Текст книги "А наутро радость"

Бетти Смит
А наутро радость

Betty Smith

JOY IN THE MORNING

© Фрадкина Е., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

 
…вечером водворяется плач,
а наутро радость.
 

Псалом 29:6

1

Это была старомодная ратуша в продвинутом университетском городке на Среднем Западе. Коридор был длинным и узким. Вдоль стен были расставлены скамьи, и возле каждой стояла медная плевательница.

Был 1927 год, и мало кто жевал табак. Однако ни у кого не было полномочий, чтобы избавиться от плевательниц. Каждое утро уборщик начищал их и наливал в каждую с полдюйма свежей воды – как делали до него уборщики последние пятьдесят лет.

На одной из скамей сидели юноша по имени Карл и девушка по имени Анни. Рядом с девушкой стоял маленький красный чемодан, совсем новенький. Время от времени она с видом собственницы похлопывала по нему. Юноша курил сигареты, зажигая одну от другой, из-за чего казалось, будто он нервничает. Однако это было не так.

Хотя его звали Карл Браун, свою жизнь юноша начал как Карлтон Браун. Отец дал ему имя в честь своего босса. Мистер Браун работал у мистера Карлтона с двенадцати лет. Работа была тяжелой, рабочий день долгим, зарплата низкой, и прибавки к ней были редкостью.

Каждый раз, как мистер Браун просил у босса прибавки, мистер Карлтон обнимал его за плечи и мягко говорил: «Не беспокойся, сынок». Когда он, мистер Карлтон, скончается, вон в том сейфе будет несколько облигаций на имя Уильяма Брауна.

Так что, когда родился малыш, его назвали Карлтоном – дабы босс не забыл про облигации. Когда мальчику было шесть лет, мистер Карлтон умер. Сейф открыли, но там не было никаких облигаций для Уильяма Брауна, «сынка». Разочарованный отец сократил имя мальчика, и получилось «Карл».

Во время войны люди носились по улицам с криками «Долой кайзера!» и перешли с кислой капусты на вареную. Мистер Браун законным путем сменил свою фамилию. Она звучала по-прежнему, но теперь писалась как Brown, а не Braun[1]1
  Braun – по-немецки, Brown – по-английски. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]. Хотя мистер Браун и родился в Германии, ему хотелось, чтобы никто не сомневался, на чьей он стороне.

Вот каким образом появилось имя Карл Браун.

С именем девушки, Анни Макгэйри, не было никаких осложнений. Ее назвали Анни в честь ее бабушки со стороны матери (бабушка родилась в Германии). А фамилию Макгэйри она, разумеется, унаследовала от отца, родившегося в Дублине.

Карл был красивым юношей: высокий блондин с мужественной внешностью, из-за которой он казался старше своих двадцати лет. Его одежда была дешевой, но он носил ее с такой небрежной элегантностью, что казалось, будто он дорого одет. Словом, это был привлекательный молодой человек, которого нельзя было не заметить.

Анни было восемнадцать, но она выглядела четырнадцатилетней девочкой, которая одолжила на один день одежду у своей старшей сестры. Маленькая и худенькая, Анни была хорошо сложена. Свои красивые светло-каштановые волосы она укладывала узлом на затылке. У нее была гладкая, чистая кожа, подвижный рот и печальные серые глаза. Никто не обращал особого внимания на эту девушку, пока она не начинала говорить. А уж тогда ее было невозможно не заметить.

Они сидели на скамье, прижавшись друг к другу и держась за руки, и ждали, когда их распишут. Время от времени раздавалось шипение: это Карл бросал недокуренную сигарету в плевательницу. И каждый раз Анни стискивала его руку и спрашивала: «Нервничаешь?» А он каждый раз стискивал ее руку и отвечал: «Нет. А ты?» Она каждый раз говорила: «Немного». И тогда они крепко сжимали руки друг другу.

К ним подошла служащая, и Карл начал подниматься.

– Не вставайте, – приветливо произнесла женщина.

– Нам еще долго ждать? – осведомился Карл, взглянув на часы. – Мы не хотим пропустить игру.

– Судья Калеймус обычно не приходит по субботам, – ответила служащая. – Но в вашем случае он сделает исключение. Мы позвонили ему домой, и он будет через несколько минут.

– Хорошо!

– А у вас есть разрешение на брак? – Карл начал доставать его из внутреннего кармана пальто. – О, оно мне не нужно. Просто проверяю, – сказала она. – Откуда вы приехали?

– Из Бруклина, – сказал Карл.

– Оба?

Карл кивнул.

– Но я здесь уже год.

– Он учится в университете, – с гордостью сообщила Анни.

– На медицинском факультете? – поинтересовалась служащая.

– На юридическом, – ответил он.

– Это хорошо, – с рассеянным видом сказала она и повернулась к Анни: – А как давно здесь вы?

– Два часа, – сказала Анни.

– Она прибыла ночным поездом из Нью-Йорка, – пояснил Карл.

– Тогда Средний Запад должен показаться вам странным, – обратилась женщина к Анни.

– О нет. Я имею о нем некоторое представление. Читала книги, в которых действие происходит тут. Например, «Уайнсбург, Огайо», «Главная улица» и «Сестра Кэрри»[2]2
  «Уайнсбург, Огайо» (1919) – сборник рассказов американского писателя Шервуда Андерсона (1876–1941). «Главная улица» (1920) – роман американского писателя Синклера Льюиса (1885–1951). «Сестра Кэрри» (1900) – роман американского писателя Теодора Драйзера (1871–1945).


[Закрыть]. По-моему, Средний Запад не особенно отличается от того места, где я жила. Вообще-то действие «Сестры Кэрри» вполне могло происходить не в Чикаго, а в Бруклине.

Карл предостерегающе сжал ее руку, и она замолчала. Анни заметила, что служащая как-то странно на нее поглядывает.

– О! Ах да… – смущенно произнесла женщина, направляясь в офис. Она бросила через плечо: – Знаете, судья будет ожидать самую малость за хлопоты.

– Я понимаю, – сказал Карл.

– Карл, я что-то не так сделала? – тревожно спросила Анни.

– Нет, любимая.

– Тогда почему ты сделал мне знак, чтобы я замолчала?

– Мне не хотелось, чтобы она тут болталась.

Он не хотел говорить Анни, что служащую удивило ее произношение. У самого Карла был легкий бруклинский акцент, а у Анни сильный, да вдобавок еще с ирландским выговором.

– Ну, она тоже смешно говорит, – вдруг заметила Анни.

У Анни была какая-то сверхъестественная способность порой читать мысли Карла, и ему становилось от этого не по себе.

– О, ты привыкнешь к тому, как они говорят, – сказал он. – Так же, как они привыкнут к тому, как говоришь ты – я имею в виду, мы.

– Я знаю, что иногда неправильно говорю, но я научусь, Карл. Вот увидишь. Я очень шибко учусь.

– Быстро, – автоматически поправил он.

Она хотела сказать: «Не стесняйся меня», но вместо этого сказала:

– Не беспокойся обо мне.

– Беспокоиться? Никогда! Ты же умная, Анни. Ты даже не знаешь, какая ты умная.

– Нет, Карл. Ведь я ходила в школу только до восьмого класса.

– Но ты такая же умная, как большинство выпускников колледжа.

– Ты просто так говоришь.

– Нет, любимая. Я действительно так думаю.

– Я научусь, Карл. Вот увидишь.

– Только не учись слишком много. Я не хочу, чтобы моя жена стала важной птицей.

– Нет, я не тщеславна. Но мне, конечно, хочется знать достаточно, чтобы тебе не пришлось за меня краснеть, когда ты станешь известным адвокатом, а может быть, и губернатором.

– А почему не президентом? – спросил он шутливым тоном. – Мне кажется, ты не очень-то в меня веришь.

– Ты же знаешь, Карл, что я имею в виду.

– Знаю, дорогая. Но я люблю тебя такой, какая ты есть. – Он поцеловал Анни в щеку.

– Из-за этого ожидания я начинаю дергаться. Который час на твоих? – спросила она.

– Десять минут двенадцатого. Черт возьми, матч начинается в час тридцать. А мне еще нужно избавиться от твоего чемодана, и мы должны сходить в кафе на ланч, и…

– И я ни за что не хочу пропустить игру, – сказала она. – Я никогда не видела футбольный матч, и мне так хочется. – Анни дотронулась до желтой хризантемы с бантом цветов университета. Карл приколол ее к пальто Анни, когда она вышла из поезда. Она высоко подняла маленький синий флажок, который он вложил ей в руку на перроне. Помахав этим флажком, она прошептала: «Ура! Ура! Ура!»

Пришла служащая и, сообщив, что прибыл судья, попросила их следовать за собой. «И возьмите чемодан, – добавила она. – Не то чтобы кто-нибудь действительно мог его украсть, но никогда не знаешь. Из-за этой игры в городе так много чужих».

На двери было имя: «Уиллис Дж. Калеймус». Под ним значилось: «Мировой судья», а внизу в углу: «Нотариус». Карл сделал язвительное замечание насчет нотариуса, называющего себя судьей. Анни зашикала на него: тише, он может услышать.

Казалось, огромный живот судьи занимает все пространство маленького офиса. Анни ожидала, что он будет в мантии, как судьи в кинофильмах. Но на нем были свободные брюки, чистая, но небрежно выглаженная рубашка и пальто из альпака с незастегнутыми пуговицами. Пальто лезло вверх на спине и обвисало спереди, как будто карманы были набиты железными опилками.

Судья послал служащую за некой мисс Ви – второй свидетельницей. Он взял у Карла разрешение на брак и ушел за конторку изучать. Сначала он принялся хлопать по карманам, глядя в пространство – так он искал очки. В конце концов он нашел их в кармане рубашки. Судья не спеша водрузил очки на нос. Карл нервно достал из кармана сигареты. Судья пристально посмотрел на пачку, потом перевел взгляд на Карла. Карл убрал пачку в карман.

Судья тяжело дышал, медленно читая разрешение и время от времени поглядывая на Карла и Анни. Казалось, он решает, кто же из них обвиняемый. Карл дергался от нетерпения, а Анни погрузилась в свои мысли.

«Это не по-настоящему, – подумала она. – Где моя фата? Мое белое платье? Где тихая церковь с солнечным светом, льющимся в окна, и звуками органа? И мама, которая плачет, но в то же время гордится мною?»

Карл больше не мог вынести ожидания. Он поднес к глазам запястье, чтобы взглянуть на часы. Судья перестал читать разрешение и пристально посмотрел на Карла. Карл выразительно потряс часами и поднес их к уху. Судья долго смотрел на него, прежде чем вернуться к разрешению на брак.

«Бог должен знать, – думала Анни, – что я сделала все, что в моих силах, чтобы выйти замуж как полагается. Я хотела, чтобы это произошло в церкви, где были бы мама, и мои маленькие братья, и соседи, и Арлин в качестве подружки невесты. Я сказала маме…»

– Мама, в следующую среду мне будет восемнадцать.

– Как летит время!

– Мы с Карлом хотим пожениться.

– Не говори глупости. Ты еще ребенок.

– Я перестала быть ребенком в четырнадцать, когда начала работать.

– Неважно. Все равно ты еще ребенок.

– Я хочу венчаться в церкви. И чтобы там была ты, мама.

– Выброси эту идею из головы. Ты не выйдешь замуж ни в церкви, ни где бы то ни было еще.

– Мама, пожалуйста, не заставляй меня выходить замуж тайком, в городской ратуше.

– Ты несешь чушь. Ты не видела этого мальчика больше года.

– Он был здесь все лето.

– И ты с ним встречалась?

– Да.

– Не сказав своей матери?

– Я боялась, что ты скажешь Дэну.

– Послушай, Анни, тебе кажется, что ты хочешь выйти замуж за Карла. Но ты еще слишком молода, чтобы твердо знать, чего хочешь. Карл не для тебя. В один прекрасный день появится подходящий мужчина, и ты будешь рада, что подождала.

– Я не могу ждать, мама. Я должна выйти замуж.

– Должна? Ты сказала «должна»?

– Это не то, что ты думаешь, мама.

– Скажи мне, что именно я думаю. Скажи.

– Ты больно сжала мне руку, мама.

– Говори!

– Тебе лучше не знать.

– Когда у тебя были последние месячные?

– Не говори гадости, мама!

– Не указывай мне, что я должна говорить, ты… шлюха!

– Мама, если ты скажешь это еще раз…

– Шлюха!

– Ты зашла слишком далеко, мама.

– Как ты смеешь поднимать на меня руку! Как подумаю… как подумаю, сколько я страдала, рожая тебя! Скольким пожертвовала ради тебя…

– Не плачь, мама. Пожалуйста, не плачь.

– И это вся твоя благодарность! Если бы твой отец слышал, как ты со мной разговариваешь…

– Мой отец умер.

– Дэн твой отец. Он тебе больше отец, чем был твой собственный. Как ты думаешь, почему я вышла за Дэна? За человека, который на двадцать лет старше меня? Я не любила его. Уважала – да. Но не любила.

– Почему же ты вышла без любви, мама?

– Чтобы у моих детей был отец. Человек, который позаботится о том, чтобы у них был хороший дом, вдоволь еды, приличная одежда…

– Но, мама, насчет Дэна…

– Что насчет Дэна?

– Ничего.

– Что, Анни? Я знаю, ты его не любишь. Почему?

– Мне не нравится, как он смотрит на меня. И целует перед сном, когда я в постели.

– Он целует перед сном всех детей.

– Но я не ребенок.

– Для него ты малышка.

– Я женщина.

– Только не для него. Он любит тебя так же, как твоих маленьких братьев. У него никогда не было собственных детей. Он такой хороший человек… Ну-ну, Анни, не плачь. Не плачь…

Карл сжал ее руку и прошептал:

– Перестань грезить наяву, любимая.

Анни резко очнулась. Она услышала, как священник спрашивает Карла, зовут ли его Карл Браун, и Карл отвечает утвердительно.

– Ваш возраст?

– Двадцать.

– А вы, юная леди, Анни Макгэйри?

– Да, сэр.

– Ваш возраст?

– Восемнадцать.

– И как давно вам исполнилось восемнадцать?

– В прошлую среду.

– У вас есть свидетельство о рождении?

– Нет, сэр. Но…

Судья сложил разрешение и подтолкнул его к Карлу:

– Приходи сюда снова, сынок, когда она вырастет.

– В разрешении указан правильный возраст этой юной леди, сэр. – Карл отправил разрешение обратно.

– Вот как? Может быть, вам удалось одурачить клерка, который выдал его, – сказал судья. – Но только не меня! Нет, сэр! Меня вам не удастся провести. Молодой леди не больше четырнадцати, и тут вам не Теннесси. В нашем штате законы запрещают браки несовершеннолетних. – Он толкнул разрешение в сторону Карла.

Анни, которая копалась в своей туго набитой сумке, вытащила лист бумаги и передала Карлу. Это было ее свидетельство о крещении. Карл предположил, что мать Анни не дала ей свидетельство о рождении, и тогда она получила свидетельство о крещении у своего священника. Положив его на разрешение, он в свою очередь толкнул все это через конторку.

Как раз в эту минуту вошла служащая, за которой следовала мисс Ви. Мисс Ви была маленькой вертлявой женщиной средних лет. Она встала на цыпочки, чтобы через плечо служащих посмотреть на молодую пару. Поймав взгляд Анни, она улыбнулась и подмигнула. Анни улыбнулась в ответ, но не стала подмигивать, так как не была уверена, не тик ли это. Эта маленькая женщина все время так дергалась! Не хотелось бы обидеть ее, если это действительно тик.

– Мы готовы, если вы тоже, судья, – бодро произнесла служащая, пытаясь внести в церемонию праздничную ноту.

Судья вышел из-за конторки и распорядился, где кому стоять. Потом он сделал паузу и оценил мизансцену. Он внес несколько изменений и отступил на шаг, затем нахмурился. Что-то было не так. А! Это флажок, который держала Анни.

– Я это заберу, юная леди. – Он положил флажок на конторку.

Оглядевшись, судья похлопал себя по карманам в поисках своей книги. Служащая достала ее из-под конторки. Он принялся медленно листать страницы, отыскивая свадебную церемонию. Это время показалось Карлу вечностью.

– Кажется, мы готовы, – сказал судья. Он обвел всех взглядом и, поскольку никто не возразил, приступил к церемонии. – Возьмите ее за правую руку, мистер Браун. – Их руки столкнулись, и в конце концов Карл взял Анни за левую руку. – За правую руку, молодой человек. Правую.

Мисс Ви подмигнула Анни. Анни подмигнула в ответ, решив, что у мисс Ви нет никакого тика. Свадебная церемония продолжалась. Анни слушала с сосредоточенным вниманием, словно старалась запомнить каждое слово. Судья спросил:

– …берешь ли ты, Анни Макгэйри…

«Меня в последний раз называют Анни Макгэйри», – мечтательно подумала Анни. Судья ждал. Карл сжал руку Анни.

– Беру! Беру! Да! – громко ответила она.

Карл усмехнулся ей, мисс Ви подмигнула, служащая закатила глаза, а судья сердито взглянул на всех собравшихся.

Кольцо наделось легко, потому что оно было слишком велико для Анни. («Но ты дорастешь до него», – сказал Карл, когда она сегодня утром примеряла его.) Анни удивилась, что оно такое холодное: ведь золото всегда выглядит очень теплым.

И вдруг все закончилось. Она – жена Карла, пока смерть не разлучит их. Анни сжала руки и крутанулась разок, как ребенок. Служащая пожала руку Карла, поздравила его, а затем пожелала Анни счастья. Мисс Ви последовала ее примеру. Под влиянием порыва Анни обняла эту маленькую женщину. Судья помахал свидетельством о браке, чтобы скорее высохли чернила, и торжественно протянул новобрачным. Карл сделал шаг вперед, чтобы взять свидетельство.

– Оно принадлежит юной леди, – возразил судья. Все улыбнулись. Анни взяла свидетельство о браке и прижала к груди, с затуманенными глазами улыбаясь судье. – Думаю, – сказал судья, – я обладаю привилегией поцеловать невесту. – Он подошел к Анни.

Анни бросилась к Карлу и спрятала лицо у него на груди.

– Не позволяй ему прикасаться ко мне, – прошептала она с истерическими нотками в голосе. – Он похож на моего отчима. Он как… – Задрожав, она захныкала: – Мама! Мама!

– Уже зовем маму? – осведомился судья, обменявшись взглядом с мисс Ви.

– В конце концов, – заметил Карл, – она никогда прежде не покидала свой дом.

– Ну что же, тогда я не виню малышку за то, что она скучает по своей маме, – заключила мисс Ви.

– О, не обращайте на меня внимания, – попросила Анни. – Просто я вдруг немножко соскучилась по дому.

Карл поднял ее чемодан со словами:

– Я благодарю вас всех. Мы оба благодарим вас.

У судьи был расстроенный вид, а свидетельницы многозначительно улыбнулись друг другу. Анни сжала руку Карла, чтобы напомнить про «самую малость за хлопоты».

– О, чуть не забыл! – воскликнул Карл.

Судья посмотрел на него с облегчением.

Анни подержала чемодан, пока Карл вынимал из бумажника два доллара. Он отдал их судье, по одной купюре. Тот стоял с протянутой рукой и ждал. Карл захлопнул свой бумажник. Судья с кислым видом взглянул на две потрепанные банкноты в своей руке. Карл вздохнул, испытывая большое облегчение. Тяжелое испытание закончилось.

– Пойдемте, миссис Браун, – сказал он.

– До свидания, – попрощалась Анни. – И большое спасибо вам всем!

Служащая закрыла за ними дверь.

– Полагаю, еще один ребенок родится преждевременно, – заметила она.

– Да ладно, – сказала мисс Ви. – Разве большинство первенцев не рождается преждевременно?

– Чертова молодежь. – Судья сунул две купюры в брючный карман. – Чертова молодежь не может подождать. Подавай им все и сразу.

Вот так они благословили новобрачных.

Молодые остановились на верхней ступени ратуши, поскольку Карлу нужно было срочно закурить сигарету. Солнце ярко светило, но воздух был холодным. Анни показалось, что в воздухе пахнет яблоками, и Карл сказал, что это логично. Ведь в этом штате тысячи яблоневых садов, и сейчас все делают сидр, чтобы зимой была яблочная водка.

Глядя на толпы, Анни поинтересовалась, откуда прибыли все эти люди. Карл сказал, что отовсюду. Это самый важный матч года. Они смотрели на группы, которые проходили мимо в разные стороны. Тут были студенты со своими девушками. Последние были явно не из студенческого городка. Это можно было определить по тому, что они принарядились во все новое. А на студентках была традиционная для колледжа одежда: темная плиссированная юбка, свободный темный пуловер, толстые белые носки и туфли с цветными союзками. Согласно моде туфли были грязными. Были тут и группы людей из колледжа, отличавшиеся от обычных студентов. На них были длинные енотовые шубы и шляпы. В заднем кармане брюк – фляжка с кустарным джином.

– Мы их называем «мажоры», – пояснил Карл.

– Почему? – спросила Анни.

– Потому что они из студенческого братства. – В его голосе прозвучало презрение.

– Все это кажется нереальным.

– Это потому что ты никогда раньше не бывала в университетском городке.

– Я имею в виду, что я вошла в это здание как мисс Макгэйри, а вышла как миссис Браун. Какой-то человек, которого я в глаза не видела, прочитал что-то из книги – и вот мы связаны до тех пор, пока один из нас не умрет. И мы можем иметь детей, и ты не можешь спать с другой женщиной…

– А ты можешь спать только со мной. Это палка о двух концах, чудо-девочка.

– Но это произошло так быстро! Расписаться – это быстрее, чем купить шляпу. Я не чувствую себя замужем.

– Послушай, моя крошка-жена. Лист бумаги, который ты прижимаешь к груди, – юридический документ, подписанный, скрепленный печатью и официально врученный. Он означает, что мы женаты в глазах Бога, людей, государства и всего мира.

– Честное слово?

– Я докажу это. – Он обнял ее.

– Не здесь, Карл. Все эти люди…

– Почему бы и нет? Представим себе, что мы снова в Бруклине. Там мы в основном целовались на улице. Ну же, давай.

Проходившая мимо компания мажоров остановилась, чтобы понаблюдать за обнимающейся парочкой. Изображая болельщиков на матче, они издали победный клич, от которого кровь застыла в жилах.

– И кажется, – добавил Карл, – мы женаты в глазах университета.

– Похоже на то, – согласилась Анни.

Они пошли через кампус. Карл собирался оставить чемодан Анни в своей бывшей комнате общежития. Он снял комнату в частном доме, но она должна была освободиться только вечером. Комнату сдали на этот день выпускникам колледжа, приехавшим на матч.

Они дошли по дорожке кампуса до поворота.

– Возьми меня за руку, – сказал Карл, – и закрой глаза. Сделай шаг назад. Вот так. А теперь садись. – Она села на скамейку. – Теперь открой глаза.

Анни огляделась:

– Что такое, Карл?

– Вон там! – Он указал на величественное здание, которое вырисовывалось за деревьями с голыми ветвями. У него были широкие мраморные ступени и огромные белые колонны.

– Что это за здание, Карл?

– Университетская библиотека.

– Не может быть! Какое оно красивое! Как какое-нибудь старинное историческое здание. О, как бы мне хотелось увидеть, какое оно внутри!

– Обязательно увидишь, любимая.

– О, Карл, – произнесла она умоляющим тоном, – наверно, мне не разрешат там брать книги? Ведь я не из колледжа.

– А почему бы и нет? Я дам тебе свой читательский билет.

– Правда? – Она стиснула его руку. – О, Карл, это самый чудесный свадебный подарок в мире!

Это напомнило ему о маленьком свадебном подарке, который он приготовил для Анни. Он хотел было вытащить его из кармана, но потом передумал. Нет смысла делать это сейчас, когда она в таком экстазе от библиотеки. Он отдаст подарок перед тем, как они лягут в постель.

Карл взглянул на свои часы.

– У нас есть немного времени. Давай посидим здесь и спланируем наше будущее. Хорошо?

– Хорошо! – Они сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу.

– Во-первых, давай поговорим о деньгах, чтобы больше к этому не возвращаться.

– У меня осталось почти шесть долларов от моего последнего жалованья, – сообщила Анни. – После билета на поезд и всего такого. И на моем счету в банке семьдесят пять долларов – с процентами почти семьдесят восемь. – Она достала из сумочки банковскую книжку.

– Убери ее, Анни, дорогая. Это твои собственные деньги, и мы не станем оплачивать ими счета.

Он обрисовал свое финансовое положение. Плата за обучение внесена по июнь. Его питание – не проблема: кормят три раза в день за то, что он работает помощником официанта в закусочной «Таунли». Он зарабатывает пять долларов, разнося газету колледжа с шести до восьми утра. А еще его мать присылает пять долларов в неделю.

«Целых десять долларов, – подумала Анни. – Наверно, он может откладывать много денег». Словно прочитав ее мысли, Карл сказал:

– Полагаю, я должен был бы откладывать часть этих денег. Но мне нужны были…

Ему нужны были туфли и носки, нижнее белье и рубашки, а иногда – новый галстук. Нужно было купить теннисные мячики, перетянуть ракетку, наточить коньки…

– И подстричь волосы, – добавила Анни.

– Подровнять, – поправил он. – Дважды в месяц. Пачка сигарет в день. Ах да, еще зубные щетки и зубная паста, воскресная газета, блокноты, почтовые марки, канцелярские товары. Иногда поход с парнями в кино, а после – хот-дог и безалкогольное пиво. О, еще прачечная и…

– Деньги просто тают, не так ли, Карл?

– Вот именно. – Он взял ее руку в свои. – Уж лучше я скажу тебе сам, Анни, чем ты узнаешь от кого-нибудь другого. – Он сделал глубокий вдох. – Я водил девушку на танцы.

– Сколько раз?

– Всего один. А это значит такси в оба конца, бутоньерка, которую прикалывают к корсажу, и ужин в полночь.

Анни сглотнула, прежде чем смогла выговорить:

– Это не мое дело, Карл. Мы не были тогда женаты. Только помолвлены. Естественно, это не в счет.

– Но, любимая, мне приходилось иногда водить куда-нибудь девушку, иначе ребята подумали бы, что я голубой. И кроме того, мы были не одни. Мы ходили всей компанией.

– Полагаю, – сказала она официальным тоном, – что я тоже должна сделать аналогичное признание. Но, к сожалению, мне нечего рассказать. Я считала нечестным… о, неважно.

– Ну-ну, Анни, дорогая!

Она отодвинулась от него.

– Тебе удалось отложить какие-нибудь деньги?

– Как же я мог? Мне нужно было покупать учебники, а они чертовски дорогие, даже если подержанные.

– А бутоньерки тоже чертовски дорогие?

– Знаешь что? – Он усмехнулся. – Я думаю, ты ревнуешь.

– Да, ревную.

– Ревность – признак комплекса неполноценности.

– Хорошо, значит, я неполноценная.

– Давай прекратим обсуждать эту чушь, Анни. Ладно?

– Ладно. Если только это не повторится.

– Клянусь!

– Тогда ладно.

– Ты думаешь, мы сможем прожить на десять долларов в неделю?

– У нас будет всего пять. Твоя мама не будет посылать тебе деньги, если узнает, что ты женился.

– О, не знаю. Возможно, она немного расстроится, когда узнает, но потом успокоится. Единственное, чего она хочет, – это чтобы я был счастлив.

– С ней.

– Ты неверно о ней судишь, любимая. Ты полюбишь мою маму, когда узнаешь ее. В конце концов, ты видела ее всего лишь раз.

Анни было пятнадцать, когда он повел ее знакомиться со своей матерью. Брауны жили в таком же районе, как Анни, и у них была квартира того же типа. Но в доме у Браунов было иначе: чисто и никакого хлама. А в квартире Анни был беспорядок. Но ведь и она, и ее мать работали, и два маленьких брата устраивали в доме настоящий бедлам. Мать Карла занималась только домашним хозяйством. Дети были уже взрослые. Сестра Карла Тесси, сорокалетняя старая дева, поддерживала порядок в своей комнате, а Карл – в своей.

В доме Анни гостиная была общей комнатой. В доме Браунов гостиную превратили в комнату Карла. Когда Анни это прокомментировала, миссис Браун ответила, что ее единственный сын должен иметь только самое лучшее.

Карл повел Анни в свою комнату. Ему не терпелось показать все свои награды и трофеи: медаль за победу в беге на сто ярдов; серебряный кубок за фигурное катание. На фотографии в рамке была запечатлена баскетбольная команда ИМКА[3]3
  ИМКА – Y.M.K.A. (Young Men’s Christian Association). Ассоциация молодых христиан США – религиозно-благотворительная организация.


[Закрыть]. Карл сидит в центре с мячом в руках, так как в тот год он был капитаном.

Но особенно заинтересовал Анни маленький книжный шкаф, который Карл смастерил в седьмом классе на уроке труда, и стоявшие там книги. Он сказал, что все эти книги принадлежат ему, и это произвело на нее сильное впечатление. У Анни никогда не было ни одной собственной книги. Карл предложил ей выбрать любую в качестве подарка.

Анни опустилась на колени перед книжным шкафом, как будто это был алтарь. Она скрестила руки на груди в сладостной нерешительности. Выбрать «Шерлока Холмса», потому что там много рассказов? Или тоненький томик «Сонетов с португальского»[4]4
  «Сонеты с португальского» (1850) – цикл сонетов английской поэтессы Элизабет Баррет Браунинг (1806–1861), посвященный ее мужу, поэту и драматургу Роберту Браунингу (1812–1889).


[Закрыть], потому что он такой красивый: мягкий зеленый кожаный переплет и закладка в виде золотого шнура?

Карл взглянул на тяжелый узел волос, который удерживали на затылке две костяные шпильки. Под воздействием порыва он выдернул их. Анни вскочила с криком, почувствовав, как волосы каскадом упали на спину. Она потребовала вернуть шпильки, но Карл не отдал: а ну-ка отними!

Анни принялась гоняться за ним по комнате. Он перепрыгнул через большое кресло, потом через узкую кровать. Анни начала перебираться через нее, но запуталась в простынях и растянулась на кровати.

Карл наклонился над Анни и сказал:

– Вот теперь ты там, где мне нужно. – Именно в эту минуту в комнату вошла его мать.

– Боже мой! – воскликнула она.

Анни села и попыталась натянуть на колени короткую узкую юбку. Ее волосы были растрепаны, лицо пылало.

– Не волнуйся, мама, – сказал Карл. – Это не то, что ты думаешь.

– Мне стыдно за тебя, Карл, – ответила его мать. – И хороша же девушка, которая лежит в твоей кровати, задрав юбку до шеи!

– Послушай, мама, я вынул ее шпильки, и волосы рассыпались, и…

– Не желаю больше слушать. Думаю, ей лучше пойти домой.

– Не беспокойтесь, – вмешалась в разговор Анни. – Я ухожу и рада этому. – Она выхватила шпильки из рук Карла. – А что касается тебя, Карл, то я больше никогда не хочу тебя видеть. А твою мать – тем более. – Она вышла с гордо поднятой головой.

Карл нашел Анни в вестибюле. На глазах у нее были слезы, во рту – шпильки. Дрожащими руками она пыталась закрутить волосы узлом. Он неловко помог ей вколоть шпильки.

– Я рассказал маме, как это случилось, и заставил ее поверить. И ей ужасно жаль, Анни. Она хочет, чтобы ты вернулась и поужинала с нами.

– Я бы подавилась ее едой.

– Но ясно же, Анни, почему мама неправильно все поняла: ты на кровати, а я на тебе.

– Она могла бы выслушать, когда ты пытался все объяснить, не правда ли? Но нет! Ей хотелось думать, что это что-то грязное, потому что она возненавидела меня с той самой минуты, как увидела. И она получила большое удовольствие, обращаясь со мной, как с проституткой.

– Она сказала, что ей жаль.

– Почему бы и не сказать – после того, как она получила удовольствие, отчитав меня. Она думает, что слово «жаль» – это ластик, которым можно стереть ее грязные мысли и слова обо мне?

Анни заплакала. Она плакала так долго, что Карлу пришлось пропустить вечерние занятия в школе и сводить ее на Чарли Чаплина.

Сейчас Анни вздохнула, вспомнив ту сцену.

– Это верно. Я видела ее всего раз. Если бы я вернулась на ужин, все могло быть по-другому.

– Будь справедливой, Анни. Как насчет твоей матери? Разве она встретила меня с распростертыми объятиями? Нет, она обращалась со мной, как с Джеком Потрошителем, который собирается погубить ее невинное дитя. Но я никогда не ненавидел ее за это. Я понял, что она волнуется, потому что ты ее маленькая девочка, и боится, как бы ты не попала из-за меня в беду.

– Наверно, с тещами и свекровями всегда проблема, – сказала Анни.

– Да нет, я думаю, что со временем они изменят свое мнение. А если нет, что с того? Мы будем жить своей жизнью, как они жили своей. – Ему хотелось курить, но пачка была пуста. Он скомкал ее и выбросил. – Черт побери, у меня закончились сигареты.

– Подожди! – Она вынула из сумки новую пачку. – Вот. Я купила их перед тем, как сесть на поезд. На случай, если у тебя закончатся сигареты. Хотелось сделать тебе сюрприз.

– Ты прелесть. – Он вытянул ноги, раскинул руки на спинке скамейки и глубоко затянулся. Где-то колокол пробил полчаса.

– Счастлива? – спросил он.

– Довольна.

– Когда же ты начнешь чувствовать себя счастливой?

– О, я была счастлива сегодня утром, когда сошла с поезда и увидела тебя. Но сейчас я довольна.