Текст книги "Клык на холодец"

Из травы послышался жалобной скулёж. Малой рискнул чуть– чуть высунуться из ветвей – и увидел, как трёхмесячный щенок Старой, смешно переваливаясь на коротких, толстых лапах, торопится за гладкокожими. Один из них обернулся и поднял дубину.

– Не трожь! – прикрикнул на него бритоголовый. – Сдадим вместе с остальными. Глядишь, и пригодится Ему для каких-нибудь опытов. А отстанет по дороге – значит, повезло.

Малой дождался, когда гладкокожие отойдут подальше – собачонок старательно ковылял за ними – и выбрался из малинника. Рядом качнулись ветки – бесшумно возник большой пёс, из уцелевших. Ткнулся мокрым носом в покрытую мхом щёку, лизнул. Малой потрепал его по лохматому загривку и встал. Пора было собирать поредевшую Стаю.

XI

– …я сам едва не поседел! Оборачиваюсь – а он стоит и пялится своими буркалами. В холке, не поверишь, метра два! А то и с половиной!

Егерь потянулся к корчаге с сидром. Ещё две, уже пустые, сиротливо притулились между грязными тарелками и миской с пловом – уже слегка поостывшим.

Часа не прошло, как Егора привели в трактир. Умар помог устроить пострадавшего на лавке, после чего отпросился пройтись по селению, познакомиться с жителями, заглянуть на рынок. Сильван, как и полагается прилежному ученику, пользовался любой возможностью, чтобы пополнить запас знаний.

– Вот я и говорю – слонопотам, не лось! – Егор отхлебнул янтарного, с густым яблочным вкусом, напитка. – Раза в полтора больше обычных, зуб… то есть клык на холодец!

Егерь ухмыльнулся.

– Много ты обычных видел, салага! В Лесу без году неделя, а туда же, клык !

– Я-то? – молодой человек поперхнулся от возмущения и закашлялся. – да я…кхе… в тай…кхе…ге с малых лет! Я… кхе… на заставе в Биро…кхе..биджане знаешь сколько сохатых завалил?

– Замкадные, не в счёт. – пренебрежительно отмахнулся Бич. – Мелюзга это, и тот, которого ты видел – тоже мелюзга. Вот в Лосинке – те да!

– Что, тоже альбиносы?

– Сам ты альбинос. Небось, с перепугу не заметил, какие у того лося глаза были?

– Ну… – Егор озадаченно поскрёб затылок. – кажись, обыкновенные. Чёрные такие, большие, как у лошади.

– То-то, что чёрные! – Бич назидательно поднял нож с наколотым куском баранины. – А у альбиносов, что у людей, что у зверей, они светлые или вообще красные, потому как лишены пигментации. Белые лоси – это, Студент, особый вид. Они ещё до Зелёного Прилива были, хотя и не в этих краях.

– А в каких?

– Хрен их знает – то ли в Финляндии, то ли в Швеции. А теперь вот и у нас. В Лосинке есть один, не твоему чета. Два метра в холке, гришь? А три не хочешь? Я видел как-то – мастодонт, не лось!

Недаром Пау-Вау считают его духом Леса, а остальных белых лосей – его детьми.

– Выходит, индейцы на них не охотятся? Типа священные животные, неприкосновенные?

Егор с трудом мог представить, что Пау-Вау подражают индийским браминам.

– Почему не охотятся? – Бич глянул на него озадаченно. – Ещё как охотятся! Белый Лось – самая желанная добыча, стоит кому– нибудь его подстрелить, то потом всем племенем квасят, празднуют. Потому как добрый знак, Дух Леса благословение шлёт.

Егерь нечасто рассказывало о легендах и поверьях лесовиков. «Хочешь послушать всякие небылицы – неизменно отвечал он – ступай к Мартину, благо он у вас в ГЗ обитает. Поставь ему полбанки и слушай, пока уши не завянут».

Мартин, загадочный тип неопределённого возраста, бездельник, пропойца и мастер задушевных бесед, жил в одной подсобке на этаже кафедры Ксеноботаники. Он пришёл туда ещё во времена Зелёного прилива, да так и прижился – выполнял мелкие поручения, мыл полы. А заодно – спаивал студентов самогонкой собственного приготовления и развратничал с морально нестойкими первокурсницами.

Егерь снова наполнил кружки, опрокинул над столом корчагу, заглянул в неё, снизу, выворачивая шею.

Егор с интересом наблюдал за этими манипуляциями. В голове шумело – петровский сидр не зря славился крепостью.

Бич, наконец, оставил корчагу в покое.

– Так что ты там хотел предложить, студент? Давай, излагай, пока мы не надрызгались. А то после такого дела насухую сидеть вроде как и не по понятиям…

Егор хотел, было переспросить, что напарник имеет в виду под «таким делом» – встречу с Белым Лосем или третейский суд? – но не стал. Он давно собирался побеседовать с егерем, но всякий раз что– нибудь мешало.

Пожалуй, дальше откладывать не стоит. Егор с сожалением отодвинул недопитую кружку и приготовился излагать.

***

Бич заржал так, что трактирщик, перетирающий кружки за стойкой, нервно вскинулся – что за забаву затеяли беспокойные клиенты?

– Ты, значит, другую нашёл, а она тебя и окрутила? Ты, Студент, по ходу, совсем ничему не учишься! Забыл, как стерва эта, Лина, тебя обвела вокруг пальца?

Егор пожал плечами. Что было, то было, к чему отрицать очевидное?

– Ну да ладно. – сжалился егерь. – Пошла она куда подальше, прошмандовка… Только теперь непременно надо выпить, чтобы новая… эта… не как та… ну, ты понял!

И снова приложился к кружке. Егор последовал примеру и скривился – пока он издалека подкатывал к теме, пока Бич, уже изрядно набравшийся, продирался сквозь подробности повествования – сидр успел нагреться и выдохнуться.

Впрочем, сейчас им было не до дегустации.

– Я сам не знаю, как оно вышло. Зашёл в библиотеку, уточнить кое-что для Шапиро, а она там. Я здороваюсь – нас Лина познакомила, ещё до того… короче, раньше. Слово за слово, спустились в «шайбу» попить кофе, ну а дальше…

Что дальше – было ясно и без пояснений. Егор, пребывающий в состоянии раздрая после фиаско с предыдущей пассией, не заметил, как оказался сначала в её комнате, в университетской общаге, а потом в её постели.

Татьяна (так звали библиотекаршу), хоть и не могла похвастать броской красотой прежней его подруги, имела, как выяснилось, все положенные округлости вполне приятного наполнения. Да и прочие части тела, скрываемые мешковатым нарядом, оказались на уровне. Что до остального – Лина, как выяснилось, не шутила, намекнув на скрытый темперамент библиотекарши. Егор в прежней своей жизни за МКАД не был обделён женским вниманием, и полагал, что неплохо разбирается в предмете – но это не помогло ему разглядеть вулкан, скрытый за невзрачной внешностью новой знакомой. За ночь они ни разу не сомкнули глаз, и наутро молодой человек чувствовал себя выжатым как лимон – чего никак нельзя было сказать о его партнёрше. Вчерашняя «серая мышка», «мымра», лучилась довольством и чуть не мурлыкала в ответ на прикосновение любовника.

Разумеется, оба не явились на работу и провели день вдвоём, в смятой постели, покинув её всего на полчаса, пополнить запасы съестного на рынке.

После наскоро состряпанного ужина Татьяна в одной ночнушке устроилась на подоконнике (Егора кольнуло – точно так же сидела когда-то Лина) и потребовала рассказа о его путешествиях. Отпираться было бессмысленно: о рейде в таинственную и опасную Щукинскую Чересполосицу, как и о конфликте с золотолесцами судачили и студенты, и сотрудники – словом, все обитатели Главного Здания.

Татьяна, как и многие университетские, страдала Эл-А в средней форме и не могла углубляться в Лес (кратковременные походы в Мичуринское и на смотровую площадку не в счёт) – а потому ловила каждое слово, то и дело, требуя объяснений и подробностей. Егор, хоть и не без труда, сумел обойти самые деликатные моменты и, в свою очередь, постарался разговорить собеседницу. И не без успеха: выяснилось, к примеру, что при первом знакомстве он оказался прав, отпустив комплименты её музыкальным пальцам. Татьяна действительно оказалась скрипачкой – самой настоящей, профессиональной. Когда-то она закончила консерваторию в Питере, преподавала в музыкальной школе по классу скрипки и даже концертировала в составе струнного квартета, пока судьба не забросила её в Московский Лес. Егор пытался выяснить обстоятельства этого, но добился лишь недовольной гримаски и неохотно данного обещания рассказать как-нибудь потом.

Заодно девушка поведала о предстоящем визите её давнего знакомца по питерской альма матер – ныне мировой знаменитости, первой скрипки оркестра Ла Скала, обладателя бесчисленных международных премий и наград. Афиши с его портретами уже несколько дней украшали холла первого этажа ГЗ, но Егор их не замечал – он вообще мало интересовался местной культурной жизнью. И уж точно на афишах не было ни слова о том, что заезжая знаменитость решилась на столь экзотический тур не просто так. Дело в том, что его дед, известный музыкант и профессор Гнесинки, жил когда-то в Москве и, сорванный с места Зелёным Приливом, не сумел вывезти из обречённого города своё главное, поистине бесценное сокровище – скрипку работы Антонио Страдивари.

Сюжет был достоин авантюрного романа: старый скрипач, умирая, открывает скрипачу-внуку тайну и берёт с того слово отыскать пропажу, снабдив кое-какими указаниями. А внучек не придумал ничего лучше, как отправиться в Московский Лес, надеясь, по русскому обыкновению, «на авось» – и помощь сокурсницы по консерватории. Благо, с ней он все эти годы поддерживал связь.

Надо ли уточнять, к кому та обратилась за решением проблемы? И теперь Егору теперь оставалось гадать: была ли их внезапно вспыхнувшая страсть в самом деле внезапной – или дело в точном расчёте «серой мышки»?

Но – карты сданы, пришло время играть. Егор неосмотрительно (а кто проявляет осмотрительность в постели?) обещал «что-нибудь придумать» – и вот, пришло время обещание это выполнять. Ну, или хотя бы попытаться. Правда, он собирался заняться этим на пару с егерем, но судьба в лице «бешеного корня» внесла в планы серьёзные коррективы.

О том, чтобы обратиться к кому-то ещё, Егор даже не помышлял. Да и к кому? К Шапиро? К лешаку Гоше? Может, к «партизанам»-барахольщикам?

Нет уж. Слишком велик куш, слишком дорого стоит подлинный Страдивари за МКАД. Конечно, скрипач заплатит за спасённую реликвию, и заплатит щедро – но кто знает, что могут выкинуть лесные старатели? Нет уж, если иметь дело, то с людьми надёжными, проверенными. Таких, кроме Бича, у Егора не имеется, а, стало быть, и выбора никакого нет.

Лишь бы егерь согласился взяться за дело в одиночку…

Входная дверь скрипнула. Бич обернулся – и скривился, словно надкусил лимон.

В дверях стоял Трен. Трактирщик подскочил к столу, за которым устроились напарники, обмахнул полотенцем и приволок из подсобки стул высокой прямой спинкой. Красивый стул, из резного дуба, несомненно – ручной работы. За МКАД такое изделие стоило бы бешеных денег.

– А для других-прочих, значит, и простые лавки сойдут? – егерь покосился на трактирщика. – Это за что же нам столько счастья и сразу?

Друид сел. Язвительный пассаж егеря он будто и не заметил.

– Я здесь по поручению мастера Лугайда. Он хочет сделать тебе предложение…

– …от которого я не смогу отказаться? – хмыкнул егерь. – Да ты пей, у нас много. Надо будет – ещё закажем. Чего тебе – сидра, самогонки?

И пододвинул гостю кружку.

– Братья выше ранга послушника, пьют только воду. – с достоинством ответил Трен. – Это входит в двадцать четыре правила жизни в Обителях.

– Хреново вам живётся. – посочувствовал егерь. – А мясо вы тоже не едите?

– Может, обсудим наши гастрономические порядки в другой раз? – осведомился друид. – Я пришёл по важному делу и не хотел бы терять времени.

– Что, крыша горит? – егерь продолжал валять дурака. – У нас, между прочим, тоже важное дело: задумали, понимаешь, нажраться по случаю успешного завершения процесса. Потому – право имеем!

– Имеете, конечно. – не стал спорить Трен. – Но, позволю себе заметить: вы на нашей территории, и простая вежливость требует, чтобы вы меня выслушали.

– Вежливость… – насупился егерь. – Что-то вы не очень думали о вежливости, когда руки нам связывали…

– Таков обычай. – коротко ответил друид. – В конце концов, вы сами прибегли к третейскому суду Обители, никто вас не принуждал. Итак?

Егерь пожал плечами.

– Ну, хорошо, говори, зачем пришёл. Только не обессудь, Студент останется здесь – раз уж он на суде сошёл за свидетеля, то пусть и тут того, свидетельствует. Мы, знаешь ли, напарники, у меня от него секретов нет.

Егор едва не поперхнулся от неожиданности. Ни о чём таком они не договаривались. К тому же, какой из него сейчас напарник с переломанными-то рёбрами?

Бич, угадав эти мысли, чувствительно придавил под столом его башмак.

Трена заявление егеря не порадовало.

– Ладно, пусть остаётся, раз так… А дело моё довольно простое. Некоторое время назад один из самых талантливых учеников мастера Лугайда покинул Обитель, прихватив с собой нечто очень ценное. Нам стало известно, что он скрывается где-то на северо– западе Леса. Нужно найти и вернуть беглеца вместе с похищенным.

Хмель и ирония разом слетели с Бича.

– Кхм… друид? Ограбил и сбежал? Почему сами-то его не найдёте? Возможностей в Лесу у вас выше крыши…

Трен замялся – всего на мгновение, но от собеседников это не укрылось.

– Если эта история всплывёт – пострадает репутация мастера Лугайда. Я не могу этого допустить.

– И, тем не менее, сообщаешь об этом чужакам?

– Да. И рассчитываю на вашу скромность. Тебе известно, что будет, если вы нас разочаруете…

– Вот только не надо угрожать! – окрысился егерь. – Всё сказанное останется между нами, неважно, договоримся мы, или нет. Профессиональная этика – может, слыхал?

– Слыхал. – кивнул друид. – Так мы договоримся?

– Нет. Я не полиция и не охотник за головами. И не наёмный убийца, это вы к родноверам обращайтесь. Или к Сердрику. Он, конечно, в бегах, но вам ведь не составит труда его отыскать, верно? А к егерям – даже не пробуйте. Ни один из нас не примет заказ, связанный с охотой на человека.

Друид не ответил – замолчал, опустив голову так, что складки капюшона совершенно скрыли лицо. Молчал долго, а когда заговорил, голос звучал глухо, как из бочки.

– То, что совершил Эреман, называемый Чёрным Друидом преступление в том числе, и по законам человеков. Так что совесть твоя может быть спокойна. К тому же, мастер Лугайд не просит убивать Эремана, надо всего лишь найти его и вернуть в Обитель.

– Всего лишь… – хмыкнул Бич. – Как у вас всё просто… Так что он спёр-то?

Друид молчал.

– Предлагаешь, как в сказке: «принеси то, не знаю что?» Так мы в эту игру уже играли, спасибо. Либо ты говоришь, что он у вас там попятил и что учинил такое запретное, либо – до свидания. Котов в мешке будешь продавать кому-нибудь другому.

– Ты узнаешь это, только когда дашь согласие. – отрезал друид. Егору показалось, что он хотел для убедительности стукнуть об пол посохом, и не сделал этого только потому, что сидел на стуле. – Это не обсуждается.

Бич развёл руками: нет так нет, дело хозяйское.

– Как полагаешь, Студент, соглашаться нам или не стоит?

Егор пожал плечами. Вся его сущность прямо-таки вопила, призывая держаться подальше от этого дела. Впрочем, предложение адресовано не ему, и вопрос егеря сугубо риторический, на публику. На Трена, поскольку других зрителей не видно.

– Видишь, уважаемый, мой напарник тоже сомневается. – к Бичу возвращалась его прежняя ироническая манера. – Как я могу за него решать?

– К нему предложение и не относилось. – буркнул Трен. – Мастер Лугайд обратился к тебе, и ни к кому другому.

Друид был раздосадован, и не собирался этого скрывать. Егор недоумевал – зачем егерь устраивает этот цирк? Ведь, как ни крути, в иных делах помощь Петровской Обители неоценима, и ссориться с ними не стоит.

Ясно, однако, что браться за заказ Бич не торопится. И правильно – даже Егору с его мизерным опытом в подобных делах было очевидно, что от этого заказа попахивает.

«…если не сказать – смердит. Чёрный Друид, надо же…»

– Передай мастеру Лугайду мои глубокие и искренние извинения. – заговорил Бич, на этот раз без ёрничества. – К сожалению, я уже принял другой заказ, а он подразумевает весьма сжатые сроки. Так что планы свои я изменить не могу – деловая репутация, сам понимаешь… Если не веришь, расспроси студента – заказ через него пришёл.

Друид испытующе глянул на Егора, и между лопаток у него словно пробежала ледяная струйка. Он сразу вспомнил Дубовый Кубок и слова судьи, падающие тяжёлыми каплями ртути: «…призываю Дуб, Терновник и Омелу в свидетели, что всё сказанное здесь – правда, и только правда…»

…но ведь он действительно предложил егерю этот заказ, разве не так..?

– Однако, если мастер Лугайд примет совет, – продолжал Бич, – я бы рекомендовал обратиться на Речвокзал, к Манукяну. Уверен, для него не составит труда…

– Я знаю Кубика-Рубика, не трудись. – перебил Трен. – Пожалуй, так и сделаю, раз ты отказываешься. Что ж, спасибо, что потратил время – и, надеюсь, ты и твой… хм… спутник – друид строго глянул на Егора из-под клочковатых бровей – не забудете, что молчание и скромность есть непременные условия спокойной и, главное, долгой жизни.

Он встал и, тяжко опираясь на посох, направился к дверям. Трактирщик из-за своей стойки угодливо изобразил поклон.

– Ты глянь, он ещё и угрожает! – егерь проводил визитёра тяжёлым взглядом. – И ведь прав, старый мошенник: об их раскладах лучше не болтать, клык на холодец. Это я для тебя, Студент, ежели вдруг надумаешь пооткровенничать со своей библиотекаршей.

– Так ты берёшься за моё дело, или нет? – Егор уже понял, что его предложение стало удобным поводом для отказа. Тем не менее, следовало внести ясность.

– Берусь, куда от тебя деться. Опять же – культура, святое дело, как тут не помочь?

Он покосился в окошко, на двор, где мелькнула у ворот серая хламида.

– Давить они на меня вздумали! – егерь сплюнул на выскобленный пол и растёр плевок подошвой. – Вот скажи, Студент, почему всякий раз, когда я имею дело с этой братией, то чувствую себя, как сказал бы наш друг Шмуль, самую множе̂чко поиметым?

– Это ещё почему? – удивился Егор. – Вроде, мы ни на что не соглашались и ничем им не должны?

– Вроде у бабки в огороде. Думаешь, он просто так явился после процесса? Клык на холодец, решил, что я после благоприятного вердикта размякну, стану сговорчивее, и возьмусь за этот заманухис.

– А ты нет?

– А я нет. И другим не советую. Как говорил один не самый плохой писатель – «в дела мудрецов не суй носа, голову потеряешь»33
  Дж. Р.Р. Толкиен, «Властелин Колец»


[Закрыть]. И к друидам этот относится поболее, чем к иным прочим.

– Значит, лучше поскорее об этом забыть?

– А вот это уж хрен! – рассмеялся егерь. – Запомним, запишем и отложим на дальнюю полочку. Глядишь, и пригодится.

ХII

Спецсанаторий Виктора озадачил. Он приготовился увидеть очередную зону (именно так описывали эти зловещие заведения по телевизору и в сетевых публикациях) и первое впечатление подтвердило его ожидания. Сторожевые вышки, высокая стена с колючкой поверху (он мог полюбоваться ею из зарешеченного окошка автозака), двойные сетчатые ворота, со скрежетом разъезжающиеся перед капотом автобуса. Несколько выбивалась из привычного ряда кучка неопрятных личностей, ошивавшихся у въезда в спецсанаторий. Виктор не разглядел их плакатов, но отметил, что пикетчики не проявляют особой активности, а попросту говоря, околачивают груши: сидят на обочинах, курят и лениво переругиваются с охранниками.

Затем последовала бетонная коробка санпропускника, медосмотр, какие-то инъекции, таблетки – ну, это понятно, всё-таки медицинское заведение. А вот дальше начались сюрпризы.

Перво-наперво – одежда. Тюремная мода мало изменилась за последние полвека: роба, штаны и кепка из грубой ткани, тяжёлые башмаки. Здесь же новоприбывшим выдали спортивные брюки, футболки, куртки-ветровки и кроссовки – всё скользкое на ощупь, что указывало на стопроцентно синтетический материал, причём самый дрянной, дешёвку. Кладовщик, оделявший новоприбывших, пояснил: «это на случай, ежели кто из вас, «зеленушек», задумает в Лес удрать. Там эти шмотки за четверть часа разлезутся на лохмотья, будете голенькими бегать. Лес – он такой, синтетику не любит…»

Расселили их по двое. Виктор оказался с прежним сокамерником. За время этапа он научился переносить его болтливость и даже извлёк из этого пользу – белобрысый разбирался в биологии и много чего рассказал о флоре и фауне Московского Леса. В Университете, из аудиторий которого студент-биолог угодил на нары, был об этом целый курс, и он успел прослушать его до конца.

В благодарность Виктор взял Ботаника – так прозвали парня другие «подопытные» – под опёку. Тот не слишком вписывался в тюремные реалии, хотя и не был совершеннейшим уж… ботаником. Как-то на пересылке они сцепились с группой блатных – те положили глаз на смазливого парня и вознамерились употребить его по назначению. Тут-то и выяснилось, что Ботаник вполне может постоять за себя. Правда, урок раскидал, по большей части, Виктор – но кое-какие моменты стычки наводили на размышления. Позже он спросил у парня, где тот научился драться, и получил в ответ невнятное: «да так, ходил в спортзал…»

И он отстал. Не хочет говорить – что ж, имеет право. На новом месте они продолжали держаться друг друга: «старый друг лучше новых двух», за решёткой эта истина особенно актуальна.

Странности тем временем продолжались. Никто не запрещал покидать комнату – язык не поворачивался назвать её камерой. Глазки видеонаблюдения, правда, были и не даже один, зато – невиданная по тюремным меркам роскошь! – душевая кабина и отдельный туалет вместо параши. Можно выйти во двор, покурить, посудачить с санитарами (к пациентам спецсанатория их не допускали), поглазеть по сторонам.

По зоновским меркам – сущий парадиз. Живи да радуйся.

Впечатление портили громадные деревья, нависающие над дальней, восточной стеной. Спецсанаторий стоял вплотную к МКАД, а сразу за ней начинались зловещие чащобы Московского Леса. Именно его загадочная аура, ощутимая даже на расстоянии, кое-как поддерживала жизнь несчастных, страдающих от Зелёной Проказы.

Виктор физически ощущал эту ауру – она накатывала со стороны Леса, прессовала, давила на психику, не позволяла ни на мгновение забыть, что они подопытные, «чёрные норвежские крысы» – и то, что их пока не колют иглами и не режут на куски, ещё ничего не значит. Просто ещё не взялись за опыты всерьёз.

Или – взялись?

Он по десять раз на дню всматривался в зеркало над рукомойником – искал следы «изумрудного румянца», рокового признака заболевания. Виктор не принимал лесных препаратов – но кто их знает, этих экспериментаторов? С них станется подсыпать какую-нибудь пакость в еду и питьё, да и укольчики в санпропускнике наверняка были не простыми.

И ведь не поспоришь – сам дал согласие…

Несколько раз в день над спецсанаторием пролетал вертолёт, а то и новомодный коптер. Они держались от кромки Леса на почтительном расстоянии. Оно и понятно: Лес выкидывает всякие фокусы с электроникой и хлопаться на вынужденную никому неохота. Тем более, что годных для посадки площадок не так уж много – где тощие замкадные рощицы, где брошенная застройка, в основном, складские ангары и торговые центры.

Короче, жизнь и правда, налаживалась. Знать бы ещё, сколько её осталось, этой жизни… Виктор не верил тем, кто сулил ему всяческие блага по завершении экспериментов. То есть блага-то, может, и предусмотрены, но поди, доживи до них! Недаром дымит позади хозблока зловещего вида кирпичная труба – по слухам, местный крематорий.

Держало одно – Яська, Ярослава. Дочка, кровиночка, которую он своей неосторожностью обрёк на ссылку в этот страшный Лес. Если бы не надежда увидеть её, он в первую же ночь перемахнул бы через ограду – и ищи его, свищи! Конечно, тут есть какая ни то сигнализация, и вертухаи на вышках бдят – но не всерьёз, не как на правильной зоне. Ни двойной линии стен с контрольно-следовой полосой, ни прожекторов… да что там, нет даже собак! Для матёрого спецназовца с несколькими годами отсидки за спиной – не о чем и говорить.

Но – Яська. Ради неё он будет покорно ждать, когда откроется проволочная клетка, и руки экспериментатора в резиновых лабораторных перчатках извлекут из неё очередную подопытную особь.

Его, Виктора Чередникова, зэка номер 28-34, статья 317 УК РФ44
  Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц


[Закрыть]. Проходящего по документам некоего совершенно секретного проекта как «объект «Ольха».

***

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО В единственном экземпляре. Запрещено выносить с территории РИИЛ. Запрещено копировать или переводить в электронный формат.

На Ваш запрос от (вымарано) 2054 г. имею сообщить следующее:

1. Работы по теме «Комната» продолжаются в соответствии с утверждённым графиком. Подготовительный этап операции «Порог» успешно завершён. Объект «Ольха» (см. приложение 2.1) внедрён в подведомственный РИИЛ спецсанаторий № (вымарано) и переведён в режим ожидания. Донесение агента «Алитет» и же отчёт агента «Аргус», предоставлены обычным порядком. (см. приложения 1.6 и 1.9 к настоящему документу).

2. Агент «Аргус» докладывает о готовности ячейки «Доберман» к участию в заключительном этапе «Порога». Рекомендованные сроки начала операции – не менее 24-х и не более 48 часов, начиная от момента Х++. По истечении этого времени придётся временно распустить группу, что исключит использование ячейки «Доберман» по меньшей мере, в течение двух недель.

3. Сообщается о готовности к организации инцидента в спецсанатории № (вымарано). Соответствующие мероприятия в среде гражданских активистов организации (вымарано), чей временный лагерь расположен вблизи упомянутого спецсанатория, проведены (см. приложение 3.1 к настоящему документу). Принятые меры гарантируют 85% успех запланированной акции в течение ближайших суток, после чего в течение ещё двух суток вероятность успеха снизится до 60%, и ещё до 40% – в течение следующих 12-ти часов.

Куратор-исполнитель темы «Комната» (вымарано)

***

– …надоело повторять, нет там огнемётов! Сколько раз проверяли – на вышках стоят не военные, а ЧОПовцы. Но и у военных огнемётов нет, потому как незачем! У нас здесь, спасибо Лесу, не Карачи…

Говоривший, худощавый парень лет двадцати пяти, в пиксельном камуфляже, с волосами, собранными в «конский хвост», повернулся к схеме, наколотой на старую школьную доску.

– Вышки вот здесь, здесь и здесь. Сектора обстрела указаны штриховкой, но это всё фигня. Огнестрел в наличии только у двоих, стерегущих вход, да ещё у дежурной смены. На всех пять или шесть стволов.

Слушатели заговорили разом.

– А что за стволы?

– В дежурке сколько бойцов?

– Камеры наблюдения по периметру есть?

– Камеры есть, много. – подтвердил «хвостатый». – Они, конечно, сдыхают за два-три месяца, но заменить недолго…

Лиска во всеобщем гвалте она не участвовала. Всё, что надо, объяснят, к чему напрягаться раньше времени?

– Слышь, Хвост, а какая у них схема реагирования в чрезвычайной ситуации, кто-нибудь проверял? Дежурка дежуркой, а внутри периметра полно вертухаев с дубинками и травматами!

Вопрос задал крепыш в джинсах и чёрной футболке. Он развалился в первом ряду, на дубовой банкетке – её, как и доску, приволокли из соседнего школьного здания. Школа недурно сохранилась, но никому не пришло в голову провести совещание там – лесовики избегали старых построек, неважно, целых, или полуразвалившихся. Кто знает, когда дикому стеблю вздумается взломать фундамент и ринуться сквозь крышу к небу? А палатки и хижины Лес почему-то щадит.

– На практике не проверяли. – отозвался докладчик. – Гринлайтовцам велено вести себя мирно: кипиша не поднимать, тревоги не провоцировать, чтобы охрана расслабилась. Эти протестанты тусуются возле КПП всех спецсанаториев, и давно стали привычной частью пейзажа. А «Гринлайт» тем временем стягивает понемногу к нашему объекту активистов. Как начнётся заваруха, ЧОПовцы кинутся к угрожаемому участку – у них на этот счёт инструкция. А мы атакуем с противоположной стороны, из Леса: ослепляем часовых на вышках, броском пересекаем МКАД, проламываем стену и проникаем внутрь. Пока охрана опомнится, пока перегруппируются, вызовут подмогу – должны успеть. Юрген, подрывные заряды готовы?

– Два комплекта. – кивнул очкарик, устроившийся в дальнем углу на кособоком табурете. – Сработаем, как надо, будь спок.

Лиске он был известен, как Юрка, студент Биофака МГУ, сбежавший в Лес, за приключениями. Юрку-Юргена ценили за таланты химика и подрывника – взрывчатку и детонаторы он мог изготовить на коленке, из того, что есть под рукой.

– А мобильные патрули? – опять крепыш в футболке. – Ну ладно, у ЧОПовцев стволов с гулькин хрен, но у вояк-то пулемёты! Подкатят – покрошат нас к гребеням!

Докладчик с досадой поморщился.

– Гринлайтовские хакеры будут отслеживать положение патрульных броневиков, курсирующих по МКАД. Момент для штурма выберем так, чтобы они были как можно дальше.

Слушатели снова загалдели. Объяснение устроило не всех.

– А вот дальше начинается геморрой. – продолжал командир. – Пока пикетчики и передовая группа отвлекают охрану, мы вскрываем блоки и…

– …выводим «зеленушек». – подхватил крепыш. – И пинков не жалеем – разбегутся, лови их потом, убогих!

Острый кулачок болезненно ткнулся в накачанный загривок.

– А ты, значит, не убогий? Только посмей ещё их так назвать!

Пострадавший вскочил, опрокинув банкетку. Независимый нрав Лиски был всем хорошо известен – как и то, что её выбешивали презрительные отзывы о больных Зелёной Проказой. Девушка не спускала такого и замкадникам с Речвокзала, а уж своим – и подавно.

Соседи крепыша не собирались проявлять сочувствия:

– Ты, Дрон гляди, не шути с ней! Никакие ЧОПовцы не понадобятся, на ленточки порвёт!

– А ну тихо!– докладчик грохнул кулаком по доске так, что древний предмет интерьера чуть не улетел в брезентовую стену.

– Детский сад, штаны на лямках… Дрон, следи за языком, я дважды повторять не стану! А ты, Василиса, поумерь праведный гнев, если не хочешь торчать здесь до ночи!

Дрон – так звали крепыша – собрался было, возмутиться, но вовремя сообразил, что только выставит себя на посмешище. Он поднял банкетку и, недовольно ворча, уселся на место.

Лиска скорчила возмущённую мину, но продолжать не стала. Дрон в чём-то прав: «Пациенты» спецсанатория – это не зэки, не лагерные сидельцы, готовые, чуть что, сорваться в побег. У большинства болезнь зашла так далеко, что они не в состоянии осознать, что происходит вокруг. Таких придётся выводить за руку и хорошо, если не в связанном виде. А лежачих, как это ни горько, вообще придётся бросить – у группы не хватит рук, чтобы тащить их на себе…

Совещание тянулось уже часа два и вымотало Лиску совершенно. Она попала в штабную палатку с колёс, толком не перекусив – а ведь добираться сюда пришлось почти сутки, на перекладных. Ответственные за операцию вызывали бойцов через почтовых белок, не жалея желудей за срочность доставки. Да и сами рыжеволосые «почтальонши» не думали тянуть – они-то знали, чем занимается Хвостов Олег, известный всему Лесу, как «Хвост». В этом прозвище не было и тени насмешки – кто бы рискнул шутить с бывшим егерем (хотя, разве егеря бывают бывшими?), безжалостным командиром «лесных рейнджеров», охотников за отморозками-бандитами, неизменным предводителем волонтёров, переправляющих в Лес беглецов из спецсанаториев? Его уважали на Полянах и в лосиноостровских поселениях аватарок, на ВДНХ и в Нагатинском Затоне, и даже, по слухам, в Петровской Обители, закрытом для чужаков прибежище друидов.