Текст книги "Конец белого Приморья. Последний поход белоповстанческой армии"

VI
В ожидании нового похода

Уход японцев из Приморья. – Дезертирство и мобилизация. – Новые переформирования в армии

Приморский обыватель, белые и красные воины жили своими повседневными заботами и тревогами, совсем не думая о том, что судьба края уже решена сильными мира сего. П.С. Парфенов (Алтайский) указывает в своей книге, что «ликвидация всех крестьянских восстаний в Советской России и Сибири, новая экономическая политика (НЭП), разгром Белой армии под Хабаровском, открытый захват японцами русской территории и другие причины побудили американское правительство к маю 1922 г. в очередной раз переменить свою позицию в Дальневосточном вопросе и вновь поставить перед токийским правительством злополучный вопрос об эвакуации Приморской и Сахалинской областей». 21 мая американский посол в Токио Бер передал японскому министру иностранных дел ноту, в конце которой было высказано определенное пожелание насчет «возможного определения срока эвакуации». Одновременно с этим по всей Японии пронеслась сильная волна недовольства сибирской политикой, организованная собственной японской буржуазией и рабочим классом. В связи с такими требованиями и событиями японское правительство 10 июня вновь уведомило вашингтонское правительство, что сибирский вопрос будет пересмотрен, и приступило к его обсуждению на созванной широкой конференции заинтересованных учреждений и официальных лиц. Эта конференция продолжалась больше недели, она была бурной и закончилась, с одной стороны, отставкой военного министра и начальника Генерального штаба, а с другой – решением теперь же эвакуировать войска из Приморской области и начать новые переговоры с ДВР. 21 июня правительство оформило это решение, и на другой день Мацудайра, новый директор русского департамента Министерства иностранных дел, явился к Антонову и передал ему приглашение на новую русско-японскую конференцию. В тот же день об эвакуации Приморья была извещена и Америка; однако она, выразив удовольствие этому факту, опять запросила японцев: а как же насчет Сахалина? Но из-за Сахалина японские империалисты решили дать серьезный бой.

9 июля «из авторитетных источников» по белому Приморью пронеслась весть о предстоящей в недалеком будущем эвакуации японских войск. Через несколько дней во всех пунктах, занятых японскими войсками, появились большие белые плакаты с объявлением штаба японских императорских войск на русском и японском языках о решении Японского Императорского правительства вывести все свои части из пределов Приморья. Эвакуация должна была произвестись в четыре приема: 1) от ст. Уссури до разъезда Дубининского, 2) от ст. Пограничная до разъезда Барановского и Сучанской ветки от ее конца у Сучанских рудников до станции Шкотово, 3) от разъезда Барановского и Шкотова до станции Угольная и 4) района к югу от ст. Угольная, иными словами, района крепости Владивосток. П.С. Парфенов (Алтайский) в своей книге указывает 10 сентября, как первый день японской эвакуации, что, однако, не соответствует действительности, так как японская эвакуация началась 17 августа.

Как видно из вышеприведенной выдержки из книги П.С. Парфенова (Алтайского), у японцев не имелось какого-либо договора или соглашения с красными (ДВР или РСФСР), а потому, казалось бы, японцы вольны в своих решениях относительно передачи оставляемых ими территории и имущества либо белым, либо красным. Вопрос этот, столь важный для белых, не был разъяснен японскими властями. Кроме того, поскольку эвакуация четвертого участка должна была закончиться лишь около 25 октября и поскольку наиболее ценное и важное в отношении обороны края имущество находилось в самом Владивостоке, поднимался вопрос: в случае передачи края и имущества местной, то есть белой русской, власти выдадут ли японцы белым огнеприпасы из складов Владивостока в периоды, предшествующие оставлению ими самого Владивостока, или нет? Сомнения не могло быть, что вслед за оставлением японцами первых районов красные произведут покушение на их захват, не дожидаясь полного ухода интервентов с последнего клочка Приморской земли. В случае своевременного неполучения огнеприпасов белыми из Владивостокских складов борьба войск Приамурского края с красными должна была бы быть обреченной на быструю и полную катастрофу. Но даже в случае своевременного получения белыми этих запасов приближающаяся борьба с наступающим противником должна все равно быть весьма тяжелой для белых. Спасти белых и дать им полную победу при таких обстоятельствах могло лишь одно чудо.

Правитель края и воевода Земской рати М.К. Дитерихс, человек глубоко верующий, верил в чудо. На борьбу с коммунистами и большевиками он намеревался поднять русских людей древним лозунгом: «Вера, Царь и Отечество». Именитое купечество, торговый люд, мещанство и крестьянство призывались, по примеру 1812 г., к жертвенности. Правитель наметил ряд крестьянских съездов, на которых он намеревался зажечь боевым духом приморских сельчан. Пополненная ратниками всенародного ополчения, армия должна была усилиться настолько, чтоб от обороны она могла перейти в наступление. Таким вот путем правитель и воевода наметил идти вперед. Какие же поправки к этому плану давала действительность?

Мы не будем говорить здесь о жертвенности именитого купечества, торговых людей и мещан. Ее не было вовсе. Отсутствие денежных средств у правителя Приамурского края и слишком мизерный срок, предоставленный ему судьбой, лишали надежд, что искры красноречия правителя, бросаемые в крестьянство, смогут возжечь неугасимый, могучий огонь служения Белой идее среди местного крестьянства. Таким образом оставалась, казалось бы, одна лишь армия, переименованная ныне в Земскую рать. Но и с ней дела обстояли не так уж важно.

Не была еще объявлена поголовная мобилизация всего способного носить оружие городского населения, как в рядах белых войск выявилось иное движение – дезертирство. Правда, началось оно не после обнародования японцами своего решения уйти, а несколько раньше – в то время как междоусобная склока нарсобщиков и меркуловцев готовилась, казалось, привести к кровавому столкновению каппелевцев и семеновцев. В эти смутные дни ряд воинских чинов самовольно покинул ряды воинских частей. Известие о грядущем уходе японцев, опасения возможного предательства со стороны их на манер братьев чехословаков и иных «доблестных» союзников, при безнадежности грядущей борьбы с красными с перспективой попасть при случае в какую-нибудь катастрофу вроде новороссийской эвакуации, а в лучшем случае разоружение на китайской или японской границе и дальнейшие скитания за границей, чего доброго, беспомощного калеки – все это, вместе взятое, невольно заставляло призадуматься каждого из белых бойцов. Желание жить у многих начинало перевешивать чувство долга перед Родиной – Белой идеей.

Еще ранее, в течение этих последних полутора лет, проведенных армией в Приморье, не видя порядка в среде своих водителей и постепенно теряя к ним уважение, многие офицеры и солдаты стали все чаще и чаще поглядывать в сторону полосы отчуждения КВЖД, где имелся такой обетованный мирный город, как Харбин. Правда, не все, кто осел в Харбине, нашли там золотое дно, немало было и таких, кто, побившись-побившись в чужом городе, прибыл в Приморье снова служить под белыми знаменами. Были такие, но все же процент дезертиров летом и осенью 1922 г. так повысился в белоповстанческих частях, что о нем невольно приходится говорить. Никогда еще прежде, ни на Волге, на Урале, в Сибири, в Забайкалье или хотя бы в том же Приморье, перед Хабаровским походом – никогда еще не было частых и повсеместных случаев дезертирства испытанных, боевых и преданных белому делу воинов. Бегали, сдавались и переходили к красным лишь необстрелянные или распропагандированные пополнения, но никогда не бегали добровольцы. Еще страннее оказывалось отношение к этим убегающим со стороны остающихся. Ни презрения, ни озлобления ко всем этим дезертирам со стороны остающихся под знаменами их бывших соратников не наблюдалось. Наоборот, нередки были случаи, когда остающиеся, не допускающие мысли самим дезертировать, способствовали и содействовали побегу дезертирующих своих сослуживцев. Дезертирство было во всех частях. Удирали с оружием, с конями. Бежали офицеры и солдаты. Сначала удирали обычно в поездах к станции Пограничная. Когда же по линии железной дороги поставили ряд постов, побежали по проселкам через Полтавку, Богуславку, Жариково. Дезертиров предавали суду, но это мало помогало.

Следует отметить, что злобу и ненависть к себе вызывали лишь те, кто бежал с чужими или лучшими конями, а также те, кто в последнюю минуту не брезговал залезть в котомку или вещевой мешок своего приятеля-сослуживца.

Отмечая это болезненное явление, мы принуждены также упомянуть, что в рядах воинских частей имелись, конечно, и такие, кто говорил: «Если умели до сих пор есть кусок казенного хлеба, то и имей мужество за него и расплачиваться. Ходили при японцах в погонах и называли себя солью земли, так поддержи же честь своих погон, и чтоб ни красный, ни житель, ни японец не вспомнил вас лихом и с презрением».

Деятельность красных, ввиду всего происходящего, также усилилась. В некоторых участках городов Владивостока и Никольска белые бойцы избегали появляться поодиночке и без оружия.

5 августа красные партизаны заняли деревню Красный Яр, что в нескольких верстах от Никольска. По слухам, в деревне Раковка сосредоточились сильные части красных. На утренней заре красные обстреляли из орудия железнодорожную станцию Никольск-Уссурийский. Их батарея стояла на позиции где-то в районе деревни Глуховка. В Никольск-Уссурийском введено военное положение. Белые части этого гарнизона находятся в боевой готовности. Выступить и принять участие в деле им все ж не пришлось, так как серьезного ничего красные не предприняли и при первом же появлении японских пехотных цепей красные партизаны поспешили отойти.

Выше говорилось уже, что армейский вопрос генерал Дитерихс решил уравнением каппелевцев и семеновцев, без передачи перевеса одной из этих групп, а также привлечением пепеляевцев из полосы отчуждения во главе с их бывшим командиром – генералом Пепеляевым.

Войска Временного Приамурского правительства, переименованные в Приамурскую Земскую рать, были разделены генералом Дитерихсом на четыре рати или группы, три из которых существовали ранее в виде 1-го казачьего, 2-го Сибирского стрелкового и 3-го стрелкового корпусов, а четвертая (Дальневосточная казачья рать или группа) была сформирована заново из некоторых частей 1-го и 2-го корпусов.

После переименования и переформирований организация Приамурской Земской рати приняла следующий вид.

Поволжская рать или группа, под командованием генерал-майора Молчанова, при начальнике штаба – Генерального штаба полковнике Савчуке, в составе трех полков или отрядов (Прикамского – бывшая Ижевско-Воткинская бригада, Приволжского – бывшая Поволжская бригада, Московского конного – сведенные в одну бригаду 1-й и 2-й кавалерийские полки 2-го Сибирского стрелкового корпуса), Поволжской артиллерийской дружины (3-й отдельный стрелковый артиллерийский дивизион) и Поволжской инженерной дружины (3-й отдельный инженерный дивизион).

Сибирская рать или группа, под командованием генерал-майора Смолина при начальнике штаба, Генерального штаба полковнике Бодрове, в составе трех полков или отрядов (Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского – бывшие части 2-й Сибирской стрелковой бригады и заново формируемого Пограничного), Сибирской артиллерийской дружины (бывший 2-й Сибирский стрелковый артиллерийский дивизион) и Сибирской инженерной дружины (бывший 2-й Сибирский дивизион).

Сибирская казачья рать или группа, под командованием генерал-майора Бородина, при начальнике штаба – Генерального штаба полковнике Кононове и в составе двух полков или отрядов (Оренбургского – бывшая Оренбургская казачья бригада и Сводного в составе енисейских, сибирских и уральских казаков).

Дальневосточная рать или группа под командованием генерал-лейтенанта Глебова при начальнике штаба – Генерального штаба полковнике Дубинине и в составе Забайкальской казачьей дивизии и трех отдельных дружин (Амурской, Иркутской и Пластунской).

В состав ратей или групп не вошли: Урало-егерский полк или отряд (под командой полковника Доможирова) и железнодорожная бригада (под командованием полковника Ростовцева) и партизанский отряд генерал-лейтенанта Савельева.

Отдельно поставим Сибирскую добровольческую дружину, которая под командованием генерал-лейтенанта Пепеляева предназначалась для отправки в Аян для действий в Якутской области.

Несколько слов следует сказать относительно 1-го пластунского полка, которым до событий командовал полковник Ктиторов и который располагался в Спасске. Этот полк, как то известно по моим первым книгам «Белоповстанцы», состоял из людей четырех дивизионов: Маньчжурского, Конвойного, Уссурийского и Камского конного. Чины двух последних дивизионов почти сплошь были каппелевцами, перешедшими в Гродеково на службу атамана Семенова. Чины двух первых дивизионов были почти сплошь семеновцами. Генерал Дитерихс, вступив во власть, решил изъять каппелевцев из этого полка, а оставшихся, по сведении в дружину под командой полковника Буйвида, передать генерал-лейтенанту Глебову. Чины бывшего Камского конного дивизиона были сплошь мусульмане, и они, распоряжением воеводы, были целиком переданы в Уфимский стрелковый полк, превращенный ныне в дружину. Остальным чинам разгоняемого пластунского полка было предложено на выбор: 1) перевод в Уфимскую дружину, 2) в части Сибирской стрелковой рати и 3) переход в подчинение полковника Буйвида. Значительная часть пожелала служить под командой Буйвида, и имя пластунов было задержано за этими последними.

Теперь мы так же скажем кое-что об урало-егерях. С чинами бывшей 1-й стрелковой бригады имелся ряд затруднений, пожалуй еще больших, чем с пластунами. Эта каппелевская по существу бригада самовольно вышла в марте 1921 г. из «рабочей» армии генерала Молчанова и вошла в подчинение «семеновскому» Гродекову. Так как при начале Хабаровского похода в этой бригаде произошли известные события и она «не пожелала» принять участие в операциях смолинского корпуса, она оказалась при движении на Хабаровск в подчинении генералу Молчанову, но в дальнейшем она все же была передана генералу Смолину. Последствия трагической гибели полковника Глудкина ликвидировали возможность нормальной связи этой бригады с частями генерала Смолина. Егеря и уральцы оказались стоящими особняком. Генерал Глебов в силу какого-то «родства» или «симпатий» изъявлял притязания на вновь формируемые полки егерей и уральцев, но последним, с помощью воеводы, удалось уклониться от принадлежности к дальневосточным казакам. После этого одно время были предположения о передаче урало-егерей в пограничную стражу, но в конце концов был создан отдельный Урало-егерский отряд, подотчетный Ведомству внутренних дел и подчиненный генералу Артемьеву.

В заключение этой главы и первой части нашей книги кратко перечислим некоторые события в жизни белого Приморья до начала новой и на сей раз последней вооруженной борьбы с красными.

Приказом правителя и воеводы № 4 от 23 августа была объявлена долгожданная мобилизация офицеров. 26 августа, в дополнение приказа № 4, был издан приказ № 16, согласно которому: 1) генералы и штаб-офицеры, изъявившие желание служить в рядах Земской рати и имеющие более 45 лет, назначаются нештатными генералами и штаб-офицерами поручений при воеводе. Генералы, штаб– и обер-офицеры моложе 45 лет немедленно откомандировываются в распоряжение начальника резерва генерал-лейтенанта Артемьева.

26 августа генерал Дитерихс со своим полевым штабом переехал из Владивостока в Никольск-Уссурийский, чтобы заняться ближе военными делами, ввиду предстоящей эвакуации японцами Спасска.

В Никольск была переведена и Земская дума, все же остальные учреждения остались во Владивостоке. «Ежедневная сутолока уменьшилась», – замечает в своей книге генерал Петров.

4 сентября наконец-то открылась новая конференция РСФСР, ДВР и Японии, о месте созыва которой было столько спора. Она собралась в Чанчуне – будущей столице независимого Маньчжоу-Го, тогда совсем скромного, захолустного городка, замечательного лишь тем, что тут происходил стык японской Южно-Маньчжурской и русской Восточно-Китайской железных дорог. От РСФСР выступил Иоффе, от ДВР – Янсон, от Японии – граф Мацудайра и Мапусима.

17 августа, как уже говорилось выше, японцы начали очищать Спасский район, и к 4 сентября весь участок железной дороги на север от разъезда Дубининский ими был уже очищен. Характерно отметить то, что по оставлении японцами самого Спасска туда не замедлил пожаловать сам правитель и воевода. По словам очевидцев, растроганный, со слезами на глазах, воевода припал к «освобожденной от интервентов русской земле», после чего тут же произнес перед толпой встречавших его официальных лиц и народа речь на эту тему. В тот же день воевода отдал приказ, в котором опять упоминалась его «радость» по поводу вступления ногой на «освобожденную от интервентов русскую землю». К сожалению, у меня нет под рукой экземпляра этого приказа, дабы привести его полностью. Читая строки этого приказа, многие чины Земской рати недоумевали: «Да что он думает? Единственная опора – японцы, а он радуется, что они уходят». Такова была вера самого правителя и воеводы. «Вера горами двигает», – говорит Священное Писание. «Все есть продукт воображения», – заявлял полководец Бонапарт. Надвинувшиеся вплотную события готовились измерить силу веры и физической мощи Земской рати.

VII
Предполагаемый образ действий обеих сторон и первые операции белых

Приказ Земской рати № 22. – Общий план борьбы с красными. – Амурская военная организация. – Общий план борьбы красных с белыми. – Очищение белыми Приханкайля от красных партотрядов. – Уссурийская операция частей Земской рати

С какого числа и какого месяца должно считать начало последнего похода последних противобольшевистских войск того самого Белого движения, которое в 1918–1919 гг., казалось, готово было стереть с лица земли советскую власть? Из того, что известно из первой части данной работы, мы видим, как незаметно, день за днем, усиливались во второй половине лета 1922 г. столкновения красных партотрядов с правительственными отрядами белых, именовавшихся в этот период новым и вместе с тем древним именем Земская рать. Довольно затруднительно поэтому провести грань и сказать с глубокой внутренней уверенностью, что, мол, в этот, а не какой иной день начался этот последний поход – поход Земской рати. Это тем более затруднительно, что столкновения белых с красными и красных с белыми никогда не прекращались, хотя порой и были редки и малы по количеству принимавших в них с обеих сторон силах и своим результатам. Все же если говорить о начале последнего похода, то нам кажется наиболее правильным считать его начало с 22 августа – времени отдачи воеводой Земской рати Приказа № 22. Этот приказ мы приводим здесь полностью и надеемся, что читатель согласится с нами в рассматриваемом вопросе, так как этот приказ явился своего рода декларацией противобольшевистских войск, своего рода манифестом, объявляющим поход.

«ПРИКАЗ ЗЕМСКОЙ РАТИ № 22

22 августа 1922 г.

Крепость Владивосток

Сего числа я прибыл в район действий Земской рати, дабы разделить с нею служение великому и святому делу освобождения народа русского от его поработителей.

Воины,

настал час, когда Богу стало угодно поставить нас снова перед лицом изуверов советской власти. Японцы уходят, и мы можем теперь с чистой совестью и горячей верой идти выполнять национальный долг перед нашей великой и святой Родиной.

Нет и не может быть в наших сердцах вражды и мести к народу несчастной истерзанной Советской России: он – наша плоть от плоти и кровь от крови. Мы боремся не с ним, мы не завоевываем его, мы не хотим усугублять ему зла и той ужасной доли, в которые его повергли наемные и кровожадные рабы Ленина и Бронштейна – этих сынов лжи и антихристовых приспешников. Мы боремся за попранную большевиками веру Христову, за право крестьянина быть хозяином своей земли, за право рабочего быть хозяином своего труда, за право каждого гражданина быть хозяином своей семьи и своего достояния, за право всего народа по его вере, по его совести самому избрать себе Верховного хозяина земли Русской, как делали это наши деды, наши предки, и вернуться к миру, покою, благосостоянию народному, освященными горячей и глубокой верой, что едина всему воля на земле – это воля Всевышнего Творца.

Воины Земской рати! Зовите к себе красноармейцев, зовите партизана, зовите каждого несчастного сына истерзанной земли Русской, но гоните прочь комиссаров, воров, коммунистов и всякую нечисть, подвизающуюся в органах советской власти и вместе с нею угнетающих Русский народ. Никому, кто верит в Бога, не чините зла и не творите мести. Не обижайте населения, не трогайте чужого имущества, не грабьте, не буйствуйте и не пьянствуйте. Помните, что вы прежде всего Христовы воины, сыны Христовой России, и во имя Святой Родины имейте твердость спокойно умирать с непоколебимой верой, что нет больше любви к Родине: да кто душу свою положит за братьев своих.

Воевода Земской рати

Генерал-лейтенант ДИТЕРИХС.

Начальник штаба

Генерального штаба генерал-майор ПЕТРОВ».

Таким вот приказом-воззванием открыл правитель Приамурского земского края и воевода Земской рати, царский генерал Генерального штаба, бывший гвардеец последний поход своих войск.

Из деклараций Земского собора и самого новоизбранного правителя, приведенных в первой части работы, мы видели, что цели ставились перед последней белой властью большие и, после всех поражений войск адмирала Колчака, генералов Деникина и Врангеля, после краха в Забайкалье и, наконец, неудачи в истекшую зиму с походом генерала Молчанова на Хабаровск, руководящие белые круги продолжали ставить себе задачу наискорейшего изгнания заклятого красного врага из Белокаменной. Стоит ли теперь, после всего этого, опять повторять, что воевода Земской рати, подписывая только что приведенный приказ, верил и надеялся на поход своих войск от Ханки, Никольска и Сучана через горы, долы и реки к самому сердцу родной страны? Конечно, те восемь тысяч бойцов, что стояли под ружьем в распоряжении правителя и воеводы в Южном Приморье, были более чем недостаточны для выполнения всей тяжелой миссии по освобождению необъятной России, но для начала было хорошо и то, что они имеются, а дальше… Не кто иной, как Бог. Вера в Бога, ожидание чуда давали нужные силы в работе воеводы.

В своей книге генерал П.П. Петров, начальник штаба Земской рати в рассматриваемую операцию, излагает достаточно подробно те первые задачи, которые стояли перед Земской ратью в ее борьбе с противником. Здесь мы приведем их самым кратким образом.

Хабаровская группа красных в том виде, в котором она находилась летом 1922 г., хотя и определялась своей численностью до 20 000 ртов (по сведениям белых), но в поле могла выставить не более 7500 штыков и сабель и, по расчетам штаба Земской рати, была ей не страшна.

Большие неприятности ожидались от незначительных по своей численности партизанских отрядов, хотя в боевом отношении они также ничего страшного не представляли. Партотряды мешали только гражданским властям.

«В общем, – пишет генерал Петров, – мы могли рассчитывать, что с этими всеми группами можем справиться, если они не получат свежих сил». Восстание в Забайкалье и подрывная работа Амурской военной организации должны были затормозить или даже совсем приостановить переброску из Забайкалья в Приморье двух пехотных и одной кавалерийской бригад, могущих, по расчетам штаба Земской рати, при благоприятных для красных условиях, оказаться в районе Спасска примерно в начале октября.

Все же и с этими, забайкальскими силами красных штаб Земской рати предполагал, при благоприятной обстановке, справиться, хотя бы даже и с некоторым трудом, в течение октября месяца.

Штаб Земской рати учитывал, что вторая (октябрьская) задача будет труднее первой (сентябрьской). «Она требовала сосредоточения к половине октября всех наличных сил хотя бы для охраны тыла и боевых припасов. Последнее было самым больным вопросом, так как наличные запасы боевых припасов, особенно ружейных патронов, были ничтожными, а японцы не передавали запасов по-прежнему. Впрочем, у них было много артиллерийских припасов, а ружейных патронов было мало. Патроны были самым неразрешимым вопросом». Так говорит генерал П.П. Петров и к этому еще добавляет: «Выполнение второй задачи еще не значило выигрыша дела, так как, несомненно, привлекло бы новую присылку войск в Приморье из Советской России, если не восстанет Забайкалье. Но тут начиналась область веры в чудо, веры в изменение обстановки к лучшему к половине октября…»

На этом, мы думаем, следует остановиться и более ничего не прибавлять. Предстоящий поход для противобольшевиков являлся своего рода безумной лотереей, в которой один шанс был против тысячи, нет – десятка тысяч, даже миллиона…

Мы имеем возможность привести некоторые данные о работе Амурской военной организации (АВО) из первоисточников – архива этой организации. К сожалению, приводимая ниже выписка составлена не совсем ясно и в ней отсутствуют одни из важнейших и необходимейших данных – дат. Вот сама выписка:

«Мечта Приамурского правительства победить большевиков небольшой, но доблестной армией, без внутренней тыловой работы, конечно, как и должно было быть, оказалась только мечтой. Но как бы то ни было – борьба продолжалась и АВО вновь приступила к развертыванию своей работы».

«Вновь были созданы отряды. Состав АВО изменился. Черных, войдя в Брагино-Гамовскую группу, отошел от дел. Много помогавший АВО казак Валентин М. Нижегородцев также изменил АВО. Вновь вошли в организацию: выдающийся офицер Амурского войска есаул Миньков (сын члена Государственной думы Н. Минькова), доблестные офицеры: сотник Кучеренко, капитан Киевский, сотник Цветков и произведенные в прапорщики: П. Вертопрахов, К. Ланшаков и другие. Некоторые гражданские представители Амурской области также приняли горячее участие в общей работе. На сторону АВО перешел также и один из эскадронных командиров Красной армии».

«Дело, несмотря на слабую и нерегулярную денежную поддержку, все же постепенно развивалось. АВО удалось завязать сношения с чинами канонерских лодок красной Амурской флотилии. Удалось даже договориться до порчи орудий на этих лодках в соответствующий момент. Но эта порча должна была быть произведенной за известную плату. Представители советских быстроходных и вооруженных катеров неоднократно приезжали для свидания и переговоров с руководителями АВО.

С развитием дела начались и активные действия АВО. Отряды ее в разных местах вновь перешли Амур. Командир красного эскадрона, перешедший на нашу сторону, внезапным ударом захватил небольшой склад оружия в станице Ушаковой. К сожалению, с отрядом наиболее доблестного офицера – есаула Рязанцева, произведенного в этот чин за отличия, случилось несчастье: перейдя границу, он встретил случайно двух чекистов: одного казака и одного еврея. Еврея он тут же повесил, а казака пожалел, и этот казак, по фамилии Пакулов, оказался таким же иудой, каким считали еврея. Он не замедлил предупредить один из красных отрядов и вывел его в тыл Рязанцеву, отряд которого наполовину и был уничтожен, а сам Рязанцев ранен».

«В это время началась усиленная переброска красных войск по железной дороге из Забайкалья в Приморье. АВО надо было во что бы то ни стало задержать хоть часть эшелонов. Конечно, слабые, плохо вооруженные отряды не могли многого сделать. Правительство братьев Меркуловых, несмотря на неоднократные требования, отпускало деньги в обрез: на довольствие людей. Все же в конце концов правительство это поняло значение АВО и уведомило начальника ее о предстоящем крупном отпуске средств, но… подоспел собственный „переворот“… Пока во Владивостоке шла катавасия: выступление каппелевского командования против Меркуловых, междоусобная борьба и, наконец, появление Дитерихса – отпуск денег АВО не производился».

«Однако начальник АВО, понимая все значение проходящих на восток красных эшелонов, решил сделать все, что было в его силах. Быстро разослав по областям посыльных, он приказал всем отрядам (сотника Кучеренки, капитана Киевского, прапорщика Ланшакова и бывшего красного командира эскадрона) сосредоточиться к отряду есаула Рязанцева и, поступив в его распоряжение, действовать против железной дороги. Отряды быстро сосредоточились к намеченному пункту и, чуть ли не в день сосредоточения, наголову разбили крупной силы красный отряд, высланный для окончательного уничтожения отряда Рязанцева. Поняв всю серьезность создавшегося положения и наметившуюся угрозу железной дороге, красное командование решило остановить три следовавших в Приморье эшелона и, произведя высадку войск, направило их против отрядов АВО».

«В это время генерал Дитерихс послал начальнику АВО телеграмму: „Задержать движение эшелонов – иначе вся ответственность на Вас“ и получил в ответ резкую телеграмму от генерала Сычева: „Очевидно, Вы умеете только угрожать, но поддержать вовремя не умели. Что в наших силах – делаем. Остановили три эшелона“. Генерал Дитерихс сейчас же телеграфировал: „В Ваш адрес будет переведено тридцать тысяч“. Но события уже менялись с головокружительной быстротой».

О работе белой организации генерала Шильникова в Забайкалье мы, к сожалению, никаких подробных данных привести здесь не можем, а потому ограничимся краткой выдержкой из книги генерала П.П. Петрова: «Выступление в Забайкалье было необходимо во что бы то ни стало, и притом немедленно, чтобы затормозить переброски. В том направлении были даны указания, но препятствий для выступления оказалось больше, чем можно было ожидать».

Эти приведенные выше выдержки красноречиво говорят о работе белых в красном тылу – ее масштабе и ее практических результатах. Они достаточно ясно определяют и самый дальнейший ход борьбы: парирование Земской ратью ударов, наносимых ей красными войсками.

Надежда на чудо в Забайкалье отпадала. Оставалась еще вторая надежда – надежда на чудо в Японии: переход власти в военные руки с принятием определенной, решительной политики в отношении РСФСР. А пока воеводе и штабу Земской рати оставалось положиться лишь на свои восемь тысяч бойцов и их противопоставить волнам красного моря, готовящегося захлестнуть последний белый уголок Руси.