Текст книги "Звёзды примут нас"

Часть вторая
Не стучитесь в закрытые двери

I

 
«…Я Земля я своих провожаю питомцев
Сыновей, дочерей.
Долетайте до самого Солнца
И домой возвращайтесь скорей!..»
 

Песня на стихи Долматовского, которую Ольга Воронец спела ещё в шестьдесят третьем, для научно-фантастического фильма «Мечте навстречу» звучала по внутристанционной трансляции во время погрузки на прыжковый корабль «Тихо Браге». Это новый технический шедевр, совместное творение инженеров «Боинга» и «Туполева» (недавно в этом, некогда чисто «самолётном» КБ тоже появилось «космическое» подразделение) не предназначен для посадки на Землю и не имеет ни плоскостей, ни соответствующих двигателей. Он вообще плохо соотносится с требованиями аэродинамики – угловатый, тупорылый, словно городской автобус, за что получил от станционных острословов прозвище «Икарус», ощетинившийся по бортам гроздьями маневровых движков, с четырьмя неубирающимися опорами. Благодаря этим опорам он может совершать посадку на Луну, как и взлетать с неё. А ещё – выполнять окололунные маневры и даже, при наличии дополнительного топливного бака добираться своим ходом до земной орбиты и обратно. В данном случае этого не требуется, мы отправимся к спутнице нашей планеты проверенным способом, через «космический батут» «Гагарина». «Икарус» приписан к станции на постоянной основе, и это его то ли третий, то ли четвёртый рейс к Луне – и первый, который должен завершиться прилунением, поскольку предыдущие имели целью доставку людей и грузов на строящуюся на лунной орбите «Звезду КЭЦ».

Кстати, припомнил я, перешагивая комингс шлюза, за которым начиналась труба переходного рукава – в том фильме был ещё один советский космический шлягер, тот, который «…И на Марсе будут яблоки цвести…» Что ж, до Марса мы пока не добрались, но Луна – вот она, в паре часов, которые нужны на то, чтобы пройти через «горизонт событий» (он же «тахионное зеркало»), материализоваться на лунной орбите и, сделав полтора оборота вокруг спутника Земли, совершить посадку в Центральном Заливе Моря Спокойствия, возле станции «Ловелл», куда я отправляюсь по приглашению её начальника, Георгия Михайловича Гречко собственной персоной.

Я плыл по коридору «Тихо Браге» (в нём, как и в прочих трансорбитальных кораблях, не было предусмотрено вращающихся пассажирских модулей, создающих искусственное тяготение) и думал – как всё-таки стремительно, неудержимо меняется мир вокруг меня! Оказавшись в апреле семьдесят пятого в этой версии СССР, где расхождения с известными мне событиями приходилось искать по подшивкам старых газет, я через каких-нибудь два с половиной года с удивлением обнаруживаю себя чуть ли не в том варианте реальности, из которого в обозримом будущем отправятся в космос фотонные планетолёты «Хиус» и «Тахмасиб», стартует к далёкой звезде Шидар в созвездии Кассиопея релятивистская, аннигиляционная, ядерная «Заря», уйдёт на разведку систем планет-гигантов рейдер «Лунная радуга». Поверить в это было бы трудно, практически невозможно; изложи я подобный вариант событий в «той, другой» реальности на одном из форумов, где тусовались писатели-фантасты – меня немедленно порвали бы на тряпки, объяснив, растолковав, разложив по полочкам, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Но… сейчас я на самом настоящем планетолёте, пусть и не слишком впечатляюще выглядящем (чего такого впечатляющего в сундуке на ножках?); за иллюминатором вращается тройной бублик станции «Гагарин», а где-то там, по другую сторону Солнца кружит недостроенная станция «Лагранж», где работает Дима Ветров, мой бывший артековский вожатый…

На «Ловелл» я отправляюсь не один – Юлька согласилась составить мне компанию, заявив, что давно собиралась всерьёз заняться проблемами постоянных лунных поселений и, возможно, связать с этим свою дальнейшую работу. Ну и Бритька, конечно – вон она, обиженно косится на меня из-за двойной преграды в виде прозрачного пузыря своего «Скворца-ГАВ» и мелкой сетки специальной «орбитальной» переноски. Там ей предстоит провести всё время перелёта – впрочем, лохматой зверюге не впервой, она уже опытная космическая путешественница. Кстати, Гречко, когда я набрался-таки наглости и обратился к нему с просьбой допустить меня на практику на вверенную ему станцию, хитро улыбнулся и сказал что да, согласен, но лишь при условии, что я возьму с собой собаку. «О твоей псине судачат на всех внеземных объектах, и многие отчаянно завидуют „Гагарину“ – объяснил он, – и коллектив не простит мне, когда узнает, что я упустил такую возможность!» Что ж, я только «за» – глядишь, в списке Бритькиных достижений прибавится ещё одна запись из книги рекордов Гиннесса – как первой собаки, побывавшей на Луне.

Мы уже третий день, как обживаемся в куполе станции «Ловелл» – «Лунный город», как предпочитают называть её земные репортёры. Впечатлений… масса. Так, я с немалым изумлением обнаружил здесь многое из знакомого по «той, другой» фантастике. Например, жилые здания в «Ловелле» строили почти так же, как в лунном поселении «Артемида» из одноимённой книги американского фантаста Энди Вейра – в виде двойных алюминиевых куполов, между внешним и внутренним слоями которых засыпан реголит. Это давало обитателям Артемиды защиту от космического излучения, а кроме того, позволяло, в случае, например, попадания шального метеорита, быстро заделать отверстие – в повреждённую секцию под давлением закачивали быстротвердеющую смесь, превращающую начинку алюминиево-реголитового сэндвича в подобие бетона. После чего остаётся лишь найти пробоину и залатать её.

Вообще, этот роман, прочитанный в своё время от корки до корки и дважды прослушанный в виде аудиокниги, оказался чрезвычайно полезен, снабжая меня неожиданными подсказками – порой, впрочем, вводящими в заблуждение.

В отличие книги, где алюминий для лунных построек выплавляли тут же, из минерала «анорит», в изобилии входящего в состав реголита, здесь готовые сегменты куполов доставляли с Земли – невысокие затраты на доставку габаритных и тяжёлых грузов позволяют и не такое. Тем не менее, выплавка собственного алюминия значится в планах – этим собираются заняться, как только в «Ловелле» смонтируют собственный ядерный реактор. Кстати, как и в романе, это должно обеспечить поселение ещё и кислородом, являющимся побочным продуктом выплавки металла. Другим способом его получения является электролиз воды – запасы льда, обнаруженные в стене близлежащего кратера, вполне это позволяют, а водород к тому же пойдёт на горючее для окололунного транспорта.

Но это всё если не отдалённая, то уж точно, не слишком близкая перспектива. Первоочередными же задачами считаются начало работ по добыче гелия-3, расширение жилого комплекса для размещения хотя бы трёхсот человек – и, разумеется, всестороннее исследование «звёздного обруча». Инопланетный артефакт дожидается своего часа в каверне, в стене кратера – на том же самом месте, где случилось несчастье с Опиньяком и Бабенко.

Гречко, когда мы разговорились в ожидании отправления «Тихо Браге», упомянул, что некоторые из обитателей «Ловелла» предложили установить в кратере памятную доску с именами сгинувших исследователей. Он отказал: «пока не найдены тела, ребят нельзя считать погибшими». Я был озадачен такой позицией Георгия Михайловича – в конце концов, тела Джеймса Ловелла, в чью честь названо лунное поселение, как и трупов его спутников, Севостьянова и Суагейта, тоже никто не видел и, вероятно, никогда не увидит – они миллионы лет будут нестись в межпланетной пустоте в мёртвой, давным-давно остывшей капсуле «Аполлона-13». Но возражать, разумеется, не стал:, опытному космонавту, которому уже приходилось терять товарищей, виднее.

…А ещё здесь, на «Ловелле» в жилых каютах нет ставших уже привычными персоналок «Эппл-2» – а ведь на «Гагарине» дело уже идёт к созданию чего-то типа локальной сети! Мне объяснили, что это на околоземных орбитах вконец зажрались, а здесь, на Луне жизнь суровая, а если кому приспичило потыкать пальцем в клавиши вычислительной машины – пожалуйста, в малой кают-компании, выполняющей заодно и роль библиотеки, их целых две, и те почти всё время стоят без использования и пылятся. Так что, прощайте, благие намерения возобновить ведение дневника – я уже до такой степени обленился, что и думать не желаю о бумаге и карандаше.

Так вот, о планах. Практикантов, то есть нас с Юлькой в первый же день распределили по фронту работ. Моя спутница попала в диспетчерскую «Ловелла» – неплохое место, чтобы втянуться в ритм жизни лунного поселения, познакомиться с повседневными делами местных обитателей, да просто понять, какими заботами и тревогами, чем живёт коллектив станции, переваливший уже за сотню человек.

Меня же учат водить лунный багги. И тут пригодились навыки попаданца, поскольку это оказалось не сложнее, чем вождение лёгкого прогулочного электровездехода южнокорейского производства, вроде того, что был у меня на даче. Ни коробки передач, ни педали газа – рычажок ходового реостата на баранке, да четыре колеса-мотора, на которые подаётся ток из установленных под полом агрегата кислородно-водородных топливных элементов. Их, кстати, заполняют здесь, в «Ловелле», используя продукты электролиза воды, получаемой из запасов лунного льда. Добывают лёд в большой каверне, что в двух километрах от станции, в северо-восточной стене кратера – того самого, где сгинули Бабенко и Опиньяк.

До кратера мы – я и инструктор, жизнерадостный француз Поль Дюбуа, обучавший меня премудростям вождения багги, – добрались уже во время второй поездки. Поль показал площадку, где добывают лёд – огороженный полосатыми бело-оранжевыми лентами участок наклонной поверхности, уставленный пустыми контейнерами и ящиками с оборудованием, – и, конечно, место давней трагедии. Так что я смог вживую, на не на телеэкране или фотографиях полюбоваться инопланетным артефактом – косо стоящим кольцом, на четверть ушедшим в лунный грунт и почти неразличимым в глубокой тени. Поль включил прожектор-искатель, нашарил лучом «звёздный обруч», и тот сделался в электрическом свете ослепительно-белым. Кроме ограждения из сигнальной ленты, по углам площадки стояли на голенастых треногах камеры, направленные на артефакт, и ещё одна торчала прямо перед ним, шагах в пяти.

Я уже знал, что до особого распоряжения начальника «Ловелла» пересекать этот «периметр» запрещено всем, без исключения. Гречко же дожидается отмашки с Земли, где ведущие учёные никак не могут решить, как взяться за «контактное» изучение «звёздного обруча» – проще говоря, потрогать его руками или хотя бы манипулятором телеуправляемой танкетки. Она тоже стоит тут, совсем рядом – шестиколёсная тележка, нагруженная ящиками с аппаратурой; из-под передней панели торчит суставчатая «рука» с клешнёй.

Чуть дальше громоздятся приборы на треногах, платформах, выдвижных штангах – богатый арсенал научной аппаратуры, с помощью которого исследователи уже который месяц пытаются проникнуть в тайну «звёздного обруча». Пока – безрезультатно.

«Автокурсы» должны продлиться ещё восемь дней, за которые я должен освоить управление не только лунным багги, но и четырёхместным закрытым вездеходом, предназначенным для дальних, более двадцати километров, поездок. Этот забавный аппаратик оснащён четырьмя металлическими сетчатыми колёсами на раздвижных телескопических штангах, способных менять как длину, так и угол наклона; благодаря этому вездеход справляется даже с пятидесятиградусными склонами лунных кратеров и легко перебирается через пятиметровые трещины. Находиться в нём можно в одних «Скворцах»; для выхода наружу служит гермошлюз с парой лунных скафандров американского типа А12L или «Мун-хауберг» – в точности таких, как те, что были на Опиньяке и Бабенко в день из рокового исчезновения. Кроме того, вездеход, как и телетанкетка, оснащён клешнёй-манипулятором, способной поднимать с лунной поверхности предметы веслом до полусотни килограммов. Управлять им несколько сложнее, чем лунным багги, в основном, из-за раздвижных штанг, на которых крепятся колёса, – но и не в пример увлекательнее, и я уже предвкушал, как по окончании стажировки, я получу право самостоятельно управлять этой замечательной машинкой.

В лучах Солнца лунная поверхность сверкает, словно облита жидким серебром. На дневной стороне спутника светило палит нещадно, и мы развернули над сиденьями что-то типа раздвижного пластикового козырька, покрытого зеркальной плёнкой – без такой защиты даже в суперсовременном «Мунхауберге» очень скоро станет невыносимо жарко.

Колёса – широкие, низкие, изготовленные из нескольких слоёв металлической сетки на ажурных титановых обручах – мягко шуршат по слою реголита. То есть, никакого шуршания я, конечно, не слышу – зато ощущаю его подошвами скафандра, через настил нашего багги. Я веду машину, стараясь попадать в колею, накатанную во время прежних поездок. Трещины под слоем реголита редкость, тем более, здесь, на обочине первой лунной трассы, не раз пройденной ногами, прощупанной щупами и помеченной сигнальными вешками во всех мало-мальски сомнительных местах. Тем не менее, лишний раз рисковать не стоит, как втолковывает мой инструктор.

Земля – большая, бело-голубая, горбом выпирает из-за дальнего гребня кратера, и приходится прилагать немалые волевые усилия, чтобы не прилипать к ней взглядом. Опасность эта далеко не шуточная: Поль на самом первом занятии поведал, что поначалу у них случилось несколько аварий – к счастью, без серьёзных травм, но зато с ущербом для матчасти. Водитель лунного багги так засмотрелся на висящий над горизонтом дом, что не заметил обломка скалы, въехал в него на полной скорости и превратил эту на удивление крепкую машинку в кучу дюралевого хлама. Теперь созерцание Земли во время поездок на лунном транспорте под строжайшим запретом – во всяком случае, для водителей, одним из которых мне вскорости и предстоит стать. Ещё один кусочек бесценного опыта, который можно приобрести не в лабораториях и на лекциях, а только здесь, на поверхности Луны, проделав по ней не один десяток километров…

II

Дима прикоснулся к правому рычагу, «джойстику», как называл его на американский манер ещё в Артеке Лёшка Монахов. «Палка счастья» – это же надо было такое придумать! Однако ж, прилипло, и теперь само выскакивает! Некоторые из водителей крабов переняли это словечко то ли от Димы, то ли от коллег-американцев и тоже пользуются…

Теперь – чуть подать джойстик влево; «краб» плюнул струйкой газа и начал неторопливо переворачиваться вверх ногами. В пространстве нет «верха» и «низа», а потому операторы буксировщиков считали «низом» направление на главную плоскость станции, с которой работал их аппаратик, а верхом – прямо противоположное. Понятия эти использовались сугубо неофициально, в переговорах между диспетчерами, пилотами и пассажирами «крабов» – в тех редких случаях, когда таковые случались.

Вот как, к примеру, сейчас, когда Дима выполнял роль извозчика при астрофизике Валере Леднёве, монтирующем какие-то свои датчики на уже готовых сегментах «Лагранжа». Работа была несложной: отвести «краб» к назначенной точке, зависнуть в десятке метров над поверхностью «рабочего» кольца и ждать, когда астрофизик отстегнётся от ложемента, отцепит от грузовой решётки один из сферических нумерованных контейнеров, оттолкнётся и поплывёт к обшивке. А после этого терпеливо наблюдать, как разматывается за астрофизиком ярко-оранжевая стропа страховочного фала и быть готовым в любой момент дать тягу и идти на выручку, если страховка почему-то отстегнётся, и незадачливого учёного унесёт в пустоту. До сих пор такого, к счастью, не случалось, но Дима всё равно не отрывал взгляда от разворачивающейся ленты фала и повторял про себя последовательность действий.

Пока же поводов для тревоги не было, а «краб» он развернул для того, чтобы фал не намотался на торчащую сбоку штангу с позиционным маячком. Валера его кувырканий и не заметил – он уже извлёк датчик из контейнера, установил его на броне и теперь разворачивал ажурную паутину антенны. После этого останется найти ближайшую съёмную панель, за которой скрываются разъёмы кабелей (а что её искать – вон она, в полутора метрах от места установки датчика, выкрашена в диагональные чёрно-жёлтые полосы!), подключить питание, забрать пустой контейнер и посигналить, что всё готово и можно его забирать. Тогда Дима даст пару коротких импульсов из маневровых дюз, всплывёт над станцией ещё метров на пятьдесят, волоча за собой на фале, как на привязи, астрофизика, и включит лебёдку, подтягивающего того к «крабу». Леднёв вернёт на место порожний контейнер, пристегнётся к ложементу, подтвердит готовность – и всё повторится. Всего они должны установить восемь датчиков, этот третий; на каждый нужно от десяти минут до четверти часа – следовательно, на всё про всё, включая перелёты с места на место, уйдёт максимум, часа два. Вместе с уже миновавшими полутора часами – нормальная рабочая смена в открытом космосе, случалось и подлиннее…

– Скажите, на какую максимальную дистанцию вы сможете отойти от станции на своём «крабе»?

Дима едва не поперхнулся от неожиданности. Какая ещё максимальная дистанция? Куда это собрался астрофизик? На «Лагранже» всякому, известно, что для полётов на сколько-нибудь значительные расстояния «крабы» не используются, три-четыре, максимум, пять километров – вот их обычный предел. Он так и ответил, не забыв добавить, что удаляться от станции более, чем на полтора километра в одиночку категорически запрещено – для этого нужен напарник на втором «крабе».

– А если нужно отойти километров на пятнадцать? Или это только на «попрошайке»?

«Попрошайка» – это пассажирский лихтер, тот самый, в котором они прибыли сюда и провели незабываемые две недели ожидания. С крошечного судёнышка сняли всё лишнее вроде коек-коконов, кресел и дополнительных систем регенерации воздуха, разместив на освободившемся месте аккумуляторные батареи и мощное оборудование для связи и навигации. Вместе с внешним топливным баком модернизация превратила лихтер в малый корабль для местных сообщений, способный при необходимости отойти на собственной тяге от «Лагранжа» на несколько десятков тысяч километров и вернуться обратно, причём радиус действия был ограничен в основном запасами воды, кислорода и провианта. Кроме того, на «спине» лихтера смонтировали большой параболическую антенну и куполообразный блистер из просвинцованного кварцевого стекла, а на носу, ниже пилотской кабины, установили пару манипуляторов для монтажных и швартовочных работ. Они, в отличие от телескопических клешней «крабов», не втягивались, а всё время торчали вперёд – от чего создавалось впечатление, что лихтер умоляюще протягивает к кому-то длинные костлявые руки. Из-за этого кораблик и получил своё не слишком почтительное прозвище.

– Если не больше, чем на пятнадцать – то можно попробовать и на «крабе». – осторожно ответил Дима. – С напарником, разумеется, и с дополнительными топливными баками. Это не проблема, поставить их – раз плюнуть, только вот Архипыч вряд ли одобрит. Скажет – ненужный риск.

Архипычем за глаза называли начальника миссии «Лагранж» лётчика-космонавта Алексея Архиповича Леонова, того самого, легендарного, первого человека в открытом космосе. Диме не хотелось спорить с ним – астрофизику надо, вот пусть сам и бросается под танк. А он с удовольствием посмотрит на это со стороны… а лучше просто дождётся результата.

– Архипыча я беру на себя. – отозвался Леднёв. – Ты скажи: если он разрешит, на тебя можно рассчитывать?

– Отчего ж нет? – Дима сделал попытку пожать плечами, но помешал жёсткий металлокерамический панцирь «Кондора». – Если договоришься, так я со всем удовольствием.

– А в напарники кого возьмёшь?

– Да хоть Ваську, он с «крабами» не хуже меня управляется.

– Гонтарева?

– Его. А зачем вам удаляться от станции – не секре… ох, ты ж!..

За увлекательной беседой Дима едва не пропустил момент торможения – пришлось вместо обычных двух тяговых импульсов давать пять, а потом ещё и выравнивать закувыркавшийся «краб». Ерунда, конечно, но неприятно, да и топливо зря извёл, что тоже нехорошо…

– Давайте сделаем так. – Валера подождал, пока буксировщик займёт правильное положение, в двадцати метрах над поверхностью «рабочего» кольца, и лишь тогда заговорил. – Сейчас закончим с датчиками, потом вернёмся, придём в себя, а после обеда, в кают-компании всё и обсудим. Хорошо?

– Договорились. – Дима поднял руку в жесткой, не гнущейся в запястье перчатке. – Замётано.

– Полагаю, пересказывать историю обнаружения «звёздных обручей» смысла нет, вряд ли среди нас найдётся хоть один человек, кто был бы не в курсе. – говорил Леднёв. Дима согласно кивал – с тех пор, как с трибуны ООН было объявлено, что в основе международного Проекта «Великое Кольцо» лежит найденный в пустыне Гоби инопланетный артефакт, а ещё один позже был обнаружен на Луне, это стало главной темой газетных статей, посвящённых космосу, произведений писателей-фантастов, бесчисленных развлекательных и научно-популярных телешоу. Образ бублика «орбитального батута», в котором вспыхивает ртутное зеркало «горизонта событий» стал столь же популярен, каким был в своё время утыканный антеннами шарик первого спутника Земли. Куда меньшей известностью пользовалось имя автора гобийской находки, советского писателя и палеонтолога Ефремова – а ведь он первый, наверное, высказал догадку о том, что «обручи» есть часть грандиозной транспортной системы, созданной обитателями иных миров. И даже отразил это в первом варианте своей «Туманности Андромеды». Тогда по соображениям секретности (в СССР работы по изучению «звёздного обруча» шли под крышей атомного проекта) автору пришлось переписать те части романа, где упоминалось таинственное кольцо – но недавно справедливость была восстановлена, и «Туманность Андромеды» вышла в первоначальной, авторской редакции, порадовав всех поклонников творчества Ивана Антоновича.

– Около года назад мне попал в руки номер журнала «Знания-сила», – продолжал астрофизик, – так там шла речь о конкурсе фантастических проектов советских школьников, и мысль, высказанная в одном из них меня заинтересовала. Автор проекта предложил расположить «космический батут» в засолнечной точке Лагранжа, где мы сейчас находимся! На тот момент космические станции оснащённые «батутами» находились в стадии разработки, и у меня создалось стойкое впечатление, что этот проект был замечен. Но дело даже не в этом – в конце концов, идея лежала на поверхности, разработчики могли прийти к ней и самостоятельно. Интересно другое: в конце статьи автор проекта высказывал мысль, что создатели «звёздных обручей», расположив свои транспортные устройства на Земле и на Луне, третий обруч могли поместить в засолнечной точке Лагранжа. Мысль эта крепко запала мне в голову, и когда я оказался здесь, то решил проверить кое-что. В инициативном, так сказать, порядке.

– И, конечно, ничего не нашли. – сказал Дима. Он мог бы добавить, что знал автора этого проекта, калужскую школьницу Лиду Травкину, которые её однокашники по «юниорской» группе называли «Юлькой Сорокиной» – за удивительное сходство и характеров и внешности с одной из героинь фильма «Москва-Кассиопея».

– А вот и нет, Дмитрий! – Валера победно улыбнулся. – Да, вблизи станции «обруч» обнаружить не удалось; ничего не дало и прощупывание окрестного пространства радиолокатором. Но я не ожидал быстрых результатов, и настроил аппаратуру для обнаружения любых, даже самых слабых энергетических импульсов с сигнатурой, напоминающей сигнатуру «тахионного зеркала»…

«Тахионным зеркалом» учёные называли энергетическую мембрану, возникающую в «дырке от бублика» при срабатывании «батута».

– Вероятно, вы не знаете… – тут Леднёв понизил голос, несколько заговорщицки, – но физики института высоких энергий Академии Наук, занимающиеся основами физики «космических батутов» обнаружили и теоретически обосновали одно любопытное явление. Если при перемещении объекта с помощью «батута» в некоторую точку, неподалёку от неё находится другой батут, не действующий – в нём возникают энергетические импульсы строго определённой частоты. И частоту эту легко рассчитать, если знаешь параметры стартового «тахионного зеркала».

– И вы решили, что если где-то тут, поблизости в пространстве болтается «обруч» инопланетян – вы сможете засечь эти самые импульсы, которые возникают в нём, когда к нам с «Гагарина» переправляют грузы? – сообразил Дима. – Наверное, вы и датчики для этого расставляли?

Астрофизик кивнул.

– Мне удалось заинтересовать руководство этой идеей, и она была включена в план исследовательских работ здесь, на «Лагранже». И – да, вы правы, система датчиков как раз и предназначена для того, чтобы фиксировать подобные энергетические импульсы.

– Но зачем же вам улетать от станции, если датчики уже установлены?

Леднёв даже фыркнул от возмущения.

– Как вы не понимаете? Это совершенно необходимо. Надеюсь, вам знаком такой приём, как триангуляция?

– Разве что, в общих чертах.

Дима мало интересовался вопросами радиолокации и радиопеленгации, а упомянутый термин как раз относился к этой области.

– Думаю, этого хватит, чтобы понять: даже если установленным на станции датчикам удастся засечь импульс, исходящий от «звёздного обруча», это не даст нам ни дистанции до него, ни направления. Для этого нужна вторая группа датчиков, на значительном удалении от «Лагранжа». Именно этим мы с вами, Дмитрий и займёмся, если, конечно, мне удастся получить разрешение начальства – а это, скажу я вам, та ещё задачка…

«Привет, Лида! Как ты там на „Гагарине“? Извини, что письмо короткое – радист не принимает длиннее, у нас до сих пор неустойчивая связь с Землёй. Солнце, будь оно неладно – ну, да вы и сами всё понимаете…

Надеюсь застать вас, когда вернусь после запуска нашего „батута“. Тогда и поговорим о наших космических тропках. Они у нас хоть и разошлись, а встречаться, думаю, будем частенько, Внеземелье – оно тесное. А пока у меня есть кое-что, способное, надеюсь, тебя заинтересовать…»

Дима почесал кончик носа ручкой. Радист «Теслы» действительно выражал недовольство чересчур объёмными, послания – несмотря на то, что начальник экспедиции Алексей Леонов категорически распорядился «принимать от ребят любые радиограммы, хоть размером с простыню». Радист в ответ пообещал поставить в кают-компании пару персональных компьютеров, присланных с очередным грузовым контейнером. Установленная на них программа позволит набирать послания на клавиатуре, потом сжимать и отсылать на Землю кратким, в долю секунды, импульсом. Но это ещё когда будет – а пока приходится карябать ручкой по листку блокнота, что в невесомости тоже не самое большое удовольствие.

«…Возможно, ты помнишь разговор, который состоялся у вас с ребятами в купе, когда мы ехали в Свердловск, в гости к ребятам из „Каравеллы“? Дело было зимой семьдесят шестого, и вы тогда обсуждали статью о твоём фантастическом проекте, которую напечатали в журнале „Знание-Сила“. Так вот, представь себе – оказалось, что кое-какие мысли, высказанные в той статье, нашли своё воплощение, и как раз этим мне предстоит заниматься в ближайшее время…»

На изложение замысел астрофизика ушло примерно половина страницы. Дима ценил размер написанного, вздохнул, осознав, что избежать склоки с радистом не удастся. Кстати, надо бы уговорить его ничего не говорить Валере Леднёву. Незачем пока, ещё поймёт как-нибудь не так, сочтёт за покушение на свой научный приоритет – учёные народ обидчивый, с тараканами в голове. Лучше он потом сам ему всё объяснит.

«Я понимаю, что у тебя сейчас наверняка свои планы на будущее – чем дальше заниматься в космосе. А всё же – обдумай и такой вариант. Через полгода станция „Лагранж“ полностью войдёт в строй, и если до тех пор нам и в самом деле удастся отыскать „звёздный обруч“ – изучать, экспериментировать с ним будут здесь. Я поинтересовался у Леднёва: а можно ли будет переправить находку на Землю? – как он так перепугался, даже руками на меня замахал. Говорит: если даже во время удалённого срабатывания „батута“ эта штука столь бурно на него реагирует – то как она поведёт себя при прохождении через действующее „тахионное зеркало“? Нет, на подобный риск никто не пойдёт, изучать находку будут здесь, на „Лагранже“. Может даже придётся строить для этого ещё одну станцию, поменьше, на отдалении нескольких десятков тысяч километров, и буксировать артефакт туда. Вот я и подумал: им же наверняка понадобятся новые сотрудники, кто был бы в курсе дела? Подумай – по-моему, будет только справедливо, если ты займёшься этим. Ведь ты, в конце концов, первой высказала эту идею, хотя сейчас об этом помним, наверное, только мы с тобой…»

Он перечитал последнюю строчку и тщательно её вымарал. Незачем расстраивать девчонку – ведь предположение о том, что третий «звёздный обруч» следует искать возле «засолнечной» точки Лагранжа действительно принадлежит ей, а всё плюшки в случае успеха получит Леднёв. Что ж, в этом тоже, наверное, есть своя справедливость: одно дело бросить во время дружеской беседы эффектную мысль, и совсем другое – воплотить её в настоящий, непростой научный поиск. И всё же, нет, не надо. Лида-«Юлька» умница, сама всё поймёт – и сделает правильные выводы.