Текст книги "Черные комиссары"

28

Считая, что разговор завершен, капитан испросил разрешения удалиться, однако Бекетов улыбнулся еще раз, только более загадочно.

– Не торопись, Гродов. Теперь уже не торопись. Тебе предстоят еще две встречи. Первая – с майором контрразведки Жирновым, который уже начал формирование десантного отряда.

Бекетов нажал на кнопку звонка, и буквально в то же мгновение в проеме двери показалась рослая, но слишком уж худощавая – чтобы не сказать, «тощая» – фигура майора.

Гродову никогда не нравился подобный тип человеческого телосложения. Особенно мужчин. Начиная с ранней юности, к таким вот, рослым и худым, которые всегда ассоциировались в его сознании с образом Паганеля, он всегда относился с иронической недоверчивостью. Однако понимал Дмитрий и то, что командиров выбирают не по фигуре, как и ценят тоже не за овал бедер.

Представив их друг другу, Бекетов объявил, что в дальнейшем все вопросы, связанные с формированием отряда «Дельта», а также подготовкой к участию бойцов этого подразделения в операции «Троянов вал», Гродову придется решать с майором. Притом что он, полковник, будет держать весь этот процесс под своим контролем.

– Но постараемся не надоедать вам, – легкомысленно поспешил заверить его майор.

– Зато я вам ничего подобного не обещаю, – воинственно осклабился начальник контрразведки.

Капитан уже выходил вслед за Жирновым, чтобы продолжить разговор в его кабинете, но буквально из-за порога напомнил, что речь шла о двух встречах.

– Разрешите узнать, с кем намечается вторая?

– Не отвлекайтесь, капитан. Пока что разбирайтесь со всем тем, что привело к первой встрече. Только после этого узнаете от Жирнова о второй. Много времени это не займет.

Гродов вопросительно взглянул на майора.

– Самим отцом-командиром было велено, комбат, – назидательно напомнил тот, пожимая худыми, лишенными какой-либо мускулатуры, плечами. – Нарушать не положено.

В просторном кабинете майора, расположенном в продолговатой, барачного типа пристройке, командира «Дельты» уже ждали пятеро краснофлотцев. Все, как один, худощавые, жилистые, со смуглыми, охваченными паутиной первых морщин, загорелыми лицами, они казались братьями, задержавшимися на какой-то тыловой сверхсрочной службе. Что же касается десантного отряда, то чудилось, что краснофлотцы эти были прикомандированы к нему за ненужностью, потому что и служба их и сами они уже давно никакого отношения к флоту не имели. Обмундированы они пока что были странновато: к морским форменкам припасованы солдатские галифе и сапоги.

– Мичман Мищенко, – доложил тот, что стоял ближе всех к столу майора. – Старший группы инструкторов-проводников разведшколы береговой обороны. Группа прибыла для дальнейшего прохождения службы, товарищ капитан.

– Все правильно: из запаса призваны, спецнабор, так сказать, – перехватил хозяин кабинета придирчивый взгляд, которым командир диверсионного отряда осматривал этих почти сорокалетних, крестьянского вида мужчин. – Родились в прибрежных селах, срочную служили на флоте, а прочие годы провели в днестровских и бугских рыбачьих артелях, то есть в лодках и плавнях… Завтра из этой же школы нам направят десять выпускников, уже настоящих диверсантов, обученных по высшим меркам диверсионных традиций.

– И что, среди вас – ни одного коренного дунайца? – спросил Гродов. – Ни одного, кто знал бы дунайское гирло, кто служил бы в речной флотилии?

– Так, нэ судылося ж[29]29
  Так ведь не суждено было (укр.)


[Закрыть]! – по-украински ответствовал Мищенко. – Зато моряки какие! Один в один.

– Ага, на кого ни посмотри, одно в глазах написано: «Плюй на грудь, без воды жить не могу!», – озорно добавил коренастый широкоплечий ефрейтор, на огненно-рыжей голове которого бескозырка каким-то чудом удерживалась на самом затылке. – Словом, хлопцы мы тертые, – играла на веснушчатом лице его плутовская ухмылка, – а плавни – они везде плавни: что на Днестре, что на Дунае.

– Это и есть наш флотский ефрейтор Малюта, – тут же представил его Мищенко. – На разделке овец сразу двумя ножами жонглирует, да так, что любой циркач засмотрится. Шебуршной, правда, за последние два года раз шесть в милиции побывал, но форс держит.

– А метать ножи умеете? – сразу же заинтересовался этим «циркачом» Гродов.

– С обеих рук, – ответил за него Мищенко. – Причем с такой силой, что ножи по колодку вгоняет. Он у нас вообще силы какой-то зверской. И нрава такого же.

Не успел мичман произнести это, как Малюта выхватил из-за голенища нож, зажал его лезвие зубами и, резко запрокинув назад туловище, метнул в дверь. Лезвие со звоном вошло в дерево за мгновение до того, как кто-то из штабистов попытался заглянуть в кабинет.

– Убедительно, – признал Гродов. – И запомни, циркач: у нас в отряде хвалить тебя будут как раз за то, за что в милиции смотрели искоса.

– Мне бы пять-шесть хороших ножей достать, – мечтательно произнес Малюта. – и веди, капитан, хоть в разведку, а хоть сразу на Бухарест.

– Кстати, о флотилии, – вернул себе инициативу майор Жирнов. – Напомню, что захваченные еще в 1918 году румынами придунайские земли вернулись под наш герб всего лишь год назад. Потому-то и Дунайская флотилия была возрождена[30]30
  До этого, начиная с 1771 года, Дунайская флотилия пять раз создавалась на короткое время в связи с очередной русско-турецкой войной; кроме того, она активно действовала во время Крымской войны 1853–1856 годов, а также во время Первой мировой войны.


[Закрыть] только в июне прошлого года за счет малых судов, изъятых в основном из Днепровской флотилии. Ну, еще – из всевозможных малых вспомогательных судов Черноморского флота.

– То есть сама флотилия еще только формируется, а значит, ветеранов у нее быть не может, – понял свою ошибку комбат. И тут же задумчиво продолжил: – А что, флотилия большой пограничной реки, которая усиленно формируется…

– Никак, увидели себя на одном из судов флотилии? – попытался уловить его флотскую ностальгию майор. – Тельняшка покоя не дает?

– Просто подумал, что в самом устье Дуная неплохо было бы расположить несколько настоящих плавучих зенитно-артиллерийских батарей, способных действовать как на реке, так и в открытом море.

Жирнов исподволь бросил взгляд на настенную карту и снисходительно улыбнулся:

– В каждом из нас теперь оживает если не Наполеон, то адмирал Нельсон. А все почему? Войну учуяли. Однако вернемся к формированию отряда. Коренных дунайцев нам тоже обещают подкинуть. Как минимум десять бойцов из местных старообрядцев, так называемых липован, из которых мы сформируем отделение проводников. Рыбаки, и сыновья рыбаков, они выросли в устье реки, чудесно водят челны и вообще приучены к выживанию в плавнях. Вчера эти бойцы были подобраны для нас разведотделом расквартированной в Придунавье Перекопской дивизии 14-го стрелкового корпуса и завтра же будут доставлены в ваше распоряжение. К слову, с частями Перекопской и Чапаевской стрелковых дивизий вашему отряду как раз и придется взаимодействовать во время десанта. В штабах это понимают, а потому будут воспринимать появление диверсионного отряда как прибытие подкрепления. Вскоре там каждый штык на особом счету будет.

– Знать бы, как скоро это произойдет.

– Точная дата особого значения пока что не имеет, – решительно ответил майор, а заметив, как взметнулись вверх брови комбата, добавил: – Так или иначе, до конца лета нам придется провести в стадии высшей боевой готовности, потому что каждый последующий рассвет может оказаться военным.

– Наверное, так происходило всегда: как только затягивалось начало войны орудий, начиналась война нервов.

– Замечу, что появления в устье мощных плавучих батарей нам не обещают, но не исключено, что какое-то время ваш отряд будет базироваться на одной из дунайских береговых батарей[31]31
  К началу войны советский участок дунайского берега прикрывали шесть стационарных береговых батарей, в том числе прославившиеся в первые дни войны 65-я, 724-я и 725-я; а также 99-й гаубичный полк.


[Закрыть]. Возможно, не настолько зарытых в землю, как ваша, тем не менее… И еще… Вам приходилось когда-нибудь бывать на речных мониторах[32]32
  Монитор – вооруженное мощными орудиями судно, предназначенное для подавления береговых батарей и укреплений, а также для огневой поддержки десантов. К началу войны в составе Дунайской флотилии пребывало пять мониторов (флагманский «Ударный», «Железняков», «Мартынов», «Жемчужин», «Ростовцев»), каждый из которых был вооружен двумя орудиями главного калибра, двумя 45-мм пушками, двумя зенитными орудиями-автоматами и тремя крупнокалиберными пулеметами. В состав флотилии входили также 22 бронекатера, с 76,2-мм орудиями, располагавшимися в танковых (Т-28) башнях.


[Закрыть]?

– На речных – никогда, поэтому при первой же возможности…

– По существу, это и есть речные плавучие батареи. Впрочем, не исключено, что с одного из них вам придется высаживаться на берег противника.

Они договорились, что уже завтра Гродов переведет гарнизон батареи в подземные казематы, а к вечеру в освободившуюся казарму прибудут первые двадцать десантников, которые составят ядро отряда «Дельта». Кроме того, комбат тут же назначил мичмана Мищенко старшиной отряда, после чего майор краснофлотцев отпустил. Обсудив еще несколько вопросов, связанных с обмундированием и вооружением десантников, Гродов вопросительно уставился на Жирнова.

– Помню-помню, – оказался тот на высоте ситуации, – вас интересует обещанная вторая встреча.

Майор взглянул на часы, куда-то позвонил, чтобы поинтересоваться, все ли вопросы решены, и вновь обратился к комбату:

– Вам известно, где находится областное управление НКВД?

– Обратил внимание, что неподалеку, в нескольких кварталах отсюда.

– И правильно сделали, что обратили: расположение подобных учреждений военному человеку нужно знать. Так вот, рядом с ним, в боковом переулке, вас будет ждать машина.

– То есть в кабинете полковника речь шла о такого рода встрече… – не мог скрыть своего разочарования Гродов.

– А вы на что рассчитывали, капитан?! – подозрительно улыбнулся Жирнов. – Причем я понятия не имею, кто именно вас должен встретить и по какому поводу суета. Одно знаю: мельтешить у этого здания ни к чему, энкаведисты этого не любят. Все, вы свободны, комбат, свободны…

29

На траверзе порта Рени штабная яхта «Дакия» вошла в русло пограничного гирла, и теперь, в сопровождении двух бронекатеров, неспешно двигалась на юг, в сторону моря.

Вряд ли советские пограничники, которые придирчиво обшаривали судно окулярами мощных биноклей со своих береговых вышек и островных пунктов наблюдения, догадывались, что мужчины в штатском, которые вальяжно восседают сейчас на верхней палубе, за столиком под тентом, представляют высшее командование германо-румынской разведки. А мирная беседа их «в жаркий полдень, в тени, за кружкой пива», на самом деле превращается в визуальную разведку вражеского прибрежья, которое буквально через две недели должно стать сплошным полем битвы.

– Только теперь, созерцая вожделенные берега Бессарабии, – проговорил начальник управления разведки Восточного фронта «Вултурул» полковник Ионеску[33]33
  Исторический факт. Готовясь к нападению на Советский Союз, румынское военное командование создало специальное управление разведки Восточного фронта «Вултурул» («Орел»), которое возглавил полковник Генштаба Георг Ионеску. Непосредственное руководство оперативной работой, а также сетью центров Службы специальной информации (ССИ) «Вултурула» осуществлял его заместитель полковник Ион Курерару. В частности, штабом «Вултурула» был предусмотрительно создан Одесский центр ССИ.


[Закрыть], – я сумел по-настоящему оценил мудрость вашей идеи, господин бригадефюрер СС: провести нашу встречу на борту «Дакии». Кстати, даже название яхты провидчески символичное, поскольку «даками» называли себя предки валахов, которые, породнившись с пришедшими на их землю воинами римских легионов, заложили основу румынского этноса.

– Ну, столь глубоко в историю румын я не проникал, – поморщился начальник «СД-Валахии» барон фон Гравс, не считая нужным потакать порывам исторической ностальгии шефа «Вултурула». – Мое решение куда прагматичнее: нужно иметь хоть какое-то представление о городах, портах и берегах той территории, которую нам придется завтра завоевывать и осваивать.

Полковник сделал несколько глотков, и, не ощущая пивной пены на губах, мечтательно всмотрелся в колокольню ренийского храма.

– Оно и понятно, – все с той же романтической задумчивостью произнес он, – для вас, барон, это просто еще один берег еще одной завоеванной реки.

– А для вас? – рядом с бригадефюрером тоже стояла кружка черного, густого баварского пива, но он по-прежнему отдавал предпочтение своей любимой, охлажденной кусочками льда «сливовице». – Мне уже приходилось встречать немало румынских офицеров, которые утверждали, что то ли сами родились, то ли предки их происходят из Бессарабии. Вы тоже принадлежите к этому сонму?

– О, нет, в этой земле искать мои корни бесполезно. И вообще, дело не в корнях. Просто в моем восприятии берега этой великой реки предстают берегами той, многими поколениями взлелеянной, Великой Румынии, о которой так долго мечтала наша государственная элита. Именно эти придунайские степи должны открыть нам путь в Транснистрию, к степным пространствам между Днестром и Южным Бугом. Совсем недавно русские заставили нас оставить Бессарабию и Буковину, теперь же мы заставим их отдать столько территории, сколько захотим, сколько способны освоить.

– Мне понятен ваш воинственный азарт, полковник, однако вы почему-то забываете уточнять, что все свои территориальные амбиции намерены и способны утолить, только благодаря жертвенности армии фюрера.

– Ну, это само собой, – великодушно согласился Ионеску, безмятежно воспринимая упрек генерала СС. – Считаю, что в нашем кругу это должно восприниматься как нечто незыблемое. Без вермахта королевским войскам с Россией никак не совладать. Как, впрочем, и вермахту – без союзнической помощи Румынии.

Лицо бригадефюрера мгновенно напряглось и тут же окаменело в презрительно-аристократической гордыне.

– Что вы хотите этим сказать, полковник? – процедил он, почти не шевеля губами.

– Я имел в виду – без румынской нефти, без горючего, без дизельного топлива для танков, – поспешно уточнил Ионеску.

– Через месяц после начала войны в нашем распоряжении окажется вся карпатская нефть Украины, еще через месяц – все запасы Чечни и Азербайджана, – продемонстрировал барон свое знание «дизельной» географии.

– Именно поэтому королевские войска сочтут за честь участвовать в начальном этапе этого великого похода.

Полковнику едва перевалило за сорок. Худощавая фигура вышколенного строевого офицера каким-то образом совмещалась в его облике с большой, угловато скроенной – с широким лбом, удлиненным лицом и выпяченными скулами – головой, которая казалась неудачно пересаженной с чьего-то «чужого плеча».

Фон Гравс знал, что начальник разведуправления Восточного фронта Румынии принадлежит к монархическому крылу офицерского корпуса, которое не могло простить Антонеску отречение короля, и не соглашалось с безоговорочной прогерманской ориентацией верховной власти страны. Но известно ему было и то, что офицеров именно этого крыла бухарестский фюрер Антонеску старался максимально пропустить через фронтовое горнило, рассчитывая, что часть из них так и останется на полях битв, а другая часть окажется кровно замешанной в его военной авантюре.

– То-то же, полковник. Рассматривая левый берег как плацдарм великой империи, вы забываете, что этот берег уже стал границей одной из величайших мировых империй – Советской России.

– Уж не пытаетесь ли вы заподозрить меня в нелояльности рейху, господин бригадефюрер?

– Пока что обойдемся без формулировок.

– Не спорю: у меня, как и у многих других офицеров румынской разведки, свой взгляд на историю страны. Однако планы свои мы строим, исходя из военно-политических реалий. А они таковы, каковы они есть. Не зря же в штабе «Вултурула» наше возвращение в Измаил и Аккерман названо операцией «Бумеранг».

За двумя столиками, стоявшими слева и справа от стола руководства, расположились румынские и германские офицеры разведки. Словно бы соревнуясь между собой на быстроту реакции, они захватывали объективами фотоаппаратов все, что только могло представлять для них хоть какой-то интерес. И вызывающе не обращали внимания на то, что сотни русских пограничников, сотрудников военной разведки и НКВД отслеживают в эти минуты их вояж сквозь окуляры биноклей и стереотруб; сквозь прицелы снаперских винтовок и яростного бессилия.

Когда судно оказалось на траверзе румынского мыса Сату-Ноу, к борту подошел глиссер с эсэсовским офицером на борту.

– Оберштурмфюрер фон Фрайт, – представил его барон, как только этот, мощного телосложения и почти двухметрового роста обер-лейтенант СС возник перед начальником разведуправления. – Именно ему, уже имеющему опыт боевых операций в Польше и Франции, поручено командовать отдельной ротой СС, которая в качестве особой команды Службы имперской безопасности войдет в Измаил вслед за передовыми румынскими частями, чтобы вместе со службами «Вултурула» и сигуранцы наводить порядок на освобождаемых территориях Бессарабии. К слову, там мы планируем развернуть ее в батальон.

Ионеску снисходительно осмотрел германца с ног до головы и снисходительно произнес:

– Я предупрежу своих офицеров об участии роты СС в поддержании порядка на левобережье Дуная.

– Кстати, из уважения к румынской истории в штабных документах эта рота войск СС получила условное название «Дакский легион СС».

– Даже так? «Дакский легион»? Многообещающее название, – с легкой иронией на устах признал полковник.

– Считаете такое название германского штурмового подразделения неправомерным? – насторожился фон Гравс.

– Что вы, барон?! Неожиданным – это другое дело. Кто бы мог предположить: «Дакский легион СС»?! Я даже подумал, что уж нам-то сам Бог велел называть свои подразделения разведки и оккупационной жандармерии «легионами».

Получив разрешение бригадефюрера присесть к столу, командир роты СС воинственно прошелся взглядом, словно длинной пулеметной очередью, по панораме открывавшегося ему измаильского порта. Никогда еще этот австриец, формировавший свой нынешний отряд в Альпах, почти у истоков Дуная, не подступался столь близко к русским берегам и не представал почти лицом к лицу перед людьми, облаченными в красноармейскую форму. Когда его желваки нервно заходили под гладко, до синевы, выбритой кожей, вместе с ними задергался и небольшой багровый шрам, увенчивавший когда-то давно, возможно, еще в студенческой драке, рассеченный подбородок.

– Не унизительным ли будет для ваших воинов высаживаться на русский берег во втором эшелоне, после штурмовых отрядов румынской королевской гвардии? – вызывающе поинтересовался Ионеску. При этом обратился к оберштурмфюреру, хотя и на немецком, но с заметным австрийским акцентом, поскольку оттачивал язык союзников в основном в общении с австрийцами.

– После того как все атаки ваших гвардейцев захлебнутся, я выделю взвод для взятия этого варварского поселения, – повел эсэсовец в сторону городишка, тянувшегося к реке своими одноэтажными черепичными улочками и полуразрушенными бастионами старинной турецкой крепости.

– Вы столь невысокого мнения о боевой готовности румынских войск? – попытался сохранить великосветское спокойствие полковник.

– Я немного владею румынским, к тому же у меня хороший переводчик. Словом, мне пришлось общаться со многими вашими офицерами и солдатами. Все они патриотически стремятся вернуть в лоно Румынии действительно или мнимо принадлежавшие ей когда-либо земли. Но, по-моему, мало кто желает сражаться за них, еще меньшее число готово умереть во имя святой идеи сотворения Великой Румынии, и уж почти никто не верит в окончательную победу над русскими. Причем проблема здесь не столько в численности армии и примитивности ее вооружения, сколько в отсутствии идеологии.

– Ну, я бы не стал утверждать это столь категорично, – охладил полковник свое возбужденное самолюбие двумя глотками прохладного пива. – Возможно, наши фундаментальные имперские идеи не столь безоговорочно внедрены в народные массы, как в рейхе, тем не менее в последнее время наше радио, газеты…

– Короче говоря, господин полковник, – не позволил сбить себя с мысли фон Фрайт, – я бы сказал так: у вас, у румын, уже есть свой фюрер, но все еще нет своего Геббельса. А без него – самим, без опеки рейха, очистить зараженные коммунистическим фанатизмом территории, а главное, удержать их под своим контролем, вы не сумеете.

– Теперь вы понимаете, полковник, – не позволил барон фон Гравс прийти румыну в себя, – какого «фюрера буджацких степей» мы командируем для поддержки вашей военной разведки и сигуранцы?

– Попытаюсь оценить ваше благодеяние, господин генерал СС, – и на сей раз сдержанно отреагировал начальник разведуправления пока еще не существующего фронта. – Вот только оценивать стану уже на том берегу, – указал он в сторону русского берега, у которого появился пограничный сторожевик под флагом Советского Союза. – Так будет справедливее.

– И еще, – молвил фон Фрайт, с молчаливого согласия барона поднимаясь из-за стола, – посоветуйте командирам частей, которые топчутся в ожидании войны у мыса Сату-Ноу, чтобы они основательно укрепляли свои позиции. Русские будут сущими идиотами, если после третьей вашей попытки форсировать реку в районе измаильской базы флотилии не ворвутся на плечах ваших же солдат на этот стратегически важный мыс и не создадут на нем надежный плацдарм.

– Надолго оградив таким образом измаильский порт и все прочие стратегические объекты, – неожиданно даже для самого фон Фрайта развил эту мысль бригадефюрер СС, – не только от ваших десантов, но и от артиллерийских обстрелов прямой наводкой.

Заметив, что русский сторожевик пытается взять на себя роль бокового охранения, капитан «Дакии» откликнулся на эту заботу традиционными, во всех флотах мира принятыми приветственными гудками. Под эти же гудки командир «Дакского легиона» сошел по трапу на глиссер, который должен был вернуть его на Сату-Ноу.