Текст книги "Тантрический квест: встреча с абсолютной любовью. Жизнь, Любовь, Смех: Превращая жизнь в праздник. Любовь, свобода, одиночество: Новый взгляд на отношения"

Глава 11

Следующей ночью я не спал в своей хижине, как надеялся. Дэви велела мне отдохнуть, а после ужина подвела к краю обрыва.

– Вот здесь ты будешь медитировать, стоя на краю этой скалы. Не смотри на реку. Держи глаза открытыми и смотри в пространство прямо перед собой. Когда больше не сможешь стоять, сядь, скрестив ноги, и продолжай медитировать. Когда будешь валиться с ног от усталости, растяни спину и выполни упражнение на расслабление, которое мы называем отдыхом саранги. Когда музыкант убирает инструмент, он ослабляет струны одну за другой. Итак, представь, что твои мышцы – это струны и что колки инструмента вставлены в каждый сустав. Начиная с ног расслабь мышцы одну за другой. Продолжай, расслабляя колени, бедра, бока, ключицы, запястья, локти, плечи, виски. Затем расслабь мышцы головы, шеи, лица. Сосредоточься на дыхании и полностью расслабься. Затем отдохни и проделай обратные действия, только слишком сильно не натягивай струны и не утомляй инструмент. После этого упражнения ты восстановишь свою энергетику.

Я на секунду опустил глаза. Скала была не больше метров двенадцати, но достаточно высокой, чтобы сорваться вниз и сломать шею. Обнаженный и покрытый пеплом, я спрашивал себя, как смогу сохранять эти три позы на краю пустоты. Дэви ушла, и чуть позже я услышал ее пение, она часто так делала по вечерам.

Сначала было не слишком сложно, но как только наступила ночь, грохочущее пространство превратилось в бездну. Я хотел сделать шаг назад, расслабиться, восстановить дыхание и принять вторую позу, но Дэви настойчиво просила оставаться неподвижным как можно дольше.

В этот момент передо мной возник образ утопленника, вытащенного из реки. Неужели Рам был прав? Нет, я не мог представить, что Дэви способна спровоцировать смерть. Должно быть, это был несчастный случай, в котором ее обвинили. Возможно, тот человек даже не был отшельником.

Шли часы. Выдержка была на исходе. Очень трудно долгое время оставаться без движения. Все тело болело, ноги дрожали. Непрерывный шум водопада производил гипнотический эффект.

Я пытался сосредоточиться на дыхании, когда посреди ночи почувствовал прикосновение чьей-то руки между лопаток. Потребовалось огромное усилие, чтобы не обернуться и не позволить сбросить себя с обрыва. В уме я уже снова прикинул несколько катастрофических сценариев. Иногда я чувствовал, как рука мягко подталкивает меня вперед, и сопротивлялся. Иногда рука не касалась меня. Это была Дэви или мое воображение? Если это была Дэви, то она знала о моем страхе и о существовании тела, вытащенного из реки.

Утро, солнце и теплый воздух подействовали успокаивающе. Казалось, все рассеялось, и три упражнения перетекли друг в друга. Я обнаружил, что Дэви оставила кувшин с водой, и с огромным удовольствием сделал несколько глотков. Я уже привык к дням поста и его очищающему действию на организм.

Я был поражен, насколько релаксация саранги позволила мне восстановить энергию, а сидячая медитация согрела меня. Я чувствовал себя так, словно у меня в животе печь. Но с наступлением вечера я обнаружил, что снова стою на краю обрыва, и понял, как трудно моему сознанию бороться с болезненным потоком проходящих через него образов.

В какой-то момент, ближе к концу второй ночи, я был уверен, что Дэви собирается убить меня. Я злился на свою западную наивность. Все это казалось мне абсурдным. Нервы были измотаны. А ведь я совсем недалеко от своей хижины. Меня так и подмывало сбежать туда, собрать вещи и навсегда покинуть эту женщину, чья сила обольщения скрывала в себе склонность к манипуляциям – возможно, даже некоторое безумие. Я проводил часы, мысленно перебирая все, что в этот момент казалось мне безумным и абсурдным. И я удивился самому себе, оглушительно крикнув в ночь: «Нет!». Я не желал быть игрушкой женщины, которая в своем одиночестве потеряла рассудок. Куда все это приведет меня? Разве в ее требовании полностью подчиниться ей не было угрозы? Я мог иметь большие неприятности! Быть может, я рисковал, оставаясь здесь. Я думал о моем друге Раме, о его искренней симпатии и предостережениях. Да, мне не пришлось смотреть на дикие глаза Дэви, ее огромный язык с каплями крови, но… В этот момент я прервал бег мыслей, потянулся и расслабился. Должно быть, я проспал час или два. Проснувшись, я снова встал на край обрыва.

Спустя две ночи мучительных фантазий я все еще был жив и стоял на краю обрыва. К утру не осталось сил бороться, и когда рука явственно толкнула меня в спину, я сдался, ожидая падения, однако его не произошло – потому что одним быстрым движением Дэви потянула меня назад.

Я еще раз оказался в ее объятиях. Было ощущение, что каждое испытание помогает строить нерушимую связь между нами. На этот раз мои нервы не выдержали. Я не знал, из-за чего плачу, но был уверен, что льющиеся из меня потоки слез проделали долгий путь.

Я получил право на превосходную трапезу, вкуснейший дал с рисом, и на отдых, который никогда не казался мне таким приятным. Я просыпался несколько раз. Я открывал глаза, пораженный тем, что нахожусь в тишине и одиночестве, с удивлением прислушиваясь к звукам леса. Я был очарован тем глубоким счастьем, которое таила для меня малейшая мелочь, и снова засыпал в каком-то блаженстве, которое, казалось, нарастало каждый раз, когда я просыпался.

К этому времени у меня вошло в привычку спать, свернувшись калачиком, как собака. Я устраивался в углублении для очага – расширенном, чтобы оно вмещало меня, – голым, в мягком пепле, как меня учила Дэви.

На следующую ночь на небе появился полумесяц. Дэви покрыла себя пеплом и повела меня за руку к центру лужайки.

– Прислушайся к ночным звукам, к музыке звезд, песням космоса.

Она раскинула руки и очень медленно начала танцевать. Она кружилась, взмахивая руками, как большая птица в полете.

– Шива – бог танца. Воздавай ему хвалу, пока не устанешь, и затем ты упадешь на землю, станешь целостным и избавишься от двойственности!

Затем я начал кружиться, как и она. Мало-помалу я почувствовал, как мои руки присоединились к танцу, трепеща в пространстве. Никогда еще я не чувствовал такой полноты жизни, такой вибрации, поднимающейся от ног и распространяющейся по всему телу, – даже до корней волос, которые, казалось, встали дыбом. Дрожь пробегала по телу, голова гудела, и каждый миллиметр кожи танцевал вместе с ночью.

Я почувствовал, как меня охватывает непреодолимая радость, и расхохотался. Чем больше я кружился, тем больше смеялся. Я пил пространство, и меня опьяняло ощущение полноты жизни. Монотонно вращающиеся звезды отражали нас, как космический диск. Сама Дэви тоже смеялась. Иногда она подходила ко мне и касалась меня всем своим телом. Во время танца я почувствовал, что мой пенис стал твердым и укоренился во мне, как будто проходя через лобковую кость. Я ощущал себя одной из итифаллических скульптур Шивы. Мы кружились, как голые дервиши, увлекая за собой землю и небо. Иногда Дэви пела; иногда она просто слушала музыку, которая, казалось, исходила из всего космоса.

Я с удивлением обнаружил, что эрекция не вызывает во мне никакого сексуального желания. Как будто фаллос поднялся естественным образом, чтобы принять участие в танце. Обычные механизмы больше не работали. Я просто почувствовал радость тела, открытого пространству, ночи, божественному.

Три ночи мы кружились – играя, смеясь, иногда погружаясь в астральную тишину. А утром мы падали на землю в лучезарном изнеможении. Дэви объяснила мне, что ее учитель заставлял ее карабкаться вверх и вниз по горам до полного изнеможения, которое позволяет отбросить источник двойственности.

На следующую ночь, сидя в хижине Дэви, я прошел первую инициацию. Дэви развела костер. Я приготовил две гирлянды полевых цветов, которыми мы обменялись. Мы вошли в самадхи, и Дэви осуществила прямую передачу от сердца к сердцу, которая оставила меня в приподнятом, вибрирующем состоянии. Когда она положила руку мне на голову, я почувствовал, как меня окружило очень яркое свечение. Она позволила мне медленно выйти из этого состояния, а затем заговорила со мной с такой нежностью, что это был почти шепот.

– Первая инициация представляет собой дар, который ты делаешь мне из зарождающейся в тебе жизни. Через меня ты приносишь в жертву Шиве свой поверхностный страх, побежденный в ходе этих испытаний.

Ты предлагаешь Шиве свою энергию, символизируемую твоим эрегированным фаллосом во время танца; ты предлагаешь Шиве чудо, которое начинает рождаться в тебе. Ты предлагаешь Шиве смех, танец, тело, очищенное огнем сердца.

Ты предлагаешь Шиве наготу, которая символизирует наготу сердца, очищенного от понятий, учений, убеждений, которые являются противниками пробуждения и которые больше не имеют власти над тобой.

Ты предлагаешь Шиве свой разум, который начинает успокаиваться, но также и свой грубый интеллект, необработанный, как природный камень, который еще не прошел через руки ювелира. Этот интеллект является примитивной материей, заряженной энергией, но сквозь него сияет божественное. Под влиянием культуры, огранки интеллект может казаться более блестящим, ярким, но он при этом лишен своей первоначальной чистоты. Огранка, культура, делают его похожим на другие ограненные камни. И интеллект, или разум, теряет свою уникальность и втягивается в социальные игры, которые гасят его свечение, даже когда создается противоположная иллюзия. Именно этот сырой материал поистине божественен, потому что он находится в гармонии со Вселенной.

Никто не занимается огранкой звезд. Никто не придумывает форму рек; они текут сами по себе. Тантрист подобен реке, которая никогда не прекращает течь в божественном, потому что божественное никогда не прекращает течь в нем.

Делая эти подношения, получая эту инициацию, ты узнаешь свою божественную сущность и испытываешь тантрическое ощущение того, что время не проходит. Тебе будет легче медитировать. Ты увидишь всю абсурдность иллюзии веры в то, что время можно разделить на части, и вкусишь нектар неразделенного времени.

Инициация также предполагает разрыв с мифами конкретного общества, в котором ты живешь, установление глубокой и безусловной связи со всеми людьми и со всем, что ранее казалось тебе неодушевленным.

Инициация освобождает тебя от табу и социальных, пищевых, сексуальных запретов и, что более важно, запретов, связанных с идеями и мышлением. Это свобода от догм, убеждений, сомнений и теорий.

Тантрист погружается в реальность всем телом и разумом. Он не знакомится с ней поверхностно, он экспериментирует. Он живет учением, и всей своей жизнью он продолжает движение тантры.

Вот в чем смысл слова «тантра»: продолжение – продолжение тантрического опыта через тантриста. Цепочка женщин и мужчин, которые отваживаются жить реальной жизнью и больше не идут на компромиссы, которым подчиняются социальные существа.

Инициация также знаменует собой тайну, которую тантрист должен хранить до того дня, когда его сердце полностью откроется. Только тогда он может считать себя тантристом. Вот почему, когда ты уйдешь отсюда, ты будешь делать вид, что ничего не знаешь о шиваистском тантризме. Ты не будешь участвовать ни в одной дискуссии на эту тему. Ты не напишешь ни одной книги до того, как откроется твое сердце, храня в себе тайну твоих инициаций до того дня, когда созреет этот плод. Ты будешь практиковать тайно, не отмеченный зернами рудракши, шиваистским трезубцем или чем-либо еще. Если случайно некоторые люди будут говорить о тантре, не исправляй их ошибки, не давай им советов, не направляй их ко мне или любому другому учителю. Целеустремленный тантрист должен сам найти своего учителя.

Глава 12

Дэви ждала меня в своей хижине. Каждое утро со дня инициации мы начинали с того, что спускались вниз, чтобы искупаться, затем обсыхали на солнце, перед тем как вернуться к медитации, иногда в лесу, иногда в хижине Дэви.

Затем Дэви подробно объясняла и комментировала мне каждый из ста двенадцати стихов Виджняна-бхайрава-тантры, которые описывают йогу, все способы практики и дают полную информацию об учении.

Однажды утром я почувствовал потребность в том, чтобы Дэви рассказала мне о медитации. Я сказал ей об этом. Она усадила меня напротив. Мы поклонились друг другу. Дэви всегда делала паузу, прежде чем заговорить. У меня сложилось впечатление, что она удобно располагалась в безмолвном пространстве и что слова не слетали с ее губ, пока я сам не усаживался в таком же молчании.

– Медитация. Это спонтанное переживание недвойственности. В нашем учении нет сосредоточения на образах, нет ритуала, вызывающего медитативное состояние. Мы работаем с чистым сознанием, не заставляя его быть чем-то другим. Если мы используем разум, чтобы построить что-то, мы загромождаем храм.

Я снова возвращаюсь к образу храма, к его уборке и проветриванию, к свету, который пронизывает его, и к бегству всех этих голосов, препятствующих спонтанному переживанию недвойственности. Это важный момент, и это камень преткновения для большинства тех, кто начинает духовные поиски.

Если приложить немного последовательных и регулярных усилий, легко достичь ощущения пустоты. Очищение храма от маленьких серых человечков – большинство отшельников достигают именно этого. Тем не менее, как только работа сделана, адепты испытывают огромный соблазн отступить. После многих лет аскетизма, учебы и напряженной практики мало кто сохраняет гибкость новорожденного. Они начинают поклоняться другим людям, учениям или совокупности убеждений, концепций и практик, считая их превосходящими все другие, которые знали до этого.

Затем они прилагают большие усилия, чтобы положить эти учения в цветочные корзины и принести их в храм, не понимая, что в этот момент они создали новые препятствия для разума.

Независимо от того, насколько велик учитель или учение, необходимо следовать ему, не закрепляя его, не уничтожая его тонкую и изменчивую природу. Если ты берешь что-то, чтобы систематизировать это, ты закрепляешь это, а закрепляя это, ты обездвиживаешь это. И постепенно то, что мы считаем главным, кристаллизуется в нас, становится тяжелым, неподъемным и ведет нас к гибели.

Очень важно всегда помнить об этом. Как только появляется система, тантрический дух теряется. Как только начинается накопление запасов, тантрический дух теряется. Осознание этого придает тантрическим сочинениям их уникальную живость и подвижность, делая их подобными реке, которую невозможно остановить.

Как только преданность учителю заставляет нас игнорировать учителя в себе, мы больше не имеем отношения к духовности. Как только мы теряем контакт с реальностью, чтобы следовать за Абсолютом, мы теряем контакт с Абсолютом. Весь Абсолют содержится в реальности. Его нет нигде в другом месте.

Охраняй пустой, открытый, безмолвный храм. Это единственный способ испытать недвойственность. Как только голоса начинают звучать внутри нас, мы отклоняемся от тантрического пути. Истинная преданность, абсолютная любовь к учителю означает глубокое осознание того, что он никогда ничего нам не говорил. Он открыл нам свое сердце только для того, чтобы мы могли увидеть там свое собственное. Вот и все.

Видеть свое сердце, свой разум, возвращаться к этому чудесному источнику и ни на что не опираться.

Это немного похоже на создание огромной статуи Шивы из земли. Со временем тебе понадобятся леса, чтобы добраться до колен, живота, плеч, головы. И когда ты закончишь, божественное будет заключено в бамбуковую клетку. Когда божественное дышит, один вздох Шивы разорвет клетку на куски, и освобожденное божественное улетит с огромной скоростью. Так что не делай этого. Не ищи божественное, строя вокруг него клетку. Просто дыши. Дыши глубоко, и никто не сможет посадить тебя в клетку.

Все, что мы делаем, это заставляем себя сосредоточиться на дыхании в центре сердца. Мало-помалу дыхание очищается и расширяется, и без каких-либо других действий чакры пробуждаются; они начинают вращаться.

Когда ты вдыхаешь, вся Вселенная вдыхает вместе с тобой. Когда ты выдыхаешь, вся Вселенная выдыхает вместе с тобой. Дышать – значит завершить несоизмеримый цикл созидания, расширения, разрушения и уничтожения.

Мы находимся в фазе выдоха Вселенной, все удаляется с удивительной скоростью. Однажды Вселенная будет в фазе вдоха, и все будет приближаться с той же скоростью. Таким образом, один твой вздох сопровождает создание мира и его разрушение. Когда происходит пробуждение, человек переживает этот взрыв, который проецирует все остатки сознания в бесконечность. Но человек также живет разрушением, потому что это тоже отражает жизнь. Многие адепты отрицают эту фазу. Они не понимают, что, в сущности, это две стороны одной медали. Когда больше нет движения, больше нет жизни.

Разум всегда цепляется за понятия. С детства его приучают поглощать понятия. Он никогда не бывает удовлетворен. Он всегда хочет их еще, как бродячий людоед. Обычно первую часть жизни человек проводит в поисках, а оставшуюся – умирая духовно. Роковой момент, когда все меняется, – это момент, когда мы превращаем наше знание в веру. Это тем более пагубно, поскольку именно в тот момент, когда мы начинаем падение, у нас возникает обнадеживающее впечатление, что мы делаем большой шаг к осознанию.

Очень немногие способны на вторую очистку храма.

Очиститься от всех понятий, убеждений, догм, от всех идей о божественном – вот великая йога.

Как только это достигнуто, человек открывает для себя свободу, к которой ведет весь тантризм. Вот почему так трудно стать тантристом и продолжать работать с землей, никогда не начиная строить из нее модель божественного. Но именно так можно оказаться в центре «Я» и получить доступ к сердцу, к несравненной пустоте.

Затем я попросил Дэви рассказать о чакрах.

– Чакра означает колесо. Это как гончарный круг. Если ты нажимаешь на педаль, колесо крутится, если ты не нажимаешь на педаль, оно не двигается. Другими словами, у нас нет чакр до тех пор, пока мы не заставим их вращаться.

– На Западе мы беспокоимся о чакрах, как о сердце или легких.

– Правда? И где, по-вашему, находится это тонкое тело?

– Вокруг «Я», над «Я», на каком-то другом плане. Есть много теорий.

– В другом месте ничего нет. Все находится здесь. Практика рождает тонкое тело. Практика рождает чакры. Для того чтобы появиться, они должны вращаться. Так же как нет младенца без спермы и яйцеклетки, нет чакр без медитации и недвойственности.

– На какой из чакр следует начинать сосредоточиваться?

– В нашей линии мы не сосредоточиваемся ни на какой чакре, кроме сердца. В противном случае ты рискуешь получить неконтролируемую вспышку кундалини, которая может вызвать страдание, депрессию или безумие.

Мы сосредоточиваемся только на дыхании, проходящем через сердце. От него зависит все. Когда сердце сияет, пустое и спокойное, дыхание усиливается и заставляет другие чакры вращаться. Только тогда кундалини может быть освобождена, потому что проход не блокирован. Когда мой учитель наблюдал за тем, как я всегда старалась больше медитировать, он обычно улыбался и говорил мне: «Расслабься, Дэви. Один из величайших секретов заключается в том, что все получается само собой».

Это противоречило моей решимости, моему искреннему желанию развиваться, стать совершенной йогиней. Мне понадобились бы годы, чтобы осознать и принять это глубокое учение. Чем больше стадий и шагов, тем искусственнее учение. Все в мире становится более сложным, но в тантризме все наоборот. Мы движемся к высшей простоте. Ты смотришь на потенциального ученика. Ты видишь, каковы его таланты и возможности. Затем ты просто удерживаешь его от чрезмерного фанатизма. Ему нужно позволить дышать, играть с нереальностью времени, естественно открыться пониманию того, что наш метод чрезвычайно прост. Древние позаботились о том, чтобы лишить его бесполезного украшательства. Вот почему ни один учитель ничего к нему не добавляет. Как только человек намечает маршрут и отправляется по нему, с каждым шагом этот маршрут удлиняется на шаг. Возвращаясь в свое по существу чистое и совершенное жилище, человек открывается Абсолюту. Учение совершенно в своей простоте. Усовершенствовать или изменить его – значит ослабить его. Любой адепт уже знает слишком много. Ты и так слишком много знаешь. Ты здесь, чтобы забыть об этом! Это просто вопрос разрешения себе быть полностью свободным до того момента, когда сознание растворится в божественном, как если бы оно отвечало на страстный поцелуй.

– Как ты дышишь во время медитации?

– Естественно. Медленно. Через нос, если твои мысли спокойны, через рот, если ты возбужден. Полностью выпячивая живот на вдохе и без усилия втягивая его на выдохе. Диафрагма мягкая, как медуза; анус расслаблен; горло расслаблено; разум просветлен; черепные кости подобны еще одной диафрагме; плечи, руки и кисти рук расслаблены. Кончик языка на нёбе, напротив верхних зубов. Позвоночник выпрямлен, позвонки похожи на маленькие круглые подушки, полные песка. Глаза слегка приоткрыты, смотрят перед тобой в землю или полностью открыты и смотрят в бесконечность прямо перед тобой. Затем, без усилий, ты замедляешь дыхание, позволяешь ему стать еле уловимым, а затем ты замечаешь паузу между выдохом и вдохом и понимаешь, что божественное находится в этой промежуточной пустоте. Затем ты практикуешь круговое дыхание, рожденное из хамса-чакры.

– В самом начале, когда начинаешь медитировать, не проще ли иметь объект для сосредоточения?

– Ты можешь сосредоточиться на камешке или каком-то другом объекте, но ты должен быть осторожен, чтобы не делать этого слишком долго, иначе он окаменеет в уме. Когда ты медитируешь с какой-то поддержкой, ты должен чередовать сосредоточение с расслаблением, как последовательность волн. Ты должен позволить сосредоточению дышать, иначе ты будешь напрасно изнурять себя.

– Как относиться к вторжению мыслей, которые мешают сосредоточиться?

– Ты должен перестать считать, что эти состояния отвлечения противоречат глубокому сосредоточению. Они являются своего рода энергией, которую нужно заземлить в сосредоточении.

Как только ты перестаешь считать мысли препятствием, ты становишься свидетелем удивительной трансформации, при которой возбуждение начинает поддерживать спокойствие.

В недвойственности нет антагонизма. Все усилия по уменьшению беспокойства или его устранению только усиливают его. Облака – это часть красивого неба. Падающие звезды – это неотъемлемая часть ночи. Ночь не говорит себе: «Вот падает звезда, чтобы нарушить мой покой!». Так что будь подобен небу, и твой разум интегрирует все состояния.

– А когда человек прекращает медитацию, как он входит во внешний мир?

– Необходимо понять, что ты не садишься медитировать, чтобы избежать или достичь чего-то внешнего.

Ты не медитируешь, чтобы экспериментировать с измененными состояниями сознания или чем-то еще. Ты медитируешь только для того, чтобы осознать, что все находится внутри нас, каждый атом Вселенной, и что мы уже обладаем всем, что хотели бы найти вне себя.

Медитировать – значит быть на сто процентов в реальности. А если ты уже в реальности, то что ты оставляешь, входя во внешний мир?

Медитировать в одиночестве или гулять среди суеты загрязненного города – это, по сути, одно и то же. Только когда мы осознаем это, мы действительно начинаем медитировать. В медитации мы не стремимся ничего достичь; мы не ищем никакого состояния, никакого экстаза кроме полного пребывания в реальности. Те, кто претендует на достижение более высоких состояний сознания посредством медитации, лишь употребляют бханг[3]3
  Индийский галлюциногенный напиток на основе каннабиса. aside


[Закрыть]. Начиная с того момента, когда мы становимся всей Вселенной, как мы можем подняться к чему-либо? Достаточно просто открыть глаза. Все уже здесь. Когда мы медитируем таким образом, сидя, стоя или лежа, мы переполняемся божественным, и божественное переполняет нас.

– В чем важность спонтанности в жизни тантриста?

– Это очень важный вопрос, потому что он оставляет возможность для многих ошибочных представлений о спонтанности. Быть спонтанным – значит быть божественным. Это выходит за рамки всех представлений об эго, о разобщении. Действие, продиктованное эго, никогда не может иметь благодати истинной спонтанности. Сахаджия, спонтанное существо, проявляет священную свободу, которую нельзя спутать с импульсивностью, еще не наполненной осознанием. Часто случается, что молодые адепты позволяют себе импульсивные, хаотичные поступки под предлогом священной свободы.

Любое действие, которое не вписывается в космическую гармонию, – это лишь импульсивное движение, спазм эго.

Некоторые учителя тантры говорят, что необходимо пройти через импульсивность, чтобы исчерпать ее и достичь спонтанности. Они просто следят за тем, чтобы эта свободная импульсивность не разрушала их жизнь. Социальные существа подвергаются стольким издевательствам, стольким запретам. В их жизни так много незавершенных, негармоничных действий, что импульсивность может быть своего рода детоксикантом для сознания. Мой учитель часто использовал эти техники истощения, чтобы вызывать у учеников ощущение пустоты, когда ничего не остается. Однажды к нему пришел один ученый, пандит. Вместо того чтобы говорить с ним о пустоте, об освобождении от ментального, учитель спорил с ним два дня и одну ночь. Он не делал перерывов, только позволял ему выпить чашку чая или съесть пури, и даже в это время он засыпал его аргументами и вопросами, отрицающими все представленные им факты. Вечером второго дня пандит остановился в полном изнеможении. На несколько секунд он почувствовал пустоту. На следующий день начались занятия. На три недели он погрузился в молчание, закрытый в темной комнате. Мой учитель обладал удивительной способностью находить подход к каждому человеку. Он никогда не передавал одно и то же учение дважды. Я видел, как он накормил одного гурмана деликатесами и до изнеможения говорил с ним о кулинарном искусстве. Он сделал то же самое с человеком, одержимым сексом, который пришел к нему с единственной надеждой открыть для себя новые удовольствия и получить власть над дыханием и оргазмом, чтобы он мог удовлетворить всех своих любовниц. День и ночь адепты проходили через его комнату, один за другим. Человек удовлетворил свои самые смелые желания, а затем восстановил равновесие, пройдя через момент пустоты.

– Твой учитель ничего не избегал.

– Нет. Он владел искусством доводить все ситуации до момента, когда действие превращается в мир и покой. Однажды он столкнулся с учеником, очень вспыльчивым по характеру. Когда тому дали полную свободу действий, он набросился на моего учителя, как будто хотел убить его. Учитель схватил бревно и оглушил его. Когда ученик пришел в себя, он выразил недовольство, которое мы разделили. Мы считали, что учителю не следовало прибегать к насилию. Он ответил просто: «У меня много воспоминаний, и я сделал это только для того, чтобы напомнить себе о собственной импульсивности. Это был совершенно спонтанный поступок». Урок был очень эффективным. Этот ученик стал одним из самых спонтанных адептов нашей группы.

– Какова связь между бессознательным и спонтанным?

– То, что ты называешь бессознательным, мы называем глубоко осознанным, и это поле, которое мы никогда не прекращаем засевать всеми нашими неспонтанными действиями. Когда мы медитируем, мы позволяем отдохнуть кувшину, который удерживает сознание, включая бессознательное или глубоко осознанное. Когда мы живем импульсивно, этот кувшин постоянно встряхивается и его содержимое становится мутным. Осадок и вода настолько перемешаны, что любое исследование содержимого невозможно. Когда мы медитируем, мы перестаем трясти кувшин и ставим его перед собой. Постепенно вода очищается и скрытые семена всплывают на поверхность. Именно это иногда делает процесс медитации таким болезненным. Она раскрывает семена, которые мы не хотим видеть в себе или о существовании которых даже не подозревали. Мало-помалу на поверхности появляется и очищается содержимое самых сокровенных глубин сознания. Медитируя, мы соглашаемся открыть кувшин и очистить его от всего, что появляется на поверхности. Если в то же время мы достигаем спонтанности, мы больше не засеваем глубоко осознаваемое поле, и постепенно этот цикл прерывается.

В результате меняется содержание мечтаний. Адепты достигают полного осознания и божественной спонтанности даже в своих мечтах, которые к тому же едины с Абсолютом. Пока на уровне мечтаний остается двойственность, пробуждение не является полным. Отшельник, который, по-видимому, достиг самости, но втайне мучается в своих мечтах, живет ложью.

Все в тантрических садханах, направленных на удовлетворение чувств, основано на глубоком понимании человеческой природы.

Человеческая природа никогда не может быть по-настоящему открыта экстазу, пока все, что человек воображал, но не испытывал из-за моральных принципов или социального подавления, не будет наконец осуществлено с божественной спонтанностью.

Таким образом, адепт тантры не оставляет ничего скрытого, ни одного неудовлетворенного желания, ни одной мечты, остающейся внутри, которая не может быть освобождена через садханы. Это главный момент в изучении тантризма.

Всякое подавление, которое не устраняется или не удовлетворяется, вызывает душевные муки. Такие люди никогда не достигнут божественной спонтанности. Это одна из причин, по которой тантризм иногда неправильно понимается индуистами и, вероятно, также западными людьми, которые видят возможность для импульсивного разврата там, где пересекаются божественное проявление спонтанности и радикальное устранение неудовлетворенных желаний.

– Поэтому ты сказала мне, что в тантризме нет сексуальных ритуалов?

– Любая сексуальность, которая не возникает из божественной любви, – это только обман, которому ты можешь предаться и который нельзя называть тантризмом.

Любое переживание, связанное с эго, желанием или обладанием, не имеет ничего общего с тантризмом. Для того чтобы стать тантристом, ты должен иметь душу героя.

Ни при каких обстоятельствах человек, управляемый страстями или ставший жертвой эгоистической, манипулятивной сексуальности, осложненной властью или подавлением, не может успешно продвигаться по этому пути.

Когда Шива проникает в Шакти, это целостный акт, священный акт.

Без сочетания дыхания, ментального компонента и спермы этот акт привязывает людей к невежеству. Они сливаются в оргазме, не осознавая, что все внутри божественно, как если бы страдание в форме пениса пронзало страдание в форме вульвы. Несмотря на это, половой акт даже в рамках страдающего эго содержит в себе всю божественность, хотя это не очевидно для большинства тех, кого так беспокоит сексуальность. Но это действительно так просто!