Текст книги "Интриганы"

4

Губернатор Французов Вольдемар Викторович слыл эстетом. Коллекционирование произведений искусства сделало его большим поклонником обычаев и моды золотого девятнадцатого века, и с приходом к власти он стал активно внедрять их в жизнь. С этой целью губернатор отрастил себе бакенбарды, восстановил помещичью собственность, вернул некоторым армейским подразделениям форму гусар и кавалергардов, ввел в силовых структурах обязательное обращения «ваше высокоблагородие» и «ваше превосходительство» и возродил ассамблеи.

Супруги чиновников и предпринимателей с удовольствием подхватили идеи губернатора. В моду вошли платья на кринолине, титулы, кареты, балы и катания зимой на санях, запряжных тройками с бубенцами, а в меню обязательные блины с икрой. Автомобили стали считаться моветоном, и предприниматели гонялись за антикварными каретами и санями по всему свету. Поговаривали даже, что один из промышленников выменял собственную трехсотметровую яхту на золоченую карету королевы Анны Австрийской.

В дни, когда устраивалась губернаторская ассамблея, вход в его загородную резиденцию освещался множеством масляных фонарей, а гостей встречала охрана в зеленых камзолах с позументами. В руках они держали скрученные половики.

К восьми часам к резиденции губернатора начали съезжаться кареты и иномарки с синими проблесковыми маячками на капоте. На машинах явились те горемыки, кому еще не удалось приобрести престижную карету (не новодел, а настоящую, с гербом на дверцах!), и только наличие маячков на машинах давало им право присутствовать на губернаторской вечеринке.

Охранники бросались к очередной карете, распахивали дверцы, отбрасывали ступени и, уложив перед ступенями половик, помогали даме в бальном платье выбраться из кареты. С непривычки дамы в первое время выбирались из кареты задом с большой неловкостью, (зрелище малоэстетичное), но потом обвыклись, вальяжно спускались по ступеням, расточая улыбки окружающим. Тем, кто прибыл на автомобилях, охрана не помогала, мужьям, вынимавшим жен из машин так, чтобы не измять рюшечки и фижмы их бальных платьев, приходилось приспосабливаться самим.

Уже совсем стемнело, когда, гремя гусеницами, к подъезду подкатил танк. Танк, конечно, не является ни каретой, ни автомобилем, но кто же осмелится не пустить на бал хозяина танка? Особенно когда известно, кто он.

– Это все, – сказал один из охранников напарнику. – Командующий округом всегда приезжает последним.

Люк открылся, и из танка выбрался маленький человечек с пышными усами. На его мундире золотом отливали маршальские эполеты, на поясе болталась сабля, а на сапогах блестели шпоры. Звеня шпорами и сдергивая на ходу с головы буденовку, маршал живо вбежал в услужливо распахнутые охранником двери.

Зал, куда вошел маршал, был представительским: мозаичный паркет, облицованные мрамором панели, обтянутые бордовым бархатом стены. Возле камина, в котором ярко потрескивали поленья, стояло два глубоких кожаных кресла. Чуть поодаль – большой концертный рояль. В противоположном углу был накрыт длинный стол «а ля фуршет». На камине и на столе оплывали свечи в тяжелых бронзовых канделябрах. На галерее второго этажа расположились музыканты. Звучала музыка Шопена.

В зале находилось человек тридцать высших чиновников – ближайшее окружение губернатора – и их жены. Жены сгрудились возле супруги начальника таможни и с завистью рассматривали новую сумочку фирмы «Глория», сделанную из перьев квезали, – вымирающего вида священных птиц народа майя. На вопрос о стоимости сумочки жена таможенника царственно пожала плечами: «Не знаю, подарок мужа». Она наслаждалась всеобщим вниманием, пользуясь тем, что еще не появилась Диана.

О, эта Диана – головная боль и предмет зависти женщин и восхищения мужчин высшего света. В прошлом модель, танцовщица и победительница конкурса красоты, Диана была возлюбленной Вольдемара Викторовича и занимала пост советника губернатора. Примиряло матрон губернии с «этой выскочкой» только то, что она никогда не станет первой леди. Ибо после развода с первой женой губернатор сделался ярым сторонником демократии и дал обет больше никогда в брак не вступать.

– Чтобы не появился законный наследник и у народа не возникло желание отказаться от демократии и вернуть монархию, – объяснил он свою позицию во время телевизионного интервью сразу после инаугурации. – Нет, я уж лучше так, без регистрации…

И хотя в глубине души Диану покоробило это заявление, внешне она отреагировала спокойно, ибо и без священных уз брака обладала влиянием на губернатора большим, чем любая жена на законного мужа.

Без жен на бал явились только семеро: сам маршал, директор Пенсионного фонда толстяк Пухов, заведующий департаментом юстиции Астриль, главный прокурор губернии Комов, братья-близнецы по фамилии Ге и известный режиссер Карачумов в своей неизменной бескозырке. Начальники департаментов финансов и экономики в наказание, что допустили кризис, настигший губернию, на бал званы не были.

– Довели губернию до нищеты, вот пусть теперь сидят дома и думают, как исправлять ситуацию, – заявил губернатор, когда составлялись списки приглашенных.

Маршал приветствовал мудрое решение губернатора. Штафирки, всего-навсего начальники департаментов, чины, по его маршальскому разумению, не выше майора, а какими миллионами ворочают! А дать ратному ветерану безвозвратную ссуду пожадились, сволочи! Ведь, можно сказать, слезно просил жене на простую шубку. Она мерзлячка, ей без соболиной шубки никак нельзя!..

Сейчас маршал прямиком направился к столу, где уже обосновались Пухов, держащий в руке бутерброд с двойным слоем антрацитного блеска икры, Комов, налегающий на лососину, и Карачумов. Режиссер, как личность исключительно духовная, пил виски безо льда, не закусывая. Остальные кучковались группками в разных концах зала. Только Астриль в одиночестве прихорашивался у окна да братья Ге о чем-то страстно беседовали в дальнем углу залы. Близнецы заведовали департаментами прессы и культуры, но кто каким – ни они сами, ни их сотрудники разобраться не могли.

– Опять на закуску куриные жульены, – с обидой в голосе сообщил толстяк маршалу. – Как вам это нравится?! Кругом же птичий грипп свирепствует.

– Четыре капли молока на стакан спирта, и грипп как рукой снимет. Проверено мной лично. – Маршал любил рекомендовать этот коктейль как средство от всех болезней.

– Никто нас не любит, даже гриппозные куры, – грустно пожаловался Астриль, жеманные манеры которого не оставляли сомнения в его сексуальной ориентации. – Вчера в интернете написали, что я совращаю мужчин, используя служебное положение. Эти журналисты все время норовят в чужую постель влезть.

– А меня обвиняют в использовании пенсионных средств в личных целях, – пробасил Пухов.

– А разве нет? – отправляя в рот очередной кусок лососины, насмешливо спросил прокурор.

– В суде не доказано! – Возмущению Пухова не было границ.

– Если желаете, докажем, – сказал прокурор. – И привлечем.

Пухов хотел спросить прокурора – что, мало дал, еще нужно? Но вспомнил, что рядом находится маршал, и смолчал: маршал был другом прокурора и любил размахивать саблей.

– Нужно приструнить журналистов, – сказал Астриль, приближаясь к столу. – Слишком много воли они себе взяли. У нас же есть закон о частной жизни государственных чиновников.

– Следует использовать танки, а не законы, – по-военному деловито заметил маршал. – Танк – штука особая. Его только заведи, а там он с вашими журналистами сам разберется.

Братья Ге к беседе о танках и законах не прислушивались, их обоих поглотила борьба с невидимыми зелеными чертями, в очередной раз внезапно напавшими на Ге первого. Черти скакали по его плечам и груди, прятались в волосах, и Ге второй в меру сил помогал брату.

– Кыш, гниль зеленая! Кыш!.. – зло шептал Ге первый, раздавая щелчки направо и налево. – Изыди, кому говорю?! Всем головы поотрываю!

Но щелчки, видимо, на чертей не действовали, и он воззвал к брату:

– Ты их видишь?

– Вижу, вижу!

– Так бей их!

– А я что делаю?! – воскликнул Ге второй, с размаху нанося удар по плечу близнеца.

Мощный удар пробил брешь в рядах чертей, часть из них исчезла, а Ге первый обрел второе дыхание. Братья с удвоенной энергией принялись отлавливать неугомонную нечисть. Черти дразнили обоих, корчили рожи, заползали за воротник и за пазуху, дергали за волосы, щекотали, щипались. Короче – изощренно издевались над обоими, хотя должны были мучить только одного – Ге первого. Впрочем, эту свору, невидимую для посторонних глаз, можно понять, ну как им отличить правого от виновного, если даже самим братьям сделать это никак не удавалось.

Губернаторские гости с войной близнецов и чертей были давно знакомы, окружили братьев и следили за их акробатикой с удовольствием, как-никак, а развлечение. Даже музыканты сменили тихую музыку на бравурный военный марш.

– Мочи их! – кричал, входя в раж, маршал. – С флангов заходи, с флангов!

– Отче наш читай и крестом, – старался перекричать маршала режиссер. – Крестом осеняй!..

Всем стало весело. Толстяк Пухов, забыв об опасности гриппа, съел несколько куриных жульенов, а маршал отложил в сторону саблю, чтоб не мешала жестикулировать, чем поверг всех гостей в изумление – известно, что он даже спит с ней.

Тут же организовался тотализатор. Ставили в основном на чертей, ставки шли восемь к одному. В зале стоял гул.

Нет, что ни говори, а вечеринка началась хорошо, по-дружески и беззаботно. Так беззаботно, что гости даже не заметили, как в зале появились Французов и Диана. Едва взглянув на своих гостей, Вольдемар Викторович заскучал:

– Нет, чтобы в лото играли…

Гости наконец заметили губернатора, галантно склонились к ручке Дианы и замерли в ожидании.

– К столу, господа! И, пожалуйста, никаких разговоров о делах. Наполним бокалы! – провозгласила Диана.

– Наполним бокалы! – радостно вскричал Ге первый.

– Вы спасли моего брата, мадам, – склонился к руке Дианы Ге второй. – Черти боятся вина больше, чем ладана. Достаточно дать им пару бокалов, и они угомонятся.

Замершее веселье разгорелось вновь. Шумно направились к столу, шумно выпили. Воздух наполнился винными парами и свечным чадом. Решили потанцевать. Музыканты на галерее заиграли полонез Огинского. Гости разбились на пары. У тех, кто явился без жены, пары, естественно, не было. Но и они не скучали, душой отдаваясь музыке. Полонез в паре с алкоголем навевал чувственное томление.

Астриль не стал бороться с нахлынувшим желанием и попытался увлечь на танец прокурора, но цели своей не достиг: прокурор был занят, активно помогая братьям изгонять вином чертей, ибо двух бокалов для окончательной победы над выкормышами дьявола оказалось недостаточно. Астриль демонстративно удалился в угол, грыз носовой платок и бросал в сторону прокурора обиженные взгляды. И только толстяк Пухов чувственности не поддавался. Зная, что губернатора потешают его выходки, он, пыхтя, отдуваясь и обливаясь потом, выплясывал под полонез матросское «Яблочко». Затем поскользнулся и, пытаясь удержать равновесие, заскользил по зеркальному паркету, как по льду, – качаясь, размахивая руками, балансируя всем телом и взвизгивая. Французов рассмеялся.

Танец кончился. Диана, обрадованная тем, что губернатор повеселел, воскликнула:

– А теперь сюрприз от Антона Антоновича, господа!

Ге первый поперхнулся вином. И, слава богу, что не захлебнулся. Он, как и остальные приглашенные, хорошо знал, какие бывают сюрпризы у начальника Службы безопасности. Музыканты мгновенно присели и затаились за балюстрадой балкона.

– Нет-нет! – Губернатор еще больше развеселился, видя страх подчиненных. – На сей раз никаких разоблачений, сюрприз настоящий. Полковник отыскал для нас ясновидца.

Вздох облечения ветерком пронесся по гостиной.

– Замечательно, – кокетливо сказал Астриль. – Правительства многих цивилизованных стран пользуются услугами ясновидцев.

– Цивилизованные страны, цивилизованные страны! – громко воскликнул режиссер и, сдернув с головы бескозырку с надписью «Варяг», в ярости шмякнул ею об пол. – До коих пор будем на них равняться, до коих пор будем унижать наш талантливый народ?!..

– Странный вопрос, – с неприязнью сказал маршал. – Вы это о дедовщине?

В гостиную Мостовой ввел Маэстро. За ними ассистент Рыжаков с прической апельсинового цвета вкатил тележку, покрытую серым сукном. На ней стоял черный ящик. Ассистент бросил взгляд в сторону стола, разглядел яства, сглотнул набежавшую слюну и выкатил тележку на середину комнаты. Последним в комнату вошел охранник и застыл возле дверей, держа руку на открытой кобуре: кто знает, может, в ящике фокусника скрывается террорист.

– Прошу простить за опоздание, но у нас только что кончился плановый концерт, – сказал с поклоном Маэстро, и представление началось. Ассистент, кривляясь, помогал магу.

Фокусы у них были так себе: букет цветов из рукава, кролик из шляпы, исчезающая в стакане вода, разрезанная и склеившаяся сама по себе веревка и тому подобное, годящееся разве что для третьесортного кабаре. Гости начали скучать, Диана с трудом скрыла зевок. Один только маршал был в восторге и после каждого фокуса шумно аплодировал, да Карачумов истово крестился, защищаясь от происходящего у него на глазах – не иначе как дьявольского! – волшебства.

Мостовой с иронией наблюдал за гостями.

– Не надо больше фокусов, Маэстро, – внезапно попросил он мага. – Займитесь предсказаниями, расскажите о нашем будущем.

– Просим, просим, – улыбнулся Французов.

– Начинайте, шеф! – поторопил мага, подмигивая зрителям, крашеный ассистент. – Нам обещан тройной гонорар.

– Про-сим, про-сим! – скандировали гости.

– Значит, хотите знать свое будущее? – Маэстро внимательным взглядом обвел присутствующих.

– В пределах разумного! – одновременно воскликнули близнецы.

– И без оценки личных качеств, – опасливо добавил Астриль.

– Слишком много условий и ограничений. – Маг нашел предлог для отказа и повернулся к полковнику. – Поставленная передо мной задача в таких условиях невыполнима.

– Поведайте будущее мне, – раздался голос губернатора. – Без условий и ограничений.

Ясновидец молчал, глядя на губернатора.

– Ну, пожалуйста, – попросил Вольдемар Викторович. В его глазах читалось искреннее желание человека, замороченного ложью и лестью, услышать правду.

– Хорошо. Пожалуйста, протяните левую руку ладонью вверх, – Маэстро взглянул на потолок. – Чересчур много света, господа. Огонь свеч, отраженный хрусталем люстр, слепит глаза.

– Свечи сейчас погасим, – сказал Мостовой.

– Не все, – попросил Астриль. – В темноте мы же не сможем отыскать себе пару.

– Глупости! – раздались женские голоса. – Совсем наоборот, темнота способствует!

– Мы в землянках тоже, при лучине… это самое, – поддержал женщин маршал. – И ничего, как сейчас помню, справлялись! – И тут же осекся. – Пожалуйста, жене это не пересказывайте.

– Я вас слушаю, Маэстро. – Губернатор протянул руку вперед, ладонью вверх.

Маэстро взглянул на руку, затем в глаза Французова. Французов вяло улыбнулся, и взор его затуманился.

И сквозь туман проступила пыльная дорога, по которой под палящим солнцем ползли повозки с впряженными в них рабами. Рядом брели надсмотрщики, разомлевшие от жары, и лениво щелкали бичами. И среди надсмотрщиков Французов вдруг увидел себя. Перед ним возник какой-то сидящий на повозке изможденный человек. Французов привычно ткнул его в спину рукоятью бича: «Пошевеливайся!..»

Человек поднял голову, взглянул на своего мучителя и внятно произнес: «Ты за это еще поплатишься!..»

Маэстро отпустил руку губернатора, щелкнул пальцами, и тот открыл глаза.

– Очень странно… – Маэстро был огорошен тем, что увидел, и не сумел скрыть этого. – Этого не может быть. Те же линии, те же пересечения…

Губернатор вопрошающе взглянул на мага.

– Я недавно встречал человека, звезды которого… Простите, я поражен. Если сказать проще, пути ваших судеб совпадают.

– И что это значит? – улыбнулся Французов.

– Ваша судьба начнет повторять судьбу другого человека. Если ему будет плохо, начнете страдать вы, если его покинет покой, вас истерзает бессонница.

– Прямо как у близнецов! – воскликнул один из братьев Ге.

– Помолчите! – Полковник внезапно почувствовал какое-то внутреннее напряжение. Так бывало, когда просыпалась его интуиция.

В гостиной повисла тишина.

– Подождите меня внизу, – предложил полковник ясновидцу. – Я сейчас выйду. – И дождавшись, когда ясновидец с ассистентом покинули гостиную, повернулся к притихшим гостям. – Все, о чем сейчас сказал ясновидец, рекомендую забыть навсегда. Ясно?

– А я ничего и не понял, – признался маршал.

– Тем лучше. – Антон Антонович стремительно вышел из зала.

– Все это чепуха, – сказал Вольдемар Викторович и почувствовал, что заноза тревоги воткнулась в сердце. И задохнулся. Как в детстве, когда, страшась темноты, он зарывался с головой под одеяло и поджимал под себя ноги, чтобы сделаться меньше и незаметней. Но там, под одеялом, вдруг начинало казаться, что он уже никогда не сможет выбраться наружу, и тогда он с воплем вскакивал и мчался в спальню к родителям. Отец подсмеивался над его страхами, а мать жалела, ласкала.

Губернатор вспомнил мать, ощутил ее теплую руку на голове, и заноза, сидящая в сердце, выскочила, воздух поступил в легкие.

– Полная чепуха, – уже гораздо уверенней повторил он.

– Богопротивный человек, – кратко охарактеризовал происшедшее режиссер. – Одно слово – артист! Кто-кто, а я знаю, чем дышат эти сукины дети.

– Но ассистент у него хорошенький, – с нежностью заявил Астриль. – Рыженький, как апельсин. Так и хочется съесть…

– Мостовой рекомендовал все забыть, и он прав, нечего чепуху обсуждать, – сказала Диана и пробежала пальцами по клавишам рояля. Зазвучала мажорная музыка. На галерею вновь вернулись музыканты. Близнецы переглянулись и направились к столу. За ними потянулись и остальные. И вновь наполнились пенистым вином бокалы.

Маэстро ждал Мостового на ступенях дворца. У входа стоял микроавтобус с работающим мотором. Ассистент курил чуть в стороне, прикрывая огонь сигареты от ветра ладонью. У его ног стояли чемодан с приспособлениями для фокусов и складная тележка.

Полковник появился за спиной ясновидца бесшумно, как кот на охоте.

– Кто тот человек, от судьбы которого зависит судьба губернатора? – без предисловий спросил он.

– Не знаю, – ответил Маэстро, не поворачиваясь. – Я видел его один единственный раз. Позавчера, на вокзале.

– Вы же мне говорили, что он кассир в банке и что его зовут Самсон, – вмешался в разговор ассистент.

Полковник улыбнулся: ассистент, оказывается, свой парень – закладывает шефа без зазрения совести. Не забыть бы о нем после. И внезапно в его голове мелькнула и тут же исчезла какая-то важная мысль.

От волнения Мостовой даже вспотел. «О чем же я подумал? О чем?.. Ага, что-то о том, что докладывал Кривошей, какому-то кассиру ясновидец предсказал конец в доме умалишенных. А значит… Черт возьми! Вот он, долгожданный случай, вот он – здесь и сейчас!..»

Больше вопросов начальник ГСБ задавать не стал и мага за сокрытие информации не укорил.

– Садитесь, – пригласил он Маэстро и ассистента, распахнув дверцу машины. – Вас отвезут домой. Причитающийся гонорар уже перевели на ваш счет.

Ассистент загрузил в машину багаж мага, и машина тронулась с места.

Как только машина скрылась, полковник присел на ступени. «Нет, не будем торопиться, – размышлял Мостовой. – Необходимо во всем разобраться, получить доказательства пророчества. Если окажется, что маг прав, откроются неоценимые возможности. Однако мне одному, без помощи соратника не обойтись. Тут нужна женщина, и женщина отчаянная…»

Мостовой достал из кармана мобильный телефон и набрал трехзначный номер.

– Немедленно найти Самсона, которому гадал Маэстро на вокзале, и наладить постоянное наблюдение. Приступайте!

5

В совершенно безлюдный бассейн вошла Диана, сбросила с себя халат и обнаженной нырнула в воду. Она стерегла эти утренние часы, когда губернатор запирался в кабинете. Можно было нежиться в теплой воде в одиночестве и размышлять о своем положении. Оно все еще оставалось не проясненным. Зная об отношении к себе жен сановников, она уже давно оставила мысль повторить историю Екатерины Первой. Семь лет она находится в роли фаворитки и секретаря. Еще четыре года – и тридцать, а там – четвертый десяток!..

Диана была младше Французова ровно вдвое и понимала, что, когда Вольдемару придется оставить губернаторство, она останется в лучшем случае служанкой при стареющем отставном политике. И хотя сейчас он заботливый и любящий, кто знает, как сложится. Он какой-никакой, а мужчина, вдруг найдет себе кого-нибудь помоложе. Что-то нужно было сделать, что-то предпринять, чтобы повернуть его лицом к браку. Но ничего путного в голову Диане пока не приходило.

Диана несколько раз пересекла бассейн и легла на спину, чтобы передохнуть. Сквозь стеклянную крышу бассейн заливали лучи весеннего солнца.

Гулкие шаги нарушили ее покой. Диана увидела шедшего вдоль борта Мостового. В руках он держал ее халат.

– А, полковник!.. – весело воскликнула Диана. – Я здесь одна, голая, вокруг ни души, а Волик (иногда она позволяла себе такую вольность) ревнив, как черт. У него даже бакенбарды, когда ревнует, наливаются кровью. Вы подвергаете себя опасности, полковник.

– Сейчас речь идет об опасности, которой подвергаемся мы все, – сказал Антон Антонович и присел на корточки на краю бассейна. – Вы помните вчерашнее предсказание ясновидца?

– Помню. Но при чем тут мы?

– Я выяснил, что человеку, с судьбой которого связана судьба Вольдемара Викторовича, маг напророчил конец в сумасшедшем доме.

– И это значит, что наш Французов… – Диана сообразила, какая ей в дополнение ко всем мыслям грозит беда, если Вольдемар окажется душевнобольным. Как тогда одинокой женщине бальзаковского возраста жить без средств и профессии в этом дышащем неприязнью к ней окружающих, мире? – Какой ужас!..

– Вот именно, – сказал полковник. – Мы оба потеряем все.

– Неужели ничего нельзя изменить?

– Можно и даже необходимо. Но одному мне не справиться. Вы нужны мне.

– А что я могу сделать? – удивилась женщина.

– Для начала рассказывать мне, как будет вести себя Вольдемар в ближайшие три – четыре ночи.

– Все? – переспросила женщина.

– Все. Интимные подробности тоже. – Полковник уже не объяснял, приказывал.

– Нет, это невозможно!..

– Разве? – с нескрываемой иронией спросил полковник. – Вы же не хотите, чтобы Вольдемар Викторович кое о чем узнал.

«Знает! Все знает!» – пронеслось в голове Дианы. Перед ее глазами возникли похотливые лица мужчин, сгрудившихся у подиума, торс жирного устроителя конкурса красоты, предложившего тиару победительницы взамен групповых любовных утех, и поняла, что ее будущее в руках всезнающего полковника. Что ж, чтобы спасти свое будущее, ей придется многим поступиться.

– Хорошо, я буду вам обо всем докладывать. Мораль и нравственность в таких случаях не столь великие жертвы, не так ли?

– Я восхищен вашим умом, мадам. – Мостовой изящно нагнулся к барьеру бассейна, за который держалась женщина, и поцеловал ей руку. – И безмерно рад, что мы отныне заодно.

– Заодно, – согласным эхом отозвалась Диана.

После ухода Мостового Диана спустилась в сад и долго в задумчивости бродила по аллеям…