Текст книги "«Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (март – июнь 1917 года)"

Этот эпизод жизни Керенского вспоминал и Кирьяков, но излагал его иначе:

Это было в «Земле и воле» – петербургской интеллигентской организации по подготовке выборов во 2-ю Государственную Думу – в конце лета 1906 года.

Сразу же он привлек к себе все сердца и не раз удивлял той практической государственной сметкой, которой очень недоставало старым партийным работникам, принужденным до 1905 г. или ютиться в подполье, или проживать большую часть времени за границей[107]107
  Кирьяков В. В. Керенский как оратор // Речи А. Ф. Керенского о революции. С. 7.


[Закрыть].

В описании Кирьякова Керенский предстает не видным деятелем социалистов-революционеров – каковым он в то время и не был, – а членом радикального непартийного объединения интеллигенции. Интересно, что молодой юрист изображается как представитель нового поколения, идущего на смену старым ветеранам освободительного движения, поколения более практичного, государственно мыслящего. Подобная прагматичность государственника, проявленная еще в молодые годы, обосновывала статус лидера в эпоху новой революции, когда от политиков, входящих во власть, требовались такие навыки и такое видение ситуации, которыми не обладали радикальные деятели предшествующего поколения. Кирьяков, принадлежавший к правому крылу социалистов-революционеров, явно противопоставлял Керенского В. М. Чернову и другим лидерам партии эсеров, занимавшим центристские позиции.

В результате ареста и последующей политической деятельности репутация Керенского в кругах радикальной интеллигенции была упрочена. В октябре 1906 года Н. Д. Соколов, социал-демократ и видный «политический адвокат», предложил Керенскому срочно выехать в Ревель, чтобы защищать в суде эстонских крестьян, участвовавших в разгромах имений остзейских баронов. Керенский немедленно направился в столицу Эстляндии. Защиту он повел удачно: большая часть подсудимых не понесла наказания, они были освобождены в зале суда[108]108
  Abraham R. Alexander Kerensky. P. 39–40; Kerensky A. The Crucifixion of Liberty. P. 121; Idem. Russia and History’s Turning Point. P. 74–75.


[Закрыть].

Одесский биограф Керенского описывал этот поворот его карьеры так: «В эту темную и глухую ночь реакции принес гонимым братьям свою любовь и труд А. Ф. Керенский. Он оставил свою практику молодого, талантливого адвоката и всецело отдался политическим процессам. Редкий из них обходился без Керенского в качестве защитника»[109]109
  В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 7. См. также: Кирьяков В. В. А. Ф. Керенский // Нива. 1917. № 19. С. 289.


[Закрыть]. У читателя создавался образ популярного и высокооплачиваемого столичного юриста, который по принципиальным соображениям отказывался от выгодной карьеры, приносящей ему значительный доход. Это не соответствовало действительности, хотя на профессиональный выбор, сделанный помощником присяжного поверенного, и в самом деле влияли идейные мотивы. О тяготах Керенского писал и Тан, преувеличивая их, по-видимому: «Он получал от своего патрона 25 рублей в месяц, долгое время терпел нужду и вместе с семьею обитал на чердачном этаже»[110]110
  Тан. А. Ф. Керенский. Любовь русской революции. С. 2.


[Закрыть]. Как мы увидим далее, образ аскета, посвятившего всего себя борьбе за свободу, был весьма важен для репрезентации «вождя революции».

После процесса в Ревеле Керенский стал полноправным «политическим защитником». Этот этап его биографии считали нужным вспомнить почти все авторы его жизнеописаний: «…был известен как выдающийся защитник по политическим делам». И сам министр, обосновывая свой авторитет, вспоминал и собственное пребывание в тюрьме, и защиту обвиняемых в государственных преступлениях. Во время весьма важного выступления 26 марта перед солдатскими депутатами в Петроградском Совете, он заявил: «…мне пришлось долго находиться в застенках русского правосудия[,] и через мои руки прошли многие борцы за свободу»[111]111
  Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3, 9.


[Закрыть].

3. «Народный трибун»

Специализация «политического защитника» не приносила значительных гонораров, но обеспечивала известность в радикальной среде. Такая карьера требовала следования неписаному, но жесткому коду поведения, хорошо известному юристам и обвиняемым. Перед «политическими защитниками» возникало немало этических и профессиональных проблем: им следовало добиваться оправдания обвиняемого и в то же время защищать его политические взгляды. Решать одновременно эти задачи было сложно, порой невозможно. Для кадета В. А. Маклакова, одного из наиболее известных адвокатов, главным приоритетом была юридическая защита клиента: «Если он [адвокат. – Б. К.] не должен задевать и оскорблять политических взглядов своего подзащитного, если он не может, не унижая себя, лицемерно от них отмежевываться, поскольку с ними согласен, то он все-таки должен с уважением относиться к обязанности судей существующий закон соблюдать и защищать. Нельзя смешивать задачи политического деятеля и защитника», – вспоминал он[112]112
  Маклаков В. А. Из воспоминаний. Нью-Йорк, 1954. С. 266. Й. Баберовски полагает, что все «политические адвокаты» использовали суд для политической проповеди, не исключая и Маклакова. См.: Baberowski J. Autokratie und Justiz. Zum Verhältnis von Rechtsstaatlichkeit und Rückständigkeit im ausgehenden Zarenreich 1864–1914. Frankfurt am Main, 1996. S. 577–578.


[Закрыть].

Однако многие адвокаты воспринимались обществом как политики и вели себя соответствующим образом. Роль «народного трибуна», обвиняющего режим и его «слуг», брал на себя и Керенский. Каждый процесс был для него полем новой битвы с ненавистной властью, которую олицетворяло государственное обвинение. Именно так описывал роль будущего министра Леонидов: «Меньше всего А. Ф. Керенский был профессиональным адвокатом, отдающим свое время и силы отдельным личностям, защите их эгоистических интересов и прав. Он всегда тяготел к интересам бесправных общественных классов, он всегда вел борьбу за их право на жизнь и точно старался довести их до того светлого времени, когда и они будут утверждены в полноправии»[113]113
  Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 10–11.


[Закрыть]. Схожим образом писал о Керенском и его одесский биограф:

Надо ли говорить о том, что его роль в этих процессах была тяжелой, подчас трагической. Приходилось выступать перед судьями, заранее предрешившими исход процесса; перед судьями, глухими к логике сердца, логике и даже правосудия; перед судьями, делавшими себе на суровых приговорах карьеру. Защитники подсудимых находились при этих условиях в положении людей, принужденных прошибать лбом каменную стену. Керенский переживал это положение особенно остро, ибо на скамье подсудимых сидели люди, бывшие не только его подзащитными: там сидели его партийные соратники, боевые товарищи, иногда личные друзья. Керенский боролся за них до последней возможности, с отчаянием одного против всех, без надежды на торжество правды и справедливости[114]114
  В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 7.


[Закрыть].

Это описание соответствовало духу обличения судебной системы «старого режима», присутствовавшему и в речах Керенского в 1917 году. Однако реальность дореволюционной судебной системы здесь была искажена: среди судей и прокуроров империи имелось немало высокопрофессиональных юристов, корректно исполнявших свои служебные обязанности. И впоследствии, став министром юстиции, Керенский фактически признал добросовестность некоторых былых оппонентов, выдвигая их на высокие должности.

Будущему министру юстиции довелось в качестве защитника участвовать в громких процессах. Широкую известность получило дело так называемой Тукумской республики, в ходе которого он защищал латышских повстанцев. Вел Керенский и дело трудовиков, подписавших Выборгское воззвание; участвовал в процессах руководителей Всероссийского крестьянского союза, Санкт-Петербургской военной организации социал-демократов, Союза учителей Санкт-Петербургской губернии, Крестьянского братства Тверской губернии, Северного летучего отряда Боевой организации эсеров. Среди клиентов Керенского были и большевики: он защищал боевиков, участвовавших в экспроприации Миасского казначейства. Об этих процессах вспоминали биографы министра в 1917 году. Перечень даже части дел, которые ему приходилось вести, свидетельствует о востребованности и профессионализме молодого юриста. Керенский стал полноправным членом корпорации адвокатов: в 1909 году Совет присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты принял его в число присяжных поверенных.

Особое значение для карьеры Керенского имел процесс армянской социалистической партии «Дашнакцутюн» в 1912 году. Перед судом тогда предстала элита армянской интеллигенции. Керенскому удалось доказать ложность свидетельских показаний, представленных обвинением. Это была убедительная победа защиты, а один из следователей даже получил официальное обвинение в лжесвидетельстве и подлоге (власти объявили его психически больным, чтобы спасти от ответственности). Из 145 обвиняемых 95 были оправданы[115]115
  Kerensky A. Russia and History’s Turning Point. P. 76–80.


[Закрыть].

Именно этот процесс нередко вспоминали биографы Керенского. Леонидов рассматривал результаты процесса как политическую победу защиты: Керенскому якобы удалось убедительно доказать, что болен и невменяем не следователь, но судебная система, созданная министром юстиции И. Г. Щегловитовым (последний олицетворял для многих оппозиционеров, прежде всего для радикальных адвокатов, ненавистный режим)[116]116
  Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 11–12.


[Закрыть]. Одесский же биограф Керенского и этот процесс описывал как трагический поединок честного защитника-идеалиста со всемогущей системой, поединок, результат которого якобы уже заранее был определен:

…Керенскому приходилось бороться с той же каменной стеной. Председатель суда не давал ему говорить, обрывал его на полуслове, когда разоблачение становилось слишком серьезным; грозил ежеминутно вывести его из зала; делал резкие замечания во время хода процесса. Перед потрясенным залом проходила картина героической борьбы безоружного с вооруженным, борьбы права с силой, борьбы с – увы! – предрешенным результатом[117]117
  В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 7–8.


[Закрыть].

Подобный стиль жизнеописания «политического адвоката» противоречил фактической истории процесса, однако соответствовал общему революционному пафосу обличения «старого режима», который был присущ и выступлениям самого Керенского. Образ мужественного и бескомпромиссного борца с безжалостной системой способствовал в то время укреплению авторитета политика.

Порой роль «народного трибуна», взятая на себя молодым юристом, сказывалась на судьбе его подзащитных. Коллеги Керенского, по словам Л. Арманд, предупреждали: «Если вы хотите, чтобы он защитил революцию, то он это сделает блестяще. Но если вам надо защитить подсудимого, то зовите другого, ибо в Керенском революционер всегда берет верх над адвокатом. Военные судьи его ненавидят»[118]118
  Арманд Л. Керенский. С. 3.


[Закрыть]. Свидетельство это весьма правдоподобно, хотя, как мы видели, в суде Керенский порой добивался успехов. Интересно, однако, что в 1917 году Арманд, горячая сторонница министра, и другие его биографы были уверены, что их читатели с одобрением встретят такую характеристику «политического защитника», защищающего не своего клиента, а революцию. В той ситуации именно такой образ – пламенного адвоката-революционера – служил для укрепления авторитета политика.

Впрочем, некоторым обвиняемым как раз и требовался адвокат-единомышленник, и они охотно обращались к нему; репутация Керенского делала его авторитетным юристом для революционных активистов. Так, известная впоследствии большевичка, Е. Б. Бош, арестованная в 1912 году, желала, чтобы ее на суде защищал именно адвокат-революционер. Ее мать писала Керенскому: «Она не хочет иметь защитником человека, к которому не могла бы отнестись с полным доверием и уважением к прежней его деятельности, и очень и очень просит Вас защищать ее»[119]119
  Государственный архив Российской Федерации [далее – ГАРФ]. Ф. 1807. Оп. 1. Д. 242. Л. 42–43; Д. 244. Л. 4–5.


[Закрыть]. Разумеется, не только большевики, но и другие революционеры обращались за юридической помощью к радикальному адвокату, сочувствующему их взглядам.

Политические процессы широко освещались в прессе, известность Керенского и его влияние в радикальных кругах возрастали. Даже в августе 1917 года противник главы Временного правительства, Г. К. Орджоникидзе вспоминал «того Керенского», «который когда-то, выступая в качестве защитника, к своим горячим речам заставлял прислушиваться всю Россию…». Видный большевик противопоставлял былому радикалу-адвокату, пользовавшемуся доверием революционеров, другого Керенского, Керенского-министра[120]120
  Шестой съезд РСДРП (большевиков), август 1917 года: Протоколы. М., 1958. С. 30.


[Закрыть]. В свое время известный «политический защитник» пользовался симпатиями и левых социал-демократов, ставших потом его политическими врагами, но показательно то, что, когда большевики уже атаковали главу Временного правительства, эта часть его жизни не была забыта и политические оппоненты министра иногда публично вспоминали о его прошлом с уважением.

Общероссийской известности молодого юриста способствовали и события на Ленских золотых приисках, упоминаемые в 1917 году почти всеми его биографами[121]121
  Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3.


[Закрыть]. В апреле 1912 года войска и полиция открыли огонь по забастовщикам, в результате 250 человек погибло. Общественное мнение было возмущено, для проведения расследования была послана правительственная комиссия. Однако думская оппозиция настояла на создании особой комиссии, независимой от каких-либо ведомств, деньги для ее организации были собраны по подписке. В состав комиссии было включено несколько юристов из Москвы и Петербурга, возглавил ее Керенский. Адвокаты участвовали в переговорах между администрацией приисков и рабочими, оказывая последним юридическую помощь при заключении нового соглашения с компанией[122]122
  Abraham R. Alexander Kerensky. P. 55–56; Kerensky A. Russia and History’s Turning Point. P. 81–83.


[Закрыть]. Арманд утверждала, что товарищи по комиссии так характеризовали будущего министра: «Это чудесный юноша, но уж очень горяч. При таком пламенном негодовании трудно быть следователем»[123]123
  Арманд Л. Керенский. С. 3–4.


[Закрыть]. И эта оценка также не рассматривалась автором как негативная; можно предположить, что и многие читатели воспринимали ее во время революции положительно: радикально мыслящая часть общества с сочувствием относилась к пылким обличениям всех возможных виновников происшествия, даже если их виновность и не была должным образом доказана. Такой образ «горячего» и «пламенного» народного трибуна, обличающего режим, в глазах многих способствовал укреплению авторитета политика – и до революции, и, в еще большей степени, после переворота.

Подобное свидетельство также содействовало утверждению революционной репутации политика, порой же его роль в расследовании Ленских событий явно преувеличивалась: «…Керенский заставил власть расписаться в содеянном ужасе, и перед той правдой, которая была сказана Керенским, преклонились самые верные слуги павшего режима», – писал Леонидов[124]124
  Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 14.


[Закрыть].

Эти публичные выступления сделали молодого адвоката настоящим любимцем «общественности», и на него обратили внимание лидеры группы трудовиков. Некоторые из них были ранее клиентами Керенского – он вел их защиту на процессе Всероссийского крестьянского союза. Еще осенью 1910 года видные трудовики предложили популярному радикальному юристу баллотироваться в Государственную думу по списку группы. Несмотря на свои связи с социалистами-революционерами, Керенский принял это предложение. Он был избран выборщиком от второй городской курии Вольска (Саратовская губерния), имевшего репутацию «радикального» города[125]125
  Ради этого Керенский «приобрел» в городе небольшой дом (в действительности сделка была фиктивной, хотя В. Кирьяков утверждал, что выборы были «строго законными»). Затем на губернском избирательном собрании новый «домовладелец города Вольска» – так Керенский написал в думской анкете – получил место депутата от Саратовской губернии. См.: Abraham R. Alexander Kerensky. P. 56–57; Кирьяков В. В. А. Ф. Керенский // Нива. 1917. № 19. С. 289; РГИА. Ф. 1278. Оп. 9. Д. 341. Л. 1. Наиболее обстоятельный очерк деятельности А. Ф. Керенского в Думе составил С. В. Тютюкин. См.: Тютюкин С. В. Александр Керенский. С. 38–106.


[Закрыть]. Обстоятельства избрания в Думу эсера Керенского в качестве представителя более умеренной политической группы создавали в 1917 году для биографов Керенского некоторые проблемы. Кирьяков, желая сделать акцент на связях вождя с социалистами-революционерами, подчеркивал вынужденный характер этого маневра: «Приходилось законспирироваться, окраситься снаружи в защитный цвет»[126]126
  Кирьяков В. В. А. Ф. Керенский // Нива. 1917. № 19. С. 289; В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 8.


[Закрыть]. Биографы стремились показать, что и в качестве депутата Государственной думы Керенский продолжал быть настоящим радикалом: «В своих речах по аграрному, рабочему, бюджетному и другим вопросам всегда стоял на страже интересов демократии, открыто заявлял себя социалистом»[127]127
  Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3.


[Закрыть].

Статус члена Думы укреплял авторитет Керенского в радикальных кругах и открывал новые возможности для его политической деятельности. Трудно предположить, что молодой политик сыграл бы такую роль в Февральской революции, не будь он депутатом. Однако уже через несколько месяцев после свержения монархии можно было заметить, что «цензовая» Дума становится все менее популярной в глазах политизирующихся и радикализирующихся масс. И некоторые биографы Керенского предпочли описывать «парламентский» период его деятельности как вынужденный и даже мучительный: «…связанность думской работы, необходимость постоянного общения с буржуазными партиями томила и раздражала его». Подчеркивалось, что его речи, которые «резко и смело» звучали в стенах Таврического дворца, встречали «враждебное отношение со стороны громадного большинства цензовой Думы», но зато находили «горячий отклик в рядах демократии»[128]128
  Арманд Л. Керенский. С. 5; Александр Федорович Керенский (По материалам Департамента полиции). С. 3.


[Закрыть]. Одесский биограф Керенского выделял его уникальное положение в Думе, противопоставляя радикального политика другим депутатам:

…он сделался совестью четвертой Думы, одной из немногих ее светлых фигур. В моменты, когда недоношенный русский парламент бывал подавлен презрением и надменностью министерской ложи, когда царские холопы с трибуны Государственной Думы бросали народным представителям оскорбительные пощечины, вроде знаменитого «так было, так будет», – один только голос звучал неизменно твердо, беспрерывно смело и уверенно. Это был голос А. Ф. Керенского. <…> Пять лет борьбы Керенского за волю и правду – одни могут оправдать пять лет безволия и бесправия четвертой Государственной Думы[129]129
  В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 8–9, 10. «Так было, так и будет!» – слова министра внутренних дел А. А. Макарова, произнесенные им в Государственной думе по поводу Ленского расстрела. Слова эти вызвали сильное общественное негодование.


[Закрыть].

Члены Временного правительства и Исполкома Петроградского Совета, которые были депутатами Государственной думы, – меньшевики, трудовики, прогрессисты, кадеты – вряд ли согласились бы с такой оценкой, да и внимательный читатель думских отчетов – тоже. Однако некоторые политизирующиеся читатели эпохи революции могли поверить, что «только Керенский», популярнейший лидер Февраля, был настоящим народным представителем в «цензовой» и «буржуазной» Думе.

Сам Керенский во время революции описывал свою деятельность в Государственной думе как постоянную борьбу с врагами народа: «Пять лет я боролся с этой кафедры против старой власти и обличал ее. Я знаю врагов народных и знаю, как с ними справиться», – заявил он в своей, уже упоминавшейся, важной политической речи 26 марта, выступая в солдатской секции Петроградского Совета[130]130
  Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 9.


[Закрыть].

Молодой юрист быстро стал главным оратором фракции трудовиков, а потом и ее неформальным руководителем. Стремительный взлет Керенского, по-видимому, мог вызвать опасения некоторых ветеранов Трудовой группы. Арманд отмечала, что не всем ее членам нравилось подобное положение, не раз обсуждались ими планы борьбы с «эсеровским засильем», но авторитет Керенского якобы делал это невозможным: «…сила его покоряла естественно, без напряженья»[131]131
  Арманд Л. Керенский. С. 4–5.


[Закрыть].

Выступления Керенского в Думе не походили на деловые речи парламентариев, концентрирующих свое внимание на обсуждении бюджета и кропотливой законотворческой работе. С думской трибуны, как и в суде, он страстно обличал режим и его «слуг». Керенский и адресовал свои речи не депутатам и министрам, а всей стране. Выступления молодого депутата были яркими, эмоциональными, порой вызывающими. Стиль поведения Керенского в Думе не всегда соответствовал идеалу парламентской корректности. Чиновник, наблюдавший за ходом заседаний, сообщал: «…председатель Думы не реагировал на свист, раздавшийся в заседании… по адресу представителя правительства, хотя все видели, что свистел член думы Керенский»[132]132
  Донесения Л. К. Куманина из министерского павильона Государственной Думы, декабрь 1911 – февраль 1917 года // Вопросы истории. 2000. № 1. С. 12–13; № 3. С. 4.


[Закрыть]. Неудивительно, что молодой депутат воспринимался как левый enfant terrible Думы[133]133
  Хин-Гольдовская Р. М. Из дневников 1913–1917 // Минувшее: Исторический альманах. СПб., 1997. Вып. 21. С. 576.


[Закрыть].

Правые депутаты резко реагировали на пылкие выступления Керенского, нередко возникали скандалы. Председательствующие прерывали оратора, лишали слова, а иногда и исключали на несколько заседаний; репутация нарушителя спокойствия порой придавала непредвиденное значение самым невинным словам Керенского. Шутили, что любые слова депутата, даже его официальное обращение к коллегам: «Господа члены Государственной думы», вызывали немедленную реакцию председательствующего: «Член Думы Керенский, делаю вам первое предостережение». Арманд же с гордостью писала о вызывающем поведении депутата и о той реакции, которую оно порождало[134]134
  Арманд Л. Керенский. С. 4.


[Закрыть]. В радикальных кругах такой стиль повышал авторитет Керенского. Неудивительно, что его речи были фактором, провоцирующим конфликты, которые становились важными информационными поводами. Думские журналисты, охотившиеся за сенсациями, часто их освещали; Керенский превращался в наиболее цитируемого левого депутата. Его влияние росло, подчас он председательствовал на заседаниях фракции трудовиков, а с 1915 года стал и официальным ее лидером[135]135
  Александр Федорович Керенский (По материалам Департамента полиции). С. 38, 39.


[Закрыть].

Порой Керенский воспринимался как наиболее яркий и известный представитель левых в Думе. Руководитель фракции меньшевиков Н. С. Чхеидзе не был талантливым оратором, способным увлечь коллег и приковать к себе внимание журналистов. К тому же приверженность марксистской ортодоксии мешала Чхеидзе вступать в тактические переговоры с «буржуазными» группировками, и энергичный Керенский вел их от имени двух левых фракций. Это также способствовало укреплению его авторитета.

Не всем нравился «театральный» стиль выступлений депутата Думы, не соответствовавший традиционным представлениям о парламентских речах солидных законодателей. Сенатор Н. Н. Таганцев впоследствии вспоминал «демагогические» выступления Керенского, причем не отказывал депутату в ораторском даре, но считал его талантом «чисто митингового характера»[136]136
  Таганцев Н. Н., сенатор. Из моих воспоминаний (Детство. Юность) // 1917 год в судьбах России и мира: Февральская революция (От новых источников к новому осмыслению). М., 1997. С. 246.


[Закрыть]. Однако в 1917 году как раз такой стиль выступлений и был востребован, именно такие речи с энтузиазмом воспринимались на огромных митингах. Леонидов восхвалял характерную ораторскую манеру Керенского: «В думских речах теперешнего министра вы не найдете филигранной отделки, в них нет специфических ораторских построений, все это сказано экспромтом; это не речи в том узком смысле, в каком они обычно понимаются; это вопли мятущегося, истекающего кровью сердца – большого и пламенного сердца истинного народного трибуна»[137]137
  Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 5.


[Закрыть].

Популярный в радикальных кругах депутат приглашался на различные совещания, собрания и конференции; это отражало рост его известности и влияния. В 1913 году он был избран председателем IV Всероссийского съезда работников торговли и промышленности[138]138
  Керенский был делегатом от Вольского общества приказчиков (он сам предложил свою кандидатуру и письменно подтвердил готовность уплатить членский взнос, необходимый для вступления в общество). См.: Государственный архив Саратовской области. Ф. 53. Оп. 1 (1913). Д. 3. Л. 202–202 об.


[Закрыть]. Председательство радикального адвоката в собрании подобного рода вызвало насмешливые комментарии со стороны правых. В Думе Н. Е. Марков (Марков-второй) в свойственной ему манере заявил: «Депутат Керенский, насколько мне известно, да и вам тоже, адвокат, – во всяком случае, не приказчик; может быть, приказчик еврейского кагала, но это в переносном смысле… Разве можно во всем обществе малообразованных людей допустить пропаганду господ Керенских?»[139]139
  Правые партии: Документы и материалы / Сост., авт. предисл., введ. и коммент. Ю. И. Кирьянов. М., 1998. Т. 2: 1911–1917 гг. С. 349–350.


[Закрыть] Но в радикальных кругах подобные выступления ненавистных черносотенцев лишь умножали славу молодого лидера фракции трудовиков. Многие же жители страны воспринимали Керенского как своего защитника: он получал немало писем от «маленьких людей», которые направляли ему жалобы, разоблачали злоупотребления и несправедливости, надеясь на его заступничество[140]140
  ГАРФ. Ф. 1807. Оп. 1. Д. 244.


[Закрыть].

Керенский продолжал участвовать в нелегальных и полулегальных предприятиях. За депутатом пристально следила полиция, его досье в Департаменте полиции пухло, информаторов внедряли в ближайшее его окружение. В 1913 году Керенский участвовал в работе «Петербургского коллектива» эсеров. Парижская агентура Охранного отделения даже сообщала, что он якобы принадлежал к руководству партии – входил в состав Центрального комитета. Эта информация не соответствовала действительности, однако она позволяет составить представление об отношении к Керенскому со стороны руководства Министерства внутренних дел. В действительности депутат отклонил предложение эсеров быть их представителем в Думе, его целью было политическое объединение всех народнических групп. Однако эти полицейские материалы были опубликованы в 1917 году сторонниками Керенского; читатели же данной публикации могли получить преувеличенное представление о масштабах деятельности политика до революции, что в тех условиях способствовало укреплению его авторитета[141]141
  Александр Федорович Керенский (По материалам Департамента полиции). С. 9; Kerensky A. The Crucifixion of Liberty. Р. 163; Abraham R. Alexander Kerensky. P. 52, 64.


[Закрыть].

Накануне мировой войны, 23 июля 1914 года, Керенский был задержан в Екатеринбурге во время неразрешенного властями собрания местных учителей. От ареста его спасла депутатская неприкосновенность[142]142
  Александр Федорович Керенский (По материалам Департамента полиции). С. 11; Kerensky A. The Crucifixion of Liberty. Р. 173–174.


[Закрыть]. Нелегальная деятельность Керенского была связана с немалым риском, однако члена Думы защищал парламентский иммунитет.

Примерно в то же время (в 1911 или 1912 году) молодого политика пригласили вступить в «Великий Восток народов России», тайную организацию, созданную в 1910 году на основе масонских лож, существовавших ранее[143]143
  В мемуарах и исследовательской литературе она часто без оговорок именуется масонской, так ее именовал и сам Керенский (см.: Керенский А. Ф. Россия на историческом переломе: Мемуары. М., 1993. С. 61–65). Вместе с тем «Великий Восток народов России» не походил на большинство лож «свободных каменщиков»: в него, например, принимались женщины, там почти отсутствовали мистические ритуалы, не слишком много времени уделялось обсуждению философско-этических проблем. Организация была прежде всего надпартийным элитарным объединением, целью которого являлось изменение политической системы России, низвержение самодержавного строя. Вот почему известный исследователь этой организации В. И. Старцев часто использовал в ее отношении термин «политическое масонство» (несколько текстов ученого, посвященных данной теме, собраны в книге: Старцев В. И. Тайны русских масонов). Термин «политическое масонство» нельзя назвать вполне удачным: «вольные каменщики» в разные времена и разными способами стремились влиять на власть, поэтому «неполитическое» масонство было скорее исключением. В то же время термин Старцева справедливо указывает на специфику «Великого Востока народов России» по сравнению с иными масонскими организациями.


[Закрыть]. Роль Керенского в этой организации была велика: вскоре он стал членом Верховного Совета лож, а в 1916 году был секретарем Верховного Совета (возможно, он исполнял эту должность и в начале 1917 года). Один из исследователей истории масонства даже пишет об «организации Керенского», отделяя тем самым «Великий Восток народов России» от русского масонства предыдущего периода[144]144
  Smith N. Political Freemasonry in Russia: A Discussion of Sources // The Russian Review. 1985. Vol. 44. No. 2. P. 158.


[Закрыть].

В какой степени масоны способствовали выдвижению Керенского? Адвокат А. Я. Гальперн, сменивший Керенского на посту секретаря Верховного Совета и ставший в 1917 году управляющим делами Временного правительства, вспоминал: «Ведь мы же его выдвинули и вообще создали – сами и ответственны за него»[145]145
  Запись беседы с А. Я. Гальперном, 1928 г. // Николаевский Б. И. Русское масонство и революция. М., 1990. С. 74.


[Закрыть]. Однако если масоны содействовали карьере Керенского, то и популярный политик был необычайно важен для «братьев», которые стремились привлечь в свои ряды людей, уже обладающих влиянием. Во всяком случае, известным общественным деятелем он стал еще до вступления в ложу[146]146
  Слова Гальперна можно интерпретировать и иным образом: масоны-де продвигали Керенского во власть в 1917 году, а потом способствовали укреплению его власти. Это тоже представляется сильным упрощением: выдвижению Керенского способствовали многие факторы, а среди его влиятельных сторонников и полезных союзников было немало тех, кто явно к масонам не принадлежал. Об эффективности действий масонов по продвижению и прославлению Керенского судить сложно. Некоторые пропагандистские акции, устроенные при участии Гальперна и других масонов, не производят серьезного впечатления. См.: Колоницкий Б. И. Издательство «Друзья свободы» (Из истории идейно-политической борьбы в 1917 году) // Книжное дело в России во второй половине XIX – начале XX века. Л., 1989. Вып. 4. С. 79–84.


[Закрыть].

О масонстве Керенского его биографы в 1917 году не сообщали. Вообще, масонская тема в тот период почти не звучала, и это представляется странным: возбужденное общество было склонно к конспирологическим построениям разного рода; всевозможные «теории заговора» использовались в целях политической мобилизации и левыми, и правыми. При этом о симпатиях зарубежных масонских организаций к антимонархической революции в России было известно, а о связях масонов с Керенским можно было читать даже в периодических изданиях. Так, 24 мая газета российского военного ведомства, главой которого Керенский тогда был, опубликовала обращение итальянских членов шотландского масонского ордена «Смешанный Международный» к «обновленной России», и адресатом их послания был русский военный министр. Общество итальянских масонов шотландского обряда на своем экстренном собрании большинством голосов постановило «приветствовать русский народ с избавлением от изменников родины, стремившихся заставить Россию заключить позорный мир…». Авторы этого приветствия выражали надежду, что русская армия «приложит все усилия к доведению войны до победоносного конца», и предлагали «всем русским коллегам присоединиться к итальянским масонам для совместного распространения общих идеалов»[147]147
  Русский инвалид. 1917. 24 мая. Информация об этом послании содержалась в заметках, опубликованных и в других изданиях. См.: Зовут присоединиться // Маленькая газета. 1917. 21 мая.


[Закрыть].

Остается только гадать, почему обращение итальянских масонов к «русскому коллеге» не было использовано многообразными противниками Керенского (к числу которых принадлежали и некоторые «братья», ставшие после Февраля политическими оппонентами министра, и давно враждебные ему правые деятели, азартно обличавшие до революции «жидомасонские заговоры»). Во всяком случае, в публичных репрезентациях революционного министра в 1917 году – и позитивных, и негативных – его принадлежность к масонской организации не играла видимой роли.

Для репутации Керенского, сложившейся ко времени революции, немалое значение имели и те судебные процессы, в которых он не выступал в качестве адвоката. В 1911–1913 годах Россия была взбудоражена делом киевского еврея М. Бейлиса, обвиненного в совершении ритуального убийства. Руководители Министерства внутренних дел и Министерства юстиции оказывали давление на следствие, а в черносотенной прессе и в Государственной думе правые вели антисемитскую агитацию. Кодекс поведения радикального интеллигента требовал в подобной ситуации немедленных и решительных действий. Левые, либералы и даже часть консерваторов начали кампанию в защиту Бейлиса, а Керенский выступил 23 октября 1913 года в Думе с речью по поводу процесса. В тот же день состоялось собрание присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты. Оно было посвящено выборам представителей корпорации – рутинной процедуре, обычно не привлекавшей особого внимания. Однако адвокаты-радикалы решили превратить это заседание в политическую демонстрацию и мобилизовали своих сторонников, которые в большом числе явились на собрание. Когда председательствующий начал обсуждение заявленной повестки дня, Керенский и Н. Д. Соколов настояли на обсуждении дела Бейлиса. Большинство собравшихся проголосовало за резолюцию, осуждавшую действия властей, – в ней содержался протест против «нарушений основ правосудия»[148]148
  31 октября 1913 года Керенский направил цветы А. С. Зарудному, одному из защитников Бейлиса. Прилагаемая записка гласила: «Протягиваю вам руку за все сделанное и пережитое нами в деле Бейлиса». См.: РГИА. Ф. 857. Оп. 1. Д. 441. Л. 1.


[Закрыть].

Против организаторов протеста было возбуждено дело, им инкриминировались оскорбление русского суда и правительства, а также попытка влиять на исход незавершенного процесса. Власти поставили вопрос о лишении Керенского депутатских полномочий, министр юстиции И. Г. Щегловитов направил председателю Государственной думы письмо, в котором объявлял о привлечении депутата в качестве обвиняемого. Однако думская комиссия личного состава большинством голосов решила, что Керенский не подлежит устранению из Думы, и депутатская неприкосновенность продолжала его защищать[149]149
  Там же. Ф. 1278. Оп. 5. Д. 442. Л. 4–99 об.


[Закрыть].

Для радикальной интеллигенции Керенский после дела Бейлиса стал настоящим героем. Показательно, например, письмо некоей сибирячки В. Поповой:

Было горько и вместе с тем радостно читать газетные известия по делу адвокатов. Горько за неправду, за притеснения, и радостно, бесконечно радостно слышать правду из уст сильных и честных людей. Большое, большое спасибо! <…> Очень прошу в далекую Сибирь прислать Вашу карточку. Ни в журналах, ни в магазинах – нигде нет Вашей хорошей фотографии. А мне так хочется иметь Вашу карточку. Вы не откажете мне в этой небольшой просьбе? Так приятно иметь всегда перед собою лицо смелого и честного человека. Мне очень хочется, чтобы Вы поверили искренности моих слов[150]150
  ГАРФ. Ф. 1807. Оп. 1. Д. 244. Л. 209–209 об.


[Закрыть].

Керенский превращался во всероссийскую знаменитость, становился кумиром радикально мыслящих жителей страны.

В июне 1914 года суд вынес приговор по делу петербургских адвокатов. Керенский был осужден на восемь месяцев заключения, однако, как уже отмечалось, его защищала неприкосновенность депутата. В его честь организовывали банкеты, ему посылали приветственные телеграммы, а в Думе лидеру трудовиков его единомышленники устроили овацию[151]151
  Abraham R. Alexander Kerensky. P. 68–69, 72.


[Закрыть]. Об участии Керенского в организации протеста против позиции властей в деле Бейлиса писали, разумеется, его биографы (Кирьяков, Леонидов)[152]152
  Кирьяков В. В. А. Ф. Керенский // Нива. 1917. № 19. С. 289; Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 15.


[Закрыть]. При этом в некоторых текстах не упоминалось о депутатской неприкосновенности Керенского, что могло создать у читателей впечатление, будто радикальный депутат действительно понес наказание: «За эту резолюцию он в числе других ее подписавших был привлечен к суду по 279[-й] ст[атье] Уложения о наказаниях и приговорен к 8-ми месяцам тюрьмы», – сообщалось без комментариев в одном биографическом очерке, опубликованном во время революции[153]153
  Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3–4.


[Закрыть].

Важное значение для карьеры политиков и для формирования их образов во время революции имело отношение к Первой мировой войне, однако некоторые биографы министра, излагавшие последовательно его жизнеописание, попросту не упоминали об этом[154]154
  Там же. С. 4.


[Закрыть]. Вопрос об отношении к войне в 1917 году раскалывал российское общество, поэтому для характеристики государственного деятеля, стремившегося создать широкую политическую коалицию, любая реконструкция его отношения к мировому конфликту была бы политически невыгодна.