Текст книги "Сила на силу. Книга 1"

V

Теллус, Загорье.

Тайга, к востоку от

Опалового Хребта.

Жгучая зелёная жидкость, которую Л'Тисс вылила в рану на голени, оказала поистине волшебное действие. Дёргающая боль отступила; теперь Уилбур мог даже наступать на ногу – правда, осторожно и с опаской. И даже сам влез в «стрекозу», замаскированную на небольшой полянке в паре миль от холма с гротом. Лейтенант с трудом поместился в узком, рассчитанном на не слишком рослых инрийских наездников кокпите; плоские зелёные ленты, словно сами собой выросшие из сиденья, обвили и накрепко затянули его плечи с поясницей, и Л'Тисс пошла на взлёт. Некоторое время, за которое инсект преодолел по прикидкам англичанина около двух десятков миль, они шли на бреющем, едва не задевая верхушки кедров и пихт. Потом нырнули к самой земле и ещё мили три пролетели вдоль русла таёжной речки – лейтенант поразился, как умело наездница управляет своей «стрекозой», совершая резкие повороты на полной скорости так, что трепещущие маховые перепонки едва не касались покрытых хвоей лап таёжных гигантов.

Но всё кончается когда-то – закончился и этот захватывающий полёт. «Стрекоза» стремительно набрала высоту так, что кроны деревьев внизу превратились в кудрявый зелёно-бурый ковёр, и повернула на запад, к виднеющемуся на горизонте Опаловому хребту, отделяющему Загорье от Побережья с его городами и морскими портами.

Так они летели около часа; вершины Опалового хребта заметно приблизились, цепочка же невысоких холмов, один из которых скрывал в своих недрах руины Заброшенного Города, наоборот, растаяли без следа. В какой-то момент Л'Тисс повела «стрекозу» на посадку – они шлёпнулись на небольшую полянку в излучине ручья, где места едва-едва хватало, чтобы не зацепить при взлёте непролазные кусты малины и торчащие среди них чахлые деревца. Дальше стеной вздымался кедровник; Л'Тисс выбралась из кокпита, помогла вылезти пленнику и протянула ему объёмистую флягу и несколько сухих хлебцов.

– Восстанови силы человек. Нам ещё долго лететь, до самого Опалового Хребта.

Уилбур с опаской попробовал незнакомую пищу. Оказалось вполне сносно, хотя и слегка приторно – что-то вроде крекеров с орехами на меду. За безумными событиями последних суток он и не заметил, насколько проголодался, и мигом проглотил все три хлебца, собрав даже крошки. Наездница наблюдала за трапезой пленника с лёгким презрением – сама она ограничилась половинкой хлебца и единственным глотком.

Уилбур подобрал крошки, на ладони отправил их в рот, и запил из фляги – там оказалась обыкновенная вода, правда ледяная, словно только что набранная из лесного родника. От этой воды ломило зубы, и по телу разлилась неожиданная бодрость – Уилбур даже позабыл о боли в ноге (всё же не совсем прошла ещё…) и о своём положении пленного, и о полнейшей неизвестности, что ожидает его впереди.

Впрочем, последнее было, пожалуй, поправимо.

– Вы прилетели сюда с запада? Или с севера, как корабль къяррэ? Мы узнали, что его видели охотники недалеко от станицы Загорищенская, и решили разыскать…

– Весьма опрометчивый поступок. – усмехнулась наездница. – Вы, человеки, не знаете, с кем связались. Къяррэ, пожелай они, прихлопнули бы ваш воздушный корабль, как надоевшую муху.

– То есть, как вас? – Англичанин почувствовал себя лучше, слегка осмелел и не собирался уступать хотя бы и на словах. Он был готов к тому, что за этим последует жестокое наказание – но к его удивлению Л'Тисс, обычно раздражительная, не спускающая оппоненту малейшего намёка на возражение, лишь пожала плечами.

– Иного исхода и быть не могло. Чтобы справиться с единственным кораблём къяррэ, понадобится целая армада облачников, и ещё неизвестно, кто одержит верх. Что до твоего вопроса – нет, мы прилетели не с запада, а с Юга, преодолев Ветровой Шрам в Большом Барьерном Хребте. Земли между Опаловым хребтом и морем сейчас охвачены войной, и хотя ваша Империя терпит поражение за поражением, а её Воздушный флот отступил на север, к плавучим островам, пробиться в Загорье по-прежнему непросто. Это под силу либо крупному ударному соединению, вроде того, что разрушило вашу столицу, либо одиночному облачнику-разведчику, способному добраться до горных перевалов незамеченным. Как раз такой и будет ждать нас завтра на рассвете – так что сейчас есть время отдохнуть и набраться сил, человек Уилбур. И постарайся вспомнить всё, что ты знаешь о том, прежнем своём мире. Скоро тебя будут о нём расспрашивать, и если не хочешь испытать страдания – настоящие страдания, которые вы, человеки, и вообразить не можете, – ты скажешь всё. И тогда сможешь рассчитывать ещё немного пожить и даже получить награду… во всяком случае, от меня.

И одарила пленника двусмысленной улыбкой, продемонстрировав свои снежно-белые, хищно заострённые зубы, и узкий, иссиня-чёрный язык, слегка раздвоенный на самом кончике.

Сон не шёл. Уилбур устроился на спине, стараясь потревожить раненую ногу, и время от времени косился на лежащую рядом наездницу. Сегодняшний вечер обошёлся без изматывающей близости – обменявшись с пленником несколькими фразами, Л'Тисс сделала несколько глотков из фляги, легла и заснула – мгновенно, как люди не могут, зато могут кошки или собаки. Она была совсем рядом, только руку протянуть – он и протянул раз, или два, и всякий раз, когда до рукоятки ножа на поясе оставалось не больше полудюйма, она поворачивала голову и открывала свои пугающие алые глаза. Обмануть бдительность наездницы не удастся, это он уже осознал – а хоть бы и удалось, далеко не факт, что он сумеет со своей раной одолеть её в рукопашной схватке, даже пустив в ход нож. Горло им, видите ли, надо, каким-то хитрым способом… знать бы ещё – каким? И где гарантия, что и другие жизненно важные органы у инри расположены так же, как у людей, и он сможет поразить их клинком с первого раза? А второго не будет, это он ясно понимал, а потому оставил всякую мысль о нападении.

…интересно, она нарочно не стала связывать ему руки – хотела посмотреть, решится ли он, или окончательно сломлен, превратился в покорного раба, боящегося вызвать неудовольствие господина? Уилбур не знал ответа на этот вопрос – вернее сказать, предпочитал о нём не думать. Зато он точно знал, что даже если сумеет прикончить кровожадную наездницу – живым ему из тайги не выйти. В сумке, которую она извлекла из-под сиденья «стрекозы» осталось ещё два или три инрийских хлебца. Их можно растянуть на пару дней – а вот дальше что? Имея из оружия и снаряжения только нож, с раненой ногой, на которой за день и мили не пройти по здешнему бурелому… А если дикий зверь, волк или медведь? Они тут есть, лейтенант приметил ободранную кору на дереве – здесь чесал свой бок кто-то очень крупный и, может статься, вовсе не травоядный…

Имелась, правда, «стрекоза», а он, всё же пилот, хотя бы немного, но знакомый с управлением здешними аппаратами, оснащёнными маховыми перепонками. Но нет, этот номер тоже не пройдёт – перед тем, как взяться за рычаги, Л'Тисс пришлёпывала себе на лоб полупрозрачную зеленоватую блямбу, от которой в недра инсекта тянулся шевелящийся отросток – далеко не факт, что эта мерзость станет работать в паре с человеком, а проверять лейтенанту не хотелось. Ещё идиотом сделаешься, или чего похуже…

Вот и получается, что остаётся одно: лежать смирно и гадать, какие такие подробности о той, другой Земле (здесь её называют «Отчим Миром») захотят вытянуть из него соплеменники Л'Тисс? Отмалчиваться он, конечно, не станет, не хватало ещё навлечь на себя пытки, в которых эти гнусные создания наверняка знают толк! А вот что говорить, и о чём наоборот умолчать – об этом лучше подумать заранее, и подумать крепко. Скорее всего, их будет интересовать политика, армии, оружие… Что ж, придётся удовлетворить их любопытство – разумеется, сосредоточившись по большей части на предках здешних обитателей, бошах и русских. Не будет ведь особой беды, если мерзкие синелицые твари, попав на «ту сторону», вцепятся им в глотки? Можно, кстати, ещё и о турках рассказать – они ведь тоже воюют на стороне Центральных Держав, и даже крепко всыпали англичанам в Галлиполи. Вот и морская баталия, отрывок которые они с Л'Тисс наблюдали, прежде чем та запустила свой Тусклый Шар, происходила где-то в тех краях – он ясно видел красный со звездой и полумесяцем флаг на корме дредноута… Вот пусть османы, боши, русские и прочие австрияки и разбираются с нашествием из другого мира, решил лейтенант, уже засыпая – даст Бог, Британская Империя и из этого сумеет извлечь выгоду! А если что – наверняка подвернётся какая-нибудь счастливая случайность, как в захватывающем романе англичанина Герберта Уэллса, когда грипп выкосил до единого всех кровососов-марсиан, совсем, было, завоевавших и покоривших нашу планету. Иначе ведь и быть не может – Святой Георгий по-прежнему хранит старую добрую Англию, и его, лейтенанта Уилбура Инглишби вместе с ней…

Жуткие ожидания лейтенанта не сбылись – возможно, из-за того, что он вовремя принял верное решение? Когда «стрекоза» поймала своим суставчатым телом швартовочную петлю, спущенную из нижнего люка в пухлом теле малого «облачника», и Уилбуру, изрядно продрогшему (поиск пришлось вести на изрядной высоте, около трёх миль, то и дело ныряя в облака, где одежда немедленно пропитывалась волглой сыростью) помогли выбраться из кокпита, его тут же отвели в помещение, которое он определил для себя, как карцер. Кирпичной кладки или бетона тут, правда, не было, стены были выпуклыми и подавались при нажиме, подобно стенкам мета-газовых мешков – а может, это они и были, и в качестве узилища инри использовали подходящий закуток, зажатый между несущими ёмкостями своего воздушного корабля? Дверь, во всяком случае, здесь имелась – не дверь даже, и уж тем более не люк или решётка, а нечто вроде толстой мембраны, которая лопнула, пропуская пленника внутрь и немедленно срослась за его спиной, не оставив и следа от отверстия. Лейтенант поковырял мембрану ногтём – материал оказался упругим, чрезвычайно прочным и, к тому же, полупрозрачным – сквозь мембрану неясно просвечивали потолочные шары, освещающие коридор, и размытая фигура часового инри по ту сторону. Но, в отличие от стен «карцера», мембрана была испещрена зеленоватыми пульсирующими прожилками – видимо, она была в некотором смысле живой, как, впрочем, и многое на корабле инри.

Ждать пришлось довольно долго. За это время Уилбура накормили, причём тарелка, полная буро-зелёной смеси с запахом свежескошенной травы, была передана ему через возникшее на несколько секунд отверстие в мембране. Ложки ему не дали, пришлось унизительно отхлёбывать баланду через край. Когда он покончил с этим блюдом, мембрана снова лопнула, и лейтенанту протянули два уже знакомых хлебца и большую кружку с водой. Он обратил внимание на материал кружки – как и тарелка, она была сделана из очень тонкого, но чрезвычайно прочного дерева.

Утолив голод, англичанин не заметил, как его сморил сон – выматывающий полёт выпил из него все силы, а незнакомая пища оказалась неожиданно сытной. Проснулся он от того, как его бесцеремонно трясли за плечо – наездница Л'Тисс, ну конечно! Не говоря ни слова, она сделала ему знак сесть и ловко сменила повязку – причём и на этот раз в ход пошло зелёное жгучее снадобье из пузырька. Произведённый им целительный эффект оказался куда сильнее, чем от любого лекарства, с которыми лейтенант имел дело до сих пор. Рана от заострённого сука, ещё недавно гангренозно-чёрная, уже почти затянулась, можно было даже опираться на раненую ногу. Но этого ему делать не пришлось – по знаку Л'Тисс, в «карцер» вошли двое инри и, подхватив пленника под руки, поволокли по коридору вслед за наездницей. Обращались с ним достаточно бережно, буквально несли на руках, не позволяя лишний раз коснуться раненой ногой пола. Шагов через двадцать (коридор, машинально отметил англичанин, тянулся в недрах облачника, между такими же мета-газовыми мешками, что образовывали стенки его узилища) они миновали широкий то ли люк, то ли лаз. Лейтенант, уже воспрянувший духом, вывернул шею, заглядывая туда – и обнаружил довольно широкое помещение, к потолку которой были подвешены две «стрекозы» со сложенными маховыми перепонками. От люка к инсектам вели лёгкие мостки, состоящие из плотно переплетённых отростков, вроде стеблей тростника. Пола же не было вовсе – вместо него внизу плыли облака, из которых кое-где выглядывали верхушки заснеженных скал. Оттуда на лейтенанта пахнуло ледяным холодом – всё понятно, «облачник» набрал высоту, чтобы незамеченным преодолеть Опаловый хребет и выйти к Побережью и дальше, к океану. Отсюда по прикидкам до береговой линии было миль четыреста – при обычной скорости инрийских разведывательных кораблей, облачник преодолеет это расстояние за несколько часов. Если ничего не помешает, конечно.

Теллус,

На борту «облачника»

«Обсидиановый гребень».

В рубке (или, правильнее сказать, на капитанском мостике?) облачника пахло смесью грозовой свежести, ароматов свежескошенного луга и всепроникающего амбре мета-газа – Уилбур уже привык, что этот запах преследует любого, оказавшегося на теллусийском воздушном корабле, неважно людьми он построен, или инри. В остальном же на мостике малого разведывательного «облачника» «Обсидиановый гребень» многое было похоже на ходовой мостик «Баргузина» – огромные панорамные стёкла-иллюминаторы, закреплённые по стенам приборы в бронзовых и латунных корпусах, серебристые рамки с натянутыми на них зеленоватыми плёнками-мембранами. Подобие планшетных карт, только не нарисованных на бумаге, а показывающих живое, движущееся изображение, которое к можно приблизить или отдалить, превратив схематическое изображение местности в вид с высоты птичьего полёта. Лейтенант не был уверен, способны ли на такое приборы воздушных кораблей КайзерРайха. Может и способны, ведь в Империи немало подходящих специалистов, один мессир Фламберг чего стоит – но всё же они наверняка уступают творениям инри, которые этим ТриЭс только что не дышат.

Вот и сейчас Уилбур Инглишби стал свидетелем трюка, подобного которому ни разу не видел не на борту старичка «Баргузина», не даже в штабе Воздушного Флота, где ему пару раз довелось побывать. Л'Тисс, оставив пленника на попечение инри-охранников, подошла к высокому инри с острым, длинным даже для этой расы лицом, одетым в богато разукрашенный мундир (Уилбур сразу определил его для себя как капитана облачник) и подала ему небольшой цилиндрический футляр, сделанный, судя по густо-жёлтому отливу, из чистого золота. Капитан-инри отвернул крышку и вытряхнул содержимое в бронзовую чашу, закреплённую на небольшом кронштейне под одной из плёнок-«планшетов». Содержимое оказалось неожиданным – зелёная полупрозрачная масса, полужидкая, тягучая, вроде не слишком густой смолы. Уилбур пригляделся – от дна чаши к раме «планшета» вела тонкая прозрачная трубочка, сразу наполнившаяся зеленоватой массой. Другой инри, в мундире попроще, провёл рукой над плёнкой, пропел несколько отрывистых фраз на инрийском. Планшет ярко вспыхнул, загудел – и вместо плёнки возникло цветное, объёмное, словно окно, открытое в иную реальность, изображение.

Море, всё в барашках волн – тёмно-синяя вода, ярко-голубое небо над ней. На воде серый утюг большого военного корабля – дым валит из двух толстых труб, стволы огромных пушек, попарно торчащих из четырёх башен, беззвучно выплёвывают языки пламени вперемешку с клубами дыма. Дальше – ещё один корабль, лёгкий крейсер с частоколом из четырёх длинных, тонких труб на палубе и острым, заваленным вперёд, как у клипера, форштевнем – тоже ведёт огонь. Лейтенант, И ещё одна деталь, не вполне типичная для морских баталий Великой Войны – над крейсером завис дирижабль, похожий на гигантского жука-плавунца ярко-алого цвета. Вокруг него, перед ним, под ним лопаются в воздухе ватные облачка противоаэропланных снарядов – зенитные плутонги обоих кораблей ведут по чужаку беглый огонь изо всех стволов.

Лейтенант сразу узнал корабли – «Гебен» и «Бреслау», чью схватку с «плывунцом» къяррэ он уже имел удовольствие наблюдать вместе с Л'Тисс. Тогда он не смог досмотреть занимательное представление до конца – потерял сознание от раздирающей ногу боли. А когда пришёл в себя – всё было уже кончено. Изображение, как и связь, установленная между Теллусом и Старой Землёй, пропало, с ними покончил созданный наездницей Тусклый Шар. Тогда Уилбуру даже не пришло в голову спросить, чем закончился этот бой. Что ж, теперь он мог сполна удовлетворить своё любопытство.

А посмотреть было на что: вот вспышка взрыва рванула бок воздушного корабля, и из образовавшейся прорехи потёк густой шлейф то ли пыли, то ли газа ярко-алого цвета. Уилбура невольно передёрнуло – он то знал, чем грозит физический контакт с этой субстанцией. А зенитчики к тому моменту уже пристрелялись, и снаряды всё чаще лопались вплотную к блестящему, словно покрытому хитиновой чешуёй боку «плывунца», и каждый раз это вызывало новые и новые извержения багровой пыли. Кораблю къяррэ всё труднее было держаться в воздухе – похоже, вместе со смертоносной субстанцией, он терял и подъёмную силу. Вот «плывунец» опустил округлое рыло – Уилбур ясно разглядел, что «вёсла»-перепонки уже разорваны снарядами, – и быстро пошёл вниз. «Бреслау» повалился в крутую циркуляцию, пытаясь уйти от столкновения, но не успел. Бесформенная алая блямба, в которую к тому моменту уже превратился «плывунец» ударилась о корпус в районе мостика, и переднюю часть крейсера, от полубака до третьей дымовой трубы, сразу заволокло алым туманом.

Лейтенант придушенно ахнул – пусть боши враги его Родины, старой доброй Англии, но ни один человек, каким бы врагом он ни был, не заслуживал такой жуткой смерти, какой погибали сейчас кайзеровские моряки, заживо рассыпающиеся дьявольской алой пылью под бронёй, в своих наглухо запечатанных отсеках и орудийных башнях.

VI

Старая Земля,

Англия, Портсмут.

Таверна «Рундук Дэви Джонса».

– Весь Ист-Энд залило огнём и отравляющим газом, сколько народу там погибло – вообразить страшно! Когда разбирали рухнувшие дома, трупы вытаскивали из-под завалов и выкладывали на мостовой рядами, так брезентов, чтобы из прикрыть, не хватало. Вы знаете, парни, я не из тех слабаков, кому дурно становится от одного вида крови, но это зрелище и меня проняло…

Говорил матрос с линкора «Нельсон» – он три дня назад отшвартовался в Портсмуте, и команда навёрстывала долгие месяцы похода в первой попавшейся таверне. Чего-чего, а питейных заведений здесь было в достатке.

– Тела все обуглены, скрючены, изъедены какой-то дрянью, глаза у каждого второго вытекли. Один – вот ей богу, не вру! – сам себе рот руками разорвал, наверное, вдохнуть хотел – да так и помер, бедолага. Я был в Лондоне в пятнадцатом, когда боши в первый раз бомбили город с цеппелинов – тогда тоже были пожары, и убитых немало, но до того ужаса, что вчера творился далеко.

– Вот всегда так: районы, где живут бедняки, никто защищать не хочет. – поддакнул петти-офицер, низкорослый, чернявый, с рваным ухом. – Небось, на Сити ничего не упало!

Обсуждали последние, самые важные события – бомбардировку Лондона воздушной армадой синекожих чужаков. Это была уже третий подобный налёт за прошедший месяц, и дым от горящей столицы, подхваченный северо-восточным ветром, плотным одеялом накрыл Портсмут – так, что силуэты дредноутов, стоящих у входа на внутренний рейд, едва угадывались сквозь серую пелену.

– Упало и на Сити, хотя поменьше, конечно. – возразил матрос. Он, единственный из посетителей таверны, был во время налёта в Лондоне и по десятому разу пересказывал увиденное. – Пикадилли наполовину выгорела, в Вестминстере, и то были пожары. Зато лётчики молодцы – один из дирижаблей чужаков сбили, в Темзу рухнул, прямо на моих глазах! А когда падал, так и не загорелся, зараза! А ведь мне приходилось видеть, как сбили германский цеппелин – пламя было такое, что полнеба полыхало!

– А у нелюдей и не цеппелины. – глубокомысленно заметил другой матрос рыжеволосый и веснушчатый. Его бескозырка, на которой едва различалось название корабля, «Лизард», лежала рядом на столешнице, и кончики ленточки отмокали в большой луже портера. – Это у бошей цеппелины, а эти другие. Оттого, наверное, и не горят.

– У нас рассказывали, что боши на нас эту погань и наслали. – проворчал уоррент-офицер с нашивками механика, тоже с «Нельсона».

– Бошей нелюди точно так же бомбят. – помотал головой «лизардовец». – Я сам видел, у Дарданелл, как они цельный ихний линейный крейсер на дно отправили. Там, правда, дирижабль был другой – ярко-красный, и пылью исходил особой, тоже красной и едучей, что твоя кислота. Она, эта пыль, корабль и сожрала, прежде чем кто-то за борт успел выкинуться!

– Красный, говоришь, и с пылью? – недоверчиво переспросил механик. – Что-то слышал я о таких. Слушай, а вот может, ты всё врёшь?

Сказано было обидно, но рыжий на это внимания не обратил – сунул веснушчатый нос в большую оловянную кружку с портером и принялся шумно хлебать. Уоррент-офицер с сожалением покосился на него, несколько раз сжал и разжал огромные кулачищи – он-то рассчитывал на более оживлённое завершение дискуссии.

– Наш лейтенант говорил, что у них внутри не водород, который горит и взрывается, а какой-то другой газ, не горючий. Оттого их и сбить так трудно!

– А ещё летают они очень высоко. – сказал матрос, тот, что побывал в Лондоне. – А крылатые твари там, на высоте, отцепляются, пикируют – и ну огнём город поливать! Шустрые такие, вёрткие, хрен догонишь… Я видел, как они с нашими «Сопвичами» дрались – не поверите, стоит нашему за одним погнаться погонятся, так он в полёте, на месте зависает, перекувыркивается и навстречу прямо в лоб палит!

– Зато пулемёты у наших поубойнее будут. – рыжий в подтверждение своих слов громко икнул, извергнув густые запахи лука, жареной рыбы и дрянного пива. – Стоит разок задеть попасть – враз этих гадин в клочья рвёт!

– Что да, то да. – согласился комендор с «Нельсона». – А вообще-то, большие дирижабли до Лондона не долетают, а крылатых тварей заранее сбрасывают, миль за полсотни. Тот, которого над Темзой завалили – тот поменьше был, вроде как разведчик. А город всякие твари да стрекозы атакуют – и немногие, скажу я тебе, назад возвращаются, потому как наши парни из Воздушных сил тоже не дремлют!

– А нелюдям это побоку. – буркнул рыжеволосый тип с нашивками сигнальщика на рукаве. Они у себя на дирижаблях новых стрекоз выращивают, все об этом знают. Два десятка в бой пошлют – а у самих на борту ещё столько же вылупляется. Да так быстро, что не успеют уцелевшие из боя вернуться, как уже новые готовы!

– А пилоты? – спросил механик. – Их-то где брать взамен убитых?

– А пилоты им вовсе не нужны. У стрекоз ихних мозгов хоть и мало, а чтобы подлететь к городу и сбросить людям на головы какую-нибудь дрянь, хватает, и даже с избытком. Ну и на то, чтобы о наших истребителей отбиваться – жить-то все хотят, даже твари эти поганые…

– А вот теперь ты врёшь! – рыжий сигнальщик с размаху заехал кружкой по столешнице. Будь она глиняной – наверняка разлетелась бы в мелкие осколки, но оловянная посудина выдержала, наоборот, на доске осталась глубокая вмятина. – Врёшь ты, не будь я Томми Грандерс, раздери меня черти! Есть на них пилоты – синекожие, остроухие и зубы, как у акул, треугольные! Я сам одного такого из воды вытаскивал, дохлого!

– Значит, я вру? – уоррент с «Нельсона» выкарабкался из-за стола, попутно едва не опрокинув скамью, и встал, уперев огромные волосатые кулаки в бока. Его собутыльники расступились – со стороны казалось, что посреди тесного, насквозь провонявшего табаком и скверным пивом зала таверны воздвиглась башня никак не ниже лондонского Биг Бена. – А ну повтори, сукин ты сын, коли посмеешь!

Рыжий вместо ответа швырнул в визави кружку, и возьми он прицел чуть повернее – наверняка расквасил бы тому физиономию. А так грозный снаряд пролетел мимо уха механика и со звоном вынес маленькое, почти непрозрачное от пыли и следов мух окно.

– Наших бьют! – заорал молчавший до сих пор матрос, судя по надписи на бескозырке, тянущий лямку на том же, что и рыжий, эсминце Его Величества «Лизард». Он подхватил лавку, с натугой размахнулся и снёс на пол сразу двоих «нельсоновцев», спешивших на помощь своему уорренту. Через несколько секунд таверна «Рунду́к Дэ́ви Джо́нса»[4]4
  Рунду́к Дэ́ви Джо́нса (брит. морской жаргон) – идиома, обозначающая могилу моряка или, как вариант, морскую пучину. Дэви Джонс – дьявол.


[Закрыть], что стоит на самой границе припортового квартала и доков, ходила ходуном от великолепной драки, в которой участвовало не меньше трёх десятков матросов, петти– и уоррент-офицеров Королевского Флота.

«Дэйли Мэйл»

…марта 1918 г.

«Могли ли мы два месяца назад хотя бы помыслить о том, что будем жалеть о временах, когда на Лондон падали „всего лишь“ бомбы с кайзеровских цеппелинов и многомоторных бомбовозов? И, тем не менее – именно такие разговоры слышал наш репортёр сегодня на обугленных, закопченных руинах того, что вчера ещё было лондонским районом Ист-Сайд. Сбылись самые страшные предсказания писателя-фантаста Герберта Уэллса – и не просто сбылись, а многократно превзойдены по части ужасов, кошмаров и безнадёжности. Честное слово, уж лучше марсианские треножники с сидящими в них осьминогами-кровососами, поражающими доблестных стрелков и канониров британской армии тепловым лучом, чем та напасть, что внезапно обрушилась на нас с небес. На этот раз не было вонзающихся в землю стальных цилиндров – неведомый враг явился на армадах воздушных кораблей, неуязвимых для огня, как уязвимы были для него кайзеровские цеппелины. Этот новый враг обрушивает на нас жидкий огонь, по сравнению с которым огнемёты, наводившие ужас на солдат в окопах Соммы и Вердена – не более, чем карманные зажигалки. А от ядовитого газа, умертвившего за считанные секунды тысячи лондонцев, не спасают самые совершенные противогазы. Враг бросает в бой не треножники, а невиданные доселе летательные аппараты с машущими крыльями-перепонками, подобные гигантским доисторическим стрекозам-меганеврам, останки которых были обнаружены учёными-палеонтологами в конце прошлого века во Франции. И аппараты эти не механические, приводимые в движение газолиновым, электрическим или каким-то другом видом двигателя – а полу– или полностью живым, только приспособленным для военных целей. Когда-то в глубокой древности люди приспособили для нужд войны лошадей и слонов – но хозяева боевых „меганевр“ пошли гораздо дальше. Они вывели для нужд войны подходящие породы боевых стрекоз, как поступили когда-то люди с лошадьми, но срастили живую плоть насекомых с механизмами, действующими на незнакомых нашей науке принципах. Это можно утверждать с полной уверенностью, поскольку в распоряжении наших учёных имеются останки нескольких „меганевр“, сбитых доблестными пилотами Королевского Лётного корпуса над Лондоном.

По заданию редакции наш корреспондент связался с одним из палеонтологов, составивших описание этих доисторических созданий, и тот высказал мысль, что именно допотопные меганевры являются своего рода далёкими предками болевых летательных аппаратов пришельцев. Из этого, между прочим, следует пугающая, но, увы, правдоподобный вывод: чужаки, с которыми мы ведём войну, вовсе не пришельцы с другой планеты, с Марса или, скажем, Сатурна. Нет, это представители какой-то древнейшей, допотопной цивилизации, многие тысячелетия скрывавшейся от нас, людей – и вот теперь предъявившей права на всю планету. Выходит, права была известная оккультистка мадам Блаватская, рассуждавшая в своих трудах о цивилизациях Атлантиды, Лемурии и Гипербореи? И это с их потомками мы ведём сейчас битву – увы, с каждым днём представляющуюся всё более и более безнадёжной? Но и это неудивительно – ведь если чужаки не прилетели к нам из-за грани небес, а всегда жили рядом с нами, то они, вероятно, сумели хорошенько подготовиться, прежде, чем решиться на полномасштабное вторжение? И это может оказаться скверной новостью для тех, кто уповает на нечто вроде заразной болезни, истребившей уэлссовских марсиан. Ведь если синелицые захватчики такие же коренные жители Земли, как и мы, к тому же, вступившие на путь цивилизационного развития много сотен тысяч лет назад – то уж, наверное, они знают, как справляться с земными болезнями! И тогда наше единственное спасение – в доблести наших воинов, лётчиков, моряков и пехотинцев, истекающих кровью в противостоянии с неведомым врагом. А так же – в робкую, почти иллюзорную надежду на то, что правительства стран, ещё вчера противостоящих друг другу на фронтах Великой Войны, смогут отбросить прежние разногласия и совместно выступить против смертельной угрозы, нависшей над всем человечеством…»

«Привет, дружище! Прости, что так долго не писал. Мы всё ожидали, когда же нашу Четвёртую Бомбардировочную группу перебросят из Бувельёра – это в Эльзасе, где мы раньше базировались – под Париж, чтобы защищать столицу прекрасной Франции от налётов синелицых нелюдей. До сих пор мы пытались наносить удары по их воздушным армадам на подходе, до того, как они успевали выпустить рои своих крылатых бомб и насекомоподобных летательных аппаратов. Наши „Сопвичи“ оказались в этом деле довольно эффективными – мы набираем максимальную высоту, где моторы уже еле тянут, и уже оттуда атакуем нелюдей, сбрасывая на них мелкие противодирижабельные бомбы.

Такую же тактику мы использовали когда-то и против германских цеппелинов; но здесь это чуть ли не единственное достаточно действенное средство, кроме, разве что, осколочных и шрапнельных снарядов калибра не меньше семи с половиной сантиметров – а такие пушки на самолёт не воткнёшь. Наши пулемёты и даже противоаэростатные зажигательные ракеты против чужаков бесполезны, чего, впрочем, не скажешь об из „меганеврах“ и „драконах“ – так с лёгкой руки журналистов называют теперь лёгкие и тяжёлые истребители чужаков. После первой же воздушной схватки мы убедились, что отправить их в последний полёт к земле можно всего двумя-тремя пулями; их же собственное оружие, предназначенное для воздушного боя, мало куда годится – так что хотя бы здесь у нас имеется некоторое преимущество.

К сожалению, этого не скажешь про ракеты, начинённые той же воспламеняющейся пакостью, какой нелюди регулярно заливают города. Их снаряды имеют свойство взрываться в воздухе, когда пролетают вблизи цели – словно чуют её присутствие! – и разбрызгивают свою начинку на много метров вокруг. Стоит хотя бы нескольким каплям этой липкой гадости попасть на полотняную обшивку – всё, спасение только одно: поскорее снижаться и плюхаться куда попало, моля Матерь Божью, чтобы самолёт не сгорел раньше, чем ты успеешь это сделать, поскольку сбить это пламя невозможно никакими средствами. Со мной такое происходило дважды; в первый раз я отделался несильным ожогом левой руки, а вот после второго на неделю угодил в госпиталь. Моему же стрелку-бомбардиру повезло меньше – огненные брызги попали ему на грудь. Пытаясь стащить охваченную огнём куртку, он размазал липкую пылающую дрянь по волосам… к счастью, адская боль не помешала ему выхватить из кобуры „браунинг“ и избавить себя от страданий.