Текст книги "Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном"

Из файла “Привычки милой старины”: Покаянное

Должен повиниться. Фраза, долго украшавшая черно-белые фандоринские обложки («Памяти эпохи, когда преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом») – бессовестный рекламный обман.

Говорю это как человек, пролопативший страницы уголовной хроники русских газет, начиная с 1860-х годов (ранее в России то ли вообще не было преступности, то ли цензура не разрешала публиковать криминальные новости).

Никакого изящества и вкуса в убийствах той эпохи нет. Обычное тупое зверство, часто бессмысленное и почти всегда пьяное. Газетные отчеты о душегубах «России, которую мы потеряли» вызывают тоску и отвращение.

Изысканные злодеи XIX века

Случай № 1. Убийство в Сокольниках

(Из «Московских губернских ведомостей» от 10 июля 1871 г.)

В Сокольничьей роще обнаружен труп молодого человека, «по-видимому, из простонародья», со следами удушения. На след убийц полиция вышла наиболее часто встречающимся в хрониках образом: один из преступников спьяну проболтался в трактире.

Взяли голубчиков на Хитровке. Запираться никто не стал. Убийство не планировалось, всё вышло как-то само собой. Сидели под кустиком, выпивали с новым знакомым, таким же вором, как остальные. Кончились деньги, а у мужика хорошие сапоги да неплохая поддевка. Перемигнулись, накинулись гурьбой, удавили собутыльника его же портянкой. Поддевку и сапоги продали на толкучке, выручили 8 рублей, которые тут же и пропили.

Элементарно, Ватсон.

И всё время повторяется одно и то же: инфантильная неспособность понять что-то, кроме сиюминутного шкурного интереса, без особенной заботы о последствиях. При этом не надо думать, что подобная одноклеточность присуща только людям «из простонародья».

Случай № 2. Кровавая драма в приличном семействе

(«Петербургская газета» от 31 марта 1902 г.)

Судят юношу, некоего Александра Карра, который зарубил топором мать и двух сестер.

Причины у мальчика имелись, и пресерьезные. Он познакомился в танцклассе с барышней, в которую влюбился, а денег на приличное ухаживание нет, дома выдают на карманные расходы по гривеннику в день. «Думаю: отравлю я стариков, стану свободен, получу наследство и женюсь. Добыл стрихнину и прежде, для пробы, дал собаке. Она так мучилась перед смертью, что я, представляя себе муки стариков, пожалел их и выбросил яд». Жалостливый юноша решил поступить проще – взял дома деньги тайком. Купил барышне часы и кольца, а себе портсигар и пальто. Мать обнаружила пропажу, устроила скандал. Пригрозила гневом отца. Сашенька перепугался, схватил колун… Сестры на свою беду были дома – не оставлять же свидетелей. Порешил заодно и сестренок.

Ломброзарий

Сыщикам молодой человек наплел какую-то белиберду про нищего, якобы ворвавшегося в дом, но при первых же вопросах запутался и признался.

Случай № 3. Широк человек

(Из «Московских губернских ведомостей» от 30 декабря 1891 г.)

В чайной Ашихмина, что в Апраксином переулке, произошло кровавое преступление. В отсутствие хозяина убили его жену, двухлетнюю дочь и девочку-няню. Головы всех трех жертв были размозжены утюгом. В живых остался только грудной ребенок.

Утром убитых обнаружил Лука Шамов, двадцатилетний конторщик хозяина, живший у него на положении приемного сына и пользовавшийся полным доверием. «Хилый, с анемичным лицом субъект, на верхней губе чуть-чуть показывается редкий волос, выражение глаз неуловимое, но крайне неприятное», – ябедничает про него газета.

Лука поднял крик, с окровавленным, но живым младенцем на руках выбежал к людям и в дальнейшем вел себя так эмоционально и натурально, что ни в ком не вызвал подозрений. (На самом деле, разумеется, всех порешил именно конторщик «с неприятно-неуловимым взглядом» – из-за 236 рублей и банковского билета, а сильную сцену с окровавленным младенцем он спланировал заранее).

Вернулся из отлучки хозяин. Зарыдал, обнял Луку и сказал: слава Богу, хоть ты у меня остался. От этих слов убийца покачнулся и бросился в ноги Ашихмину с криком: «Прости меня, окаянного, Иван Павлыч!»

Совершенно смердяковская, очень русская история. Достоевскому она бы понравилась. Здесь больше всего потрясает не гнусное злодейство, а то, что даже у такого выродка, оказывается, есть душа и как-то всё это уживается в одном человеке. Но, согласитесь, и этот сюжет представляет интерес не с криминальной, а с психологической точки зрения.

Главные орудия убийства «изящного века»

“Святые люди”

Думаю, что многие, подобно мне, понимающе усмехались, читая, как Лиля Брик откликнулась на солженицынский рассказ о чекистских палачах: «Боже мой! А ведь для нас тогда чекисты были – святые люди!»

Надо же, цаца какая, должно быть, подумали вы. Чекистов она, видите ли, святыми считала. Врет и не краснеет, старая бесстыдница.

Ладно. Лиля Брик мучила бедного Маяковского, много о себе понимала и обладала кошачьей живучестью. За это мы ее дружно не любим, доверия ей никакого нет.

Но вот натыкаюсь в дневниках Дмитрия Фурманова на любопытный пассаж. Пролетарский литератор записывает впечатления от разговора с Бабелем:

«…Потом [он] говорил, что хочет писать большую повесть про ЧК.

– Только не знаю, справлюсь ли – очень уж я однобоко думаю о ЧК. И это оттого, что чекисты, которых знаю, ну… ну, просто святые люди, даже те, что собственноручно расстреливали… И опасаюсь, не получилось бы приторно. А другой стороны не знаю».

Бабель не Лиля Брик. Бабеля мы любим. Он написал одесские рассказы и был репрессирован. Чего это он тоже запел про «святых людей»?

Оно конечно, Исаак Эммануилович был человек хитрый и даже циничный.

(Не удержусь, уклонюсь от темы – приведу еще одну цитатку из дневника Фурманова. Как Бабель вешал лапшу на уши доверчивому литначальнику, трогательно лелеевшему свое скромное дарование.

Фурманов пишет: «Это золотые россыпи, – заявил он мне. – „Чапаев“ у меня настольная книга. Я искренне считаю, что из гражданской войны ничего подобного еще не было. И нет.…Вы сделали, можно сказать, литературную глупость: открыли свою сокровищницу всем, кому охота, сказали щедро: бери! Это роскошество. Так нельзя». Свой рассказ простодушный Фурманов заключает словами: «Простились с Б. радушно. Видимо, установятся хорошие отношения. Он пока что очень мне по сердцу».)

Такие лица у обоих, вероятно, и были во время этого разговора

Мог, конечно, Бабель правоверному большевику и про чекистов на голубом глазу подсюсюкнуть. Смущает термин, точь-в-точь повторенный Лилей Брик сорок лет спустя. Похоже, что в кругу этих ярких, злоязыких и, мягко говоря, неглупых людей подобное определение было в ходу. Не думаю, что в ироническом контексте, и вряд ли из страха перед стукачами. Времена (середина двадцатых) были пока еще относительно нестрашные. Мне кажется, что Бабель и вообще литбратия действительно считали чекистов святыми.

Справа – ЧК, где «вывели в расход» одесскую легенду

Ужасом и восхищением пронизан рассказ Бабеля «Фроим Грач». Там, кто не помнит, описано, как 23-летний рыцарь революции Симен, председатель одесской ЧК, в минуту, безо всякого разбирательства, поставил к стенке легендарного налетчика, пришедшего к нему просто «поговорить по-человечески». Во втором чекисте, следователе Боровом, легко угадывается сам автор. Этот маленький рассказ многое объясняет и про «святость», и про пиетет по отношению к чекистам.

Симен говорит потрясенному расправой Боровому: «Ответь мне как чекист, ответь мне как революционер – зачем нужен этот человек в будущем обществе?» «Не знаю, – Боровой не двигался и смотрел прямо перед собой, – наверное, не нужен…»

Но самое страшное, на мой взгляд, не это, а следующие два предложения, которыми заканчивается рассказ:

«Он [Боровой] сделал усилие и прогнал от себя воспоминания. Потом, оживившись, он снова начал рассказывать чекистам, приехавшим из Москвы, о жизни Фройма Грача, об изворотливости его, неуловимости, о презрении к ближнему, все эти удивительные истории, отошедшие в прошлое…»

В этом для меня весь Бабель: «потом, оживившись»…

Бог с ним, с несчастным Бабелем. Во-первых, он дорого заплатил за свою очарованность стальными людьми, а во-вторых, я сейчас пишу не про литераторов, а про «святых чекистов».

Тут всё очень непросто. Мы можем сколько угодно потешаться над советскими фильмами про гражданскую войну, ненавидеть картавых ильичей и железных феликсов, но что правда, то правда: большевики первых лет революции, во всяком случае многие из них, были бессребрениками и аскетами, безжалостными не только к врагам, но и к себе. Если б они думали о собственном брюхе, то не удержали бы власть и не победили бы своих опытных и мужественных противников. Победить в гражданской войне возможно, только если за тобой идет народ. А народ в час испытаний идет лишь за теми, кто вызывает уважительное изумление абсолютной верой, бесстрашием, самоотверженностью: за пророками, подвижниками и святыми.

Вот они, «святые люди» Лили Юрьевны и Исаака Эммануиловича

И я стал думать, что, поскольку мироустройство дихотомично и на всякий Ян сыщется свой Инь, в черной половине бытия тоже должна иметься своя агио-иерархия. У Дьявола (если вас раздражает мистицизм – у Зла) обязательно есть собственные святые разного ранга. Они обладают тем же набором замечательных качеств, что и святые Добра: бескорыстны, несгибаемы, с пламенем на устах и пылающим углем в груди. Они столь же сильно воздействуют на умы и души – в особенности художнические, потому что люди искусства падки на демоническое и фактурный Воланд их завораживает больше, чем тихий Иешуа.

Святыми Зла, вероятно, были Друг Народа Марат и Неподкупный Робеспьер, которые во имя великой идеи Свободы-Равенства-Братства истребили тысячи несознательных соотечественников. Из той же породы, мне кажется, и Дзержинский. По свидетельству встречавшихся с ним людей, он был чрезвычайно скромен в обиходе, безжалостен к себе, отнюдь не жесток, но то, что творила его Чрезвычайка во имя светлого будущего, не поддается описанию.

В ЧК ленинского периода (и, шире, в партии) деятелей, подобных Дзержинскому и бабелевскому товарищу Симену, было много. Их электричество заставило содрогнуться весь мир, породило не только новые формы диктатуры, но и новые формы искусства, чуткого ко всякой сильной энергетике.

Рыцарь революции.

И рыцарственное обхождение с «классово чуждыми» дамами

Потом, конечно, на смену «святым людям» пришла прагматическая и цепкая генерация сталиноидов. Этим заканчивается всякая революция. Я могу точно назвать дату, когда время большевистского аскетизма официально завершилось: 9 февраля 1932 года секретным постановлением Политбюро был отменен «партмаксимум», мешавший советскому чиновничеству радоваться жизни. Всё встало на свои места. Зло стало довольствоваться услугами несвятых порученцев, которые в конце концов разменяли большевистский драйв на партзарплаты «в конвертах», персональные пайки и спецдачи.

Святые рыцари Зла, впрочем, в мире не перевелись. Просто они сменили одни доспехи на другие. Именно к этой категории относятся современные террористы: фанатики, которые во имя Идеи (не имеет значения, какой именно) взрывают себя вместе с ни в чем не повинными людьми.

Святые от Дьявола – это подвижники Идеи, которая больше человека. Вот признак, по которому безошибочно определяется черный цвет нимба.

У святого со стороны Добра никакая, даже самая распрекрасная идея не может быть больше человека. И никогда святой от Добра не пожертвует ради Идеи жизнью другого – только своей собственной.

Кролик. Белый Кролик

Некоторое время назад, выйдя из библиотеки Британского музея и еще не вполне выкарабкавшись из параллельной реальности, я вдруг увидел на одной из соседних улиц интригующую мемориальную доску.

Разумеется, я немедленно полез в карман за волшебной палочкой-выручалочкой, погуглил и вычитал, что Форрест Йео-Томас был прототипом Джеймса Бонда. Ян Флеминг придумал своего агента 007, следя за приключениями «Белого Кролика».

Ныне, прочитав две биографии Йео-Томаса, я знаю о нем гораздо больше, чем в свое время знал Флеминг.

Вот вам не сказка про белого бычка, а быль про Белого Кролика.

«Подполковник авиации Ф.Ф.Э. Йео-Томас, кавалер Георгиевского креста (1902–1964), секретный агент по кличке «Белый  Кролик», жил здесь».

Этот человек, англичанин по крови и подданству, вырос во Франции и был совершенно двуязычным. Первая черта его сходства с Бондом – любовь к приключениям.

Во время Первой мировой он рвался на фронт, но ни британцы, ни французы подростка в армию не брали, и он, неполных шестнадцати лет, обманув доверчивых янки, записался добровольцем в американские войска. Война скоро закончилась, и ненавоевавшийся юный Йео-Томас волонтером Американского Легиона (военизированной ветеранской организации) отправился спасать новорожденную Польшу от большевистской угрозы. Во время буденновского рейда, под Житомиром, попал в советский плен. Парня хотели расстрелять как агента Антанты, но он (ничего себе) задушил караульного красноармейца, бежал и долго – через Балканы и Турцию – добирался домой.

Bond. James Bond

Rabbit. White Rabbit

Вторая черта, позаимствованная Флемингом у бондовского прототипа, – гламурность.

В период между войнами Форрест Йео-Томас работал в известном парижском доме моды «Эдвард Молино»: расчудесно одевался, катался на красивых авто и вообще ни в чем себе не отказывал.

Как-то примерно так выглядела эта жизнь в стиле Арт-Деко.

Была у Форреста еще одна характеристика, роднящая его с Бондом. Этот модник был превосходным спортсменом – увлекался боксом. Приятная во всех отношениях жизнь англо-французского бонвивана закончилась, когда грянула Вторая Мировая.

Йео-Томас записался в Королевские ВВС, но к полетам его не допустили – возраст был уже к сорока. Тогда Форрест нашел себе еще более опасную службу: в Управлении Специальных Операций (УСО) – организации, созданной для диверсий и шпионажа в германском тылу. Йео-Томас с его родным французским и знанием всех регионов Франции, которые он объездил за годы своего коммивояжерства, идеально подходил для такой работы.

В это время союзники уже начинали готовить небывалую по сложности операцию – высадку на континент через двойную преграду: Ла-Манш и мощный Атлантический вал. Успех десанта в значительной степени зависел от того, сумеют ли французские партизаны и подпольщики в день «Д» дезорганизовать германский тыл.

В 1943 году французские резистанты были разделены на множество отдельно существовавших организаций и ячеек – без связи, без вооружения, без технических средств. Руководители этих подпольных центров один за другим гибли, как мотыльки: дилетанты не могли противостоять профессионалам из СД.

УСО взялось за невероятную трудную задачу: превратить броуновское движение Сопротивления в единый фронт.

Белый Кролик стал одним из главных координаторов этого процесса. Он трижды летал во Францию, миря и сводя левых с правыми, партизан с городскими подпольщиками, сторонников генерала де Голля со сторонниками генерала Жиро (был у де Голля такой соперник, ныне почти забытый, а тогда очень популярный).

В качестве нелегала БК был, конечно, героем, но не в большей степени, чем другие агенты: рисковал, выскальзывал из засад, спасал товарищей. Однажды застрелил слишком прилипчивого гестаповского шпика. В другой раз спасся, потому что изображал покойника в похоронном катафалке – очень кинематографично. От прочих координаторов его, пожалуй, отличала лишь приверженность к щегольству (элегантные шляпы-костюмы, поездки первым классом) да удивительная непотопляемость. БК был хладнокровен и осторожен, благодаря чему продержался невероятно долго. Стал лично известен Черчиллю и де Голлю – но и гестаповцам, которые устроили на шустрого английского кролика настоящую охоту.

Жизнь оккупированного Парижа

В конце концов (в марте 1944 года) Кролик попался. Его обложили со всех сторон, и один из связных выдал, испугался пыток. Взяли англичанина очень грамотно, как Брэда Питта в фильме «Бесславные ублюдки»: налетели впятером, свалили, прижали. Йео-Томас не успел воспользоваться ни цианистым калием в перстне, ни хитрым sleeve gun (прообразом бондовских технических гаджетов).

Пистолет в рукаве: разработка техников британского УСО

Sleeve-gun Кролику не помог бы, а вот о перстне в последующие дни он горько пожалел. Настоящий, поразительный героизм Йео-Томас проявил, оказавшись в немецком застенке.

С этим джентльменом гестаповцы обращались совсем не по-джентльменски. Они пытали его несколько суток, по всей своей гнусной научной методе. Например, топили в ванне – и потом возвращали к жизни при помощи искусственного дыхания. И так шесть раз подряд. Молотили дубинками по месту, о котором джентльмены вслух не говорят. Не давали спать. Подвешивали за наручники (потом чуть не началась гангрена). И так далее.

Нужно было продержаться достаточно времени, чтобы товарищи догадались о провале и очистили явочные квартиры. Когда палачи уставали, Белый Кролик думал, что всё, больше он не выдержит, на следующем же допросе расколется. Но начинался новый раунд истязаний, и просыпалось чугунное британское упрямство. БК никого и ничего не выдал. Поняв, что время упущено, гестаповцы отступились.

Когда узника перевозили из тюрьмы в тюрьму, охранник неплотно запер бокс – и Кролик совсем не по-кроличьи набросился на эсэсовца, отобрал автомат. Он сбежал бы, но другие арестанты испугались и скрутили смельчака. Жив он остался только потому, что охранник побоялся доложить начальству о своей небрежности.

В отличие от ветреного Бонда к сорока годам Форрест перестал ухлестывать за красотками, потому что встретил женщину, которую полюбил. Она осталась в Англии, и, ожидая смерти, Кролик думал только о том, как бы передать ей весточку.

Так он при жизни превратился в легенду. Потому что использовал всякую возможность, чтобы послать своей Барбаре записку. То бросал ее из «автозака» под ноги дорожным рабочим. То передавал «нормальным» английским военнопленным, у которых сохранялось право переписки. То еще что-нибудь придумывал.

Поразительно, но большинство этих писем доходили до адресата. Барбара сообщала о перемещениях своего возлюбленного в УСО, а там в это время работал молодой разведчик Ян Флеминг – и завороженно следил за невероятными скачками Белого Кролика.

Сначала записки приходили из парижской тюрьмы. Потом из компьеньской тюрьмы. Потом из Бухенвальда (Йео-Томас, кажется, первым сообщил миру об этом чудовищном лагере смерти). Потом из разных частей Германии.

Дело в том, что БК и в Бухенвальде остался собой.

Капитан второго ранга Флеминг

Он создал подпольную организацию и устроил массовый побег. Из двадцати смельчаков десять погибли, но остальные десять ушли, в том числе везучий Форрест.

Он прошел через всю Германию и попался уже перед самой линией фронта. Снова угодил в лагерь. Снова бежал. И в апреле 1945 года вышел-таки к своим. Вернее, его вынесли на руках те, кто бежал вместе с ним и не захотел его бросить.

Остаться Джеймсом Бондом и в бухенвальдском аду – вот настоящий подвиг

Это он шутит. А скоро умрет

В песенке про зайчика, который вышел погулять, поется: «Принесли его домой – оказался он живой». Но Белый Кролик после пыток и лишений остался не живой, а полуживой. Это кинематографическому агенту 007 всё как с гуся вода, а у человека из плоти и крови есть определенный ресурс здоровья, не безграничный.

После войны Форрест Йео-Томас постоянно болел, чувствовал себя всё хуже, хуже и умер, не дожив до старости.

Не очень похоже на легенду о неуязвимом и блистательном супермене, правда?

Белая Мышь

А теперь, после Белого Кролика, – про Белую Мышь.

Это Нэнси Уэйк, самая знаменитая агент-женщина того же самого британского УСО (Управления специальных операций) – пожалуй, даже более знаменитая, чем Форрест Йео-Томас. Мышь поймать труднее, чем кролика, потому что она юркая, шмыгнет в щель – и пропала. А вреда от мыши гораздо больше.

Нэнси Уэйк в самом деле нанесла фашистам вреда еще больше, чем героический Йео-Томас, да и поймать они ее не поймали. То есть поймали, но… Нет, не буду забегать вперед.

Вообще-то Нэнси была не британкой, а австралийкой. Природная непоседливость и адреналиновый голод с юных лет не давали ей сидеть на месте. Она перебралась из скучной Австралии в интересную Америку, а оттуда в еще более интересную Европу, перепробовала несколько профессий и остановилась на журналистике. В 30-е годы это было рискованное ремесло.

Нэнси была европейским корреспондентом пресс-империи Херста, писала репортажи о набирающем силу нацизме. Удачно вышла замуж – по любви, за богатого, довольно молодого и притом очень славного человека (бывают же на свете завидные женихи).

Когда Францию оккупировали немцы, Нэнси стала активной участницей Сопротивления. Гестапо много месяцев не могло выйти на ее след. За голову неуловимой подпольщицы была объявлена награда в пять миллионов франков. Однажды в Тулузе Мышка все-таки угодила в мышеловку, но находчивость и присутствие духа помогли ей выскользнуть. Ее мужу повезло меньше. Его схватили, пытали, но он не выдал жену, и немцы его убили – я же говорю, это был очень хороший человек. Нэнси ушла через Пиренеи в Испанию и узнала о смерти своего Эдмона только после войны.

Из Франции эта бесстрашная женщина бежала не для того, чтобы отсиживаться в нейтральной стране. Она добралась до Англии, поступила на службу в УСО, прошла курс спецподготовки, проявив большие способности к стрельбе и рукопашному бою.

Весной 1944 года Уэйк была заброшена на парашюте в овернские леса, чтобы установить связь с партизанской бригадой. Командир маки обнаружил Нэнси свисающей с дерева (зацепились парашютные стропы) и галантно сказал: «Ах, если бы все деревья приносили столь великолепные плоды!» Нэнси не любила, когда мужчины с ней разговаривали в подобном тоне, и ответила грубо: «Только давайте без вашей французской хрени!»

Капитан Н. Уэйк

Очень скоро партизаны узнали, что мадам Белая Мышь даст сто очков вперед любому мужику. Один из ее боевых соратников рассказывал: «Нэнси – самая женственная из женщин, пока не началась драка. Тогда она стоит пятерых мужчин».

Уэйк стала одним из командиров целой партизанской армии в семь с половиной тысяч бойцов. Перед высадкой в Нормандии эта группировка оттянула на себя немецкие войска втрое большей численности. Нэнси участвовала в диверсиях, боевых действиях, опасных операциях. В ней не было совсем ничего дамского. Однажды она убила ударом по горлу немецкого часового. В другой раз, когда поймали вражескую шпионку, молоденькую девицу, и никто из мужчин не решался ее застрелить, шпионку прикончила Нэнси, хладнокровно. Она не была белокрылым ангелом, о нет. Она была Белой Мышью.

Когда война закончилась, железной леди было 33 года. Высшие награды Великобритании, Франции, Соединенных Штатов не помещались у нее на груди. Ни в одной союзной армии не было военнослужащих-женщин с таким количеством регалий. Военного креста – почетнейшего из французских боевых орденов – Нэнси была удостоена аж трижды (кажется, единственная в истории).

Нэнси Уэйк со своими наградами

После войны Нэнси прожила еще два раза по 33 года и умерла совсем недавно, в 2011 году. Ничего интересного на протяжении последних двух третей жизни с ней не произошло. Послужила в разведке, но в мирное время карьера не задалась – видимо, оказалось маловато адреналина. Попыталась стать депутатом – не выбрали. Снова вышла замуж. Мужа пережила, детей не имела. Успела посмотреть целых два телесериала, снятых про ее приключения.

Доживала свой долгий век в лондонском доме ветеранов. Любила джин с тоником. Тихо угасла.

В одном из интервью, уже через много лет после войны, призналась, что совершенно не жалеет о застреленной когда-то девушке. Про убитого ребром ладони часового рассказывала: «Хрясь! – и он труп. Я прямо удивилась!»

Гвозди бы делать из этих мышей.

Кадр из фильма про Белую Мышь