Текст книги "Мне есть что вам сказать"

Блэр не собирается прогонять молокососов с улиц – придется это делать вам

Ощущение было, что тонешь в сиропе. Словно тебя поливают патокой. Я лежал в состоянии послеобеденной дремы, пока какая-то восьмилетка бесконечно крутила свою любимую мелодию. Она проникала сквозь дверь, забиралась в кровать и в мой автомобиль, пока наконец не заполонила мои мозги такой липкой сентиментальной чепухой с привкусом аспартама, что я наконец не выдержал и заорал: «Достаточно!» Джеймс Блант, подумал я, возьми себя в руки наконец! Давай, чувак: нельзя же быть таким неописуемо плаксивым. Если она так прекрасна, не стой там в майке с челкой на лбу и кончай безнадежно выть фальцетом.

Иди и найди ее – вот тебе мой совет. Но если Джеймс Блант выглядит сентиментальным рядом с рок-звездами былых времен, он все же мачо по сравнению с «Кайзер Чифс», этими торчками из Лидса. Они выпустили хитовый сингл «Я предвещаю бунт» (I predict a riot), песенку о мрачных предчувствиях городского парня, который пытается поймать такси субботним вечером в центре города.

«Смотреть, как люди становятся недоверчивыми / Не очень приятно, скажу я тебе. / Прогулка по городу довольно ужасна / И не очень разумна к тому же», – поют эти эпические слабаки. Затем этот парень встречает другого парня в спортивном костюме. У спортсмена вид, словно сейчас побьет, но не бьет, вот и все. Проникновенно!

В годы моей юности рок-звезда обычно начинал вечер с того, что откусывал голову голубю, выкидывал телевизор из окна, потом глушил током свою подругу в ванной и почти тонул в коктейле из виски, героина и собственной блевотины. Уважающие себя британские панк-рокеры не влезали на сцену и не плакались о том, как они предсказывают бунт. Они подстрекали бунт. «Белый бунт, хочу бунт, белый бунт, мой собственный бунт», – пели они, если меня не подводит память.

Давайте честно признаемся, ролевые модели рок-звезд прошлых лет были гораздо более брутальными, бандитскими и нахальными, чем у нынешних рок-звезд, большинство из которых своей миловидностью доводят до смущения. А если вспомнить 1970-е и 1980-е годы, то и бунты тогда были тоже круче. Я делаю такой беглый обзор, потому что нам снова предлагают устроить истерику по поводу нынешних тинейджеров и культуры гопников. И снова Тони Блэр позирует перед нами как отец нации, pater patriae, человек, который собирается, фигурально говоря, сломить хулиганствующую шантрапу через колено и от всех нас задать им хорошую порку.

И конечно, он прав в том смысле, что Британия давно славится довольно большим количеством плохо образованных и плохо воспитанных молодых людей. Он прав также в том, что при лейбористах все больше и больше семей оказывается в нижних 20 % тех, кто одновременно и слишком обременены налогами, и слишком зависят от социальных пособий, и у кого не всегда хватает, мягко говоря, социальной ответственности. Но есть нечто в решении Блэра, что мне не нравится. И это не только его противный, покровительственный тон кокни, на который он переходит, когда говорит то, что, по его мнению, понравится всем без исключения сословиям Британии.

Что меня действительно угнетает, так это то, что все эти уловки приобретут, вероятно, огромную популярность. Люди посмотрят на Блэра, распинающегося по поводу уважения, и скажут: «Вот молодец, Тони, выскажи им. Оштрафуй их! Пошли их на курсы для родителей! Конфискуй у них аэрозольные баллончики и отправь всю семью на скамейку штрафников. Отбирай у них деньги при малейшем подозрении, что они нечисты на руку».

Совершенно верно!

Я возражаю не потому, что это меры централизованной и авторитарной власти – вряд ли это возражение дойдет до людей, которые мирятся с антисоциальным поведением. Беда в том, что они опять заставляют людей верить в то, что правительство реально готово решать их проблемы. Но в действительности польза от новой антигопниковской программы, курсов для родителей и всего прочего для семей отморозков будет такая же, как и от обреченной на неудачу задумки Блэра выстроить их прямо на местах в очередь к банкоматам, то есть никакая.

Полицейские уже обладают целым арсеналом полномочий для работы с такими типами. У них просто не хватает людей для того, чтобы быть везде и сразу, и Тони своими действиями только усиливает иллюзию, что он, Большой Тон, явится к вашим шумным соседям, утихомирит их или пошлет на курсы для родителей.

Я бы стал ценить его больше, если бы он уставился на нас своим блестящим глазом и сказал: «Знаете что, вряд ли я смогу сразу решить эту проблему с хулиганьем, когда школа ничего не может поделать с миллионом детей. А вы, – следовало бы сказать ему, тыча пальцем в аудиторию, как лорд Китченер, – вы что делаете?» Мне не нравятся его уловки, потому что на каждом этапе личные и общественные обязанности подменяются государственными. И чем больше государство склонно брать на себя обязательства по проблемным детям, тем меньше люди понимают, что воспитание отчасти заключается в том, чтобы иметь мужество сделать замечание за неуважение к бабушке, а не проходить мимо. Если мы будем продолжать считать, что мелкими выходками хулиганов должно заниматься только правительство, хулиганы с наших улиц никогда не исчезнут, а мы, британская общественность, никогда не восстановим нашу индивидуальную и коллективную отвагу, пока считаем, что нянька Блэр будет решать эту проблему сам.

Печальная истина относительно «заявлений» Блэра заключается в том, что они действуют безотказно. Все поймут, что кто-то как-то решает эту проблему, и опять погрузятся в апатию и прострацию. Г-н Блэр явно решил, что последние месяцы его пребывания у власти должны быть украшены «броскими инициативами», с которыми он может ассоциироваться персонально, чтобы никто не мог сказать, что он «тихо уходит в нежную ночь»[105]105
  Do not go gentle into that good night – строка из стихотворения валлийского поэта Томаса Дилана (1914–1953).


[Закрыть]. Но когда все те же хулиганы и все те же семьи вызывают все тот же хаос, а «скамейка запасных для проблемных семей» уже опробована в качестве обещанной им «броской инициативы», люди могут решить: хорошего понемножку. И в таком случае я не предвижу достойный и славный уход с Даунинг-стрит. Я предвижу бунт.

12 января 2006 г., The Daily Telegraph

Где окажутся бестолковые независимые члены партии без Чарли?

В это время доброй воли и братства, о милейшие и лояльные читатели, мне хорошо известно о наших призывах с просьбой о благотворительности, и я знаю, как великолепно вы реагировали. Но сегодня я хочу привлечь ваше внимание к судьбе жертвы, заслуживающей внимания не меньше, чем причины, по которым вы недавно звонили в ответ на рождественское обращение The Daily Telegraph.

Он гораздо более обаятельный, чем бельки – детеныши тюленей, аппетитно пожирающие треску на льдинах около Канады. Он в бо́льшей опасности, чем большая панда, чье вальяжное кувыркание на спине он прекрасно имитирует. Он – красная белка британской политики, веселый штрих к унылому ландшафту, и его планируют безжалостно уничтожить большие братья в серых костюмах.

Вот он, тот парень, который фактически увеличил представительство либеральных демократов в палате общин в результате последних выборов. Он – жертва жестоких указаний «безымянных» членов парламента от либеральной партии. «Чарли должен уйти», – говорят эти анонимные источники. «Он – в салуне “Последний шанс”[106]106
  Салун «Последний шанс» – популярное название баров в Соединенных Штатах в XIX в., расположенных на границе со штатами, где запрещалась продажа спиртных напитков.


[Закрыть],– говорят они и добавляют: – Ха-ха».

Почему они так нервничают и не хотят называть себя, эти анонимные либералы – члены парламента? Их имена все равно никто не опознает. Единственный четко названный член парламента от либеральных демократов – мой друг Лембит Опик, прекрасный звездный оратор. Он один из немногих, кто имел мужество высказаться в поддержку Чарли.

Другие остаются анонимными и жестокими. Жаль такое наблюдать. Вот почему настоящим я объявляю себя президентом-основателем Королевского общества защиты Чарльза Кеннеди и надеюсь, что многие из вас почувствуют желание вступить в это общество.

И не потому, что Чарли – прекрасный парень, а он такой и есть. И не потому, что он, как известно, пытался дополнить свой парламентский паек появлениями в телешоу. Я симпатизирую ему частично потому, что он, как известно, питает пристрастие к дарам Диониса и нуждается в защите.

Мы живем в век непринужденных, талантливых, телегеничных политиков, которые никогда не ошибаются или не ляпают лишнего в ночных выпусках новостей на Би-би-си. И посему прекрасно, что либеральными демократами продолжает руководить лидер с Черчиллевой способностью быть в центре внимания. Но прежде всего я награждаю Чарли Кеннеди охранной грамотой и заношу его в перечень объектов культуры первой степени, потому что он, и только он представляет существенное электоральное меньшинство.

Чтобы понять современных либеральных демократов, надо понять ключевые особенности человеческой психологии. Мир полон людей с достаточно твердыми представлениями о политике и четким пониманием своего места в раскладе сил. Есть миллионы людей, которые хотят свободы, более низких налогов, меньше предписаний, меньше волнений, сохранения демократических институтов Британии, культуры предпринимательства, побуждающей людей преуспевать, достойных коммунальных услуг и доходов, ниже которых никто не опустится. Такие люди склонны быть консерваторами.

И есть другая огромная группа людей, которые верят в высокие налоги, в увеличение государственных расходов, в предписания, администрирование, контроль, в уступку Брюсселю в отношении Британской льготы[107]107
  Тони Блэр в декабре 2005 г. под давлением всех остальных стран ЕС и брюссельских бюрократов согласился на 20 %-ное сокращение Британской льготы (British rebate) и тем самым уступил европейцам позиции, отвоеванные в 1984 г. Маргарет Тэтчер.


[Закрыть] без всякого пересмотра плана действий страны и любят ужасные автобусы-гармошки, которые давят велосипедистов. Эти люди в основном голосуют за лейбористов.

Но есть и третья группа, меньшинство, но меньшинство, которому свойственна необычная психологическая деформация. Его представители не выносят мелочной интеллектуальной последовательности. Они хотят всенаправленности и способны занимать две взаимоисключающие позиции одновременно. Они хотят иметь пирог и в то же время хотят съесть его, и им нужна партия, которая отражает в политике их шизофренические индивидуальности.

Вот почему так важно продолжать работу с либеральными демократами Чарли Кеннеди и их прикольным двоемыслием. В парламенте не так много либеральных демократов, но даже в этой крошечной группе они воплощают десятки диаметрально противоположных позиций. Например, вы хотите знать, какую политику либеральные демократы проводят по налогообложению, настроены они «за» или «против» 50 %-ной налоговой ставки. Одна половинка вашего мозга полагает, что это совершенно правильно, богатые должны платить больше; другое полушарие считает, что налоги и так достаточно высоки. Вы – идеальный либеральный демократ, с массой противоречий, и ваша партия предоставит вам именно то, чего вы ищете.

Вот что сообщил Крис Хьюн, член Европейского парламента, главный экономист партии, в этой газете 20 сентября 2005 года. «Высшая ставка налогообложения в 50 % с международной точки зрения выглядит совершенно неконкурентоспособной… и есть альтернативные пути перераспределения».

А вот что в этой же газете в этот же день сказал сэр Мензис Кэмбелл: «У меня 50 %-ная налоговая ставка не вызывает никаких затруднений, и я не вижу причин, почему те, кто зарабатывает свыше £100 000, не должны вносить больше». Фантастика! Взятые вместе такие подходы отменяют друг друга, и все сводится к пустой болтовне. То же самое относится к политике либеральных демократов в отношении ГСЗ (государственной службы здравоохранения). Ник Клегг, член парламента, говорит: «Полагаю, роспуск ГСЗ именно то, что необходимо сделать, чтобы превратить ее в более эффективную службу… откровенно говоря, британская служба здравоохранения с ее пороками в сравнении с другими все еще оставляет желать лучшего».

А вот Эван Хэррис, член парламента: «Представителям партий следует понимать, что обсуждать реформу надо в жизнеутверждающих фразах, а разговор о разрушении непродуктивен». И так далее. Винсент Кейбл хочет взимать налоги и тратить. Дэвид Лоз против налогов и трат. Дэвид Лоз высказывается за то, чтобы рынок регулировал здравоохранение. Стив Уэбб выступает против. Только Чарльз Кеннеди способен связать эту коалицию вместе. Теперь совершенно ясно, что, если он уйдет, его заменит тот, кто может рискнуть приблизиться либо к той, либо к другой позиции, а не будет следовать удивительной стратегии либеральных демократов по поддержанию обеих. Партию, вероятно, возглавят люди типа Марка Оутена и Ника Клегга, которые во многом кажутся очень похожими на тори Дэвида Кэмерона. Или партия может полеветь при Саймоне Хьюзе и остальных болтунах, толкущих воду в ступе.

Как и при расщеплении атома водорода, эта микроскопическая партия внезапно превратится в неопределенный протон тори и неопределенный электрон лейбористов. А где окажутся бестолковые независимые члены партии, которые одновременно хотят и высоких и низких налогов? Огромное политически шизоидное меньшинство будет лишено представительства. Это несправедливо.

Боже, сохрани Чарли Кеннеди до этого Рождества.

15 декабря 2005 г., The Daily Telegraph

Кэмерон

Кэмерон знает, как примирить сострадание с консерватизмом.

За последние несколько месяцев я потерял счет людям, которые саркастически спрашивали меня, почему я не участвую в текущей борьбе за лидерство в партии тори. После моего невнятного ответа они неизменно уточняли: «Ну да, а кого вы поддерживаете?» «Дэвида Кэмерона», – мгновенно отвечал я. И до сих пор этот ответ почти всегда вызывал смущенный озабоченный взгляд. Такой бывает у человека, когда он уверен, что наверняка должен знать какое-то классическое произведение, а теперь не может решить, то ли блефовать, то ли признаться в своем невежестве. «Ах, да», – говорят они, а про себя отмечают, что надо срочно разузнать, кто такой Дэвид Кэмерон, а заодно прочитать «Краткую историю времени» Стивена Хокинга и «Детей полуночи» Салмана Рушди.

Я надеюсь, что если кому-то и не известно о достоинствах Кэмерона, то на этой неделе с неведением покончено. Далеко ходить не надо. Брюс Андерсон написал статью о Кэмероне в The Spectator в духе слезливого церковного песнопения. Как старец Симеон в храме, Брюс увидел наше спасение, и, хотя можно не соглашаться с ним, что Кэмерон наш спаситель, светоч просвещения для иноверцев и триумф партии тори, наиболее непредубежденные комментаторы наверняка согласились бы, что это была неделя 38-летнего политика.

Кэмерон – тот, кто наверстывает упущенное. Кэмерон – кандидат, на котором расхождения существенно сократились. И прежде чем они стали еще меньше, я призываю вас выйти и сделать ставки. Это касается моих коллег в парламенте, которые пока не определились. Дэвид Дэвис и Кен Кларк – это два великих человека во всех отношениях. Но не забывайте и о себе. Представьте: возможно, сейчас наступил момент прицепиться к вагону Кэмерона по той абсолютно циничной и шкурной причине, что он не только лучший кандидат, но и выиграет выборы.

Кэмерон почти нашел язык, который делает значение консерватизма понятным для нового поколения. Мне нравится выражения типа «мы, как и я» в политике. Мне нравится, как он постоянно повторяет «в этом деле мы все вместе». Я достаточно тщеславен, чтобы подозревать, что это он стибрил у меня. Идея проста, но требует пояснения. Неверно представлять себе идеологию тори так: одна часть общества угнетает другую часть общества, а тори-политики при этом ловят кайф от абсолютной идеологической чистоты и нетронутости всего этого.

Это означает признание того, что всегда будут победители и побежденные, и если мы хотим вдохновить людей на победу – что мы и делаем, – то нам следует быть готовыми к тому, что придется заботиться и о проигравших. В этом деле мы все вместе, так как, если люди на дне чувствуют себя в потерянными и проигравшими, тогда они, скорее всего, впадут в отчаяние и пойдут по преступному пути, отчего станет плохо всем, в том числе и им.

Мне нравится призыв Кэмерона, так как он понимает огромную важность оптимизма в политике и подчеркивает, что тори – это партия энергии и возможностей, тогда как Лейбористская партия Гордона Брауна, как ни крути, всегда будет строиться на политике козней, зависти и презрения. По сути, мне в его речи понравилось все, и многое меня восхищает. Поэтому я закончу парочкой предостережений моим друзьям-«модернизаторам». Во-первых, я так и не понял, что мы понимаем под «модернизацией».

Если бы я делал выбор, я бы устал слушать, что тори поют по поводу того, хорошие они или плохие, педики или нормальной ориентации, большая у меня задница по сравнению с другими или нет, и все такое. А что это за разговоры о «переменах»? Если мой слух не изменяет мне, кто-то сказал с трибуны, что мы, тори, должны теперь поменять походку, манеру говорить и гендерный состав партии. Ну, я не думаю, что нам следует усугублять трудности национального здравоохранения и выстраивать тысячи карьеристов тори в очереди на прием к логопеду или на операцию по смене пола. С точки зрения избирателей, эта затея со сменой нашей внешности глупа, отдает нарциссизмом и не имеет никакого отношения к их проблемам. Никому нет дела, носим мы галстуки или нет, надеваем бейсболки или танцуем брейк-данс на променаде в Блэкпуле.

Им интересно, и это второй момент, как ими управляют. Мы, тори, должны прояснить, что такое новый сострадательный консерватизм, ни в коем случае не забывая о том, что, предлагая людям голосовать за нас, мы в сущности просим их взять на себя бремя налогов и трат и что наша первоочередная обязанность – это ввести новый и более разумный – и более консервативный – стиль экономического управления. Похоже, мы сталкиваемся с Гордоном Брауном в тот момент, когда результаты его деятельности кажутся все более уязвимыми. Инфляция растет, розничная торговля испытывает трудности, а он не сократил ни одного из 84 000 рабочих мест, которые обещал урезать в государственном секторе. А это значит, что госсектор продолжает расширяться, а Браун забирает все больше денег из частного сектора на его расширение. И не направляет их на повышение благосостояния или создание новых рабочих мест. И при этом никакой реформы, которая реально улучшила бы положение дел в госсекторе, не проводится.

Было бы, конечно, ошибкой идти на следующие выборы с обещанием существенно сократить рабочие места в госсекторе. С точки зрения завоевания избирателя это было бы глупо, ибо 800 000 новых чиновников, которые появились при Гордоне, имеют не только работу, но и семьи; у них голоса. Но тори не следует забывать, что миллионы людей смотрят на них с надеждой, что их спасут от сборщиков налогов, – и эти миллионы отнюдь не самые богатые, а самые бедные в обществе, и платят они смехотворную долю своего дохода в виде налога.

Конечно, тори должны вновь открыть для себя сострадательный консерватизм. Но особенно важно в следующие несколько лет показать, что вы можете проводить сострадательную политику в пользу бизнеса и предпринимательства и способны постепенно сократить расходы и налоги таким образом, чтобы это устраивало всех. Вот эту взаимосвязь мы и должны продемонстрировать. Это предстоит делать Кэмерону, и Кэмерон подходит для этой работы.

6 октября 2005 г., The Daily Telegraph

Кто такие британцы?

Никогда еще британцы не ощущали такой угрозы. Не проходит и месяца без новой элегии Роджера Скрутона или Питера Хитченса с названием типа «Смерть Британии» и оплакиванием нашей исчезающей древней нации. Откуда такая угроза? Существует ЕС с неутолимой жаждой гармонизации национальных различий. Есть лейбористские конституционные реформы, которые раскололи страну и вызвали волну английского национализма. Делаются попытки уничтожить все то, что сильно напоминает Британию: охоту на лис, наследственное пэрство, телесное наказание. И наконец, повсюду распространяются политкорректность и сентиментальные ценности американских ситкомов, что особенно проявились после смерти принцессы Уэльской. Страна изменилась, стала более многообразной и толерантной. Что, в общем, неплохо.

Заметьте, самые нелепые законы часто оказываются британскими.

Поздравляем! Она бельгийка

Г-н Говард, министр внутренних дел, у вас репутация евроскептика, оправданно это или нет. Позвольте предложить вам еще одну причину, почему нелепо полагать, что Британия находится сейчас в «сердце Европы». Мы, британцы, можем жить на континенте. Согласно основным положениям ЕЭС, мы можем там работать. Но если мы будем настолько глупы, чтобы завести там, на континенте, в прекрасных родильных домах детей, мы рискуем лишиться того, что, согласно вашим законам, самое ценное в их наследии. Когда я смотрю в бледно-голубые, как линялые джинсы, глаза моей семилетней дочери Лары Леттис, я просто слепну от несправедливости. Господин министр внутренних дел, моя дочь – бельгийка.

Эта убийственная правда обнаружилась в шикарных новых отделанных велюром и сосной апартаментах посольства Британии на Рю д’Арлон в Брюсселе, и тогда неловкость сгладила моя очаровательная дама, проинформировавшая меня. «Очень сожалею», – сказала Мишель Роелли, крупная бельгийка в очках для чтения с восьмигранными линзами и оправой, украшенной множеством драгоценных камней. Если бы это был один из белолицых британских чиновников, который оторвался от кроссворда, чтобы сообщить мне, что моя дочка не британка, думаю, я бы стал орать через пуленепробиваемое стекло, как пьяный в собесе.

У соседнего окошка китаец из Гонконга мистер Тань и его двое малышей с аккуратно приглаженными чубчиками находились в состоянии такого же недоумения. «Что-о-о такое?» – спросил мистер Тань служащего посольства, тоже бельгийца, помахивая тремя явно идентичными темно-бордовыми британскими паспортами. Как так получилось, что один из его сыновей британец, а другой нет? «Что нам делать?» – вопрошал он, вежливо, но безнадежно.

Следующий в очереди беглый тамилец пытался послать сообщение своим родственникам в Стрэтеме[108]108
  Район в южном Лондоне.


[Закрыть], что с ним все в порядке. Сразу показалось, что ты находишься на острове Эллис[109]109
  Небольшой остров в заливе Аппер-Бэй близ г. Нью-Йорка. В 1892–1943 гг. – главный центр по приему иммигрантов в США, а до 1954-го – карантинный лагерь.


[Закрыть]. Именно так себя чувствуют эти бедные люди, о которых мы читаем, которые стремятся прорваться в Европу из средиземноморских стран или Восточной Европы на приливной волне?

Вот к чему мы пришли. После четырех лет усиленной работы в Брюсселе, сообщений о британских интересах в Европейском сообществе в основном для британского читателя я стал наивным? Получается, мы с Мариной, моей женой, иностранцы?

Назовите меня идиотом, если хотите, – некоторые мои родственники так и сделали, – но, пока жена была беременна, я не задумывался, что потомки двух свободнорожденных британских граждан могут оказаться иностранцами. «Да, вполне, – сказала Мишель, – ребенок может не считаться гражданином Британии», – подытожила она, рассматривая наши разные свидетельства о рождении. Причиной тому Акт о британском подданстве 1981 года Уильяма Уайтлоу[110]110
  Уильям Уайтлоу – член Консервативной партии, заместитель премьер-министра Великобритании в 1979–1988 гг.


[Закрыть], который вступил в действие в январе 1983 года.

Чиновник в министерстве внутренних дел был вполне откровенен относительно цели закона. Тори решительно намеревались окончательно перекрыть доступ иммигрантам из стран Карибского бассейна и Индостана. «Ваш грех, – весело сказал он, имея в виду мой грех с Мариной, – в том, что вы оба родились за рубежом». Верно, так оно и было. Но все было бы нормально, если бы наши отцы в 1964 году работали в ведомстве, которое министр внутренних дел иностранных дел сподобился определить в Примечании К как «государственную службу», например в Комиссии по сохранению могил погибших на войне или в Европейском патентном ведомстве.

Но в действительности они просто работали на Би-би-си и во Всемирном банке. В результате мы испытываем на себе позорное деление на хороших и плохих в соответствии с Актом Уильяма Уайтлоу от 1981 года. Не важно, насколько британскими были наши предки, факт нашего появления на свет в Берлине и Нью-Йорке означает, что мы просто «британцы по происхождению». А все вы, счастливые читатели, появившиеся на свет в Великобритании в семьях британских родителей, согласно ханжескому определению британского правительства, относитесь к «британцам по иным признакам, нежели происхождение»; другими словами, к истинным британцам, славным британцам, без вопросов.

А суть принадлежности к категории второго класса «британских граждан по происхождению» в том, что, будучи за рубежом, вы не можете передавать вашу национальность собственным детям. Цель, как сказали в министерстве внутренних дел, – предупредить распространение, скажем, в Калькутте больших семей, никогда не бывавших в Великобритании, но имеющих и передающих из поколения в поколение британское гражданство, которые потом могут заявиться с одной из упомянутых выше приливных волн.

Следовательно, по умолчанию, как подтвердили в министерстве внутренних дел, у нас растет прелестная бельгийская девочка. Она не получает даже двойного гражданства, если только вы не валлон и фламандец.

И не обращайте внимания на практические неудобства: ее сомнительное право на получение образовательного гранта от британского местного органа власти, отсутствие права играть в крикет за Англию, работать в министерстве иностранных дел, быть избранной в парламент, стать главой Службы безопасности. Но меня сейчас интересует принцип. Она не бельгийка. А утешительный приз, как жизнерадостно заявил чиновник в министерстве внутренних дел, что у нее будет «паспорт одного цвета» с паспортом уроженца Британии.

Итак, г-н Говард, позвольте заявить вам без обиняков. Вы действительно хотите, чтобы Лара Леттис была верноподданной короля Бодуэна и королевы Фабиоле, а не Ее Величества? Вы желаете, чтобы она служила нации, которая отказалась продавать нам боеприпасы во время войны в Персидском заливе? И теперь она должна резво носиться с лицом, блестящим от чипсов и майонеза, как носились недавно тысячи брюссельцев, смотреть фейерверк в день национального праздника, и сердце ее будет биться от вида черно-красно-желтых флагов?

Но это можно исправить. Мы можем обратиться к вам, г-н Говард, вложить в конверт не подлежащие возврату £85 и просить вас рассмотреть ее дело. Правда, как подчеркивает Мишель, за последние два года никто не добился положительного решения. Лично я больше склоняюсь к варианту Золы Бадд[111]111
  Зола Бадд – знаменитая легкоатлетка. Когда она приехала в Англию, общественность единогласно выступила за предоставление ей британского гражданства, ведь тогда она могла выступать за Британию на Олимпийских играх 1984 г. Зола Бадд получила британское гражданство в короткие сроки – и это несмотря на некоторые перипетии политических и расовых вопросов.


[Закрыть]. Даже за семь недель можно понять, как она могла послужить стране, предоставившей гражданство, на ниве легкой атлетике. Так почему не отказаться от правил, господин министр внутренних дел, с перспективой на Олимпийские игры 2012 года?

Но лучше всего, говорит Марина, юрист ЕЭС, – это поехать в Люксембург, в Европейский суд. Конечно, у меня не лежит душа обращаться к этому палачу британского национального суверенитета. Тем не менее похоже, что Акт о британском подданстве входит в конфликт с законодательством ЕЭС, ограничивает права рабочих на свободное передвижение и обустройство в другом государстве-члене путем лишения их права передачи гражданства своим детям. «Если посмотреть на судебную практику, например судебное решение по делу Шоке в 1974-м, то у вас 50 % шансов на успех», – говорит юрисконсульт ЕЭС. Можно с этим смириться.

Вы можете сказать, что в таких судебных делах присутствует элемент Риса-Могга[112]112
  Уильям Рис-Могг – британский журналист, автор книг, издатель. Редактор The Times с 1967 по 1981 г.


[Закрыть]. Но, как он обнаружил, столкнувшись с глупостью правительства в таком масштабе, судебная тяжба оказывается единственным ответом.

31 июля 1993 г., The Spectator

Теория о нашем шизоидном подходе к Европе.