Текст книги "Лунная опера (сборник)"

Тунань относился к той категории богачей, которые уделяют большое внимание своему гардеробу, у которых открытый лоснящийся лоб, крепкие белые зубы, солидные мочки ушей, да и весь вид говорит о крепком здоровье. Когда бы ни пришлось увидеть Тунаня, он всегда выглядел на все сто: здоровый, сытый и довольный. Ему было немногим больше сорока, по лицу сложно было определить, сколько именно. Большинство успешных мужчин среднего возраста выглядят именно так. Тунань находился в самом расцвете сил, и это самым благодатным образом сказывалось на его половой активности. Он мог с одинаковым успехом развлекаться как со зрелыми женщинами, так и с молоденькими девушками. Воистину весь любовный диапазон был в его распоряжении. К Тунаню то и дело наведывались женщины всех мастей. В его жилище они заходили модельной походкой, характерно покачивая бедрами. А выходили уже совершенно по-другому, становясь кроткими, нежными, томными и ленивыми, что приближало их к образу скромных добродетельных девушек. Происходившие с женщинами метаморфозы были настолько сногсшибательны, что давали Тубэю пищу для фантазий. А сила воображения – дело индивидуальное, и ничто ей противостоять не может. Если говорить конкретно, то для Тубэя предметом живейшего интереса стали заготовленные под подушкой у Тунаня презервативы. Как-то раз Тубэй стащил у брата одну упаковку, чтобы изучить, какими именно штучками балуются современные мужчины и женщины. Тубэй тоже решил действовать, ему непременно нужно было что-то предпринять, ему совершенно не хотелось отставать от старшего брата. Единственный выход – начать жизнь с чистого листа. Только в этом случае он мог стать старшим братом номер два, вторым Инь Тунанем, лишенным всяких изъянов. Тубэй вышел на улицу, пожевывая резинку. Он долго бродил, прежде чем остановился у входа одной из аптек. Сдерживая сердцебиение, он устремил взгляд прямо перед собой, выискивая нужное. Наконец-то он увидел заветную надпись: «противозачаточные средства». Округлые ярко-оранжевые иероглифы красовались на стикере, приклеенном прямо на стекло витрины. Тубэй вошел в аптеку, он никак не предполагал, что в глубине души весьма одобряет основной курс Китая на политику плановой рождаемости. От этого он тут же испытал какое-то благоговейное чувство. Тубэй положил на прилавок деньги и в стиле Чоу Юньфата[11]11
  Чоу Юньфат (Чжоу Жуньфа, р. 1955) – известный китайский киноактер.


[Закрыть] одним пальцем отправил продавцу купюру, быстро загнув при этом два пальца вниз. Продавец одной рукой принял деньги, другой потянулся за товаром. Вся эта сцена длилась каких-то несколько секунд и напоминала слаженные действия подпольщиков. Тубэй спрятал свое «приобретение» между страниц «Общей истории Китая», отчего она сразу стала выглядеть еще толще.

На праздник первого октября Тубэй привел домой девушку. Этот замечательный день нужно было провести соответствующим образом. Тубэю не нравилась эта девица с музыкального факультета, просто он учуял, что ее можно было легко затащить в постель. Они вместе сходили на лазерное шоу, отобедали в ресторане «Кентукки», после чего поймали такси. Уже в машине его однокурсница заелозила. Запрокинув руку, она пыталась притянуть к себе голову Тубэя. Изо рта у нее пахло смешанным запахом недавнего обеда. Они поднялись на седьмой этаж, войдя в квартиру, прошли через гостиную, а потом налево: именно здесь находилась спальня Тубэя. На несколько секунд он остановился и в это мгновение ощутил себя одновременно собой и Тунанем. Однако он понимал, в чем его отличие от старшего брата. Это ощущение не давало ему покоя, поскольку содержало коренную разницу между мужчинами. Держа за руку однокурсницу, Тубэй то проявлял напористость, что отражалось в поцелуях, то вдруг отступал. Наконец они оказались прямо перед кроватью. Путь к отступлению был закрыт. Для каждого мужчины отсутствие возможности идти на попятную представляет собой серьезное испытание. Закончив целоваться, они стали раздевать друг друга. Сначала они делали это медленно, но на полпути это начало их тяготить. Действуя под влиянием сумасшедших импульсов, они отбросили все условности.

Именно в этот критический момент домой возвратился старший брат Тунань. Видимо, это было предопределено свыше. С незаурядной проницательностью, присущей мужчинам, Тунань открыл дверь в спальню Тубэя. Взгляд Тунаня был буквально наэлектризован, брат стоял, скрестив руки на груди. Крайне медленно он вытащил правую руку и направил ее прямо к лицу Тубэя. Далее последовали удары: сначала по правой, потом по левой щеке. Подняв с пола пеструю юбку, Тунань бросил ее в сторону девицы и резко сказал:

– Вон! А ну вон отсюда!

Девушка оставалась невозмутимой, она вполне могла противостоять создавшейся ситуации. Прикрывая руками самые сокровенные места, она хладнокровно ответила:

– Это ты вон отсюда!

Тунань изменился в лице, казалось, его застигли врасплох. Он кивнул и, подавшись назад, вышел из комнаты. Девушка встала на цыпочки и надела юбку, вид у нее был недовольный. Застегивая молнию, она будто про себя повторяла: «Ну и ну». Произошедшее ее очень разозлило, и она все продолжала бубнить: «Ну и ну». Она ушла. Когда она только переступала порог этого дома, в ней еще проскальзывала какая-то жеманность, но сейчас в ней вдруг проснулась такая прыть: можно сказать, она рвала и метала, так что ни о какой нежности и томности говорить уже не приходилось. Ни о каком образе добродетельной девушки речь и не шла. Тубэй отстраненно стоял на прежнем месте, он даже забыл одеться, на его лбу, словно капельки на стекле душевой кабины, выступила испарина.

Тунань возвратился уже совсем поздно. Пьяный вдрызг, он ударом ноги распахнул дверь. Когда Тунань напивался, то сразу начинал выглядеть на свой настоящий возраст, при этом вылезали наружу все негативные стороны его непреклонного характера. У мертвецки пьяного Тунаня в душе обнаруживались уязвимые места, причинявшие ему немалые страдания. Из чемоданчика с кодом он вытащил черно-белую фотографию и вставил ее в дорогую рамку из красного дерева. То была фотография отца. Несмотря на нетрезвое состояние, Тунань помнил секретный код, в котором отчеканилось его затаенное горе. Он обратился к брату:

– Это кто?

– Отец, – ответил Тубэй.

Тунань повесил фотографию отца на стену. Одним рывком он придавил Тубэя книзу и потребовал от него отбивать поклоны. Неестественно тихим от душащих слез голосом он вопрошал:

– Как ты смеешь подражать мне? А? Как ты смеешь подражать мне? А?

Тунань бессильно опустился на пол, опершись на руку Тубэя. Вид рыдающего в голос Тунаня представлял собой ужасное и вместе с тем очень откровенное зрелище, это не могло не напугать Тубэя.

– Для чего я, твою мать, стараюсь? – всхлипывал Тунань. – Для кого я, твою мать, стараюсь? Кланяйся отцу, кланяйся, пока не сделаешь восемьдесят тысяч поклонов!

Один, два, три! Считай громче! Считай, пока не дойдешь до восьмидесяти тысяч!

Тубэй откланялся примерно пять тысяч раз, пока его наконец не сморил сон. Считал он отчетливо и уже на автомате. Этот его счет и убаюкал обоих братьев. Тунань захрапел практически сразу. Всю комнату заполнил запах перегара. Братья лежали поперек комнаты, словно два трупа на месте преступления, которые чем-то расчленили и оставили на ночь. Так они и продолжали лежать рядом в перекрещенной позе, словно выражая соболезнование и выказывая самые родственные чувства друг другу. Но их совершенно разные сны нарушали эту идиллию возможного единства, отчего их дыхание выглядело нескоординированным. Тунань храпел, захрапел и Тубэй.

Тунань перестал водить домой женщин. Но возвращался он каждый раз все позже и позже, встречи на стороне со временем стали дополнительным элементом его жизни. Повешенный на стену портрет отца взирал на все с легкой улыбкой призрака, отвлеченно наблюдая за Тунанем и Тубэем. Такой взгляд мог быть только у умершего отца, старик словно прикрыл один глаз, а другой держал открытым. Для покойника это была максимальная степень реального вмешательства в мирские дела. Последнюю мысль можно интерпретировать следующим образом: на Тунаня отец смотрел своим закрытым глазом, в то время как за Тубэем он неусыпно следил изо всех сил. Даже находясь в загробном мире, он пребывал в горячем воодушевлении на его счет.

Тунань закурил. Это уже превратилось в его ежедневный ритуал после пробуждения. Он не спешил пойти умыться, почистить зубы, вместо этого он с сигаретой в зубах отправлялся в кабинет. Кабинет у Тунаня был что надо, разноцветные корешки расставленных на полках книг вносили в очертания пеструю окраску. Книги обрамляли кабинет со всех четырех сторон, захватывая углы. Тунаню нравилось покупать книги, хотя он их не читал. Но покупка книг вошла в привычку, которая уже мешала жить. Ему было без разницы, что за книгу он покупает, его внимание привлекал только внешний вид ее корешка. Если одежда, как и женщина, должна привлекать наружностью, то книга, как и мужчина, должна иметь хороший хребет. Руководствуясь этим правилом, Тунань неизбежно приобретал книги из самых разных областей, сплошь всевозможные справочники с тиснением и позолотой. Аккуратно выставленные в ровные ряды, они являли собой облик человеческой цивилизации. В кабинете Тунаня утрамбовалось около пяти тысяч лет. Финансовая база Тунаня запросто могла служить фундаментом для высших творений человечества.

До совершения утреннего моциона Тунань устраивал себе урок, перелистывая страницы «Идиоматического словаря». Это было его ежедневным обязательным занятием. Ведь китайские идиомы представляют собой совокупность знаний из китайской литературы, истории, философии, а также экономики, политики и торговли. В них в концентрированном виде содержится опыт огромного количества свитков и огромного количества лет. Зная устойчивые выражения, можно легко справиться с любым человеком или делом. Идиомы для китайцев – это своего рода магия, они являются отправным и конечным пунктом китайского менталитета. Устойчивые сочетания – это даже не «речь», это дух китайского языка, его сущность, основа, источник и ориентир. Менталитет китайцев – это не что иное, как комбинированное слияние всех заключенных в идиомы смыслов. Это суждение стало духовной квинтэссенцией преподавательской жизни Тунаня. Какую бы жизнь китайцы ни вели, им никогда не выйти за пределы, заключенные даже в нескольких идиомах. «Как бы ни было глубоко море страданий, его берег всегда виден». «Из всех тридцати шести планов лучший – бегство». «Камнем с чужой горы можно обрабатывать яшму». «Лучше быть головой у курицы, чем хвостом у быка». «Дерево растет для смерти, а человек – для жизни». «Вывешивать баранью голову, а продавать собачье мясо». «Если не богатеть, не лучше ли сразу умереть».

После упражнения с идиомами Тунань на какое-то время становился напротив карты. В этом мире есть два типа людей, которые любят изучать карты. К первому относятся заядлые путешественники, а ко второму – дерзкие охотники за выгодой. Таким образом, карта может отражать как духовные стремления, так и распределение или стратегию получения материальных благ. Тунань относился ко второму типу. Перед ним висела административная карта Китайской Народной Республики с масштабом один к шести миллионам, тридцать девятый оттиск седьмого издания от июня тысяча девятьсот девяносто второго года. Это была новая карта Тунаня. На ее просторах сосредоточился весь его бизнес. Свои дела Тунань вел с помощью этой карты и мобильного телефона. Последние пять цифр его мобильника были один, восемь, восемь, восемь, восемь, что по-китайски воспринималось на слух как речь заики, мечтающего разбогатеть. С помощью карты Тунань определял свою стратегию, после чего посредством радиоволн начинал воплощать ее в жизнь. Его бизнес служил вполне мирным целям: Тунань поставлял пластмассовые комплектующие, которые использовались в строительстве, например выключатели, розетки, внутристенные трубки. Среди этих пластмассок самые маленькие стоили совсем дешево, вроде бы ничего внушительного, тем не менее Тунань процветал. На этой карте, куда ни ткни, повсюду были города. А что такое город? Это строительная площадка, это совершенно нескончаемое цементное производство. Город растет ввысь пропорционально производимому цементу. И если проводить параллель с цементом и пластиковыми комплектующими, то, как говорится, с повышением уровня воды поднимается и корабль, это неизбежно. Тунаню из-за бума строительства просто пришлось разбогатеть, это тоже стало неизбежным. Тунань презирал спекулятивную торговлю, он не занимался однодневными операциями. Ему не нравилось зарабатывать урывками от случая к случаю, он предпочитал, чтобы деньги текли к нему постоянно, подобно горному потоку. Ведь только в таком случае можно рассчитывать на долговечную, а потому и внушительную прибыль. Сперва компания Тунаня занималась стальным профилем, оцинкованными листами, японской мочевиной, электротоварами. Тунань собирался сделать свою компанию крупной и престижной, – в общем-то, такие помыслы характерны для большинства начинающих молодых бизнесменов. Но один японский друг подсказал ему прием – развивать мелкий бизнес, но на обширной территории. Это требовало постоянных разъездов, в ходе которых Тунань создал площадку для своего бизнеса и построил своего рода империю. Ему неизбежно приходилось расширяться, и притом что бизнес его оставался мелким, прибыль от него становилась все больше.

Но поначалу такого рода бизнес требовал очень серьезных усилий. Первые четыре года Тунань провел на колесах. За это время ему не удавалось спокойно постоять или посидеть. Кроме встреч с клиентами, все остальное время он проводил в полулежачем, полусонном полузабытьи. Кроме того, ему приходилось кормить и поить партнеров, ведь именно неформальное общение способствует благополучному ведению дел. Стоило раза три выпить за одним столом, и между партнерами устанавливались буквально братские отношения. Ведь братья – они потому и братья, что сосут молоко из одной груди. Точно так же дело обстоит и с совместными застольями. Свои боевые действия Тунань разворачивал по двум направлениям. Сперва он устремлялся к мелким сельским производителям, среди которых искал, так сказать, продавцов кур, а уже потом бежал в город искать для них покупателей. Естественно, что продавцы и покупатели при этом не сталкивались. Их слияние происходило за счет Тунаня, это и называлось рынком, бизнесом, торговлей, деньгами. Вот такие дела. За эти четыре года у Тунаня накопилось две коробки с визитками. Одна – с визитками со стороны покупателей, другая – со стороны продавцов. Вся торговля Тунаня находилась в этих двух коробках, но, несмотря на это, он не жадничал. И благодаря этому его бизнес отличался постоянством. Как говорится, «если имеется мясо, то навар достанется всем», «если имеется одеколон, то брызг хватит на всех». Коль скоро Тунань руководствовался этим принципом, довольными оставались все: и покупатели, и продавцы, и тем более сам Тунань. Вот так-то. Наконец Тунань стал замечать, как к нему начали прибывать деньги, он услышал шум их потока, их шуршание.

Тунань разбогател. Первым делом он перевел свою наличность в акции, что считалось признаком горожанина. Точно так же, как крестьянином может называться лишь тот, у кого есть хотя бы одна свинья и десяток кур, горожанином считается лишь тот, у кого в руках сосредоточены акции, «несущие яйца». Тунань успокоился. Он вспомнил своего отца. У этого бедного упрямого старика в отношении бытия существовал какой-то невообразимый «идеал». Этот «идеал» уже впитался в их род, проник в их кровь. И теперь он всецело обуславливал жизнь потомков, все действия которых должны были определяться исключительно «устоявшимся курсом». Тунань стал первым в их роду отщепенцем. Отщепенцам свойственно в душе испытывать раздирающую боль отслоения – она пробирает до мозга костей, несмотря на то что затронуты лишь поверхностные слои. Чувства при этом обостряются до предела. Однако отделение Тунаня от семьи тоже можно считать предопределением, его судьбу формировала новая эпоха. Период зачатия и вынашивания неизбежно заканчивается родами, и как бы сильно ни пострадала при этом мать, плод ее щадить не будет. В нашем случае этим образным материнским чревом был именно отец Тунаня. Являясь старшим сыном, Тунань понимал, какие муки доставляет отцу, но ничего не мог с этим поделать. В противном случае это обернулось бы для него гибелью в чреве. Да и не волен человек сам себе выбрать дату смерти. Ничего уж тут не поделаешь. Единственное, что мог сделать Тунань, – это компенсировать причиненные им страдания деньгами. Именно так обычно и поступают дети в отношениях со своими родителями. Однако Тунань боялся показаться чересчур бестактным. Когда у него появились финансы, он послал отцу всего одну тысячу юаней, это был пробный шаг, успех которого, в случае принятия денег, предопределил бы общую благоприятную ситуацию. Однако спустя десять дней перевод на обозначенную сумму вернулся обратно с пометкой о том, что адресат не объявился. Это стало настоящим ударом для Тунаня. Ведь ему намекнули, что он отброшен, что для семьи его вообще больше не существует. Эту тысячу юаней Тунань спустил в ресторане, напившись до беспамятства. А когда он очнулся, его пьяный взор вдруг мысленно сосредоточился на младшем брате. Он разработал план, с помощью которого надеялся воскреснуть в новом облике. С этого момента судьба младшего брата Тубэя оказалась в его руках.

Сам же Тунань, словно военачальник, стоял, покуривая, перед картой и изучал ее. Сейчас ему было уже достаточно просто вот так стоять, делать кое-какие звонки, просматривать факсы, подписывать контракты, а потом дожидаться нового притока финансов.

Когда Тубэй проснулся, у него немного кружилась голова. На его лице отражалось какое-то неудовлетворение – обычное дело после поллюций. Он налил два стакана молока, в которое добавил немного соли, и понес один стакан Тунаню. Братья уже давно пришли к компромиссу. Они восстановили дружбу после перепоя Тунаня. В тот вечер, когда они помирились, Тунань принес домой бутылку импортного вина. Сев напротив Тубэя, он вытащил пачку сигарет, извлек из нее одну и положил прямо перед младшим братом, так что нацеленный на него фильтр сигареты повис на самом краешке стола.

Сам Тунань тоже взял в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и сперва поднес огонь Тубэю. Тот уставился на старшего брата, это было чем-то невероятным, он прямо даже испугался и опешил.

– Закуривай, – распорядился Тунань.

Тубэй взял сигарету и неловко вытянул вперед голову. Впервые расстояние между братьями сократилось донельзя, их разделяла лишь сигарета, ее длина определяла самую оптимальную дистанцию между мужчинами.

– Выпьем, – сказал Тунань.

Сидя на диване, братья курили, выпивали и то и дело косились на фотографию отца.

– Мы братья и оба носим фамилию Инь, – вдруг после некоторого молчания сказал Тунань, слова его прозвучали как-то не в тему. – Ты прекрасно разбираешься в наших семейных делах, за столько лет у нас все было стабильно, ни в чем не нарушался порядок, это не так-то просто. В этой однообразной игре не хватало козырной карты. Так что считай, брат, что я поймал тебя на крючок, козырем станешь ты. У племянницы твоей фамилия ее матери, так что здесь надеяться не на что. Я при деньгах. Можешь творить все, что душа пожелает, только закон не нарушай, и еще, с хозяйством в штанах поосторожнее. Если говорить о бабах, то да, с ними классно! Но ведь тебе только девятнадцать, в этом возрасте ты сексом можешь навредить своему здоровью. Тебе-то кажется, что корень у тебя о-го-го, но женщины его обломают, вот такие дела. Да, у меня есть деньги, но ты не должен равняться на меня, твой старший брат – пропащий человек. Так что учись как следует, а спустя четыре года возвратишься в Дуаньцяочжэнь и продолжишь вместо меня дело предков. О деньгах не беспокойся, пока есть я, будут и деньги. Как говорится, государство держится на министрах, а семья – на старшем брате. Ты, главное, вместо меня уважь предков, а я как старший брат уж не посмею тебя обидеть. Ты меня понял?

– Понял.

– Хочешь пить – пей, хочешь курить – кури, хочешь деньги тратить – пожалуйста. Только знай чувство меры. Ведь в будущем ты должен вместо меня служить эталоном и выглядеть соответственно, не стремись подражать мне. Главное – хорошо учись, а о моих делах не беспокойся. Это я должен беспокоиться о тебе. Ведь я тебя на двадцать пять лет старше. Ты не сердись на меня за те две пощечины, что я тебе залепил. Просто запомни, а уж как закончишь учебу, я тебе этот долг возвращу.

– Не нужно мне ничего возвращать.

– Я в долгу не останусь. В семействе Инь насчитывается семь поколений предков, и все они взирают сейчас с Небес, глядя на тебя. Инь Тубэй, ты вместо меня должен дорасти до их уровня. Это вовсе не пустяк. Я на тебя надеюсь. О деньгах не беспокойся, считай, что за все в твоей жизни уже уплачено.

Слушая старшего брата, Тубэй прослезился. Он отвернулся, но брат с силой похлопал его по плечу.

– Брат, – только и смог произнести Тубэй. Он не мог более сдерживать своих слез.

Тунань подмигнул ему:

– Выпей!

Ее звали Юхуань, она плавала в бассейне, лежа на спине. Вода в нем была неестественно зеленая, будто пораженная какой-то напастью. Очертания Юхуань из-за воды тоже видоизменились и утратили привычные пропорции, словно и ее одолел какой-то недуг. На ней красовался розовый купальник-бикини, и у нее была прекрасная кожа. Юхуань плавала в темных очках, губки ее то открывались, то закрывались, словно в небесах порхала яркая бабочка.

Тубэй прогуливал занятия. Все эти дни облик Яньцзы, чье имя буквально означало «ласточка», то и дело проносился в любовных воспоминаниях Тубэя. Тубэй и Яньцзы ходили по одной и той же улице, купались в одной и той же речке, их первая любовь, овеянная печалью, была такой же бесцветной и бесформенной, как вода. До того как отправиться в город на учебу, Тубэй пригласил Яньцзы на свидание. Чтобы скрыться от людских глаз, они, едва спустились сумерки, пошли на реку искупнуться. Стоя в воде, они смотрели на нее как завороженные. Когда же они стали обниматься, то в их взглядах промелькнула, подобная водной глади, беспредельная и в то же время чистая и светлая печаль. А буквально на следующее утро Тубэй уже уехал в город. Но городские пейзажи никогда не привлекали ласточек. После переезда Тубэя Яньцзы просто бесследно исчезла из его жизни. А Тубэй мог вспоминать свои прошлые чувства, лишь попадая в жидкие объятия воды. Вот и сейчас он решил найти какую-нибудь речку, но в результате поисков обнаружил бассейн.

Однако вода воде рознь. Единственным качеством воды является ее реальность. Едва Тубэй подошел к бассейну, как увидел другую девушку, ее звали Юхуань. Образ Яньцзы, промелькнув, улетел в неведомые дали, оставив в воде Юхуань. В темных очках она возлежала на поверхности воды, свободно и достаточно широко раскинув руки и ноги, в промежутке между которыми содержалось дополнительное жизненное пространство. Тубэй облокотился на перила и внимательно наблюдал за Юхуань. Кроме нее, в бассейне никого не было. Юхуань повернула к нему голову и, приоткрыв рот, оценивающе посмотрела из-под очков. Их взгляды перекрестились. Несколько секунд они не отрывались от этой игры в гляделки, пока наконец Тубэй не сдался. Между тем Юхуань сместила очки на лоб, и теперь они могли рассмотреть друг друга подробнее, и глаза их встретились по-настоящему. Грудная клетка Тубэя затрепетала, он отклонил промелькнувшую было мысль уйти и теперь переместил свой взгляд на воду. Вода казалась мягкой и дружелюбной, никакого ощущения, что она может ужалить, не создавалось. На самом деле это был просто замечательный случай порезвиться в бассейне. Тубэй свистнул, но звук оборвался, он попробовал сделать это еще два раза, но неудачно. Тубэй скинул одежду и прыгнул в воду. Он сделал сразу два заплыва вольным стилем, который давался ему лучше всего. Когда Тубэй снова обернулся в сторону Юхуань, он увидел, что та снова опустила очки на глаза и, сделав вид, что рядом никого нет, стала рассматривать свои руки. Тубэй нырнул под воду, а когда вынырнул, то обнаружил, что находится от Юхуань всего в каких-то двух-трех метрах, теперь он отчетливо мог видеть очертания ее губ. Все, что происходит в воде, отличается удивительным непостоянством, здесь отсутствует всякая стабильность. Юхуань приоткрыла рот, а точнее сказать, ярко-накрашенные губы, так, что стали видны ее красивые зубы. Глядя в этот момент на Юхуань, Тубэй снова почувствовал импульсивный толчок в груди. Он отплюнул в сторону воду, и тут ему неожиданно вспомнилось одно древнее изречение, которое часто произносили в его родных краях: «Целого яйца муха не тронет». Тубэй разглядел трещину, то была открытая створка между губами. Пришедшая на ум поговорка придала Тубэю невиданную смелость, он подумал, что было бы забавно ощутить себя мухой. Он решил подурачиться и подлететь к своей добыче под водой. Будь он мухой, ему наверняка удалось бы точное попадание в эту животрепещущую расщелину. Тубэй вспомнил, что все происходящее с ним сейчас он на самом деле видел во сне. Только сон был более конкретным, ярким и прорисованным. Тубэй снова нырнул, между пальцами и в открытых глазах ощущалась приятная водяная прохлада. Он поднырнул прямо под Юхуань и, подняв голову вверх, увидел голубой небосвод и радужное облачко. Грудь его то и дело вздымалась, он просто сгорал от сладострастия. Юхуань опустилась на дно, выложенное белой кафельной плиткой. Между ее широко расставленными ногами запросто могли бы сновать рыбы. Тубэй передумал быть мухой, решив превратиться в рыбу. Уподобившись угрю, он, извиваясь, кружил в воде.

Но на самом деле Тубэй не был ни рыбой, ни угрем, ни мухой. Юхуань не стоило никакого труда зажать его между своими ногами. Тубэй трепыхался, пока у него оставался хоть какой-то запас воздуха. Наконец он вылетел на поверхность воды, сердце его бешено колотилось, он потерял над собой всякий контроль. Когда он вынырнул наружу, его так колотило, что вокруг пошла рябь. Юхуань увидела это и, подув на воду, отправила подрагивающие волны в обратном направлении. Затем она плотно прижала свой указательный палец к груди Тубэя и медленно провела им в направлении его сердца, после чего остановилась. Юхуань приоткрыла рот, на лице ее было написано полное блаженство. Чуть слышно она сказала:

– Преступного замысла, коварной дерзости, проворной ловкости – всего этого тебе одинаково не занимать.

Не сумев от волнения подобрать нужные слова, Тубэй ляпнул первое, что пришло в голову:

– Да нет, я здесь просто кое-кого искал.

Юхуань только усмехнулась и сняла очки. По его акценту она поняла, что он не местный. Своим взглядом она дала ему это понять и, покосившись, сказала:

– Ложь.

Надавив кончиком пальца на грудь Тубэя, Юхуань нарочито отбросила всякое стеснение и добавила:

– Наглая ложь, как раз такая, какую мне приятно слышать.

Целый вечер Тунань, поджав ноги, провозился на полу с игровой приставкой. Справа от него на деревянном стуле высилась стопка новых книг, купленных в книжном после обеда. Теперь хобби Тунаня приобрело направленность, он покупал сплошь книги по специальности Тубэя. Отбирая наметанным профессиональным глазом нужную литературу Тунань то и дело таскал ее домой. Сам он читать не собирался, а Тубэя обязывал: «Ни одна страница не должна быть пропущена».

Игра, в которую играл Тунань, представляла собой боевик про японских самураев, где требовалось умение убивать и строить коварные планы. Трофеем в случае прохождения уровня была веселая, резвая красотка. Если игрок преодолевал очередной уровень, то девушка снимала один из предметов своей одежды. Лучший результат Тунаня позволил раздеть ее до бикини. Но самое последнее задание Тунаню преодолеть никак не удавалось. В ответ на неудачу лицо у резвой девчушки грустнело, она потупляла взор и начинала проливать горькие слезы. Вслед за этим на экран выскакивала красная надпись: «Поднажми».

Тубэй с весьма сосредоточенным видом сидел над книгой. «Преступного замысла, коварной дерзости, проворной ловкости – всего этого тебе одинаково не занимать». Целый вечер Тубэй думал над этой фразой. Она заряжала его энергией. «Сексом ты можешь навредить своему здоровью», – с толком поведал ему старший брат. У Тубэя, который еще не приобрел мужского опыта, эти слова вызывали приятное волнение. Интимные связи, половое удовлетворение – эти словосочетания приятно ласкали слух. Преступный замысел, коварная дерзость, проворная ловкость. Тубэй чувствовал, что внизу у него все распирает: там рождалось нечто сильное, самовольное, упорное и совершенно неподвластное. Красотка на экране очень походила на Юхуань, Тубэй мог посматривать на ее отражение в зеркальце. Сейчас она проливала слезы. Это расстроило Тубэя. Тунань в гостиной зажег сигарету и вздохнул, после чего отбросил джойстик и большим глотком залил свое горе водкой. Сидящий за рабочим столом Тубэй понимал, что старший брат может обернуться, поэтому «Общую историю Китая» он подвинул на видное место. Повернув зеркало, Тубэй увидел в нем себя, преисполненного страдания и ненависти. Между тем Тунань не оборачивался, он продолжал сидеть, погруженный в свои раздумья. На экране игровой приставки появилась заставка, предшествующая началу новой игры. Тунань сделал несколько резких затяжек, после чего снова взял в руки джойстик и принял целеустремленный вид. Девушки в бикини на всех успешных мужчин действуют подобным образом. Он был настроен стащить это бикини. Приготовившись к решающему сражению и приняв соответствующую позу, Тунань повернулся к Тубэю и, проявляя заботу, сказал:

– Ложись спать, не засиживайся допоздна.

Тубэй тоже повернулся, выглядел он так, словно с головой ушел в учебу. Полистав в руках книгу, он, казалось, весьма нехотя отозвался:

– Да тут осталось две страницы.

Тунань погасил окурок, вдавив его в хрустальную пепельницу, и нетерпеливо поторопил брата:

– Говорят тебе – спать, значит иди спать.

Тубэй лег в постель. Засыпая, он принял позу точь-в-точь как лежащая на воде Юхуань. Он вспомнил, что, пока они были в бассейне, Юхуань улыбнулась ему целых три раза. Как раз столько, сколько понадобилось служанке Цюсян, чтобы сразить Тан Боху[12]12
  Тан Боху (Тан Инь, 1470–1523) – китайский художник, каллиграф и поэт династии Мин.


[Закрыть]. Три улыбки – какая прекрасная, чудесная история. Китайская история – удивительная вещь: в официальных биографиях люди не похожи на людей, они выглядят все как на подбор одинаково напыщенно, с одними и теми же классовыми лицами. Другое дело – частные исторические записки, в которых что люди, что духи описаны настолько живо и реалистично, что можно даже почувствовать запах изо рта или из подмышек. В этом смысле неофициальный образ Тан Боху по сравнению с официальным образом Тан Иня, получился намного приятнее и правдивее. Об этом свидетельствует и стихотворение: