Текст книги "Не римская Испания. Арбалетчики в Карфагене"

Потом мы, само собой, плюнули на всех этих червей – как шелковичных, так и обычных – и занялись друг другом. Увы, недолго – надо было возвращаться к биваку. Там уже горели костры, от которых доносился дразнящий запах. Шашлык или не шашлык, но что-то вроде того. Отличный пикничок организовал наш наниматель! А для нас – так ещё и полезный, и весьма познавательный…

5. Кухонная политика

– Мы выяснили, досточтимый, что твои травы из Гадеса Ферониды отправляют морем на Кипр, где и продают груз оптом нескольким покупателям, – доложил Васькин. – Там след груза теряется, и его дальнейший путь нам узнать не удалось. Ясно только, что на самом Кипре признаков его использования не обнаруживается.

– Это мне уже известно из моих прежних источников, – заметил Арунтий. – Но раз вы сумели разузнать это сами – это хорошо. Значит, мои источники не ошиблись, и я по-прежнему могу доверять им. Продолжай выяснение подробностей, Хул – возможно, это даст нам какой-нибудь след.

Говорит он это на том же финикийском языке, на котором заслушивал и доклад Хренио. А вот меня сейчас наверняка заставит отдуваться на грёбаном греческом…

– А что скажешь ты, Максим? – так и есть, млять, по-гречески. – Ты всё так же считаешь, что перепродажа на Кипре ложная?

– Ты сам, досточтимый, делаешь так же. В Гадесе это твой груз – твоего отца. Но от Гадеса до Карфагена он уже не твой. А в Карфагене – опять твой. Ты продаёшь его в Гадесе самому себе. А в Карфагене опять покупаешь его у самого себя. Этим ты хорошо запутываешь след, – я, естественно, имею в виду не совсем это, а то, что участвующий в деле посредник, формально самостоятельный купец – на самом деле человек Тарквиниев, но чётко сформулировать это по-гречески пока что свыше моих сил. Я стараюсь говорить короткими рублеными фразами, для которых мне легче припомнить греческие слова. От этого немного страдает передаваемый смысл, но здесь все свои, которые в курсе, так что всё понимается правильно. Пару раз, впрочем, даже при таком упрощённом изложении я затрудняюсь с подбором нужного греческого слова, и на помощь приходит Фабриций – хвала богам, владеющий турдетанским. Отец хмурится на сына, но не препятствует. А я, сдавая устроенный мне заодно с докладом экзамен по греческому, продолжаю вместе с тем разжёвывать то, что и так уже все поняли:

– Ферониды тоже не глупы. Зачем им давать тебе след? На Кипре они продают твой товар самим себе. А где-то в другом месте опять покупают у самих себя. Как ты, так и они. Надо знать всю их торговлю на Востоке. Тогда разгадаем их тайну, – то, что её суть я давно разгадал, мы с испанцем пока держим при себе.

– Хорошо, поговорим и о торговле Феронидов, – соглашается наш наниматель. По-финикийски, что не очень радует, но Фабрицию теперь дозволено переводить нам на турдетанский там, где мы начинаем морщить лбы и хлопать глазами.

Но начал «досточтимый» не с бизнеса клана Феронидов и даже не с торговли с богатым Востоком, а с торговли вообще. Для нашего «общего развития», как мы поняли. Кое-что из этого мы, конечно, уже знали, кое о чём догадывались, но отрывочно, очень фрагментарно. Сейчас же, хоть и не вдаваясь в совсем уж мелкие подробности, наверняка засекреченные, а обходясь общим обзором, Арунтий раскрыл перед нами целую картину средиземноморской «глобализации». Для наглядности по его знаку раб расстелил карту мира, при виде которой мы с Васькиным едва не выпали в осадок. Если, скажем, район Средиземноморья был показан на ней более-менее приемлемо, то остальное – ну, приступ истерического хохота мы всё же сумели подавить в зародыше. Нет, в принципе-то я знал о весьма незавидных географических познаниях классических греков, но ведь те времена давно прошли! Спустя доброе столетие после обследования побережья Западной Индии, Персидского залива и Красного моря флотилиями диадохов Александра Филиппыча эти греческие карты могли бы стать и поточнее. Впрочем, для Средиземноморья-то хватало и этого убожества.

В основном-то наш наниматель говорил нам о морской торговле, но коснулся в общих чертах и сухопутной, главным образом африканской. Несмотря на существование вот уже в течение трёх столетий открытого Ганноном Мореплавателем западного берега Африки, немалую роль играли и караванные маршруты через Сахару, из которых самый западный практически повторял путь Ганнона, только по суше. От него уже ответвлялись и другие пути, пересекающиеся местами с другим маршрутом – от Малого Лептиса, и все вместе они охватывали практически всю Западную Африку. По этим караванным путям в Карфаген поступали золото, слоновая кость, хорошая соль, шкуры диковинных зверей и сами звери, говорящие птицы и чёрные рабы, целые вереницы которых пригоняли прямо в Малый Лептис обитающие южнее ливийцев гараманты. Они же доставляли из тех южных стран и дорогие красные самоцветы.

Ещё один путь от Малого Лептиса пролёг на восток – к Египту, через который можно было добраться и до Нубии или к портам узкого Эритрейского моря. Но эти пути находились уже под контролем богатевшего на посредничестве птолемеевского Египта, и карфагенских купцов по ним не пропускали. Сам Египет получал по ним золото, чёрных рабов, слоновую кость и чёрное дерево из Нубии, а по Эритрейскому морю – аравийские благовония, живых слонов и обезьян из Эфиопии и драгоценные тонкие ткани, самоцветы с жемчугом и пряности из Индии.

Но сухопутная торговля – вспомогательная, основной же грузооборот идёт по морю. Чёрное дерево, например, возят на кораблях. Чтобы не переплачивать втридорога за египетское, его в Карфаген приходится везти с запада, морским путём Ганнона.

Заодно морем перевозятся и целебные орехи из южных африканских лесов, и некоторые другие африканские товары, торговлю которыми ведут купцы из Тингиса. Из Гадеса везут железо и изделия из него, медь, готовую бронзу и олово для её выплавки. А кое-кто – тут Арунтий хитро улыбнулся – возит оттуда и драгоценную чёрную бронзу. Из Испании же поступают и самоцветы – аквамарины и изумруды, которые своим качеством уступают индийским, зато обходятся значительно дешевле – тут уже от такой же хитрой улыбочки едва удержался я. Из Галлии через греков-массалиотов тоже доставляют олово с далёких Касситерид и солнечный камень с ещё более далёких северных морей. Из Греции идут дорогая керамика и произведения искусства, наксосский наждак и дорогая косская ткань. Из Александрии и подвластного до недавних пор Египту Тира, сохранившего с ним тесные торговые связи, идут знаменитое египетское льняное полотно, писчий папирус и драгоценные товары Востока – пряности, благовония и индийские ткани, которые ценятся ещё дороже косских. Эти тирийские финикийцы, пользуясь покровительством египетских Птолемеев, даже сами до недавнего времени плавали в Индию, а те из них, которые после захвата Финикии Антиохом Третьим Сирийским переселились из Тира в Александрию, так и продолжают эти индийские вояжи, из которых в числе прочих индийских диковинок привозят даже живых павлинов. Карфагенским же модникам приходилось и приходится покупать всё это уже у египтян, переплачивая Птолемеям втридорога.

Особое место в торговле занимает знаменитый на всю Ойкумену пурпур. Это эксклюзивный финикийский товар, который долгое время вообще был исключительной монополией Тира. Но с тирийскими эмигрантами секрет красителя попал в Карфаген, а упадок метрополии после её погрома Александром выдвинул Карфаген на первое место по его производству. И хотя при египетских Птолемеях Тир давно оправился от былого разорения, восстановить своё преобладание в торговле пурпуром уже не мог. Тем более что поистощились в восточной части моря местообитания дающего драгоценную краску моллюска, а на западе они все принадлежат карфагенским добытчикам. Сам краситель иноземцу никто не продаст – продаётся только готовая окрашенная ткань или пряжа. И хотя секрет пурпура давно уже не тайна за семью печатями – и технология известна, и сам моллюск, и места, где его можно найти – с финикийцами в финикийском городе особо-то не поконкурируешь. Три финикийских клана в Карфагене сосредоточили в своих руках и поделили между собой все дела, связанные с пурпуром, и ни одного постороннего к этим делам не допускают. Хоть и не закреплена их монополия в законах, нарушать её – весьма чревато. Были нарушители, и немало их было, но все они кончили плохо. Если и нашёл ты «бесхозных» моллюсков, допустим, да произвёл из них краситель – изволь продавать его только этим кланам-монополистам. А они меж собой в сговоре и купят его лишь по такой цене, чтобы производитель только собственные затраты и окупил, а если и выйдет у него при этом какая-то прибыль, то мизерная, поскольку основную наценку берут с конечного покупателя окончательные перекупщики из этих трёх кланов. Между тем просто шерсть, окрашенная пурпуром дважды, стоит своего тройного веса в золоте. Ну и какой смысл во всём этом рискованном поиске, в мороке с добычей и в хлопотах с производством ради сверхприбылей всё тех же монополистов? Естественно, дураков нет. Речь идёт, конечно, о настоящем пурпуре, добываемом из моллюсков, а не о получаемой из лишайника дешёвой фальшивке, быстро выцветающей под солнечными лучами до коричневого цвета…

В числе этих трёх «пурпурных» кланов – и Ферониды. Торгуют они в основном с островами Эгейского моря, Малой Азией и Египтом. И хотя свои основные доходы они получают от пурпура, не брезгуют они и «мелочами». На Кипр, например, возят олово и ливийских рабов, на Родос – африканские орехи и слоновую кость, в Египет – в основном серебро, которого на Востоке не хватает, а экзотическими товарами тот Египет и своими собственными завален. Эти экзотические товары Ферониды в Эгейском море островным грекам сбывают. В том числе вот и заморскими «снадобьями» Тарквиниев где-то с кем-то спекулируют, наверняка извлекая из них немалую прибыль.

Мы с Васькиным старательно «законспектировали» на навощённых табличках рассказанные нам сведения о торговых делах Феронидов, после чего взяли тайм-аут для «обдумывания». На самом деле, конечно, до момента, когда наше владение греческим будет признано удовлетворительным для нашего личного участия в «командировке». Судя по намёку Арунтия, мы уже близки к этой удовлетворительной оценке, но пока ещё её не заслужили. Раз так – подождём…

Позже, когда наши собрались у меня на посиделки, у нас возникло и ещё одно соображение. О моей догадке насчёт Египта мы с Хренио договорились помалкивать пока даже в нашей компании. Бабы есть бабы, вот будут судачить с соседками-аборигенками – могут запросто проболтаться. Особенно та же Юлька, жаждущая заделаться местечковой «светской львицей» и при этом изучавшая древнегреческий – письменный, конечно – для чтения древней классики в подлиннике. Захочет она крутость свою в виде причастности к тайным делам продемонстрировать, головой вовремя не подумает и сболтнёт лишнее. Не обязательно, конечно, но при таких ставках лучше перебдеть, чем недобдеть. Поэтому о Египте мы молчим, как рыба об лёд, а говорим о Кипре, на который ведёт нащупанный след, и прочих греческих островах до кучи. Мелькает в разговоре и Кос – бабы есть бабы, и поболтать о красивых тряпках для них – святое. Наташка, обещавшая не рассказывать Юльке о шёлковом платье Велии, сдержала своё обещание весьма своеобразно. Имя в её рассказе Юльке не прозвучало, а вместо моей ненаглядной фигурировала вымышленная жена такого же вымышленного карфагенского вилловладельца, на землях которого мы якобы делали привал в пути, зато суть события Наташка выложила Юльке полностью. В результате мне досталось куда меньше юлькиных шпилек, чем могло бы, но вот Серёга схлопотал по полной программе. За то, что не расшибся в лепёшку и не изыскал способа заделаться олигархом, из-за чего она вынуждена позориться, нося «эту рвань». Попытка Серёги напомнить ей, что большинство соседок одеты куда беднее её, успеха не возымели – Юлька только дополнительно возмутилась сравнением с «этими нищими лахудрами». Впрочем, за прошедшие с тех пор несколько дней она малость поостыла, и её истерика трансформировалась в идею-фикс – заставить нас продавить командировку на Кос, где, по её мнению, местный шёлк должен был стоить значительно дешевле. Сейчас же эта тема всплыла вот почему. Среди торговых интересов Феронидов фигурировал и Родос, а этим косским шёлком, как успели уже выяснить наши бабы, в Карфагене торговали как раз те самые родосцы. И хотя нам с нашим испанским ментом на бабьи завидючие глаза как-то начхать, в целом идея представляется стоящей. Мало ли, вдруг и в самом деле разница в цене окажется ощутимой?

Нас ведь, русских, хлебом не корми, а дай нам порешать на кухне глобальные вопросы геополитики. А какая же геополитика без карты? Но если античная карта мира вызывала у нас лишь смех, то карты небольших участков Средиземноморья получались у местных картографов куда лучше, и пользоваться их продукцией можно было вполне. А из карты южной части Эгейского моря вытекало, что от Родоса до Коса – рукой подать. Да и от Кипра, куда ведёт разведанный след табака с кокой, до того Родоса тоже не так уж и далеко. Родос же в Эгейском море – нехилый центр транзитной торговли, эдакий эгейский Карфаген в миниатюре, и версия о запутывании Феронидами следов через Родос будет для нашего нанимателя вполне правдоподобна. А для нас – пожалуй, что и выгодна.

За те три дня отдыха на природе Наташка в конце концов показала нам и более подходящего для наших целей шелкопряда, а Велия и Велтур, не впервые уже ездившие с отцом на подобные пикнички, подтвердили его достаточно широкую распространённость. И в Испании его хренова туча, а в Тунисе растительность в основном такая же, так что и распространённость его просто обязана быть такой же. Собственно, Наташка нам два вида показала – дубового и соснового, которые, на мой дилетантский взгляд, кроме диеты ничем больше друг от друга и не отличаются. Эти два вида, в отличие от показанного нам ранее кучкующегося походного, – одиночные, и в этом смысле не так удобны для обнаружения и сбора коконов, как походный. Зато волосатость у этих одиночных гусениц куда меньшая, сама волосня короче, и в коконе ядовитые волоски не остаются, а это гораздо важнее. Для выделки шёлка годятся оба, но кому-нибудь охота лезть на верхушку сосны за коконами соснового шелкопряда?

Поэтому, поразмыслив, я решил отдать предпочтение дубовому. Строго говоря, он не шелкопрядом, а коконопрядом, по словам Наташки, дразнится, если уж по-научному, поскольку с тутовым шелкопрядом он состоит в несколько более отдалённом родстве, чем эти дубовый походный и сосновый, а настоящий дубовый шелкопряд только на Дальнем Востоке обитает. Но мне-то не один ли хрен, шелкопряд он или коконопряд? Раз он шёлк даёт – а нам он его даст, хрен куда от этого денется – значит, будет шелкопрядом, и баста. А раз шелкопряд подходящий у нас, получается, есть, то теперь самое время подумать об умеющих с ним обращаться трудовых ресурсах. О людях то бишь. Вот как раз о людях мы и думаем – ага, крепостных бы нам теперь душ по триста, гы-гы! А если серьёзно, то хотя бы пару-тройку сборщиков коконов и шелкопрядильщиц с Коса.

Обозвав меня в очередной раз сволочью, эгоистом и рабовладельцем, только о наживе и думающем, Юлька всё же призадумалась над этой идеей и решила, что ничего нереального в этом нет. За столетие хоть какая-то часть индийских рабов да должна была освободиться. А что они умеют кроме выделки шёлка? Ровным счётом ничего. Вдобавок эти кастовые индийские заморочки, по которым чем твой отец занимается, тем и ты сам обязан заниматься. В лучшие профессии тебя никто не допустит, там своих хватает, а в худшую ты и сам не перейдёшь – карма не велит. А семьи ведь у индусов многодетные, наверняка размножились за столетие, и где на всех их шёлковых коконов напастись на маленьком Косе? Наверняка найдутся согласные эмигрировать, просто хрен кто их просто так отпустит секрет косского шёлка по миру разносить, и главная наша проблема будет – вывезти работничков втихаря. Но мы мафия или где? Гангстеры или погулять вышли? А раз так – получается, что для нас прямой резон на Кипре «обнаружить» или «разгадать» родосский след тарквиниевских товаров, прогуляться по нему, в процессе вынюхивания «потерянного» следа зарулить на Кос, с которого «заодно» скоммуниздить и нужные нам шелкотекстильные кадры, а уж потом только наконец «осениться гениальным озарением» о Египте. Переглянувшись с испанцем, мы понимающе подмигнули друг другу. Египет никуда не денется, и ни хрена с ним не случится, если он немного подождёт…

За вином и за хорошей закусью наших всегда тянет о больших и важных делах поболтать. Например, о политике – эта советская ещё привычка оказалась в нашем народе неистребимой. Васькин с нас хренеет, но мирится с этим как с неизбежным злом.

– Всё это грёбаная коррупция! – бубнит Серёга, которому Юлька отвесила уже затрещину, чтоб не нажирался. – Вот Ганнибал теперь наведёт порядок!

– Ага, «сильная рука»! – соглашается с ним Володя. – Если своих собственных любимчиков на хлебные кормушки не рассадит, то может и в натуре порядок навести.

Как раз в те дни, когда Арунтий отдыхал за городом – явно знал обо всём этом заранее и обеспечил себе полную непричастность, – Ганнибал привёл в город часть своих ветеранов, обеспечив себе тем самым силовую поддержку. Ещё не военный переворот, но уже его подготовка, если вдуматься.

– Теперь наверняка Совет Ста Четырёх разгонит на хрен и будет править сам! – прогнозирует Серёга.

– Не разгонит, – поправляет его Юлька. – Иначе это было бы известно. Правда ведь, Макс?

– Вроде бы разогнать не должен, – припоминаю я то, что читал когда-то. – Часть полномочий только перетянет на суффетов, то бишь себя, а часть – на Народное собрание. Ну и вроде ограничит срок пребывания в Совете Ста Четырёх до одного года. Сейчас они пожизненно туда попадают, а будут на год, а на следующий уже нельзя, только через год. Как в Риме, только в Риме исполнительная власть таким манером ограничена, а Сенат нет, а тут Ганнибал собрался и законодателей в такие рамки загнать.

– А чё, коррупции тогда в натуре может меньше стать! – предположил Володя. – За год хрен успеют нужными связями обрасти!

– Ага, в теории! – хмыкаю я.

– А на практике чего?

– Ну а ты прикинь сам. Я даже не буду повторять за некоторыми о способности кухарок управлять государством…

– Ну, так уж прямо и кухарок?

– Я утрирую для наглядности. Вот представь себе, ты – ну, не кухарка, а целый гончар-горшечник. Умелый, квалифицированный, сын и внук горшечников. Ты честный, работящий, уважаемый коллегами по ремеслу и соседями по дому и кварталу. В общем – авторитетный работяга. И вот избирают они тебя в означенный Совет Ста Четырёх…

– Горшечника?

– А почему нет? Ганнибалу же реальная власть нужна. А для этого ему как раз такой Совет и нужен, в котором подавляющее большинство ни хрена в государственных делах не понимает и поэтому тупо поддерживает своего компетентного лидера. «Какой рабочий от машина имеет умный голова?» – ради прикола я ввернул цитату из Демьяна Бедного. – Если он решит вопрос с оплатой этих выборных «народных представителей» – скорее всего, именно таких и наберёт. Но это – так, к слову. Итак, допустим, ты избрался, получаешь хорошее жалованье, руками больше не работаешь, в глине их не вазюкаешь, а голосуешь за что-то там непонятное, что сам Ганнибал подскажет или кто из его людей, в общем – вершишь государственную политику. Поди хреново?

– Загребись! Предел мечтаний для простого работяги! Теперь он за Ганнибала кому хошь глотку порвёт!

– Ага, первые полгода однозначно. А потом призадумается о будущем. Год-то ведь кончится, а с ним – и срок полномочий. На второй срок избираться нельзя – никому нельзя, ни проклятым олигархам, ни ему, честному и правильному работяге. Год пройдёт, и куда ему – опять к своим горшкам?

– Ага, после того, как год государственную политику вершил! Хотя – годик на своих горшках перекантоваться, потерпеть, а на следующий снова избраться.

– Если выберут. А выберут ли? Ведь наказов-то ему при выдвижении надавали вагон и маленькую тележку. А какие наказы бывают у «маленьких простых человечков», ты представляешь? Реально все их удовлетворить?

– Да, всё хрен исполнишь… Популярность уже не та, могут и не выбрать…

– Вот именно. И тогда – обратно месить глину всю оставшуюся жизнь и терпеть насмешки каждого второго из соседей и ежедневное пиление жены. Весёлая перспектива?

– Жопа! Полная жопа!

– Вот и будет он вторые полгода думать об этой самой жопе. А теперь представь себе, что как раз в момент этих невесёлых размышлений к нему подкатывается толстосум и намекает, что можно ведь и солидную работёнку по истечении срока своих полномочий получить, только эту награду заслужить надо. Где-то что-то там поддержать, где-то что-то отвергнуть, а где-то на что-то и глаза закрыть. В общем – помочь сейчас тем, кто поможет ему потом. Один из трёх, может, и окажется принципиальным и пошлёт подкатывающихся на хрен, а вот два других, скорее всего, согласятся. Так что в смысле коррупции – может, и уменьшится, но вот намного ли?

– А хрен её знает…

С политики мы, как водится, переключились на светские сплетни. Тут, конечно, уже в основном бабы судачили – выпив, покурив… Мы-то свои ивовые листья курили с крапивой, к которым привыкли уже, и мы с Васкесом лишь периодически обменивались тоскливыми взглядами, вспоминая о транзите настоящего американского табака, а вот для баб что этот настоящий табак – чёрный, сигарного типа, не наш вываренный – что ивовые листья, один хрен слишком крепко. Они же в прежней-то жизни что покуривали? Лёгкое что-то, слабенькое, одно название только, что табак. Естественно, с фильтром, да и то не всякие – какие-то для них были слишком крепкими даже и из таких, так что ни о каком серьёзном куреве для них и речи быть не могло. Какие там сигары с сигариллами, какие там сигареты без фильтра, не говоря уже о папиросах! Это мы могли сухие листья курить для ощущения крепости с крапивой для реального никотина, а для них это и непосильно, и невместно. Вот если бы все вокруг их курили, тогда это было бы уже другое дело, а раз только отдельные чудаки вроде нас, то им – невместно. И покуривают они поэтому то же, что и аборигены, то бишь коноплю. Спасибо хоть – не опиум…

Серёга с Юлькой ничего поделать не может и отрывается на «травке» сам, раз уж на вино приналечь не дают. Володя пробует урезонить Наташку, но Юлька сразу же вмешивается в это дело, отстаивая женское право «поотжигать». И сразу же переходит к примерам из «высшего света», о котором обе наслышаны уже от соседок. А уж элита-то карфагенская «отжигает» так, как нам и не снилось. И, как и в нашем современном мире, образ жизни элиты служит излюбленным предметом для обсуждений среди «народных масс». Неважно, что нет газет, журналов, ящика и интернета. Где-то кто-то что-то совсем мельком увидел или услыхал, где-то о чём-то домашний раб проболтался, где-то кто-то из участников «отжига» прихвастнул, – и слухи ползут по городу, обрастая от рассказчика к рассказчику всё новыми и новыми подробностями. И услыхавшая на рынке новость уже из десятых рук соседка с верхнего этажа, конечно же, знает всё «совершенно точно». И немалая доля правды, конечно, в этих светских сплетнях таки имеется. И опиум «золотая молодёжь» покуривает, не одну только коноплю, и оргии на вечеринках в элитных домах устраиваются – и не только с рабынями и нанятыми шлюхами-профессионалками, а и со вполне «добропорядочными» девицами и женщинами. А чему удивляться, если в летний праздник Астарты толпы означенных «добропорядочных» под предлогом «священного обычая», на самом деле давно уже не обязательного, стекаются «оторваться» в её храм?

Откровенно говоря, нам тех рыночных слухов про такие дела на хрен не нужно. Обезьяньи инстинкты и у элиты зашкаливают, так что многие олигархические семейства в Мегаре живут напоказ, а архитектура же в ней преобладает греческого типа, с открытыми портиками, лишь матерчатыми ширмочками занавешенными. Это только бабы наши туда не вхожи, а мы-то ведь всё это «олигархическое моральное разложение» охраняем, и когда заступаешь вечером в караул и идёшь тащить свою смену – кое-что видно и собственными глазами. Иногда и достаточно многое, если «мероприятие» происходит как раз в том доме, который тебе довелось «бдительно охранять и стойко оборонять». А чего не увидишь сам, если оно не в твою смену происходило, так видавший больше тебя сослуживец поделится увиденным «под строжайшим секретом», когда сменится, так что «а через год в соседней губернии рассказывают, что сидит Пушкин на дереве и всех на хрен посылает» – это про баб, а ни разу не про нас. Если и не от самого очевидца новости соответствующие узнаём, то максимум через одного только посредника, а поскольку хорошо знаем и их обоих, то и вычисляем степень их отсебятины без особого труда. Просто меж собой – это меж собой, где все свои, а с кем попало посторонним лясы точить да слухи распускать – это не к нам.

Нам ведь не за это жалованье платится, щедрое даже по карфагенским меркам…

– А Мириам-то чего отчебучила! – делится свежей сплетней Юлька. – На днях, когда Арунтий с вами в отъезде был, прямо в доме тусовку собрала! Ну и зажигали же они там! Сама она «травы» накурилась, танцульки затеяла, а платье-то у неё – мало того что полупрозрачное, всё просвечивает, так ещё и открытое. Она плечами-то двинула, фибулы соскользнули, да всё её «хозяйство» и вывалилось наружу, хи-хи! А Мириам-то – хоть бы что! Прикололась и вообще устроила стриптиз! А потом…

– Юля, с именами потише – слуги слышат, – оборвал я её.

Что было «потом», мы и так уже знали от наших иберийских камрадов, нёсших в тот день охрану особняка, и ни к чему об этом судачить рабам. Хоть и по-русски говорим, но ведь кое-какие слова нашим слугам уже понятны, не говоря уж об именах. Но куда там! Единственное, чего я добился – это говорить стали немножко потише, чтоб рабам слышно не было. И видно же по Юльке, что не столько осуждает она эту оторву Мириам, сколько завидует её «красивой» жизни, гы-гы!

– Она же, представляете, вот ни одного праздника Астарты не пропускает! Даже когда замужем была – всё равно в храм ходила! А уж как овдовела – с половиной Мегары перепихнулась! Пять раз залетала и аборт делала! Представляете, как зажигает!

Судя по «пяти разам», информация до Юльки дошла через трёх посредников, точнее – посредниц, каждая из которых добавляла по дополнительному разу от себя. Я слыхал только о двух разах – от Велии, которую в симпатиях к Мириам не заподозришь, поскольку взаимоотношения у них – ну, скажем, далеки от дружеских.

Мириам, о которой сплетничают наши бабы – дочь Арунтия от первого брака с финикиянкой, ныне покойницей. Но если Фабриций, который от того же брака, воспитан отцом в ежовых рукавицах – на этрусский манер – и вырос, кажется, нормальным мужиком, то уж сестра его – финикиянка финикиянкой, причём в худшем смысле. Избалованная свыше всякой меры капризная обезьяна, вытворяющая всё, что только левой ноге захочется. И до замужества-то равнялась во всём на финикийскую родню своей мамаши, замуж вышла в такую же семейку, да и теперь, овдовев и вернувшись в отцовский дом, компанию водит с такими же, как и она сама. При этом, будучи законной дочерью, высокомерна и сразу же попыталась «поставить на место» прибывшую раньше нас Криулу с детьми, которых она считала чуть ли не рабами. Карфаген – это не Кордуба и даже не Гадес. Но и эта Мириам – что-то с чем-то. Даже новая жена нашего нанимателя, тоже финикиянка и хозяйка дома как-никак, далеко не так надменна, как эта стерва. Хрен позавидуешь, млять, семейной жизни карфагенских олигархов…

– Арунтий в первый раз женился ради деловых связей – надо же было в городе «прописываться», гражданство получать, а для этого местную родню из числа граждан надо иметь, и не из самых простых, если хочешь серьёзные дела вести, – делится Серёга тем, что нам всем и так давно уже известно. – А на второй, вот этой нынешней, – чтоб в Совет Трёхсот попасть. Хоть он и бутафорский и ни хрена на самом деле не решает, но только через него можно о месте в Совете Ста Четырёх помышлять. Ради такого на ком только ни женишься!

– Да, связи – это всё, – задумчиво соглашается Володя. – Обзавёлся ими – и всего достигнешь играючи, по блату…

– Сталина на них нет! Ничего, вот Ганнибал порядок-то наведёт!

– Да хрен наведёт! Скорее, его самого «наведут». Связи – они рулят…

– Дались вам эти связи! – хмыкаю я. – В делах-то помогают, не спорю. Но ради этого превращать в кошмар обстановку в своём же доме – да ну её на хрен, такую помощь такой ценой. Чтобы на такой, как эта Мириам, жениться – это же свихнуться надо!

– Уж чья б корова мычала! – тут же взвилась на дыбы Юлька. – Ты, Макс, сам без пяти минут зять Арунтия! Ты и через постель своей испанской малолетки в олигархи выберешься, вот и перебираешь – можешь себе позволить попривередничать! Ты и сейчас уже как олигарх – и больше всех получаешь, и вон какие хоромы себе снял! Прямо даже со своей индивидуальной купальней!

– Ага, с ней самой. – Если Юлька завелась, да ещё и под «травкой» – урезонивать её без толку, да и ни к чему. Вполне могла бы и сама в таких же «хоромах» жить, если бы на низкопробное тряпьё с бижутерией большую часть Серёгиного жалованья не спускала. И кто ей доктор после этого?

Собственно говоря, живём-то мы все в многоквартирных инсулах в достаточно приличном районе между Мегарой и Бирсой. Не в тех кварталах, конечно, которые сейчас на склонах Бирсы строятся – во-первых, они ещё только строятся, там только первый дом и заселён жильцами, а второй пока ещё сдаётся, а во-вторых, это «бюджетное» жильё для бедноты, до сих пор ютившейся вообще не пойми где, которую Ганнибал теперь задумал расселить поприличнее. Наши же кварталы гораздо элитнее как типовых в Старом городе, так и вот этих вновь строящихся на месте выселенных за город мастерских горшечников.

Удобства, конечно, и у нас тут не современные, но уж водопровод-то имеется. От акведука вода поступает прежде всего, конечно, в Мегару, а уже оттуда – и в Старый город. В нём она разливается по сети подземных цистерн, дополнительно наполняемых и дождевой водой в зимний период. Пока не было акведука – только от этих зимних дождей и наполнялись. Впрочем, тогда и сам город поменьше был, и народу в нём было меньше в разы, так что и кислороду хватало, и дождевой воды из цистерн.