудь потрудился составить карту туннелей, то было бы известно, куда ведет каждое из этих шести направлений и как человек может выбраться отсюда.

Но никто, кроме меня, не знает этого.

Йоханн шмыгает носом. Я не оглядываюсь, но понимаю, что теперь мальчишка и правда напуган. Не из-за темноты. И даже не ведьмы. А из-за последствий, которые ожидают нас из-за ее потери.

Я молчу, быстро шагая. Вскоре туннель увеличивается, расширяясь у входа в Порта-Нигра.

Бертрам стоит там, вглядываясь во тьму, которую разбавляет свет из вентиляционных шахт. Его взгляд встречает нас с надеждой, но потом гаснет.

– Значит, Йоханн не смог поймать ведьму, – хмурится Бертрам.

Что за arschloch. Я даже не пытаюсь скрыть презрения.

– Не Йоханн держал ведьму на цепи, – рычу я. – Она заставила факел погаснуть, но тем дураком, который позволил ей уйти, был ты.

– Ей помогли демоны! – протестует Бертрам, выпучив глаза. – Что-то врезалось в нее с силой десятерых мужчин, вырвав из моих рук!

Йоханн в ужасе вскрикивает, но мне приходится прикусить щеку, чтобы не ухмыльнуться. Демон с силой десятерых мужчин? Я не совсем нежно дернул к себе Фрици, но Бертрам позволяет страху завладеть им.

Хорошо. Это сработало в мою пользу.

– Пошли, – ворчу я спутникам, когда веду их прочь из туннелей, к железной винтовой лестнице, которая тянется от акведука к Порта-Нигра. Наши шаги эхом отдаются среди каменных стен, когда мы поднимаемся.

К тому времени, как мы достигаем Порта-Нигра, я понимаю, что тишина помогла мне больше, чем любые слова. Это один из немногих ценных уроков, которые я усвоил, будучи хэксэн-егерем: даже невиновный сознается в преступлении, если у него не останется ничего, кроме чувства вины и тишины. Глаза Йоханна стали круглыми, как блюдца. Бертрам с мрачным видом шепчет молитву, на которую никто не ответит.

К нашему великому ужасу, коммандант Дитер Кирх вернулся в Трир.

Еще раньше, чем мы подходим к его кабинету, я это понимаю. Среди дежурящих хэксэн-егерей витает холодный страх. Все напряжены. Пока я иду вместе с Бертрамом и Йоханном по коридору, стражники отдают честь так резко, будто хлыщут кнутом.

Я стучу в дверь комманданта Кирха.

– Войдите, – доносится его голос, глубокий и громкий.

Я открываю дверь.

Коммандант Дитер Кирх – высокий мужчина с широкими плечами. Его светлые волосы вьются на концах и касаются накрахмаленного воротничка рубашки. Все в нем говорит о силе и власти, от мускулов, напрягающихся под одеждой, до грубой линии подбородка. Но то, что придает комманданту особую властность и заставляет его бояться, так это глаза. В его глазах есть что-то… жутковатое. Они голубого цвета, достаточно распространенного оттенка, в котором нет ничего примечательного, но… Кажется, будто за радужками его глаз кроются тени, цвета начинают плыть, если смотреть в его глаза слишком долго. Невозможно не почувствовать себя неуютно под его пристальным взглядом.

Коммандант Кирх не спешит, изучая нас. Мокрые ботинки, испачканные бриджи, промокшие плащи.

– Где ведьма? – спрашивает он.

Я работал с Дитером Кирхом много лет: он понимает, что я имею в виду, когда указываю рукой на Бертрама.

Коммандант бросает на него сердитый взгляд, и Бертрам делает шаг назад, натыкаясь на Йоханна.

– Если судить по тому, что говорят люди из вашего отряда, эта ведьма была… могущественной, – начинает коммандант.

Я коротко киваю.

Дитер поворачивается ко мне:

– Ты хотел арестовать сестру для сожжения?

Я снова киваю, на этот раз медленнее.

Дитер подходит.

– Нужно быть… сильным человеком, чтобы выдать кого-то из своей семьи.

– Она не была членом моей семьи, – вру я. – Она была незаконнорожденной. Мой отец зачал ее с ведьмой. Не с моей матерью, – добавляю я, напоминая всем присутствующим в кабинете, что в моих жилах не течет нечестивой крови.

Дитер неспешно кивает.

– И все же, – говорит он, и в его голосе слышатся нотки, которые вызывают у меня удивление. Это гордость? – А потом ее спасла могущественная ведьма. – Его голос мрачнеет. – Та ведьма околдовала твою сестру и отправила ее…

– …в другое место, – заканчиваю я. – Возможно, в ад, где пируют ей подобные.

– Возможно. – Он лукаво улыбается. – Боже, сколько веселья перепало моим людям. Отряд, который я вел, сжег ковен, сопротивлявшийся с помощью магии, а теперь эта маленькая ведьма похищает другую! – Он хихикает, его голос становится выше, но затем его плечи опускаются. – Я подозревал, что некоторые из охотников чувствуют себя немного… подавленными. Не осознавая важности своей миссии. Однако теперь они видят, против чего мы воюем, и это подогревает их пыл.

Дитер медленно проходит мимо меня и идет к Бертраму.

– Ты, – говорит он.

У Бертрама такой вид, будто он вот-вот обмочится, но он расправляет плечи.

– Да, сэр.

– Ты сомневаешься в святости нашего дела?

– Нет!

– Но ты виноват в побеге ведьмы.

– Нет! Нет, я…

Дитер качает головой, и Бертрам закрывает рот так резко, что у него клацают зубы.

– Это был не вопрос. – Взгляд комманданта перемещается на меня.

– Я держал факел, когда мы шли через акведук. Йоханн замыкал группу. Бертрам держал ведьму на цепи.

– Она вызвала ветер, который задул факел! – говорит Бертрам, делая шаг вперед, его глаза горят от ужаса. – И демоны… там были демоны, которые вырвали ее у меня из рук, демоны, которые похитили ее!

Дитер Кирх вскидывает бровь и пристально смотрит на Бертрама, пока тот не замолкает.

Вот они. Чувство вины и молчание, которые делают всю работу.

– Не было никаких демонов, – наконец произносит Дитер не терпящим возражений тоном. – Ты хэксэн-егерь, благословленный святыми. Ни один демон не смог бы приблизиться к тебе. Если только ты не пригласил его.

– Нет! – немедленно заявляет Бертрам. – Я чист. Я был на исповеди, у меня нет грехов, которыми они могли бы воспользоваться!

Дитер поднимает палец, и Бертрам снова замолкает, дрожа. Мы наблюдаем, как Дитер расхаживает по кабинету, стуча башмаками по каменному полу.

– Эта комната когда-то была кельей святого, вы знали об этом? – Бертрам кивает, но Дитер даже не смотрит на него. Он продолжает говорить, небрежно, будто это дружеская беседа: – Святого Симеона. Он стал отшельником, заперся в этой самой комнате, как в могиле, и посвящал каждое мгновение жизни молитве.

Дитер поворачивается к нам, разводя руки в стороны.

– А потом, – продолжает он, – случилось наводнение. Уровень реки Мозель все поднимался, и жители Трира… они обвинили Симеона в том, что он вызвал наводнение. Они назвали его колдуном.

Дитер пересекает комнату, подходит к окну, сделанному из кусочков стекла, скрепленных свинцом. Он касается одной стекляшки.

– Они швыряли в этот дом камни, пытаясь добраться до него и убить. А потом вода в реке отступила. Все закончилось.

– Он был колдуном, сэр? – спрашивает Бертрам, когда Дитер замолкает, смотря на стеклянную панель.

Дитер, тяжело шагая, подходит к Бертраму и дает ему пощечину.

– Нет, дурак, – выплевывает он в ярости. – Он был святым. А ты… ты, – фыркает он, – unverschämt, который не может отличить колдуна от святого! Ты unverschämt, который роняет цепь и обвиняет в этом демонов.

Прежде чем кто-то из нас успеет отреагировать, Дитер хватает Бертрама за шиворот и волочит через кабинет. Бертрам хватается за шею, задыхаясь, но Дитер задумал что-то другое в качестве наказания.

Он пинком распахивает дверь в каменную каморку и швыряет туда Бертрама. Он врезается в стену, разворачиваясь, а Дитер захлопывает дверь и прокручивает в замке большой железный ключ.

– Святой Симеон решил стать отшельником и посвятить себя Богу, – спокойным, ровным тоном сообщает Дитер запертой двери. – Может, ты извлечешь хоть какой-то урок из его выдающейся жизни.

Я сглатываю, глядя на каменную нишу. Она у́же, чем акведук. Внутри не хватит места, чтобы сесть на пол. Бертрам не сможет вытянуть руки – ему едва ли удастся их поднять в таком маленьком пространстве. Не говоря уже о том, что у него нет ни еды, ни возможности справить нужду. Ему остается только стоять в темноте.

Это могила.

За запертой дверью я слышу сдавленные рыдания.

Мы знаем, что коммандант Дитер Кирх не откроет эту дверь по меньшей мере несколько дней. Последний, кто был наказан подобным образом, едва не умер. Когда он вышел, то был бледен и дрожал, и сил ему хватило только на то, чтобы выползти из кабинета комманданта и умолять дать ему воды.

Коммандант Кирх поворачивается ко мне и Йоханну.

– Свободны, – любезно сообщает он.