Текст книги "Жизнь, которую мы создали. Как пятьдесят тысяч лет рукотворных инноваций усовершенствовали и преобразили природу"

Позднее, когда планета остыла, а травянистые луга исчезли, исчез и длиннорогий бизон. Девяносто тысяч лет назад все бизоны были уже маленькими, а на Северную Америку снова надвинулся ледниковый период. На одном из раскопов в Юконе мы обнаружили тысячи бизоньих костей, связанных с другим слоем вулканического пепла – тефрой Шипкрик, которая отложилась около 77 000 лет назад. Обилие бизонов в этом месте – я имею в виду и общее количество костей, и их распространенность по сравнению с другими животными, в том числе мамонтами и лошадьми, – указывает на то, что популяции бизонов в Юконе в то время были очень многочисленны. В сущности, промежуток между 77 000 лет назад и 35 000 лет назад, когда началась самая холодная часть последнего ледникового периода, имеет смысл назвать «бизоньим пиком».

На протяжении всего бизоньего пика бизоны распространялись между холодными ареалами севера и более теплой центральной частью континента. Мигрирующие стада встречались и скрещивались с другими стадами, обеспечивая и морфологическое, и экологическое разнообразие. Оно-то и стало ареной профессиональных игрищ для палеонтологов XIX и начала XX века, которые отмечали малейшие отличия – легчайшие нюансы изгиба рогов, расстояние между ними, форму глазницы – и победоносно объявляли ту или иную находку Невиданным и, следовательно, Новым Видом. Остатки, особенно черепа, измеряли, зарисовывали, снова измеряли. Эти замеры служили кофейной гущей, гадание на которой позволяло определять новые виды, издавать научные статьи и становиться светилами палеонтологии.

Я обожаю истории из этой эры бизоньей лихорадки. Мой друг Майк Уилсон, специалист по систематике бизонов, знает массу анекдотов о таксономических интригах той поры. При этом он изо всех сил придерживается позиции законопослушного невмешательства, чтобы не компрометировать коллег-палеонтологов, однако сюжеты говорят сами за себя. Например, чтобы решить, кому принадлежат те или иные ископаемые остатки – новому виду (вау!) или уже известному (фи!), палеонтолог брал череп, клал его на землю (нос вперед, рога вправо и влево), а потом измерял отношение длины черепа к его ширине у основания рогов. Затем эту величину сравнивали с аналогичными измерениями уже описанных видов бизонов, чтобы определить, нельзя ли причислить эту особь к совершенно новому виду. Казалось бы, с ростом количества найденных остатков темпы открытий новых видов должны были постепенно замедляться – но не тут-то было! Мало того: в самый разгар бизоньей лихорадки ученые стали фиксировать положение рогов, когда нос черепа смотрел не вперед, а влево, так что то, что раньше называлось длиной, теперь считали шириной[5]5
  По крайней мере, Майк рассказывал мне о таких измерениях. Ученые вполне могли придумать что-нибудь другое – например, нацелить нос сначала влево, а потом вправо или прибегнуть еще к какой-нибудь уловке с ориентацией черепа в пространстве. Так или иначе, это возмутительно грубый морфологический способ определения видов, причем не только потому, что никто не соблюдал общепринятых правил. На форму бизоньих рогов влияет множество факторов, не имеющих никакого отношения к видовой принадлежности животного, – в том числе здоровье конкретной особи в период формирования рогов, а также то, часто ли ей на протяжении жизни приходилось драться с другими бизонами.


[Закрыть] – явно с целью все запутать и «открыть» побольше новых видов.

В результате этой костяной лихорадки бизоны, найденные в тот период, получили десятки ученых наименований: Bison crassicornis, Bison occidentalis, Bison priscus, Bison antiquus, Bison regius, Bison rotundus, Bison taylori, Bison pacificus, Bison kansensis, Bison sylvestris, Bison californicus, Bison oliverhayi, Bison icouldgoonforeveri, Bison yougetthepointus. Но в конце XX века некоторые палеонтологи пришли к убеждению, что на самом деле в Северной Америке обитал только один вид бизонов, – и я решила проверить эту гипотезу при помощи секвенирования древней ДНК. С разрешения и при содействии многих долготерпеливых музейных кураторов я собрала крошечные фрагменты ископаемых костей, которые отнесли к тем или иным видам. Я объездила множество музеев Северной Америки и целыми днями пропадала в разных подсобках, уставленных передвижными стеллажами, на которых хранились тысячи окаменелостей, – искала, идентифицировала и высверливала маленькие образчики из сотен костей. В перерывах я с дурной головой выходила в ярко освещенные выставочные залы, судорожно вцепившись в свой временный пропуск. Случившихся рядом посетителей, несомненно, забавляло зрелище плененной ученой чудачки с багровыми вмятинами от маски на лице и белой костяной пылью в волосах. Помимо всего прочего, я почему-то постоянно оказывалась в разных частях музея, как будто радушные кураторы нарочно использовали меня для развлечения публики. Впрочем, я этому только радовалась.

Фрагменты бизоньих костей я увезла к себе в Оксфорд, где выделила и секвенировала их ДНК, а затем сравнила полученные последовательности друг с другом и с ДНК ныне живущих бизонов. Древние бизоны генетически отличались от современных. Точнее, их геномы были значительно разнообразнее. Это подсказало мне, что популяции древних бизонов были огромны. Однако я не нашла никаких подтверждений тому, что генетическое разнообразие древних бизонов соответствовало «разным видам», которым приписывали палеонтологические находки. По данным ДНК, в Северной Америке был только один вид бизонов. Как же его назвать? Ответ на этот вопрос неожиданно прост. Правила систематики (а их много) требуют, чтобы в случаях, когда одному виду дают много имен, приоритетом пользовалось хронологически первое из них. Поэтому североамериканские бизоны называются Bison bison. Все до единого.

Поворот к худшему

Жизнь североамериканского бизона изменилась к худшему примерно тридцать пять тысяч лет назад. До этого ледниковый период был относительно мягким – разумеется, для ледниковых периодов. В Берингии – такое название получил географический регион, который тянется от реки Лены в Западной Сибири до реки Макензи в канадском Юконе и включает в себя в том числе и Берингов перешеек, в наши дни скрытый под водой, – условия обитания бизонов были самыми благоприятными. Ежегодное количество осадков было слишком низким, чтобы этот регион покрылся льдами, но достаточно высоким, чтобы поддерживать пышную степную растительность, идеальную для бизонов. Однако по мере похолодания климата и снижения количества осадков на смену травам пришли менее питательные кустарники. Бизонов, питавшихся преимущественно травой, временно вытеснили размножившиеся лошади, которые могли довольствоваться и кустами. Однако и их успех оказался мимолетным – климат продолжил ухудшаться, и исчезли даже кусты.

Примерно двадцать три тысячи лет назад, во время пика холода последнего ледникового периода, и бизоны, и лошади Берингии оказались в крайне сложном положении. Среда обитания совсем оскудела, да к тому же территория современной Западной Канады покрылась льдами, поскольку там сошлись воедино два массивных ледника – Кордильерский ледниковый щит, тянувшийся у подножия Скалистых гор с восточной стороны, и Лаврентийский ледниковый щит поверх Канадского щита, – отчего из Берингии стало не попасть на юг, где условия, вероятно, были лучше. Эта ледяная преграда сохранялась почти десять тысяч лет.

В самые холодные времена последнего ледникового периода бизонам в Северной Америке жилось несладко. Мало того что практически исчезли пастбища, так еще и появился новый хищник, у которого имелись особые виды на бизонов. Этот хищник, только что перебравшийся по перешейку из Азии, ходил прямо, на двух ногах, и умел швыряться остроконечными предметами. Да, я говорю о первых людях, ступивших на континент. Бизонам никогда еще не приходилось сталкиваться с хищниками, которые охотились подобным образом. Обычные хищники, угрожающие бизонам (то есть волки, медведи и крупные кошачьи), способны за одну успешную охоту завалить одного-двух бизонов, обычно или самых молодых, или старых либо больных. А люди работали сообща и могли за раз истребить десяток, а то и больше особей. Они нацеливались не на самых слабых в стаде, а на самых крупных, здоровых и жирных. Человеческие популяции росли, люди охотились на бизонов все чаще и активнее, и это разрушало структуру бизоньего стада. Приходили и уходили брачные сезоны, самок становилось все меньше, а значит, было меньше и телят – и поголовье бизонов постепенно сокращалось. Вдобавок среда обитания бизонов совсем оскудела, и уцелевшие стада теснились на островках травянистых лугов, которые быстро уменьшались. К несчастью для бизонов, люди тоже знали, где находятся эти островки.

Палеонтологи могут рассчитать, как сокращалось поголовье бизонов в ледниковый период, по количеству датируемых этим периодом бизоньих костей, однако данные секвенирования древней ДНК значительно надежнее. К тому времени, когда ледниковый период подошел к концу и мир начал отогреваться, популяция бизонов Берингии, некогда огромная и единая, сократилась до нескольких небольших, географически изолированных стад, каждое из которых влачило жалкое одинокое существование на последних островках травы. Остатки популяции продержались еще какое-то время, иногда несколько тысяч лет, но времена изобилия канули в прошлое. Особи, жившие на том или ином островке, были генетически идентичны – признак того, что популяции стали очень малы, – и редко переходили на другие островки. Последние северные популяции бизонов вымерли две тысячи лет назад.

Бизонам, очутившимся при слиянии Лаврентийского и Кордильерского ледниковых щитов с южной стороны, также пришлось тяжело – ведь здесь с конца ледникового периода тоже были люди. Они жили рассеянными поселениями и изобретали все новые орудия, иногда предназначенные специально для охоты на бизонов. Тринадцать тысяч лет назад к югу от ледников осталось уже совсем мало бизонов – одно или, может быть, несколько стад. Все нынешние бизоны происходят от этой южной популяции. Если бы не несколько выживших бизонов к югу от ледниковых щитов, эти животные вымерли бы, повторив судьбу мамонтов, гигантских медведей, североамериканских львов и многих других знаменитых зверей ледникового периода.

Передышка

Когда последний ледниковый период завершился и наступил нынешний период потепления – новая геологическая эпоха под названием голоцен, – климат улучшился и в центральной части Северо-Американского континента снова пышно разрослись травы. Мамонты и лошади уже вымерли или находились на грани вымирания, а следовательно, у бизонов было меньше конкуренции в этой растущей экологической нише. В итоге 10 000 лет назад их поголовье восстановилось и они прекрасно себя чувствовали. Миллионы бизонов (состоявших в близком родстве друг с другом) распространились по равнинам (впоследствии их назовут равнинными бизонами) и по лесам, тянувшимся к северу (они станут именоваться лесными бизонами). Ранний голоцен был идеальным временем для североамериканских бизонов.

Люди, разумеется, тоже чувствовали себя отлично. К тому времени, как равнины Северной Америки снова заросли травой, люди успели расселиться практически по всему континенту. Эти первые жители Северной Америки подходили к вопросу истребления бизонов весьма творчески. Вооруженные копьями, луками и стрелами, они загоняли зверей в сугробы, теснили в ущелья и естественные загоны, устраивали на них засады у переправ через реки и озера. Они гнали бизонов на замерзшие водоемы, нападали на них у водопоя и сгоняли с крутых обрывов, отчего животные гибли или калечились – либо в результате самого падения, либо потому, что валились друг на друга. В таких местах массовых убийств – «бизоньих прыжков» – за один раз с обрыва нередко сгоняли до нескольких сотен особей.

Общинная охота на бизона была важной частью социальной жизни первых жителей Северной Америки. Общинная охота – это общинная добыча, а значит, разрозненные группы объединялись, чтобы как можно лучше распорядиться горами бизоньих трупов (иногда это были буквально горы). Во время таких дележей добычи воссоединялись семьи, отмечались те или иные успехи, принимались политические решения, заключались браки. Бизоньи шкуры превращали в обувь, каноэ, стены вигвамов, из рогов делали кубки и погремушки. Эти предметы, а также песни, устные рассказы, танцы и произведения искусства хранят память о более чем четырнадцати тысячах лет взаимодействия между людьми и бизонами в Северной Америке. Люди жили за счет бизонов, а бизоны участвовали в формировании ранней эволюционной истории человечества.

Бизоны тоже адаптировались к сосуществованию с людьми. К раннему голоцену бизоны стали миниатюрнее своих предков, живших в ледниковый период. Палеонтолог из Аляскинского университета в Фэрбенксе Дейл Гатри в своей книге (Dale Guthrie, Frozen Fauna of the Mammoth Steppe) объясняет измельчание бизонов взаимодействием с людьми. В ледниковый период на бизонов охотились главным образом львы, гигантские медведи и саблезубые тигры, а эти животные нападают поодиночке или небольшими стаями. Чтобы не дать себя съесть, бизон может сопротивляться или даже пойти в контрнаступление, воспользовавшись своими огромными грозными рогами. После того как эти животные вымерли, главными хищниками, охотившимися на бизонов, стали люди. Когда на стадо бизонов нападает стая волков или группа участников общинной охоты, лучшая стратегия для выживания – бежать. Поэтому новый тип охоты благоприятствовал эволюции относительно мелких и подвижных бизонов. С этой точкой зрения согласен и канадский биолог Валериус Гейст: он напоминает, что люди скорее всего тоже оказывали на бизонов сильное эволюционное воздействие, поскольку в результате их методов охоты самые крупные и храбрые самцы были истреблены, ибо именно такие особи были особенно склонны бросаться на людей, вооруженных копьями, а поэтому и гибли с большей вероятностью. Около пяти тысяч лет назад, то есть, вероятно, примерно через 15 тысяч лет после первой встречи с человеком, североамериканские бизоны уже выглядели примерно как сегодня – масса их тела составляла около 70 процентов массы их предков, живших в ледниковый период.

Вероятно, уменьшение размеров бизонов косвенно повлияло и на людей. Поскольку у людей появились бесперебойные источники бизоньего мяса, они основывали постоянные поселения в лучших местах обитания бизонов – ведь вооруженный человек всегда победит в борьбе за территорию. Бизонов оттеснили туда, где растительность была менее обильной и питательной и где небольшие бизоны, которым требовалось меньше ресурсов, получили преимущество перед своими более крупными братьями и сестрами. Бизоны приспособились и стали жить дальше, пусть даже их вес и количество уменьшились.

Потом настала передышка… по крайней мере для бизонов. Примерно пятьсот лет назад в Северную Америку пришли европейцы, и по континенту пронеслись разрушительные волны эпидемий – оспы, коклюша, тифа, скарлатины и других болезней, которые едва не истребили коренное население. При такой смертности многие достаточно древние человеческие поселения исчезли и охотиться на бизонов стали меньше, так что это бремя было с них отчасти снято. Судя по историческим источникам, к середине XVIII века на равнинах Северной Америки паслось уже 60 миллионов бизонов. Однако закрепить этот успех не удалось.

Европейцы не только занесли в Северную Америку инфекционные болезни, но и вернули туда лошадей. Лошади появились в Северной Америке миллионы лет назад в результате эволюции, но вымерли на этом континенте к концу последнего ледникового периода, сохранившись только в Европе и Азии. Когда в XVI веке испанские первопроходцы снова завезли лошадей, бизоны оказались в опасности. К началу XVIII века все – и колонисты, и коренные жители – обнаружили, что верхом на лошадях особенно удобно загонять и убивать бизонов. А еще европейцы привезли с собой ружья, которые стали вторым после лошадей врагом для бизонов, потому что они стреляли в зверей метко и быстро.

В начале XIX века темпы европейской колонизации ускорились, и это естественным образом отразилось на охоте на бизонов. Колонисты, волнами распространявшиеся на запад, быстро сообразили, что бизоны вкусные и хорошо продаются. Звероловы и торговцы ежегодно привозили на Восточное побережье сотни тысяч бизоньих шкур. Железнодорожные компании предлагали пассажирам (как сейчас нам на борту самолета предлагают посмотреть фильм) своеобразное развлечение: скакать верхом по прериям рядом с поездом и стрелять в бизонов. Но главное, правительство и военные считали бизонов ресурсом врага, а врагом становился любой индеец, который не желал отказываться от охоты на этих зверей, переселяться в резервации и осваивать земледелие. Чтобы справиться с «проблемой», следовало, по мнению политиков, полностью уничтожить бизонов, всех до единого, и неважно, сколько мирных договоров придется ради этого нарушить. Из десятков больших стад, существовавших в середине XVIII века, к 1868 году уцелело всего два – одно на северных равнинах, другое на южных, – разделенные железной дорогой. Экономический кризис 1873 года привлек в прерии новых звероловов – охотников на буффало, целью которых было превратить бизоньи шкуры в деньги. Охота оказалась успешной, рынок переполнился, прибыль с каждого убитого животного снижалась, поэтому, чтобы добыть хлеб насущный, мертвых бизонов требовалось все больше. Стада исчезли с равнин, оставив по себе лишь груды костей и разлагающиеся брошенные туши (без шкур). К 1876 году бизоны полностью исчезли с южных равнин. В 1884 году в Северной Америке насчитывалось меньше одной тысячи бизонов.

Спасение

Первые нотки недовольства ролью человека в процессе неизбежного вымирания бизонов прозвучали еще в самом начале XVIII века. Однако первый закон о защите бизонов появился лишь в 1874 году – это был акт о предотвращении «бессмысленного истребления» этих животных, одобренный обеими палатами Конгресса. Увы, президент Улисс Грант отказался подписывать документ и придавать ему законную силу. В 1877 году канадское правительство рассмотрело Акт о защите буффало в надежде достичь той же цели, однако само же его и отклонило. Наконец в 1894 году президент Гровер Кливленд подписал «закон Лейси» – «Закон о защите птиц и животных в Йеллоустонском национальном парке и о наказании за преступления в указанном парке». Этот закон защищал единственный оставшийся ареал обитания равнинных бизонов в Северной Америке (популяция диких лесных бизонов сохранилась на западе Канады). Согласно результатам переписи фауны Йеллоустонского национального парка, проведенной в 1902 году, спустя восемь лет после того, как бизоны попали под защиту закона, там насчитывалось менее 25 бизонов.

К счастью, бизонов защищали не только законы. В семидесятые и восьмидесятые годы XIX века участью бизонов, особенно их коммерческим потенциалом, заинтересовались рядовые граждане. Они отловили всех диких бизонов, которых смогли отыскать, и основали шесть частных стад общим поголовьем около 100 животных. Раз уж мы взялись за подсчет, прибавим этих 100 бизонов примерно к 25 диким бизонам, сохранившимся в Йеллоустонском парке, и получим, что все ныне живущие равнинные бизоны ведут свой род приблизительно от 125 особей. Это было второе почти полное вымирание бизонов меньше чем за 15 000 лет.

В 1905 году было образовано Американское общество защиты бизонов – природоохранная организация, провозгласившая своей целью спасение американского бизона от вымирания. Первым почетным президентом общества стал Теодор Рузвельт – большой любитель охоты на бизонов. Прошло два года, и общество провело вторую кампанию по возвращению животных в дикую природу Соединенных Штатов (первой было возвращение в Америку давно вымерших лошадей, которых привезли испанские первопроходцы): члены организации привезли 15 бизонов из стада в Бронксском зоопарке на ранчо в Оклахоме. Год спустя общество подало в Конгресс прошение о создании в Монтане Национального бизоньего пастбища. Прошение было удовлетворено, и в 1909 году пастбище заселили бизонами, которых выкупили у частных владельцев на деньги, собранные обществом. За следующие пять лет похожая тактика позволила создать стада бизонов в Национальном парке Уинд-Кейв в Южной Дакоте и в заказнике Форт Ниобрара в Небраске. Стада плодились и размножались. Бизоны были спасены.

Сегодня

Сегодня в Северной Америке живет две разновидности бизонов – равнинный и лесной. И те, и другие – потомки бизонов, переживших почти полное вымирание сначала 13 000, а потом 150 лет назад. Равнинные бизоны – официально Bison bison подвида bison, то есть Bison bison bison – населяют травянистые равнины, а лесные бизоны, таксономически выделенные как Bison bison athabascae, обитают севернее, в гористых регионах континента. Лесные бизоны немного крупнее равнинных и, как считают, менее косматые – у них не такие густые и длинные бороды и гривы и не такие шерстистые передние ноги. Тонкая эволюционная грань, разделявшая лесных и равнинных бизонов, размылась в 1925 году, когда канадское правительство перевело 6000 равнинных бизонов из Национального парка бизонов в центральной Альберте в Национальный парк лесных бизонов в северной Альберте, чтобы снизить нагрузку на пастбища центра провинции. После этого никакие эволюционные барьеры не мешали лесным и равнинным бизонам скрещиваться, и сегодня «генетически чистых» стад лесных бизонов скорее всего уже не осталось. Тем не менее государства защищают лесных и равнинных бизонов по отдельности в попытке сохранить их особые черты и разнообразие.

Сейчас в Северной Америке живет пятьсот тысяч бизонов (плюс-минус), и их стада насчитывают от десяти до одной тысячи голов. Бизоны – животные крупные, они могут весить до тонны, у них мирный нрав и плохое зрение, и они просто чудесны. В целом бизоны спокойны, хотя способны догнать бегущую галопом лошадь, а если их вспугнуть, прыгают с места вверх почти на два метра. В местных и национальных заповедниках, где в неволе содержатся стада бизонов, рейнджеры предупреждают посетителей, что общаться с животными опасно, и все же каждый год находится несколько человек, которые пренебрегают предупреждениями и дорого – иногда даже жизнью – платят за это. Все-таки бизоны – дикие звери, а не мохнатая версия домашней коровы.

Бизоны – пример успеха охраны природы. Они едва не исчезли в конце XIX века, а сегодня их стада ведут здоровую, размеренную жизнь, их мясо, шерсть и кожа пользуются на рынке устойчивым спросом и приносят прибыль, а президент Барак Обама в 2016 году назвал их национальным млекопитающим США. Популяции бизонов в Северной Америке стабильны, и это отрадно.

Что же такое успех охраны природы, приносящий отрадную стабильность? Сегодня большинство бизонов принадлежат частным владельцам и выращиваются как домашний скот. Животных подвергают селекции, чтобы развить у них качества, облегчающие их содержание на ранчо и повышающие их рыночную прибыльность: бизоны должны быть смирными, плодовитыми и быстро расти на экономичных кормах. Во многих, а возможно, и во всех стадах наличествуют гены коров, поскольку в начале XIX века владельцы ранчо нарочно скрещивали бизонов с коровами, чтобы получить скот с коровьим темпераментом и бизоньей выносливостью. Скрещивание внутри и между стадами тщательно отслеживается, и несколько крупных некоммерческих и коммерческих организаций предлагают услуги наподобие типирования ДНК, тестирования на болезни и сопровождения купли-продажи. Эти бизоны обитают в охраняемых границах своих пастбищ и избавлены от необходимости конкурировать с другими травоядными животными. Им не нужно опасаться хищников – волков и медведей. Они не могут мигрировать в поисках качественного корма при смене времен года. Выживанию таких бизонов способствуют иные черты и гены, чем те, которые обеспечивали успех их предкам. Можно ли считать этих бизонов по-прежнему дикими?

Некоторые бизоны – примерно четыре процента от живущих ныне особей – объединены в охраняемые стада. В целом эти стада занимают менее одного процента территории, которую когда-то использовали бизоны. Бизоны из этих стад не подвергаются селекции в коммерческих целях, однако их жизнь контролируется ничуть не меньше, чем жизнь бизонов в частных стадах. Охраняемые стада, как и коммерческие, пасутся на огражденных территориях, что защищает их от болезней, хищников и других опасностей. Животных ежегодно отбраковывают, чтобы сдержать рост популяции, особей с неидеальным темпераментом удаляют из стада, а состав стада по полу и возрасту тщательно регулируют, чтобы контролировать размножение и снизить вероятность побега.

У большинства охраняемых стад тоже есть гены коров, что заставляет задуматься о проблеме сохранения вида. Например, около 50 процентов бизонов из охраняемого стада на острове Санта-Каталина у побережья Калифорнии несут в себе митохондриальную ДНК коровы – эта ДНК наследуется по материнской линии. Когда биолог Джеймс Дерр, специалист по бизонам из Техасского аграрно-технического университета, изучал стадо с острова Санта-Каталина, чтобы выяснить, влияет ли наличие ДНК коровы на бизонов, то он обнаружил, что бизоны с митохондриальной ДНК коровы меньше и ниже ростом, чем в стадах с бизоньей митохондриальной ДНК. Эти результаты показывают, что такая большая доля коров среди предков, вероятно, влияет на бизонов из стада Санта-Каталины. Могут ли эти бизоны считаться по-прежнему дикими?

Если принимать в расчет результаты, подобные полученным Дерром, то зоотехникам предстоит решить трудную задачу. Как быть – подвергать бизонов с ДНК коровы отрицательной селекции и устранять их из стада или, напротив, поощрять смешение пород, поскольку это дает возможность повысить генетическое разнообразие у вида, все особи которого генетически очень схожи из-за недавней угрозы вымирания? Тем более что все стада медленно накапливают генетические варианты, характерные для того или иного стада, – и из-за приспособления к местным условиям, что хорошо, и из-за близкородственного скрещивания, что может быть плохо. Выбор у зоотехников непрост. С одной стороны, если перемещать отдельных особей из стада в стадо, это не даст близкородственному скрещиванию сделать все стадо в целом менее приспособленным. С другой стороны, такая динамика может пересилить механизмы приспособления к местным условиям, которые позволяют животным выживать в новой, изменчивой среде. Так или иначе, именно от зоотехников зависит эволюционная судьба североамериканского бизона.

Целенаправленная эволюция

История североамериканского бизона – наглядный пример того, как представители нашего вида управляют эволюционным процессом. Почти два миллиона лет бизоны эволюционировали в отсутствие людей. Они адаптировались к наступлению и отступлению ледниковых периодов. Когда холодало, бизоны с более густым мехом, как правило, оказывались сильнее и здоровее и лучше спасались от хищников. Когда теплело, все, возможно, было наоборот. Самых старых и наименее приспособленных бизонов отбраковывали хищники, а оставшиеся бизоны давали потомство. Они распространились по Северному полушарию, и их популяции то росли, то сокращались вместе с доступными травянистыми ареалами обитания.

Потом появились люди и принесли с собой орудия, которые можно было совершенствовать и приспосабливать так быстро, что бизоны не успевали эволюционировать, чтобы спастись. Более 14 000 лет люди охотились на бизонов ради пищи и развлечения. За это время бизоны дважды оказывались на грани вымирания. Первый раз им удалось восстановиться благодаря счастливой случайности: ранний голоцен был идеальным климатом для травянистых равнин, а травоядных конкурентов у бизонов оказалось мало. Но это было лишь временно.

Когда бизоны почти исчезли во второй раз, люди решили их спасти. Там, где когда-то владычествовала эволюция, воцарились зоотехники. Теперь они решали, какие из бизонов выживут и оставят потомство, и даже скрещивали бизонов с коровами. Правительственные чиновники создали бизоньи резервации и приняли законы об их охране. Сегодня наше государство полагает каждое стадо отдельной ценной единицей и защищает его соответственно, несмотря на то, что все ныне живущие бизоны – потомки менее чем 125 особей. Одни бизоньи стада считают охраняемыми, другие нет. Зоотехники и животноводы перемещают стада между ареалами, а особей между стадами. Ученые анализируют бизоньи ДНК, чтобы помочь зоотехникам решить, какие особи станут производителями, какие гены правильные и какое количество ДНК коровы считать переизбытком ДНК коровы. Зоотехники отбраковывают бизонов, чтобы снизить нагрузку на пастбища, прививают их, чтобы избежать болезней, и держат за оградой, чтобы уберечь от хищников. А мы из своих уютных машин смотрим, как они живут за этой оградой, и радуемся тому, что нам удалось сохранить их в дикой природе. Это вселяет в нас надежду.

Эволюционная история североамериканского бизона – история, в которой человек принимал самое непосредственное участие, как, впрочем, и в истории почти всех (а возможно, и вообще всех) живых организмов, обитающих сегодня на планете. На разных этапах процесса формирования бизонов нам пришлось играть разные роли – от хищника до защитника, – но все это время мы учились управлять ими, подчиняя этих диких животных своим особым потребностям. В следующих главах я подробно проанализирую эти роли и то, как они менялись, на примерах из моих исследований и исследований других ученых, чтобы показать, как мы строим и перестраиваем эволюционные траектории видов при движении по собственному эволюционному пути.