Текст книги "Черные комиссары"

32

Считая, что дальнейшее обсуждение вопроса о «преждевременной свадьбе» в их кругу не имеет никакого смысла, майор поднялся и задумчиво прошелся по комнате.

– Да о свадьбе я и сама слышу впервые, товарищ майор, – неожиданно разрешила его сомнения Валерия, явно извиняясь за выходку комбата. – А вам, капитан, – осуждающе обратилась она к Дмитрию, – не мешало бы сначала спросить мнение невесты, добиться ее согласия и только потом озадачивать своими свадебными настроениями командование…

С удивлением выслушав Лозовскую, майор, вначале с осуждением, а затем и сочувственно взглянул на зарумянившегося Гродова, понимая, что сейчас ему не позавидуешь.

– Да, капитан… – не скрывая иронический улыбки, проговорил он, воспринимая комбата, как явно оплошавшего жениха-неудачника. – Не ко времени ты с мыслью этой, не ко времени…

– Впрочем, к этому разговору мы еще вернемся, – молвила Валерия, положив свою руку на кисть Гродова. Сейчас она очень опасалась, как бы тот не вспылил и не вышел из комнаты. – Только не сегодня; когда-нибудь, со временем, причем один на один, сядем и спокойно все обсудим. А пока что давайте к этой теме не возвращаться.

– Вот это правильный подход, старший лейтенант, – поддержал ее Райчев. – В данной ситуации, конечно. Другое дело, что отношения у вас, други мои походные, по-прежнему должны оставаться очень близкими, а по возможности – даже душевными. Причем настолько, что всем, кто вас видит, душевность ваша сразу же должна бросаться в глаза.

– За этим дело не станет, – смущенно проворчал Дмитрий, понимая, что и в самом деле со сватаньем его получилось как-то неудобно. – Вся дворовая публика будет шокирована нашим любовным разгулом.

Во время воцарившегося молчания капитан разлил остатки вина, а девушка сотворила три бутерброда из остатков колбасы. И лишь после того, как вино было выпито, а бутерброды съедены, Райчев ответил на вопрос, который по-прежнему не давал покоя представительнице одного из румынских аристократических родов.

– Капитан, ясное дело, сможет появляться здесь нечасто; далеко не всегда он сумеет выкроить столько времени, как сегодня, потому как слишком много дел на батарее. Но все же по выходным и, так сказать, в случае крайней необходимости…

– Так все же, какова диспозиция, майор? – иронично прервала его Валерия, используя любимое словечко Райчева.

– Вот, – назидательно обратился он к капитану, указывая пальцем на девушку, – бери пример, комбат: важна суть. И вообще, теперь самое время перейти к главному. Береговая батарея, которой вам выпало командовать, капитан, для румынской разведки предстает самым секретным объектом. Несомненно, сам факт ее существования известен. Однако она настолько замаскирована, а подступы к ней настолько охраняются, что вряд ли разведка противника знает, где именно расположено каждое из орудий, что представляют собой подземные казематы батареи, где ее командный пункт, как соединены между собой орудийные дворики[36]36
  Это может показаться невероятным, однако оставшиеся в живых после завершения обороны Одессы артиллеристы, а также официальные документы утверждают: за все время участия 412-й береговой батареи (послужившей прообразом той, что описана в романе) в боях, на места непосредственного расположения ее орудий, а также вблизи орудийных двориков, не упали ни одна вражеская бомба, ни один снаряд!


[Закрыть]. В худшем случае им известно точное месторасположение батареи зенитных орудий и счетверенных пулеметов, то есть противовоздушного прикрытия, которые при хитрой дезинформации как раз и могут восприниматься как основа строго секретного объекта.

– Теперь многое проясняется, – кивнула Валерия.

– Стоит вам, други мои походные, дважды показаться на глаза рука об руку, а затем, вам, Валерия, прозрачно намекнуть, что ваш избранник командует какой-то береговой батареей, как у Волчицы или кого-то из ее подручных тут же проснется пламенный интерес к комбату. В случае нападения противнику захочется, прежде всего, подавить эту и подобные батареи, чтобы открыть себе доступ к порту и городу с моря и с восточного сектора сухопутной линии фронта. Но это – в будущем, а пока что мы предполагаем появление у Волчицы гостей из-за Дуная. Во всяком случае, к тому все идет.

– Вот теперь все окончательно прояснилось, – признала Валерия.

– Только сразу же обязан предупредить, други мои походные, что операция обещает быть серьезной и достаточно опасной. Я уж не говорю о строжайшей секретности, – обратился он к Гродову.

– Это уж, как водится, – заверил его комбат.

– В таком случае, – поднялся майор, – мы с капитаном удаляемся, а вы, старший лейтенант Валерия, осваивайтесь в своем новом обиталище. Кстати, вчера здесь установлен городской телефон, номер которого написан на лежащей рядом с ним карточке. Запишите его, капитан, или просто запомните, но чтобы наверняка. По нему и станете поддерживать связь с хозяйкой этого «будуара» баронессой Лозовской.

Райчев вышел первым, предоставив возможность Гродову побыть наедине с девушкой. Однако теплого прощания не получилось, оба почему-то чувствовали себя настолько скованными, что отделались рукопожатием и чинными поклонами.

– Но мы так и не договорись, когда же ты позвонишь, капитан? – подалась вслед за ним на площадку Валерия.

– Послезавтра, – из-за двери, на ходу, ответил вместо него Райчев. – Времени у нас в обрез, поэтому тянуть нельзя.

Уже в машине, на которой майор взялся подбросить комбата к штабу округа, он извиняющимся тоном объяснил:

– Понимаю, что исходя из сугубо мужской солидарности обязан был оставить тебя, капитан, на этой квартире, чтобы мог побыть со своей невестой…

– Как оказалось, по поводу невесты – это еще вопрос нерешенный.

– Ничего, решится. Вы еще достаточно молоды. И потом, с первого же взгляда понятно, что вы словно бы созданы друг для друга, – а после небольшой заминки, добавил: – Но вот как именно он решится, это уже покажет жизнь.

«Потрясающая логика, – ухмыльнулся про себя капитан. – Успокоение тоже оригинальное».

– Однако офицерская солидарность потребовала вырвать тебя из объятий женщины и заставить вернуться на батарею.

– Почему так? – благодушно поинтересовался Гродов.

– Эту ночь тебе лучше провести в расположении.

– Она обещает быть какой-то особенной? – насторожился комбат. – Кстати, так или иначе, к ночи я был бы в подразделении.

– По имеющейся у меня информации, ночью все батареи береговой обороны будут подняты по тревоге. Таким образом, начнутся внеочередные, ранее не планировавшиеся учения. Чтобы, значится, основательно подучить, а главное, взбодрить.

– Тогда другое дело, спасибо за подсказку.

– …Которой вы от меня никогда не получали, капитан Гродов, – перешел Райчев на официальный тон.

– Само собой разумеется.

– Подтяни бойцов, проверь ориентиры, подготовь орудия, поскольку утром наверняка нагрянут проверяющие. Я ведь сам когда-то срочную в отдельном артполку начинал, пушкарем.

– Вот оно что! Действительно, из солидарности…

– Слишком уж напряженно живет сейчас все наше западное приграничье, капитан. Порохом пахнет, служивый, прямо-таки военным дымком попахивает…

Мотоцикл находился на том же месте, где он был оставлен капитаном, – слева от входа в здание контрразведки; ординарец Пробнев тоже стоял возле него, как на посту у знамени. Причем в той же позе, навытяжку, в какой капитан расставался с ним.

– Ты что, так и простоял здесь, по стойке «смирно», не отходя от мотоцикла?

– Так ведь служба же… – передернул плечами старший краснофлотец.

– Это ж надо было так ординарца вышколить, капитан, – качнул головой майор, высунувшись из-за приоткрытой дверцы машины. – Когда успел-умудрился?

– Иногда, правда, в коляске сидел, иногда стоял, словом, когда как… – попытался уточнить Пробнев, однако офицеры его уже не слушали.

– Заводи мотор, бомбардир, объясняться будем на батарее! – подстегнул его комбат.

– В нашем деле, – поддержал его Райчев, – главное – вовремя подать команду: «Орудия, к бою!».

33

Майор оказался прав: в третьем часу ночи из штаба военно-морской базы на командный пункт батареи поступил сигнал боевой тревоги, вслед за которым командирам дивизиона и береговых батарей было приказано вскрыть доставленные вечером секретные пакеты. Из «вводной», которая содержалась в пакете, вскрытом Гродовым, сразу же после поступления сигнала вытекало, что Одесский залив условно блокирован вражеской эскадрой. Четырнадцать различных судов, разбросанных по ближнему рейду залива, при поддержке авиации, готовятся накрыть огнем артиллерии гавань и портовые сооружения.

В этих условиях его батарее надлежало схватиться с восточным крылом эскадры, в состав которого входили три линейных корабля с орудиями главного калибра и две канонерские лодки прикрытия. Не прекращая обстрела гавани, этот отряд продвигался в сторону его укрепрайона с намерением высадить десант, причем сделать это под прикрытием артиллерийского и авиационного удара.

– Вывести восточный отряд из строя надлежит в течение двадцати минут, – прервал чтение командиром «вводной» заместитель комбата Лиханов. – Открытие огня в четыре тридцать утра.

– Угадал, старший лейтенант, – удивленно повел подбородком Гродов. – Как удалось?

– Да какое там «угадал»? Все эти вводные под копирку строчатся, из года в год – одно и то же.

– Станешь убеждать, что в сотый раз по одним и тем же ориентирам палим?

– А куда нам деваться? Задумано ведь: «береговая стационарная» – и все тут… Позиций нам не сменить, залив и гавань – тоже с места на место не передвинуть, притом что каждый их квадрат, каждый портовый и береговой ориентир – пристрелян, и все данные о них – в таблице для стрельб. Они настолько выверены и проверены, словно по граниту высечены.

– Ну и прекрасно, – проворчал Гродов. – Есть подозрение, что даже во время войны залив этот все равно останется на месте, так что каждый пристрелянный квадрат будет тогда бесценным.

– Но самый сложный этап начнется после условной стрельбы, когда штаб базы подкинет нам две-три реальные плавучие цели, которые, находясь на удалении в двадцать-тридцать миль, якобы, по условиям учений, движутся в сторону Одессы.

– Потому что и топить их тоже придется реально, боевой стрельбой, – согласился комбат…

Едва он произнес это, как из пропускного пункта сообщили, что прибыла группа наблюдателей из штаба базы во главе с подполковником Зацепиным.

– Пропустить и провести на КП, – тут же приказал Гродов. И пока этот его приказ выполняли, один за другим стали поступать доклады:

– Первое орудие к бою готово! Командир орудия – старший сержант Жеребов.

По установившемуся на батарее правилу, командиры орудий главного калибра всегда докладывали комбату лично. Мудрость этой традиции, очевидно, заключалась в том, что в какой-то степени она дисциплинировала пушкарей.

– Второе орудие к бою готово! Командир орудия – старший сержант Ломтев!

– Третье орудие к бою готово. Командир орудия – старший сержант Сташенко.

– Товарищ командир батареи. Огневой взвод главного калибра к бою готов. Механизмы подачи снарядов из арсенала действуют безотказно. Командир взвода – лейтенант Куршинов.

– Зенитный взвод к бою готов. Командир взвода – мичман Черенков.

– Разрешите отбыть в распоряжение огневых взводов, – тут же обратился к Гродову заместитель комбата Лиханов.

– Действуй.

– Только учти, комбат, что все наши приготовления подполковник может отменить, а затем приказать, чтобы все начали с крика: «Полундра!».

– Это уж, как водится. Но считай, что предупредил, – мягко поддержал его Гродов.

Старший лейтенант все еще воспринимал его как новичка, забывая при этом, что новичком он предстает только на этой батарее, но за спиной у него служба на двух других береговых батареях, и даже командование одной из них.

Тем временем Лиханов четко, как во время строевой подготовки, козырнул и, спустившись в подземную часть командного пункта, схватил одни из двух всегда стоявших там наготове «посыльных» велосипедов. Езду по вечно мокрой потерне, с несколькими уровневыми перепадами, гоночной назвать было сложно, тем не менее полуторакилометровый путь от КП до дворика первого орудия она позволяла преодолевать за считанные минуты.

– Взвод хозяйственно-технического обеспечения к бою готов, – продолжался тем временем доклад командиров подразделений укрепленного района. – Командир взвода лейтенант Дробин.

– Приведи в готовность все запасные и аварийные системы жизнеобеспечения батареи, лейтенант: снарядные транспортеры, насосы, вентиляционные установки и аппараты химической защиты казематов, словом, все, что находится в твоем ведении.

– Так ведь все давно готово, товарищ комбат, – с какой-то снисходительной ленцой докладывал Дробин. Однако Гродов мог не сомневаться, что на самом деле так оно все и есть.

Доклад командира взвода охраны Гродову пришлось выслушивать уже после того, как на командном пункте появился подполковник Зацепин. Худощавый, аккуратно выбритый, в старательно подогнанной, пропитанной одеколоном шинели – хотя ночь была по-летнему теплой, – он представал образцовым штабистом, собравшимся на войну, как на парад. А потому самим видом своим настраивал против себя не только капитана, но и присутствовавших на КП бойцов из отделения артразведки и управления огнем: «Уж эта крыса штабная не то что нервы, всю душу измотает!».

Однако самому проверяющему страхи пушкарей были неведомы.

– Командуйте, комбат, командуйте, – доверительно, тоном учителя, решившего испытать у доски самого ленивого из учеников своего класса, проговорил подполковник. И тут же принялся внимательно осматривать довольно просторную, разделенную на небольшие отсеки с амбразурами, башню, в которой явно оказался впервые.

– Бойцы взвода охраны отведенные им позиции заняли, – доложил по телефону младший лейтенант Кириллов. – Взвод к бою готов. Кстати, наши позиции только что были осмотрены проверяющими из штаба округа и штаба военно-морской базы.

– И что, появились замечания?

– Никак нет.

– Не огорчайтесь, при разборе ученья появятся.

– Наверное, так оно и случится… Молча высматривали и так же молча что-то записывали в блокнотики. Только что направились к орудийным дворикам.

– У проверяющих свои цели, у вас – свои, – как можно жестче произнес Гродов, чтобы развеять у комвзвода страх перед штабистами. – Так что выполняйте поставленную перед вами задачу.

– Вот именно, вот именно… – все тем же елейным учительским тоном поддержал его подполковник.

– И еще: во втором блоке наземной казармы размещены сорок пять бойцов из специального десантного отряда морской пехоты.

– Так точно. Под командованием мичмана Мищенко.

– Сейчас они прибудут к вам. На время учений они поступают под ваше командование, младший лейтенант. Десятью штыками усильте охрану орудий, остальных морских пехотинцев перебросьте на побережье, в район КП, для борьбы с условным вражеским десантом.

– А ведь я давно просил командование, – не упустил случая командир охраны, – довести охранное подразделение объекта до численности роты, товарищ капитан.

– Считайте, что командование округа прислушалось к вашим рекомендациям, – отшутился комбат. И тут же доложил по связи командиру дивизиона майору Кречету, что батарея к бою готова.

– До начала учебных стрельб у нас еще двадцать минут, – ответил тот. – У проверяющих замечаний нет?

Не дожидаясь, пока Гродов передаст ему этот вопрос комдива, подполковник взял у него трубку и все тем же доверительным тоном произнес:

– Дело не в мелких придирках. Считайте эту тревогу учебной, товарищ майор. Через десять минут вы подаете всему дивизиону команду «отбой» и отправляете личный состав, причем весь, включая командиров батарей и командование дивизиона, в казармы. Сигнал боевой тревоги будет отдан мною, и начнем мы сразу же с боевых стрельб по морским мишеням. Сейчас это главное. Стрелять «по картам» мы уже научились, так что этой штабной игрой займемся во вторую очередь. Не возражаете, товарищ майор? – И, не дожидаясь ответа, передал трубку комбату.

– Жестко выполнять все требования подполковника, капитан, – произнес тот, как только понял, что трубка в руке комбата. – Учебные стрельбы по мишеням случаются не так часто. Выводят в море списанные баржи или макеты, перекрывают целый район, чтобы не доведи господь… Словом, ты понял.

– И чтобы во время следующей «тревоги» ни одной лишней фразы по телефону или рации, комбат, – елейно предупредил Гродова подполковник. – Счет пойдет на секунды. Слово лишнее услышу – любого офицера отстраню от командования, потому как всеми необходимыми полномочиями для этого обладаю.

34

Представитель штаба округа, действительно, заставил Гродова раздеть и уложить в постели весь личный состав батареи, кроме постовых и дежурных; затем проследил, чтобы «положение лежа» принял весь командный состав во главе с комбатом, а главное, категорически запретил сообщать бойцам, что этой же ночью последует еще один сигнал «тревоги».

Но он, конечно же, последовал. Ровно через сорок минут после отбоя, когда большинство краснофлотцев, в том числе и сам Гродов, невольно впали кто в предутреннюю дрему, кто – в крепкий, «провальный» сон, вновь прозвучал сигнал «Тревога!». Уже совершая вместе с бойцами отделения разведки и управления огнем марш-бросок по холодной сырой потерне до командного пункта, Дмитрий вспоминал то последнее, что запомнилось ему из предутреннего сна-видения: поднимая над головой винтовку, он бредет по болоту, чувствуя, как трясина все глубже и глубже затягивает его. А впереди, не крохотном островке – фигура женщины в белом, очертаниями своими напоминающая фигуру Валерии.

«Даже сны и те снятся тебе какие-то диверсионно-десантные, – мысленно проворчал Дмитрий. – Нормальным мужикам женщины являются во снах совершенно в ином виде и по иному поводу».

– Два корабля противника приближаются к квадрату девять, – повторял он условия «вводной», которые поступали из штаба дивизиона по телефону и дублировались по рации. – Курс – северо-восток, скорость десять узлов… Дальномерщики, дальность?

Когда первые, пристрелочные, снаряды ушли на километровую высоту, Гродов жадно обшарил окуляром перископа пространство перед командным пунктом. Море оставалось монотонно-серым, не породив на своем «полотне» ни одного предрассветного штриха. Оно словно бы застыло в своей свинцовой неподвижности, и едва прочерченная внизу, у подножия командного холма, береговая линия уже почти не разделяла эти две стихии – водную и степную, одинаково скованные густым предрассветным туманом.

– Именно в такую погоду, когда авиацию в небо не поднимешь, враг и попытается подвести под наши берега свою эскадру, – проговорил подполковник, осматривая ближайшее прибрежье в бинокль.

Однако Гродов не ответил. Он не мог понять: то ли проверяющий забыл о своем жестком предупреждении: «Ни одной лишней фразы во время учения», то ли откровенно провоцировал его.

Получив данные морской разведки о том, что головной корабль пытается отклониться от курса, комбат приказал сначала накрыть залпом второй вражеский линкор, а затем поймал на артиллерийскую вилку блуждающий флагман. Еще несколькими залпами, только уже холостыми, батарея обстреляла условные мишени «по навигационным картам» и только после этого последовал приказ командира дивизиона: «Прекратить огонь! Отбой тревоги!».

– Ну, что я тебе могу сказать, комбат? – молвил Кречет после того как, в свою очередь, комендоры укрепрайона получили приказ Гродова почистить и зачехлить орудия. – Со стрельбой холостыми еще будем разбираться, исходя из записей твоих управленцев огнем. А что касается реальных целей – двух старых списанных барж, превращенных нашими мастерами в макеты линкоров, которых до залпа тащили на линях два бронекатера Дунайской флотилии, то одна из них потоплена, а другая серьезно повреждена.

– Катера, надеюсь, не зацепил? – встревоженно спросил Дмитрий.

– Был риск, комбат, был, но как без него-то в военном деле? Перед самой стрельбой они ушли в сторону, предоставив макетам двигаться по инерции. Но если бы твои комендоры сплоховали… Но обошлось, ни единого осколка у бортов БК не зафиксировано, хотя взрывы, говорят, были такие, что султаны воды – под небеса, да и волны – девятым валом.

– Снаряды-то у нас особые, так что извините, – посочувствовал он командам бронекатеров, явно не приспособленных для плавания в штормовом море.

– А что там наш проверяющий подполковник говорит? Впечатлениями не делился?

– Командир дивизиона просит вас, товарищ подполковник, – схитрил Гродов, стараясь как можно скорее довести весть о своих успехах до представителя штаба округа. – Обе цели мы, говорят, поразили. Передаю трубку.

– Оценки оглашать будем в штабе военно-морской базы, – проговорил Зацепин, как только трубка оказалась у него в руке. – Но уже сейчас могу сказать: действовали краснофлотцы 400-й береговой стационарной батареи слаженно и профессионально.

– А мои комендоры только так и действуют, – донеслось из трубки до слуха Гродова. – Там у меня все люди военные.

– Не перехваливай, майор, не перехваливай, – недовольно осадил его проверяющий.

Когда Гродов с подполковником вышли из бункера, сразу же ощутили на себе дуновение сухого степного ветра, под напором которого туман постепенно развеивался, совершенно зримо растворяясь в глубинах морского пространства. И в этих же глубинах зарождались первые лучи восходящего солнца.

– Что это за люди у тебя, из особого десантного отряда морской пехоты? – спросил подполковник, ступив на тропу, ведущую к причалу. – Что за отряд такой?

– Особый, секретный, который еще только формируется.

– Командование намерено увеличивать гарнизон укрепрайона?

– Скорее усиливать десантно-ударную мощь морской пехоты Дунайской флотилии.

– Разве у флотилии есть подразделения морской пехоты? – удивленно оглянулся подполковник на спускающегося вслед за ним комбата. – Почему впервые слышу?

– В том-то и дело, что до сих пор их не было.

Подполковник вновь оглянулся на Гродова и понимающе кивнул.

– Хотя давно всем понятно было, что в таком гигантском устье одними катерами да мониторами не обойтись. А полевая пехота к водным броскам тоже в большинстве своем не подготовлена. Для морских десантов нужна особая закалка, особый форс, кураж…

– Ну, уж чего-чего, а куража у морской пехоты всегда хватало.

Подбежав к ним, Мищенко поинтересовался, следует ли ожидать хоть какой-то имитации высадки вражеского десанта, однако снисходительную ухмылку подполковника комбат дополнил основательным разъяснением:

– Десанта уже не будет, ибо вся вражеская эскадра благополучно отправлена огнем нашей доблестной батареи на дно.

– И хотел бы по-настоящему повоевать, – проворчал мичман, – так, нэ судылося ж!

– Еще навоюемся, мичман. Но поскольку ваши бойцы – из особого десантного отряда, то два часа вам на полевой утренний сон, а затем ваша задача – укрепить валы на восточном и западном участках береговой линии обороны, то есть там, где они уже частично созданы, – указал Дмитрий на каменные завалы, лишь недавно появившиеся на изгибах «пляжа».

– Это на случай прорыва противника вдоль берега моря, – согласно кивнул Мищенко.

– После чего займетесь окопами круговой обороны командного пункта, часть из которых вы сейчас занимаете. О завтраке старшина батареи позаботится.

– Кстати, окончательно сформировать наш отряд обещали сегодня, товарищ капитан.

– Это решат без вас, мичман. Считайте, что десантная подготовка вверенных вам краснофлотцев уже началась.

Они взошли на причал, и какое-то время Гродов напряженно всматривался в очертания корабля, который постепенно, словно на фотопленке, проявлялись в туманной дали. Он по-доброму позавидовал капитану этого судна, перед которым завтра, возможно, откроются берега Босфора, и которому вновь предстоит «курить в Стамбуле злые табаки». Ведь тоже капитан, а какие разные судьбы! Сейчас Гродов завидовал ему как капитан капитану. Как бы ни сложилась доля капитана этого судна, ему не придется неделями, месяцами просиживать в подземельях укрепрайона.

«Однако же и тонуть в штормовом океане тебе тоже не суждено», – рассудительно попробовал остепенить себя комбат.

– Понимаю ваши чувства, капитан. И мне хотелось бы оказаться сейчас на палубе этого парохода, – мечтательно вздохнул подполковник. – Но пока что нам приходится не плавать на судах, а стрелять по ним.

– Ночью вы сказали, что в туманную погоду к берегам Одессы может скрытно подойти вся вражеская эскадра. В принципе такое возможно. Однако у Румынии военный флот настолько маленький и слабый, что она не решится посылать сюда целую эскадру. Но если даже эта эскадра и подойдет к нашим берегам, то что дальше? Тут она вся и поляжет, точнее, пойдет на дно. Мы попросту истребим ее береговыми батареями, корабельной артиллерией и штурмовой авиацией.

– Это каким-то образом должно отразиться на обучении ваших комендоров?

Гродов присел вслед за подполковником и попробовал воду. Несмотря на то, что шла вторая неделя июня, вода оставалась удивительно холодной, словно бы лето еще и не начиналось.

– Должно. Я почти уверен, что если дело дойдет до войны, сражаться моей батарее придется с сухопутными силами врага, а не с его флотом. Крупные германские суда в Черном море вряд ли появятся, а румынские будут задействованы исключительно для обороны своих собственных портов, своего побережья. Поэтому обучаться нам следует, поражая в основном сухопутные цели, а главное, «пристрелять», пусть пока всего лишь на карте, следует в пять раз больше ориентиров, нежели было пристреляно до нынешнего дня. Все мыслимые сухопутные ориентиры в радиусе сорока километров должны быть засечены; на каждый из них следует составить таблицу стрельб.

– Жаль, что у вас нет своей лодки.

– Что, лодки? – поразился неожиданности его сожаления капитан.

– Причал есть, а катера или хотя бы какой-нибудь шлюпки – нет. Неправильно это. Опять же можно было бы научить ваших краснофлотцев работать веслами.

– Попытаюсь поговорить с руководством наших шефов – местной рыболовецкой артели, которая трудится на Аджалыкском лимане. Вдруг расщедрятся на какую-то списанную лодчонку, предварительно ее подремонтировав.

– Вот-вот, заодно и невод попросите.

– Однако говорили-то мы не о рыбацких сетях-страстях.

– Считай, капитан, что только об этом. Исключительно о красоте моря да удачливой рыбалке. И не дай тебе Бог, чтобы нашелся кто-либо, кто бы заподозрил тебя в пораженческих настроениях.

– Ну, при чем здесь пораженчество?

– Допускать мысль, что вражеские войска окажутся в сорока километрах от твоей батареи, то есть на юго-западных окраинах Одессы, это, по-твоему, что? В свое время из всего офицерского корпуса полка, в котором я служил, уцелело только два офицера, один из которых перед тобой, да и то лишь потому, что в полку этом мы оказались новичками. Все остальные пошли по делу «предателя Родины» и японского, или какого-то там еще, «шпиона Якира». Но это так, между прочим, и сугубо между нами.

– Тем не менее я упорно буду определять и пристреливать все мыслимые ориентиры и цели в пределах досягаемости моих орудий, – упрямо произнес Гродов.

– Иначе ты оказался бы очень плохим командиром, похуже твоего разгильдяя-предшественника, а мне не хотелось бы разочаровываться в тебе, комбат, потому что парень ты, судя по всему, толковый. Другое дело, что только со временем и опытом ты поймешь, в чем заключается истинная суть командирской мудрости.

– В словесной формуле: «Не спеши выполнять приказ, потому что последует команда «отставить»?

– Или же в том, чтобы четко представлять себе: что следует предпринимать, ни слова об этом не говоря, а о чем следует говорить, ничего при этом не предпринимая.